Текст книги "Кукловод"

– Что скажете о людях? – спросил он.

– Полагаю, выбор удачный, – осторожно сказал Брагин. – Объективки и послужные списки вы просмотрели. Моё мнение – физически и морально люди сильные, с устойчивой психикой, подготовлены хорошо. С точки зрения боевой и физической подготовки вопросы могут быть разве что к Сеньшину, хотя и он далеко не слаб. Но его главная ценность – голова. Он хороший учёный, он в теме, и с этой точки зрения незаменим. Вообще у меня сложилось впечатление, что настрой у всех нормальный, и отношения внутри группы должны сложиться. Впрочем, вы сами всё видели, можете судить.

Игорь Васильевич кивнул. Двухчасовая встреча участников экспедиции в кабинете Брагина была заснята скрытой видеокамерой, и Бунеев просмотрел её внимательнейшим образом, хотя дел было по горло, до визита президента США оставались считанные дни.

– А вам не кажется, Аркадий Витальевич, что с нашей экспедицией мы можем попасть пальцем в небо? – неожиданно спросил Бунеев.

– Прошу уточнить, Игорь Васильевич, – сказал Брагин после некоторой паузы. – Вы имеет в виду географию? Правильно ли мы вычислили нужную точку? Или..

– Или, – перебил его президент, болезненно морщась. – С географией Сеньшин как будто не ошибся. Меня, во всяком случае, эксперимент убедил. Я о другом. У меня ощущение, что мы посылаем людей на верную гибель. Да, отборные люди; да, отменное оружие; да, техническая и фармакологическая поддержка… Ну и что? Против кого воюем? Это же сила уму не постижимая. Да если бы группе Авилова предстояла обычная боевая операция, даже сверхсложная, тогда и вопросов не было б. Но здесь же речь совсем о других категориях! Может, надо вообще не боевиков посылать, а… ну, я не знаю… экстрасенсов, или бурятских шаманов? Чтобы воевали с Кукловодом его же оружием? Заклинания там, колдовство всякое… Боюсь, что людей угробим, а задачу не решим…

Слушая сумбурную речь Бунеева, Аркадий Витальевич с грустью подумал, что если бы президента, всегда излучавшего спокойствие и бодрость, сейчас увидели россияне, то избрание на второй срок стало бы проблематичным. Нервы у президента сильно сдали. Заглянув в пустые белые глаза Мельникова-зомби, чудом избежав смерти от его медвежьих лап, Бунеев пережил непередаваемый, ломающий шок. Его, кремлёвского небожителя с пальцем на ядерной кнопке, демократического императора всея Руси, чуть не придушили в собственных покоях, словно цыплёнка. Злая воля, помноженная на потустороннюю мощь, роковым образом стала на пути президента; рецептов борьбы с ней не существовало, и Бунеев просто растерялся. Ухватившись поначалу за мысль об экспедиции, он с каждым днём верил в её успех всё меньше. Но если не экспедиция, то что?

– Не мучьте себя, Игорь Васильевич, – тихо попросил Брагин. – Это лучшие люди, они справятся.

– Они только люди, – пробормотал президент, глядя куда-то в пространство.

– Может быть, не только, – с расстановкой, словно колеблясь, произнёс Брагин.

Бунеев с недоумением перевёл взгляд на помощника.

– Что вы имеете в виду?

– Я, собственно, про Авилова, – пояснил Аркадий Витальевич. – Вы посмотрите, какая интересная картина складывается. Дважды в лобовую сталкивался с этой нечистью, и уцелел. Жену захватили чеченцы – уже через час после похищения знал, где её спрятали. Откуда? Почему с такой уверенностью говорит, что от ментальной прослушки Лозовского мы закрыты? Наконец, как догадался, что Мельников хочет вас убить? На вопросы не отвечает, не договаривает, явно темнит… Спрашивал я Сеньшина, что он об этом думает. Говорит, что толком ничего понять не может, но ясно одно: либо в Авилове некие скрытые экстравозможности, которые позволяют бороться с Лозовским на равных. Либо уж сам Авилов обычный человек, но за ним стоит какая-то сила. И вот она-то Авилову помогает, направляет его, страхует, словом, покровительствует. Ну, и тем, кто рядом с Авиловым.

