Текст книги "Белый, белый снег… (сборник)"

8

Я похоронил Тимку возле избушки… Земля уже успела промерзнуть. Поэтому пришлось раскладывать костер и отогревать, очищенный от снега участок. Нашлась и лопата… Грунт был песчаный, податливый, поэтому мне удалось справиться достаточно быстро.

Чтобы медведь не разрыл захоронение, я не стал насыпать холмик, а просто бросил сверху лист железа, который нашел в избушке. Привалил его сверху камнем, забросал песком.

После того, как я предал тело земле, почувствовал себя лучше. Я не раз замечал: стоит умершему обрести вечный покой – и живым становится легче. Конечно, душа еще болит, но уже не так тягостно.

Присев на дорожку, я оглядел избу. Ничто здесь уже не напоминало о нашем пребывании… Все свое у меня было собрано с собой, Борисенок ничего не оставил, а Тимкины вещи и даже ружье, я похоронил вместе с ним.

Достав карту, я наметил маршрут. Путь предстоял неблизкий… Но со мной были компас и карта. Да и опыт тоже кое-чего значит. В свое время я достаточно походил по тайге.

Убирая карту в рюкзак, я случайно наткнулся рукой на костяной амулет. Помедлив, достал его…Ворон, медведь, человеко-зверь – резные фигурки застыли на ладони.

«Неужели здесь есть какая-то связь? Со всеми нашими злоключениями? – вдруг подумал я, но тут же себя одернул. – Что за бред! Разве можно всерьез размышлять об этом? Мне, образованному, взрослому человеку!..»

Я бросил амулет обратно в рюкзак. Поднялся и вышел на улицу.

День был солнечный, яркий, морозный… Чистый, белый снег слепил глаза. Холодный воздух наполнялся ароматом тайги. Благостная тишина стояла вокруг… Но у меня не было сил любоваться этой красотой. Я просто шел и шел, иногда сверяя направление по солнцу. Тут даже компас был не нужен.

Неожиданно я заметил следы. Первая реакция была – медведь! Но, подойдя ближе, я понял, что это следы Борисенка. Знакомый рисунок на подошве не оставлял сомнений.

Следы вели в нужном мне направлении, и я решил идти по ним. Так было легче… Борисенок был опытным охотником, и я не сомневался, что он выйдет куда надо. Даже ночью… Даже с помутненным рассудком.

Осуждал ли я его за это внезапное бегство? Нет, конечно… Мне было его жаль.

Следы вывели к реке. Все правильно… Здесь как раз надо было немного пройти вдоль берега. Потом дорога уходила на восток, а путь к лесовозной дороге лежал прямо на север.

Внезапно следы заметались: туда-сюда, туда-сюда… Как будто человек чего-то испугался.

Увлекшись распутыванием следов, я не заметил, как оказался у кромки льда. Белая замерзшая гладь открылась моему взору. Я невольно окинул взглядом пространство. И вдруг… Что это! Четкие отпечатки ног прерывались на середине. Там, где темнела, схваченная свежим прозрачным ледком полынья.

Ошеломленный, я какое-то время не мог отвести взгляд от той точки, где пропадали следы. Словно надеялся еще на что-то…Но далеко вокруг, на сколько хватало глазу белело только чистое, нетронутое снежное полотно.

«Чего его понесло через реку? Зачем?..» – недоумевал я.

Ответ нашелся чуть позже. Когда я в прибрежных кустах обнаружил медвежьи следы. Все стало ясно… И я без труда восстановил для себя картину ночной трагедии.

Возможно, медведь преследовал Борисенка на отдалении еще от избушки. Но никак не обнаруживал себя. А возле реки дал понять, что он рядом… Я где-то читал, что так волки охотятся на копытных. Выгонят лося или оленя на лед – и готово!..

Здесь, на берегу, у Борисенка не было шансов. Ночью в густых зарослях и карабин не поможет. Единственное спасение – на открытом пространстве. Но лед оказался еще слишком слабым… Случайность? Или зверь все просчитал?

Я снова почувствовал холодок опасности. Может быть медведь где-то рядом? Наблюдает сейчас из укрытия. Ждет удобного момента, чтобы напасть.

