Текст книги "Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 2"

30

Продираясь сквозь таежные дебри, двое беглых и Миша Самохвалов упорно двигались, как им казалось, по следу того, кто так зло подшутил над ними, оставив их без провизии.

– Да, бес с ней с водкой-то! – с нескрываемой горечью восклицал Семен Лушаков. – А вот без жратвы мы все передохнем! Я – прав, Данил?!

– Это – точно! – согласно кивал Костров, и в глазах его, то и дело, загорались безумные искорки…

Но поскольку путники шли друг за другом гуськом, ни один из них этого не замечал…

Замыкая шествие, Миша Самохвалов с трудом волочил на себе рюкзак с золотом. Время от времени, когда студент заметно отставал, Семен, хотя и без особенного желания, приходил к нему на помощь. Он взваливал драгоценный груз на свои крепкие плечи и нес до тех пор, пока не валился с ног от усталости.

– Данил, а Данил! – снова обращался Лушаков к товарищу. – Ты бы хоть чуток подмогнул! Как никак отсюдова и тебе доля причитается!

Но Костров упрямо отмалчивался, как будто бы он был не против того, чтобы часть желтого песка досталась и ему. В то же самое время, беглый делал вид, что даже ради всего золота на свете он ни за что и пальцем бы не пошевелил.

Наконец, путники так утомились, что совершенно без сил повалились на землю. Проспав, как убитые часа два кряду, они пробудились лишь под вечер.

– Данил, смотри-ка!

Семен показал на клок шерсти, который увенчивал еловую ветвь.

– Кажется, мы у цели! – обрадовались трое преследователей косолапого вора.

Но тут они заметили след от костра. Вкруг него валялись пустые бутылки из-под водки.

– Постой-ка, постой! – заегозился Семен. – Кажется, мы тут уже были!

– То-то и оно, что были! – подтвердил Данил.

Сообразив, что они напрасно потратили силы и, в итоге, пришли к тому, от чего ушли, беглые не на шутку разъярились, а затем впали в настоящее уныние. Миша Самохвалов, в отчаянии схватившись руками за голову, неподвижно сидел на земле. У него было такое ощущение, что в свое время, спасая ему жизнь, Данил и Семен вытянули из болотной трясины лишь его тело, тогда как душа навеки осталась в ней.

Понемногу придя в себя, все трое единодушно решили, что переночуют здесь же, а утром решат, что им делать дальше.

Ночью Данилу приснился жуткий сон. Как будто бы он что есть духу несся по тайге, спасаясь от своры осатаневших псов. Они буквально наступали ему на пятки. Ощерившись, обнажали желтые клыки. Шерсть дыбилась на их загривках. Данил слышал за спиной угрожающее рычание и понимал, что пощады ему не будет. Его опасения подтвердились, когда, оглянувшись, он увидел, что псы, возглавлявшие свору, были настолько крупными, что больше походили на волков. Казалось, вот-вот они настигнут его. Он даже боялся подумать о том, что произойдет дальше. Наконец, окончательно выбившись из сил, Костров замедлил бег, а потом и вовсе остановился. «Будь что будет!» – решил он. Продолжать это бессмысленное бегство ему было уже невмоготу. Собаки значительно превосходили его в силе и выносливости. Тяжело дыша, Данил прислонился спиной к ближайшей сосне. Он готовился к самому худшему и от страха даже закрыл глаза. Он ждал, когда псы вцепятся в него мертвой хваткой, и, почувствовав вкус крови, растерзают на куски. Ждал минуту, другую, но на его счастье ничего ужасного с ним не происходило. Костров осторожно открыл глаза. Неужели, он был еще жив? К своему удивлению, Данил увидел, что собаки смирно сидели вкруг него, высунув языки, дружелюбно виляя хвостами, и глазам своим не верил! Куда подевалась их недавняя свирепость?.. Все еще не веря в свое чудесное спасение, постепенно он приходил в себя, с удовольствием ощущая прохладу сосен и елей. Костров смотрел в небо, по которому неторопливо плыли белые облака. Слышал, как далеко по тайге разносились птичьи голоса. «Как это здорово жить на белом свете!» – подумал Данил. Почему же раньше это ощущение полноты жизни не вызывало в нем никаких эмоций? Костров снова с опаской глянул на присмиревшую собачью свору, которая расположилась в трех шагах от него. Псы доверчиво и преданно смотрели Данилу прямо в глаза, словно он являлся единственным хозяином их судьбы. Они как будто бы ждали от него команды, чтобы по первому его слову, не раздумывая ни секунды, ринуться в огонь и воду и даже к черту на рога, если бы этого пожелал любитель дармового жаркого. Но повнимательней приглядевшись к четвероногим бестиям, в некоторых из них Данил вдруг узнал тех самых дворняжек, которых отлавливал когда-то, затем, чтобы…

