Текст книги "Мать и сын, и временщики"

36. Новый митрополит

Около двух с половиной месяцем после низвержения Иоасафа духовный престол русской православной церкви пустовал. Не то, что Иван Шуйский со своей партией настойчиво искал достойную кандидатуру – сам-то он дано определился, сразу после решающей беседы с Макарием в Новгороде. Дал возможность своим единомышленникам проявить инициативу, выявить их пристрастия и оценки духовной русской жизни. Немного помедлив и потянув время, Иван Шуйский – якобы с общего согласия – все же решил возвести Макария Новгородского.

Макарий был посвящен в митрополиты московские 19 марта 1542 года. На его посвящении присутствовали епископы: Ферафонт Суздальский, Гурий Смоленский, Иона Рязанский, Акакий Тверской, Вассиан Коломенский, Досифей Сарский, Алексий Вологодский…

Вряд ли Иван Шуйский выламывал руки епископам, настаивая на кандидатуре Макария. Цвет русской церкви не нуждался в наставлениях временщика. Нужен был временщику Шуйскому митрополит-иосифлянин, только смекнул князь Иван, что владыка Макарий, пусть и племянник Иосифа Волоцкого, пусть трижды нестяжатель, при царе-государе Иване использует в своей духовной практике все лучшее от стяжателей и нестяжателей…

А пока торжествовали иосифляне-нестяжатели, взявшие сокрушительный реванш у партии Бельских… Боярская Дума при новом правителе осталась не тронутой, брат старого правителя Дмитрий Федорович Бельский, хоть и оплакивал несчастного брата, но по-прежнему сидел на одном из главных думских мест, не оспаривая и не противясь реваншу партии Шуйских. Если правление Ивана Бельского – с его приверженностью идеям нестяжательства – характеризовалось заметной сдержанностью в предоставлении податных привилегий монастырям, то новое правление Ивана Шуйского все тут же перевернуло вверх дном. На радость стяжательской иосифлянской партии Шуйские превратили монастырские дворы в необрочные, резко контрастирующие с посадским оброчным тяглом…

Сразу же обрисовалась новая политика клана Шуйских, направленная на тесное сближение с влиятельными монастырями и их игуменами путем предоставления им широких податных привилегий… Великие времена наступили для иосифлян-стяжателей: при новом правителе Иване Шуйском начинается полное освобождение монастырей от податей…

Как и полагалось ранее, за победу – уже не мятежников, а защитников новой государственности – надо было платить… Правитель пошел на это с чистой совестью: при нем дворянам было роздано невиданное доселе количество лакомых поместий… Поддержавшие Ивана Шуйские тверские дворяне-помещики за год-другой при новом правителе получили больше земли в свое владение, чем за предыдущие полвека… Не остались в накладе и поддержавшие Шуйского новгородские дворяне…

Только бояре и воеводы еще сильней обложили налогами и мздой народ бесправный… Слезы и рыдания стояли по всей Русской земле… А тут еще повсеместные разбои участились, татьба великая пошла – и со всем этим во многих местах недоимки крестьянские, голод…

Приходить стали к новому митрополиту Макарию крестьяне – на жизнь свою пропащую печалиться. Чтобы самому во всем убедиться лично, поехал митрополит в один из ближних приходов, откуда несколько дней приходили крестьяне, прося о помощи. Заехал в деревню из двадцати дворов. И что же видит митрополит? На двадцать дворов здесь всего-то семь лошадей и четыре коровы; овец – всего-то ничего, с гулькин нос. Все дома крестьянские настолько стары и плохи, что еле-еле стоят на куриных ножках – вот-вот рухнут в одночасье… И все это при жирующих монастырях вокруг и помещиках-дворянах…

Все как один бедны крестьяне: жалуются на правителя, помещиков, умоляют помочь митрополита. Бабы запричитали, заголосили о своих голодных детках:

– Нам помирать от голода не впервой… От татар, от своих натерпелись… А каково голод знать детишкам малым?.. Хоть бы мало-мальски сытые ребятишки засыпали… А то просят ситного – на ночь глядя – в слезах души ангельские… А дать-то нечего… Так и засыпают, не обедаючи и не ужинаючи… Встают – да и утором без завтрака… Разве это жизнь, владыка?..