Нервы у меня сдали. Я сорвал с плеча ружье и заорал на весь лес:

– Выходи, я здесь! Ну!.. Чего же ты боишься, черная сила?! Давай, выходи-и-и!..

Тишина поглотила мои бессмысленные крики.

Озираясь по сторонам, я пошел вдоль реки. Я не мог заставить себя оторваться от берега и углубиться в лес. Заснеженные дебри таили опасность…

Но все время идти возле реки я не мог. Она поворачивала направо и уводила совсем в другом направлении. А чтобы выйти к лесовозной дороге, я должен был двигаться строго на север.

Светлого времени суток у меня в запасе оставалось немного. Раздумывать было некогда. Собрав всю свою волю, я двинулся прямо через лесные заросли.

Я шел быстро, почти бежал… Мне казалось, что так безопаснее. Медведю трудно будет подобраться ко мне бесшумно. А это самое главное… Ведь у меня в руках ружье. И так просто я не дамся.

С шумом поднялись с земли и слетели с деревьев несколько косачей. Я вздрогнул от неожиданности и вскинул ружье…«Уф-ф!» – вздохнул с облегчением. Надо же, напугали пернатые. Сердце чуть из груди не выпрыгнуло… Проводив птиц взглядом, быстро зашагал дальше.

Долго такой высокий темп я выдержать не мог. Сказывались бессонные ночи и переживания последних дней. Я почувствовал, что от усталости у меня темнеет в глазах. Надо было остановиться передохнуть… Но я из последних сил терпел, надеясь пройти до привала как можно больше.

Я не сразу понял, что за странное сооружение возникло передо мной. Какие-то геометрически четкие линии, припорошенные снегом… При ближайшем рассмотрении это оказалось упавшей пожарной вышкой. Я вспомнил, что Борисенок рассказывал мне про нее. Правда, он думал, что она еще стоит.

Я отряхнул снег с толстой деревянной опоры и присел. Нужно было отдохнуть. Тем более что сейчас уже стало ясно – до лесовозной дороги отсюда недалеко.

Оглядевшись по сторонам, я увидел уходящую вдаль «визиру». Для того, кто не знает – поясню… Это такая четко прорубленная линия в лесу, по которой лесники совершают обходы. Весь лес расчерчен такими линиями на кварталы. Когда идешь по «визире», непременно наткнешься на квартальный столбик, с определенными цифрами или иными топографическими знаками… Это нужно для учета лесных площадей.

Я вспомнил, что мне говорил Борисенок. Отсюда до озера не более получаса ходу. Полчаса туда, полчаса обратно… И до лесовозной дороги от вышки час. Итого, два часа… А до темноты как раз столько же. Значит, успеваю?

Мне обязательно надо было попасть к Черному озеру. Конечно, я устал и лишний крюк мне не в радость. Конечно, есть вероятность, что я не успею выйти к дороге до темноты. Но раз обещал… Я не мог туда не зайти. И совсем не потому, что поверил в нелепые домыслы о таинственном Черном шамане. Нет… Просто я привык выполнять обещания. «Не можешь выполнить – не обещай. А пообещал – сделай» – так говорил мой отец… Конечно, не все обязательства в этой жизни мне удавалось выполнять. Но если дал слово…

Идти по визире было легко. Не надо постоянно сверять направление. Просто двигай ногами… Она оборвалась метров за двести до озера. Там, где кончался лес… Дальше по пригорку деревьев почти не было. Только редкий кустарник.

Я поднялся наверх. Лесное озеро ровным овалом белело среди заснеженной тайги. Справа на чистом высоком берегу росла одинокая раскидистая сосна. Рядом темнел накрытый снежной шапкой огромный серый валун… Здесь?

Я подошел ближе. Под наносами снега угадывались очертания давно истлевшего сруба. Сомнений не оставалось – это то, что я искал. И отметка на карте совпадала.

Возле валуна, под снегом угадывался небольшой холмик. Вот оно – последнее пристанище Черного шамана… Я достал топор, разрыхлил смерзшуюся землю. Потом сунул в ямку костяной амулет и заровнял сверху грунтом.

– Покойся с миром, Черный шаман… – я обнажил голову и постоял так, любуясь простором, открывшимся с этого высокого места.

