Текст книги "Хозяин дома"

– Так-то оно так… – кивнул Дмитрий. – Но когда ты до трёх часов ночи не позволял мне лечь спать, уговаривая «именно сейчас» досмотреть по третьему разу мой недавний бой – это, пожалуй, не то «знаменательное» событие, о котором ты говоришь. Или когда во время чтения одной книги ты торопил меня «побыстрее начать другую» – так что я не мог качественно усвоить информацию ни из одной из них – это было ещё одной твоей медвежьей услугой.

– Но ведь жизнь так коротка, Дима! А я так хотел бы, чтобы ты непременно всё успел! – начал оправдываться Привязчиков.

– Ты хотел на самом деле вовсе не этого, – размеренно продолжил Формовщиков. – Но сейчас мне хотелось бы рассказать о том, что я по итогам всего этого усвоил. Я долго размышлял, что же представляет собой Вселенная, в которой мы живём. Необъятные космические пространства с мириадами звёзд и солнечных систем, на которых обитают существа подобные и не подобные нам. При этом всё это пространство наполнено ещё и тем, чего не видит человеческий глаз и не слышит человеческое ухо. Мысли, чувства, воля – всё это также существует во Вселенной, пусть и признаётся множеством «учёных» «нематериальным». И вот на бескрайних космических просторах в один день встречаются два человека: к примеру, я и Анна. Мы живём вместе, любим друг друга, но вот однажды мы вынуждены расстаться. Причиной может быть так называемая смерть, ссора или какие-то иные обстоятельства (Анна чуть переменилась в лице, поняв намёк Дмитрия). И что же происходит дальше? Потерявший близкого испытывает страшную, ни с чем не сравнимую боль…

– Правильно, ведь этот человек единственный – его никто не сможет заменить! – с жаром добавил Эдуард Арсеньевич, а Дмитрий продолжал:

– В какой-то момент кажется, что этому страданию не будет конца. Но вот однажды страдающий человек решается задать самому себе вопрос: «А почему я страдаю? Что причиняет мне боль?» Первый ответ, который пришёл в подобном случае ко мне, был таков: «Ты потерял её, а значит, из твоей жизни исчезло нечто сверхважное». Однако я решил пойти ещё глубже и спросить себя: «А что же являет собой она – моя любимая Анна?» Является ли она лишь отдельно взятым человеком, живущим на земном шаре, которого можно однажды встретить, побыть с ним вместе и через какое-то время «потерять». Или же она, равно как и я, как и любое другое живое существо представляет собой нечто большее – быть может, как раз то, что, как я выразился, не видит человеческий глаз и не слышит человеческое ухо. И в то время как я проживал свои страдания, думая, что навсегда потерял свою любимую, мир, в котором я живу, представился мне совершенно иным, нежели я видел его раньше. Он перестал казаться мне набором разрозненных частичек, взаимодействующих между собой в хаотичном порядке. Вместо этого мир представился мне как единый Дом для всего живого – словно огромное Солнце, в котором находится вечное пристанище для каждого порождённого им лучика. И я подумал: неужели расставание двух грубоматериальных оболочек непременно означает, что и лучики этого необъятного Солнца более не встретятся между собой никогда? И тут я уже не подумал, а почувствовал…

– Стой, подожди! Я хочу, чтобы ты сказал мне о другом! – Эдуард Арсеньевич нервно перебил Дмитрия, ведь почувствовал, что следующие слова Формовщикова могут оказаться для него фатальными. – Ты принялся упрекать меня в том, что я, дескать, излишне торопил тебя с принятием решений. Но ведь не поторопи я тебя разобраться тогда в себе, Анна ни за что бы к тебе не вернулась. Я же верно говорю, Аня?

Обидина, внимательно слушавшая разговор своего любимого с Привязчиковым, ничего не ответила на заданный ей вопрос. Она чувствовала, что ответ сейчас должен держать исключительно Дмитрий. Это осознавали и остальные пятеро друзей, терпеливо ждавшие его у порога комнаты художника.