Проснулся Костров весь в поту, дрожа мелко и часто, словно в лихорадке, так, что у него зуб на зуб не попадал. Он огляделся кругом. Была ночь. Звезды крупные, точно плоды фруктовых деревьев, сонно висли на мохнатых верхушках сосен и елей. «Приснится же хреновина всякая!» – решил Костров, прогоняя от себя мрачные мысли. Он опять собрался, было, на боковую, но тут, и впрямь, явственно услышал отдаленный лай собак. Костров невольно потянулся рукой к топору. Медленно вынул его из-за пояса. Лезвие холодно блеснуло в свете луны, и это окончательно развеяло его сонливость. Данил почувствовал сильную жажду и голод. Он затравленно посмотрел в непроглядную тьму, в ту сторону, откуда донесся собачий лай, и до хруста в пальцах сжал топорище. Потом его взгляд, тупой и бессмысленный, остановился на мирно спавшем Семене. Оглядевшись кругом, Данил с трудом различил во тьме силуэт Миши. Свернувшись калачиком, Самохвалов расположился на значительном удалении от ложа беглых. С ним Костров непременно разделался бы под утро. Но теперь была ночь. Ничего не подозревавший Миша лежал, подсунув обе ладони под голову. Он, конечно же, не без оснований опасался за свою жизнь. Наверное, прежде, чем заснуть, долгое время ворочался с боку на бок, давая себе зарок, что лишь чуток вздремнет и всю оставшуюся ночь не сомкнет глаз, чтобы все время быть на чеку. Данил и днем-то смотрел на спасенного им утопленника так, что мурашки пробегали у него по коже. И тому небезосновательно казалось, что вот сейчас Костров возьмет и ни с того, сего обухом топора прямо ему по башке и съездит. Поэтому, до дрожи в коленях страшась за свою жизнь, Самохвалов, на всякий случай, всегда держался на некотором удалении от беглого рецидивиста. Но тот, словно бы, не замечал этого. Или делал вид…

Костров еще какое-то время стоял в нерешительности, в точности не зная, как именно ему поступить? Подождать рассвета или действовать теперь же, дав волю своим звериным инстинктам? Но что-то удерживало его от подобного шага. Он снова подробно припомнил недавний сон, и ярость забушевала в его груди. Собачий лай напугал его до смерти. Это был вызов. Вызов ему, Данилу Кострову! В свое время его бездомная и полуголодная жизнь пришлась не по душе обществу, нравы которого он презирал и ненавидел. И за это его упекли за решетку! Увы, ни с чем нельзя было соизмерить те нечеловеческие страдания и унижения, которые выпали на долю Данила после того, как у него отняли его свободу. Он смирился с тем, что когда-то остался без работы, крыши над головой и средств к существованию, лишился самых простых человеческих радостей, какими располагали те, кто имел семейный очаг. Но очутиться за колючей проволокой – это было выше его сил! И теперь отдаленный лай сторожевых собак, послышавшийся в ночи, словно придорожной крапивой ожег его сердце. Зачем они преследуют его? Чего им от него надо? Неужели вертухайские псы пришли, чтобы поквитаться с Данилом и показать свою власть над ним? Безжалостно растоптать его самолюбие? Казалось, сама мысль о том, что теперь в глазах того самого общества, которого Костров всегда сознательно чуждался, он пал ниже самой распоследней уличной дворняги, для него была просто невыносима. От нее кровь приливала к его голове. И Данил вновь, словно заново переживал все то, что выпало на его долю в последние годы, пока он мотал срок на зоне. Эти страдания, похожие на тупую ноющую боль во всем теле, беглый каторжник ощущал почти физически.