Неожиданно из-за облаков выглянуло солнце. Оно было уже низко и красновато-малиновые лучи озарили округу. Снег сделался розовым и золотые искры мелким бисером рассыпались по нему. Холодная синь небес и яркая зелень сосен дополнили картину.

Пора было идти. Я надел шапку, повернулся и двинулся к лесу. По белой и чистой равнине.

– Кар-р! Кар-р-р! – послышалось вдалеке. Это был крик ворона.

Подняв глаза, я увидел в небе черную птицу. Что-то зловещее почудилось мне в этом крике. Я беспокойно огляделся по сторонам… Ворон часто сопровождает в тайге медведя. Об этом знает любой охотник.

– Кар-р! Кар-р! – снова донеслось с небес.

Я заметил на опушке темное пятно. Оно двигалось со стороны леса, становясь все больше и больше… Словно что-то оборвалось в груди. По ногам разлилась предательская слабость.

Да, это был он – страшный, безжалостный убийца… Зверь шел по моим следам. И скрыться от него или спрятаться, было уже невозможно.

Я скинул рюкзак на снег. Сбросил шапку и перчатки… Обрывая пуговицы, быстро расстегнул и снял с себя теплую куртку. Оставшись налегке, почувствовал себя чуть свободнее.

Но страх, как свинцом наливал все тело. Руки и ноги не слушались, в голове – туман. Надо было как-то перебороть себя… Иначе – погибель.

Медведь надвигался все ближе и ближе… Уже хорошо можно было рассмотреть большую лобастую голову, массивную шею, мощные лапы… Он тыкался носом в мои следы и злобно фыркал, распаляя себя. Ему уже хорошо было известно, что человек – довольно слабое существо. И надо только подобраться поближе для верного броска, а там…

Я вздохнул полной грудью и резко выдохнул… Медведь увидел меня. Черная шерсть на загривке вздыбилась, из раскрытой клыкастой пасти вырвался звериный рык:

– Р-р-ра-а-ауф!

Зверь был огромен и страшен. В каждом его движении чувствовались неколебимая уверенность и сила… Но именно это подстегнуло меня.

«Куда ты прешь, мурло звериное! Кого ты хочешь изувечить своими зубищами и когтями?.. Меня? Который столько всего пережил… Ты, пес поганый! Не ведающий ничего, кроме как набить свое толстое брюхо!.. Да я порву тебя голыми руками!»

Я двинулся ему навстречу… Страх бесследно исчез. И все другие чувства – тоже. Осталось только неутолимое желание поединка. Сейчас, немедленно!..

Зверь прыжками летел ко мне, вздымая за собой белую снежную пыль. Черная шерсть волнами перекатывалась на загривке.

Я шел по снежной равнине, не замечая вокруг ничего. Только ветер свистел у меня в ушах… Как будто это не зверь, а я несся ему навстречу.

Нас разделяло уже чуть больше двадцати шагов. Я припал на колено, взвел тугие курки. Приклад привычно уперся в плечо… Короткий вдох, пауза… Мушка ровно легла на прицельную планку.

Медведь вздыбился и закрыл собой полнеба. Устрашающий рык разнесся по округе… Поймав в прицел косматую клиновидную грудь, я нажал на спуск.

– Бах! – звонко, на открытом пространстве, ударил выстрел.

Рев оборвался… Огромная туша упала вперед, на снег. Белый фонтан взметнулся и осел, слегка присыпав серебристой пыльцой густую черную шкуру… Грозно вздыбленная шерсть на загривке медленно опала.

Оглушительная тишина повисла в морозном воздухе. Я услышал стук своего сердца… Не остыв еще от стремительной схватки, я быстро подошел к поверженному зверю и из второго ствола сделал контрольный выстрел.

«Все… Конец…» – устало подумал я, хватая с ладони ртом холодные комья снега.

Вдали послышался какой-то странный, едва уловимый гул. Я прислушался… Так и есть, это звук лесовоза! Теперь оставалось только одно – поскорее выйти к дороге.

Эпилог

Лязгнул замок, протяжно заскрипели несмазанные дверные петли.

– Соколов! С вещами на выход!

«Наконец-то!» – оживился я, с радостью покидая свое «узилище».