– Знаешь, Эдуард, – продолжил Дмитрий, – с одной стороны ты постоянно торопил меня сделать что-то, с другой – постоянно убеждал, что я без чего-то или кого-то не смогу жить. Я не сразу уловил связь между этими двумя твоими наклонностями. В понимании большинства людей такие понятия как «вещь» и «событие» имеют между собою мало общего – как будто бы они и вовсе лежат на разных плоскостях. «Вещь» в их понимании – это некий «кусок материи», который может быть создан, преобразован или уничтожен. Под «событием» же они понимают некое взаимодействие между собой этих самых «кусков материи», обладающее к тому же некоторой продолжительностью. К чему я об этом? Да к тому, что вожделеть можно и «вещь», и «событие»! Человек грезит об автомобиле – он одержим вещью. Человек мечтает поскорее поехать на этом автомобиле в путешествие – он одержим предстоящим событием. Ты же делал меня одержимым и вещами, и людьми, и событиями, Эдуард! Но в итоге для меня всё же кое-что прояснилось…

– Дима, ну хватит уже умничать и бахвалиться своей проницательностью! – оборвал собеседника Привязчиков, не желая более слушать его рассуждения о материи и времени, и даже нашёл в себе силы приподняться с кровати. – Ты, как овца за пастухом, последовал за Болотовым в его попытках переосознать всё и вся. Но что ты надеешься получить-то в итоге? Просветление? Мечтаешь приобщиться к Хозяину, который, в отличие от меня, вообще не способен подолгу ценить какую-либо форму и готов в любую минуту превратить её в груду пепла? Да этот огненный террорист и Анну твою сожжёт дотла, если найдёт для этого причину! И что ты будешь делать после этого? Утешать себя тем, что он «не сжёг, но преобразовал её»? Брось эти сектантские глупости, Дима! Вспомни лучше вот об этом.

Эдуард Арсеньевич, прихрамывая, направился к стоявшему в углу своей комнаты деревянному гардеробу. Отодвинув дверцу шкафа-купе, художник достал оттуда серый металлический шлем с голубой маской, подаренный им ранее Формовщикову.

– Видишь, как я забочусь о том, что тебе дорого, Дима! – словно ожидая от Формовщикова признательности, сказал Эдуард Арсеньевич. – После того, как я пришёл в себя после нападения этого ужасного пиромана, я первым же делом сходил к тебе, чтобы уберечь от возможного пожара эту очень дорогую для тебя вещь. Вот здесь, у меня в гардеробе, лежит весь твой костюм, не только шлем. Да, каюсь: я в своё время попросил у Николая Александровича запасные ключи от твоего номера и тебе об этом не сказал. Раньше ты пускал меня к себе по собственной воле, однако впоследствии перестал. Но, вот видишь, какую я проявил о тебе заботу – твой замечательный костюм находится в целости и сохранности! Хотя пожар, увы, всё же начался… На, возьми!

Дмитрий недолго подумал, но, к некоторому удивлению своих друзей, всё же принял из рук Привязчикова свой шлем.

– Надень же его, Дима! – настоятельно попросил Формовщикова Эдуард Арсеньевич. – Пусть это будет символом нашего примирения! Мы вместе добьёмся колоссального триумфа, мой друг! Мы завладеем любыми сокровищами, из которых Анна будет казаться тебе наименьшим! Мы привлечём в твою жизнь любые события, какие ты только пожелаешь! Та актриса из сериала про викингов станет твоею при моей помощи! Ах, как же она прекрасна! Эти голубые глаза, этот идеальной формы нос, эти божественные белые волосы! Я же знаю, что в глубине своего сердца ты желаешь её гораздо сильнее, чем Анну! Между прочим, Варвара, которая, надеюсь, ещё жива, втайне говорила мне, что эта красавица-актриса тебе и по гороскопу идеально подходит! Женщина, рождённая в год Змеи и под знаком Стрельца – это идеальная спутница для тебя! Вперёд же мой друг, к новым свершениям и новым сокровищам!

– Позволь мне всё же рассказать тебе, что недавно для меня прояснилось, – тихим голосом проговорил Дмитрий и, держа свой шлем на уровне живота, медленно развернул его маской к себе.

