Текст книги "Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 2"

3

Прежде, чем сообщить полковнику Сахару нечто чрезвычайно важное, незнакомец, проведший ночь в одиночной камере, недоверчиво посмотрел на Филинчука. Сахар понимающе улыбнулся. Небрежным кивком головы он тут же указал ему на дверь. Она отвратительно заскрежетала, и Филинчук мгновенно исчез за нею. Теперь пришла очередь Полякова.

– В присутствии этого человека можно говорить все! – с многозначительным и вместе с тем таинственным видом заметил Леонид Мартынович.

Тем не менее, на Алексея слова тюремщика, в которых слышалась скрытая лесть, казалось, никак не подействовали, и он оставался все так же невозмутим.

– Речь пойдет о беглых преступниках!.. – сказал незнакомец и в упор посмотрел на Сахара.

Тот в ответ лишь снисходительно улыбнулся.

– Не может быть!

Легкая насмешка, прозвучавшая в тоне, каким произнес это хозяин зоны, обращаясь к незнакомцу, не осталась им незамеченной. Такое откровенное пренебрежение вызвало в нем бурю негодования.

– Вы так говорите, как будто вам совершенно наплевать на то, что вооруженные преступники, бежавшие из вашего лагеря, сейчас преспокойно разгуливают на свободе!

Полковник Сахар слабо поморщился, словно его мучило легкое несварение желудка после недавнего завтрака.

– Откуда вам знать, что эти самые, как вы их называете, преступники, дали деру именно из моего лагеря?! Это, во-первых! А, во-вторых, говоря о том, что беглые разгуливают на свободе, вы немного преувеличили! Тайга растянулась на десятки и сотни километров от лагеря, и, чтобы выбраться из нее, нужна хотя бы карта местности.

– Считайте, что она у них уже есть! – горячо заверил незнакомец, все более досадуя, как ему думалось, на откровенную тупость начальника тюрьмы.

– Неужели? – усомнился Леонид Мартынович.

При этом насмешливое выражение не сходило с его лица.

– Они – что, ее уже нарисовали?! Как же это я сразу не догадался!

– Я думаю, что он – прав! – сказал Поляков, вскользь глянув на Леонида Мартыновича.

Но этого было достаточно, чтобы Сахар невольно поежился.

– Нам следует поспешить!

– Да, но как же быть с …? – засомневался Леонид Мартынович, беспокойно озираясь по сторонам, словно в совершенно пустой камере за исключением троих переговорщиков мог находиться еще кто-то, совершенно посторонний, и кивнул на пленника. – Да и вообще, откуда вы взялись на мою голову, черт бы вас побрал?!

– Неважно! – сказал Поляков. – Главное, что этот человек, он приведет нас к цели!

– В обмен на услугу! – заметил незнакомец.

– Да, да, я понимаю! – согласился Поляков. – Вам нужно, чтобы мы выручили из беды ваших товарищей!..

На лице незнакомца мелькнуло удивление: этот ни чем непримечательный с виду человек, облаченный в штатское, читал его мысли.

– Вы совершенно правы! Если, конечно, им все еще необходима эта помощь!..

После слов, которые, как видно, дались ему с трудом, он тяжело вздохнул.

– Не стоит так отчаиваться! Я думаю, мы поспеем вовремя!

И Поляков ободряюще улыбнулся, как будто непоколебимо верил в успех их предприятия.

– И все же, каким ветром вас сюда занесло?

