Текст книги "Четыре войны морского офицера. От Русско-японской до Чакской войны"

Реализация объединенной кораблестроительной программы столкнулась не только с финансовыми сложностями. Приходится констатировать и то обстоятельство, что очень остро стояла проблема с проектированием новых кораблей. В частности, на проведенный Морским министерством в 1898 году конкурс на составление проекта нового броненосца было представлено пять вариантов от российских инженеров, но ни один из них не соответствовал требованиям военных и условиям конкурса. Все эти проекты являлись развитием «Пересвета» (находившегося в постройке и, по мнению как специалистов того времени, так и историков, отнюдь не считавшегося «верхом совершенства») и уже не удовлетворяли запросам флота. Пришлось прибегнуть к иностранному опыту, а дальше начались полудетективные истории. Заказ на один броненосец получила американская фирма Чарльза Крампа, второй корабль решили строить во Франции.

Широко распространено мнение, будто Крамп смог получить выгодные заказы на постройку броненосца и крейсера («Ретвизан» и «Варяг» соответственно) не только благодаря деловой хватке и не самой плохой репутации своей верфи, но и за счет умелого «подмазывания» российских должностных лиц. В числе «выгодополучателей» назывались возглавлявший Главное управление кораблестроения и снабжений вице-адмирал В.П. Верховский и близкий родственник императора, «августейший шеф флота», генерал-адмирал Алексей Александрович. Насколько это соответствует действительности – сказать трудно. Но зато известно другое: по различным причинам в то время на предложения Морского ведомства принять участие в разработке и реализации проекта нового броненосца для Российского императорского флота откликнулась буквально пара иностранных фирм, причем не самых «продвинутых».

Тем временем поступило предложение из Франции – свой проект броненосца представил известный инженер и предприниматель Антуан-Жан Амабль Лагань. Этот человек был далеко не новичком в кораблестроении (на тот момент – главный конструктор и директор верфи общества «Forges et chantiers de la Méditerranée»), а в качестве прототипа для нового корабля он использовал построенный для французского флота эскадренный броненосец «Жорегиберри». Для своего времени это был достаточно совершенный корабль, хотя и не совсем соответствовавший российским требованиям. Почему проект Лаганя приняли после минимальных обсуждений, доподлинно неизвестно. Есть мнение, что решение носило чисто политический характер – Россия и Франция к этому времени уже стали союзниками, да еще и Республика благополучно превратилась в главного кредитора империи. Возможно, что великий князь Алексей Александрович действовал не совсем бескорыстно – в России конца XIX – начала XX века ходило множество слухов о мздоимстве и корыстолюбии императорской родни. Однако не исключен и такой вариант: лучшего проекта просто не имелось, а потому и выбирать, собственно говоря, было не из чего. Так или иначе, но Лаганю броненосец, получивший название «Цесаревич», заказали…

Какой из проектов – Крампа или Лаганя – оказался лучше, однозначно сказать трудно. И «Ретвизан», и «Цесаревич» имели свои недостатки. Но в России посчитали, что башенный вариант расположения средней артиллерии «француза» по сравнению с казематным «американцем» является более совершенным.

Пока шло обсуждение достоинств и недостатков отечественных и иностранных проектов, у петербургских корабелов возникла проблема: требовалось срочно загрузить оставшиеся без работы производственные мощности. В результате Балтийскому заводу в спешном порядке заказали «Победу» – третий броненосец типа «Пересвет», отличавшийся от головного корабля лишь незначительными усовершенствованиями. Более того, возникла идея заложить аналогичные корабли еще и на других верфях (в Новом Адмиралтействе и на Галерном островке).

В столь непростой ситуации Морской Технический комитет (МТК) начал склоняться к тому, чтобы строить новые броненосцы по образцу «Цесаревича». Но тут возникли сомнения: а удастся ли воплотить в металле французский проект на российских верфях? О том, что подобное «действо» невозможно, с уверенностью говорили многие видные кораблестроители. Поэтому в начале июля 1898 года – практически день в день с выдачей заказа на постройку «Цесаревича» – в МТК приняли решение составить новый проект на основе разработок Лаганя, причем допускалось некоторое увеличение водоизмещения при сохранении прочих основных характеристик.