– Эге ге гей! – в бешенстве крикнул Костров, что было силы. – Я иду у у у!

И эхо разнесло его крик по ночной тайге. Откуда-то из ветвей вспорхнули в небо разбуженные птицы. Где-то неподалеку гулко ухнул филин.

– Данил, это ты шумишь? – спросонья испуганно прохрипел Семен. – Данил?!

Но Костров уже не слышал его, растворившись в ночной мгле.

31

Джейн Смит, скорчившись, лежала без чувств на земле. Даже в густой тени хвойных деревьев было хорошо видно, что все ее лицо, еще недавно без единого изъяна, теперь сплошь покрылось синяками и ссадинами с жуткими кровоподтеками. Но Грудь-Колесом и Кукиш-Мякиш, разойдясь не на шутку, по-видимому, попросту не замечали, что их жертва давно не подает признаков жизни. С перекошенными от злобы лицами они колошматили ее изо всех сил. Они так увлеклись, что не увидели, как из-за стволов деревьев показался Красногубов.

– Эй! – негромко позвал он.

Первым обнаружил неожиданное появление в их компании, чересчур увлекшейся расправой над беззащитной женщиной, еще одного действующего лица Кукиш-Мякиш. Его кулак, который он приготовился опустить на бедную голову Джейн Смит, замер в воздухе. Бандит, расслышав угрожающие нотки в голосе Красногубова, невольно потянулся рукой за пояс. В мгновение ока в ней оказался пистолет.

– Тебе – чего, Недоросток?!

Грудь-Колесом, быстро сориентировавшись в обстановке, последовал примеру товарища. Оба, тяжело дыша от усталости, с ненавистью смотрели на геолога.

– А давай его прихлопнем, и – все тут! – предложил Грудь Колесом.

– Давай! – согласился Кукиш-Мякиш. – Уж, больно рожа мне его не нравится!

– Угу!

И бывший спортсмен утвердительно кивнул головой. Буравя Красногубова налитыми кровью глазами, бандиты с мстительной радостью искали на его лице следы хотя бы малейшего страха. Но Красногубов упорно фокусировал свой взгляд на каком-то, возможно, одушевленном, предмете, располагавшемся позади двух негодяев… В это время послышался звучный треск ломающихся ветвей кустарника и раздался такой громогласный рев, что у бандитов сердце едва не ушло в пятки. Огромным усилием воли заставив себя оглянуться назад, они чуть, было, не лишились остатков своего самообладания. Огромный медведь, встав на задние лапы, шел прямо на них. Шерсть на его загривке дико топорщилась. В раскрытой пасти виднелись изогнутые, словно турецкая сабля, желтые клыки небывалых размеров. Не помня себя от страха, двое бандитов кинулись прочь. Медведь рявкнул снова, но теперь гораздо тише прежнего. Скорее всего, он сделал это для острастки, напомнив чужакам, кто истинный хозяин в тайге. Не обращая внимания на Красногубова, он опустился передними лапами на землю, и морда его оказалась как раз напротив лица Джейн Смит. Он осторожно обнюхал ее. Затем, словно не доверяя собственному обонянию, сделал это во второй раз и, еще сколько-то потоптавшись на месте, нехотя побрел прочь туда, откуда неожиданно появился прежде.

Услышав, как где-то неподалеку ревет медведь, Северков и Ковалев невольно насторожились. Вскоре они увидели, как из-за деревьев, словно их кипятком ошпарили, выскочили двое бандитов. Они во весь дух неслись к лагерю. Грудь-Колесом, который хотя в прошлом и был спортсменом, значительно отставал от Кукиш-Мякиша. Первым достигнув лагеря, тот заорал что есть мочи.

