Текст книги "Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 2"

42

Северков сидел возле костра в хмурой задумчивости и смотрел на едва тлеющие угольки. Так продолжалось минуту, две, а, может быть, и больше… До тех самых пор, пока его одиночество не нарушил Ковалев.

– Я требую объяснений! – приблизившись к костру, бесцеремонно заявил он.

Но Игорь Максимович даже не повернул головы в его сторону.

– Послушайте, молодой человек! – произнес он негромко, но отчетливо. – Вы участвуете в этом деле только потому, что так захотел ваш отец!

– Мой отец?! – с презрительной усмешкой переспросил Эрнест.

– А – чей же еще?!..

На лице Ковалева мелькнуло недоверие.

– В последний раз я видел его примерно полгода назад!.. Да и то – мельком!.. По-видимому, он слегка увяз в своих депутатских делишках… А мной ему некогда заниматься!

В тоне Эрнеста слышались едва сдерживаемые обида и злость.

– Но мне это – по барабану! – продолжил он, распаляясь все больше из-за того, что Северков, сам того не желая, неосторожно затронул больную для него тему. – Так – даже лучше! По крайней мере, никто не лезет ко мне в мозги, точно хирург со скальпелем, с глупыми нравоучениями!

И упрямо мотнув головой, Эрнест с угрозой в голосе добавил:

– И перед вами я тоже елозить, не намерен! Не советую вставать у меня на пути!

– А я и не встаю! – сведя брови у переносицы, спокойно заметил Северков.

– Скажите это Артемьеву и еще тому типу, что взял нас на понт размахивая перед нашим носом двустволкой!

В ответ ректор нахмурился еще больше, так, что глубокая складка нависла над его переносицей.

– Это – дело государственной важности!

– Какой, какой? – недоверчиво переспросил Ковалев. – Вы – что, меня за идиота принимаете?! Хотите выглядеть умнее, чем вы есть на самом деле?! Да от вас и вашего государства за версту дерьмом несет!

Но ректор, несмотря на то, что прекрасно понимал, какую угрозу представлял для него Эрнест и двое его сообщников, а, возможно, именно поэтому держался на удивление непринужденно и самоуверенно.

– Во-первых, чтобы ты ни говорил, сынок, но мы теперь по одну сторону баррикад. И хочешь ты того или нет, но тебе придется прислушаться к моему мнению. Во-вторых, это золото нужно мне, твоему отцу и еще нескольким очень влиятельным людям. Они не простят нам, если горы золотого песка, что припасены в Зеленой долине просочатся сквозь их пальцы. Я бы и сам с удовольствием пришил этого Артемьева. Но только он знает, как правильно использовать месторождение, чтобы зря не пропало ни одной золотой крупинки. Артемьев посвятил этому годы кропотливого труда и поможет нам, потому, что мы заставим его это сделать!

И Северков с чувством собственного превосходства посмотрел на Ковалева. В его взгляде читались такая надменность и непоколебимая уверенность в собственной правоте, что Эрнеста это не столько всерьез задело за живое, сколько озадачило. «Этот худосочный старикашка, и в самом деле, либо знает что-то, чего не знаю я, – с досадой решил Эрнест. – Либо мокрушничать боится. Может, лишний раз страхуется, чтобы шальная пуля не угодила ему под пятое ребро?! Или чистеньким перед законом решил остаться.!.. Вот он разные байки и плетет про незадачи с золотым месторождением, которыми, как щитом, прикрывается!»

– Надо хорошенько подумать, как обезвредить самозванца, который присвоив себе чужую фамилию, так ловко водил нас за нос? А с головы Артемьева, чтобы ни один волосок не упал! – как бы подводя итог их короткой, но содержательной беседе, заключил Игорь Максимович.

Тем не менее, вечером, как и предполагали расположившиеся в лагере у Отвесной скалы, человек с ружьем и Артемьев возле нее не появились.

– Эти ребята – не дураки! – со знанием дела рассудил вслух Кукиш-Мякиш. – Они сразу поняли, с кем имеют дело!..