4

Елкин стоял в стороне, с презрением наблюдая за тем, как остервенело Грудь-Колесом и Кукиш-Мякиш накинулись на золотой песок. Лица их были безумны. Пот заливал им глаза. Их колотило, точно в ознобе, когда они набивали золотом рюкзаки, беспрестанно издавая при этом восторженные восклицания вперемежку с отборным матом. В свое время уже успевший познать, почем стоил фунт лиха, Ковалев, загадочно улыбаясь, молча наблюдал за действиями своих сообщников. Чувствуя себя хозяином положения, он сохранял выдержку. Или же пытался это делать. Тем не менее, судя по тому, как дрожали его руки, каждая из которых сжимала по пистолету, это удавалось ему с большим трудом. Наконец, первым завершив свой титанический труд, то есть, набив рюкзак золотой россыпью и сверкающими на солнце камнями до отказа, Грудь-Колесом легко поднял его и при помощи лямок водрузил за спину. Но, когда Кукиш-Мякиш попробовал последовать его примеру, то, к своему горькому удивлению, исказившему в тот миг его физиономию, и без того не отличавшуюся правильностью черт, до откровенной карикатуры, не стронул поклажи даже с места.

– Вот дохляк а а ак! Мать твою так пере так а а ак! – досадовал Ковалев. – Ты – что, с утра не хавал? Или кишка – тонка а а а?

Кукиш-Мякиш обиженно и вместе с тем виновато заморгал рыжими ресницами, шумно засопел тонким, похожим на дверной крючок, костистым носом.

– Если не потянешь, твоя доля будет вполовину меньше, чем у Грудь-Колесом! – предупредил Ковалев подельника.

После подобной увертюры к предстоявшей опере в убедительном исполнении главной скрипки, напрягая все свои силы, Кукиш-Мякиш рванул на себя рюкзак.

– Ну, подсоби же э э э! – просипел он, исподлобья злобно таращась на Грудь-Колесом, точно на спасительную икону «Спаса Нерукотворного».

Вовремя подоспев бывший спортсмен, помог взвалить поклажу на спину своего товарища. И пока удерживал ее, на первый взгляд все обстояло, как будто бы, довольно сносно. Но, едва Кукиш лишился подспорья в лице Грудь-Колесом и отправился, что называется, в свободное плаванье, то ситуация тотчас вышла из-под контроля. Точно тополь под ветром закачавшись из стороны в сторону, и, потеряв равновесие, этот искатель приключений на свою голову, вместе с драгоценной поклажей едва не опрокинулся навзничь. Впрочем, с горем пополам, все ж таки, удержавшись на ногах, Кукиш-Мякиш, тем не менее, тут же согнулся под тяжестью груза в три погибели. Наконец, пыхтя, будто древний паровоз Кюньо55
  Прототип паровоза был построен во Франции в 1769 военным инженером Николя-Жозе Кюньо. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F_%D0%BF%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%BE%D0%B7%D0%B0


[Закрыть], он сделал один неверный шаг. Затем другой.

– То-то и оно о о о! – удовлетворенно заметил Ковалев. – Не мне же твое золото на горбу волочи ы ы ыть!

И Эрнест с издевкой рассмеялся.

– Хе-хе э э э! Босс, а босс! Так, ведь, он так далеко не упутешествует э э эт! – при виде, словно осел, навьюченного подельника, в свою очередь, не удержался Грудь-Колесом от едких насмешек.

Эрнест нарочито равнодушно пожал плечами.

– Ну и не надо о о о! Пристрелим его по дороге на материк – и всего делов о о ов!

При этих словах Кукиш-Мякиш, с протестом выдавил из себя что-то мало вразумительное. Нормально говорить ему мешал груз, точно адский пресс, сдавивший его легкие. От чрезмерного напряжения и прилива крови лицо бандита сделалось одутловатым и похожим на вареную свеклу. Потонув в цунами щек, глаза изредка всплывали на поверхность после отлива волн, яростно посверкивая белками, и, обозревая близлежащее пространство, чтобы не сбиться с пути.

– Кукиш, а Кукиш ы ы ыш? – то ли издевкой, то ли всерьез беспрестанно донимал Грудь-Колесом сообщника. – Лучше отдай мне половину твоего золота, а то, ведь, до дому, гадом буду, не дотянешь э э эшь!

– У-у! – отрицательно мотал головой Кукиш-Мякиш, при этом в зрачках его то и дело вспыхивали огоньки, говорившие о беспримерной жадности бандита.

– Ненасытный ты, сволочь о о очь! – сердился Грудь-Колесом. – Ну, хоть пару лишних килограмм мне накинешь за то, что тебя облегчу?!

