Текст книги "Хозяин дома"

– Да, Пётр, как-то раз мы обсуждали это с Димой, – сказала Анна. – И я, и Дима в детстве мечтали писать книги, но по различным причинам предали эту свою мечту. А Сергей, как мне рассказал Дима, в своё время занимался боксом, но почему-то не стал далее двигаться в этом направлении.

– Сергей не так сильно подвержен влиянию Чернобродова и Привязчикова, как Дмитрий, – пояснил Пётр, – поэтому единоборства не увлекли его с той же силой, что и твоего спутника. И всё же я не стану отрицать, что некоторые качества Дмитрий развил в себе сильнее, нежели Сергей. И это можно сказать в отношении любого из вас. Между прочим, возвращаясь к теме книг, должен добавить, что и Георгий Безделов, и Соня Сладкова также неравнодушны к литературе.

– Да, я знаю, что Соня, как и я, ранее преподавала гуманитарные предметы в школе, – сказала Анна. – А вот я тебя хотела спросить, Пётр, если ты не возражаешь (Пётр не возражал). Как ты сам относишься к этим двум направлениям – к единоборствам и литературе?

– Ну, скажем так, кое-какие достижения имеются, – снова чуть улыбнулся собеседник Обидиной.

«Почему-то мне кажется, что ты дерёшься лучше Димы и пишешь лучше Сергея», – подумала, но не стала озвучивать свои мысли Анна.

По лицу Петра она прочитала, что эта мысль имеет под собой веское основание.

– Как-то раз Дима озвучил мне интересную мысль: собери всех нас воедино – и получится совершенный человек, – припомнила Анна один из разговоров с возлюбленным.

– Что же, действительно интересная мысль, – одобрительно кивнул Пётр.

– А что, если в этой гостинице, которая, как ты сам сказал, раньше была обычным домом, изначально было не много жильцов, а… всего один? – предположила Анна.

Обидиной показалось, что выражение лица её собеседника незначительно переменилось после этих её слов.

– Что же, ещё более интересная мысль. Ну а сейчас мне нужно сделать кое-какие дела, – принялся вставать из-за стола Пётр. – Если что, я на связи.

– Скажи, а Дима не стал разыскивать моих родителей? – вдруг вспомнила о волновавшем её вопросе Анна.

– У него была такая мысль, но, судя по всему, он от неё отказался. Мне кажется, он решил принять этот бой.

– Я верю в него, – слегка дрогнувшим голосом сказала Обидина.

– И я в него верю, – сказал перед тем, как уйти, Пётр.

 
                                               V
 

За последние пару дней Страхов практически не выходил из своего номера. Тот инцидент с возгоранием Змееносцева заставил Дениса глубоко задуматься над причинами происходивших событий. Происходило что-то, что нельзя было списать на простую череду несчастных случаев. И был ещё один момент, который чрезвычайно изумил Страхова. Тот огонь, который практически убил на его глазах Андрея, не причинил ему при соприкосновении ни малейшего вреда! Напротив, Денис даже почувствовал нечто благостное, исцеляющее.

Безусловно, эта череда пожаров и особенно то возгорание Андрея, свидетелем которого он стал, не позволяли Страхову оставаться безмятежным. Однако с того самого момента, как ему приснился огненный человек, Денис перестал быть беспомощным рабом своего страха. Он всё чаще и чаще вспоминал то состояние бдительности и сосредоточенности, в котором неизменно пребывал на боксёрском ринге – и в этом состоянии страх не мог найти лазейки в его сознание. Более того, Денис начал чувствовать некий бойцовский азарт: он стал представлять свой страх как некого оппонента, которого пусть пока и не удалось нокаутировать, но который тем не менее уже успел получить серьёзный урон. Денис хотел продолжить эту схватку и довести её до победы.