Переработкой проекта занимался Д.В. Скворцов, сумевший в кратчайшие сроки решить проблему «адаптации». Он предложил несколько удлинить корпус броненосца, а также увеличить мощность машин. При этом была сделана поправка на особенности изготовления в России механизмов и орудийных башен, которые по сравнению с французскими наверняка получились бы более тяжелыми. Это и обусловило некоторый рост водоизмещения. Но Скворцов допустил одно существенное отступление от идей Лаганя: вместо средних башен российский инженер предложил разместить казематы, в которых и установить четыре 6-дюймовых орудия. Основанием для подобного «самоуправства» послужили сомнения в том, что углы обстрела средних башен на практике будут соответствовать заявленным во французском проекте. В МТК признали сомнения Скворцова обоснованными, но продолжали настаивать на чисто башенном размещении средней артиллерии.

В инициативном порядке за переработку проекта «Цесаревича» взялись и на Балтийском заводе. Там инженер В.Х. Оффенберг разработал целых три варианта, однако МТК с их рассмотрением не спешил. По мнению современных исследователей, Комитет был попросту завален доработкой и согласованием различных проектов и спецификаций.

В конечном итоге был утвержден проект Скворцова, однако не предложенный в июле 1898 года, а основательно переработанный. Дело в том, что по совместному решению генерал-адмирала и управляющего Морским министерством следовало защитить броней батарею противоминной артиллерии (на «Цесаревиче» эта батарея не бронировалась). Для компенсации возникающего «лишнего» веса допускалось незначительно уменьшить толщину главного броневого пояса. От размещения всей средней артиллерии в башнях, как это изначально предусматривалось Лаганем, решили не отказываться.

Эскадренный броненосец «Орел», строившийся по программе 1895 года, был зачислен в состав Балтийского флота 22 августа 1899 года. Наряд на его постройку был выдан Галерному островку, а подписание контракта на постройку третьего представителя типа «Бородино» состоялось 26 октября 1899 года. Закладка трех первых кораблей серии состоялась в мае 1900 года, но если «Бородино» и «Император Александр III» были заложены 11-го числа, то «Орел» – спустя девять дней, 20-го. Работы на Галерном островке велись не слишком быстро, но и не совсем уж безнадежно медленно. Торжественный спуск броненосца на воду состоялся 6 июля 1902 года, а в начале мая 1904 года его перевели в Кронштадт для окончательной достройки и установки брони.

Во время достройки в Кронштадте с «Орлом» случилось чрезвычайное происшествие: авария, едва не обернувшаяся катастрофой. Утром 8 мая, всего через пять дней после перехода из Санкт-Петербурга, броненосец начал валиться на борт, швартовы оборвались, и «Орел» получил крен в 24°. Несмотря на попытки спрямить корабль, он вскоре сел на грунт с креном 16°. Через неделю воду откачали, и подвсплывший броненосец ввели в док, но вступление в строй было отодвинуто на некоторое время. Впрочем, исследователи отмечают: «Кратковременное пребывание в воде не успело нанести ущерб главным механизмам». Как раз в период устранения последствий аварии и прибыл на броненосец мичман Я.К. Туманов.

О событиях, едва не погубивших броненосец вдали от театра военных действий, в своем порту, было сказано немало «теплых слов». Обстоятельную оценку дал известный отечественный кораблестроитель А.Н. Крылов: «В чем же была причина аварии? Через неплотно загнанные пробки дыр для броневых болтов тех плит, которые еще не были поставлены, вода проникала в корабль и скоплялась в бортовых коридорах, внутренняя переборка которых вполне водонепроницаема и в которой никаких отверстий нет.

Если бы даже за коридорами не наблюдали (что следовало делать, ибо на пробки полагаться нельзя), то был другой признак, на который на корабле никто не обращал внимания. Корабль стоял у стенки, на которую были поданы швартовы. Вот эти-то швартовы обтягивались все туже и туже, препятствуя образованию крена; никто за этими швартовыми не следил. Наконец они лопнули – или все сразу, или почти моментально один за другим, корабль стал быстро крениться, причем первый размах такого крена составляет двойную [разрядка А.Н. Крылова – Прим. ред.] величину против его статического значения».

Далее Крылов писал о том, что на одной из фотографий была «…ясно видна батарея мелкокалиберной противоминной артиллерии; корабль черпнул этими портами, вода влилась на батарейную палубу; это не имело бы тяжких последствий, но у борта были открытые люки в патронные погреба, которые тотчас же залило, крен еще увеличился, под воду ушел скос, на котором стояли башни шестидюймовых (152-мм) орудий; на этом скосе были горловины для погрузки угля. Так как везде шли работы по оборудованию и достройке корабля, то все люки и горловины на скосе были или открыты или закрыты временными деревянными решетками, чтобы в них кто-нибудь случайно не провалился; вода залила угольные ямы через их нижние горловины – котельные отделения, и корабль только потому не опрокинулся вверх килем и не потонул, что глубина гавани всего 30 фут. (около 9 м), – и он сел на дно».