Это предложение не то, чтобы очень пришлось по душе Кукиш-Мякишу, но, учитывая то, что он едва успевал вслед за своими товарищами, особенно выбирать ему не приходилось.

5

Настя очнулась оттого, что почувствовала острую боль в груди. Пуля, выпущенная Ковалевым из «Кольта», ударившись в скалу, отколола от нее маленький кусочек, который, точно дикий шмель впился в ее тело. Вскрикнув, девушка невольно открыла глаза и обнаружила возле себя двух, совершенно незнакомых ей прежде людей. Впрочем, на людей они походили лишь отчасти. Обросшие щетиной лица, злобные и, в то же время, округлившиеся от страха глаза. Они стояли всего только в шаге от нее, держа оружие в руках. Настя услышала, как кто-то, кого она не видела из-за уступа скалы, приказал им бросить оружие на землю. Они, хотя и с видимой неохотой, но подчинились приказу. Потом эти двое ушли. Еще некоторое время пленница лежала совершенно неподвижно, с трудом приходя в себя после долгого забытья. Уступ скалы преграждал путь солнечным лучам, и прохладная тень действовала на нее благотворно. «Где – я, и что – со мной?» – спрашивала себя Настя. Но постепенно смутное осознание страшной опасности, которая нависла над ней, рассеяло туман, окутавший ее разум. Вынужденная неподвижность в течение нескольких дней кряду давала о себе знать. Несчастная девушка почти не чувствовала своего тела, как будто бы ее душа навсегда покинула его. Она попыталась пошевелиться. Но все было напрасно. И хотя ей это удалось не сразу, после третьей попытки она приподняла голову и тут увидела, что вся одежда на ней разодрана в клочья. Настя лежала на камнях почти голая. Это былоощутила невероятно! «А что, если кто-нибудь увидит ее?!» – как молния мелькнуло в ее мозгу. Она со стоном сжалась в клубок, мелко дрожа от стыда и гнева. Эти двое надругались над ней! Ну, конечно! По-видимому, все так и было! Вне себя от огорчения Настя собрала все силы и, опираясь спиной на острые камни, которые причиняли ей немалую боль, резко оттолкнулась от них. Но, как только она слегка приподнялась от земли, тотчас острая боль пронзила ее лопатки вновь!.. Таким образом, лишь с третьей попытки ей, наконец, удалось сесть. Она совсем не ощущала рук, так как запястья туго стягивала веревка. Но ноги! Насильники для своего удобства освободили ее ноги от пут. «Неужели, я спасена?!» – подумала Настя, но эта мысль почему-то не доставила ей никакой радости. После нескольких тщетных и жалких потуг пленница Зеленой долины, наконец, поднялась на ноги. Еще некоторое время она неподвижно стояла, прислонившись к скале, не в силах сделать ни шагу. Она словно разучилась ходить.

– Да, что же это такое! – скорее, подумала, чем произнесла, она, поскольку звуки застряли у нее в горле.

