Текст книги "Изобретение Мореля. План побега. Сон про героев"

XXIII

Рядом с рынком Неверс встретил семейство Френзине.

– Вот и мы! – воскликнул Френзине с экзальтацией. – Гуляем. Все вместе, так безопаснее. А вы – куда направляетесь с этим? (Он, наконец, заметил чемоданы).

– Уезжаю.

– Уже покидаете нас?

Неверс заверил их, что, вероятно, вернется к вечеру. Это их утешает, повторяли Френзине.

– Мы вас проводим до пристани, – предложила жена.

Он пытался отказаться. Одна Карлота была на его стороне, просилась домой, но никто ее не слушал. Во внезапной сердечности господ Френзине Неверс усмотрел желание что-то скрыть или откуда-то увести его. Он смотрел на город с грустью, словно предчувствуя, что не вернется сюда. Пристыженный, поймал себя на том, что ступает в пыль, желая унести с собой немного красноватой кайеннской земли. Сообразил, почему волновались Френзине: он застал их врасплох поблизости от рынка.

Но провожали его сердечными словами, а нервозность воскрешала в памяти другие прощания.

Слезы подступили к глазам.

XXIV

Прежде чем причалить, Неверс обогнул Чертов остров. Ничего нового. Ни души. Животные, как всегда, разгуливают на воле. Он высадился на острове Реаль. Немедленно направился в административный корпус – там, в письменном столе, лежала связка ключей. Он спросил у ординарца, заместившего Дрейфуса, есть ли новости. Новостей не было.

К вечеру явился Дрейфус. Они обнялись, как друзья после долгой разлуки. Никакой иронии не было заметно в лице Дрейфуса, он восторженно улыбался. Наконец произнес:

– Господин губернатор заждался вас.

– Я могу поехать на Чертов остров?

– Нет, мой лейтенант. Вы привезли то, что вам заказали письмом?

– Каким письмом?

– Письмом от имени губернатора. Я вам его вручил вместе с другими запросами.

Неверс сунул руку в карман, письмо там и лежало. Пришлось импровизировать.

– Мне сказали, что ничего не получится до двадцать шестого.

– До двадцать шестого! – ахнул Дрейфус.

– До двадцать шестого. Я привез, что смог. Съезжу еще раз.

– Губернатор расстроится. Не время расстраивать его.

– Что с ним?

– Увидите – не узнаете. Помните, каким губернатор приезжал сюда в первый раз? Он преобразился.

– Преобразился?

– Перенес приступ, такого тяжелого еще не бывало. Весь посерел, словно пеплом покрылся. А походка – видели бы вы сами: движется, как во сне.

В Неверсе проснулась совесть. Он предложил:

– Если на то пошло, поеду прямо сегодня. Постараюсь добиться толку…

– Хотя бы очки для Пресвитера вы достали? – спросил Дрейфус.

– Нет.

– Человек плохо видит.

– Он очень болен?

– Господин губернатор говорит, что ему лучше, но его сильно прихватило. Днем мы держим Пресвитера в темноте, ночью будим. Но он не видит вблизи, различает лишь то, что отстоит от его глаз дальше, чем на два метра. Приходится все для него делать: мыть, кормить. Ест он днем, пока спит.

– Пока спит?

– Когда просыпается, он слишком нервный, лучше его не трогать. Часто бредит и видит всякие ужасы.

Неверсу стало жаль беднягу. Потом, по зрелом размышлении, он решил, что очки не помешали бы Пресвитеру. Желая сменить тему, поинтересовался:

– Что еще нового на острове?

– Ничего. Жизнь очень тяжелая. Постоянно ухаживаем за больными.

– За больными? Их несколько?

– Да. Пресвитер и еще один заключенный, Жюльен. Вчера с ним случился припадок.

– Сначала Пресвитер, потом Кастель, затем…

– Это не одно и то же. Господин губернатор давно страдает от головных болей. Работать с господином Кастелем – великая честь. Сам больной, он ни на минуту не покидает Жюльена. И господин Де Бринон тоже самоотверженно трудится целыми днями, а ведь знатный человек. Благородство – в крови, мой лейтенант, в крови.

– Кастель не выходит?

– Почти никогда. Разве что ненадолго, ночью, проведать Пресвитера или поговорить с другими заключенными.

– Какими заключенными?