Медведь, мать твою! Здо о ровущий медведь!

– Лишь после того, как он выпалил эту фразу, подоспел Грудь-Колесом.

– Да, да а… не медведь, а а… настоящее чудовище е е!

Едва отдышавшись и, захлебываясь словами, бывший спортсмен продолжил:

– Надо поскорее сматываться отсюдова, босс! Иначе, он нас всех сожрет!

– Ну, уж, так и сожрет! – усомнился Северков, который, как видно, был против того, чтобы, идя на поводу у двух идиотов, поддавшихся панике, раньше времени оставить лагерь.

– А пушки, олухи, вам на что? – поддержал ректора Ковалев. – Для пущей важности?

– Если бы ты видел его, босс, то так бы не говорил! – в запальчивости упорно твердил свое Грудь-Колесом. – Против такого зверя этими штуковинами ни фига не сделаешь!

И, тряся в руке козырем, бывший спортсмен презрительно сплюнул себе под ноги.

– Тут кое-чего похлестче бы надо! – поддакнул Кукиш-Мякиш своему товарищу.

– А ну, заткнитесь оба! – прикрикнул на сообщников Ковалев. – Косолапого они испугались! А о деле позабыли!

И Эрнест раздраженно ткнул ногой в мешок с золотой россыпью.

– Без него мы – ничто! Пыль, тлен, пустое место! Да, просто куски дерьма! Нас в порошок сотрут, если мы не сделаем так, чтобы и свиньи остались целы, и гости сыты!

– Вот то-то и – оно! – согласно кивнул Северков. – Так, как – там, все-таки, насчет свиней?

Он нарочно не упоминал имени Джейн Смит, чтобы бандиты не заподозрили его в том, что судьба пожилой леди ему, хоть сколько-нибудь, небезразлична.

– Мы бы и сами хотели это знать!..

Ощутив на лице внезапный порыв ветра, качнувший верхушки деревьев, Кукиш-Мякиш со страхом посмотрел, в сторону леса.

– А чего, там, узнавать! – наконец, придя в себя, и вновь обретя несокрушимую уверенность в собственных силах, мрачно заметил Грудь-Колесом. – Задрал свиней мишка, и – всего-то делов!

В это время солнце, прячась за горизонт, напоследок высветило большое серое облако. Впервые за долгое время нестерпимой августовской жары с наступлением сумерек оно внезапно появилось на августовском небе, обещая ненастье.

– Если все обстоит именно так, как вы говорите, то наши дела идут не так плохо!.. – заключил Северков. – И, тем не менее, во всем нужна предельная ясность!.. Вы меня понимаете, Эрнест?

– Куда, уж, мне! – усмехнулся Ковалев. – Я бы не советовал вам ничего выяснять, если вы не хотите остаться здесь в гордом одиночестве…

32

Едва Елкин и Артемьев скрылись из виду, как отшельник, а вслед за ним и геологи тут же вошли в сруб.

– Ну, и что же нам теперь делать? – упавшим голосом спросила Настя.

Все понимали, что без Елкина и Артемьева о возвращении на материк не могло быть и речи.

– Я думаю, что надо немедленно отправиться по следу наших товарищей и, чем скорее, тем лучше!

Но предложение Насти не нашло поддержки у бывшего опера.

– Не ровен час на неприятности, какие, нарвемся!

– Самой большой неприятностью будет, если мы вообще отсюда не выберемся!

– Выберемся! – с уверенностью заявил Барсуков. – Ведь, так?

Настя и Андрей Иванович с надеждой посмотрели на отшельника.

– …Вы нам поможете?

Но на это уродец ничего не ответил. Он опустился на четвереньки подле кровати и также, как он это делал всякий раз, чтобы не оставить геологов без обеда, вскоре извлек из-под нее один за другим хранившиеся там до поры рюкзаки с остатками консервов и водкой. Вместе с тем, время было вечернее, и, на сей раз, действия отшельника преследовали несколько иную цель, нежели насыщение желудка.

– Я думай, если мы ни паспишим, патеряются ани ф тайга!