– Ну, хорошо-хорошо, рассказывай, – нехотя и из чистой вежливости согласился Эдуард Арсеньевич. – Все-таки, судя по запаху гари, пожар приближается и к моей комнате (он был прав). Поэтому нам стоит поспешить! Я надеюсь, ты не собираешься бросать меня сгорать здесь?

– Прояснилось для меня следующее, – снова заговорил Дмитрий. – Несмотря на то, что в жизни каждого человека имеют место важные для него вещи, люди и события, но всё же быть одержимым и привязанным к ним – абсолютно ни к чему! Великая Материя безгранична, Великий пронизывающий её Дух вечен – и поэтому любая вещь, любое живое существо и любое событие являются лишь частью этого Беспредельного Единства, образованного двумя равновеликими Началами. Поэтому не стоит ничего вожделеть, не стоит суетиться в своих попытках попасть куда-либо – ведь мы всегда пребываем в Ней и в Нём.

Дмитрий и его шестеро друзей увидели, что за спиной Привязчикова появился пылающий огнём Хозяин, которого художник пока что не видел.

– Надень же маску, Дима! – продолжал упрашивать Формовщикова ничего не подозревавший Эдуард Арсеньевич. – Благодаря мне ты приобрёл своё истинное лицо!

– Из-за тебя я его утратил, – ответил Дмитрий. – Но он сорвал с меня начавшую прирастать к моему лицу маску.

– Кто он? О ком ты?

– О нём.

– Нет! – в ужасе воскликнул Эдуард Арсеньевич, обернувшись на стоящего позади него Хозяина. – Опять ты… Дима, защити меня от него, прошу тебя!

Но в этот момент Формовщиков стремительным движением надел на голову Привязчикова свой, теперь уже бывший, шлем.

– Что ты делаешь? Сними его с меня! – закричал художник, но вместо этого Формовщиков нанёс мощнейший удар ногой по надетому на голову Привязчикова шлему.

От подобного удара Эдуард Арсеньевич непременно рухнул бы на пол, однако руки огненного Владыки спустя мгновение подхватили его. После этого Хозяин обеими руками сдавил надетый на голову художника шлем; железо начало стремительно плавиться, обжигая и без того немало пострадавшую за последние сутки голову Привязчикова. Шёлковый халат художника вспыхнул, а его изуродованное тело получило новые ожоги. Анна, при всей своей любви к огненному Владыке, не смогла смотреть на происходящее и отвернулась в сторону. Через несколько секунд Эдуард Арсеньевич упал на пол без чувств; приросший его к голове наполовину расплавленный шлем звонко ударился о паркет.

– Носи этот намордник сам, – посмотрев на недвижного Привязчикова, сказал Дмитрий. После этого он подошёл к выступавшему из стены голубому штырю и выдернул его без малейшего труда. Пятая цепь полетела вниз.

– Форма отныне не будет заслонять собою Сути, – пророкотал Хозяин, обращаясь главным образом к Дмитрию. – Теперь вам нужно преодолеть раскол и освободить её.

Огненный Владыка исчез из видимости.

– Скорее, нам осталось сделать всего два шага! – с надеждой и радостью в голосе воскликнула Анна.

– А про какой раскол он говорил? – с недоумением спросил присутствующих Денис.

– А где Георгий? – удивлённо спросила Соня.

В ответ на этот вопрос Болотов лишь тяжело вздохнул. Безделова рядом с ними больше не было.

– Это и есть ответ на твой вопрос про раскол, – невозмутимо ответил Денису Пётр. – Друзья, нам предстоит суровое испытание, но мы сделаем всё от нас зависящее, чтобы его преодолеть. И пусть теперь одной трудностью стало больше – нас это не остановит!

– Вперёд, друзья! – с решимостью проговорила Анна. – Вперёд и вверх!