– Вот-вот! – охотно поддакнул товарищу Грудь-Колесом. – Наверное, сидят сейчас где-нибудь в кустах и трясутся от страха!

На самом деле, подноготная этих разговоров заключалась в том, что, как бы ни храбрились бандиты, а, все-таки, они слегка побаивались человека с ружьем. Встреча с ним не сулила им ничего хорошего. Его бесстрашие и отчаянная решимость сбивали их с толку. А то, что в час, когда на небе высыпали звезды, он не оказался в условленном месте, вселяло крайнее беспокойство и неуверенность в души тех, кому предстояло провести ночь возле Отвесной скалы, зная, что где-то неподалеку притаился в тайге психопат с двустволкой, от которого можно было ожидать чего угодно.

43

Скрывшись за стволами деревьев, Артемьев и тот, кто следовал за ним неотступной тенью еще какое-то время шли без остановки, с трудом продираясь сквозь таежные заросли. Убедившись, что удалились от Отвесной скалы на значительное расстояние и теперь находились в полной безопасности, они, наконец, остановились.

– А – что, в случае чего вы, и впрямь, бы в меня выстрелили? – с деланным безразличием поинтересовался Артемьев.

– Можешь не сомневаться, что именно так я бы и поступил! – без колебания заверил человек с ружьем.

Но его ответ, казалось, произвел на Артемьева не большее впечатление, чем капля дождя, если бы она вдруг выпала из тучи, и, беспрепятственно пройдя сквозь толщу хвои, коснулась его щеки.

– Позвольте тогда полюбопытствовать, в чем – причина такого пристального внимания к моей скромной персоне?

В глазах человека с ружьем сверкнул и тут же погас недружелюбный огонек.

– Лично вы у меня вызываете ровно столько же интереса, как, к примеру… Вон тот муравейник!

И он указал на ближайший термитник довольно внушительных размеров, буквально кишевший его непоседливыми обитателями.

– Что ж, и на том – спасибо! – улыбнулся Артемьев.

– Но вы нужны чиновнику от науки и подпольному дельцу Северкову! А мне нужна Джейн Смит!

– Да, кто она такая, черт бы вас всех подрал?! – взорвался ученый.

И темно-карие глаза его под бархатистыми ресницами сделались еще темнее.

– Причем, тут – я и эта… Смит? И какое право вы имеете распоряжаться чужой жизнью?

– А какое право имели вы, так поступать со мной?

И незнакомец пристально и с ненавистью посмотрел на Артемьева.

– Это – долгий разговор! Скажу лишь, что вы вооружили знаниями… Точнее, информацией!.. Кучку негодяев, которые использовали ее для собственной выгоды. И теперь они – на пороге Зеленой долины!

Услышав это, Артемьев от удивления даже слегка присвистнул.

– Да, кто вы – такой, чтобы судить меня? Кто, я вас спрашиваю?

Почувствовав, что спор зашел слишком далеко и добром мог не закончится, человек с ружьем умолк. Едва справляясь с собственными эмоциями, он это сделал из осторожности, чтобы в запале нечаянно не пристрелить Артемьева и не осложнить и без того, казалось бы, непростую ситуацию. Видимо, незнакомец, еще совсем недавно выдававший себя за ученого Елкина, в свое время поставил на карту слишком много, чтобы теперь попусту рисковать. И, хотя, как было уже сказано, это ему далось с немалым трудом, но он благоразумно решил, что утро вечера мудренее. Нехорошие предчувствия, которыми переполнялось его сердце, невольно передались и Артемьеву. Им обоим предстояла бессонная ночь в тайге, полная одновременно светлых, и тягостных воспоминаний о прошлом, напрасных сожалений о несбывшихся мечтах… А настоящее, лишенное всяких надежд на будущее оттого, что в этот час оно представлялось им слишком зыбким и беспросветным, пугало обоих… И потому, заставляло, по возможности, о нем не думать.