Дрейфус потупил взгляд и пояснил:

– Остальными, теми, кто здоров. Они приходят к нему в главный корпус.

– Могут заразиться.

– Нет, к больному даже мне нельзя заходить. Господин Де Бринон приносит пищу.

– Де Бринон и губернатор едят в комнате больного?

– И спят тоже.

– Часто ли губернатор посещал этот остров и остров Сан-Хосе?

– С тех пор, как вы уехали, ни разу.

– А Де Бринон?

– И он тоже.

– А вы сами?

– И я не приезжал. Говорю вам, много работы.

Неверс задался вопросом, заметил ли кто-нибудь, что тюрьма оставалась без руководства. Решил, что не мешало бы провести обход, да не забыть заглянуть в архив и в арсенал.

XXV

Неверс обошел острова Реаль и Сан-Хосе. Бесконечная цепь наказаний, лишений… Возможно, тюремщики и стали больше злоупотреблять своей властью, но это не бросалось в глаза. Без начальства самая ужасающая из тюрем работала, как часы. Осужденные только и могли, что украсть лодку и потерпеть крушение вблизи островов или разбить себе голову о плиты в отхожем месте. Любой мятеж обречен. Он попал во власть навязчивой идеи, им овладел постыдный припадок безумия.

Неожиданно кто-то тронул Неверса за плечо. Он обернулся, на него смотрел в упор старый заключенный, некий Порделанн. Арестант начал медленно поднимать правую руку, Неверс отпрянул и сумел разглядеть в руке у старика нечто зеленое с красным. Он показывал крохотную собачью конуру.

– Продается, – нараспев проговорил он. – Сколько дадите?

Порделанн поддернул штаны и осторожно опустился на колени. Поставил конуру на землю, нагнулся к самой дверце и крикнул: «Константино!» Из конуры выскочила деревянная собачка. Старик засунул ее внутрь, хлопнул в ладоши, и собачка выскочила снова.

– Вы это сами сделали? – спросил Неверс.

– Да. Собачка выходит на любой звук. Когда батарейки сядут, их надо заменить. Сколько дадите?

– Пять франков.

Неверс дал пятнадцать и продолжил обход, ощущая неловкость: того гляди, эта игрушка подорвет его авторитет.

В списках заключенных красного барака он заметил изменения. Делож и Фавр были переведены на Чертов остров, Роде и Цурлиндер с Чертова острова заместили их. Неверс вспомнил, как занервничал Дрейфус, когда разговор коснулся заключенных. Задался вопросом, не дожидался ли Кастель его поездки в Кайенну, чтобы отдать приказ о переводе. Но не возмутился. Может, губернатор и не совсем самодур – на Чертовом острове с заключенными обращаются лучше, и, вероятно, среди семисот пятидесяти заключенных на островах Реаль и Сан-Хосе нашлись такие, кто заслужил послабление, а трое из четверых политических, помещенных на Чертов остров, оказались кончеными негодяями. Хотя в принципе он выступал против того, чтобы смешивали уголовных и политических.

Неверс вернулся в управление и направился в архив. Папки, полки, паутина – все на своих местах. Прошел в арсенал: ничего не пропало. В дальнем конце, как всегда, стояли пулеметы Шнейдера, справа, на полу – ящики с боеприпасами, надежно запертые, заполненные доверху (он попытался сдвинуть один с места). Слева – бочка масла для швейных машинок, которое использовалось как смазка; там же, слева, ружья на ко`злах. Однако желтая штора, закрывавшая козлы с ружьями, была отдернута, а Неверс помнил ее задернутой. Он стал заново все пересчитывать. Итог оказался тем же: за исключением шторы, нарушений выявлено не было. Наверное, вообразил он, какой-нибудь несчастный нашел ключи, забрался в арсенал, осмотрел запасы оружия, но предпринимать ничего не стал: он, дескать, не готов, сейчас не время, да и подельников не хватает. Лучше положить ключи на место и вернуться в ночь (подготовить план, а главное, лодку с провизией). Неверс признается, что, заперев дверь и забрав ключи, он, наверное, нарушил планы неведомого узника.

Энрике вошел в свою комнату, поставил игрушку на комод, опустил жалюзи и прилег. Сообщения Дрейфуса его поразили: может, Кастель вовсе и не злодей. Дельный управленец не должен забывать о тюрьме, допустить, что она в состоянии управляться сама собой. Любой опытный губернатор верит в необходимость отдавать приказы, вмешиваться… Не исключено, что Кастель – неплохой человек.