Посуровел взглядом митрополит, а душа слезами обливается, видя разор крестьянский. Властители дерутся, сыр-бор из-за земли монастыри и помещики ведут, а эта земля свою главную опору – русского мужика-крестьянина – не кормит. Подошел вот такой мужик-крестьянин в драном кафтане к митрополиту – и снова печалиться:

– Хоть бы двоих-троих своих детишек с хлеба спихнуть, владыка… Все лучше бы жизнь для других стала бы…

– А всего-то сколько у тебя детишек?.. – спросил Макарий.

– Шестеро, владыка… Свез вот недавно шубенку в город, привез пару пудиков хлебца… Только надолго ли его хватит – на восьмерых?.. Не до жиру – быть бы жиру…

Раздавал, что мог, митрополит беднякам и думал про себя: «А ведь это не нищие, это крестьяне – соль земли Русской… Не милостыня им нужна, а то, чем земля русская на труд их с утра до ночи отвечает… Голод и нищета – верные признаки отвращения к сельской работе, когда знают, что и так все отымут… А это уже признаки упавшего русского духа… Подавляет же дух народа полное стеснение его свободы и унижение его личности… Причины того ужасного положения, в котором находятся крестьяне, когда разбой и татьба вокруг, одна: потеряли бодрость духа крестьяне, уверенность в своих силах, надежду на улучшение своего положения – пали духом… А как сделать, чтобы устранить все, что дух подавляет? Как сделать, чтобы поднять, укрепить дух народный? Полное стеснение свободы народной, безжалостное ограничение, а еще страшнее, абсолютное уничтожение свободы воли, свободы выбора, оказывается убийственно для духа русского… Падают духом русские при том!.. Вот и юный государь все со мной пытается говорить о свободе… Свободе выбора, свободе воли…»

Разговорились, наконец, новый митрополит и государь юный… Иван с трепетом душевным внимал словам владыки-наставника:

– …Признаков упадка духа очень много, государь… Один, возможно самый главный, когда несправедливо все права и отымается свобода выбора, когда голод сжимает соей костлявой рукой крестьянское горло, – это полное равнодушие ко всем духовным интересам, попрание всего духовного и воцарение всего низкого, недостойного… Попирается дух со стеснением свободы и унижения человека, когда родители готовы отделаться от лишних ртов в семье, ради спасения младших детишек, когда изо дня в день укладывают голодными детей, – тогда и смерть духа, и самого крестьянства близки…

– Что же определяется волей Божьей, а что свободой воли каждого отдельного человека? – спросил Иван и, немного покраснев и замешкавшись перед владыкой Макарием, не стал объясняться, что на эту тему вел не так давно разговоры с несчастным опальным Иоасафом.

– Все окончательно определяется волей Божией в силу особой нравственной необходимости, т. е. добровольного избрания каждым человеком на основе собственного выбора наилучшего, доброго и справедливого… – наставлял ровным спокойным голосом владыка, изредка поглядывая на своего воспитанника… Ибо изо всех возможных миров, заключенных в уме всеведущем, воля, руководимая идеей добра, избирает наилучший… Своего рода внутренняя, душевная необходимость, отличная от необходимости умствования… Свобода выбора души богаче и естественней выбора ума перебором всех вариантов – без нравственной опоры… Нутряная душевная свобода выбора неизбежно определяется высшим совершенством божественного действия… Несмотря на нравственную необходимость данного свободного выбора, как наилучшего, остается отвлеченная возможность другого, как не заключающая в себе никакого логического противоречия, и что, следовательно, наш мир, абсолютно говоря, должен быть признан случайным, ничуть не предопределенным заранее…

– Почему случайным, владыка?.. – спросил, ужаснувшись, Иван. – Разве не все предопределено Господом?..

