Текст книги "Мать и сын, и временщики"

11. Юродивый Николушка

– …Весь род людской Богом проклятый… Нет у этого рода дна… Падать легко и гореть легко в гиене огненной…

С этими словами на государев двор вошел человек неопределенного возраста, с буро-седыми всклоченными волосами, бледно-синим продолговатым лицом, изрытым оспою, с клочьями рыжей щетины, с такого же цвета рыжеватой редкой бороденкой. Он был невысокого росточку, худощавый, подвижный и гибкий в стане, на нем был изодранный в клочья кафтан, на ногах грязные онучи, в руках он держал большой тяжелый посох.

«Вот сейчас этим посохом и начнет махать, наводить порядок, и тогда держись… – подумал Иван, но почему-то не сделал даже шага, чтобы бежать под защиту мамки Аграфены. – Если уж маленький Юрий не испугался его, то мне-то чего пугаться, да и подумать могут, что государь от страха брата своего бросил… Только как его пропустили сюда?..»

Выйдя на середину двора, странный человек изо всех сил стукнул посохом по подвернувшейся под руку скамейке, та от удара опрокинулась. И от содеянного действа, довольный собой и своим посохом, задрав от радости и удивления на лоб кустистые, он вдруг дико захохотал, ощерив наполовину беззубый рот. Тут только Иван обратил внимание, что он крив на один глаз, причем глаза с неестественно крупными зрачками то принимали безумное выражение, то вдруг начинались светиться добротой и умиротворение. Он чем-то притягивал к себе взгляды взрослых и детей – все стояли, как вкопанные.

Он почувствовал внимание к себе и, показывая посохом на воробьев, захохотал пуще прежнего, причитая в промежутке бурного смеха:

– Глянь-ка, воронья-то у вас развелось, воронья-то… Людишки тоже воронью подобны, с такими же повадками – трупы любят… Не простые птицы – вороны, к людям тянутся… А люди к воронам… Токмо одну привычку воронью не могут освоить людишки грешные: ворон ворону глаз не выклюет, а человечек норовит побыстрее и половчее в глаз человечий клюнуть… Эх, люди, люди, не любите вы друг друга… – озираясь по сторонам, он вдруг выдохнул со стоном отчаявшейся души, оборвав мгновенно свой сумасшедший смех. – …А за что любить-то людей, скажите?.. И я не знаю – за что любить… Только зачем в глаза и сердце клевать-то?..

Голос его был так же странен и необычен, как и весь его затрапезный вид. То хриплый и грубый, то вдруг тонкий и пронзительно-нежный. То движения и жесты были торопливы и неровны, то вдруг становились плавны, спокойны. То уродливое лицо светилось безумием, то принимало печальное выражение сострадания к людям, окружавшим его. Слушая его странные речи, то бессвязные, то с каким-то потаенным смыслом, то с неправильными ударениями в словах, то с чистым ангельским произношением, никому нельзя было удержаться от какого-то смешанного чувства страха, боли, сожаления и печали.

Иваново сердце билось часто-часто, хотя он не все понимал в речах этого человека. Ему было страшно, но этот человек притягивал внимание юного государя. Да и бежать-то было неловко, ибо даже маленький Юрий внимал этим странным речам с блаженной улыбкой, как будто понимал смысл слов, донесшихся до его слуха, души. Стоял Юрий посередине двора, разведши в стороны свои рученки, не шевелясь, и смотрел во все глаза на диковинного человека.

И тут же маленькими шажками подбежал человек с посохом к Юрию, присел перед ним на корточки и стал тщательно рассматривать его лицо, заглядывая Юрию прямо в глаза. Иван с ужасом увидел, что человек с посохом обхватил тоненькую шейку брата одной рукой и нагнул ее немного. Юрий что-то нечленораздельно промычал…

– М-м-му…

Человек словно обрадовался этому мычанию и удовлетворенно расцвел новой улыбкой. Объявил во весь голос:

– Только этот умный отрок никому из нас глаз не выклюет… В сердце не клюнет и в душу не плюнет… Только он один понимает меня… Только до него одного мои страхи за род человечий доходят… А до остальных – как от стенки горох… Все без толку… Собой больше заняты, а про близких им не интересно слушать… Делать добро – скучно, то ли дело в глаз и сердце клевать… Кышь, человечье отродье… Воронья хуже, воронья страшнее…

С этими словами он всплеснул руками, как бы отгоняя от себя и младенца Юрия людей, окруживших его полукругом.