…Они снова отправились к Отвесной скале, когда утренний туман уже почти рассеялся. И, хотя на востоке сияло солнце, с запада на небо наползали густые облака. Дул порывистый ветер, раскачивая верхушки сосен и елей, и его шум заглушал пенье птиц и гудение назойливой мошкары. Словно в преддверии непогоды изможденная длительным зноем тайга ощетинилась иголками. Потревоженные ветром, они топорщились, точно чуткие щупальца неведомого доселе живого существа, улавливая малейшие перемены в климате. Как и все земное, деревья ждали дождя, который напитал бы влагой почву, а, значит, каждый стебелек и дерево, что произрастали в тайге, и дал новый импульс суровой и мятежной жизни. Чтобы эта жизнь с удвоенной энергией вступила в свои права. Утверждаясь в них, заставляла в ритм с биением сердца огромной планеты пульсировать каждую крохотную смолистую жилку хвойного леса, словно к заветной цели, сплотившей для ее достижения все необъятное пространство, островерхими кронами устремленного в бездонное августовское небо…

Когда двое путников, наконец, приблизились к Отвесной скале, возле нее уже вовсю пылал костер. Подле него сидели Северков и Ковалев. На первый взгляд они благодушно о чем-то беседовали. Но это была лишь видимость, хитрая уловка, специально приготовленная для недругов, каковым они считали человека с ружьем и его спутника. След в след они шли не спеша. При этом, тот, кто был вооружен, все время держал Артемьева на прицеле. Когда до Отвесной скалы оставалось шагов пятьдесят, ученый вдруг остановился. Шедший за ним человек сделал тоже самое…

– Чего застрял?! – недовольно спросил он, по привычке ткнув дулом ружья между лопаток того, в кого оно было направлено.

– Вот только давайте без этих ваших штучек!.. Не стоит так нервничать!

Артемьев сунул ладонь в карман брюк и вскоре извлек из него какие-то предметы. Чтобы не вызвать у человека с ружьем лишних подозрений, медленно повернувшись, он протянул их своему мучителю.

– Возможно, это мне уже не пригодится! – с деланным безразличием сказал Артемьев. – Жаль, если пропадут!

– Ты бы себя, лучше, пожалел!..

Человек с ружьем, скорее, машинально, чем из любопытства, взял предложенные ему вещицы. Мельком взглянув на них один, затем второй раз, как ни старался, он не смог скрыть своего удивления.

– Откуда это – у вас?

– Да, так!.. Нашел случайно!… Думаю, чего зря добру пропадать!.. Глядишь, когда-нибудь хозяин-то и отыщется!

В свободной руке человек с ружьем держал серебряный портсигар, на крышке которого красовались инициалы «U» и «F» и записную книжицу в кожаном переплете.

– Там в книжке изложена одна очень интересная история о судьбе женщины, у которой отняли сына и отдали на воспитание в детдом… Это, почти, про меня! Я, ведь, тоже вырос в детдоме…

Повертев портсигар и книжицу в руке так, как будто они обжигали ему пальцы, крайне озадаченный, прежде – самозванец, а теперь – человек без имени, поспешно сунул их за пазуху дорожной куртки.

– Да, в этой стране – очень много несчастных и обездоленных людей!.. – невольно сказал он вслух и осекся на полуслове. – Я хотел сказать, что в своем несчастье вы – не одиноки.

– Это – точно! – с готовностью согласился Артемьев.

– И, все же, вы меня не разжалобите, и я не изменю своего отрицательного отношения к таким, как вы!..

– А я и не рассчитываю на вашу жалость! Мне она даром не нужна! – равнодушно заметил ученый и повернулся спиной к человеку с ружьем, чтобы продолжить путь дальше.

44

Примерно метров за десять до жарко пылающего очага Артемьев остановился во второй раз. Вполовину меньшее расстояние отделяло его от человека с ружьем, шедшего позади него. Насчитав возле Отвесной скалы лишь двух отморозков из числа тех, с кем ему пришлось иметь дело прошлым вечером, тот, словно, загодя заподозрил неладное. Скалолаз еще больше утвердился в своих смутных и тревожных предчувствиях, наблюдая, как спокойно и на редкость самоуверенно вели себя ректор и один из его сообщников. Казалось, позабыв обо всем на свете, они все так же заинтересованно что-то обсуждали… И по мере приближения Артемьева и того, кто дышал ему в затылок, их увлечение разговором не ослабевало, а, судя по отдельным громким репликам и коротким, но частым смешкам, только усиливалось… Тем не менее, отступать было уже поздно.