Ещё одно наблюдение не оставляло Страхова равнодушным. Он более не ощущал того помутняющего рассудок вожделения, которое до вечеринки в сауне заполучило над ним свою власть. Сейчас он мог думать о Соне практически бесстрастно, чему сам был крайне удивлён. Вместо желания обладать её телом его теперь интересовало нечто другое. Та книга, которую Сергей Васильевич предложил его чтению в самый тёмный для него час, явно оказала на него благотворное воздействие. Денис очень сильно захотел прочитать всю книгу целиком.

Страхов открыл на своём планшете поисковый сайт и ввёл в поиске предложение, которое ему удалось запомнить из книги дословно: «Если вы находитесь в состоянии страха, вы можете испугаться пепельницы» [20, с. 146]. Книга нашлась быстро, и название её было «Четвёртый путь», которое Денис припоминал ещё со времени чтения этой книги в комнате Болотова. Тогда они с Сергеем Васильевичем разбирали абзац про необязательность для жизни человека отрицательных эмоций. Скачав книгу на жёсткий диск, Денис принялся пролистывать её и вдруг остановил своё внимание на одном абзаце, в котором присутствовало словосочетание «спокойное место». Денис прочитал:

«В [опрос]. У меня была проблема, которая меня беспокоила. Я старался вспоминать себя и на короткое время вошёл в состояние, в котором уже невозможно было беспокоиться, и в то же время моё общее ощущение ценностей изменилось. Это состояние длилось недолго, но проблема, вернувшись, уже не имела прежней важности. Я нахожу очень трудным снова достичь такого состояния.

О [твет]. Совершенно верно. Продолжайте наблюдать, и вы найдёте, что в вас есть место, где вы спокойны, тихи, и ничто не способно вас побеспокоить. Найти туда дорогу непросто. Но если вы сделаете это несколько раз, то сумеете помнить какие-то из своих шагов и при помощи этих шагов сможете прийти туда снова. Но сделать это после одного опыта не выйдет, потому что вы не вспомните пути. Это тихое место не метафора – оно весьма реально» [20, с. 155].

«Не это ли самое происходит со мной, когда я стараюсь быть бдительным и сознательным? – подумал Денис. – Ведь в этот момент былые тревоги действительно перестают иметь для меня прежнее значение. Вместе с тем это состояние не является каким-то бездеятельным забытьем – напротив, я чувствую уверенность в своих силах и стремление действовать. Да, потом у меня далеко не всегда получается вернуться в это „место“, но я уже чувствую, что стал значительно ближе к тому, чтобы и вовсе „поселиться“ там». К Денису пришла мысль, что Чернобродов злится на Болотова во многом из-за того, что писатель уже почти проложил для себя путь в упомянутое тихое место, в то время как сам Николай Александрович ищет эту дислокацию в совершенно неправильном направлении.

«А тот человек с Солнца? Не из этого ли „места“ он?» – вдруг подумал Страхов.

Денис принялся читать книгу с самого начала. Знал бы он, что его мысли про переселение в то желанное мирное место не пройдут бесследно. Вскоре им предстояло произвести значительный эффект и на его нынешнее место пребывания, которое он пока что разделял с другими.

 
                                             VI
 

На следующее утро Формовщиков проснулся около десяти. На нём всё ещё был надет его костюм и шлем с маской, которые у него пока что не было сил снимать. Только почувствовав нестерпимый запах перегара, Дмитрий набрался сил и снял с себя ставший для него настоящей газовой камерой шлем. Всё, что происходило вечером предыдущего дня, всплывало в его памяти короткими обрывками. Формовщиков помнил, что к нему приходил Чернобродов, но это было уже ближе к концу застолья. До этого было общение с Желтковой, Драгунским и Привязчиковым, наполненное оправданием его поступков, сочувствием его непростой ситуации с Анной, а также беспрестанное уверение в том, что «он лучший и всё у него будет хорошо несмотря ни на что». Как бы там ни было, сейчас Формовщиков чувствовал себя отвратительно, и отравленный этиловым спиртом организм только усугублял это состояние. И всё же Дмитрий сумел подняться и после этого падения.