– Кышь, кышь, не люблю вас, а его вот люблю…

С этими словами он погладил блаженного улыбающегося Юрия по головке. Привстал и стал внимательно изучать макушку мальчика, дуть на нее и крестить с серьезным выражением лица.

Кто-то из служилых людей двора промолвил со злобой в голосе:

– Может, его прогнать в три шеи, чтобы не пугал ни старых, ни малых?.. Или, вообще, взять под стражу, чтобы княжича и государя своими выходками не пугал?.. Как?..

– Да не трожьте вы его… Это юродивый Николушка, всей Москве любушка… Нельзя его обижать, блаженного… Сам-то он никого не обидит… Душа у него добрая, за всех нас беспокойная…

С этими словами к человеку подошла старая мамка государя Аграфена Челяднина и взяла его за руку. Обратилась к тому, кто хотел прогнать или даже арестовать юродивого Николушку:

– Да нет от него никакого вреда, люди добрые… Любят его все в Москве, где он давно известен как блаженный юродивый… Который всю зиму и лето ходит в одних онучах, а то и босиком… По церквям и монастырям ютится… Говорит загадочные слова, до которых простой человек не додумается. Только за словами таятся смысл и предсказания…

– Да какой уж там смысл?.. – ощерилась придвинувшаяся поближе к свояченице и Юрию с юродивым Елена Бельская. – Бессмыслицей младенцев пугает… Вон на государя Ивана поглядите – на нем лица нет…

Все, как по команде, обернулись на Ивана. Он от неожиданности покраснел и промолвил, как бы оправдываясь:

– Ничуть я не испугался…

Елена Бельская посмотрела цепким глазом на Ивана и заговорила со странными угрожающими интонациями в голосе:

– Ты, Иван-государь, может, и не испугался, да я вот за тебя и твою матушку испугалась. – Она показала глазами на вышедшую на ступеньки лестницы Елену Глинскую, на которую во время речей юродивого никто не обратил никакого внимания. – Ведь такой с дурным глазом и сглазить может – и великую княгиню, и детишек ее… Знаю я этого обормота… Зовут его «зовуткой», и летает он по белу свету перелетной уткой… Имя, которое ему дали его родители, он и сам не помнит… Никто на свете, да и он сам не знает, что побудило его избрать жизнь такого странника и бродяги, какую он ведет… Кто-то из сердобольных священников дал ему имя Николы, поскольку он чаще всего заглядывал в церковь Николы-Угодника, вот имя к нему и прилепилось, как банный лист – юродивый Николушка… Одним словом, конь гнед, да шерсти на нем нет… Смущает народ словом, метет языком, как помелом… А народ в бессмыслице ищет смысл, коего нету… Вон с глазом дурным сравнил человека с вороном…

– Ворона, ворона ты черная, ядовитая и злобная… – обратился к ней юродивый. – Про воронов я сказал, что они глаз друг другу в своем вороньем племени не выклюют, а ты, Елена Бельская, уже клюнула своим ядовитым клювом – да не в глаз, а прямо в сердце… Давно клюешь, бесстыдница…

Княгиня Бельская-Челяднина побледнела и задохнулась от гнева и ярости:

– Да как, ты посмел напраслину возводить, не боясь ничего…

– А чего мне бояться?.. – весело с вызовом отозвался Николушка юродивый. – Тебя, что ль? Руки коротки, чтобы пожаловать – что кнутом, что петлей, что столбом с перекладиной… Клюв ядовитый вороны черной Николушку не возьмет, ибо предупрежден Николушка об этом клюве…

Черноволосая Елена Бельская, похожая больше на черную жирную галку, нежели на ворону, аж поперхнулась от возмущения:

– Да, я тебя, стручок недоделанный…

Кто-то поддержал боярыню:

– Да, как он смел?..