– Доброе утро, джентльмены! – вежливо приветствовал Северков людей, к которым так мало благоволил, казалось, лишь теперь обнаружив их присутствие. – Очень рады видеть вас у себя, так сказать… Знаете ли, здесь вдали от цивилизации каждый новый человек – это, как подарок судьбы!

Чувствовалось, что Игорь Максимович разговаривал в совсем несвойственной ему манере. Но этот непосильный труд он взял на себя, видимо, не только потому, что верховодил горсткой нескольких отщепенцев. Причиной тому было еще и то, что никто в его окружении не обладал достаточной культурой речи и тактом в обращении с людьми вообще. Тем более, с теми, кто не питал никаких иллюзий в отношении ректора и его окружения. Как бы то ни было, сообщники доверяли Северкову, и, исходя из этого, в данной ситуации он вел себя именно так, как считал нужным.

– Где – она? – вместо приветствия спросил человек с ружьем тоном, который не сулил ничего хорошего тем, кому предназначался вопрос.

– А… вы имеете в виду нашу общую знакомую, эту, как ее… Джейн Смит?

– …Ее самую! – кивком головы подтвердил незнакомец.

– Погодите-ка, сейчас мы посмотрим! – сказал Северков.

При этом он усердно завертел головой по сторонам.

– А вот там – не она, случаем?!

И ректор показал рукой немного правее человека с ружьем. Тот слегка повернул голову и краем глаза увидел Грудь-Колесом. Он стоял, мерзко скалясь, с пистолетом, нацеленным прямо в голову своему недругу.

– Да, нет, это как будто бы, не она! – словно сожалея, что ненароком обознался, заметил Северков.

– А – там?!

И Игорь Максимович снова указал рукой, но теперь уже немного левее своего противника. Мельком глянув в указанном направлении, тот с тайным ужасом обнаружил, что оттуда на него угрожающе смотрел еще один черный зрачок смерти.

– Босс, да, давай проверим, много ли у него в башке серого вещества, коль он догадался во второй раз сюда припереться? И все – дела! – горел нетерпением Кукиш-Мякиш. – Я думаю, у него вообще там – сосновые опилки!

Рука, в которой он держал пистолет, заметно дрожала от напряжения. При всем том, расстояние между ним и человеком с ружьем было столь невелико, что Кукиш-Мякиш, считавший себя довольно искусным стрелком, вел себя нагло и самонадеянно. Казалось, весь вид его говорил о том, что уж, кто-кто, а он, в случае чего, не промахнется мимо цели!

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы со стороны Быстрой речки вдруг не показался еще один человек. Его появление было столь неожиданным и столь стремительным, что это основательно выбило из колеи Ковалева и его сообщников. На какие-то мгновения они совершенно потеряли контроль над ситуацией. Ведь этим человеком была та, которую с недавних пор, как видно, слегка поторопившись с подобной констатацией ни чем не подтвержденного и ни кем не проверенного, в том числе, и ими самими, факта бандиты навсегда вычеркнули из списка живых! Ее чудесное воскрешение подействовало на них так же, как в свое время вид кипящей смолы, льющейся на головы врагам со стен крепости, действовал на тех, кто, в свою очередь, готовился на ее штурм. По мере приближения, женщина все более ускоряла свой шаг, словно боялась, что выстрелы прогремят раньше, чем она окажется возле Отвесной скалы. Было заметно, что это давалось ей не просто. Она задыхалась. Пот ручьями стекал по ее лицу. Волосы были растрепаны и развевались на ветру. Но, видимо, все еще не теряя надежды, женщина сперва что-то прокричала издалека, потом отчаянно замахала рукой. Не ограничиваясь лишь этим, вскоре она уже мчалась во весь дух к группе людей у Отвесной скалы, спотыкаясь, и, едва не падая, оттого, что силы готовы были вот-вот покинуть ее.