Формовщиков встал с кровати, снял с себя железный костюм и, сложив его в гардеробе, крепко задумался. Ему хотелось действовать. Конечно, если бы условный волшебник предложил исполнить любое его желание, Дмитрий, не колеблясь, попросил бы о встрече с Анной. Ему хотелось посмотреть ей в глаза и спросить, что между ними на самом деле происходит.

«Быть может, она уже вернулась?» – с надеждой подумал Дмитрий. Почистив зубы – что, впрочем, не избавило его от источаемого им ужасного запаха перегара – Формовщиков направился на четвёртый этаж. Постучал в дверь Анны – никто не открывает и никто не отзывается.

«Может, снова сходить к Болотову?» – пришла к Дмитрию мысль.

И тут Формовщиков понял, что теперь дело только за ним. Переливать из пустого в порожнее, проплакивая одну жилетку за другой, ему больше не хотелось. Нужно было разобраться в себе – теперь он чётко осознавал необходимость именно этого шага. Сходив сперва в столовую, где он осилил бульон с сухарями, Дмитрий вернулся в свой номер. Он решил снова перечитать тот текст, который ему дал Болотов. Формовщиков нашёл его спрятанным под подушкой.

«Должно быть, я не хотел показывать его той компании», – подумал Дмитрий. Присев на край кровати, он принялся со всем вниманием заново перечитывать текст:

«Истинно, нужно принять символ Вершины, как восхождение духа. Каждый ученик должен помнить, что уклонение от Вершины уводит путника от пути. Каждый лишний груз не поможет путнику. Явление Вершины остро, и каждая лишняя привязанность к Миру земному останавливает путника. Но трудно остановиться на склоне, потому будем помнить о Вершине восхождения. Трудно достичь Вершины, если дух не понимает основ Иерархии. Так на пути Огненном нет одиночества и пустоты, но есть лишь отрыв от Мира земного и неудержимое притяжение к Миру Огненному».

Агни Йога. Мир Огненный.

Часть третья. Шлока 22 [13, с. 20—21].

«Путник не может предугадать всех встреч, но он может найти время, чтобы уследить за идущими на перепутье. Не следует огорчаться, если путник постепенно будет оставаться в одиночестве, есть тропы, где трудно пройти многим. Уявление внимания к цели приведёт к новым сопутникам. Необходимо крепко держать цель пути».

Агни Йога. Братство. Шлока 181 [4, с. 107].

Здесь говорилось про привязанность к земному миру. К чему Дмитрий был более всего привязан? На данный момент к Анне. Вокруг неё, на первый взгляд даже не показавшейся ему очень красивой, его воображение слепило-таки новый божественный ореол, постепенно затмивший все его воспоминания о Леночке и о прочих некогда желанных им красотках. А могла ли быть в его жизни какая-то Вершина, на которой бы он не испытывал ни одиночества, ни пустоты, которые так мучили его сейчас? И Дмитрий почувствовал, что такая Вершина в его жизни есть. Эти фрагменты пока что малознакомого ему Учения снова вернули Формовщикова в то время из детства, когда он широко открытыми глазами доверчиво и радостно смотрел на казавшийся ему столь дружественным и полным любви и волшебства мир. Именно тогда он мечтал стать писателем; своим творчеством ему хотелось попытаться направить людские взоры в эти чудесные дали, порою ему открывавшиеся. Однако всё начало меняться в школе, если не ещё раньше. Дмитрию хотелось быть соединённым с людьми, а в подростковом возрасте – в особенности с девушками. Но это выходило не так просто и естественно, как он поначалу об этом грезил. Его не принимала та девчонка, в которой, как он тогда думал, он нуждался наиболее остро. И в действительности это породило в нём неприятие женщин, чего он долгие годы не мог осознать. То, что он делал впоследствии, когда соблазнял одну девушку за другой, было своеобразным сведением счётов за те нанесённые его беззащитной детской душе обиды.

Во второй шлоке говорилось о том, что не нужно огорчаться одиночеству, которое в итоге всё равно окажется временным.