То, что симптомы Пресвитера не совпадали с симптомами бешенства, еще не доказывает вину губернатора. Возможно, у Пресвитера проявилась болезнь, сходная с бешенством, а губернатор назвал ее бешенством, желая упростить, чтобы Дрейфус понял; или Дрейфус все-таки понял плохо, или плохо объяснил.

Эти страхи нелепы. Неверса глубоко уязвлял факт, что порой он становится маньяком, сумасшедшим. И все же он испытывал облегчение: оставалось дождаться приезда Ксавье, однако восстановления нормальности в мире и дожидаться следует в нормальном, трезвом рассудке. Неверс вспомнил о запрете на посещение Чертова острова. Так или иначе, подумал он, там есть какая-то тайна.

XXVI

Тайна Чертова острова меня не касается, даже если она существует. Удивительно, что моему племяннику понадобилось столько времени, чтобы прийти к подобному выводу. Мы-то, с нашим врожденным чувством долга, не могли бы остаться равнодушными к такому секрету.

В очередной раз я вспомнил, что пребывание в Гвиане – всего лишь эпизод в моей жизни… Со временем он сотрется, как все прочие сны.

От одного наваждения Неверс перешел к другому. Винил себя в том, что Пресвитер оставался незрячим, а для больных не хватало лекарств. Даже решил немедленно поехать в Кайенну, поискать то, что не привез в первый раз. Позвал денщика. Никто не откликнулся. Тогда он собрал чемодан и сам отнес его на «Беллерофон».

Перед тем, как плыть в Кайенну, Неверс медленно обогнул Чертов остров. Заметил заключенного, удившего рыбу с откоса на юго-западной оконечности. Окруженное скалами и выше – рощами хлипких пальм, место это было скрыто от глаз обитателей островов Реаль и Сан-Хосе и даже поселенцев Чертова острова, если только те нарочно туда не сунутся. Надумав себе внезапное озарение, Неверс решил с этим человеком поговорить. Вряд ли его застигнут врасплох, а если застигнут, последствия проявятся позднее.

Он пришвартовался, завязав сложнейший узел, исключавший любую возможность быстро и незаметно скрыться.

Заключенный был необъятно толст. Он озирался, будто желая удостовериться, что никого поблизости нет. Неверс подумал, что такое поведение скорее подобает ему, незваному гостю, чем здешнему арестанту; сразу допустил, что этот человек замышляет нападение. С таким противником, решил Неверс, драка не будет опасной. Зато все узнают о том, что он высадился на Чертов остров. Отступать было поздно.

– Хорошо клюет? – спросил он.

– Нормально. Неплохое средство от скуки. – Заключенный напряженно улыбался.

– Здесь лучше, чем в красном бараке?

Стараясь не выдавать волнения, Неверс расслышал чьи-то шаги наверху. Шаги приближались, и он спрятался за колючим кустом. Где-то рядом толстяк улыбался, нахваливал:

– Здесь чудесно. Никогда не смогу отблагодарить господина губернатора за то, что он для меня сделал.

– Вы – Фавр или Делож?

– Фавр, – кивнул толстяк, стукнув себя кулаком в грудь. – Фавр.

– Где вы живете? – поинтересовался Неверс.

– Там. – Он указал на вершину хребта. – В хижине. Делож – в другой, чуть поодаль.

Шаги зазвучали вновь. Со дня приезда в Гвиану Неверс постоянно слышал шаги часовых, но никогда – столь звонкого топота целой толпы. Он буквально вжался в куст и спросил:

– Кто это там?

– Конь, – ответил Фавр. – Вы его не видели? Поднимитесь по склону.

Неверс не знал, что делать, не хотел перечить арестанту, но и подниматься побаивался – вдруг узник воспользуется моментом, бросится к катеру и совершит побег. Он все же поднялся, скрытно принимая меры предосторожности (стараясь, чтобы его не заметили сверху; не упуская из виду человека внизу). Конь без привязи – старый, белой масти – наматывал круги безостановочно, один за одним. Заключенный не сдвинулся с места.

– Что с ним такое? – удивился Неверс.

– А вы не знаете? Когда его отвязывают, он, вместо того, чтобы пастись, носится кругами, как безумный. Забавно, как только с голоду не подохнет. На этом острове все животные словно взбесились.