Несмотря на задержку, связанную с устранением последствий аварии, к середине августа «Орел» смог выйти на заводские испытания машин. В конце месяца, 28-го числа, состоялись официальные испытания машин, не которых были показаны следующие результаты:

мощность машин – 14 176 л.с.;

средняя скорость за время 6-часового пробега – 17,5 уз;

наибольшая скорость за время испытаний – 18 уз.;

Пар для машин вырабатывали 20 котлов Бельвиля.

На испытания броненосец вышел с неполной нагрузкой – его водоизмещение составляло 13 320 т (фактическое нормальное водоизмещение 14 151 т).

29 августа состоялись еще одни испытания – на сей раз артиллерии. Их также признали успешными.

17 сентября «Орел» снялся с якоря и вышел из Кронштадта, направляясь на соединение с эскадрой З.П. Рожественского. Но уже на Большом Кронштадтском рейде перегруженный корабль (его водоизмещение на тот момент превышало 15 000 т) сел на мель, сняться с которой самостоятельно ему не удалось. Лишь через двое суток благодаря активной работе землечерпального каравана броненосец смог выйти на глубокую воду и продолжить плавание.

Водоизмещение проектное – 13 516 т, полное – 15 200 т.

Главные размерения – длина наибольшая 121 м, ширина 23,22 м, осадка проектная 7,97 м (фактическая наибольшая – до 8,9 м).

Проектная мощность механизмов – 15 800 л.с.; пар для машин вырабатывали 20 котлов Бельвиля.

Нормальный запас угля – 787 т, полный – 1235 т.

Дальность плавания 10-узловым ходом проектная – 2590 миль.

Бронирование: полный нижний пояс по ВЛ толщиной в средней части 194 мм (в оконечностях утоньшался до 125 мм); полный верхний пояс толщиной в средней части 152 мм (в оконечностях – 102 мм). Башни главного калибра – 254 мм, крыша – 63 мм; башни среднего калибра – 152 мм, крыша – 30 мм; противоминная батарея 76 мм. Рубка – 203 мм. Противоторпедная переборка – 43 мм. Палубы – до 51 мм.

Вооружение: 4 × 305/40-мм (штатный боезапас – 60 снарядов на орудие), 12 × 152/45-мм (210), 20 × 75/50-мм (300), 20 × 47/43-мм, 2 × 37/23-мм, 2 × 63,5/19-мм десантных орудия; 10 пулеметов; 4 × 381-мм торпедных аппарата (2 надводных и 2 подводных). Предусматривался минный погреб, рассчитанный на хранение 50 мин.

Экипаж: по штату 28/754 человек, по состоянию на 22 октября 1905 года – 846 человек.

Пересказывать описанную Я.К. Тумановым историю похода «Орла» в составе эскадры З.П. Рожественского (2-я эскадра Тихого океана) нет смысла. Однако стоит остановиться на событии, по сей день не оставляющим равнодушными любителей морской истории. Речь идет о так называемом Гулльском инциденте.

До сих пор нет ясности, что же послужило первопричиной трагических событий – расстрела российскими кораблями английских рыболовецких судов. Несмотря на ряд свидетельских показаний, вроде бы подтверждающих наличие в районе инцидента неких загадочных миноносцев (или хотя бы одного миноносца), никаких документальных свидетельств наличия в том районе чужих кораблей никогда обнаружено не было. Можно достаточно уверенно говорить лишь об одном факте: японцы тут точно «не при делах».

Вероятнее всего, свою роль в создании чрезвычайно нервной обстановки на русской эскадре сыграли многочисленные донесения агентов, дипломатов и «доброжелателей», регулярно поставлявших «самую свежую и достоверную информацию» о готовящемся нападении коварных «азиатов». Ничего общего с действительностью подобная информация не имела, но моряков она, безусловно, держала в напряжении. Не так сложно представить себя на месте российских матросов и офицеров: проигнорировать предупреждения нельзя, ведь если они окажутся хотя бы частично правдивыми, большой беды не избежать. Здесь можно провести некоторую аналогию с событиями последних лет в нашей стране – многочисленными звонками с сообщениями о минировании самых разных объектов. Хотя все подобные сообщения до сих пор оказывались ложными, властям (да и рядовым гражданам России) приходится так или иначе реагировать на угрозы. Логика тут простая: эвакуации посетителей, пассажиров и учащихся конечно же сопряжены с нервотрепкой и материальным ущербом. Но одна пропущенная по невнимательности или разгильдяйству реальная угроза может обернуться большими человеческими жертвами.