«…Где трудно пройти многим» – это и есть тот момент в моей жизни, когда я должен найти ответ самостоятельно? – подумал Дмитрий, который всё более приободрялся с каждой минутой. – А ещё написано: «Уявление внимания к цели приведёт к новым сопутникам» [4, с. 107]. Кто же это, интересно?»

Перед глазами Дмитрия как будто бы замерцало что-то оранжево-огненное, но он не смог ухватить своим вниманием этот пламенный всплеск. Вдруг Формовщиков почувствовал, как невидимый обруч, словно надетый на его шею подобно ошейнику, начинает слегка вибрировать. Он почувствовал, что ему тесно в этих угрюмых стенах и решил выйти на улицу.

На дворе стояла тихая позднелетняя погода, в которой улавливалось что-то торжественное. Окружавший гостиницу стройный ряд берёз ещё не начинал желтеть, но послеобеденное солнце своим ярким светом словно преждевременно окрасило зелёные листья в огненный цвет. Дмитрий подошёл к торцу здания и поднял взгляд ввысь. Серая гостиница тускло и тоскливо смотрелась на фоне ясного, как в мае, голубого неба. Формовщикову нестерпимо захотелось перекрасить дом, в котором он жил, слить его с этим прекрасным голубым небом, покрытым ослепительно белыми озарёнными солнцем облаками.

Дмитрий медленно зашагал вдоль здания. Проходя под окном Дениса Страхова, Формовщиков подумал: «Как-то это странно зажигать в комнате свет средь бела дня».

Действительно, Дмитрию показалось, что в номере Дениса горит какая-то очень уж яркая лампа, излучавшая насыщенный оранжевый свет. Или это была не лампа?

Шагая по двору гостиницы дальше, Формовщиков вернулся к размышлениям о собственной жизни: «Как мне стать свободным от этой невыносимой боли? Как преисполниться любви и начать дарить её остальным? Да, я люблю Анну, но я ведь хочу любить и весь мир…»

Дмитрий подумал о том, что он в чём-то серьёзно заблуждается. Он всё время мысленно отделял себя и Анну от окружающего мира, при этом забывая о том, что на самом деле их породила сама Вселенная. Следовательно, до своего выхода из утробы Вселенной они были её нераздельной частью.

«А если мы исчезнем, что останется от нас? Было ли что-то до нас и останется ли что-нибудь после?» – пронеслось в мыслях Дмитрия.

Формовщиков почувствовал, что он постепенно выходит за кем-то – а быть может, и им самим – установленные в уме пределы. Ему представилось, что и он, и его любимая, и всё живое имеет своё продолжение в беспредельность – и что эта беспредельность одна для всех, что не может быть никакой другой. И поэтому окончательная разлука с любимыми представилась ему абсолютно невозможной. Дмитрий подумал: «Невозможно утратить то, частью чего мы являемся – и поэтому мы не можем окончательно потерять друг друга».

«Так на пути Огненном нет одиночества и пустоты» [13, с. 20—21], – снова вспомнились Формовщикову слова из первой прочитанной им шлоки.

«А кто же останется, когда наши временные формы умрут?» – снова задал себе вопрос Дмитрий.

– Я останусь, – внезапно последовал откуда-то ответ.

В этот момент Формовщиков увидел, что из приоткрытого окна пятого этажа вырвалось яркое оранжевое пламя и раздался крик. Поначалу Дмитрий подумал, что это загорелся его номер (он действительно находился по соседству с его собственным), но тут же сообразил, что это было окно комнаты Эдуарда Арсеньевича. Вскоре из окна снова донёсся вопль – и Формовщиков узнал в нём голос своего соседа.

«Это Привязчиков горит?» – подумал Дмитрий и при этом с удивлением для себя обнаружил, что не испытывает ни малейшего желания бежать к своему соседу на помощь. Шею Дмитрия окутала приятная прохлада, словно её намазали ментолом. Формовщиков некоторое время стоял в растерянности, но постепенно начал ощущать неописуемую радость.

– Перестань разделять неделимое, – Дмитрий услышал за своей спиной чей-то низкий зычный голос.

