Текст книги "Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 2"

7

Как ни старался Миша Самохвалов, чтобы самым наикратчайшим путем привести своих новых сообщников к подножию Отвесной скалы, где обосновались геологи, ничего хорошего из этого у него не вышло. На второй день пути он вдруг отчетливо понял, что заблудился. Утомительный переход и беспощадный летний зной основательно вымотали Мишу и его спутников. К тому же, кровавый мешок с «пищей», который упорно не выпускал из цепких рук Людоед, волоча его на своем горбу, так смердел, что от этого голова у молодого человека шла кругом.

– Данил, а Данил?! – время от времени обращался к товарищу Самосвал. – Бросил бы ты эту падаль! Ну, и вонь же от нее, просто сил нету!

Но, никак не соглашаясь на это, Людоед лишь хмуро мотал головой в ответ.

– Да, на кой ляд тебе такой хавчик сдался! – не унимался, по-прежнему, настаивая на своем Семен.

– Жрать-то такую гадость все равно невозможно!

– Сожрешь, мать твою, когда в животе по-звериному заурчит! – с угрозой отвечал Людоед.

Во время очередного привала, Миша Самохвалов собирал и валил в кучу хворост. Семен разводил костер, а Данил искал какой-нибудь ручей или болотце, чтобы хорошенько промыть в мутной водице будущее жаркое. Когда, наконец, оно приготовилось, каждый из троих взял себе по кусочку. Миша и Семен долго принюхивались к еде, не решаясь отправить в рот. При этом гадливое выражение не сходило с их лиц. Но скоро голод взял верх над отвращением. Миша и Семен ели, давясь, точно боялись, что их вот-вот вырвет от подобной пищи. Один Данил насыщался с видимым удовольствием, словно обедал заливным филе из свежей говядины, сверху посыпанной петрушкой и зеленым луком, или свиной отбивной с соусом «Барбекю» и, в придачу, тертым хреном со сметаной. С некоторой долей недоверия глядя на своего товарища: уж, не блефует ли он, Миша и Семен, вскоре отбросив всякие сомнения, принялись за дело с таким рвением и охотой, что столь отменному аппетиту и способности желудков усвоить то, что, казалось бы, усвоить невозможно, позавидовал бы всякий. Наевшись до отвала, они упали на мягкую траву в полном изнеможении.

– Нет, прав все-таки был Данилка! – глубокомысленно заметил Семен, видя, что Миша, держа уши топориком, ловит каждое его слово. – Уж, лучше терпеть вонь от этой падали, чем подохнуть с голоду!

– Угу! – с готовностью согласился Самохвалов, в то время как неподалеку от него уже вовсю раздавался мелодичный храп Людоеда.

– Вот тебе и – «угу»! Пускай хоть и такая, но, все-таки, жратва! – далее успешно развивал свою мысль Лушаков.

Еще до конца не сознавая, куда клонит его собеседник, Миша понятия не имел о том, что беглый каторжник завел разговор не просто так… Скуки ради!.. Семен не без основания полагал, что кое-что понимает в человеческой психологии, имея в виду живодерские наклонности Данила Кострова…

Сорвав травинку и, ковыряясь тонким и довольно прочным стебельком в зубах, он продолжил:

– А кода дегма, пукай и тухого, не буде, тада он са нас с товой пимеся!

Приподняв голову с походной куртки, которая служила подушкой, Миша внимательно и, в то же время, испуганно посмотрел на Семена.

– Но, конечно же, в первую очередь он сожрет тебя! – благополучно завершил довольно продолжительную словесную тираду беглый преступник, наконец, избавившись от остатков съеденного, застрявших в его зубах. – Я, как-никак, не один год вместе Данилкой на зоне оттрубил. Поэтому, если что, меня он напоследок оставит. Да и то, я ему костью поперек горла встану!..

Ночью Миша Самохвалов долго лежал с открытыми глазами, с тоской и отчаянием глядя на звездное небо. Ему казалось, что как только он прикроет веки, то тут же уснет и больше никогда в жизни не проснется.