Аркадий Витальевич наклонил голову к президенту и понизил голос:

– Вот и получается, Игорь Васильевич: автоматы, взрывчатка, фармакология – это всё хорошо. Но помяните моё слово: главное оружие экспедиции – сам Авилов. Ему бы только добраться до Кукловода. Даже один на один с голыми руками…

Накануне вылета в Непал, Сергей перевёз к Алёне кое-какие вещи, бумаги и, главное, Поля. Собачьей своей головой тот, видимо, сообразил, что обожаемые хозяева снова вместе, и впал в буйную радость. Он прыгал, вибрировал обрубком хвоста, прижимался к ногам, повизгивал, и даже, встав на задние лапы, передними обнимал то хозяина, то хозяйку. Потом, успокоившись, облюбовал себе место в прихожей, улёгся на захваченный из дома коврик, после чего задремал с лёгким похрапыванием.

За ужином говорили о чём угодно, кроме экспедиции. Что о ней говорить? Меру предстоящей опасности понимали оба, и обсуждать здесь было нечего. Сергей оставил Алёне контактный телефон Брагина, отрекомендовав его человеком, который постоянно будет в курсе дел экспедиции. Однако Сергей умолчал, что специальным письмом распорядился считать Алёну своей наследницей, и – понятно, в каком случае – все полагающиеся выплаты адресовать ей.

А вот о другом умолчать не мог.

– В моё отсутствие тебя будут охранять, – буднично, как о само собой разумеющемся, сказал он. – И охранять всерьёз. Не так, как перед похищением.

Алена только вздохнула. Нечто в этом роде она и предполагала.

– И как это будет выглядеть? – кротко спросила она.

Сергей объяснил. Передвижения на службу со службы и по городу – либо на машине с оперативными сотрудниками ОБП, либо пешком в их сопровождении. У подъезда будет круглосуточно дежурить машина с охранниками. Дверь в квартиру возьмут под видеонаблюдение. Телефоны, в том числе мобильный, установят на прослушивание. И так далее… «А квартиру видеокамерами не нашпигуют?» «Вроде бы не планируется… А что?» «Уже легче, – усмехнулась Алёна дрожащими губами. – Я, знаешь ли, привыкла после ванны по дому голышом разгуливать…» «Ещё не забыл», – пробормотал он и потянулся к жене…

– А помнишь, как мы в молодости «Кама-Сутру» разучивали? – спросил Сергей под утро. – Вроде бы позиция номер четырнадцать не получалась… Повторим?

– Да ну тебя. Вы, литераторы, сексуальные маньяки какие-то, – сказала Алёна, пытаясь дать ему подзатыльник. Сергей легко перехватил руку и поцеловал.

– Я тебя люблю, – сказал он. – Ты разноцветная. Кожа белая, глаза карие, волосы тёмные, а душа светлая. Ты моя женщина, и я хочу… – он замялся.

– Продолжайте, поручик, – томно распорядилась Алёна.

– Я хочу сделать тебе предложение. Сразу, как только вернусь, – закончил Сергей, приподнявшись на локте, чтобы заглянуть ей в глаза.

– Дело хорошее. А что предлагать-то будешь? – деловито спросила Алёна.

– Ну, что, что… Всё, что могу. Руку, сердце. Как говорится, чем богаты…

– А гонорары?!

Алёна обняла его за шею, крепко прижалась всем телом.

– Мы вернёмся к этой теме после возвращения, – угрожающе пообещала она. – Какая, говоришь, позиция? Четырнадцатая?

Она искусала губы, чтобы не сорваться, не закричать: «Ты только вернись!» Сердце изнывало от плохих предчувствий.

Вадим Натанович хватил кулаком по столу и в порыве сильнейшего гнева смахнул на пол бумаги.

Да, Авилов по-прежнему был недосягаем для ментального сканирования. Проклятого журналюгу укрывал некий защитный колпак, происхождение которого Лозовскому было ясно. Эта «мёртвая» зона рисовалась перед внутренним взглядом Вадима Натановича бесформенным тёмным пятном. Но если мысли и намерения Авилова оставались недоступны, то, по крайней мере, его передвижения Лозовский контролировал без труда, следя за перемещением пятна в географическом пространстве. И теперь Лозовский с невольным холодком видел, что чутьё не подвело – пятно, а значит, и сам Авилов, удалялось в сторону Азии.