Повернувшись лицом к источнику звука, Формовщиков увидел перед собой яркое огненное свечение, постепенно начавшее обретать контуры человеческой фигуры.

– Кто ты? – спросил Дмитрий.

– Тот, кто неделим, – ответил огненный человек.

– Я знаю тебя?

– Ты забыл обо мне, – ответил Хозяин. – Но теперь вспомнил.

– Что ты здесь делаешь? – ещё пока не понимая, кого встретил, спросил Формовщиков.

– Я вернулся домой.

– Ты… ты – Хозяин этого дома? – сообразил Дмитрий.

– Да. И я не рад некоторым пришедшим сюда гостям.

Формовщиков испытывал огромную радость, просто разговаривая с этим пока что загадочным для него огненным человеком. В этот момент он чувствовал, как будто Анна находится рядом с ним – хотя физически она была далеко. Словно всё живое со всех бескрайних просторов Вселенной заключило его в свои любящие объятья и говорило ему своё «здравствуй», будучи неспособным когда-либо произнести «прощай». И всё же Дмитрий почувствовал, что этот огненный человек может вскоре исчезнуть – и ему стало грустно.

– Ты уходишь? – спросил Формовщиков.

– Скоро я вернусь. И мы все будем вместе, – ответил огненный Владыка.

– Я буду ждать тебя, – сказал на прощание Дмитрий.

– Не жди, но действуй, – ответил перед своим исчезновением из видимости Хозяин.

 
                                             VII
 

За пять минут до этого

С неприятным скрежетом отворилась дверь в подвал здания. По короткой лестнице спустилась вниз, неся в руках тарелку наскоро сваренного супа, Антонина Пастухова. Она подошла к закованной во множество цепей узнице. Четыре цепи были прикованы к кандалам, одетым на запястья и щиколотки пленницы, а ещё три присоединялись к надетому на её худую шею металлическому обручу. Исхудавшая, испачканная в грязи подвала пленница всё еще не утратила своей ангельской красоты. Она подняла на Антонину Матвеевну свои небесной голубизны глаза, и Пастухова не выдержала этого взгляда.

– На, поешь, и я пойду, – нервно сказала Антонина Матвеевна и поднесла ложку супа к губам девушки.

Пленница проглотила суп и снова посмотрела на Пастухову.

– Ну что ты на меня так смотришь с укоризной? – сказала Антонина Матвеевна. – Ведь ты же понимаешь, что мы тоже хотим жить!.. А жить с ним мы не можем! Нас такой вождь не устраивает – долой его! Вот поэтому нам и пришлось разлучить вас и стараться не пускать его сюда.

Антонина Матвеевна взяла в руки покрытую толстым слоем пыли светло-русую косу девушки.

– Эх, помыть тебя что ли? – сказала сама себе Пастухова.

Но вдруг Антонина Матвеевна испуганно дёрнулась и выпустила косу пленницы из своих рук. Одна из прикреплённых к ошейнику цепей внезапно задрожала.

– Не мой, – произнесла слабым голосом прекрасная узница. – Скоро он всё здесь очистит.

Оставив пленницу одну, Пастухова побежала выяснять, что же только что случилось.

 
                                                    * * *
 

«Найдёте людей, которые скажут – долой Вождей, долой Учителей, долой Руководителей! Знайте, что они паразиты, которые питаются смутою и разложением. Ложь и ущемление лежит в природе паразитов. Они тайно собирают богатства и не прочь пожинать роскошь, так нужно отличать всех, кто строители в природе своей и кто разрушители. Так справедливо побыть с теми, кто знают радость труда. Они знают и Руководителей и почитают Учителя, ибо природа их устремлена к кооперации».

Агни Йога. Мир Огненный. Часть вторая. Шлока 57 [11, с. 52—53].

