Текст книги "Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 2"

Эпилог

1

Хотя дальнейшая судьба каждого из наших героев ничем особенным не примечательна, чтобы расставить все точки над «и», сообщим только, что через несколько дней пути, кратчайшей дорогой отшельник вывел оставшихся в живых людей из тайги. Сие оказалось делом непростым. Поляков, побывавший в лапах свирепой медведицы, трое суток кряду не приходил в себя. Таежники соорудили носилки и по очереди несли на них раненого. Только благодаря чудодейственной мази Красногубова, на четвертые сутки к Алексею вернулось сознание. А по прошествии их, хоть и с трудом, но он передвигался уже самостоятельно. Это было очень кстати, поскольку путники так намаялись, что сами едва держались на ногах.

Уже на подступах к железнодорожной станции, таежники разбились на группы. А, когда подошел поезд даже сели в разные вагоны. И, не попрощавшись, как будто бы прежде вовсе и не подозревали о существовании друг друга, расстались навсегда.

2

Поляков сдержал слово. По истечении некоторого времени после выше изложенных событий ни он сам, ни те, кто стояли за ним, не делали никаких попыток преследования или угроз в адрес невольных свидетелей и одновременно участников драматических событий в тайге. Семейство Фармеров, а с ними Джек Скотт и сыщик Чарльз благополучно вернулись на Родину. На чудесной вилле у Тихоокеанского побережья золотой магнат и его супруга обрели новую счастливую жизнь. Постепенно дела в корпорации «Голд Стар» стали поправляться. Вскоре они улучшились настолько, что на долгие годы вперед не внушали их владельцам никаких опасений. Правда, тотчас после возвращения Фармер дал компании новое имя, так как она теперь занималась золотодобычей гораздо в меньшей степени, чем прежде, поскольку невосполнимые запасы желтого металла на приисках значительно иссякли. Тем не менее, босс фирмы с оборотом в сотни миллионов долларов отлично поднаторел в других самых разнообразных промыслах, дававших весьма приличный доход. Все шло великолепно. Исключением являлся лишь мало приятный казус, совершенно не стоящий читательского внимания. Вначале один владелец роскошной виллы, а после и другие, жившие по соседству с Фармерами, вдруг зачастили с объявлениями в местные газеты о пропаже своих четвероногих друзей. В этих объявлениях отчасти прослеживалась не то чтобы какая-либо закономерность, грозившая перерасти в масштабную трагедию или стихийное бедствие. Но добропорядочные и весьма состоятельные граждане из благополучного пригородного района Лос-Анджелеса не на шутку взволновались. Этак, вслед за собаками, скоро и людей начнут красть!.. Увы, участие газет не принесло успеха никому из тех, кто в них обратился. А поскольку каждый из весьма породистых псов, о которых в памяти хозяев оставалось лишь горькое воспоминание, стоил немалых денег, это навело их на мысль о том, что кто-то незаконно сколачивает капитал, наживаясь на чужих бедах. Оставив за порогом редакций всякие надежды на возвращение утраченной собственности, богатые леди и джентльмены дружно пикетировали полицию, потребовав, чтобы копы немедленно принялись за поиски пропавших псов. И лишь один человек, недавно поселившийся на вилле Фармеров, какой-то русский, как будто бы приходившийся дальним родственником весьма достойной особы по имени Джейн Смит, при нечаянной встрече, искренне выражая сочувствие понесшим убытки соседям, ненавязчиво высказывал им свое мнение, что вмешательство полиции в той печальной истории, каковая с ними приключилась, вряд ли, поможет. Оно будет лишь пустой тратой времени и средств налогоплательщиков, на чьем содержании испокон веков находилась полиция всякого штата. По мнению этого русского, членам тамошнего клуба собаководов следовало бы лучше разбираться в собачьем рынке и не платить уйму денег за то, что этого совсем не стоит. Ведь породистая собака – это всегда охотник, а не добыча. Если же мерзкие воры, беспрепятственно проникнув на очередную виллу, не крали там ничего за исключением самого сторожа, то так ему и надо! Поделом, стало быть.