Они теперь уже вшестером отправились на шестой этаж. Стремительно охватывавшее пятый этаж пламя словно махало им вслед своими оранжевыми языками. Вслед за расплавленным прямо на голове Привязчикова шлемом плавились и остальные элементы формовщиковского костюма. Их Эдуард Арсеньевич, предвосхищая встречу с соседом, заботливо сложил в свой пылавший в настоящее время гардероб. Анна, шагая рядом с Дмитрием, с иронической улыбкой спросила возлюбленного:

– Что, дорогой, как только закончим здесь все дела, сразу же полетишь в Канаду? Будешь очаровывать свою любимую актрису-тхэквондистку? А как же ты теперь вскружишь ей голову без своих доспехов и шлема? Вот незадача!

– Полагаю, мне не придётся этого делать, – поддержал шутку Анны Дмитрий. – Я думаю, Сергей так ярко опишет меня в своём романе, что эта уроженка Этобико, как только прочитает произведение, сама примется искать встречи со мной!

Пара весело посмеялась, не прекращая своего пути наверх. А далее стало уже не до смеха.

 
                                               * * *
 

«В [опрос]. Может ли случиться так, что человек, приобретя некоторое знание и силу посредством самовоспоминания и других практик, станет использовать полученное в дурных целях?

О [твет]. Видите ли, неизбежная часть процесса саморазвития – пробуждение совести, и именно оно предотвращает любую возможность использования новых сил для какой-либо неправильной цели или намерения. Это должно быть ясно понято с самого начала, так как совесть, когда она пробуждена, не позволит человеку делать что-либо эгоистичное, противоположное интересам других или вредное для кого бы то ни было – ничего, фактически, что мы можем считать неправильным или дурным. И совесть должна быть пробуждена, потому что с непробуждённой совестью человек всегда будет делать ошибки, не видя своих внутренних противоречий».

Успенский П. Д. «Четвёртый путь» [20, с. 183].

Он бежал, не оглядываясь.

«Скорее, скорее! – думал Георгий Константинович, метр за метром преодолевая расстояние до назначенного ему места встречи. – Надо осуществить задуманное, а потом помочь остальным. Но сначала – использовать свой шанс!»

Как и было оговорено более недели тому назад, Антонина Матвеевна ждала его около своего номера. Её обезображенное лицо излучало в данный момент какую-то тихую радость. Посмотрев в это лицо, Безделов почему-то почувствовал себя побеждённым. Но всё же он рвался, как он думал, к победе.

– Ну же, скорее, Тоня, идём наверх! – пропыхтел запыхавшийся Безделов.

– Идём, конечно, идём, – хладнокровно ответила Пастухова и вместе со стариком отправилась через правое крыло наверх. На этот участок охватывавший здание огонь ещё не успел предъявить свои права, и вскоре Безделов и Пастухова оказались на седьмом этаже.

Шестеро оставленных Георгием Константиновичем друзей тем временем поднимались на шестой уровень по левому крылу, но, когда они достигли его, этаж был уже пуст.

– Будем заглядывать в его комнату? – спросил Формовщиков.

– Его там нет, – с непоколебимой уверенностью сказал Пётр, – он пытается подняться выше. И не один.

– Как не один? – изумилась Соня.

– С ним Пастухова.

– Он что, предал нас? – не верила происходящему Анна.

– Сам он пока что так не считает, – ответил управляющий.

– Так надо голову за это проломить предателю! – пришёл в ярость Денис.

– Тогда мы все здесь погибнем, – мрачно произнёс Болотов. – И пленница тоже.

– Что, из-за одного-единственного предателя нам всем суждено будет погибнуть? – со всё ещё неутихающей злобой проговорил Денис.

– Ты же помнишь, что ты тоже совершал ошибки, – спокойно сказал Страхову Пётр, когда друзья быстрым шагом преодолевали расстояние коридора. – В своё время ты даже не знал о наших планах – Георгий узнал о них раньше. И всё же ты с нами, а он с Пастуховой. Но если ты возненавидишь его, то мы все погибнем. Ведь он тоже часть Целого.

– Этот предатель? – не унимался Денис.

– Знаешь, когда ты развлекался в сауне под началом Змееносцева, ты тоже не был предан, как сейчас, – сказал управляющий.

– Но он же отвернулся, уже побывав на нашей стороне! – воскликнул Страхов.

– Дадим же и ему шанс, – кратко ответил Пётр.