Глава девятая

 
                                              I
 

За двадцать минут до встречи

Дмитрия Формовщикова с Хозяином

Чтение «Четвёртого пути» всё больше и больше позволяло Денису поверить в свой собственный. Многое из того, о чём раньше Страхов имел лишь самые смутные представления, теперь становилось понятным. Конечно, книга была непростой, но Денис чувствовал, что её подход к изложению материала ему максимально близок и удобен.

«Возможно, здесь сыграло свою роль то, что я, как и Пётр Демьянович, по образованию математик», – подумал Денис.

И всё же Страхову хотелось исследовать вопрос смерти более глубоко, чем его затрагивал данный труд.

Решив снова воспользоваться Интернет-поиском, через некоторое время он нашёл ещё одну книгу. Она называлась «Письма Махатм» и Денис тут же сохранил её на жёсткий диск. Полистав электронный документ, Страхов остановил своё внимание на следующих строках:

«Мы называем „бессмертием“ лишь Единую Жизнь в её мировой совокупности и полной или Абсолютной Абстракции; то, что не имеет ни начала, ни конца, ни перерывов в её беспрерывности. Приложимо ли это определение к чему-либо другому? Конечно, нет» [16, с. 320].

Слова «Единая Жизнь» были ещё мало понятны рассудку Дениса, но вызвали в нём необыкновенно яркие и незнакомые дотоле чувства. Что же такое эта «Единая Жизнь»? Страхов подумал, что это должно быть чем-то поистине вездесущим, не знающим никаких преград для своего проникновения. Это должно пронизывать и камни, которые многими людьми считаются «неживыми», и растения, и природные стихии, не говоря уже про животных и человека. Это должно быть неким бесконечным полем, на просторах которого между его многочисленными участниками протекает безостановочный животворный обмен энергиями. И остановка, то есть смерть, не должна быть знакома этому беспредельному полю – а стало быть, не должен умирать и человек. Денис принялся читать дальше и дочитал про место человека в «Единой Жизни»:

«Достаточно вам знать сейчас, что человек, Эго, подобное вашему или моему, может быть бессмертным от одного большого круга до другого. Скажем, я начинаю моё бессмертие на этом четвертом большом круге, став полным Адептом (каким я, к несчастью, не являюсь), я останавливаю руку Смерти по желанию и когда, наконец, принуждён подчиниться ей, моё знание тайн природы ставит меня в положение, допускающее удерживание моего сознания и яснораспознавание своего Я, как предмет для моего собственного размышляющего сознания и познавания, и таким образом, избежать все подобные расчленения принципов, которые, как правило, наступают после физической смерти среднего человечества. Я остаюсь, как Кут Хуми, в моём Эго во всех видах рождений и жизней в семи мирах и Арупа-Локах до тех пор, пока, наконец, я снова не появляюсь на этой Земле среди пятой расы людей полного пятого большого круга существ. В таком случае я был бы „бессмертен“ в продолжении непостижимо длинного периода (для вас), захватывающего много миллиардов лет. И тем не менее, есть ли я истинно бессмертен, благодаря всему этому? Если только я не сделаю таких же усилий, как сейчас, чтобы обеспечить для себя ещё подобный отпуск у Закона Природы, Кут Хуми исчезнет и может стать м-ром Смитом или невинным Бабу, когда его отпуск окончится. Есть люди, которые становятся такими мощными существами. Есть люди среди нас, которые могут стать бессмертными в течение оставшихся кругов, а затем занять свое предназначенное место среди высочайших Коганов, Планетных сознательных „Эго-Духов“. Конечно, Монада „никогда не погибает, что бы не случилось“…» [16, с. 320—321]

Не будучи сведущим в духовной литературе, Страхов тем не менее понял, что автор данного послания, Учитель Кут Хуми, рассказывал некоторому желающему разобраться в тайнах мироздания человеку о вопросе возможного человеческого бессмертия. Что такое «большой круг», «семь миров», «Коганы» и «Монада» Денис пока что не знал, но кое-что из данного фрагмента он всё-таки сумел понять. Учитель говорил:

«…я останавливаю руку Смерти по желанию и когда, наконец, принуждён подчиниться ей, моё знание тайн природы ставит меня в положение, допускающее удерживание моего сознания и яснораспознавание своего Я, как предмет для моего собственного размышляющего сознания и познавания, и таким образом, избежать все подобные расчленения принципов, которые, как правило, наступают после физической смерти среднего человечества» [16, с. 321].