Гулкий длинный коридор, шаги охранника за спиной… Знакомый уже кабинет, с зеленовато-серыми стенами.

– Доброе утро… Присаживайтесь.

Молодой оперативник в штатском был спокоен и учтив. Это обнадеживало.

– Ну, что я могу сказать… – оперуполномоченный привычным жестом поправил узкий однотонный галстук. – Проверили мы все, что вы нам рассказали… Информация подтвердилась.

Я почувствовал, как теплая волна поднялась изнутри. Защипало в носу и подступило к глазам.

– Была проведена большая работа, – продолжал между тем милиционер. – Оперативная группа, включая судмедэксперта и криминалиста-кинолога выезжала на место. Я сам там был… Случай, конечно, нетипичный. Редкий, я вам скажу…У нас в районе никто ничего подобного не помнит… В общем, вы свободны.

Сглотнув подступивший ком, я согласно кивнул.

– Конечно, – в голосе оперативника послышалось легкое смущение, – вы пробыли у нас немного дольше, чем это положено… Но, понимаете, проверить все эпизоды в такой срок… Да еще плюс выходные… Жаловаться будете?

– Нет, не буду, – твердо ответил я. Минутная слабость прошла, я снова овладел собой.

– Ну, и правильно… – улыбнулся оперуполномоченный, вставая из-за стола. – Сейчас вас доставят на вокзал. Насчет машины я распорядился. С билетом тоже решим… Удачи!

Он протянул мне руку. Я пожал крепкую, сильную ладонь.

«К чему играть в обиженную невинность? У каждого своя работа…»

– Да, и вот еще что… – оперативник остановил меня возле дверей. – Я звонил вашей жене.

– Надеюсь, вы не сказали ей, что я сижу в тюрьме?

– Я даже не сказал, что из милиции… Но не суть… Просто она просила передать… Госкомиссия утвердила проект.

– Что? – я ухватился рукой за косяк. – Повторите, что вы сказали…

По лицу оперативника скользнула тень неуверенности. Чисто выбритые щеки пунцово зарозовели.

– Я, конечно, могу ошибаться. Но прозвучало именно так… Государственная комиссия утвердила проект. Финансирование будет в полном объеме… Она сказала, что это очень важно для вас. Вот, передаю…

«Не может быть!.. Не может быть!.. Не может быть!» – радостно стучало у меня в висках, пока я ходил по коридорам райотдела, пока получал свои вещи и ружье, пока ждал во дворе машину. Не верилось, что это действительно так. Но если это правда…

– Прошу! – распахнул передо мной дверцу милицейского УАЗика молодой конопатый водитель. – Отвезу вас на вокзал.

Я уселся радом с шофером. Рюкзак и ружье он убрал назад.

– Когда поезд? – поинтересовался я.

– Через полчаса.

– Успеем?

– Да тут ехать-то… – водитель отпустил сцепление, и машина мягко покатилась по укатанной снежной дороге. – А это вы, значит, медведя убили?

– Я.

– Везучий… – качнув рыжей головой, уважительно произнес милиционер.

«Действительно, везучий, – подумал я, глядя сквозь запотевшее стекло на бегущие мимо дома с белыми крышами, на спешащих куда-то людей, на заснеженные деревья. – И дело не в медведе… Ведь если удастся реализовать этот проект, смело можно будет сказать – жизнь прожита не зря».

Кирзовые сапоги для летнего отдыха

1

Не успел переступить порог родного цеха, как услышал:

– Одинцов, тебе повестка!

– Из милиции? – насторожился я, вспоминая недавнюю драку в ресторане.

– Из военкомата, – успокоил меня бригадир Теткин и, вытерев руки промасленной ветошью, достал из нагрудного кармана бумажный листок.

– Шутишь, я свое уже отслужил…

– Видать, должок остался, – сурово сказал Теткин, протягивая мне повестку.

Я развернул ее и, прыгая через строчки, торопливо прочел:

«На основании Закона… явиться… иметь при себе…»

Дочитав до конца, удивленно присвистнул:

– Фю-ю-ю! Учебные сборы… Девяносто суток!