Вадим Натанович послал мысленный импульс в район Гималаев, где в холодной глубине пещеры обитало существо-родитель.

– Слышу, – донеслось в ответ.

– Авилов только что вылетел…

– Знаю. Похоже, ты оказался прав.

– Я отправил к тебе Никиту.

– Не помешает.

– Там наверняка группа. Ты готов к нападению?

– Конечно. Но лучше подстраховаться. Надо вывести из строя Авилова.

– Вопрос: как?

– Чему я тебя учил? Бить надо в самую уязвимую точку…

Собеседник выдал инструкцию – по обыкновению, краткую и чёткую.

– Да, это мысль, – признал Вадим Натанович. – Я как-то упустил из виду…

– Молодой ещё, неопытный, – с оттенком сарказма произнесло существо. – Работай. Считай это разминкой перед «Петром Первым».

– Я сегодня же вылетаю в Москву.

Отключившись, Вадим Натанович несколько минут расслабленно посидел в кресле, а потом поднялся в комнату к Ольге. Та лишь недавно проснулась, и всё ещё нежилась в постели.

– Для тебя есть хорошая новость, – бодро сказал Вадим Натанович, целуя жену в шею. – Старый муж по неотложным делам улетает на неделю-полторы. Молодой жене, соответственно, раздолье…

– Что-нибудь случилось? – поинтересовалась Ольга, грациозно потягиваясь.

– Позвонили из Штатов: можно выгодно вложиться. Но только быстро, быстро… Как ты тут – не заскучаешь? С голоду не умрёшь?

– Это смотря сколько оставишь на жизнь, – промурлыкала Ольга, ласково гладя его лысину.

– Я распоряжусь, тебе дополнительно переведут на карту пятьдесят тысяч.

– Тогда умру, – сказала Ольга со смехом.

– Хорошо, семьдесят пять. Но это тебе дорого будет стоить…

Через полчаса Лозовский чёртиком выскочил из постели жены, ушёл к себе и быстро собрался в дорогу. Перед отъездом вызвал секретаря.

– Какие будут распоряжения? – осведомился Андрей.

– Простые, Андрюша. Отвечай на звонки, вскрывай почту, переводи деньги по этому графику, – Лозовский передал Андрею небольшой лист бумаги. Вглядевшись в секретаря, добавил: – Ты что в последние дни мрачнее тучи? Неразделённая любовь, а?

– Что-то в этом роде, – сказал Андрей, глядя в сторону.

– Ну-ну, молодо-зелено… Кстати, возьми конверт, здесь твоя премия. Я тобой доволен. Следи, чтобы тут всё было в порядке.

Садясь в машину, Лозовский окинул взглядом свою виллу с роскошным садом. Он знал, что сюда уже не вернётся. И людей, живших с ним на этой вилле, никогда не увидит. Кстати, о людях… Внутренне усмехнувшись, Лозовский представил несчастное лицо секретаря, на миг сосредоточился и одним импульсом снял с него наложенное древнехалдейское заклятье. «Пусть резвятся», – великодушно подумал он.

Доехав до аэропорта, Лозовский отпустил машину с охраной, вошёл в здание, и, побродив немного по залу, скрылся за дверью с надписью «Для мужчин».

Через пятнадцать минут из туалета вышел элегантно одетый человек неброской внешности. Поправив галстук, он неторопливо подошёл к билетной стойке:

– Мадемуазель, – сказал он, рассеянно улыбнувшись белокурой девушке в униформе, – помогите мне ближайшим рейсом улететь в Париж, а оттуда как можно быстрее – в Москву.

24

Задушевная подруга Наталья на всех парах мчалась к Алёне. Её до такой степени распирало от любопытства, что она еле досидела до конца рабочего дня, и теперь изнывала от нетерпения, трясясь в вагоне подземки.