Денис уже имел некоторое представление о том, что представляет собой подобное «удерживание сознания» – для него это было синонимом бдительности. А Учитель говорил о том, что подобная фокусировка сознания может привести к сохранению собственного индивидуального «Я» и после физической смерти! То есть гибель тела никоим образом не означает полного забвения сознания, абсолютного уничтожения индивидуальности! Более того, даже если человек и не сумеет сохранить своего Эго после физической смерти, то это всё ещё не означает, что жизнь для него безвозвратно закончится. На этот счёт Учитель писал:

«Если только я не сделаю таких же усилий, как сейчас, чтобы обеспечить для себя ещё подобный отпуск у Закона Природы, Кут Хуми исчезнет и может стать м-ром Смитом или невинным Бабу, когда его отпуск окончится» [16, с. 321].

Стало быть, те, кто не развил сознания при своей нынешней жизни, не будут помнить о том, кем они были раньше, но всё равно будут жить. После этого Денис попытался найти что-нибудь на эту же тему и в «Четвёртом пути» Петра Демьяновича Успенского. Там он прочёл следующее:

«Люди часто спрашивают о памяти прошлых жизней, но они забывают, что без работы высших центров они на это не способны. Очень часто можно услышать, как люди говорят (в основном, в связи с тем, что они называют „перевоплощением“), что они помнят свои жизни в прежних воплощениях. Они даже пишут книги о том, кем были прежде. Это чистая фантазия. Вы должны понимать, что в нашем обычном состоянии мы не можем помнить прежние жизни – нам нечем помнить. В нашем уме и центрах всё новое. Что может перейти из одной жизни в другую – так это сущность. Поэтому невозможно иметь четкие воспоминания, а только такие смутные ощущения, что трудно допустить, чтобы кто-то мог вспомнить что-либо конкретное. Только в первые годы жизни это действительно возможно, но тогда человек обычно не замечает таких ощущений, или, если всё же замечает, это создает воображение» [20, с. 461].

Из «Четвёртого пути» Денис уже знал, что активизировать так называемые высшие центры можно только при помощи работы над сознанием, над его фокусировкой. Только это может в итоге развить то, что в «Письмах Махатм» именовалось «Эго» с большой буквы, а в лекциях Петра Демьяновича – сущностью. Из своих прошлых жизней Денис пока ещё ничего не помнил, но сейчас это мало его беспокоило: он считал, что важнее всего сейчас разобраться в своей жизни нынешней. И только одно предложение, только что прочитанное им в «Письмах Махатм», не давало Страхову покоя:

«И тем не менее, есть ли я истинно бессмертен, благодаря всему этому?» [16, с. 321]

«Всё-таки получается, что даже такой могущественный человек, как этот Великий Учитель, когда-нибудь может умереть? – подумал Денис. – И если даже его индивидуальность теоретически может однажды прекратить своё существование, то что же тогда говорить обо мне? Ведь от меня тогда не останется даже воспоминания…»

Сказать, что Денису стало страшно при мысли об этом, было бы не совсем верным. После той встречи во сне с солнечным человеком он больше не испытывал былого парализующего его ужаса. Теперь было другое. Сейчас Страхов чувствовал, что находится на пороге какого-то нового для себя откровения, которое способно перевернуть все его прежние взгляды на жизнь и на мир. Денис размышлял: «Предположим, я умру. Предположим, исчезну. Но куда я уйду при этом? В чём я исчезну? В пустоте? Но что такое пустота? Существует ли она на самом деле?»