– Девяносто, – как эхо повторил бригадир и, ехидно улыбнувшись, добавил:

– Пропало лето…

Через час я сидел в кабинете начальника четвертого отделения. Русоволосый майор, перебирая лежащие на столе документы, устало спрашивал:

– Звание, какое у тебя было?

– Старший сержант.

– Должность?

– Заместитель командира взвода.

– Где служил?

– В спецчастях внутренних войск.

– Поедешь учиться на офицера запаса. Завтра с утра пройдешь медкомиссию. Отправка – вечером. Сбор здесь, в двадцать часов. Вопросы есть?

Вопросов у меня не было.

Я вышел на улицу, закурил и неспеша побрел к автобусной остановке. Разные чувства боролись во мне. С одной стороны, не хотелось никуда уезжать, оставлять жену и маленькую дочь: все-таки срок немалый – четверть года. Тем более, лето на носу… Но, с другой стороны, предчувствие перемен, дальней дороги и чего-то неизведанного заставляло радостно биться сердце, будило воображение.

Собирался недолго. Медкомиссия… Прощание с родными… И вот уже поезд, яростно отстукивая колесами, стремительно уносил меня на север, навстречу зыбкому сумраку белых ночей.

Нас было пятеро: четыре Саши и один Женя; все – сержанты запаса… Спустя полчаса мы непринужденно общались.

Самым скромным в нашей компании был Женя Мохов – молчаливый парень из лесного поселка. У себя дома он работал водителем «лесовоза». Несмотря на напускную строгость, он оказался вполне безобидным и добродушным малым.

Самым наглым зарекомендовал себя Рудин – молодой человек бандитской наружности, с перебитым носом и жуликоватыми глазами. Он обильно пересыпал речь блатными словечками и непринужденно жестикулировал.

Самым высоким и сильным, без сомнения, был Балашов. Его двухметровый рост и рельефные бицепсы внушали уважение. Как всякий богатырь, он отличался спокойным, уравновешенным характером. Чтобы вывести его из себя, надо было, видимо, очень постараться… Внушительные габариты сразу расположили к нему начальство – перед отъездом именно ему вручили большой портфель, в котором хранились все наши документы.

Самым обаятельным был Мауров. Я помнил его еще по школе. Он учился двумя классами старше. Девчонки ходили за ним табунами. Он неплохо играл на гитаре и пел в школьном ансамбле.

Я был самым молодым. Всего три года прошло, как вернулся из армии. И вот снова предстояло примерить военную форму.

– Давайте перекусим, – предложил Балашов. Все охотно согласились и зашарили по сумкам и рюкзакам. Стол оказался явно маловат для захваченной из дома снеди.

– А попить ничего нету? – спросил Мауров.

– Как нету… Вот! – и Рудин достал из рюкзака большую пластмассовую фляжку.

– Что это? – удивился Мауров, разглядывая на свет полупрозрачную емкость, в которой плавали какие-то ошмотъя. – Компот?

– Сам ты компот, – обиделся Рудин. – На, нюхни!

Мауров сунул нос в узкое горлышко и, втянув ноздрями воздух, тут же отпрянул.

– Фу-у! Водка, что ли?

– Спирт, настоянный на апельсиновых корках…

Все оживились.

Пока Рудин разливал напиток, Мауров слетал за кипятком – чтобы запивать.

Выпили за знакомство, принялись закусывать.

– Чо курица-то больно большая? – спросил Мохов.

– Глухарь это, – небрежно бросил Рудин. – Позавчера на ток ездил.

– О, дичь?

– Ну-ка, ну-ка!..

Через минуту от глухаря ничего не осталось.

– Евгений, – сказал Рудин, наливая по второй. – Вот ты – деревенский житель, а глухаря от курицы отличить не можешь. На охоту, небось, не ходишь?

– Когда ходить-то? – осушив стакан, ответил Мохов. – Двое ребят, жена, хозяйство… Некогда баловством заниматься.

– Мною ты понимаешь! – вспыхнул Рудин. – Да охота – это… Это…

– День, проведенный на охоте, не входит в срок жизни, говорили древние, – вмешался я, вспомнив изречение, прочитанное в охотничьем журнале.

– Во-во! – обрадовался Рудин единомышленнику. – Скажи ему, Саня!

Переубедить Мохова не удалось, зато мы нашли прекрасную тему для разговора и долго болтали о ружьях, собаках, об удачных и неудачных охотах.