В гости к Алёне Наталья рвалась с того момента, как услышала о возвращении блудного мужа. Сергея она знала ещё со школы – училась в параллельном классе, поэтому развод и вообще всё, что касалось четы Авиловых, принимала близко к сердцу. Но вот какая странность: несколько дней она не могла дозвониться до Алёны, потом Алёна отнекивалась от встречи, ссылаясь на дела или усталость. Другая уже обиделась бы, однако Наталья была человеком добрым, необидчивым и чрезвычайно бесцеремонным. Сегодняшнюю встречу она из Алёны буквально вытрясла, и, между прочим, собиралась прочесть подруженьке нотацию насчёт её неправильного поведения. Но это потом, а сначала обстоятельный разговор о личной подруженькиной жизни…

На скамейке возле подъезда, где жила Алёна (теперь, надо полагать, уже вместе с Сергеем), сидел какой-то старичок в потёртой куртке. Когда Наталья поравнялась с ним, он еле слышно окликнул её слабым дребезжащим голосом:

– Дочка, подойди, пожалуйста.

– Что вам, дедуля? – нетерпеливо спросила Наталья, тормозя на всём скаку.

Судорожным жестом старичок прижал руку к левой стороне груди.

– Да вот, прихватило что-то… – еле слышно произнёс он, моргая слезящимися глазками.

– Валидол есть?

– Это я уже… Ты мне, главное, помоги до квартиры добраться, а я уж там отлежусь.

– Что же вы, дедуля, на ночь глядя под дождём гулять надумали? – спросила сердобольная Наталья, беря его под руку.

– Весь день дома просидел, дай, думаю, хоть вечером свежим воздухом подышу, – виновато сказал старичок. – А оно, видишь, как…

– Жена-то дома есть? Или дети?

– Один я, дочка.

С помощью Натальи старичок кое-как поднялся на ноги, и они медленно тронулись к подъезду.

– Что-то я вас, дедушка, тут раньше не встречала, – заметила Наталья, часто бывавшая у Алёны и потому знавшая в лицо многих жильцов.

– Да я только днями сюда и переехал-то, на второй этаж. Раньше на Текстильщиках жил, а потом дети разъехались, старуха умерла, зачем, думаю, мне большая квартира? Поменялся на однокомнатную с доплатой, племяш помог – перевёз, так что теперь здесь вот кукую…

За разговором они вошли в подъезд.

Неожиданно лампочка, освещавшая площадку нижнего этажа, мигнула и погасла.

– Вот зараза! – выругалась Наталья. – Осторожно, дедушка, тут ступени.

В этот момент металлическая дверь подъезда, словно от сильного порыва ветра, с жутким лязгом захлопнулась на кодовый замок.

Наталья невольно вздрогнула. И вдруг почувствовала, что в кромешной темноте руки старика паучьим захватом вцепились в её запястья.

Наталья истошно закричала. Но крик почему-то получился беззвучным…

Спустя некоторое время из подъезда вышел старичок в потёртой куртке. Оглянувшись на припаркованную напротив подъезда машину с затонированными стёклами, он хихикнул, бодро засеменил прочь и затерялся в осенних сумерках, потирая на ходу сухие ладошки.

Некстати была Наталья, совсем некстати. Проводив Сергея, Алёна ударилась в депрессию, от которой не помог даже звонок Брагина. Аркадий Витальевич сообщил, что Сергей долетел, устроился (как будто он уехал отдыхать в санаторий!) и «пока всё нормально». Вот это самое «пока» резануло больнее всего. А что завтра? Или когда они там собираются лезть в эту проклятую пещеру? «Ты только вернись», – в тоске повторяла она про себя, глядя в окно и ничего не видя. Она не думала о том, что на боевую группу во главе с Сергеем возложена особая миссия, что от успеха экспедиции зависит судьба России, а может быть, и всего мира…. Весь этот пафос её не касался. Она просто знала, что если с мужем что-то случится, её жизнь потеряет смысл. И даже неожиданный звонок Сергея из Непала не рассеял тревогу. Он бодрился, но голос был усталый, разговаривал нервно и всё просил быть осторожной и беречь себя.

Депрессию усугубляла необходимость каждый день общаться с охраной. Никогда в жизни Алёна не испытывала такого стеснения. Пришлось даже вручить оперативникам запасные ключи от входной двери. И хотя ребята из УБП вели себя предельно корректно, да и вообще находились рядом ради её, Алёны, безопасности, она чувствовала себя, как в клетке, к которой может подойти и заглянуть внутрь любой.