Внимательно разглядывая вещмешки, чтобы выбрать себе тот, что полегче Настя вдруг издала радостный возглас.

– Да, это же – мой рюкзак!

Как она сразу его распознала среди других, когда лесник явил ее бесценную кладь на свет божий в самый первый раз. Она наспех раскрыла вещмешок, вынимая наружу содержимое. Помимо консервов в нем была кое-какая спортивная одежонка. В кармашках хранились туалетные принадлежности. Зубная паста и щетка, несколько кусков душистого мыла в бумажной обертке.

– Откуда это – у вас?

И Настя пристально и вместе с тем недоверчиво посмотрела на уродца.

– Нашол! – соврал отшельник.

– Где нашли?!

– Да а, там!

И уродец махнул рукой в направлении Быстрой речки.

– Но как это могло там очутиться?

– Вот именно! – согласился с дочерью Барсуков. – Как?

Физиономия уродца изобразила крайнюю степень изумления.

– Да, я и ни знай! – не моргнув глазом, бойко соврал он во второй раз. – Шол, шол да и – вот!

И он показал рукой на рюкзаки.

– А то самое место вы показать нам можете?

– Постойте! – сказала Настя. – Сейчас это – ни к чему. Лучше посмотрим, что в остальных рюкзаках.

И она стала вываливать их содержимое прямо себе под ноги. Не обнаружив ничего особенного, среди рассыпанных по полу предметов, по примеру отшельника, девушка опустилась на четвереньки и принялась шарить рукой под тем, что служило ему ложем.

– Там, кажется, еще что-то есть! Ага, вот!

Цепко ухватившись за это «что-то», Настя извлекла таинственный предмет из-под кровати…

– Ничего себе, находочка!

В руках она держала автомат Калашникова. Припертый к стенке, отшельник устало махнул рукой и сел на кровать.

– Я сказал фсе, – негромко сказал он. – Фсе, как был…

33

Спустившись в лог, густо поросший кустарником, и потому делавший незримым все, что надежно хоронилось в его густой зелени, отшельник мог спокойно наблюдать за открытым пространством возле Отвесной скалы, где обосновались недавно появившиеся здесь люди. Их было шестеро, включая, хотя и немолодую, но довольно миловидную женщину. Но зря тратить время, не входило в планы уродца. Оставаясь невидимым, он вскоре пересек лог и, осторожно выбравшись из него, скрылся за стволами деревьев. Очень скоро он отыскал следы тех, что пролили чужую кровь неподалеку от Отвесной скалы до прихода к ней новых людей. Эти следы уводили за собой отшельника все дальше и дальше, в самую глубь тайги.

Несмотря на то, что, судя по выжженному клочку земли после костра, путники были второй день в пути, стремясь, как можно дальше уйти от Отвесной скалы, через несколько часов опытный следопыт нагнал их. Как оказалось, таежников было четверо. Вернее сказать, те, кто передвигались на своих двоих, словно тюк, волочили за собой еще одного человека. Почти все его лицо было залито кровью. С большим трудом, но уродец все-таки признал в нем одного из тех, кто нанял его в провожатые к Отвесной скале. Небольшого роста, щуплый с прыщавой физиономией, он производил отталкивающее впечатление.

Странные незнакомцы продвигались очень медленно, то и дело, возвращаясь за ручной кладью, которой имелось больше нормы, и, которую они переносили по частям. Отшельник насчитал три довольно объемных походных мешка. Еще один рюкзак, заполненный на две трети, самый тяжелый, вероятно, был с золотом. Приметив, что на протяжении всего маршрута трава была примята не более четырех раз, а на месте ночного привала сиротела лишь небольшая горстка золы и пепла, отшельник сделал вывод, что те, кто без спросу позаимствовал чужой скарб и золотую россыпь у Отвесной скалы, неспроста экономили на сне и отдыхе, пытаясь, таким образом, хоть как-то, компенсировать чрезмерные затраты во времени при продвижении через тайгу.

– Данил, да пришей ты его, наконец! – напрочь измученный злился тот, кто в одиночку тащил за собой полуживого человечка.