Настя решила, что тотчас освободит руки, если найдет что-нибудь острое, чтобы перерезать им веревку. Едва удерживаясь на ногах, делая короткий отдых после каждого шага, девушка медленно вышла из-за уступа скалы и направилась туда, где прямо на солнцепеке распростерлись неподвижные тела Артемьева и Барсукова. Они лежали, словно два трупа, которые, казалось, если еще и не начали, то вот-вот начнут разлагаться. Она почти равнодушно посмотрела на них. От голода и еще больше от жажды девушка настолько ослабла, что для проявления каких-либо эмоций ей просто недоставало сил. Настя еще раз рассеянно осмотрела площадку, где медленно, но верно умирали пленники Зеленой долины. Едва волоча ноги, и, заметно пошатываясь при ходьбе, она, наконец, приблизилась к самому краю пропасти, где более двух суток назад совершали спуск и совсем недавно – подъем Ковалев и его сообщники. В ее голове мелькнула отчаянная мысль: «А что если взять и броситься вниз? Тогда всем учениям придет конец! Она больше не будет испытывать ни голода, ни жажды, ни жуткой боли в висках и ломоты в суставах, от которой ей хотелось плакать и кричать?» Еще какое-то время Настя тупо и бессмысленно смотрела себе под ноги, где ее взору открывалась бездна. Она уже занесла ногу для того, чтобы сделать свой последний и решительный шаг навстречу мрачной безысходности, но тут ее взгляд уперся в своеобразную выемку в скале. Она располагалась у самой черты, за которой зияла пропасть. Прямо на этой природной нише покоился походный рюкзак. Конечно же, он принадлежал Елкину, куда тот складывал свои альпинистские принадлежности! Ученый поднимался с ним наверх и проделывал обратный путь, как будто бы от этого зависела сама его жизнь. Настя опустилась на колени, потом легла на живот так, чтобы, свесившись с края Отвесной стены, дотянуться зубами до рюкзака. Он находился прямо под ней. Примерно, на полметра ниже кромки Отвесной стены. Судорожно вцепившись резцами в лямку, она потянула ее на себя. Рюкзак был не особенно тяжел. Но, учитывая, что руки у девушки были связаны, втащить его наверх ей удалось далеко не сразу. Она так выбилась из сил, что, потеряв бдительность, едва не сорвалась вниз. В этом случае недавнее желание, свести счеты с жизнью, осуществилось бы помимо ее воли. Наконец, рюкзак оказался рядом с ней. Ногой она опрокинула его набок. Зубами ухватив за прочную брезентовую ткань, рванула на себя. Этого оказалось достаточно, чтобы содержимое походного мешка вытряхнулось на землю. Мельком осмотрев альпинистский инвентарь Елкина, Настя увидела, как среди прочих вещей на солнце ярко блеснуло лезвие охотничьего ножа!

6

Северков слыл человеком, который всегда добивался поставленной цели. Казалось, невыполнимых задач для него просто не существовало. Еще в юности, твердо решив, что станет геологом и закончит ВУЗ с красным дипломом, он превратил свою мечту в реальность. Игорь Максимович не был романтиком, и профессия интересовала его лишь, как способ, для того, чтобы добиться значительного положения в обществе, а вместе с ним и соответствующих материальных благ. Северков понимал, что, будучи обычным изыскателем, и, найдя нефть, уголь или благородные металлы, он никогда не разбогатеет. Ведь всем, в стране, в том числе, и полезными ископаемыми, распоряжалось государство. Тем не менее, в свое время этот весьма честолюбивый джентльмен прекрасно сознавал и отдавал себе ясный отчет в том, что от поиска до разработки того или иного месторождения был всего лишь один небольшой шаг. И мудро полагал, что вот тут-то при известном желании и, хотя бы, маломальской сноровке деловой человек никогда не упустит своего шанса! Но эту счастливую мысль ему удалось применить на практике значительно позднее, когда в тридцать с немногим лет отроду доктор наук Северков возглавил геологический институт. За его плечами была учеба в аспирантуре. Долгая и упорная работа над диссертациями. Игорь Максимович широко шагал по таежной просеке и вспоминал, как более, чем два десятка лет назад, еще, будучи студентом, отправился в геологоразведку. Но, почти месяц кряду помотавшись по тайге, изыскатели тогда так ничего и не нашли. Бесценным оказался лишь опыт, приобретенный Игорем Максимовичем в период вылазки в зону мало привычного для городского жителя дискомфорта, сопровождавшейся известной долей риска. Оказаться в затруднительной ситуации и даже на грани жизни и смерти, от которого, очутившись один на один с дикой природой, не был застрахован никто, для геологоразведчиков являлось делом привычным. Поэтому, не забыв уроков прошлого, нынешний ректор отлично ориентировался на местности. И все-таки, как человек практичный и не лишенный здравого смысла, он загодя решил, что, когда придет пора осваивать таежные тропы, метр за метром продвигаясь в направлении Быстрой речки, впереди него пойдет Красногубов. Этот опытный геолог чувствовал себя в тайге, как дома. Лишь один раз, взглянув на карту, где обозначался маршрут их следования, он уже больше не вынимал ее из нагрудного кармана своей куртки. Он не отслеживал время по часам, но останавливался для короткого отдыха точно в положенный для этого срок. Причем, следы от костров, которые оставили после себя Елкин и его группа, указывали на то, что Красногубов ни на шаг не отклонился от верного пути…