– К ногтю его за речи дерзкие…

– В шею его, взашей…

– Ладно, ладно… – примирительно и властно сказала откуда-то сверху Елена Глинская, спускаясь вниз. Серьезно без тени иронии молвила. – Нечего шуметь понапрасну… Детей криками напугаете… Нашли с кем препираться… Нельзя блаженных обижать, раз народ почитает юродивых Божьими людьми… И на речи их нечего обижаться и дуться… Недаром находит народ в речах и поступках, вроде как бессознательных, глубокий смысл, даже предчувствие и предвидение… Это только дурни напускают на себя дурь, юродствуют сдуру… А настоящих юродивых Христа ради, принявших на себя смиренную личину юродства, церковь даже признает и почитает… И нам, смертным, почитать блаженных надобно, от ни добра и смысла набираться, а не с ними препираться… Я сейчас распоряжусь его накормить…

Юродивый Николушка, стуча посохом по ступенькам лестницы всхлипывая и продолжая себе под нос говорить всякий вздор и нелепицу, шел за великой княгиней Еленой. Вслед за ним вышагивали мамка Аграфена, держащая за руку Юрия, потом Елена Бельская, наконец, Иван-государь.

Николушку посадили в углу просторной столовой за особый столик. Великая княгиня, действительно распорядилась накормить его на славу, дать ему все, что его душа пожелает… Тот, изголодавшись, не отрывал глаз от своих тарелок, горестно и тяжко вздыхал, снова что-то бурчал под нос. Из-за его столика доносилось:

– Вот чуть под стражу не взяли… Да все обернулось благодаря великой княгинюшке к лучшему… Накормили… Жалко, что не все ей сказал, не предупредил… Только разве можно предупреждать, когда сам еще ни в чем не уверен… Камень с души снять хочется… Боюсь за нее, за всех боюсь…

Присутствие в уголке юродивого Николушки несколько печалило матушку, заметил Иван. Они обедали за большим столом посередине столовой, прислушиваясь к обрывкам фраз из угла. Долго молчали, поглощенные едой и размышлениями странными речами юродивого в уголке, потом перестали обращать на него внимание.

Великая княгиня Елена, не выговаривая своего недовольства ближней боярыне Бельской по поводу ее взрыва ярости, заговорила о назначении в жизни юродивых странников, принявших на себя из любви к Богу-Отцу и Богу-Сыну и всем ближним, верующих в Господа, один из подвигов христианского благочестия, так называемое юродство во Христе.

Юродивые – это же святые по своему… – великая княгиня, проницательно глядя сначала на сыновей Ивана и Юрия, перевела взгляд на Аграфену и задержалась на Елене Бельской. – …Они не только добровольно отказались от удобств и благ жизни земной, от выгод жизни общественной, от родства самого близкого и кровного, но и осознанно принимают на себя вид безумного человека, не знающего ни приличия, ни чувства стыда, дозволяющего себе иногда странные действия, странные речи… Не надо осуждать их и тем более гнать их, боярыня… Это грех Божий… И так в мире столько грехов, видимых и невидимых…

– Да я… Что-то со мной произошло, на глаза пелена сошла… Как сорвалась… Глупо, конечно… – оправдывалась боярыня… – Прости, великая княгиня, прости, матушка, Христа ради…

– Да не передо мной оправдываться надо, а перед ним. – Елена Глинская показала на Николушку. – Только эти честные и ничего, никого не боящиеся подвижники не стесняются говорить правду в глаза сильным мира сего, боярам и князьям, обличают зло и людей несправедливых, забывающих правду Божию, радуют и утешают людей благочестивых и богобоязненных…. – Елена обратилась неожиданно к Ивану с вопросом. – Скажи, ты ведь не испугался его, сынок?