Психологи учат, что депрессию надо лечить общением, надо выговориться, надо найти чью-то жилетку и оросить её слезами… Алёна же, напротив, замкнулась в себе. И уж менее всего на роль жилетки годилась Наталья с её беспардонным напором и навязчивым желанием осчастливить бесплатным советом каждого, кто попадётся под руку. Но куда было деваться от задушевной подруги, которую Алёна по-своему всё-таки любила за доброту и надёжность… По дороге домой она купила торт, бутылку «Мартини» и твёрдо решила, что в разговоре с Натальей ограничится традиционной бабьей тематикой – модой и сплетнями про Пугачёву.

Накормив Поля, приняв душ и накрыв стол, Алёна стала ждать. Наталья запаздывала. Алёна бездумно побродила по квартире, потом взяла какой-то журнал, и, устроившись на диване с ногами, принялась его листать. Поль немедленно улёгся рядом, грея бок. Внизу раздался грохот, словно кто-то с силой захлопнул дверь подъезда. Может быть, это, наконец, Наталья? Но время шло, в дверь никто не звонил, Алёна начала злиться.

– Не люблю, когда меня подвешивают, – сказала она вслух.

Подойдя к столу, она откупорила «Мартини», налила рюмку и выпила залпом. Посмотрела на часы. Пожала плечами.

– Не очень-то и хотелось, – бросила она, глядя на дверь и наливая вторую рюмку.

В этот момент в квартиру позвонили. Кто бы ни стоял за дверью, подошёл он к ней, как ниндзя – бесшумно. Это было так неожиданно, что Алёна пролила вино. Дрожащей рукой она поставила рюмку на стол и вышла в прихожую. Следом, сдавленно рыча, ринулся Поль. Алёна выглянула в глазок, увидела Наталью, и только тогда, успокоившись, открыла.

– Ты меня напугала, – полусердито-полуприветливо сказала она, пропуская подругу.

Наталья повела себя непонятно. Вместо того, чтобы, как обычно, расцеловаться и завести разговор прямо на пороге, она, не раздеваясь, молча прошла в квартиру. Удивлённая Алёна последовала за ней. Наталья стояла посреди комнаты, по-мужски расставив ноги и сунув руки в карманы пальто. Красивое лицо было сковано безжизненным выражением.

– Ты не хотела меня видеть, – произнесла она тусклым голосом.

Вот оно что! Наталья таким экстравагантным способом просто-напросто демонстрировала свою обиду. У Алёны отлегло от сердца.

– Не злись, подруга, – примирительно сказал она. – Ну что ты, как маленькая? Просто на работе был завал, чувствовала себя неважно… Ты лучше раздевайся и давай за стол. Будем есть, пить и беседы беседовать.

Она протянула руки, чтобы обнять Наталью.

Неожиданно Поль с громким лаем кинулся вперёд, встрял между женщинами и вцепился зубами в полу Натальиного пальто.

– Поль, фу! – испуганно взвизгнула Алёна. – Свои! Нельзя!

Наталья, не отводя глаз от Алёны, взяла пса за шкирку, легко подняла его (раздался треск рвущейся ткани) и отшвырнула в сторону. С глухим стуком Поль врезался в стену и упал на пол, оглушённо дрыгая лапами.

– Что ты делаешь! – не своим голосом закричала Алёна.

– Ты не хотела меня видеть, – повторила Наталья без всякого выражения. – А я всё-таки пришла.

Сделав шаг вперёд, она быстрым движением схватила Алёну за горло.

Капитан Морозов чувствовал что-то неладное.

Казалось бы, всё в порядке. Привезя Елену Авилову со службы домой, проводив до дверей и осмотрев квартиру, он спустился вниз и сел в припаркованную возле подъезда машину, где находились ещё двое оперативников УБП – Володя Стариков и Максим Голованов. До конца смены оставался час.

Время тянулось медленно и как-то лениво. Осенние сумерки плавно сгущались. В подъезд изредка заходили жильцы, чьи лица были уже знакомы. Или, наоборот, выходили. Посторонних не наблюдалось, всё тихо и спокойно… Однако подспудное чувство тревоги все-таки не отпускало Морозова.