Вероятно, по причине увечья он не приходил в сознание.

– На кой ляд этот кусок дерьма тебе сдался? И без того вон жратвы-то сколько!

– А, ну! – угрюмо процедил сквозь зубы Данил.

И, грубо, с ожесточением, схватив раненого за отворот его куртки, он вместе с товарищем поволок его через лесную чащу.

Следопыт хорошенько запомнил то место, где его путь пересекся со скользкой тропкой весьма подозрительных типов, и был таков.

Второй раз отшельник наведался к ним за полночь.

Уродец умолк, снисходительно глядя на своих слушателей. В их глазах нет-нет да загорались слабые искорки любопытства, которое постепенно уступало место прежнему недоверию.

– Да, но каким образом в одиночку вы справились с таким количеством груза? – спросил Барсуков.

Он склонялся к тому мнению, что рассказ отшельника больше походил на откровенное вранье, чем на то, что приключилось с ним на самом деле. Не зная, что ответить, отшельник промычал что-то нечленораздельное. Его молчание гости сруба восприняли, как подтверждение собственных догадок насчет того, что все услышанное ими являлось наглой и бессовестной ложью.

– Признайтесь лучше, что консервы вы сперли из лагеря у Отвесной скалы! – тоном, не сулящим ничего доброго человеку, вызывавшему у геологов недоверие, предположил бывший опер.

– А – оружие? Ты забыл про оружие! – напомнила Настя.

– А – водка?!

Не зная, что и думать, Андрей Иванович нервно почесал затылок.

– Ладно, мы не станем тебя пытать, откуда – все это! – наконец, заключил Барсуков. – Теперь – не время!.. Я надеюсь, что ты нам жизнь спас совсем не для того, чтобы потом за нос водить и дурачить…

Барсуков прервался, с трудом подыскивая нужные слова.

– По крайней мере, я не вижу в этом абсолютно никакого смысла! – с видимой досадой, в итоге, добавил он.

Стараясь обличить хозяина сруба в неискренности, Андрей Иванович незаметно для себя самого встал на его сторону, из строгого обвинителя вдруг превратившись в ярого адвоката. С нескрываемым удивлением, глядя на отца, Настя молча слушала галиматью, которую он нес. Где тот сильный и уверенный в себе человек, какого она знала прежде? Неужели, прямо напротив нее стоял бывший опер Барсуков, еще совсем недавно гроза уголовного мира, при упоминании одного имени которого отпетые негодяи долго не могли придти в себя от страха? Вовремя почувствовав, что совсем некстати дал себе слабину и стал проявлять излишнюю гуманность, Андрей Иванович сурово сдвинул брови.

– Но, если здесь есть состав преступления?..

Широко раскрыв глаза, отшельник в свою очередь с недоумением посмотрел на Барсукова. Он, по-видимому, и в самом деле не понимал, чем не угодил этим людям? Наверное, они напрочь позабыли о том, что в тайге нет уголовного розыска, прокуроров и судей, жуликов и убийц. То есть, не было до того момента, пока сюда не пришли они и принесли с собой зло. И, если лесник забрал консервы, водку и оружие у одних… У тех, кто не внушал ему доверия… То лишь затем, чтобы отдать другим! И еще с той целью, чтобы непрошеные гости, в особенности, склонные к насилию, более никому не причинив вреда, поскорее убрались из тайги!.. Впрочем, прервав ход мыслей уродца и его выяснение отношений с геологами, в это время все, кто находились в срубе довольно отчетливо услышали, как над тайгой пронесся угрожающий звериный рык.

– Гуру! – радостно улыбаясь, сказал отшельник.

– Что? Что ты сказал, егерь? – спросил Барсуков.

– Гу ру! – вновь по складам отчетливо произнес тот, как видно, вкладывая в это слово особенное значение.

– Ах, Гуру! – словно догадавшись о чем-то, воскликнула Настя.