Чем меньше оставалось во фляжке спирта, тем радостнее и добрее становился окружающий мир. Наконец настал тот момент, когда некоторым из нас захотелось петь.

Рудин снял с верхней полки гитару и подал ее Маурову.

– Шурик, сбацай чего-нибудь!

– Вы что, спятили! – попробовал я остановить их. – Люди уже спят, посмотрите времени сколько!

– Ничего, – махнул рукой Балашов. – Мы потихоньку…

Я напрягся, ожидая реакции засыпающих пассажиров. Но, как оказалось, волновался зря… Вскоре возле нашего купе столпилось полвагона. Разогретый спиртным и вдохновленный благодарными слушателями, Мауров превзошел себя. Без перерыва он выдавал песню за песней, а народ все не унимался: «А эту знаешь? А эту?..»

Наконец все устали и разошлись.

Покурив в тамбуре, мы стали укладываться спать. Но выспаться не удалось. Только задремали, проводница пришла будить – наша станция.

2

Полусонные, похмельные и злые, мы дружно высыпали на пустынный перрон, и пошли вдоль состава, поеживаясь от утренней прохлады, завидуя тем, кто остался в вагоне.

Зашипели тормоза, раздался протяжный гудок. Поезд мягко тронулся с места.

Вдруг Балашов дико вскрикнул и метнулся к покинутому вагону. Ухватившись за поручни, он одним прыжком заскочил в тамбур, едва не сбив с ног стоящую на подножке проводницу.

– Дезертир… – усмехнулся Рудин. – Кто следующий?

Мы недоуменно переглянулись: что все это значит?

Пока соображали, увидели, как из вагона, нелепо взмахнув руками, выпрыгнул наш «беглец». Поезд уже набирал ход, и он едва устоял на ногах.

Выпрямившись, Балашов победоносно вскинул над головой черный портфель.

«Хорошенькое начало!» – подумал я, представив, что делали бы мы, оставшись без документов.

В привокзальном сквере допили спирт, закусили остатками вчерашней трапезы и двинулись по улицам спящего поселка искать воинскую часть, где нам предстояло служить.

Уже рассвело. Я глянул на часы – половина пятого. Вокруг не было ни души. Куда идти, в какую сторону? И спросить не у кого…

Наконец на одной из тихих улочек встретили помятого, небритого мужичка.

– Папаша, где тут воинская часть?

– Танковая?

– Нет, мотострелковая.

– А-а, тогда вам туда…

Мы пошли по указанной дороге и вскоре уперлись в высокий деревянный забор. За ним был военный городок: несколько пятиэтажных домов, казармы, склады, гаражи…

Дежурный по части, встреченный неподалеку от КПП[4]4
  КПП – контрольно-пропускной пункт


[Закрыть], проводил во двор одной из казарм.

– Посидите здесь до подъема, – сказал он, усадив нас на скамейки вокруг врытого в землю столика, и удалился, насвистывая что-то себе под нос.

До подъема оставалось еще полчаса. Коротая время, мы болтали о том, о сем. Только Мохов не участвовал в разговоре – накрывшись курткой и подложив под голову согнутую в локте руку, он спал.

Солнце уже взошло и потихоньку пригревало. В голубом безоблачном небе, перекликаясь, косяк за косяком, летели на север гуси.

Хлопнула дверь, и из казармы стали появляться заспанные бойцы, обмундированные в полевую форму. По внешнему виду нетрудно было догадаться, что это наши будущие сослуживцы.

Один из них построил подразделение в две шеренги, скомандовал «Смирно!» и пошел докладывать начальству.

Минуту спустя на крыльце показался подтянутый, невысокий капитан. Дав команду «Вольно!», обратился к старшему:

– Проводите зарядку.

Бородатый крепыш звонко крикнул: «Рота, напра-а-а-во! Бегом марш!» и, громыхая сапогами, люди в форме понеслись мимо нас, скрываясь за углом.

– Ого! – удивился Рудин. – Здесь еще и бегать надо?.. Может, и подниматься за сорок пять секунд заставят? Куда мы попали?!

Он недовольно хмыкнул и покачал головой. В голосе его слышались растерянность и тоска. А мне, наоборот, стало интересно: что-то там ждет впереди?