– Нет, матушка, конечно, нет… Даже наш Юрий его не испугался… Он даже заулыбался сразу при виде его…

– Как своего признал… – всплеснул руками Аграфена, и тут же осеклась, сообразив, что сболтнула лишнего.

Великая княгиня и боярыня сделали вид, что пропустили замечание мамки мимо ушей. Елена Глинская, глядя в сторону Николушки, с печалью в голосе продолжила:

– Такие, как он, юродивые, нередко вращаются среди самых порочных членов общества, знатных ли, простолюдинов ли, словом, среди падших людей, погибших в общественном мнении… И многих из таких отверженных после советов и иносказаний возвращают на путь истины и добра… – Елена Глинская посмотрела грустно на боярыню-тезку и обратилась к ней. – …Не надо с ними так…

Услыхав из угла, что речь идет о нем, Николушка в своем изодранном кафтане повернулся к их столу, пережевывая, проговорил:

– Берегись, великая княгиня, дурного умысла… Будь настороже, отличай деяния злые от случайных и неосторожных… Тогда никто тебя вороньим ядовитым клювом в сердце не клюнет…

Иван обратил внимание, что при упоминании «ядовитого клюва» Елена Бельская снова сильно побледнела и хотела со словами ярости наброситься на юродивого. Но Елена легким жестом упредила ее слепой гнев:

– Успокойся… Возьми себя в руки…

– Да он сравнил меня с вороной… И про клюв ядовитый снова речь завел… Если я лекарства великой княгине какие даю… – взвилась боярыня, обращаясь уже не к Елене Глинской, а к юродивому. – …Так на меня и напраслину можно возводить без совести и быть в чести…

– Да не знает он ни о каких лекарствах… – успокоила великая княгиня боярыню. – Правда, Николушка?..

Тот ничего не ответил сразу, только потом, все так же что-то жуя, пробормотал себе под нос:

– Ничего не ведаю… Никаких ваших законов не ведаю… Потому и боюсь за великую княгиню, что зло против нее тоже законов не ведает…

– Ах, вот ты о чем, Николушка… Невольное, случайное зло при всем его всесилии в число признаков умысла тайного не включается… Хотя никто не может отговариваться неведением закона Божьего… – Великая княгиня поглядела испытующе на Елену Бельскую и спросила. – Ты же, боярыня не захочешь же отговориться, что находишься в неведении закона Божьего?..

– Какого такого закона? – прошелестела побледневшими губами боярыня Бельская. – …Закона Божьего?..

– Возлюби ближнего, как самого себя… – Донеслось неожиданно для всех из-за столика юродивого. – Вот какого закона…

«То-то ты, великая княгиня, следуешь этому закону Божьему, заключив моего с супруга с братом его в темницу, а меньшого брата Семена приказав в тайном письме калге Исламу убить» – подумала мстительно боярыня, но вслух произнесла то, что от нее ожидали все:

– Ведаю о законах Божьих, следую и выполняю их – по мере сил и рвения душевного…

– …Твоими бы устами мед пить… – пропел из угла еле слышно юродивый. – Только не ведаешь, что творишь, клюя в самое сердце матушки государя.

Этих слов юродивого не расслышал никто кроме юного государя. Он даже оцепенел от неожиданности, видя все происходящее, как в тумане. Как матушка распорядилась проводить юродивого со двора, дать ему гостинцев разных… Того проводили… И удивился государь, что держался Николушка с прямой спиной, не либезил подобострастно, «не юродствовал» в излишней благодарности за подарки на прощание.

В сторону великой княгини и его, государя, сторону Николушка в пояс поклонился и громко произнес:

– Слава вам, государь и государыня… Простите, что не так… Душа за вас болит, потому и пришел к вам.