Еще с утра, обнаружив, что в кровавом мешке завелись отвратительные опарыши, острым, как бритва, топором Данил снял верхний слой дерна. Затем выкопал довольно глубокую яму и бросил в нее кровавый мешок. Присыпав его землей, он аккуратно положил дерн на прежнее место. Таким образом, избавившись от улик, убийца хорошенько заткнул топор за пояс арестантских брюк. С широкой, почти лучезарной, улыбкой на лице Семен многозначительно и, в то же время, с некоторой долей сочувствия посмотрел на Мишу Самохвалова. На языке мимики и жестов это, по-видимому, означало: не раскисай раньше времени, малыш, и, чего бы тебе это не стоило, держи нос по ветру, будь всегда на чеку! Вероятно, Семен был очень смелым человеком потому, что не боялся за свою жизнь. Его волновало другое!.. Он не блефовал, когда предостерегал Самохвалова от его чрезмерной наивности и доверчивости, которую тот невольно проявлял к своему спасителю, не желая того, буквально вырвавшему его из лап смерти, притаившейся на дне болотной трясины. Лушаков прекрасно понимал, что, если Людоед, и впрямь, слопает Мишу, то не за горами тот день, когда Данил то же самое сделает и с ним. Подобную перспективу Семен считал для себя неприемлемой. Конечно, голод – не тетка, но нельзя же вот так, ради того, чтобы набить собственный желудок, взять да и предать испытанную временем крепкую мужскую дружбу! Ни за что, ни про что схавать своего лучшего кореша!

Всю следующую ночь напролет, стоически борясь со сном, Миша решил, что как только немного расцветет, и до того, как Данил и Семен пробудятся, он даст деру, прихватив рюкзак с золотом. Где-нибудь по дороге он надежно спрячет его. Налегке, Самохвалов скорее уйдет от преследователей, которые замыслили против него худое. Тем не менее, за полночь усталость так навалилась на него, что как бы отчаянно Миша ни противился этому, однажды крепко сомкнув, словно налитые свинцом веки, он все-таки уснул.

Он проснулся оттого, что услышал какой-то странный шорох. Ничего не понимая с спросонья, открыл глаза. Было еще темно. Вглядываясь во тьму, шагах в пяти от себя Миша увидел два хищных зеленых огонька. Все еще плохо отдавая себе отчет в том, что же на самом деле происходило перед ним, он уперся локтем в землю и медленно приподнялся со своего ложа. Зеленые огоньки находясь, словно в подвешенном состоянии, примерно в полуметре от земли, все также оставались без движения и по-прежнему в упор смотрели на него. Миша уселся на траве поудобнее и протер глаза, чтобы получше разглядеть это диковинное явление здешней природы. Но, когда он успешно справился со своей задачей, на том месте, где еще секунду назад, словно упавшие с неба звездочки, горели свирепые зеленые маячки, ничего не обнаружил. Может быть, ему все это только почудилось?! Миша поднялся на ноги и осторожно, чтобы не разбудить своих опасных попутчиков, сделал несколько шагов вперед. Вовремя остановившись, он обнаружил, что носки его ботинок коснулись чего-то… Наверняка, это был мирно вкушавший сладкие сны Данил! Сладкие, как те короткие мгновенья его жизни, когда он был по-настоящему счастлив, находясь на воле… Самохвалов скорее почувствовал это, чем увидел, поскольку вокруг стоял такой густой мрак, что в шаге от себя ничего различить было невозможно. Почувствовал потому, что от Даниловой окровавленной куртки все еще исходил зловонный дух. Наверное, он-то и привлек внимание какого-нибудь таежного хищника! Эта догадка, словно вспышка посреди кромешной тьмы, озарила Мишу. Конечно же, зеленые кошачьи глаза принадлежали рыси! Самохвалов вернулся к рюкзаку с золотом, на котором всю ночь покоилась его голова, и, взвалив на себя, зашагал прочь. Он не слышал и не видел, как, тотчас пробудившись ото сна, стараясь ступать по тропе бесшумно, вслед за ним отправились двое беглых преступников.

– Избавиться от нас хочет! – едва слышно заскрежетал зубами Данил. – Ну, Шашлык длинноногий, погоди, ты у меня добегаешься!