К слову заметить, со стороны Северков и его спутники, эти трое совершенно разных людей представляли из себя очень странную компанию. Лица их были чрезвычайно угрюмы и озабочены. Ректора ни на минуту не покидало нехорошее предчувствие, словно за все прошедшие годы победного шествия по жизни, казалось, его впервые ждала неудача. Что-то подсказывало ему, что с группой Елкина – далеко не все в порядке. А, когда Игорь Максимович думал об Эрнесте Ковалеве, об этом, как ему казалось, на редкость самонадеянном и недалеком молодом человеке, то раздражался до крайности. Ректор предполагал, что все проблемы геологического десанта, брошенного в район Быстрой речки, если и возникли, то только по вине Ковалева. Он, наверняка, навязал Елкину свою волю, чтобы остальные геологи, глядя на него, действовали по чужой указке. Северков вновь припомнил телефонный разговор со столичным чиновником. «Чушь собачья! – подумал он. – Чтобы Елкин и – в „Метрополе“, да еще с валютными проститутками развлекался?!» Но как ни противился Игорь Максимович, этому бреду сивой кобылы, все ж таки, червячок легкого сомнения поселился в его душе, больше склонной к различного рода подозрениям, нежели, к слепому доверию. Ведь, как полагал, Северков, по своей природе человек слаб и потому, зачастую, не в силах противиться обстоятельствам, которые, как правило, гораздо сильнее его. Глупость, подлость, обман и лицемерие – также свойственны человеческой натуре, как и стремление к продолжению рода…