Митрополит посмотрел на отрока добрыми глазами и сказал:

– Я имел в виду, что в случае возможны и недоимки и голод даже, а в предопределенности могут оказаться не только одно добро и благодать… Это все издержки человеческого восприятия жизни с неизбежными требованиями высшего совершенства божественного действия…

– Владыка, ты упомянул, что голод нарушает веру в Божью благодать – потому и упадок духа человеческого…

– Кто-то воспринимает голод как Божье наказание, а кто-то как злодейство, когда все, и бедные и богатые под Богом ходят… Да только богатые устраиваются и не голодают, а бедных скручивает голод и на смерть обрекает… – поморщился митрополит, вспомнив вид голодных деревень, доведенных до ручки самодурством помещиков, властителя нового, расплодившимися разбойниками и татями. – …Мужики разорены, и хлеба у них нет… Голодной смертью помирают… А богатеи отказывают нуждающимся мужикам…

– Надо распорядиться, владыка, в раздаче мужикам хлеба… Голод – не тетка… – пылко сказал Иван, по-мальчишески радуясь, что ему выпал предлог и повод заботы о своем народе.

– Всем хлеб не раздашь, ни ты, государь, ни монастыри не осилят такое… Надо так все в Отечестве устроить, чтобы мужик себя сам кормил, а не отымать у него последнее за душой… – вздохнул владыка.

– Я распоряжусь весь хлеб мужикам раздать… – твердо повторил Иван. – Бояре мне не воспротивятся… Раздам им все, что им нужно… Что наше, мое, то будет ихнее… Я ничего не пожалею… Лишь бы дух народа поднять и помочь бедственному положению крестьян…

– Государь, не должно быть у крестьянина отвращения к своей крестьянской работе… Нельзя, чтобы сильные мира сего отнимали у мужика человеческое достоинство, вгоняли его в нужду, признавали мужика не человеком – свободным существом, Божьим рабом, да не рабом помещиков и властителей… Нельзя, чтобы сильные мира сего признавали его, мужика, грубым неразумным существом, у которого властителями и помещиками под видом заботы о нем стеснялась его внутренняя свобода воли и свобода выбора жить и быть счастливым… – Макарий пристально смотрел на Ивана, ничуть не сомневаясь в искренности его слов сделать все возможное для голодающих мужиков, чтобы спасти их от напастей новой власти.

– Как сделать так, чтобы голод и нужда не повторялись?.. – задумчиво произнес Иван.

– А надо перестать презирать и оскорблять свой народ… Нужно подчинять его не законам произвола помещиков на местах, а всеобщим законам добра для живых существ, самостоятельно и осознанно… По праву внутреннего свободного выбора, участвующих в жизни целого государства Русского, а не подчиненных только этому целому, как внешней необходимости… – Владыка Макарий возвысил свой голос, видя с каким внимание и упоением слушает его государь. – …Вследствие деятельного стремления каждого живого свободного существа к счастью и добру каждое такое существо, государь, уже перестает быть страдательным орудием, или проводником несчастья….

– Об этом может мечтать любой государь в своем государстве… – с восхищением выдохнул Иван. – …Когда свобода воли и выбора каждого человека определяет счастливую жизнедеятельность всего православного Отечества…

– Все в Отечестве православном должно быть определено идеей наибольшего блага и наилучшего согласования всех прошедших, настоящих и будущих деяний государей и их подданных… – Макарий ободряюще глянул на Ивана и сказал. – …Только и подданным государя, да и самому государю надо непреложно соблюсти правила Господни…

– Какие правила Господни надо соблюдать государям, тем более, непреложно владыка?..

– Тот государь свободен, что принимает и понимает свободу своих подданных… Тот воистину свободен – что простолюдин, что господин, что государь! – кто не подчиняется страстям, прихотям своим с пороками тайными… Освободись человек, от страстей, прихоти, пороков – и станешь свободником!.. Призванный о Господе раб свободник Господень есть!..