Уже не так громко и не так торжественно Николушка, с каким-то презрением к силам зла молвил:

– Силы и престолы и могущества ошую и одесную взирающий… На четырех страшных зверях восседающий… Сатану, рогатого дьявола, в тартарары низвергающий… Зло презираю и низвергаю в твоем лице, боярыня Елена… – И показал глазами, а потом рукой на Елену Бельскую-Челяднину и погрозил ей пальцем. – Смотри, за тобой сверху смотрят…

Уходя, снова резко обернулся Николушка в дверях, стукнул посохом и бросил еле слышно боярыне пророческие слова:

– …Не клюй… Остановись… Одумайся… Ты клюешь – и тебя, род твой клюнут – мало не покажется… Вверх, вверх глаза обращай, увидишь не любимца рогатого, а Его с перстом грозным…

Та ахнула, осела и неистово стала креститься:

– Господи, помилуй, господи помилуй… Иисусе, сыне Божий прости меня, грешную…

Ивану показалось, что потрясли слова юродивого пугливая боярыня. Однако тут же боярыня напустила на себя такой неприступный вид, будто ее не касаются слова затрапезного дурачка юродивого…

О чем тогда подумал Иван? О силе пророческого слова? Вряд ли… Он не был уверен, что кто способен клюнуть матушку ядовитым клювом и, тем более, поплатиться за удар ядовитым клювом…

Потом уже, много позже тех событий, когда вместе с жизнью самого близкого для него на свете, кончится любовь матери к детям – и Иван почувствует себя нищим без этой любви, хуже и несчастней последнего бедняка, без копейки в кармане, он поймет только одно… Как много значила для него матушка, как много значила ее светлая любовь к нему… И оттого, что не будет рядом любимого существа и любви ее, Иван вспомнит и юродивого Николушку, и его пророчества…

Ведь Николушку Иван тоже не увидит никогда. Сказывали, что после прихода к ним, после слов пророческих ушел Николушка из Москвы и умер в дороге – то ли простудившись, то ли выговорившись напоследок…

12. О юродивых и святом Николае

В другой раз остаток вечера за большим столом, когда подошли многие ближние боярыни, матушка посвятила рассказам о юродивых. Иван знал одно – это для него одного такие чудесные рассказы. Матушкины слова о святых и юродивых пролились на сердце юного государя живительным бальзамом. Дошло до глубины души Ивана, что как древнерусское общество, так и сегодняшнее страдает от неправды, корыстолюбия, эгоизма, личного произвола, от притеснения и угнетения бедных и слабых богатыми и сильными. При таких обстоятельствах печальниками русского народа являлись иногда такие Христа ради юродивые, как блаженный Николушка – «Божий человек».

– А раньше почти все юродивые Востока были иноки. Выражение Апостола – «Мы юроди Христа ради», – сказала грустно мамка Аграфена, – послужило основой и оправданием подвига юродства. Общее название этих подвижников – юродивые… Они живут Христа ради как Христовы дети…

– В древнем языке часто употреблялось слово «юрод»; им переводилось греческое Христа ради… – задумчиво сказала Елена Глинская. – В житии блаженного Симеона он постоянно называется, в Печерском Патерике упоминается Исаакий, который «поча по миру ходитя юродом, добро творя». Вместе с тем слово это издревле употребляется и для перевода греческого σαλός – простой, глупый; отсюда прозвание юродивого. А первой по времени женщиной Христа ради юродивой была святая Исидора, подвизавшаяся в Тавенском женском монастыре Мен. Жизнь ее описал святой Ефрем Сирин, посетивший пустыни Египта. Из других юродивых восточной греческой церкви известны преподобный Серапион Синдонит, преподобный Виссарион Чудотворец, святой Симеон, преподобный Фома, св. Андрей. Вместе с христианством русские заимствовали от восточной церкви и подвижничество, в его разнообразных видах. На Руси первым по времени юродивым был Киево-Печерский чернец Исаакий.

У великой княгини на глаза навернулись слезы. Елена Глинская подошла к сыновьям, села между ними, нежно обняла их за плечи и грустно-грустно печальным голосом произнесла:

– Такова судьба и склад жизни русских, что что-то способствует процветанию на Руси юродства. Ни одна страна в мире, поверьте мне на слово, не может представить такого обилия юродивых и примеров такого необыкновенного уважения к ним, как древняя Русь и Русь Московская сегодня…

– А юродивый Николушка назван так в честь святителя Николая чудотворца – спросил матушку Иван.