– Как бы я хотел простить его… – после недолгого молчания процедил сквозь зубы Денис.

– Простишь, если действительно захочешь этого, – немного грустно, но ласково сказала Анна.

От досады, начинавшей переходить в отчаяние, Денис поник головой и не сказал больше ничего. Он просто вспомнил про Хозяина и подумал: а смог бы он простить Безделова за то, что он только что сделал. И Денис подумал, что смог бы. А значит, должен постараться и он.

– Соня, что с тобой? – спросил девушку Сергей Васильевич, видя, как та, корчась от боли, сначала облокотилась спиной о стену, а затем медленно сползла по ней на пол.

Сам Болотов встал на одно колено рядом с любимой и приобнял её за плечи.

– Очень сильно болит низ живота, – с гримасой боли на лице ответила Сладкова.

– Что-то по женской части? – спросила подошедшая Анна.

– Нет, это по части Пастуховой, – констатировал Пётр.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил управляющего Дмитрий.

– Энергетика Пастуховой пока что оказывает влияние на тело каждого из вас, – пояснил Пётр. – Антонина пока ещё жива, и эта окова ещё не разорвана. Она в той или иной степени пленила каждого из вас. И Соня – вторая в этом отношении после Георгия. Сейчас Пастухова вместе с ним стремительно приближается к эпицентру огня, который скоро возникнет на самой вершине здания, когда туда придёт Хозяин. Это приближение к стихии огня и причиняет Соне боль.

А в это время Пастухова – по непонятной Безделову причине – вместо того, чтобы прямиком направиться к ведущей на крышу лестнице, остановилась в середине коридора седьмого этажа.

– Тоня, чего же ты ждёшь? Идём! – занервничал Георгий Константинович. – Вдруг Хозяин уже ждёт нас на самом верху?

– Я уверена, что ждёт, – подтвердила предположение старика Пастухова. – Но мы обязаны взять кое-кого ещё.

– Кого взять? – вытаращил глаза Безделов. – Мы так не договаривались!

В этот момент открылась дверь одной из комнат, и из неё вышел Драгунский.

– Я тоже иду с вами, – коротко заявил о своих намерениях Виктор Александрович.

– Тоня… – не знал, что и сказать, Безделов.

– Георгий Константинович, душа моя, ну как же вы не понимаете, что не взять Виктора Александровича мы не имеем никакого права! – сказала Пастухова и, несмотря на то, что в её интонации можно было услышать нотки мольбы, Безделова ни на секунду не покидало ощущение, что она абсолютно уверена в собственном успехе. – Ведь не будь Виктора Александровича с нами всё это время, разве вы бы осознали, что из жильцов этого дома вы как никто близки к финальному триумфу! Ведь это он своей поддержкой в трудные минуты возвращал вам утраченную веру в себя! И именно благодаря ему в своё время вас удостоил личным посещением сам огненный Владыка!

– Но ведь… – хотел было что-то возразить Безделов, однако его прервал сам Драгунский:

– Георгий Константинович, вы сейчас можете сомневаться в правильности своего выбора, но я скажу вам одно: побеждает в этом мире вовсе не самый благородный, а самый устремлённый. И потому вы сейчас находитесь выше всех остальных своих товарищей – и в прямом, и в переносном смысле. И благодаря нам с госпожой Пастуховой вы сейчас поднимитесь на самую вершину, где вас ожидает тот, кто умеет ценить устремление, как никто другой – сам Хозяин. Идёмте же!

На несколько секунд Безделов призадумался. Ещё не поздно было дождаться остальных друзей, при их поддержке одолеть оставшихся искусителей и затем всем вместе направиться к общей цели. Но Георгий Константинович почувствовал то, что в данную минуту испугало его сильнее всего: он не способен победить Пастухову. Она слишком хорошо изучила его, слишком явно угадывала все его самые потаённые желания – и в данный момент убить её для Георгия Константиновича было чем-то сродни отрубанию головы самому себе.

«Я встречу Хозяина наверху, получу от него хотя бы часть его силы, а потом спасу остальных друзей! А этих двоих… Я подумаю, что с ними сделать», – составил своём в уме план действий пожилой мечтатель.