– Как следует, выспаться не дал, золотоискатель хренов! – недовольно ворчал Семен. – Уж, свалил бы так хоть, когда расцветет!

Миша решил, что отправиться прямо противоположно тому пути, каким вместе с Данилом и Семеном они шли прежде. Он даже мысленно составил план маршрута: километра три-четыре от места последнего ночлега, он будет идти по старому следу. Затем свернет вправо и пойдет в направлении на юг. По его мнению, Зеленая долина располагалась именно там. Благодаря этому хитроумному маневру он надеялся, что благополучно заметет свои следы. Не без оснований опасаясь за свою жизнь, Самохвалов почти не останавливался. Страх снова придавал ему силы… Как тогда, после ссоры с Эрнестом Ковалевым и бегства из лагеря геологов у Отвесной скалы…

…Наступил полдень. Наконец, возле оврага, густо поросшего кустарником, Миша буквально рухнул на землю от усталости. «Уж, в крайнем случае, лучше он сдастся на милость Ковалеву, чем, в конечном итоге, станет свежеиспеченным дерьмом Людоеда и Самосвала», – то с надеждой на спасение, а то с отчаянием от мысли, что эта надежда также зыбка, как солнечные блики, с трудом проникавшие сквозь кроны хвойных деревьев, оставляя нетронутыми самые сокровенные уголки сумрачной тайги, думал Самохвалов. По крайней мере, пока он не вернет золото, Эрнест его не тронет! А там, видно будет! Примерно так рассуждал Миша, лежа в прохладной тени хвойных деревьев.

Немного передохнув, Самохвалов спустился в овраг, прихватив с собой драгоценную ношу. Он решил, что на редкость густой кустарник будет для нее весьма надежным убежищем. Спрятав рюкзак с желтым металлом так, что густая зелень полностью скрывала его от посторонних глаз, Миша почувствовал облегчение. Он решил, что, как следует, заприметит это местечко. Позднее он придет сюда снова и без посторонних глаз вернет себе то, что теперь принадлежало ему по праву. Стоя на дне оврага, Самохвалов с опаской огляделся по сторонам. Но повсюду были все те же сосны и ели, мало, чем отличавшиеся одна от другой. Миша уже было успокоился, когда услышал за своей спиной шорох. Вздрогнув от неожиданности, он резко обернулся назад. Шагах в тридцати от себя, на самом краю оврага, Миша увидел Данила и Семена. Они стояли неподвижно и внимательно следили за каждым его движением. Было что-то мрачное и зловещее в двух одиозных фигурах, никак не вписывавшихся в туманный августовский рассвет, уже забрезживший над мохнатыми верхушками исполинских кедров, стройных островерхих елей. Еще какое-то время Самохвалов пребывал в полной растерянности, словно внезапное появление этих страшных двуногих существ, лишь внешне напоминавших людей, напрочь парализовало его волю.

– Делай жерди обратно, сынок! – небрежно бросил Данил.

При этом выражение его лица казалось по-отечески добродушным и лишенным всякой враждебности. Словно в подтверждение «гуманных» намерений Данила в тот же самый момент первый рассветный луч, бог весть, как пробился сквозь походившую на тучу сплошную темно-зеленую завесу из крон. Отразившись на лезвии топора, торчавшего из-за пояса Данила, он преломился в туманной дымке и зловеще сверкнул. Нервы Миши окончательно сдали. «Это – конец!» – подумал Самохвалов, уже совершенно не владея собой от страха.

– Ну, же, сынок! – затаив гнев, как можно, миролюбивее, повторил Людоед.

«Этот сопляк еще не дорос, чтобы его, Данила Кострова, водить за нос», – подумал живодер. Он решил, что жестоко накажет Мишу за предательство. И уже с наслаждением предвкушал тот момент, когда откусит этому фраеру палец или ухо, едва лишь тот попадется ему в руки. С каждым мгновением это желание росло прямо пропорционально расходу тех сил, которые палач тратил для преследования своей жертвы.

– Не бойся, парень! Мы тебя не тронем! – заверил Семен. – Подгребай ближе и вместе решим, что нам дальше делать!..