Возвращаясь к событиям, разыгравшимся в Северном море, отметим: стрельба по рыбацким судам началась спонтанно, без приказа командования. Просто у кого-то из постоянно ожидавших нападения комендоров сдали нервы. Но все-таки имелась ли более достойная цель для русских пушек? С одной стороны, трудно себе представить, чтобы все участники похода на загадочном миноносце, а тем более – целом отряде миноносцев, до конца своих дней хранили молчание. Да и никаких документов, как отмечалось выше, найти не удалось. Можно лишь допустить, что миноносец какой-либо страны (британский, германский или датский) действительно наблюдал за российскими кораблями. Но мог ли спровоцировать этот «наблюдатель» открытие огня?

«Орел» в ходе «ночного боя» выпустил по воображаемому противнику довольно много снарядов. Всего было израсходовано 13 шестидюймовых (в т. ч. два сегментных), 176 75-мм и 356 47-мм снарядов, а также 1380 пулеметных патронов. Сколько попаданий в рыбацкие суда пришлось на долю его артиллеристов – неизвестно.

В любом случае Гулльский инцидент трудно отнести к светлым страницам российской морской истории. Тем более что от беспорядочной стрельбы пострадали не только британские рыбаки, но и крейсер под Андреевским флагом, «Аврора». Повреждения корабля оказались незначительными, однако был смертельно ранен судовой священник, а один из комендоров получил легкое ранение.

Еще одна любопытная подробность связана с тем, как мичман Туманов воспринимал попытки «нейтралов» этот самый нейтралитет отстаивать. Нарушения принятых в то время норм международного права совершались постоянно, причем в территориальных водах самых разных стран – Испании, Марокко, Португалии, Франции. Российский офицер искренне недоумевает (и даже возмущается), почему это маленькая португальская канонерка «нагло» требует от могучих броненосцев убираться в открытое море. Но вот ведь что интересно: окажись сам Язон Константинович на месте португальского командира, так ведь он бы по нарушителям суверенитета мог бы и оружие применить!

Описание Цусимского сражения в книге «Мичмана на войне» нельзя назвать обстоятельным и подробным. Причина проста – вскоре после начала боя главных сил, вскоре после 14: 30, автор был серьезно ранен и его унесли на перевязку. Однако в целом броненосцу «Орел» в дневном бою повезло, и он избежал судьбы, постигшей три однотипных корабля из состава Первого броненосного отряда. Не стал броненосец и жертвой ночных торпедных атак, погубивших еще несколько крейсеров и броненосцев. Но и прорваться во Владивосток так и не удалось. На следующий день после «большого» сражения отряд из двух эскадренных броненосцев, двух броненосцев береговой обороны и одного крейсера 2-го ранга под общим командованием контр-адмирала Н.И. Небогатова был окружен неприятелем и капитулировал. Отказался выполнить приказ командующего о сдаче лишь быстроходный крейсер «Изумруд», но и он до Владивостока не добрался – сел на камни у своих берегов, после чего был взорван собственным экипажем (японцев поблизости не наблюдалось).

Сдачу кораблей Небогатова впоследствии признали позорной, и лишь в отношении офицеров «Орла» не звучало уничижительных слов. Очень уж серьезными оказались полученные этим броненосцем повреждения. В дневном бою 14 (27) мая 1905 года в корабль попало несколько десятков снарядов, в том числе в левый борт пришлось 45–50 попаданий, а в правый – около 20. Из общего количества попаданий на долю крупнокалиберных снарядов (12 и 10 дюймов) пришлось не менее 11. Впрочем, порой большую опасность несли и сравнительно небольшие снаряды. Так в противоминной батарее «Орла» произошел взрыв беседки с патронами, вызванный осколком 3-дюймового снаряда.

Артиллерийское вооружение броненосца пострадало очень значительно. Левое орудие главного калибра в носовой башне полностью вышло из строя (оторван ствол), а у правого испортился зарядник, после чего для продолжения стрельбы пришлось использовать подачу зарядов левого орудия. В кормовой 12-дюймовой башне в результате попадания в крышу снаряда большого калибра – вероятно, 8-дюймового – оказался ограничен угол вертикального наведения левого орудия, и дальность его стрельбы не превышала 27 кбт. А из шести башен среднего калибра к концу боя не действовали три. Подбиты или уничтожены полностью и многие 75– и 47-мм пушки.

В литературе можно встретить упоминания о том, что на «Орле» осталось мало снарядов. Но это утверждение не соответствует действительности. Японцы, проводившие тщательную ревизию трофейного имущества, отметили, что ими было найдено 188 12-дюймовых снарядов. В это число вошли 70 бронебойных снарядов, 52 «стальные гранаты», 44 «чугунные стальные гранаты» и 22 «сегментные стальные гранаты». Достаточным для продолжения боя представляется и боезапас для 6-дюймовых и 75-мм пушек.