– Хорошо, идём, – решительно произнёс Безделов.

В это время на шестом этаже Пётр делал то, что с виду можно было принять за что угодно, но только не за избавление человека от боли. Он приложил свою правую кисть к низу Сониного живота, и тепло его горячей руки постепенно уменьшало боль девушки.

– Смотрите, огонь уже добрался досюда! – встревоженно сказал Денис. – Нам необходимо двигаться дальше! Соня, хочешь я понесу тебя на руках?

– Спасибо, но думаю, что я справлюсь сама, – сказала Соня и после того, как Пётр отнял свою руку от её живота, сумела подняться на ноги.

– Какая ты сильная у меня! – с восторгом в глазах промолвил Сергей Васильевич.

– Просто стараюсь во всём следовать за тобой, любимый! И тебе, Пётр, огромное спасибо! Ты действительно мне помог, – поблагодарила своего лидера Соня.

– Тебе спасибо, что продолжаешь путь в отличие от некоторых, – ответил управляющий.

Сладкова, чуть прихрамывая, вместе с друзьями направилась на седьмой этаж догонять «некоторых».

 
                                                * * *
 

«В [опрос]. Неужели нет способа, которым можно было бы помочь человечеству?

О [твет]. Мы всегда начинаем с идеи о том, что требуется исправление. Но предположим, кто-то получил власть и начал исправлять всё подряд. Он настолько способен всё испортить, что какая-то высшая сила должна будет вмешаться, чтобы исправить всё ещё раз, а это может означать разрушение Земли. Это объясняет другую вещь – трудность приобретения того, что мы можем назвать высшими силами. Это как если бы некий сознательный разум не позволял человеку приобрести высшие силы, потому что он немедленно захотел бы злоупотребить ими. Как будто мы могли бы получить эти силы только тогда, когда эти высшие умы или сознательные существа уверены, что мы не будем вмешиваться. Но нет никакого сознательного наблюдателя – есть законы, и они находятся в нас самих. Они – род автоматических тормозов, которые предотвращают наше вмешательство.

В [опрос]. Какой смысл иметь эти силы, если нельзя ими воспользоваться?

О [твет]. По-видимому, в данный момент силы в мире должны довести борьбу до конца между самими собой, и высшие силы не хотят вмешиваться, очевидно, по какой-то определённой причине. Если положительная сторона – та, что противостоит хаосу – достаточно сильна, то она победит. Если она слаба, она должна быть разрушена, а затем, возможно, появится что-то новое. Есть много намёков на эту идею в Библии – или, может быть, это только аллегории. Всё это показывает, что борьба на каком-то уровне должна быть доведена до конца, – поэтому вмешательства быть не может».

Успенский П. Д. «Четвёртый путь» [20, с. 52].

Они втроём подошли к люку, ведущему на чердак.

«Святый Боже, как же я хочу встретить там тебя!» – с мольбой подумал Георгий Константинович и полез по ведущей к люку вертикальной лестнице.

За ним неотступно последовал сначала Виктор Александрович, а затем и Антонина Матвеевна.

– Только ни в коем случае не закрывайте этот люк! – чувствуя себя лидером, распорядился Безделов. – Если мои друзья придут сюда раньше, чем передо мной появится Хозяин, я не намерен препятствовать им. Значит, так тому и быть. Вы поняли меня?

И Драгунский, и Пастухова синхронно кивнули головами.

– Ой, что-то нехорошо я себя здесь чувствую, – сказала заметно побледневшая Антонина Матвеевна. – Видимо, это из-за того, что я дымом надышалась, пока мы сюда шли.

– Я тоже должен признаться, что ощущаю себя здесь некомфортно, – пожаловался Драгунский. – Но я надеюсь, что сейчас сюда придёт Хозяин и поможет нам, исцелит нас.

Георгий Константинович прекрасно понимал, о чём говорили увязавшиеся за ним искусители. У него у самого в данную минуту со страшной силой заболел низ живота, а также пронзительно заныло темя. Однако все эти физические недомогания сейчас представлялись престарелому мечтателю сущей чепухой. Тем, что убийственно ранило его в самое сердце, был тот факт, что Хозяина здесь не было.