Ректор поступил очень предусмотрительно, когда полностью положился на опыт Красногубова, больше привыкшего к жизни в тайге, чем в городе, тем более, что тот, довольно неплохо знал интересовавшую Северкова местность и когда-то уже бывал возле Быстрой речки. В этом было еще одно весьма очевидное и немаловажное преимущество таежников. Порой, нарочно отклоняясь от намеченного маршрута, геолог вдруг устремлялся через непролазные заросли кустарника или сворачивал с едва приметной тропы и шел через болота. И Северков, и Джейн Смит не задавали ему лишних вопросов, понимая, что, поступая таким образом, Красногубов сокращал путь к намеченной цели. В противном случае, они потеряли бы уйму времени, бесполезно стаптывая обувку, да, изнашивая одежку на труднопроходимых лесных тропах. Сознавая это, Северков в который раз порадовался про себя, что не обманулся в выборе спутника. Этот человек, точно дельфин сквозь водное пространство, проходил через такие дебри, где другой не сделал бы и шагу. Держа в руке здоровенный охотничий нож, он, то и дело, размахивал им налево и направо. Срубленные мелкие деревца и кусты стелились ему под ноги, оставляя за его спиной довольно широкую и удобную для продвижения следовавших за ним путников просеку. Геолог явно был в ударе. Он словно, наконец, очнулся после долгого и утомительного сна. Его снова окружали роскошные сосны и ели, стройные пихты и могучие кедры. Сквозь их густые кроны порой едва виднелись островки синего бездонного августовского неба. Вокруг слышалось многоголосье птиц. В траве всюду стрекотали кузнечики. По острым, как бритвы, стеблям сползали муравьи. Изуверствовали комары. Ужасно досаждая путникам, они безжалостно вонзали в них свои кровожадные хоботки. Но, Красногубов, казалось, не обращал никакого внимания на многочисленных обитателей тайги. Для него все это было в порядке вещей. Он шел и думал о Василисе. При этом сердце его переполнялось необычайной грустью. Да, он любил тайгу и свою работу, но никогда не размышлял над тем, что эта любовь становилась еще светлее и радостнее оттого, что где-то далеко за сотню и более верст его ждали три родных и неизмеримо близких ему человечка. У него был, хотя и, не бог весть, какой, но свой дом! Но вот, по прихоти коварной планиды и, отчасти, по собственной глупости и самонадеянности, геолог лишился той, что являлась его надежной и, пожалуй, единственной на этой земле опорой. Лишился раз и навсегда! Ах, как несладко ему теперь жилось на белом свете! Нет, он явно недооценивал Василису. Не брал во внимание ее необыкновенной нежности и душевной теплоты, которых в эту минуту ему так недоставало! Красногубов вдруг с ужасной тоской и горечью подумал о том, как одиноко ему в теперешнем мире. И даже здесь, в тайге, потому, что она и была его реальной, а не выдуманной Вселенной, он уже не ощущал себя так хорошо, как прежде. Мысли о Стасике и Максике, которые лишились матери, став почти сиротами, не давали ему покоя. Виктор отчетливо припомнил, как по-взрослому серьезно и задумчиво смотрели ему вслед дети, когда, коротко прощаясь с ними, чтобы не выдать волнения и жалости, переполнявшей его сердце, он покидал материнский дом. При воспоминании об этом глаза Красногубова невольно увлажнились. Но слабое дуновение ветерка тут же осушило их. Безмерно страдая оттого, что больше никогда в жизни не увидит Василисы, не ощутит на своей щеке жаркого прикосновения ее всегда немного влажных и чувственных губ, не услышит завораживающего, как журчание чистого родника, голоса, легкого, как шелест листвы за окнами их квартирки, шуршания платья, Виктор готов был взвыть от боли. Ему стало бы легче, если бы в такую минуту рядом с ним оказались Стасик и Максик. Они верили и в то же время не верили Матрене Гурьевне, когда та, опасаясь, что горькая правда причинит детям лишь непоправимый вред, с тяжелым сердцем лгала им, что мама очень скоро вернется из дальней поездки и заберет своих ненаглядных детушек домой. Но, по-видимому, всякий раз, когда пожилая женщина убеждала их в этом, вопреки ее словам, что-то, и впрямь, все настойчивее подсказывало мальчикам, что тихая и кроткая с виду Василиса навсегда ушла из жизни двух бесконечно дорогих для нее существ, оставив о себе самые чистые и светлые воспоминания…

Едва поспевая за мужчинами, Джейн Смит замыкала шествие, предоставив ректору идти вслед за Красногубовым. Как она ни старалась, чтобы не отстать от уверенно прокладывавших ей путь через тайгу мужчин, но постепенно разрыв между нею и геологами все более увеличивался. Вскоре их силуэты окончательно скрылись за стволами деревьев. Это означало, что до очередного короткого привала оставалось совсем немного. Так было каждый раз, когда после непрерывного движения сквозь таежную чащобу в течение двух часов, геологи устраивали небольшой отдых. Расположившись в тени хвойных деревьев, куда совершенно не проникали жаркие августовские лучи, мужчины неспешно принимались за завтрак, обед или ужин, которым на тот момент соответствовало определенное время суток. Или же молча опускались на землю, чтобы немного набраться сил и следовать заданным маршрутом дальше. А, если на тайгу спускались сумерки, то поудобнее устраивались неподалеку от костра, чтобы заночевать. Но тут слышался хряск валежника, шорох ветвей задиристого кустарника, шелест травы и из таежной чащобы, наконец, появлялась Джейн Смит. Она молча усаживалась поближе к походному очагу. Во время трапезы почти ничего не ела. Видя, что мужчины не расположены к разговору, Смит не навязывала им каких-либо тем для обсуждения. Не задавала вопросов. Она вела себя так, как и подобает достойной леди, не по собственной воле оказавшейся в компании двух спутников. Скромно и незаметно. И, хотя ей чрезвычайно хотелось, чтобы Северков, пусть и ненароком, обронил хотя бы одно слово об ее сыне, она до поры не беспокоила его зря. «Всему – свой черед!» – про себя решила американка. Пока что Красногубов отлично справлялся без ее помощи. Но, когда она понадобится, Джейн выполнит желание Алекса По и приведет его людей туда, куда им было необходимо. За это они вернут ей сына!..