– Хочу быть государем-свободником Господним, владыка… – выдохнул Иван, обожающе глядя на Макария. – …Мне матушка говорила, как ты молился за мое появление на свет Божий перед Господом Всемогущим…

Ничего не ответил преподобный Макарий, посчитал, наверное, не время говорить о тайне души святого отца… Долго молчал… Потом сказал Ивану ободряюще и с великим чувством, словно призывая к осознанию чуда жизни, свободы любить и надеяться на лучшее:

– Верь в свободу выбора и свободу воли, государь… Причинность в жизни есть одна из тех необходимых и всеобщих форм представления, по которым наша душа, наш разум строит мир явленный… В народе говорят: что на Яву деется, то во сне грезится, что на Яву делают, того не боятся, а что во сне видят, того боятся… Не спи, государь, действуй!..

– Мне так часто матушка говорила… – ответил Иван. – И на Яву, и во сне… Он словно предупреждала – не проспи свое предназначение, предопределение свое, что свободу выбора, свободу воли не устраняет, не затмевает…

– Верно тебя матушка наставляла и наставляла, государь… Верь в явь, и явь твори светлую… Явь состояние трезвое, сознательное, не сонное – и без бреду и забытья, в полном здравии – по законам Господним причинности… По закону причинности, всякое явление может возникнуть только в виде следствия другого явления, как его причины, и весь мир явлений представляется совокупностью рядов причин и следствий…

– Закон причинности верен для всех – и для царей-государей, и для простолюдинов?.. – спросил Иван и испугался, что за свой наивный вопрос умный владыка может его высмеять.

Но владыка не хотел обидеть пылкого отрока и показать ему слабость юного, незрелого ума, сказал спокойно:

– Господу все чудеса доступны… А грешный и наивный человек думает о Господних законах: все это чудеса в решете – дыр много, а выскочить некуда… Так вот, государь, для чудес в решете, ускользающем чуде жизни человеческой закон судьбинной причинности дает новое понимание свободы воли и свободы выбора человека…

– А может, Господь хотел сказать наивному человече: «Тут на земле чудесить нечего, надо делать так, как люди верующие добрые и разумные делают…»

– И верующие на зло способны, государь… Они законы причинности Господней не соблюдают, потому и Зло творят, лукавые и жестокие правители… – Макарий сказал с таким чувством, что Иван вздрогнул и подумал, что владыка имеет в виду и низложенного главы Думы Ивана Бельского, и нынешнего властителя Ивана Шуйского.

– …Законы причинности могут иметь силу лишь в области законного нравственного применения… То есть в мире явлений, за пределами которого, в сфере бытия умопостигаемого, остается возможность свободы выбора и свободы воли… Об этом запредельном мире нам ничего не известно, но практически божественная душа и разум открывают нам его требования, главным из коих есть свобода воли и свобода выбора раба Божьего – человече, что простолюдина, что государя…

– И государя, владыка?..

Иван вспомнил про Дмитрия-царевича, уже венчанного шапкой Мономаха, как он по слабости душевной и отроческой наивности уже было согласился дьяку Курицыну, да и Ивану Бельскому, великим лукавцам, короноваться в свои неполные двенадцать лет. «Вовремя явиться и явить милость свою… Как молитвами владыки родился, так и явлюсь вовремя чудотворно царем, слава Богу, что раньше времени не появился… Законы лукавство противны законам причинности, о которых поведал владыка…»

Макарий ласково улыбнулся мыслям юного государя, словно прикоснулся к ним сухой владычьей ладонью, и сказал с доброй улыбкой:

– Поверь в себя, государь, когда ты начнешь действовать не по необходимости тяжкого опыта жизни, перевешивающего побуждения, а в силу чисто нравственного повеления… Возделывай почву, государь для принятия душой своей свободы воли, как производящей причины своих человеческих поступков – чтобы не стыдно, не совестно было после их совершения… Вот те мысли и чувства, которые вызвало во мне новое сближение с народной нуждой, и которые я хотел донести до их государя, чтобы он все силы свои употребил ради Руси святой и вольнолюбивой…