45

Вместо спального мешка лежа на походной куртке, которую ей подстелил геолог, Джейн Смит терпеливо ждала, когда он заснет. Она с ненавистью и презрением думала о Северкове, который ее обманул и предал, о мрачном типе по фамилии Ковалев и его сообщниках, жалких и ничтожных негодяях. Но, когда становилось невмоготу, мысли о сыне и та неистребимая любовь к дорогому существу, которой она жила все эти долгие годы, освобождали ее сердце оттого, что его так угнетало. И тогда слабая надежда, словно звездный свет, который проливался сверху, освещая берег реки, пробуждал в ней веру и желание бороться за свое счастье. Там, в Лос-Анджелесе, у нее было все: деньги, положение в обществе. Уилки Фармер дал ей то, за что она бесконечно благодарила судьбу. Всем он являлся хорош для Джейн, кроме одного. Фармер не вернул ей сына. Это было не в его силах. Утрата дорогого существа, с которой Джейн Смит так и не смирилась, кровоточила в ее душе, словно незаживающая рана. И теперь, когда, казалось бы, она была в шаге от того, чтобы обрести то, что принадлежало ей по праву, вновь, страдание и боль терзали сердце бедной женщины с новой силой. Они обострили ее чувства до такой степени, что она едва сдержалась, чтобы не завыть от горя. Несчастная леди, с трудом дождалась того момента, когда, нарушая тишину, наконец, раздался могучий храп Красногубова… Поднявшись на ноги, и, стараясь ступать неслышно, она направилась прочь от берега реки…

Словно, ведомая наитьем, Джейн Смит уверенно шла сквозь тайгу по тропе, видимой лишь одной ей. Несмотря на то, что было совсем темно, она не боялась, что собьется с пути и заблудится… Не ощущала ни усталости, ни боли, от недавних побоев, нанесенных двумя безбашенными подонками… Обратившись в зрение и слух, в те предрассветные часы и минуты Джейн вдруг отчетливо поняла, что с момента разлуки с сыном, время для нее, словно бы, замедлило свой ход… А после гибели Фармера, раз и навсегда, остановилось, потеряв всякий смысл, поскольку перестало привносить в ее жизнь главное!.. Моральное удовлетворение от каждого мгновения, прожитого ради блага твоих близких. И, все ж таки, в душе Джейн до сих пор теплилась надежда вернуть все на круги своя… Именно это заставило ее все бросить там, на своей второй Родине, в Америке, и, даже не попрощавшись с Керолайн, очертя голову, помчаться в аэропорт, чтобы рейсом, на который был заранее куплен билет, вылететь в Россию… Не смотря на все перипетии и трудности, с которыми ей пришлось столкнуться, едва ее нога коснулась родной земли, что-то подсказывало ей, что в назначенный час она окажется в нужном месте. Вероятно, этот час настал!.. И хотя это происходило неосознанно, а, скорее, интуитивно, прокладывая путь сквозь таежные заросли в постепенно рассеивающихся предутренних сумерках, Джейн Смит всеми силами души стремилась туда, где, как ей казалось, вот-вот должна была решиться ее судьба. Она не то что бы боялась, но как будто бы, наверняка знала, что даже секунда промедления могла отдалить миг ее встречи с сыном еще на долгие годы и даже десятилетия, если вовсе вновь не разлучить навсегда. Эта мысль подхлестывала ее, придавая сил. Безжалостно преследовала до тех пор, пока, наконец, не забрезжил рассвет, и сквозь завесу зелени она не увидела в отдаленье рельефные очертания Отвесной скалы. Теперь почти уверенная в успехе она неслась, сломя голову, и ветви дикого кустарника и хвои царапали ей лицо и руки. Но Джейн Смит, словно не замечала этого. Порой непонятный страх угнетал ее. Женщина безумно огорчалась от той мысли, что может не застать Северкова в лагере геологов, расположившемся на подступах к Зеленой долине. Затушив костер, свернув палатку, он стронется с насиженного места и будет таков. И тогда никто не ответит Джейн Смит на вопрос, мучивший ее столько долгих лет: где ее горячо любимый сын? Тот прелестный мальчуган, которого вырвали у нее из рук безжалостные люди? Они совершили большую ошибку! Они навсегда сделали Джейн Смит своим заклятым врагом!.. Опасным и непримиримым!..