– Вот именно! – подтвердил Данил. – Ты ведь не хочешь, чтобы мы здесь все окочурились?! Без карты нам из тайги не выбраться!

О карте Данил говорил совершенно серьезно.

– Хорошо! Будь, по-вашему! – согласился Миша. – Только рюкзак возьму!

Он тут же юркнул в кусты, на которые осел довольно густой туман… Это был хитрый маневр, к которому прибег Миша, чтобы обвести вокруг пальца своих преследователей.

– Вон – он, вон! – воскликнул Семен, спустя минуту торопливо указывая на противоположный край оврага, к которому примыкал кустарник и над которым витало белое облако тумана.

Показавшись на мгновенье, рослая Мишина фигура тотчас исчезла в нем вновь. Данил и Семен, не медля ни секунды, кинулись в погоню за Самохваловым.

8

– Не может быть ы ы ыть! Бесовщина, какая то о о о!

Снова очутившись на площадке, с которой совершался спуск к подножию Отвесной скалы, к своему величайшему изумлению Эрнест обнаружил, что она была пуста!

– Они не могли далеко уйти!

Внезапное исчезновение геологов буквально выбило Ковалева из колеи.

– Ну, же, пошевеливайтесь, вам говорят а а ат! – коршуном накинулся он на своих сообщников.

Освободившись от тяжелого груза и, наконец, вздохнув с облегчением, они уселись, было, прямо на камни, чтобы чуток перекурить.

– Да, погоди, бос о о ос!..

От усталости Кукиш-Мякиш едва волочил ноги.

– Никуда они от нас не денутся! По-пластунски-то далеко не уползешь о о ошь!

Впрочем, уже через секунду он пожалел о сказанном. Вздрогнув от холодного прикосновения, бандит вдруг обнаружил прямо напротив собственной головы дуло Ковалевского козыря.

– Хотел бы я тебе верить!

Упершись руками в землю, бандит стал медленно подниматься на ноги. При этом он незаметно коснулся ладонью рукояти ножа, заткнутого за пояс. При крайней необходимости Кукиш непременно воспользовался бы им. Но эта предосторожность была совершенно напрасной, поскольку в этот миг над Зеленой долиной и, в самом деле, неожиданно прогремел оглушительный выстрел!.. Возможно, Эрнесту и его сообщникам так лишь показалось, поскольку нервы у них были крайне напряжены… Невольно пригнувшись к земле, они затравленно бросили друг на друга быстрые, как бросок гепарда на заранее намеченную жертву, взгляды. Но, убедившись, что каждый из них цел и невредим, стали в беспокойстве озираться кругом. Однако, насколько хватало глаз, не было ни единой живой души. Учитывая то, что Зеленая долина многократно усиливала любой звук, оказавшийся в зоне ее действия, нельзя было точно определить, откуда он исходил…

– А что, если это – Рябой о о ой?! – с тревогой предположил Грудь-Колесом.

Но бандиты, не зная, что им предпринять, с минуту оставались в нерешительности.

– Босс, да черт с ним, с Рябым ы ы ым! Там, внизу вся провизия осталась и целый мешок жидовских опилок с сосновой стружкой напополам а а ам!

Эрнест на секунду задумался. Бывший спортсмен говорил дело. И его доводами пренебрег бы только глупец.

– Ну, хорошо, тогда разделимся на две группы ы ы ы! – решительно заявил Ковалев и кивком головы указал на пропасть. – Ты, Грудь-Колесом, вперед скалолаза спускайся по веревке вниз, и если понадобится, подстрахуй Рябого! А мы с Кукишем отправимся на поиски сбежавших трупов, а после присоединимся к вам а а ам!..

Более не медля ни секунды, они так и поступили…

Дорога шла полого вниз мимо каменистого уступа, куда еще недавно, поддавшись собственной похоти, Грудь-Колесом и Кукиш-Мякиш затащили девчонку, в клочья разорвав на ней одежду. Но теперь здесь никого не было, и Эрнест с сообщником отправились дальше. Очень скоро тропа закончилась. Скала частыми ступенями стала круто обрываться вниз, образуя что-то наподобие каменной лестницы. Перепрыгивая с одной горной ниши на другую, бандиты все более приближались к озеру, которое лежало внизу, у самого основания скалистых нагромождений. Примерно, через полчаса Ковалев и Кукиш-Мякиш очутились на самой последней ступеньке. Это был громадный валун, метра на три возвышавшийся над берегом, усыпанном гладкой галькой и плавно переходившим в озеро. Двое преследователей, стирая пот со лба, огляделись вокруг, но не обнаружили ничего такого, что указывало бы на следы тех, кого они так упорно преследовали.