– Эпидемия?

– Нет. Господин губернатор – настоящий филантроп. Подбирает взбесившихся животных и лечит их. Но сейчас, когда люди болеют, ему не до животных.

Не желая, чтобы беседа прервалась, Неверс произнес:

– Значит, вы тут не скучаете?

– Вам известны условия. Хорошо еще, что по вечерам мы какое-то время говорим с господином губернатором.

Неверс не стал спрашивать, о чем они говорят. Из этой первой беседы было бы достаточно почерпнуть какие-то сведения о росписях, которые губернатор затеял в центральном корпусе. Желая ненавязчиво подойти к теме, он поинтересовался:

– Условия? Какие?

Рыбак встал во весь рост и драматическим жестом отбросил удочку.

– Господин губернатор подослал вас, чтобы меня разговорить?

– Нет.

– Не лгите! – заорал толстяк, и Неверс забеспокоился, заглушает ли эти крики шум прибоя. – Не лгите. Вы застигли меня врасплох. Если я и нарушил слово, то по ошибке. Как я мог подумать, что вас подослали, чтобы подловить меня?

– Подловить вас…

– Видя ваше звание, я решил, что мы можем говорить. Этим же вечером я все объясню господину губернатору.

Неверс схватил его за локти и встряхнул.

– Даю слово, что господин губернатор не подсылал меня, чтобы вас подловить, или шпионить за вами, или для чего-то еще. Вам что, ни с кем нельзя общаться?

– Только с Деложем.

– Вы многим обязаны господину губернатору, а теперь хотите огорчить его, признавшись, что нарушили приказ? Это ли благодарность?

– Он говорит, что поступает так ради нашего блага, – вздохнул заключенный. – Объясняет, что собирается нас спасти, а если мы проболтаемся…

– Если проболтаетесь, навредите себе, – перебил его Неверс, влекомый своей врожденной, несокрушимой способностью упускать любой случай, какой бы ни представился. – Я вам вредить не хочу. Я ничего не скажу господину губернатору. И тем самым мы избавим его от огорчения. Вы тоже ничего не скажете. Могу я на вас положиться?

Толстяк, стеная и тихо всхлипывая, протянул ему мокрую руку. Неверс различил, как она блестит в вечерних сумерках, и горячо пожал.

Потом вернулся на остров Реаль. Он не оставил намерения ехать в Кайенну. Отправится завтра с утра, поскольку считал неосмотрительным пускаться в плавание ночью.

XXVII

– Куда собираетесь? – поинтересовался Дрейфус. Было десять часов утра. Неверс одевался.

– Еду в Кайенну.

– Губернатор велел вам не беспокоиться, – заметил Дрейфус. – Раз вам ничего не обещали до двадцать шестого, то и ехать незачем. Губернатор хочет навестить вас.

Дрейфус удалился. Неверс сожалел о том, как повел себя накануне. В самом деле, корил он себя, как теперь снова заговорить с Фавром? После искреннего обмена обещаниями и полного согласия (не огорчать Кастеля, не выходить из подчинения Кастелю) продолжать общение немыслимо.

Уже почти стемнело, когда Неверс спустился к пристани. По дороге встретил своего денщика.

– Едете в Кайенну? – спросил тот.

– Нет. Попробую завести «Беллерофон». Мотор барахлит.

Он выбрал неудачный предлог. Моторы интересуют всех представителей рода человеческого. Денщик, того гляди, увяжется следом, или мерный рокот мотора уличит Неверса во лжи. Он ускорил шаг. Прыгнул в катер, завел мотор и вышел в море. Забирал то в одну, то в другую сторону, будто действительно испытывал мотор. Вскоре направился к Чертову острову.

Фавр замахал рукой. Он рыбачил на том же месте, и с ним находился еще один заключенный. Больше Неверс никого не различил.

Фавр радостно приветствовал его, представил своего товарища Деложа, объяснив тому:

– Не пугайся. Это друг. Он ничего не скажет господину губернатору.

Делож глядел недоверчиво. Был он тщедушный, или казался таким рядом с Фавром; рыжеволосый, с блуждающим взглядом. Его подвижное лицо выражало тревогу, он рассматривал Неверса с плохо скрываемым любопытством.