– Святый Боже, ну приди же ко мне! – уже вслух умолял огненного Владыку Георгий Константинович. – Я столько лет жил в серости и тоске, но потом появился ты! Ты пришёл и заставил меня поверить в то, что и моя жизнь чего-то стоит! Так не забирай же у меня эту веру, прошу тебя! Явись ко мне! Я всё сделаю, как ты скажешь: буду преданно служить тебе и нести твою волю в этот мир! Я буду помогать своим друзьям, которые сейчас, я уверен, следуют за мной. Я не отвернусь от них – нет, не отвернусь, Владыка! После того, как ты появишься, я непременно спасу их от пожара – и потом уже никогда не оставлю их, что бы ни было нам уготовано жизнью! Просто сначала я хочу, чтобы ты помог мне! Надели же меня хотя бы малой долей своей беспредельной силы, чтобы я мог исполнить всё то, о чём бесплодно мечтал все предыдущие десятилетия! Сделай меня уверенным в себе, сделай решительным! Сделай так, чтобы я умел убеждать других следовать за мной!

Кое-кто и впрямь уже проследовал за Безделовым, только Хозяин им в этом нисколько не помогал. Вокруг горевшего здания гостиницы уже толпилось несколько сотен людей, несколько полицейских и пожарных машин. Власти города Ц. даже выслали тройку вертолётов, чтобы помочь разрешению ситуации, обещавшей стать трагической. Однако все попытки проникнуть внутрь здания через двери или окна оказались тщетными – здание вдруг явилось неприступной крепостью для любых незваных помощников. Стёкла невозможно было разбить, двери не получалось никоим образом взломать. Вертолёты же по какой-то непонятной причине не могли взлететь над зданием. Точнее, им удавалось воспарить примерно в ста метрах над крышей, но когда они пытались опуститься ниже – с целью приземлиться на её поверхность – какая-то неведомая сила резко отталкивала летательные аппараты в сторону. После нескольких неудачных заходов было принято решение оставить подобные попытки.

Окружившая здание плотным кольцом полиция не пропускала толпу к зданию. То и дело падавшие куски наружной облицовки могли убить незадачливых зевак. И всё же, невзирая на всю бдительность стражей порядка, один человек сумел-таки пробраться к парадному входу здания. Это была Леночка, узнавшая из выпуска новостей, что гостиница, где проживает её, пусть и бывший, мужчина, обещает в скором времени обратиться в груду развалин и пепла.

– Дима! Дима! – обливая слезами своё красивое лицо, истошно кричала девушка, что есть сил стуча кулаками в надёжно запертые Петром двери. – Дима, я спасу тебя! Дима!

Но лучшим порывам некогда меркантильной души не суждено было воплотиться в жизнь. Полицейские силой оттащили бившуюся в истерике девушку, оставив ту рыдать на безопасном от здания расстоянии. И это был не бой Лены, пусть она и переосмыслила многое с того момента, как узнала по телевизору о пожаре. Почему-то она резко возненавидела Привязчикова. Ей интуитивно начало казаться, что именно этот так называемый деятель искусства отравлял её любимому жизнь.

«Как бы хотелось сейчас посмотреть в его глаза, – немного успокоившись и перестав рыдать, подумала Лена. – И без этой чёртовой маски! Лишь просто просмотреть в его суровые, но подчас такие доверчивые глаза…»

Но этих глаз Лене уже не суждено было увидеть. Скажу конкретнее: глаз Дмитрия Формовщикова.

Георгий Константинович тем временем продолжал умолять Хозяина придти: заверял его, что будет действовать во благо, если только огненный Владыка явится ему. Но он не приходил. Не приходили к Безделову и остальные шестеро друзей – и вот по какой причине. Снова и снова повторяя свои слёзные мольбы и замкнув своё внимание на себе одном, пожилой мечтатель не уследил за действиями Пастуховой. Та же – вопреки строжайшему наказу Безделова – незаметно закрыла ведущий на крышу люк на щеколду, за что стоявший поблизости Драгунский удостоил её одобрительным кивком. Шестеро друзей Георгия Константиновича оказались запертыми в огненной клетке – а не ведавший об этом Безделов всё ещё надеялся, что Хозяин услышит его и придёт.