…Солнце скатывалось к закату. Не обращая на это никакого внимания, геологи уходили все дальше в глубь тайги, с каждым новым шагом неуклонно приближаясь к цели… Солнечный диск уже наполовину скрылся за кромкой горизонта, когда Джейн Смит вдруг отчетливо увидела на стеблях густой травы капли свежей крови. Она остановилась и внимательно осмотрелась. Кровавые следы уводили в сторону от тропы. Еще некоторое время путница упорно размышляла над тем, как ей поступить: идти дальше своей дорогой или, все-таки, выяснить, откуда взялась кровь?! Любопытство и элементарное чувство самосохранения, которое требовало, чтобы она до конца убедилась в том, что геологам ничто не угрожало, склонило ее ко второму решению. Слегка пригнувшись к земле, и внимательно отслеживая багровые пятна на темно-зеленом ковре, Джейн Смит прошла метров тридцать. Она очутилась в очень густом сосняке. Мохнатые хвойные кроны не пропускали сюда сумеречный свет, и кровавый след стал невидим. Там, где уже почти наступила ночь, храбрая женщина едва различила темные силуэты мощных стволов. Они походили на непреодолимую, выросшую, словно из-под земли, преграду, за которой пряталась какая-то жуткая тайна. Сожалея, что не разгадала ее, и вместе с тем, точно опасаясь чего-то, Джейн Смит тотчас поспешила из чащи прочь. Она сделала неосторожный шаг, но обо что-то споткнулась и, потеряв устойчивость, вовремя ухватилась рукой за шершавый ствол сосны. От неожиданности и страха сердце ее ушло в пятки. Женщина громко вскрикнула! Ей показалось, что она нечаянно наступила на что-то мягкое и податливое. Это что-то, как ей показалось, было из плоти и крови. Но живое или мертвое – этого Джейн Смит не знала!.. Вся дрожа от ужаса, трясущейся рукой она достала из кармана куртки коробок и чиркнула по нему спичкой. Пламя вспыхнуло, словно крохотный маячок в безбрежной ночи и очень скоро погасло. Но нескольких секунд, пока спичка горела, оказалось вполне достаточно, чтобы Смит заметила в траве мертвого котенка. «Наверное, рысь удавила его и решила отнести подальше от того места, где прятала оставшихся в живых котят!» – подумала Джейн. Дальнейшее было предположить несложно. Приблизившись к тропе, рысь заслышала шаги геологов и с перепуга метнулась обратно в тайгу. Еще крепче сжав челюсти, чтобы удержать котенка, она прокусила тонкую кожицу, обагрив кровью стебли травы. Рысь беспокоило, что люди были уже очень близко. Чтобы сделать свое бегство более стремительным, по дороге в таежные заросли она бросила безжизненную тушку. «Так или иначе, этот котенок все равно бы не выжил, так как у хищницы не хватило бы для него молока! – успокаивала себя Джейн Смит. – Так, что она поступила, скорее, гуманно, чем жестоко. По крайней мере, остальным ее детенышам теперь не грозит голодная смерть!»

Путница присоединилась к геологам, когда, сидя у костра, они уже довершали свой скромный ужин. Северков подозрительно посмотрел в ее сторону.

– Что это на вас лица нет?! Заблудились что ли?!

– Ногу немного натерла! – солгала Смит.

– Так, может, помощь какая требуется?

– Да, нет! Это – так! Пустяки! Кажется, теперь уже все – нормально!

– Ну-ну! – усомнился Северков. – Как бы этот мозоль вас под монастырь не подвел!

– Вы – что, не доверяете мне?! – насмешливо поинтересовалась Джейн.

– Я никому не доверяю потому, что слишком хорошо знаю людей!