– Не бойся, – повторял Фавр. – Начальник хочет нам помочь. Мы можем говорить с ним и узнавать, что происходит в мире.

Неверсу показалось, будто он обрел в Фавре союзника. Решив этим воспользоваться, он, против всякого благоразумия и здравого смысла, заговорил о том, что собирается как можно скорее покинуть острова.

– Если бы вы могли уехать, какое место выбрали бы, чтобы жить? – спросил он у Фавра.

Делож заметался, как испуганный зверь. Это воодушевило Фавра, и тот ответил:

– Я бы поплыл на необитаемый остров.

До того как прибыть на эти острова, Неверс тоже лелеял такую мечту. Его возмутило, что ее разделяет арестант с Чертова острова.

– Разве вы не хотите вернуться во Францию, в Париж? Или уехать в Америку?

– Нет, – возразил Фавр. – В больших городах невозможно обрести счастье. (Наверняка, подумал Неверс, эту фразу он где-то вычитал или услышал.)

– И потом, – пояснил Делож звучным глубоким тоном, – господин губернатор предупредил, что там нас все равно рано или поздно найдут.

– Даже если помилуют, – поспешно добавил Фавр, – больше никто не станет нам доверять. Даже родные.

– На нас останется клеймо, – неожиданно радостно заявил Делож. – Клеймо на всю жизнь.

– Делож, – произнес Фавр, тыкая в товарища пальцем, – хотел в Маноа, в Эльдорадо.

– В Эльдорадо? – удивился Неверс.

– Да, где глинобитные хижины крыты золотом. Я сам не видел, потому и утверждать не могу. Кастель нам открыл глаза. Там золото идет по цене соломы. Но я понимаю, почему он нас отговаривает: Маноа – на материке, в центре Гвианы. Как пройти охраняемую зону?.. – Внезапно Фавр замолчал, потом взволнованно продолжил:

– Вам лучше уйти. Если явится Дрейфус или губернатор узнает…

– Дрейфус никогда не выходит по ночам, – буркнул Делож.

– Пожалуй, и правда поздновато, – поспешил подыграть Неверс.

Он не хотел расстраивать Фавра, даже не знал, что сказать, чем его успокоить. Крепко пожал ему руку, сощурился, покачал головой – язык жестов, пылкий, но по необходимости расплывчатый.

Кастель готовит их к побегу? Наверное, болезнь Жюльена и Пресвитера нарушила планы… Предполагает отвезти их на какой-то остров. Неверс стал припоминать, какие подходящие острова имеются в Атлантике. Доставить их в Тихий океан у него не получится. Разве что он пророет тоннель… Это не мое дело. Особенно, если меня уже здесь не будет.

Но Неверс до конца не постигал планов Кастеля. Пока он еще тут, на островах, надо все выяснить досконально, стараясь не подвергаться риску. Может, мой племянник полагал, что имеет передо мной обязательства. Он озвучил столько несуразных предположений, что теперь, перед лицом чего-то вероятного, хотел докопаться до правды.

XXVIII

Найдутся те, кто возложит на меня ответственность за бредовый план, который привел Неверса к неоднозначным открытиям и загадочной смерти. Я не привык уходить от ответственности, однако не собираюсь брать на себя незаслуженную вину. В предыдущей главе я сказал: «Может, мой племянник полагал, что имеет передо мной обязательства. Он озвучил столько несуразных предположений, что теперь, перед лицом чего-то вероятного, хотел докопаться до правды».

Дрейфус сообщил, что губернатор придет вечером. Неверс томился, около десяти часов перед ним забрезжил план, после чего он немного выпил для храбрости, чтобы его осуществить. До одиннадцати Неверс твердо верил, что губернатор придет, потом начал сомневаться и, наконец, решил, что с самого начала было абсурдно его ожидать. Такое убеждение, выпивка и первый том «Опытов» Монтеня привели к тому, что Неверс уснул за столом. Его разбудил губернатор.

Возлагать на меня прямую ответственность было бы несправедливо, Неверс задумал свой план в десять вечера, осуществил в полночь, и я находился во Франции, а он – на островах Спасения. Что до общей ответственности за то, что я не призвал его к порядку и не отговорил от необдуманных поступков, ее я тоже отрицаю. Если когда-нибудь найдутся мои письма к Неверсу, все увидят, что их мало и что, если я и проявляю какой-то интерес к его «расследованию», то лишь из вежливости… Наверное, кто-то спросит, как без всякого давления со стороны человек, раньше не проявлявший беззаветной отваги, придумал ложь, которая подвергала опасности его жизнь, или свободу, или возвращение, столь громогласно желаемое. Как осмелился он эту ложь высказать, откуда набрался решимости и сноровки разыграть перед губернатором спектакль и убедить его.