– Конечно, в честь него, сынок…

– Расскажи про святого Николая, матушка…

– Конечно, расскажу, только чуть попозже… – Елена Глинская посмотрела на ближнюю боярыню Бельскую в дальнем углу, колдующую над снадобьями для великой княгини. – У меня от лекарств немного голова кружится… Вот немного передохну, и приду к вам с Юрием… Вы меня ждите… Хорошо?

– Хорошо, матушка… – Иван тронул за плечо своего глухонемого братца, и тот тоже что-то радостно промычал по поводу скорого свидания.

– М-м-м-му-у…

– Слушайте, мои родные… – начала Елена. – По старинному преданию родился святой Николай через около 260 лет после рождества Христова в провинции Ликия в Малой Азии в городе Потар, где его дядя был епископом Потарским. Впоследствии архиепископ мирликийский – из города Мир в Ликии – великий христианский святой, прославится чудотворениями при жизни и по смерти. Его в христианской церкви назовут «правилом веры и образом кротости». Самое удивительное, что его после смерти будут чтить везде и всюду, повсеместно в церквях христианской, восточной и западной, даже еретики в своих тайных обществах и даже мусульмане и язычники. О том, что святость и чудотворство его безмерны, говорят сказания Метафраста о Николае мирликийском, о которых мне рассказывали мои родители еще в Литве. Святой Николай, еще будучи пресвитером, посетил Иерусалим и входил в его храм, двери которого сами открылись перед ним, после чего он возвратился в Миры…

– Сами двери храма открылись… – повторил Иван. – Вот это да… – Он хотел сказать, что так не бывает наяву, но заглянув в глаза матушки, которая не собиралась шутить, повторил. – Двери храма открываются только пред святыми чудотворцами…

– О святом Николае писали многие византийские и арабские летописцы времен императора Диоклетиана и Константина Великого… А чудеса добродетели он, согласно летописям, стал являть уже в младенчестве: в постные дни, по средам и пятницам, отказываясь от материнской груди до наступления сумерек. Скоро обнаружил прямо-таки чудесную способность твердо стоять на ногах сразу же после рождения.

– А я, матушка, когда встал на ножки? – спросил Иван.

– Рано встал… В девять месяцев… – сказала великая княгиня. – Но Николай еще раньше, на то он и святой… А когда умерли его родители…

– Они умерли рано? Как батюшка?..

– Нет, милый… – горько вздохнула Елена. – Твой батюшка раньше умер – раньше не бывает…

– Зато у меня есть матушка… – промолвил Иван… – У нас с Юрием… – поправился юный государь… – Мы можем считать себя счастливыми…

– …У святителя Николая… – продолжила Елена, стряхнув набежавшие слезинки бывшие в глазах. – …Родители тоже были весьма знатными, состоятельными людьми… Так вот, сразу после их смерти, ставший к тому времени священником святитель Николай роздал все свое наследство и имущество бедным, нуждающимся людям.

– Все-все роздал? – спросил недоверчиво Иван. – И себе ничего не оставил?.. А как же он сам-то?..

– Так ведь он не государь, а священник… – улыбнулась Елена.

– А-а-а-а… – протянул Иван.

– Причем все свое добро людям с самого же первого своего поступка добродетельного он делал всегда тайно…

– Как тайно?

– А так, Иван, чтобы утаить от всех свое участие в творении добрых дедах для бедных несчастных людей…

– А чего он еще сделал для людей, матушка?

– У нас особенно полюбилась русским православным история о впавшем в крайнюю нищету одном разорившемся вельможе – отце трех юных дочерей… У дочерей случилась бы жалкая, ничтожная судьба из-за крайней нужды… Только святой Николай подбросил этому разорившемуся вельможе в решающий миг свои три узелка с золотом – на приданое каждой дочери…

– Ай, да Никола… – ахнул Иван. – Ай, да молодец… И никто не узнал – ни отец, ни дочери?