 
                                                 * * *
 

В здании становилось невыносимо душно и горячо. Все выходы наружу были заперты, но шестерых друзей сейчас влёк лишь один путь – наверх. Они понимали, что Георгий Константинович, поддавшись искушению, решил сыграть не по правилам и направился туда, где он рассчитывал единолично встретить огненного Владыку.

– Как жаль, что я не сумел объяснить ему этого, – сокрушался Сергей Васильевич, когда все шестеро поднимались на седьмой этаж. – Как жаль, что он не смог понять, что компромисса в этом деле быть не может – и всё же пошёл на него. Считаю, что это и моя вина.

– Мы не так давно разговаривали с Анной про то, что каждый виноват за каждого, – сказал Пётр. – Конечно, причина, по которой Безделов сегодня принял такое решение, кроется и в тебе. Ты понимаешь, о чём я (Болотов вспомнил свой сон во время общего собрания и действительно понял, о чём шла речь). Но сейчас настал момент, когда сам Георгий должен кое-что уразуметь. Нам же остаётся быть готовыми ко всему.

Все присутствующие поняли своего предводителя. Каждый из них давно уже был готов погибнуть здесь – но каждый всё ещё хранил свою веру.

– Ну что, поднимаемся наверх вразумлять нашего «избранного»? – спросил Денис, как только друзья подошли к ведущей на крышу металлической лестнице.

– Хоть бы он услышал нас! – с надеждой в голосе промолвила Анна.

Денис в этот момент взобрался на вершину трёхметровой лестницы и обескуражил друзей известием:

– Заперто.

– Как заперто?! – глаза Формовщикова буквально налились кровью после того, как он это услышал.

– Он что, действительно решил оставить нас здесь сгорать? – Соня отчаянно не хотела верить в подобный расклад, но никакой другой версии происходящего ей на ум не приходило.

– Я в этом не уверен, – тихо проговорил Болотов.

– То есть ты решил верить в этого предателя до последнего? – язвительно спросил, пока ещё не слезая с лестницы, Денис.

– Сергей прав, – раздался лишённый, как всегда, какого-либо сомнения голос Петра.

– А в чём тогда дело? – спросил Формовщиков.

– Драгунский и Пастухова находятся сейчас с ним на крыше. Это Антонина закрыла люк, – разъяснил друзьям Пётр.

Денис, вспомнив о способностях своего лидера, отказался от вопроса «откуда такая уверенность?» и спустился с лестницы на пол. Пламя пожара тем временем начинало обступать друзей с обоих флангов.

– Знаете, друзья… – заговорил вдруг непривычно торжественно для себя Сергей Васильевич. – Что бы ни случилось – я вас всех очень сильно люблю!

– Ты же знаешь, что это взаимно, мой родной! – дрожащим голосом произнесла Соня, и на её нежно-голубых глазах выступили слёзы.

Анна просто заплакала, не говоря ничего – хотя была полностью с Соней солидарна. Денис в ярости ударил кулаком по кирпичной стене и даже не почувствовал боли от треснувшей в кулаке кости. Дмитрий поднял глаза наверх и что-то прошептал.

– Не падайте духом, друзья мои! – сказал своим преданным спутникам Пётр, хотя даже ему в этот момент было очень и очень грустно.

 
                                                 * * *
 

Вой полицейских сирен, отдалённый шум лопастей вертолётов, доносящийся снизу гомон толпы – всё это слилось для Георгия Константиновича в одну какофоническую симфонию его обманутых надежд. Лишь начавший брезжить золотистыми бликами рассвет смог хоть немного развеять ту тьму, что царила и снаружи, и внутри убитого горем пожилого мечтателя. С ним были лишь Драгунский и Пастухова, но не было того, кого он жаждал видеть сейчас рядом с собой более всего на свете. Хозяин так и не приходил.