Переведя взгляд с улицы на экран маленького монитора, установленного на приборной доске машины и дающего обзор внутри подъезда, капитан вдруг напрягся. Он увидел, что к двери Елениной квартиры медленно, тяжело подходит и жмёт на кнопку звонка некая женщина в тёмном пальто. Морозов видел её впервые. Что за притча? Незнакомые люди в подъезд в течение последнего часа не заходили. Может, какая-то соседка решила наведаться – так сказать, из квартиры в квартиру? Но почему тогда одета в пальто, на котором поблёскивают капли дождя, моросящего с обеда? Нет, всё-таки женщину проглядели. Невероятно! Как же это могло получиться?..

– Костя, смотри… – удивлённо сказал Голованов, ткнув пальцем в монитор. Он тоже увидел.

– Поздно смотреть! – рявкнул Морозов, распахивая дверцу машины. – Все наверх!

Открыв подъезд припасённым магнитным ключом и на ходу выхватывая пистолеты, оперативники ринулись на третий этаж.

Задыхаясь, Алёна попыталась оттолкнуть подругу, разжать руки, но бесполезно: с тем же успехом она могла бы сопротивляться напору гидравлического пресса.

Продолжая душить, Наталья опрокинула её спиной на стол. Зазвенели упавшие рюмки, свалилась откупоренная бутылка «Мартини», и под ухом, разливаясь, весело забулькало вино. Бутылка!.. Алёна инстинктивно схватила её и разбила из последних сил о голову Натальи.

Такого удара хватило бы, чтобы сбить с ног тяжеловеса, но женщина только отшатнулась, на секунду выпустив жертву. Алёна скатилась со стола на пол, вскочила и с криком кинулась в прихожую.

Открыть дверной замок она не успела.

Наталья догнала её, одним рывком развернула к себе и прижала спиной к двери. По искажённому лицу задушевной подруги текло вино и кровь, и в этом лице уже не было ничего человеческого. В руке она держала нож – тот самый, которым Алёна каких-нибудь полчаса назад собиралась резать торт.

– Ты что, Наташка, это же я, не надо! – прошептала Алёна, всё понимая и уже ни на что не надеясь.

– Ты ударила меня, – ровным голосом произнесла Наталья.

С этими словами она сильно ткнула ножом Алёну под левую грудь.

Алёна умерла мгновенно. В последний свой миг она успела широко открыть глаза, словно пыталась взглядом остановить убийцу.

С минуту Наталья бесстрастно смотрела на последние конвульсии безжизненного тела. Потом из неё словно выпустили пар. Пошатнувшись, она тяжело осела на пол рядом с лежащей Алёной. Положила её голову себе на колени. Подумала и закрыла широко раскрытые глаза Алёны, словно поставила точку в конце сделанной работы.

Закрыла глаза сама.

Перестала дышать.

Запасной ключ никак не хотел входить в замок. Но вот, наконец, дверь удалось открыть, и оперативники ворвались в квартиру. Потребовалось не более секунды, чтобы оценить ситуацию.

– Голованов, «скорую»! Стариков, звони дежурному! – крикнул Морозов, опускаясь на колени возле Алены и пытаясь нащупать пульс. Потом оттянул веко и увидел закатившийся безжизненный зрачок. В отчаянии бешено ударил кулаком по стене, но даже не почувствовал боли.

Из комнаты медленно, на брюхе, выползла пятнистая собака, скуля и царапая когтями линолеум. Казалось, у нее перебиты лапы. Кое-как добравшись до остывающего тела Алены, лизнула холодную руку, положила голову на ноги женщины и страшно, пронзительно завыла.

Претендовать на президентское кресло Бунеев три года назад не собирался, даже не помышлял об этом. Он был на своём месте, толково руководил спецслужбой, и про себя думал, что, в сущности, уже достиг пика своей карьеры. Предложение Мельникова баллотироваться на высший российский пост было неожиданным, шокирующим, и… смертельно заманчивым. Дав себя уговорить, Бунеев пошёл на выборы, уверенно победил в первом туре, но по-настоящему осознал себя президентом лишь несколько месяцев спустя, а до этого мерещилось, что вот-вот проснётся и окажется в том же чекистском кресле, унаследованном от Феликса Эдмундовича…