37. Град Священный

Косой теплый дождь, гонимый сильным июльским ветром, лил как из ведра. Ослепительные извилистые змейки молний время от времени заполняли все небесное пространство слепящим светом, предвосхищая оглушительный треск грома, когда, казалось, весь Божественный небосвод вот-вот обрушится на грешную землю…

Узнав, что владыка Макарий по своим церковным делам собирается в Можайск, Иван договорился с митрополитом о своей встрече в Чудовом монастыре перед его завтрашней поездкой. Да сильная гроза над Москвой задержала Ивана-государя, чтобы явиться во владычьи покои в назначенный час.

Громовые раскаты становились все глуше и глуше, пронзительные змейки молний, готовые испепелить и обратить в прах все сущее на свете, становились все бледней и не опасней. Дождь постепенно превращался в грибной дождик – все мельче и мельче – ибо сквозь быстро истончившиеся отрепья черной тучи в серовато-белые дырки уже пробивались лучи солнца. Текли мутные ручьи, на солнце блестели лужи, и обмытая дождем зелень листвы и травы поражала взор чистотой и свежестью… Душистый, пронизанный солнцем воздух послегрозья наполнял душу Ивана свежестью и восторгом, какие бывают только в ранней юности. В душе отроческой текли – невесть зачем и невесть куда – токи любви, надежды и веселого чуда, и оттого было радостно и прекрасно… «Какой всегда освеженный, душистый воздух после грозы, в светлые миги послегрозья, когда душа поет и ликует… Как чудны и благолепны запахи березы, липы и цветов… Как упоительны и мгновенны запахи земли, разбуженные грозой…» – восторженно думал Иван, спеша на встречу ко владыке, зная, что вмешавшаяся в их свидание гроза, придаст этому свиданию какое-то новое и трепетное значение.

– Государь!.. Государь!.. – разнеслось на подворье митрополичьем.

И вот уже Иван видит на крыльце владыку Макария и спешит к нему, и сердце государя колотится бешено от счастья.

Благословив отрока крестным знамением, владыка с восторгом выдыхает:

– Свежо-то как… Лепота… Благодать Господня после грозы вселенской…

Проходят в палаты… Живые, умные очи владыки Макария горят ярким огнем. Откинул владыка черные густые власы свои, подернутые благородной проседью, подошел к святым образам, у которых теплились свечи толстые, неугасимые. Сотворил он перед ликами святыми Пречистой Богородицы и Николы Угодника земной поклон низкий и пригласил к образам государя-отрока – тоже поклониться…

– Как матушке своей с батюшкой своим поклонись, государь… От них жизнь и свет, и чудо бытия Отечества твоего, государь… Наслышан я, как ты истово чудотворному Владимирскому образу Пречистой Богородицы молился, чтобы ворога отвратить от столицы, нашествие неверных рассеять… Настало времечко и к Николе-Чудотворцу нам с тобой, государь, за Небесной поддержкой обратиться…

«Недаром меня владыка к образам Пречистой и Николы-Чудотворца подвел… – пронеслись мысли в голове отрока. – Ой, недаром… Как к матушке родной… Как к батюшке родному…»

Так и есть… В середине степенной беседы на духовные темы разговорились об образе святителя Николая Чудотворца.

– Образ святителя Николая Мирликийского торжественен и чудотворен по-особому… – сказал владыка. – Трехперстием правой руки Святой Николай благословляет верующих, обратившихся к нему за помощью, а в левой руке держит Евангелие, кладезнь мудрости Христианской веры… Можешь спросить юный государь – каким образом достигается обожение слабого и греховного человека, которому святитель предлагает душой принять евангельские заповеди?.. Для этого существует триединый путь: избавление от грехов, взращивание в душе добродетелей и стяжание Духа Святого… – Макарий улыбнулся и ободрил взглядом Ивана. – …Скажи, государь, вот сегодня, после грозы душа свежести и чистоте мира преображенного возрадовалась?