– Но вы также прекрасно знаете и то, что я – здесь не по своей воле!

В ответ ректор только презрительно фыркнул.

– Это – ваши проблемы! Возможно, они решатся, но только после того, как мы выполним нашу общую задачу!

– Возможно?! – настойчиво повторила Джейн Смит.

– Ну, хорошо, хорошо!

Северков снова досадливо поморщился, как будто хлебнул из чашки прокисшего молока.

– Вероятно, я не так выразился! Не надо в буквальном смысле понимать мои слова и из-за этого загонять меня в угол! В конце концов, здесь вам – не Америка! Тут всякое может произойти!

Слова ректора посеяли в Джейн Смит серьезные сомнения, и от этого она еще острее почувствовала боль давней утраты. Вдова золотого магната отдала бы все на свете ради того, чтобы после стольких лет разлуки, наконец, снова обрести своего сына. Она много раз представляла их встречу. Но из этого у нее мало что выходило. Как ни силилась Джейн, изо всех сил напрягая свое воображение, вместо взрослого вполне сложившегося человека перед ее мысленным взором неотступно стоял все тот же трехгодовалый розовощекий малыш. «Мама! Мама!» – кричал он, захлебываясь в слезах, и тянул к ней свои детские ручонки. А она ничего не могла сделать и лишь с немой мольбой смотрела вслед своему малышу, с которым судьба разлучала ее навсегда.

В своих тревожных снах под покровом таежной ночи Джейн Смит мечтала о том, как подойдет к сыну, с большой нежностью и материнской любовью заглянет ему в глаза и скажет: «Это – я, твоя мама, сынок!» И горячие слезы непрерывным ручьем потекут по ее щекам. Она крепко-крепко прижмет его к своему истосковавшемуся сердцу… Ах, какое это счастье снова обрести, казалось, потерянного навсегда сына! Вдвоем, они тут же отправятся в аэропорт и возьмут билеты на ближайший рейс в Лос-Анджелес. Тогда, наконец, начнется их совместная счастливая жизнь! Подложив под голову дорожный мешок, Джейн Смит не заметила, как забылась дремотой. Ей виделось, как из тьмы на нее враждебно и настороженно смотрели зеленые глаза рыси. Она, то хищно урчала, то злобно мурлыкала. Но вот ее горло издало какой-то шипящий звериный рык, и зеленая молния метнулась в направлении Джейн Смит. И все окрасилось в кровавый цвет!..

– …да, проснетесь вы или нет, черт бы вас побрал?!

Едва Северков коснулся плеча американки, как, вздрогнув всем телом, она неожиданно пробудилась… Но, словно ее взору внезапно предстала не физиономия Северкова, а над ней, и впрямь, нависла невидимая угроза, резко отпрянула в сторону!.. Она была бледна, как рассветное облако. Пот градом стекал по ее лицу. Ректор никак не предполагал такой необузданной реакции от женщины, казалось бы, в эти ранние часы столь безмятежно вкушавшей сны на лоне природы.

– Что – с вами? Или у вас в Америке так рано не встают? Подольше поспать норовят? – съязвил он и закинул походный рюкзак за спину.

– У нас ночью работают, а днем спят! – невозмутимо ответила Джейн. – Ночью больше платят!

– Да, все у вас не по-русски! – огрызнулся Северков.

– И, слава богу!

Джейн заметила, что ректор был явно не в духе. «Наверное, не с той ноги встал! – решила она. – А, может быть, нервничает оттого, что до Быстрой речки осталось всего ничего: километров пять – не больше. Наверное, боится, что удача изменит ему и в положенном месте золота не окажется!.. Будет тебе твое говенное золото! Но, если ты мне сына не вернешь, тогда – берегись!» Ступая след в след за Красногубовым, Джейн Смит на мгновение остановилась и, быстро оглянувшись, бросила на ректора взгляд полный угрозы и ненависти. Но тот, мерно вышагивая, метрах в десяти позади американки, по-видимому, этого не заметил.