И в ее памяти вдруг всплыли обрывки то ли смутных видений, то ли яви, когда в полузабытье она словно на волнах плыла через тайгу. А над ней шумело и качалось невообразимо зеленое облако хвои. Порой оно приближалось и обволакивало Настю со всех сторон, точно пытаясь вобрать в себя. Но это ему никак не удавалось! И, тогда, злясь на собственное бессилие, оно вдруг всей тяжестью наваливалось на нее, грозя раздавить в лепешку. Настя изо всех сил сопротивлялась этому, пытаясь сбросить с себя непомерный груз. Но, как будто стопудовая гиря, он давил и давил на нее сверху вниз. Противостоять ему было невозможно!.. Точно в омут с головой она медленно и верно погружалась во что-то огненно-рыжее, похожее на стог сена, пахнувшего прелью, потом косарей и конским пометом. Сделав свое дело, зеленое облако отступало, поскольку более было не властно там, где в права вступала иная сила, которая таила в себе жизненную энергию и мощь, значительно превосходящую его собственную.

– Гуру! – с надеждой в голосе повторила Настя, словно в этом слове и впрямь заключался смысл всего сущего на земле, и через постижение его глубинного смысла лежал единственный путь таежников к их счастью… А, значит, спасению!..

– Какой, еще, Гуру? – ничего не понимая, терялся в тщетных догадках Барсуков.

– Он – брат!.. Да! Брат!..

И уродец с гордостью посмотрел на гостей сруба…

В этот момент, казалось, рубцы на его лице разгладились. Так, что стали вовсе невидимыми. И тогда, благодаря странной иллюзии, перед геологами на миг вдруг предстал человек вполне приличной наружности. По крайней мере, им так показалось…

– Так, брат, значит? – переспросил бывший опер. – Родной, что ли?

Но отшельник, то ли не расслышал вопроса, то ли посчитал, что отвечать на него было бессмысленно, и потому промолчал.

– Водка! Банка кушать! – затараторил вдруг отшельник. – Гуру помог! Один я – никак…

Он сделал паузу, чтобы посмотреть, какое впечатление это произвело на его слушателей. Но те, раскрыв от изумления рты, нетерпеливо ждали, какой еще сюрприз преподнесет им этот странный лесной житель.

– Гуру брал рукзак у нехороший люди и ушол! А я…

– Что – ты?! – в один голос воскликнули Барсуков и Настя.

– Я взал, чем убивать и тоже пошел. Упал!.. Склизко!.. Чирк спычка. О!.. Ужс!..

Реплики уродца, сопровождаемые соответствующей мимикой и жестикуляцией, производили на его слушателей гнетущее впечатление. И поскольку связно изъясняться он давно разучился, в переводе на человеческий язык далее отшельник сообщил примерно следующее:

– Распластавшись ничком, я увидел, что, на самом деле, я лежу не на мокрой траве, а на залитых кровью останках примерно на треть съеденного человека! Я подумал, что нехорошо было бросать окоченевший труп, да, еще в таком виде!.. Все ж таки, не кролик какой! Метрах в ста от той сосны, где покоилось то, что еще примерно пару часов назад было живым существом, я охотничьим ножом отрыл яму поглубже и перенес наполовину жмурика туда. Сверху присыпал землицей и накрыл дерном…

Минуты две бывший следователь и Настя не произносили ни слова. Правдивый рассказ уродца потряс их до глубины души.

– Нет, я больше так не могу! – тихо прошептала девушка.

Голос ее дрожал. Губы нервно подергивались.

– Что мы вообще тут делаем?! Отчего мы до сих пор – здесь, а не на материке?! Ведь сейчас летние каникулы!..

Барсуков подошел к ней и легонько провел ладонью по волосам. Не выдержав, Настя бросилась к нему на грудь и едва не разрыдалась.

– Потерпи еще немного, дочка, и все образуется! – как мог, успокаивал ее Андрей Иванович.

– Образуется?! Неправда! Я тебе не верю! Я никому больше не верю!.. Не обманывай меня и себя! Нам не вырваться из этого замкнутого круга! – кусая губы, и судорожно всхлипывая, сокрушалась Настя. – Нас втянули в дурацкую историю, у которой, как видно, печальный конец!..