3

Сыщик Чарльз благополучно вернулся к любимой работе, из рук в руки получив от Джейн Смит солидный гонорар за активную помощь ее семье во время поездки в Россию и сохранение в строгой тайне всех деталей этой поездки. Но, помимо всего прочего, Чарльз был молод и привлекателен и, к тому же, по уши влюблен в Кэролайн. Как будто бы сперва, подвергнув резкой критике, а спустя какое-то время, когда благоразумие взяло над ней верх, все ж таки, по заслугам оценив все достоинства этого джентльмена, девушка после довольно продолжительных раздумий и упорных сомнений, наконец-таки, снизошла до него. Чарльз сделал ей предложение, и они поженились. Так, наконец, сбылась заветная мечта частного детектива. Он открыл в Лос-Анджелесе собственное, по его словам, весьма перспективное агентство и уже довел до успешного конца расследование ряда громких преступлений, приобретя заслуженную славу сыщика, которому нет равных на всем Калифорнийском побережье.

4

После возвращения Артемьева, Юрского и Барсуковой на материк, геологический институт встретил их, как своих героев. Во всем городе, где они проживают до сих пор, и далеко за его пределами долгое время только и ходили разговоры о невероятном открытии, о каком всякий ученый, не лишенный известной доли честолюбия, мог только мечтать. Ведь Зеленая долина приравнивалась к кладезю золотых запасов всего земного шара и могла изрядно пополнить его копилку, если бы, к большому сожалению ученых, золотодобытчиков и простых граждан, бесследно не ушла под землю. По этому поводу Артемьев подготовил научный доклад, имевший чрезвычайный успех не только в институте, куда, наконец, он вернулся в новом качестве и возглавил его вместо Северкова, но везде и всюду, где бы Игорь Игоревич не выступал. Выслушав, залы восторженно рукоплескали ему. Всех поражал феномен уникального месторождения. Но, прежде, чем разойтись, люди задавали ученому один и тот же вопрос: «Возможно ли возрождение Зеленой долины?» На это ученый лишь неопределенно пожимал плечами. И только Николай Юрский и Настя Барсукова, по настоянию Артемьева, как живые свидетели и участники всего того, что происходило в тайге, на первых порах сопровождавшие его в поездках по стране, влюблено глядя друг на друга, счастливо улыбались, не замечая того, что творилось вокруг них. Казалось, что в тот миг им было совершенно безразлично все, что касалось Зеленой долины. Они знали ей истинную цену и точно кошмарный сон, гнали от себя прочь воспоминания о тех злополучных днях, которые провели вдали от материка на грани между жизнью и смертью. Николай и Настя от души радовались, что вопреки всему остались живы.

Никто особенно не интересовался судьбой ректора Северкова, Эрнеста Ковалева и Миши Самохвалова за исключением их родственников, которых участники экспедиции официально известили о том, что эти люди трагически погибли во время вылазки в тайгу. Северков и Ковалев при крушении вертолета. След же Миши Самохвалова навсегда затерялся в безбрежном море тайги. Многочисленные попытки, которые предпринимались руководством института и родственниками пропавшего, чтобы его отыскать, ни к чему не привели. После этого никто и никогда ничего более не слышал о Мише. Стоит лишь добавить, что поскольку трупов погибших никто не видел, по этому факту в правоохранительных органах возбудили уголовное дело.

Еще до отправки на материк Настя, Юрский и Артемьев захоронили Андрея Ивановича Барсукова неподалеку от того места, где он погиб, решив, что после свадьбы Николая и Насти вновь вернутся в тайгу и поставят памятник на его могиле. Настя часто и много плакала, переживая за нелепую гибель отца. Но, как говорят, слезами горю не поможешь. Наконец, когда она буквально выплакала все свои слезы, Николай предложил ей официально узаконить их брак.

Свадьба удалась молодоженам на славу. В числе приглашенных на нее были Красногубов и Вахитов. Оба они получили работу в геологическом институте. Первый расширил жилплощадь, которую обставил новой мебелью. Долго не решаясь на то, чтобы коренным образом изменить свою жизнь, и, храня память о Василисе, в конце концов, ради детей, которым, как воздух, была необходима, пускай, не родная, но, хотя бы, приемная мать, он обзавелся новой женой. Второй не так давно, буквально перед самой свадьбой Николая и Насти, возвратился из Америки. Не один месяц подряд пролежав в тамошней клинике, он, как будто бы, приобрел прежний облик и вернулся к семье.