Очень существенными оказались потери «Орла» в личном составе. Всего в дневном бою пострадало 128 человек (еще два моряка выбросились за борт и утонули при сдаче корабля 15 мая), причем из 19 строевых офицеров контузий или ранений не получили всего трое.

Следует согласиться с мнением тех исследователей, которые полагают: в случае продолжения артиллерийского боя «Орел» был бы неминуемо потоплен (как вариант – добит торпедами, по аналогии с «Князем Суворовым»). Признал это и военно-морской суд, оправдавший офицеров броненосца – об этом событии Я.К. Туманов пишет ярко и эмоционально…

В отличие от других сдавшихся кораблей отряда Небогатова «Орел» получил достаточно серьезные повреждения, и его быстрое вступление в строй практически исключалось. А потому новые хозяева решили не ограничиваться простым ремонтом, а осуществить основательную модернизацию трофея, которому присвоили наименование «Ивами». Наиболее существенным изменением стал демонтаж тяжелых двухорудийных броневых башен средней артиллерии, на месте которых установили одиночные 8-дюймовые орудия со щитами. Также последовало решение заделать расположенные недостаточно высоко над ватерлинией порты 75-мм орудий противоминной батареи, а противоминные 3-дюймовые пушки перенесли на спардек. Еще одним новшеством стало изменение торпедного вооружения: японцы заменили 15-дюймовые подводные аппараты 18-дюймовыми, а надводные – демонтировали.

По данным, приведенным в справочнике «Warships Of The Imperial Japanese Navy, 1869–1945» (издание 1986 г.), после вступления в строй «Ивами» нес следующие вооружение: 4 × 12”, 6 × 8”, 16 × 3”, 20 × 47-мм, 8 × 37-мм, а также два подводных 18” торпедных аппарата. Впоследствии большую часть малокалиберной артиллерии с корабля сняли.

Изменения коснулись не только вооружения. Были выполнены и другие большие работы. С мачт убрали тяжелые боевые марсы, уменьшили диаметр и высоту труб, сняли верхние ярусы мостиков и надстроек. В итоге японцам удалось добиться того, что нормальное водоизмещение почти приблизилось к проектному и по состоянию на лето 1907 года, когда работы завершились, оно составляло 13 800 т. Скорость при этом достигла 18 узлов. Кстати, разгрузка «трофея» в ходе модернизации положительно сказалась и на его остойчивости.

С лета 1907 по 1921 год «Ивами» числился линейным кораблем, и первым крупным событием в этом качестве для него оказалось участие в больших манёврах 1908 года. После вступления Японии в Первую мировую войну 23 августа 1914 года ему довелось повоевать во время осады германской военно-морской базы Циндао. Вместе с нескольким другими трофейными броненосцами экс-«Орел» был включен в состав эскадры, направленной для блокады неприятельской крепости и поддержки операций своих сухопутных войск. Сколько-нибудь серьезного противника на море у японцев (а также взаимодействовавших с ними небольших британских сил) не оказалось, а вот пострелять по береговым целям кораблям эскадры довелось.

Первый большой обстрел германских позиций японо-британский отряд в составе броненосцев «Суво» (бывшая «Победа»), «Ивами», «Танго» (бывшая «Полтава») и «Трайэмф» осуществил 28 сентября. Всего союзники выпустили около полутора сотен снарядов большого калибра, из них на долю «Ивами» пришлось 20 двенадцатидюймовых и 9 восьмидюймовых. Вплоть до конца осады японский флот обстреливал различные немецкие укрепления и позиции, немецкие батареи старались отвечать, но без особого успеха. Лишь один раз, 14 октября, кайзеровские артиллеристы смогли поразить 240-мм снарядом британский «Трайэмф».

После капитуляции Циндао «Ивами» в баталиях Первой мировой больше не участвовал. Зато в 1918 году линкор был задействован в ходе интервенции на российском Дальнем Востоке, и течение некоторого времени служил флагманом пришедшей во Владивосток японской эскадры. В 1921 году «Ивами» переклассифицировали в корабль береговой обороны 1-го класса, но уже вскоре вывели из состава флота, разоружили и превратили в блокшив (плавучий склад). Но и в этом качестве старый броненосец использовался недолго: 1 сентября 1922 года его окончательно исключили из списков флота, а в июле 1924 года использовали в качестве плавучей мишени для морской авиации. Итогом учений стало затопление корабля-цели в районе Миура.

Б.В. Соломонов