46

Солнце спряталось за легкое облачко, попавшееся на его пути, и над Отвесной скалой нависла тень. Казалось, что еще мгновение и случится непоправимое. Загрохочут выстрелы, и прольется кровь. Преимущество Ковалева и его сообщников над человеком с ружьем было столь очевидным, что никто не сомневался в том, чья это будет кровь. Незнакомец до сих пор оставался невредимым только потому, что держал на мушке Артемьева. Справедливости ради заметим, что бандиты не спускали курки не оттого, что дрожали за жизнь ученого. Их раздражало упорство человека с ружьем, который под страхом смерти не склонил перед ними своей головы. Все решило внезапное появление Джейн Смит.

– Назад, Джейн, назад! – вне себя от отчаяния закричал человек с ружьем, одним из первых завидев ее.

Несмотря на предостережение расстояние между человеческой фигуркой, приближавшейся к Отвесной скале, и группой вооруженных людей все больше сокращалось. Джейн была уже в двух десятках шагов от лагеря геологов, когда задрав дуло кверху, человек с ружьем пальнул в воздух. Нервное напряжение его было так велико, что, не рассчитав, он нажал на оба курка сразу и одновременно выпустил заряды из двух стволов. Отдача оказалась столь сильной, что незнакомец не удержался на ногах и опрокинулся на спину. Тут же прогремели еще два громких хлопка. Опасаясь за свою жизнь, Грудь-Колесом и Кукиш-Мякиш открыли ответный огонь. Однако сделали они это несвоевременно. Как раз в тот момент, когда, потеряв равновесие, человек с ружьем упал навзничь. Пули просвистели буквально над его головой. Грудь-Колесом выстрелил первым и попал в правую руку Кукиш-Мякиша, который стоял напротив него. Если бы не эта роковая случайность, то вторая пуля наверняка угодила бы в бывшего спортсмена. Острая боль пронзила бандита. Дико завопив, он дрогнул и едва не выронил из руки пистолет. Но в последний момент все ж таки пальнул наугад. Джейн Смит ощутила, как в грудь ее что-то резко ударило.

– О, боже! – внезапно вскрикнула она.

Артемьев, находившийся ближе всех к внезапно очутившейся между двух огней и, видимо, вконец ополоумевшей женщине из-за одолевавших ее в последнее время переживаний и свалившихся на слабые плечи бед, в два прыжка очутился возле нее и подхватил на руки почти бесчувственное тело. Судорожно цепляясь за одежду ученого, она обвила его шею слабеющими руками.

То, что произошло в какие-то доли секунды, представлялось всем столь невероятным и ужасным, что какое-то время в наступившей гробовой тишине никто не мог вымолвить ни слова. Джейн Смит застонала. Собрав остатки сил, она с трудом приподняла голову. Окружающее виделось ей неясным и расплывчатым. Блуждая по сторонам, ее глаза, наконец, остановились и пристально посмотрели в лицо человеку, который держал ее в своих крепких объятьях.

– Кто – вы? – спросила она чужим голосом.

– Я – Артемьев, – ответил ученый, и сердце его дрогнуло от неимоверной жалости.

«Артемьев, Артемьев, Артемьев!» – услышала, как отозвалось где-то в облачной вышине набатом, Джейн. Губы ее дрогнули, изобразив на бледном лице жалкое подобие улыбки…

– Вы – мой …?! Мой сы ы …?!

Возможно, ему лишь это почудилось, и, невольно приблизив ухо к ее устам, он плохо разобрал те короткие обрывки фраз, что коснулись его слуха.

Артемьев стоял в глубокой задумчивости, еще до конца не осознавая того, что именно означали минуту назад оброненные Джейн Смит слова. Точнее, последнее слово… Та ее часть, по которой легко угадывалась другая. Он внимательно вгляделся в лицо женщины, которое было точно высечено из мрамора.