После выше описанных событий полковник Сахар едва сам не сел за решетку. Но, пораскинув умом, его начальство решило, что сажать человека, который и без того в качестве служащего внутренних войск, а затем начальника тюрьмы всю свою жизнь провел за колючей проволокой, по меньшей мере, было глупо… Плохо или хорошо, но он делал свое дело. Поэтому возглавит Сахар зону в той же самой тюрьме или же сядет в нее на долгий срок, принципиального значения для высокопоставленных чиновников не имело. Важным являлось то, что при смене статуса хозяина особняка, позволявшего Леониду Сахару занимать достойное положение в обществе, на бесправное положение зэка от опытного тюремщика, вряд ли, можно было бы ожидать какой-либо ощутимой пользы государству. Ко всему прочему, это могло поставить под сомнение авторитет служителей правопорядка в глазах заключенных, чего ни в коем случае нельзя было допускать.

В довершение скажем, что, по-прежнему, возглавляя лагерь для заключенных «XYZ», Леонид Мартынович не оставляет своей, пока что, не сбывшейся мечты по поводу того, чтобы уравнять в гражданских правах тюрьму с остальной законопослушной территорией государства, на которой она базировалась. Ибо, по твердому убеждению Сахара, не пойманный вор по своему моральному облику мало, чем отличается от пойманного. Тюремщик решил, что на грядущие выборы в президенты страны непременно выставит собственную кандидатуру. Ведь его предвыборная программа почти ни в чем не уступала прочим, предлагаемым населению. Скорее, наоборот, многие его идеи насчет искоренения преступности, конечно же, спорны, крайне парадоксальны, но, тем не менее, на редкость самобытны и оригинальны.

В остальном, все в его жизни складывается не так, уж, и плохо, если не считать того, что капитан Прохоров все время шкрябает ему малявы на нерадивого пилота вертушки, который теперь вместо Угрюмова доставляет продукты на зону. Мол, рисовой крупы он всегда привозит больше, чем манной. Да и вообще, «летун» – никудышный! Пока к месту прибудет, вся тара вдребезги, а ее содержимое – на полу! Вот Угрюмов был, это другое дело! Жаль только, напоследок обещанного песочку, чтоб смешав с имевшимся в лагере запасом цемента, строительную смесь сварганить, ему так и не привез! Не до того видать человеку тогда было. Иначе б, баньку на зоне, сложенную из местных горных пород, давно подновили. А – так, фундамент просел. Стены повело, и крыша чуток набекрень съехала.

5

Полтора месяца кряду пролежав в клинике, Поляков окончательно выздоровел и вернулся к своей работе. Дело о контрабанде золота поспешно закрыли, поскольку в нем фигурировала известная личность. Ею был генерал Дубасов. Но его не стало. Вместе с ним исчерпала себя до дна и проблема. Поляков умышленно не особенно распространялся начальству насчет полковника Сахара. Это привлекло бы внимание следствия к Джейн Смит и Уилки Фармеру. Признавшись, что в свое время его упорно вербовала советская разведка, золотопромышленник не желая того, спровоцировал бы международный скандал! В этом случае Полякову грозила унизительная отставка, а Уилки и Джейн – американская тюрьма. Впрочем, Поляков так до конца и не использовал их, как своих агентов, а лишь планомерно готовился к этому. Поэтому особенной ценности эти двое для него не имели. Алексей решил, что лучше загодя обезвредить бомбу замедленного действия. В конце концов, его не интересовали те деньги, которые полковник Сахар получил от Джейн Смит, прибегая к шантажу. Корысть была глубоко чужда Алексею. Он рисковал собой не из-за денег, а потому, что это было нужно. Нужно для его страны. По крайней мере, так считал сам Поляков, хотя, на самом деле, все обстояло значительно проще. Не склонный к романтике, Алексей нуждался в опасности, риске, лишениях, тем или иным образом тесно связанных с его работой. В бесконечной погоне со стрельбой за каким-нибудь заморским или доморощенным головорезом, в перевоплощениях из преступника в разведчика, из разведчика – в человека искусства, и – так далее. Он уже не мог обходиться без этого так же, как рыба без воды, а птица без полетов в небо. Работа была для Полякова всем на свете. Тем, без чего он не мыслил своего существования.

6

Джек Скотт изредка навещал Фармеров на их великолепной вилле. Однажды ее дверь, всегда запертая изнутри, оказалось открытой. Без всяких задних мыслей он переступил порог виллы и очутился в прихожей. Но там никого не было. Пройдя в глубь роскошной виллы, Джек услышал голоса в гостиной. Один был низкий, слегка грубоватый и уверенный, другой высокий певучий и немного нервный.