Когда зарядка закончилась и рота вернулась в казарму, мы тоже направились туда.

Капитан оказался командиром учебного подразделения. Он забрал у нас документы и велел старшине заняться нашим обустройством.

Еще не все съехались, и в казарме было много свободных коек. Мы заняли места в углу, возле окна.

После завтрака нас повели на склад переодеваться. Молодая красивая блондинка Люся, игриво постреливая синими глазами, выдала каждому по паре кирзовых сапог, нижнее белье и обмундирование, включая теплые бушлаты. Переодевшись в подсобном помещении, мы вышли на улицу.

Сразу возвращаться в казарму не хотелось – наверняка найдут какую-нибудь работу. Поэтому решили не торопиться. На задворках склада нашли укромное местечко и, развалившись на сухой прошлогодней траве, устроили перекур с дремотой.

Но долго погреться на весеннем солнышке не удалось: вездесущий старшина забрал нас с собой – ремонтировать табуретки и тумбочки.

День прошел незаметно. Под вечер всех коротко постригли и, выдав белый материал, заставили подшивать подворотнички.

Мы сидели на койках и прилежно работали иглами. Немного смущало то, что выданный материал оказался не чем иным, как разрезанными нательными рубашками – чистыми, стиранными, но все же…

Поколебавшись, большинство стало подшиваться. Лишь человек восемь – ребята из Мурманска – отказались это делать.

Демонстрируя свое превосходство, они слонялись туда-сюда по центральному проходу казармы и бросали на остальных презрительные взгляды. Впереди гордо вышагивали двое: высокий рыжий парень небрежно обнимал за шею смуглого мордатого кореша. Следом за ними лениво шаркала сапогами свита. Они явно чувствовали себя хозяевами и стремились убедить в этом окружающих.

– Кто подошьется, тот козел! – раздалось совсем рядом. Это кричал рыжий. Друзья поддержали его веселым гоготом.

Все сделали вид, что не расслышали. Но каждый настороженно замер – что-то будет…

Я отложил в сторону шитье, ощутив в груди знакомый холодок, в предчувствии близкой драки. Молчать было нельзя. Если сразу не поставить эту публику на место – потом хлопот не оберешься.

– Отдохни, земляк, – сказал я как можно спокойнее. – Ты уже утомил всех.

– Что-что? – встрепенулся рыжий. – Кто здесь такой разговорчивый?

Я встал.

– Иди сюда, познакомимся…

Компания мгновенно оказалась возле наших кроватей.

– Ох, какой он крутой! – кривляясь, бросил рыжему мордатый приятель. – Круче каменной горы!

– Хи-хи! – угодливо хихикнул оказавшийся рядом шустрый паренек, поигрывая раскрытым перочинным ножом.

«Ну вот, – обреченно подумал я. – Ткнут сейчас «пером» в бок, а тут, наверное, даже больницы приличной нет».

Отступать, однако, было никак нельзя. Да и поздно уже…

– Ты, баклан! – прищурился рыжий, медленно подступая ко мне.

За его спиной тесно сомкнулась толпа. Сразу стало как будто темнее.

И тут поднялся во весь свой рост Балашов и взревел что есть мочи:

– Молчать, скоты!

Рыжий отпрянул назад, ряды неприятеля дрогнули.

Воспользовавшись замешательством, Мауров схватил парня с ножом за руку и обезоружил его. Мохов с Рудиным решительно встали с коек, готовые к бою.

Чем бы закончилась вся эта история – неизвестно, но тут раздался крик дневального:

– Атас, офицеры!

И спустя несколько секунд:

– Рота, смирно!

Все облегченно вздохнули.

В казарму вошли командир учебной роты капитан Соловьев и старшина. Было объявлено построение.

Мы выстроились в две шеренги. Капитан Соловьев вкратце разъяснил нам распорядок завтрашнего дня и, велев старшине проводить вечернюю поверку, удалился.

Сверив списочный состав с тем, что был в наличии, прапорщик дал команду «Отбой!», погасил свет и вышел.

Мы разошлись по койкам… Спал я плохо. Вздрагивал от каждого шороха – ждал драки… Но все обошлось.