– Неужели, это – возможно? – подумал Артемьев!

И в его душе, хотя он и сам того не желал, внезапно поселилась слабая доля уверенности в том, что на груди его могла покоиться родная мать. Но даже если это было и так, казалось, в тот момент он не испытывал к ней ничего кроме сострадания. По сути, она была для него совершенно чужим человеком… И картинки из далекого детства, отрочества и юности, навсегда оставшиеся в его памяти, и лишний раз напоминавшие о той поре, когда ему так не хватало родительского тепла и ласки, снова пронеслись перед его мысленным взором. Чуждый сантиментов, как ему казалось, Артемьев закалил свой характер, служа великой истине. Он еще раз внимательно вгляделся в черты женского лица, и вдруг волна неизмеримой нежности и грусти захлестнула его с головой. Скупые мужские слезы потекли по щекам. Артемьев медленно опустился на колени и бережно положил Джейн Смит на взволнованную ветром траву. С болью подумал о том, что жизнь была с ним несправедлива и жестока, равно, как и с теми немногими людьми, которых он считал близкими себе по духу и родными по крови. Разве, для того он, наконец, обрел самого дорогого на земле человека, чтобы тут же потерять его? Артемьев молча смотрел на неподвижное тело женщины, которая, возможно, была его матерью, и безысходное горе переполняло его сердце. Теперь он в точности знал, что она никогда не забывала про него. А каждую минуту и каждый час помнила о том, что у нее есть сын. Ее путь к нему был долгим и полным неизбывной любви и горьких страданий. И пускай через годы, но она осуществила свою мечту и, хотя бы, в самый последний и очень короткий миг ее жизни они снова были вместе. Как тогда в его далеком и безумно счастливом детстве, которое хотя и смутно, но так часто представлялось ему в разлуке с необыкновенной женщиной. Да и могло ли быть по-иному? Разве, могла она не придти на другой конец земли, почти на самый край света, лишь затем, чтобы еще, хотя бы, один раз увидеться с сыном?! Взглянуть ему в глаза, и ради этого пожертвовать всем, чем угодно, даже собственной жизнью?!

Человек с ружьем попытался подняться на ноги, но получил такой удар по затылку, а затем в лицо, что едва не лишился сознания.

– Тебе лучше лежать, кретин! – предупредил его Грудь-Колесом. – Вон твоя Джейн издохла и ты сейчас вслед за ней отправишься!

– Джейн! Не может быть! – простонал человек с ружьем, умываясь слезами и собственной кровью.

Если бы у него были патроны, то он немедленно вступил бы в схватку с бандитами. Но силы оказались слишком неравными. Бывший спортсмен, сжимая в руке рукоять козыря, вновь замахнулся, чтобы нанести еще один сокрушительный удар.

Стойте! – предупредил Северков. – Довольно с нас – трупов!

Как уже говорилось, мокрушничество никак не входило в круг его вполне определенных намерений, касавшихся Зеленой долины. Тем более, что проблем и без того хватало.

– Эрнест, я прошу тебя, усмири ты своих шакалов, иначе, у всех у нас будут большие неприятности!

– Да, что вы говорите? – с гадливым выражением на лице поморщился Эрнест. – Боитесь ручки в чужой крови испачкать? Хотите сухеньким из воды выйти?

И Ковалев выразительным жестом подал знак Грудь-Колесом, чтобы тот не обращал внимания на пламенные призывы к гуманности и страшилки ученого чистоплюя, а без оглядки делал свое черное дело. Ведь, если не уничтожить соперника сегодня, то он превратит тебя в отхожее место завтра. Понимая своего босса с полуслова, Грудь-Колесом наставил пистолет на человека с ружьем. У Кукиш-Мякиша, который поначалу испугался взбучки от Ковалева за то, что вместо незнакомца с двустволкой всадил девять граммов свинца в сумасбродную бабу, отлегло от сердца. Босс не то, что не осудил его за нелепую и трагическую случайность, наоборот, всем своим видом он одобрял решительные действия своих сообщников. Кукиш-Мякишу повезло, что пуля, выпущенная его подельником, не причинила особенного ущерба его здоровью, лишь слегка задев предплечье. Поэтому, не долго думая, он схватил Артемьева за отворот куртки и бросил на землю. Под градом тотчас посыпавшихся на него ударов ученый едва не отдал концы. Выхватив ружье из рук противника, Грудь-Колесом пустил в ход приклад. Для бандитов это была привычная работа. И они всегда охотно выполняли ее. Когда изувеченные трупы неожиданно находились за чертой города, никто из близких родственников, а, если их, увы, не находилось, то товарищей по работе, соседей или обычных знакомых, как ни силился, не мог опознать их. А порой не отваживался на это!.. И не только оттого, что они были совсем неузнаваемы, а просто потому, что подчас вид самой жертвы у всякого нормального человека вызывал отвращение и повергал его в ужас.