– Дорогая! – раздраженно сказал низкий голос. – Твой ненаглядный и великовозрастный сынок – настоящее чудовище! Его не было почти целую неделю дома!

– Ну и что же – с того? Может быть, он гостил у кого-нибудь из новых знакомых? – торопливо, словно боясь, что этому может что-нибудь помешать, отвечал высокий голос.

– Или у знакомой… – подсказал низкий голос, наверняка зная, что именно данная фраза будет следующей. – Подобное я уже слышал… И не раз!..

– Что ты хочешь этим сказать?!

– Только то, что сказал!

Джек никогда раньше не замечал, чтоб хозяева прекрасной виллы, так, как это были именно они, ссорились. Страшась, что его застанут врасплох за таким неблаговидным делом, как подслушивание чужого разговора, бой потихоньку повернул к выходу. Но в последний момент передумал. Любопытство взяло над ним верх, и он решил, что не будет ничего дурного, если он подождет еще немного, пока страсти поутихнут. После этого, как ни в чем не бывало, Джек спокойно войдет в гостиную, чтобы поприветствовать хозяев виллы, которые, конечно же, как всегда, будут ему очень рады.

– По-моему это он сожрал всех соседских собак, да еще и нашего Тобби в придачу! – гневно сказал – Фармер. – Я это говорю, потому, что наверняка знаю, что он проделывал подобное в русской тайге, но только с людьми!..

Послышались всхлипывания.

– Не понимаю, за что ты так не любишь его?

– Я?! Я не люблю?!

И хозяин виллы беспокойно заходил взад и вперед по гостиной. Джек это понял потому, как легонько заскрипели половицы дубового паркета.

– Разве, моя любовь что-то значит для него?

И, выругавшись, Фармер продолжил.

– Я просто подозреваю, что когда-нибудь он доберется и до нас!

– О чем ты, дорогой?

И женщина нервно рассмеялась.

– Да, да! Именно это я и хотел тебе сказать! У твоего ангельского сыночка, в котором ты души не чаешь, на его ненормальной роже все это наперед написано.

Видимо, Фармер закурил, поскольку из гостиной донесся запах сигарного дыма, а Джейн комкая в руках носовой платок, часто подносила его к лицу, чтобы утереть слезы, и как-то по-детски обиженно шмыгала носом. Джек так явственно представил себе подобную картину, что невольно вздохнул.

– Жаль, что этот чертов шпион Алекс По или как его – там правильно, Поляков, кажется?.. Жаль, что он не бывает у нас больше!

– Это – почему же? – как-то очень печально спросила Джейн.

– Да, потому! Потому, что место твоему милому мальчику – не здесь, а там!.. Впрочем, ты сама прекрасно понимаешь, о чем я речь веду!

– Не надо я прошу тебя! – упавшим голосом возразила Джейн.

– Разве, я – не прав? Тот, кто родился в тюрьме, не может жить на свободе! Это каждому дураку понятно!..

В это время Джек вздрогнул, так как за его спиной застучали легкие и стремительные шаги.

– А а, Джек! – услышал он знакомый голос.

Быстро обернувшись, бой увидел прекрасно одетого джентльмена с немного смуглым и гладко выбритым лицом. Подойдя вплотную, он протянул ему руку для пожатия. Тотчас в прихожей появилась Джейн. Она буквально порхнула в объятия к этому весьма приятному на вид моложавому мужчине.

– Данил!

Через секунду ее руки обвивали его шею.

– Привет, ма!

И он нежно поцеловал ее в щеку.

– А, где – отец?

С хмурым лицом Фармер показался в дверях гостиной. Джейн умоляюще посмотрела на него.

– Сынок! Рад тебя видеть! – сухо сказал Фармер.

Но Данил как будто бы даже не заметил этой холодности, с какой встретил его хозяин виллы.

– И я рад, отец!

И Данил широко улыбнулся, показав ослепительно белый ряд зубов.

– Вы представляете!

И он с победным видом потряс в воздухе свежим номером одной из Лос-Анджелесских газетенок.

– На первой полосе пишут, что нашли этих самых… Жуликов!

– Каких жуликов, сынок? – спросила Джейн в невольном умиленье, и глаза ее заблестели от тайной гордости за сына.

Вздох облегчения вырвался из груди.

– Уж, не тех ли, что нашего Тобби свистнули?