Труднее всего было привыкнуть к власти. Речь, конечно, не о той власти, которой наделён руководитель ведомства, отрасли или даже целого региона, а о власти высшей, позволяющей практически единолично принимать решения от имени бескрайней страны. Есть парламент, правительство, аппарат, но последнее слово за президентом. Ответственность висит над головой дамокловым мечом, не давая расслабиться, лишая покоя, отсекая нормальные радости бытия. Правда, Мельников доказал, что можно быть президентом, и, однако, не отказывать себе ни в чём, но именно поэтому при нём возник и опасно, катастрофически опасно, вырос Лозовский. А уж где очутилась держава…

За державу было до слёз обидно. Точнее – страшно. Как чекист, Бунеев, разумеется, владел информацией о положении дел, но только став президентом, осознал реальный масштаб проблем. Экономика, финансы, армия, село – всё было в разрухе. Страна увязла в пьянстве, бедности и криминале. В те дни Бунеев невольно вспоминал Андропова, который – жест отчаяния! – пытался чисто полицейскими мерами навести в стране хоть какой-то порядок. До зуда в руках мечталось издать серию жёстких указов: за казнокрадство и взятки – под суд с упрощённой процедурой; за распространение наркотиков и хранение оружия – высшая мера; милиции и ФСБ – чрезвычайные полномочия. И пусть только пикнет парламент… При этом Бунеев, конечно, понимал, что время таких мер ушло. Вытащить страну из пропасти можно было только ежедневной кропотливой черновой работой. И Бунеев засучил рукава.

Три года понадобилось, чтобы элементарно стабилизировать ситуацию. Но когда стало что-то получаться, когда обозначился какой-то просвет, появилась новая проблема, грозившая похоронить все плоды изнурительный трудов Бунеева, да и его самого. Возник фактор Лозовского.

Это было немыслимо, но факт оставался фактом: один-единственный человек (ну, пусть сверхчеловек) бросал в лице президента вызов целой стране. С какой целью? Чего добивался? Откуда ждать нового удара? Можно ли вообще справиться с Лозовским? Ответов на эти вопросы Игорь Васильевич не знал, вся надежда была только на экспедицию Авилова. В последнее время у Бунеева начали сдавать нервы, постоянно мучили головные боли, и будь хоть малейшая возможность отменить визит президента США без международного скандала, российский президент ею непременно воспользовался бы…

В эту минуту, словно желая отвлечь Бунеева от тяжких мыслей, по внутренней связи позвонил секретарь. Он сообщил, что помощник президента Брагин просит срочно принять его.

– Пусть войдёт, – распорядился Бунеев, хмурясь и ощущая холодок. Что за срочность? Что могло произойти?

Всегда подтянутый и энергичный, Брагин вошёл на этот раз медленной, почти старческой походкой. Президенту бросились в глаза опущенные плечи и потерянный взгляд Аркадия Витальевича.

– Что случилось? – негромко спросил Бунеев.

– Убита сотрудница УБП Елена Авилова. Жена Сергея, – с трудом выговорил Брагин.

Президент буквально подскочил в кресле.

– Как?!

Вместо ответа Брагин положил на стол несколько фотографий. Президент быстро просмотрел их. На каждой в разных ракурсах были запечатлены две женщины. Одна, красивая брюнетка с закрытыми глазами и безжизненным лицом, сидела на полу какой-то комнаты, привалившись спиной к стене. Другая лежала на коленях у брюнетки, из груди у неё торчал кухонный нож. Вокруг всё было залито кровью.

– Которая же из них Авилова? – спросил, болезненно морщась, Бунеев, никогда не видевший Алёну.

– Та, у которой в груди нож.

– А другая?

– Личность уже установлена. Это её школьная подруга Наталья Клыкова. Она тоже мертва.

– Сам вижу, – тихо сказал президент. – Что же там произошло?

– Встреча произошла около восьми часов вечера на квартире у Авиловой. Каким-то образом они поссорились, Клыкова пытаясь задушить Авилову – у той на шее характерные синяки. Та вырвалась, хотела выбежать из квартиры, но Клыкова догнала её и всадила нож в сердце.

– Это подруге-то?

– А разве Немирова не убил родной сын? – немедленно ответил вопросом на вопрос Брагин.