– Возрадовалась, владыка… – встрепенулся отрок. – Еще как возрадовалась душа, давно такого с ней не было… Душистое послегрозье и ожидание встречи с тобой, владыка, переполнили душу счастьем земного существования…

– Вот, видишь, государь как очищает гроза и какое блаженство душе дает послегрозье… Как свежий дух в природе расцветает после молний, громов, потоков ливня, так и Дух Святой в душе человеческой стяжается… Когда душа причастна к избавлению грехов, как страстей грозовых – с молниями и громами и прочими потрясениями – к взращиванию добродетелей… И, наконец, после выполнения двух необходимых условий в триедином пути христианина, как апофеоз его земного пути, душе чудо дается – стяжание Духа Святого…

– А всем, владыка, дано стяжание Духа Святого? – спросил, немного смутившись и покраснев Иван.

Макарий положил на плечо отроку свою сухую владычью руку и наставительно произнес:

– Истинная цель жизни христианской состоит в постоянном стяжании Духа Святого Божьего в душе человеческой… Строгий пост же, и бдение упорное, и молитва чистая, и милостыня бескорыстная, и всякое Христа ради делаемое доброе дело суть средства для стяжания Святого Духа Божьего…То душевный капитал, благодатный и вечный, и суть его обретения сродни торговому делу в земной жизни… Земным товаром являются добродетели, делаемые ради Христа, а платой за них является благодать Святого Духа Божьего…

– Если б не гроза, да после нее чудо послегрозья и свежести в природе и душе моей, до конца бы не постиг суть твоей проповеди, владыка… А сейчас после твоих слов разъяснительных могу сказать, что цель жизни христианина заключается в том, чтобы в течение земной краткой жизни накопить столько капитала Духа Святого, чтобы хватило человеку на целую вечность, когда телесная оболочка его износится и истлеет, как тучи грозовые… Дождь и гроза кончились – солнца и свежести миг, как вечность…

Макарий снова улыбнулся и погладил смышленого Ивана по голове… Немного помолчал и добрым голосом промолвил:

– Евангелие, которое держит святитель Николай Чудотворец, благословляя людей веры, предупреждает людей сомневающихся или неверующих, или оступающихся в своей нетвердой вере: «Да не думает такой человек получить что-нибудь от Господа. Человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях». Знай, православный государь, благодаря чудесной силе веры происходит раскрытие чудное души человека, когда через веру мы получаем доступ к Божьей благодати… Помни, государь, всегда одну из основных молитв христианина: «Верую, Господи! Помоги моему неверию!», и в твоей душе расцветет призыв Иисуса Христа: «Будь совершенен, как совершенен Отец твой Небесный».

– Владыка, матушка мне столько рассказывала о чудотворном образе святителя Николая в ипостаси Николы Можайском… Она считала, что корни этого деревянного образа из древнего града Гелона, сожженного персами царя Дария… – начал осторожно Иван. – …Вот завтра ты, владыка, едешь в Николин град Можайск, в котором когда-то был настоятелем в Лужецком монастыре, основанным святым благоверным Ферапонтом…

– Ты даже про мое настоятельство там знаешь, государь… – ободряюще кивнул головой владыка. – Было, было такое… О корнях образа Николы Можайского когда-нибудь с тобой, государь, отдельно поговорим, как и о Гелоне сожженном, когда о Священном Николином граде православных русских задумаемся…

– О Священном Николине граде русских… – повторил восторженно Иван. – Обязательно, владыка… А как возникает Священный град?

– А тогда возникает Священный град на земле русской, когда главная его святыня – деревянный Никола Можайский чудеса христианской веры и благодати Божьей царям-государям православным и его подданным являет…

– Царям?.. – недоверчиво спросил Иван. – Царям-государям?..