– В какую щель заползли эти дождевые черви ы ы ы?!

Эрнест, внимательно окинул взглядом огромные валуны, здесь и там разбросанные вдоль берега, вблизи горной террасы, с которой бандиты озирали озерную гладь и все, что располагалось на подступах к ней, и чуть поодаль. Нескончаемой вереницей они тянулись в направлении Быстрой речки, точно и впрямь указывая к ней путь…

– Словно в воду канули ы ы ы!

В голове у Ковалева не укладывалось, как наполовину живые геологи могли самостоятельно избавиться от пут и на своих двоих добраться до озера?! Но, даже если это случилось, то почему их не было возле озера, спрашивал себя Эрнест?.. Он уже был почти готов к тому, чтобы поверить в чудеса или присутствие каких-то сверхъестественных сил, которые, возможно, скрывались под ровной поверхностью озера и таились в горных складках Зеленой долины. В этом случае ей ничего не стоило проделать с геологами очередной фокус. Помнится, после одного из них несчастный Гарик благополучно перешел из этого мира в мир совершенно иной. От такой мысли Ковалеву стало немного не по себе.

– Босс, а босс! Что-то не нравится мне здесь э э эсь!

– Не нравится? А у черта за пазухой – лучше? В рай-то мы с тобой вряд ли, попадем о о ом!

По его тону Кукиш-Мякиш почувствовал, что Ковалев не склонен был шутить. Несмотря на это, для Эрнеста являлось очевидным, что на сей раз он злился не на сообщника, а, скорее, на себя самого за то, что за все время вылазки в тайгу уже в третий раз, включая исчезновение Юрского и подлое предательство Миши Самохвалова, выпустил ситуацию из-под собственного контроля.

– Нечисто – тут! Нутром чую, нечисто! – без конца бубнил себе под нос Кукиш-Мякиш, не рискуя заявлять об этом чересчур громко и лишний раз выводить из себя Ковалева. Тот еще раз оглядел берег озера и близлежащие скалы, но ничего, что указывало бы на присутствие геологов, не обнаружил. Интуиция, хотя он никогда не следовал ей, так, как безмерно верил в собственный точный расчет и силу, подсказывала ему, что лучше было не испытывать судьбу и возвратиться в лагерь. Но тут Эрнест неожиданно вспомнил об ущелье, которое он ненароком заприметил на пути к озеру. Тогда он не обратил на него никакого внимания.

– Вот же!.. – с досадой выругался Ковалев.

Повернувшись спиной к отражавшей солнечные блики воде, он вдруг опрометью кинулся вверх по скалистому склону… Ничего не понимая, Кукищ-Мякиш последовал за ним.

– Ненормальный, а еще – босс! – всю дорогу недовольно ворчал он.

Наконец, отыскав то, что было нужно, они остановились возле расщелины в твердокаменном монолите, чтобы немного перевести дух.

– Они – здесь! – словно боясь, что его услышат, негромко произнес Ковалев.

При этом он неотрывно смотрел на темную выемку пещеры, словно боялся, что добыча выскользнет у него из рук. Но этот своеобразный сеанс гипноза продолжался недолго. Эрнест первым решительно шагнул в довольно узкое темное и сырое пространство, с виду напоминающее трещину, образовавшуюся при смещении составляющих основу твердого массива плит. Беспрестанно чиркая спичками, он кое-как освещал дорогу себе и шедшему в трех шагах позади него Кукиш-Мякишу. Тропа в ущелье падала круто вниз. Его стены, то разбегались в разные стороны, образуя просторный грот, то почти что соприкасались одна с другой, едва позволяя протиснуться между ними.