– Он же тайно делал всегда добро… И нам так завещал… – сказала Елена и платочком вытерла мокрые глаза. – Только в добре не напоказ – суть благодетели христианской… Иначе это хвастовство… Показуха… Корыстный расчет по правилу плутов-торгашей… Ты мне, я тебе…

– Но ты же не делаешь мне добро только для того, чтобы я тебе его когда-нибудь возвратил его сторицей? – спросил Иван.

– Нет, сынок… У матери с детьми особые взаимоотношения… Но добро всегда надо делать тайно – тихо, не напоказ…

Иван задумался и сказал:

– Николай Чудотворец прав… И ты права, матушка… А какие еще чудесные дела сотворил он?..

– …Святой Николай первоначально собирался провести всю свою жизнь в монастыре. Но однажды во время молитвы он услышал голос: «Если хочешь получить венец на небе, то оставь мысли о монастыре и иди служить народу, чтобы чрез тебя прославить имя Мое». И он, как никто до него, ни после него, поверил в силу молитвы. Во время путешествия в Иерусалим он попал в страшную бурю, но божественной силой молитвы он усмирил стихию и успокоил морские волны. И тогда перед ним раскрылись запертые двери Иерусалимского храма – он помолился перед храмом…

– Вот это христианская молитва… – прошептал Иван… – Я и не знал, что она такая всесильная…

– …Имел он во сне видение… Иисус Христос и Дева Мария преподнесли ему знаки священнослужительского сана – Евангелие и епископское облачение – омфор. С этими знаками отличия святой Николай обычно изображается на иконах, Евангелие он держит в левой руке, а благословляет правой…

– Я знаю такую икону… Но я видел Николу чудотворца с мечом в руках, матушка…

– И до меча Николина дойдем… Не все сразу, сынок… Так вот, Вскоре он был избран архиепископом города Миры, причем в самые тяжкие для христиан времена гонений – при императоре Диаклетиане. В новом епископском сане святой Николай прославился решительным заступничеством за несправедливо осужденных. Явившись на место казни трех горожан, он выхватил меч из рук безжалостного палача – вот тебе и первый меч в руках Николы, скоро и о втором узнаешь! – и публично обличил подкупленного судью… И еще было добро святого и чудотворное спасение невинных… Когда под несправедливый приговор попали три полководца в Константинополе, Николай Чудотворец, находясь в это время в этом городе, явился во сне императору и разъяснил тому его ошибку – полководцы были оправданы! А во время голода и мора Николай Чудотворец приснился некому прижимистому хлеботорговцу, властно приказал тому везти хлеб голодающим в Миры – город был спасен!

– Он спаситель и защитник нуждающихся защите и спасении! – пылко сказал Иван, глядя блестящими взволнованными глазами на мать.

Елена погладила по головке сына и продолжила свои рассказы о святом:

– Святитель Николай участвовал в Первом Вселенском Соборе в городе Никее через 325 лет после Рождества Христова и ревностно защищал христианскую эру от ереси еретика и отступника Ария. В присутствии трехсот с лишним церковных иерархов «заушал», отхлестал по щекам еретика Ария, отрицавшего божественность Иисуса Христа.

– За дело ведь… – выдохнул Иван.