Наверное, оглядываясь на свои прожитые годы, всякий бы согласился с тем, что в жизни, как бы она ни была порой немилосердна, а подчас и безрассудно жестока, все же всегда присутствовала своя непостижимая логика. В противовес злу она инстинктивно заставляла людей творить добро, словно затем, чтобы уравновесить два непримиримых начала. Ведь без этого человечество давно было бы обречено сперва на духовную, а затем и физическую смерть. Но никто и никогда не пытался сделать мир кристально честным, гуманным и справедливым. Даже, если бы вдруг по мановению волшебной палочки он вдруг стал таковым, то это была бы не жизнь, полная неподвластных человеческому разуму страстей, а лишь жалкая пародия на нее. Со времен сотворения цивилизованного бытия и его первоосновы – человеческого общества, и по сей день, смысл всего сущего на земле состоял и состоит не в том, чтобы напрочь искоренить зло, а в том, чтобы вовремя обуздать его, сохранив гармонию в отношениях между началом с точкой отсчета, называемой здравым смыслом, и тем, что способно повергнуть мироздание в хаос.

…Прекрасно понимая, чем грозит Джейн Смит дерзкий и необдуманный поступок, ее ночное бегство, Красногубов тут же отправился на ее поиски… Вероятно, он вскоре бы настиг беглянку если бы постоянно не сбивался с верного курса. Хотя и с некоторым запозданием геолог, наконец, смекнул, что наверстает упущенное, если пойдет не таежной тропой, а напрямки, через лог. Эта дорога была более короткой, чем та, которой шла Джейн Смит. Она покинула берег Быстрой реки примерно на час раньше, чем Красногубов. Лишь в том и состояло ее преимущество перед ним. Лог простирался примерно на полкилометра в длину. Затем сменялся возвышенностью, покрытой редколесьем, которая плавно спускалась к высохшему торфяному болотцу. Оно упиралось в лесной массив, за которым начинался овраг. Дно его было сплошь выстлано густым кустарником. Почти вплотную примыкая к Отвесной скале, он занимал значительное пространство. В северо-западной части граничил с Быстрой речкой, соприкасаясь с ней в том самом месте, где ее русло раздваивалось.

Примерно через две трети часа Красногубов был почти у цели. Он остановился и достал кисет с махрой, чтобы перекурить. Расшитый незатейливыми узорами он лишний раз напоминал ему о Василисе. Это она сшила ему кисет, зная о том, что Виктор воздерживался от курения дома, где и без того городского чаду хватало, и часто баловался махрой в тайге.

– Там, если иной раз крепким табачком не затянешься, то башка трещать начинает, как с похмелья: до того дух таежный пьянит! – как-то объяснял он товарищам свою особенную склонность к курению на природе.

Василиса нечаянно подслушала этот разговор. На следующий день она вручила Виктору бархатный кисет, расшитый бисером. Само собой разумеется, он был намного лучше прежнего, сделанного из грубой серой ткани. После этого Красногубов никогда уже не разлучался с дорогой его сердцу вещицей. Он наполнял кисет до отказа крепчайшим табаком и брал с собой в тайгу, точно так же, как и неизменную фляжку со спиртом. А иначе разведка у геолога просто не складывалась, как надо. В тайге он тосковал по дому. А, вернувшись домой, снова рвался в тайгу.