Про закон сохранения энергии Страхов знал ещё со школы, и если объяснить его простыми словами, то ничто не исчезает в никуда. И когда Денис попытался представить себе это самое «никуда», в котором он якобы мог навсегда пропасть, он снова подумал о том безграничном пространстве, наполненном… Единой Жизнью. Да, что-то внутри него знало, что всё равно вернётся туда. Это не могло быть пустотой, не могло быть покинутой всеми пустошью – это было лоном Единой непрекращающейся Жизни! Денис не смог бы объяснить всего этого словами, если бы его об этом попросили, но он нисколько не сомневался в истинности того, к чему он только что пришёл: Жизнь есть всегда!

«Не говорят ли слова Учителя Кут Хуми о том, что «Монада «никогда не погибает, что бы не случилось», о том же самом?» – подумал радостно Денис, снова прокрутив в своём уме фразу из «Писем Махатм».

– Ты абсолютно прав, – Страхов услышал позади себя голос, показавшийся ему знакомым.

Этот голос он слышал… в том самом сне! Денис быстро развернулся на своём кресле в сторону двери и увидел… того самого человека с Солнца! Горящий ярким оранжевым пламенем, он неподвижно стоял буквально в паре метров от обомлевшего Дениса. Солнечное сплетение Страхова при этом словно загорелось каким-то мягким огнём, которое напомнило ему то ощущение, которое он испытал, когда помогал вытаскивать Андрея Змееносцева из бассейна.

– Я же видел тебя тогда! – через несколько секунд обоюдного молчания обратился к огненному человеку Страхов. – И ты сказал мне ничего не бояться.

– И сейчас повторяю то же самое, – сказал своим низким зычным голосом Хозяин.

– А в чём я прав? – с замиранием сердца спросил своего гостя Денис.

– В том, что Единая Жизнь никогда не закончится.

– А как же моя жизнь?

– Твоя жизнь – в Единой.

– Стало быть, я никогда не умру? – с надеждой пробормотал Страхов.

– Если сам превратишься в Единое Целое.

– Но как мне сделать это, скажи? – умоляющим тоном вопросил Денис.

– Объединись с теми, от кого ты вначале отдалился.

– Но с кем? – не понял Хозяина Страхов.

– Они рядом с тобой. И пока что не стали тем, кем должны быть по своему законному праву. Но вы на пути к этому.

– Ты про Сергея Васильевича? Про Соню? Про Диму? – смекнул Денис.

– Про них в том числе, – ответил Хозяин. – Пока что вы разрознены, но с каждым днём становитесь всё ближе. И сегодня мне предстоит навестить ещё одного из вас.

– Кто он? – спросил Денис.

– Тот, кто долгое время за частями не видел Целого.

– А ты останешься с нами? – не желая, чтобы огненный человек покидал его, спросил Страхов.

– Скоро я вернусь сюда окончательно. В свой дом.

– Но ведь это гостиница, а не дом? – озадаченно переспросил Денис. – Погоди… Ты и есть тот самый Хозяин?

Огненный Владыка исчез.

 
                                                 * * *
 

Оставшись один, Денис принялся размышлять над словами посетившего его огненного человека:

«Кого он подразумевал, когда говорил, что кто-то из нас „долгое время за частями не видел Целого“? Георгия Константиновича? Сергея Васильевича? Нет! Я понял, кого!»

Денис выглянул в окно и увидел медленно шагавшего по тротуару гостиничного двора Дмитрия. Он выглядел понурым и, должно быть, напряжённо о чём-то размышлял.

«Он так переживает из-за Анны? Я давно не видел их вместе», – подумал Денис.

Действительно, в последние дни Страхов не наблюдал Обидиной в гостинице.

«Дима, ну пусть она – часть твоей жизни… но ведь не вся твоя жизнь!» – мысленно обратился к понурому Формовщикову Денис.

Страхову захотелось выбежать во двор и подбодрить своего приятеля: рассказать ему о том, что он сам только что встретил того, рядом с кем любые личные проблемы кажутся малозначимыми. Денис уже собирался выйти на улицу, как вдруг услышал донёсшийся из коридора топот, а также голос Николая Александровича, произнёсший слова «Привязчиков горит».