– Но не всегда небо над святителем было чистым. Часто сгущались тучи над его головой, громы гремели и молнии сверкали. Как и в жизни любого человека… Он неоднократно подвергался гонениям за верное служение христианской церкви… Даже в его борьбе не на жизнь, а на смерть с ересью Ария, не принявшие методов святителя иерархи лишили было его сана и даже отправили в темницу. Но затем во сне к гонителям святого Николая явились в видениях Иисус Христос с Богородицей и высказали одобрение мужественным поступкам архиепископа Мир Ликийских – святитель был освобожден и епископский сан ему был возвращен. Пройдя через заточение и даже мучительные пытки, святой Николай лишь после заступничества Константина Великого вернулся на епископскую кафедру в Мирах Ликийских… Много добрых и чудесных благодеяний совершил в своей жизни епископ Миры перед тем, как переселиться в жизнь блаженную. Он заслужил вечную благодарность народа… Но если бы только знал святой Николай, насколько усилится его почитание после его смерти… Местное почитание святителя началось сразу после его смерти. А потом из Константинополя его почитание быстро распространилось и на русские земли – с принятием Христианства, после Крещения Руси… В Киеве, в память о перенесении мощей святителя митрополитом Ефремом Переяславским был установлен праздник Николы Вешнего 9 мая. При нем же была составлена служба святителю Николаю и вслед за тем постепенно сложилась русская житийная литература о святом Николае. Еженедельно по четвергам была положена служба святителю. Особый зимний праздник был учрежден на Николу Зимнего, на 6 декабря…

Только после прихода к ним юродивого Николушки Иван во время поездок с матерью по Москве обратил внимание на наличие огромного количества келий нищих и юродивых странников почти в каждом церковном или монастырском дворе. В них жили не только старые бедствующие люди, но и находили приют все нищенствующие и юродивые, питающиеся на законных основаниях от церкви Божией. Многочисленные избы-кельи нищих при храмах и богадельни позволяли заметить, как чтут юродивый на Руси вообще и в ее столице, в частности. И на всех нищих и юродивых сходила с небес благодать покровительства святого Николая и Богородицы…

Многие московские нищие и юродивые не видели ничего предосудительного, что большинство из них были связаны с необременительным шитьем «мошон» – или мешочков для хранения денег, кошелок, кожаных кошельков. Напомнила сыну-государю правительница Елена во время московских поездок, показывая на делающие и сбывающие мошны, кожаные кошели, «чересы и кошки», знаменитого великого Московского князя Ивана Калиту Тот был так прозван неизменную мошну-кошелку, набитую деньгами, из которой он одаривал нищих, церковных служек и всяких, разных приглянувшихся служилых и нищих, за дело и без дела.

– Мошна Москву выстроила, во главе Руси поставила… И в ней же «мошонники превратились в мошенников… – улыбнулась великая княгиня. – Вспомним меткие русские поговорки и пословицы: «Он вымошенничал у меня обманом лошадь», «Домошенничался до кобылы», «Всех обмошенничал», «Намошенничал, да и был таков», «Размошеннился не в меру».

Иван рассмеялся:

– Бояре не меньшие мошонники – по набитой златом мошне – и по склонности к мошенничеству – обману…

– Только большинство нищих московских мошонников так и остаются мошонниками в профессии, а большинство бояр с мошнами легко и с удовольствием превращаются в заправских мошенников, видя, что можно обманом и хитростью удвоить и утроить содержание мошны, за счет близости ко двору….

– Да, матушка, среди бояр много мошенников-плутов… Это точно… Куда только конюший Иван глядит…

– А, может он первый мошенник из мошенников, и первый мошонник из мошонников – по набитой мошне… Конюший своего не упускал и не упустит… Через это врагов как наживал, так и наживает…

– И сейчас наживает, матушка?

– Сейчас еще пуще, чем прежде, сынок… Когда про твою матушку слухи пошли, что больна сильно…

Иван с состраданием глянул на матушку, и ему стало не хорошо на душе от ее нездорового вида.

– Тебе неприятны эти слухи? И то, что конюшего Овчину в народе обзывают машонником с большой машной и мошенником – за склонность к плутовству и обману – так, матушка?

– Неприятны, сынок, они бьют по матери юного государя… Хотя «мошоннический промысел» нищих и юродивых, таких, как наш Николушка, никогда не считался предосудительным и зазорным, им серьезно и со вкусом занимались наравне с другими ремеслами… В Москве ведь тоже есть целые улицы, заселенные «мошонниками», то есть занимавшиеся шитьем «мошон»: кошельков, кошелок для новых и старых имущих, «сильных мира сего».

– А государям нужна мошна, матушка?