– Куда мы тащим свои задницы, босс о о ос?!

Мрак подземного лабиринта и угрожающе нависший над головами бандитов каменный свод, отнюдь, не внушал им оптимизма. Но Эрнест решил, что найдет пленников, чего бы ему это не стоило и покончит с ними раз и навсегда.

Прошло около получаса, которые показались Ковалеву и Кукиш-Мякишу целой вечностью, когда с противоположной стороны подземелья вдруг забрезжил свет. Громкий вздох облегчения вырвался из груди последнего.

Они вышли из темного и запутанного лабиринта к самому озеру, когда солнце уже скатилось к закату. Но после довольно продолжительных скитаний там, где не было видно ни зги, его лучи показались им нестерпимо яркими. Эрнест и его сообщник еще некоторое время щурились, и беспрестанно утирали невольные слезы, застилавшие им глаза. Вертя дулом пистолета в разные стороны, словно предупреждая, как ему казалось, подстерегавшую его отовсюду опасность, Ковалев едва нечаянно не нажал на спусковой крючок… Грязно выругавшись, Эрнест крепче сжал рукоять козыря. Впрочем, ощущение этой самой опасности, которое испытывал Эрнест, было далеко небезосновательным. И, все же, он никак не предполагал, что исходила она не от преследуемых им геологов, а, прежде всего, как это ни странно прозвучит… от Кукиш-Мякиша. Про себя однажды решив избавиться от плотной опеки своего босса и завладеть несметными богатствами на пару с Грудь-Колесом, тот давно бы так и поступил, если бы Ковалев предусмотрительно не обезоружил его. Имевшийся у бандита нож был не в счет, поскольку, чтобы воспользоваться им наверняка, требовался, уж, очень подходящий для этого случай… Иначе, для бандита все могло закончится более, чем плачевно…

Наконец, когда солнечный свет больше уже не вызывал рези в глазах, Ковалев еще раз внимательно огляделся кругом. Бурые скалы, как сестры-близняшки, походили одна на другую. Солнце, словно румяный колобок, почти касалось края земли. Озеро заметно потемнело. Скользнув по его поверхности взглядом, метрах в ста от того места, где заканчивался подземный лабиринт, Эрнест вдруг увидел лодку. Она скользила вдоль берега, сплошь усыпанного золотым песком. Отражая солнечные лучи, он словно продлевал день в Зеленой долине.

– Вон – они, босс о о ос!

Кукиш-Мякиш ткнул фигой в направлении Быстрой речки.

– Да, вижу я! Не слепой о о ой! – хладнокровно ответил Ковалев и навел дуло пистолета точно в цель.

Эрнест был очень метким стрелком и наверняка потопил бы лодку, если бы не одно непредвиденное обстоятельство не помешало ему в этом. В самый решающий момент, когда указательным пальцем стрелок коснулся курка, одна из бурых скал за его спиной, внезапно ожила. Вначале она вздрогнула, словно пробудилась после крепкого сна. Затем, пыхтя и фырча, двинулась с места. Тем не менее, ни Ковалев, ни Кукиш-Мякиш, всецело поглощенные своим занятием, не могли этого видеть. Между тем, скала очень сладко и звучно зевнула и, раскачиваясь из стороны в сторону, не торопясь, направилась к воде, именно туда, где находились двое бандитов.

По-прежнему, держа лодку на прицеле, Эрнест уже готов был, наконец-то, спустить курок. Но тут он вдруг поймал себя на мысли, что кто-то жарко дышит ему прямо в затылок и мешает сосредоточиться на ускользавшей от него цели. Конечно же, этим кем-то мог быть только Кукиш-Мякиш, поскольку, кроме него, не считая самого Эрнеста, на берегу озера никого больше не было. Тем не менее, решив довести дело до конца, стрелок затаил дыхание, с раздражением подумав о том, что у его спутника, никогда не отличавшегося высоким уровнем интеллекта в очередной раз не хватило ума, чтобы в самый ответственный момент не мешать своему боссу.

– Пшел вон, пшел о о ол!.. – не в силах отвести завороженного взгляда от цели, буквально выдавил из себя Эрнест.