Вот-вот! Именно это я и хотел сказать!

И Данил бережно обхватив Джейн за плечи, поцеловал ее во второй раз, но уже в другую щеку.

– Но эта новость – не самая главная!

Фармер и его вторая половина с удивлением посмотрели друг на друга. Тихо и в то же время, радостно засмеявшись, Данил вдруг торжественно объявил:

– Кажется, я влюбился!

Видя, как ошарашены его вновь обретенные родители, в том числе и юный Джек, он тотчас посерьезнел. Улыбка медленно сползла с его лица.

– Да, вы как будто бы этому не особенно рады? – спросил он в некоторой задумчивости. – Я понимаю, что я… Ну, как бы это правильней сказать?..

Данил стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу. Капельки пота выступили на его загорелом лбу… Он совершенно не знал, как в этой довольно нелепой глупой ситуации себя повести. Он еще какое-то время находился бы в полном замешательстве, если бы не Уилки и Джейн, которые, трезво оценив значимость и торжественность момента для всех домочадцев, уже протягивали ему навстречу руки. Через секунду все трое крепко обнялись.

Со счастливой улыбкой на лице Джек незаметно удалился, чтобы не мешать семейной идиллии.

7

Позднее, Джек не раз переосмысливал то, что увидел и услышал в тот день на вилле Фармеров. В результате этого придя к вполне определенным выводам, он впервые иначе посмотрел на все, что происходило с ним и многими людьми там, в Сибирской тайге. Мысленно переносясь в не столь давнее прошлое, Джек ужаснулся собственной наивности и беспечности. Да, не иначе, как он родился в рубашке! Вероятно, лишь потому и остался в живых. Однако ему в голову тут же пришла другая мысль, которая заключалась в том, что ничего в жизни просто так не происходит. И, если фанатичная любовь к русскому искусству, какую сызмальства привил ему дед, провела его, словно слепца через такое, от чего при одном воспоминании волосы на голове всякого, попавшего в подобную передрягу, встали бы дыбом, то почему бы не рассказать обо всем этом на страницах газеты или журнала? Или, скажем, не написать книгу? В памяти юного джентльмена без конца всплывали жуткие картины, не дававшие ему покоя ни днем, ни ночью. И, как он ни силился прогнать их прочь, это у него неважно получалось. Поэтому Джек охотно взялся за перо, чтобы описать в своем весьма драматическом повествовании все, что случилось с ним необычного во время пребывания в России. Тем более, что Джеку это было совсем нетрудно, так как впечатления были все еще чересчур свежи. Нашлась и другая немаловажная причина. Это – Алекс По, который имел на Джека такое сильное влияние, что поначалу он верил каждому его слову. Теперь же бой видел в нем не своеобразного гида, сопровождавшего его во время экскурсии по живописным местам русской природы или, скажем, обширным залам Третьяковской художественной галереи, а, скорее, их хозяина. И, разве бы, позволил По, чтобы на его территории с Джеком приключилось что-нибудь худое?

Так появилась на свет эта история. Случайно оказавшись в моих руках, она поначалу не особенно приглянулась мне. Но, прочитав несколько страниц, я не заметил, как увлекся. Только пролистав все до последней корки, я решил, что возьмусь за ее перевод с английского языка.

Когда Джек узнал о моем намерении, то тотчас одобрил идею на счет издания его книги на русском языке. Он всегда оставался преданным искусству. А внести в него хоть какой-нибудь посильный вклад было для него пределом всех его мечтаний.

Однажды Джек по секрету сообщил, что активно тусуется среди Голливудских акул в надежде на то, что одна из них заглотит наживку и увидит в его книге именно то, что нужно для сценария к новому фильму. Это признание не то, чтобы обескуражило меня или каким-нибудь образом повлияло на мое мнение о Джеке. Скорее, наоборот. Ведь для молодости свойственна излишняя самоуверенность, подкрепленная изрядной порцией фанатизма. Ко всему прочему, Джек всегда казался мне человеком, для которого никогда не существовало преград там, где дело касалось подлинного искусства, где игра воображения становилась некой абстрактной, но, тем не менее, заслуживающей пристального внимания, реальностью, требовательно предъявляя свои права на самостоятельную жизнь. А преображенная действительность, поднимаясь на недосягаемую высоту, представлялась чудесной выдумкой, в которую всякий охотно бы поверил.