– В свой срок, государь, ты обязательно будешь венчан на царство шапкой Мономаха как первый православный русский царь… – твердо сказал Макарий. – С этим я и еду в Николин град Можайск, чтобы умолить Николу Можайского о такой Божьей Благодати для тебя, юный государь Иван… Чтоб на земле Русской появился Милостью Божьей царь православной Отчизны Обязательно сбудутся мои молитвы Николе Чудотворцу в его граде – значит, и быть тогда Священному граду русских на Руси святой и великой…

Иван, выслушав митрополита Макария, с благоговейным трепетом и душевным восторгом – как во время свежего душистого послегрозья после страшной грозы – произнес:

– Пусть сбудутся твои молитвы, владыка, насчет царя-государя православного и Священного града русских!..

– Помнишь, государь, как сотворен деревянный образ святого Николы Можайского Чудотворца?

– Помню, владыка – как не помнить… Никола Можайский сотворен держащим в правой руке обнаженный меч, а в левой руке град Священный с зубцами…

– Когда-то Никола Можайский и Москву защищал свои чудотворным небесным мечом… – сказал Макарий и сделал многозначительную паузу. – Резная икона Николы Можайского длительное время при Иване Великом даже находилась на Никольских воротах Московского Кремля… Видать, твой великий дед, государь понимал особое огромное значение образа для государевой резиденции и всего Русского государства…

– Я тоже понимаю, владыка… – выдохнул Иван и выжидающе посмотрел на митрополита.

– А что, по-твоему, государь, означает град Священный в руках деревянного Николы Чудотворца?

– Можно сказать, град – это Отечество православное… – тихо ответил Иван. – Или, наоборот, Отечество православное – это Священный град русских…

– Я тоже так считаю… – сказал торжественно митрополит Макарий. – Небесным чудотворным мечом защищается Град как символ Отечества, веры христианской, его царя-государя православного… Досталось от времени и ворогов лютых Русскому Отечеству – у града в руках Николы Можайского несколько зубьев сломано, в пожарах войн и смут град побывал, дерево как почернело обуглилось… Только все равно чудесным образом – небесным мечом своим – защищает и защитит град-Отечесто и своего православного государя Никола, какие бы грозные бури на земле ни бушевали, какие бы ветра перемен не дули…

– И царя-государя православного святой Никола Можайский Меченосец защитит, владыка?

– И царя тоже… – твердо ответил Макарий. – И быть нам, с тобой, государь Иван Васильевич создателями Священного Николина города русских – Можайска… Если, конечно, Господь даст…

– И быть мне царем-государем? – пылко спросил Иван. – И быть вместе с тобой, владыка, творцом Священного града?..

– Да, быть тебе царем-государем… – Сказал Макарий. – …Я выполню завет твоего отца в срок твоего совершеннолетия… Именно ты, великий князь Иван Васильевич, будешь первым Русским Царем, Царем-государем Москвы – Третьего Рима… И я буду венчать тебя, государь Иван, на царство шапкой Мономаха – дай только срок, уже немного осталось… – твердо пообещал Ивану владыка Макарий. – …И завтра о том буду молить Николу Можайского Чудотворца – чтобы быть первому русскому царю Ивану Васильевичу! Чтобы быть Священному Николину граду – когда заступничество Николы за Царя исполнится, сразу после венчания на царство государя Ивана…

– А временщики?

– Сдует всех временщиков ветрами времени… – успокоил своим уверенным обещанием Ивана владыка Макарий.

– А если кого не сдует?.. Или кого долго не сдует ветер грозовой? – спросил Иван на всяк случай, почему-то подумав о новых временщиках Шуйских.

– Сдует, сдует, государь… – окончательно развеял сомнения Ивана спокойный и рассудительный владыка Макарий. – А кого и Никола Можайский своими молитвами под чудотворный меч небесный придвинет – по своей свободной воле на ветрах вольных русских…