Но, видимо, это никак не подействовало на того, кому предназначалось, потому, что в ответ еще более шумное сопение послышалось возле самого уха Ковалева. Чтобы не упустить мишень из виду, Эрнест даже не пошевелился, а лишь в бешенстве скосил глаз, отвечавший за меткость выстрела, вправо. Таким образом, он выразил свое крайнее недовольство, указав тому, кто был причиной этого недовольства на то, что он выбрал не совсем подходящее место для наблюдения за лодкой. Но тут, к своему великому удивлению, Эрнест обнаружил, что напрасно грешил на Кукиш-Мякиша, который уже давно расположился в нескольких шагах впереди него самого. К тому же, он стоял немного правее стрелка, так, что не заслонял ему цели.

– Э э э эй! – тихо позвал Ковалев своего сообщника.

Эрнест понятия не имел о том, что творилось у него за спиной на самом деле. Но, едва Кукиш-Мякиш повернул голову, отреагировав на странный звук, исторгнутый из уст босса, удивление, граничащее с ужасом, мгновенно отобразилось на его лице. Вероятно, то, что он увидел, не поддавалось никакому описанию, так как начисто лишило его способности излагать свои мысли вслух.

Ни Ковалев, даже в самой критической ситуации, казалось бы, никогда в жизни не терявший присутствия духа, ни, тем более, парализованный страхом Кукиш-Мякиш не знали, сколько времени минуло, пока, словно две фигуры, выточенные из камня, они неподвижно простояли на берегу озера. Совершенно ничего не понимая, и, лишь искоса наблюдая за сообщником, Эрнест, точно шакал, пойманный на месте едва не свершившегося преступления, всей своей подлой шкурой почувствовал, что опасность, которая исходила от того, кто дышал ему в затылок, минет, если ее переждать, и при этом не делать абсолютно никаких движений. Не поворачивая головы, Ковалев сосредоточил свой взгляд на поверхности воды, почти, что касавшейся носков его ботинок. Он надеялся, что в ней, словно в зеркале, он увидит того, кто угрожал его жизни. Но отражение было смутным, и Эрнест оставил тщетную попытку храбро заглянуть в лицо притаившейся позади него самой смерти, как будто бы на нем черным по белому было написано, каким образом себя повести, чтобы, по возможности, попытаться избежать ее, как таковой. Он ощутил, как кто-то обнюхивает его с головы до пят и при этом все также очень шумно сопит. Видимо, потеряв всякий интерес к неподвижным статуям, от которых исходил очень странный дух человеческой плоти и крови, этот кто-то по-хозяйски уверенно и неторопливо удалился прочь. Его тяжелая поступь слышалась до тех пор, пока он окончательно не скрылся из виду.

– Что это было о о о?! – словно очнувшись от сна наяву, и, почему-то стараясь говорить как можно тише, но при этом, трясясь всем телом от пережитого волнения, поинтересовался Эрнест. – Снежный человек э э эк?! Или, может быть, какой-нибудь дряхлый бронтозавр вышел из этой грязной лужи, чтобы погреться на солнышке э э э?!

Впрочем, старательно размяв затекшие от неподвижности члены, он вскоре вполне овладел собой, как будто раз и навсегда уверовав в свою счастливую звезду и в то, что более никакой беды с ним не приключится.

– Нет, босс о о ос! – отвечал перепуганный насмерть Кукиш-Мякиш, заикаясь, и беспрестанно, словно в лихорадке, выбивая нервную дробь зубами. – Это был ы ы ыл… был ы ы ыл… косолапый, сволочь о о очь!

– Медведь, говоришь ы ы ышь?! – так, словно в башке у него что-то основательно заклинило, то и дело повторял Ковалев на пути к спуску из Зеленой долины. – Громадный медведь э э эдь?! Да, откуда, …, ему тут у у ут?!

Но до Кукиш-Мякиша долетали лишь обрывки мало приятных для слуха фраз и проклятий, которые изрыгал Ковалев в адрес косолапого. Бандит, точно его кипятком ошпарили, торопливо взбирался наверх по горным отрогам, шагов на десять опережая своего босса, у которого от пережитых волнений, как видно, слегка помутился рассудок.