Прежде всего Неверс не был робок, то есть робок в буквальном смысле. Ему хватало мужества говорить, но не хватало смелости отвечать за последствия своих слов. Он объявлял во всеуслышание, что перипетии реальной жизни не занимают его. Неверса интересовали запутанные дела. Подтверждением моих слов служит то, что он ввязался (явно и неприкрыто) в дело, которое и заставило его покинуть Францию. Другим аргументом является его поведение в тюрьме (с первой минуты, полностью отвергая субординацию, он подверг сомнению действия своего командира). К сказанному мной может присоединиться некая дама из Сен-Мартена.

Кроме того, хотя на Неверса действительно никто не влиял, вряд ли можно сказать, будто ничто на него не влияло. Он выпил, и последним толчком явилось состояние губернатора.

Неверс проснулся, почувствовав давление на плечо. То была рука губернатора. Не глядя на него, Кастель обогнул стол и уселся напротив. Его покачивало, он слегка отклонился от курса: прошел мимо стула на пару метров вперед, потом вернулся и сел в полном изнеможении. Взгляд был рассеянный, глаза под набрякшими веками ввалились. Кастель был бледен, как мертвец: так гримируются плохие актеры, играя роль стариков. Вероятно, это сходство с плохим актером напомнило Неверсу о его намерении разыграть спектакль.

Губернатор выглядел больным. Неверс вспомнил, как Дрейфус говорил о «приступах» головной боли; на память пришло выражение «ходит, как во сне». Он подумал, что способность к критическому суждению у Кастеля явно ослаблена… Если губернатор и нащупает слабое место в его представлении, то закроет на это глаза, чтобы не утомлять себя. Неверс решил сделать свой ход, непродуманный, отчаянный, и с торжественным видом встал.

– Знаете, почему я здесь?

Он почти орал, желая доставить Кастелю дополнительные мучения. Тот закрыл глаза и стиснул голову руками.

– Я тут потому, что меня обвиняют в краже документов.

Этой ночью Неверс солгал, повинуясь импульсу, тому же отчаянному стремлению все разузнать, что и много лет назад, в обстоятельствах, о которых не давал забыть его долговечный шрам. Он продолжил, понизив голос (чтобы его услышали):

– Меня обвиняют в том, что я продал эти документы иностранной державе. Я здесь в результате шантажа. Человек, обнаруживший кражу, знает, что я невиновен, но что все указывает на меня, и никто в мою невиновность не поверит. Он сказал, что не выдаст меня, если я уеду из Франции на год. Я принял условие так, словно был виновен. Теперь, естественно, он меня предал. Двадцать седьмого прибывает мой двоюродный брат Ксавье Бриссак, чтобы исполнить свой скорбный долг: заменить меня и вручить вам приказ о моем аресте.

Выслушав, губернатор спросил:

– Это правда?

Неверс кивнул.

– Откуда мне знать, что вы невиновны? – осведомился губернатор в изнеможении, в отчаянии. В этой усталости Неверс угадывал твердую волю человека, располагающего средствами, чтобы разрешить любую проблему.

– От Антуана Бриссака, – ответил Неверс. – Спросите у моего дяди Антуана, а то и у самого Пьера. Вы с ними знакомы.

Жизнь среди заключенных начала подтачивать характер моего племянника. То, что он сослался на Пьера, могло, наверное, показаться мстительным озорством, но злоупотреблять моей дружбой было нечестно. Кроме того, мы оба находились во Франции – мог ли Кастель немедленно заручиться нашим свидетельством?

– Убеждены, что вас приговорили?

– Да, – кивнул Неверс.

Его подвергали допросу, значит, поверили.

Губернатор хриплым, дрожащим тоном снова спросил, уверен ли он. Неверс ответил «да». Немного оживившись, губернатор воскликнул:

– Я рад!

Потом он закрыл глаза и спрятал лицо в ладонях. И ушел, слабо отнекиваясь, когда Неверс предложил проводить его.