– Вы что же, хотите сказать…

– Клыкова умерла без всяких видимых причин. Судмедэксперты разводят руками. Правда, на черепе у неё гематома от удара каким-то твёрдым тупым предметом. Похоже, Елена, пытаясь спастись, ударила Клыкову по голове бутылкой. Но от этого удара можно получить разве что сотрясение мозга… Нет, всё сходится, Игорь Васильевич. Нападение без видимых причин, и, главное, необъяснимая смерть нападавшего. Вспомните случай с киллером, который покушался на Авилова. Вспомните, как погиб Немиров. Наконец, покушение Мельникова на вас…

Брагин до боли сжал руки и тихо закончил:

– Это была зомби. Это снова Лозовский.

Президент долго молчал, уставившись взглядом в столешницу. Когда он заговорил, голос его дрогнул:

– Не складывается, Аркадий Витальевич… Авилов слишком глубоко копал. Немиров всегда был злейшим врагом Лозовского. Я ему и вовсе поперёк горла… Женщина-то ему чем не угодила?

Но, похоже, он уже и сам знал ответ.

– Очень даже складывается, Игорь Васильевич, – возразил Брагин, поправляя очки. – Полагаю, что для Кукловода и Лозовского не секрет, где находится Авилов и с какой целью. Завтра он начинает операцию. Теперь представьте, что будет, если Авилов узнает о гибели жены. Тут одно из двух: или бросит всё к чёртовой матери и рванёт в Россию первым же рейсом, или, что вероятнее, останется, но пойдёт в пещеру в шоковом состоянии – и станет лёгкой добычей Кукловода. По-моему, тут всё очевидно…

К тому же приставленная к Елене охрана не видела, как Наталья Клыкова входит в подъезд. Впечатление такое, что каким-то образом им просто отвели глаза, а кто это может сделать, кроме Лозовского? И только видеокамера показала, что Клыкова звонит в дверь квартиры. Ребята ринулись наверх, но опоздали…

– Вы правы, – через силу произнёс Бунеев. – Лозовский это. Будь оно всё проклято… Дайте сигарету.

Брагин даже слегка помотал головой от неожиданности:

– Простите, что?

– Сигарету дайте, – нетерпеливо повторил Бунеев. – Или нет, не надо. Лучше выпьем.

Он стремительно поднялся и позвал Брагина в комнату отдыха. Там, открыв дверцу бара, непьющий Бунеев буквально сорвал колпачок с бутылки виски, налил две рюмки, и, не чокаясь, залпом проглотил свою.

– За помин безвинной души Елены Авиловой, – горько сказал он, разливая по второй. – Господи, как мы Сергею в глаза-то смотреть будем…

– Не рвите сердце, Игорь Васильевич, – попросил Брагин, ставя рюмку. – Нашей вины тут нет. Предусмотреть всё, да ещё с Лозовским, нереально…

– Знаю, и что? – яростно перебил его президент. – «Я знаю, никакой моей вины в том, что другие не пришли с войны…» Твардовского помните? Хотя вы-то помните. Я вот иногда думаю: ну, уйдут старики, – уже почти ушли, наше поколение в положенный срок тоже вымрет, а эти, которым сегодня по пятнадцать-восемнадцать, кроме Интернета и знать ничего не будут. Неинтересно им, видите ли, отстой. Целые пласты сгинут в никуда, одни культурологи на симпозиумах будут шамкать: да, дескать, были у нас когда-то Чехов, Ахматова, Цветаева, Симонов, Пастернак…

Аркадий Витальевич молча слушал, чувствуя, что президент хочет выговориться. Бунеев убрал бутылку в бар, тяжело посмотрел на помощника, и неожиданно произнёс:

– Сообщать Авилову о смерти жены мы не будем. Пока…

Нельзя сказать, что для Брагина это распоряжение было неожиданным. Про себя он понимал, что иного выхода, если только не ставить операцию под угрозу срыва, просто нет. И всё же, всё же…

– Я понял, господин президент, – наконец выдавил он. – Звонить Авилову с этой новостью сейчас, конечно, нельзя. Но, но… умолчать – какой грех на душу…

Бунеев заглянул в больные глаза Брагина, положил ему руку на плечо, и вдруг мягко сказал, впервые перейдя на «ты»: