Текст книги "Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 2"

2

Отшельник и его спутники, наконец, добрались до лесной сторожки. Уложив на кровать Раненую, которая после долгих злоключений скорее походила на мертвеца, чем на человека, которому со временем грозит выздоровление, уродец усердно принялся за ее лечение. Он откуда-то извлек всевозможные снадобья и травы. Растопил печь. И, хотя после «купания» в реке одежда на Джейн успела немного просохнуть, пока он занимался этим, чтобы получше согреть, больную укрыли имевшимся в хижине отшельника тряпьем. Поверх него навалили звериные шкуры. Очень скоро лесная сторожка наполнилась необыкновенным ароматом трав. Запах их дурманил и навевал дремоту. Чтобы не уснуть, все, кроме опытного врачевателя, вышли из сторожки. Они решили, что будут на чеку, на всякий случай, охраняя подступы к ветхому жилью уродца. Наконец, когда тот закончил колдовать над больной, все снова вошли в сруб, чтобы немного отдохнуть. Предупредив своих гостей, что будет неподалеку, сам отшельник был таков. Хлопнув дверью, он тут же углубился в чащу леса. Еще вечерело, но геологи так устали, что, растянувшись на полу лесной сторожки, тут же уснули.

3

Прошел один день после того, как Кэролайн побывала в «Голд Стар», и, хотя она решила, что подождет вестей от Джейн Смит, по крайней мере, двое суток, беспокойство, а отчасти и любопытство взяли верх. Девушка снова отправилась в корпорацию.

– Наши люди навели кое-какие справки, мисс! – сказал главный управляющий тоном, в котором Керолайн уловила нотки легкой растерянности и недоумения.

– Ну, и…

И девушка с нетерпением притопнула одной из миниатюрных ножек, обутых в кроссовки.

– Гм… Даже не знаю, как вам сказать, но…

– Да, говорите же, черт бы вас побрал!.. Как есть!..

В досаде Кэролайн сердито сдвинула тонкие красиво изогнутые брови.

– Ведь речь идет о моей матери!

– Хорошо, хорошо! – с готовностью заверил управляющий. – Скажу все, коль вы того хотите!.. Кхе, кхе…

– Да, уж, не томите душу! О, кей?

Обремененный высокой должностью функционер «Голд Стар» согласно кивнул.

– Вообще, в последний раз ее видели в…

– В последний раз! Что это значит?!

– Гм…

– Ее что убили?! – в отчаянии воскликнула Кэролайн и жутко побледнела.

Казалось, еще немного и она упадет в обморок.

– Да, нет же! Ну, что – вы? Я этого не говорил! Боже упаси!

И управляющий привстал с кресла готовый к тому, чтобы в случае чего броситься на выручку к Кэролайн. Не хватало ему, чтобы прямо в его кабинете с дочкой босса случился нервный припадок!.. Джейн Смит, если, конечно же, она была еще жива, никогда не простит ему такой бестактности.

– Я думаю, что с вашей матушкой, то есть, с боссом, все – в порядке! – торопливо заверил он. – Просто она… В местах лишения свободы!..

– Что о о – такое?! Час от часу не легче!

На этот раз Кэролайн разозлилась всерьез. Этот несносный управленец, то ли издевался над ней, то ли принимал ее за полную дуру?!

– Так вы, говорите, Джейн в русской тюрьме?

– Ну, не совсем!

– Тогда, что же?

Временный управляющий побагровел от напряжения, утирая ладонью обильный пот, выступивший на его высоком морщинистом лбу.

– Она отправилась туда вместе с неким ученым по фамилии Северков…

Заметив недоверчивую и слегка насмешливую гримасу на лице Кэролайн, сиюминутный шеф «Голд Стар» недовольно нахмурился.

– Поверьте, мисс, я говорю истинную правду! Мы нашли пилота той самой вертушки, который за пять тысяч баксов доставил бы их куда угодно, мисс!

– Еще бы! – изображая легкое умопомешательство, весело рассмеялась Кэролайн. – Вы мне столько тут всего наговорили, что теперь я готова поверить любому вашему слову! Лишь бы только знать, что Джейн жива!

Вернувшись на виллу, Кэролайн была так возбуждена, что тут же набрала номер Джека Скотта. В тот момент она излила бы душу кому угодно. А Джек все-таки был ее другом. К тому же, он являлся мужчиной. Конечно, он еще не настолько возмужал, чтобы в трудную минуту Кэролайн отважилась на то, чтобы спокойно опереться на его надежное плечо. Но все же Джек – это гораздо лучше, чем ее легкомысленные и чересчур сентиментальные подруги. В любом случае он избавит ее от лживого сочувствия со слезами на глазах и горячих уверений в искренней дружбе и преданности, в которой многие чересчур пылкие и благородные натуры из числа представительниц слабого пола клянутся для того, чтобы в собственных глазах казаться лучше, чем они есть в действительности.

– Увы, на том конце провода автоответчик сообщил о том, что сейчас Джек отсутствует в связи с какими-то неотложными делами и просит о том, чтобы ему перезвонили позже, либо оставили сообщение.

– Это, надо же! Просто – невезение какое-то! – воскликнула Кэролайн в досаде.

Она зачем-то прошла в домашний кабинет Джейн и, сев за ее письменный стол, выдвинула один ящик, затем другой. Кэролайн искала что-нибудь, что пролило бы хоть какой-то свет на странное поведение матери перед отъездом. В корпорации «Голд Стар» Джейн ничего и никому не сказала о цели своей поездки. Взяла да уехала молчком, бог весть, куда! Кэролайн еще долго рылась в письменном столе Джейн, но так и не нашла ничего вразумительного. Глубокий вздох сожаления вырвался из ее груди, когда, кинув взгляд на мусорную корзину, она вдруг увидела в ней то, что сразу же привлекло ее внимание. Смятый и, видимо, в спешке брошенный за ненадобностью клочок бумаги оказался телеграммой. Она гласила: «Выезжайте немедленно. Алекс.» Кэролайн еще какое-то время вертела в руках почтовое отправление, словно оно не досказало еще что-то, кроме того, что содержалось в двух коротких предложениях. «Так, вон – в чем дело!» – подумала девушка. Джейн поехала к Алексу По потому, что, кроме него, никаких других Алексов среди ее знакомых просто не существовало. Кэролайн мало, что знала об этом человеке. Лишь только то, что он никогда не сидел на месте и очень много путешествовал. Часто бывал в России, искусством которой так восхищался Джек Скотт.

Джейн тут же позвонила главному распорядителю «Голд Стар» и поведала ему о своей неожиданной находке.

– Это, безусловно, нечто! – охотно согласился добропорядочный управленец.

Он пообещал, что наведет справки об этом Алексе По. Если же, конечно, его имя и фамилия не вымышлены.

– То есть как это? – возмутилась Кэролайн.

В наше время и среди солидных с виду людей встречается очень много авантюристов. Особенно из разряда тех, кто не прочь разжиться за чужой счет. Ваш батюшка знавал таких и немало.

Сказав это, управляющий повесил трубку. А Джейн в глубокой задумчивости легла на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, горько расплакалась. Несмотря на то, что еще был только вечер, и солнце едва коснулось горизонта, незаметно для себя она уснула.

Пробудившись на следующее утро, Кэролайн тотчас отправилась в корпорацию «Голд Стар».

Как не отговаривал важный управленец сумасбродную девчонку от поездки в Россию, она все-таки все решила по-своему.

4

Когда лайнер взял разбег и повис над землей, детектив Чарльз с любопытством уставился на Кэролайн. Прежде ему доставались разные клиенты. Равно, как из бедных кварталов Лос-Анджелеса, так и зажиточные. И, все же, в первый раз в своей, хотя и не особенно продолжительной, но насыщенной многими событиями, практике он имел дело с девчонкой из по-настоящему богатой семьи. К тому же, как про себя отметил Чарльз, она была очень хороша собой. «Если все пройдет как надо, я разбогатею и тогда непременно женюсь на красотке!» – с воодушевлением подумал детектив. Он брезгливо оттопырил губы, вспоминая свою последнюю кратковременную связь с уличной девкой по имени Джессика. От нее он подхватил гонорею и за это едва не привлек ее к уголовной ответственности. Но здравый смысл вовремя взял верх над чувствами. И Чарльз, наглотавшись таблеток и запив их бутылкой «Кока-Колы», успокоился. Он решил, что больше никогда не свяжется ни с одной уличной проституткой. Даже, если она будет чертовски привлекательной.

Несмотря на то, что Кэролайн всю дорогу с неутихающей тревогой думала о Джейн, все ж таки, Кремль, горящие огнем на закате купола соборов, дома, деревья и то, как одевались и общались между собой люди в России, произвели на нее неизгладимое впечатление. Впрочем, девушке казалось, что когда-то давным-давно она нечто подобное уже видела. В душе Кэролайн поселилось странное ощущение того, что она находилась не на другом конце земного шара, а, хотя и на очень похожей на Землю, но совершенно иной планете. Все здесь было не так, как в Америке. И даже небо казалось иным. Оно нависало над Кэролайн так низко, что, если бы она только захотела, то легко коснулась бы его своей рукой. Девушка наивно удивлялась тому, как это птицы летают в таком небе и нисколько не боятся, что, не набрав достаточной высоты, вдруг нечаянно заденут крылом о крышу дома или верхушку дерева и упадут вниз? Но, приглядевшись повнимательней, она пришла к выводу, что в России небо начиналось от самой земли, и при этом было необыкновенно безгранично и просторно. «Наверно, потому у русских и бизнес не ладится, что живут они ни на земле, ни на небе, – подумала Кэролайн. – Нет у людей твердой почвы под ногами, вот в облаках и витают! Стало быть, и Джейн, оказавшись в России, словно рассудок потеряла. Иначе, как объяснить ее пропажу?»

…После многочасового перелета, оказавшись в раскинувшемся посреди тайги, глухом сибирском городке, Кэролайн почувствовала себя еще более неуютно и одиноко. Пока Чарльз носился, как сумасшедший, по беспорядочно разбросанным улочкам и кварталам в поисках хоть каких-нибудь сведений о Джейн, девушка с трудом обживалась в плохо меблированном номере гостиницы. Из ее окна она увидела вдали темные верхушки сосен и елей. На них медленно наползали черные грозовые тучи. Кэролайн вдруг стало страшно. Грозы и ливни были нередки в Лос-Анджелесе. Но ни одна из них не страшила ее так, как та, что надвигалась теперь. «Наверное, это – нервы!» – подумала девушка. Она легла в кровать и с головой укуталась одеялом. Но предчувствие неотвратимой беды не покидало ее. Кэролайн вся дрожала, точно фруктовое желе, которым завтракали в купе пассажиры мчащегося поезда. Лоб ее горел. В горле пересохло.

– Джейн? Где же – ты, Джейн? – позвала она негромко.

Но ей никто не ответил.

Чарльз вернулся в гостиницу только под утро. Без всякого стеснения он прямо-таки вломился в номер, где еще спала Кэролайн.

– Я нашел! – в возбуждении закричал сыщик прямо с порога. – Я… знаю, где искать Джейн Смит!

5

Едва устроившись в гостинице, и оставив в ней свой не хитрый скарб, сыщик из Лос-Анджелеса тут же принялся за дело. Он отправился в город, чтобы навести кое-какие справки насчет Джейн Смит. Чарльз не отличался большим умом, но свою работу всегда выполнял на совесть. Управляющий «Голд Стар» хорошо знал об этом его немаловажном качестве. И, все же, нанял его для поездки с Кэролайн не только поэтому. Детектив немного разговаривал по-русски. Знал назубок несколько десятков фраз, крайне необходимых при общении с людьми, которые в большинстве своем не говорили по-английски. Это решило выбор опытного управленца в пользу Чарльза. Перед отправкой в Россию исполняющий обязанности шефа золотодобывающей корпорации предоставил сыщику все имеющиеся сведения о недолгом пребывании Джейн Смит в чужой стране. Сыщик в точности знал о том, когда и откуда, куда и с кем она отправилась до того самого момента, пока след Джейн не запропал где-то в Сибири. На этом факты исчерпывались. Но, как известно, деньги подчас делают невозможное. За очень солидную сумму временному управляющему вдруг предоставили исчерпывающую информацию о путешествии Джейн Смит по России. Управленец хорошо знал цену «зеленым» и потому ничуть не засомневался в достоверности фактов, которыми с ним охотно поделились господа, о существовании которых он не подозревал прежде. По-видимому, они слегка перестарались и наряду с прочими предоставили факты многолетней давности. Получилась оказия. Время пошло вспять, и, на свой лад переосмыслив его, прошлое по ошибке выдали за настоящее. По этим сведениям Джейн Смит, являясь не кем иным, как Любовь Григорьевной Артемьевой. За кражу золотого самородка с месторождения, она по сей день отбывала срок в лагере для заключенных под номером «ХУZ». Ничего не сообщалось о побеге Артемьевой из тюрьмы и ее дальнейшей судьбе. Имя же Джейн Смит ни о чем не говорило добросовестным информаторам. Это могло быть погоняловым арестантки в известных кругах, среди ей подобных. По-видимому, они идентифицировали давнее фото заключенной с тем, что им прислали по факсу из Лос-Анджелеса, и компьютер тут же выдал требуемую маляву. Задача Чарльза состояла в том, чтобы найти пилота той самой вертушки, на которой, по словам временного управляющего, Джейн Смит неизвестно с какой целью, якобы, отбыла на зону, за сотню верст от большой земли. Не долго думая, Чарльз отправился в пригород, где располагалась небольшая летная часть, имевшая на своем вооружении пару вертолетов и старый «Кукурузник», верой и правдой служивший своему Отечеству с довоенных времен и по сей дней. Но единственный пилот этой части, где числилась еще пара механиков столь же преклонного возраста, по его словам, ни про какую Джейн Смит ничего не знал да и знать не хотел. Фамилия у летчика была Угрюмов. Он утверждал, что кое-кто уже наводил справки о некой американке. И служивый ответил, что, возможно, он и пилотировал подобную дамочку в лагерь для заключенных. В ту сторону, мол, с разрешения начальства многие жены летят на свиданье к бедолагам. Так, что всех не упомнишь. Иные сразу назад не торопятся. Неподалеку от зоны палатки разобьют и живут там до тех пор, пока вертушка со жратвой для братанов снова не объявится и на обратном пути их с собой не прихватит. Когда же Чарльз достал из портмоне стодолларовую бумажку и сунул ее прямо в чумазую пятерню пилота, тот, вроде бы, что-то начал понемногу припоминать. Но потом опять засомневался. Тогда, чтобы никаких сомнений впредь у него не оставалось, детектив предложил забывчивому пилоту еще одну сотню баксов. Но тот вежливо отказался. И, все же, за известную сумму согласился на то, чтобы доставить Чарльза и Кэролайн по нужному адресу. Так они и порешили.

6

Это было довольно странно, но посреди жаркого лета дождевая вода оказалась настолько холодной, что промокших до нитки людей хватил легкий озноб. Неподалеку от Отвесной скалы они нашли бурелом, под которым спрессовался толстый слой сушняка. Скоро запылал жаркий костер, и все дружно принялись за ужин. Покончив с мясными консервами, Дубасов запил их остатками водки, которой снабдил его Ковалев. Остатков набралось примерно со стакан. Терпкая влага, оказавшись в генеральском желудке, теплой волной прокатилась по всему его телу. Он даже крякнул от удовольствия. Кровь его заиграла, глаза воинственно заблестели. К Дубасову снова вернулось хорошее расположение духа, а, вместе с ним, и надежда на то, что, так или иначе, но задуманное им относительно Зеленой Долины, непременно осуществится.

– Полковник! – обратился генерал к начальнику тюрьмы. – Я гляжу, вы не очень-то рады нашей беспримерной вылазке в самое сердце русской земли-матушки?

Стараясь не выдать своих истинных чувств, в которых наравне присутствовали враждебность, откровенная неприязнь и страх перед Дубасовым, тюремщик холодно посмотрел на безумного военачальника. Но тут же поспешно отвел взгляд. В рубиновых зрачках генерала было что-то отталкивающее и в то же время угрожающее.

– Гм… Напротив… – заикаясь, ответил Сахар.

– Не лгите, полковник!

И Дубасов снисходительно усмехнулся Сахару.

– Я – не сфинкс, а живой человек! Вот, как – они!

Генерал кивнул в сторону уголовников.

– Или, как любой другой…. И прекрасно чувствую, насколько вы меня недолюбливаете!

Сахар сделал, было, протестующий жест рукой, но это лишь еще больше утвердило генерала в его мнении.

– Да, да! И не стройте из себя божьего одуванчика!

Тем не менее, внешне начальник тюрьмы казался все так же невозмутим, как и прежде.

– Я не понимаю…

– А вам и не надо ничего понимать! – грубо оборвал его генерал. – Ваше дело, как подчиненного, исполнять, а не обсуждать мои приказы, какими бы… они вам не казались!

И рука Дубасова, непроизвольно потянувшись к кобуре с пистолетом, остановилась на полпути. «Этот тип на все способен!» – подумал Сахар. От ощущения постоянной тревоги у тюремщика даже пересохло во рту. Но глаза генерала вдруг лукаво сощурились, а на лице появилось что-то наподобие улыбки, из-под которой нет-нет да проглядывала его истинная сущность.

Дубасов прекрасно понимал, какой бы властью он не обладал и как бы ни был крут, учитывая то, как опасна и непредсказуема стезя, на которую он ступил, этого было недостаточно. Без преданного слуги, исполнителя его воли, ему не обойтись. Не делать же ему самому всю грязную работу вместо того, чтобы почивать на лаврах? И теперь, когда негодный Лешка Поляк предал его, Дубасов всерьез задумался над тем, кто сможет придти ему на смену? Кто, не строя из себя чистоплюя и неженку, не задумываясь, по его приказу в следующий раз испачкает руки по локти в крови?!Кто присмотрит за золотом и затем распорядиться им надлежащим образом? А, ведь, его теперь так много!.. Поэтому, кто отмоет грязные деньги и пустит их в оборот? Кто поможет генералу в том, чтобы, наконец, завоевать более высокую ступень в обществе, где власть лишь создает видимость, что она – одно целое, а в действительности в ней всяк – за себя?.. Удержать завоеванные позиции в своих цепких руках? Всерьез размышляя над этим, Дубасов прекрасно понимал, что именно правило балом в грешном мире. Это, конечно же, был самый могущественный и самый всесильный из всех существующих в мире и, быть может, даже за его пределами теневой бизнес! Много лет отдав службе на благо Отечества, имея вход во все государственные структуры и ведомства, генерал доподлинно знал, что все земные правители и олигархи лживы и двуличны. Они имели реальный доход, которого ни от кого не скрывали. Но он был значительно меньше того, чем обладали они на самом деле, всячески скрывая те баснословные прибыли, которые давал им чин и власть над толпой, с оных времен и по настоящий день не имевшей абсолютно никаких прав. В силу своей естественной природы пять шестых дрейфующего в океане ледника никогда не покажутся из воды, и потому над ней, словно победный стяг всегда будет реять лишь его шестая часть. Тайное не станет явным потому, что тогда канет в небытие и то, и другое. К примеру, если бы народ не станет скрывать от государства какую-то часть своего трудового дохода, добытого потом и кровью, то он попросту не выживет. Если бы чиновник не украдет у народа из того, что тот платит в казну, то нарушится баланс между истинными доходами правителей и тем, что на самом деле имеют их подданные. И, тогда власть, которую покупают и содержат за деньги, превратится в жалкую пародию на самую себя. Поэтому Дубасов не лицемерил перед собственной персоной и не питал иллюзий насчет истинной человеческой природы. Он считал себя лицом историческим, поскольку на наглядном и поучительном примере прошлого и настоящего видел, что историю делает тот, кто проливает чужую кровь. Воспроизводя потомство, создавая материальные и духовные блага, помимо этого все человечество всегда занималось тем, что одни гомо сапиенс медленно, но верно поедали других. Но чтобы окончательно не сожрать всех, кого можно и кого нельзя, оно размножалось и преуспевало. Изощрялось везде и во всем, начиная с заурядного получения удовольствия от совокупления с особями противоположного пола, и, кончая диверсиями в космос. И все же, гурманом от этого не стало.

Дубасов по-прежнему, сомневался, выбирая на должность черного кардинала при собственной царственной особе между Поляковым, которого окончательно, пока что, не сбросил со счетов, и полковником Сахаром. Первый больше всего подходил для роли фаворита. Помимо того, за многие годы совместной работы генерал привык к Алексею. Но обида, которую тот нанес властолюбивому командиру, глубоко ранила его самолюбие… От Сахара за версту несло насквозь прогнившими тюремными бараками и тухлыми казенными харчами. Вдобавок, он откровенно презирал его и даже слегка ненавидел. Ненавидел за то, что тот ничего не завоевывал и никого не порабощал… Не провозглашал, не утаивал, не замышлял, а с успехом пользовался тем, что было в его полном распоряжении, и принимал это, как данное ему свыше, а не как плацдарм для демаршей и бросков или точку для приложения своих незаурядных сил и способностей…

За размышлениями Дубасов не заметил, как начало смеркаться. Генерал подал знак, и все тотчас принялись готовиться ко сну. Сидя возле костра, он решил, что еще раз, возможно, последний, поговорит по душам с Алешей. Бряцая наручниками, Поляков явился в сопровождении Коти. Дубасов небрежным жестом руки показал ему, чтобы тот подсел возле костра.

– Почему ты так поступил со мной, Леша!?

– Я – разведчик, а не мясник! – не долго думая, ответил Поляков.

– А я, по-твоему, мясник?

Понимая, что утвердительно ответить на этот вопрос, все равно, что смертный приговор себе подписать, Поляков промолчал.

– Мне придется тебя убить, Алексей! Но до этого я покажу тебе настоящего мясника.

И Дубасов, подав знак Коте о том, что разговор закончен, направился на ночлег в свою палатку.

Генерал долго ворочался с боку на бок, но все безрезультатно. Сон никак не шел к нему. В голову лезли всякие нехорошие мысли насчет бегства Артемьева и о том, что в безбрежных таежных дебрях без собак его никак не найти. Дубасов не допускал даже намека на то, что, благодаря таким, как опальный ученый и его дружки, помогшие ему скрыться, несметными богатствами Зеленой долины, целиком и полностью могут завладеть жалкие кабинетные людишки. Они враз растранжирят и рассуют по своим безразмерным карманам все золото. Они вновь станут хозяевами положения, и такие, как он, Дубасов, будут выполнять их волю и проливать свою и чужую кровь почем зря. Эти фанатики бумаготворчества и приверженцы дутых бюрократических реформ на каждом углу кричат, что над всем властвует закон. Но он всегда касался кого угодно, но только не их самих. Он не карал кучку зачинщиков массовых убийств, именуемых войнами, и называл их проявлением воли собственного народа. Зато чиновники тряслись за каждую копейку, неуплаченную в казну гражданами, ибо это считалось падением нравов в обществе, без которых общество превратилось бы в первобытное стадо! Вот чего боялись политики – неуправляемой толпы и потери власти. Но что проку – от такой власти?.. С этой мыслью Дубасов, наконец, забылся сном…

…Настало утро, и туман постепенно начал рассеиваться. Глядя на хмурые и озлобленные лица окружавших его людей, генерал решил, что совсем не мешало бы их, как следует, встряхнуть. Дубасов подозвал Котю и что-то негромко сказал ему. Тот согласно кивнул коротко стриженой головой и тут же направился к кучке уголовников, которые в это время были заняты тем, что поглощали свой скудный завтрак, выданный им по распоряжению Дубасова. Наслаждаясь каждой ложкой консервов, они любовно осматривали и обнюхивали ее со всех сторон, прежде чем отправить в рот. Затем неспешно и с видимым наслаждением очень медленно пережевывали до того, как проглотить. Как будто пища имела в их глазах наивысшую ценность, подпитывая их жизненные силы, и, вместе с этим, невольно укрепляя в их отягощенных тяжким бременем неволи душах неугасающую надежду на свободу, искорки которой во время насыщения, то и дело, посверкивали в их потупленных взорах. Отвернувшись, чтобы не слышать дружного чавканья братков, Данил сидел несколько поодаль от них.

– На, пожуй! – настаивал Семен, предлагая Данилу консервы.

– Отвали, я сказал! – наотрез отказывался тот.

– Без нормальной жратвы, враз ноги протянешь!

– Ты – что, мне – мать родная, что так обо мне заботишься? – злился Данил, которого буквально наизнанку выворачивало при одном виде мясных консервов.

– Лушаков раскрыл, было, рот, чтобы возразить товарищу, но тут появился Котя.

– А, ну, айда за мной! – коротко приказал он Данилу.

– Куда – это, еще? – недовольно буркнул Костров, однако, молча последовал за приближенным генерала.

Вскоре перед Дубасовым, находившемся в окружении нескольких телохранителей, предстал щуплый на вид, бородатый уголовник.

Глаза его рыскали туда-сюда, выдавая в нем острое чувство голода.

– Так вот ты – какой, ерой!

Затаив дыхание, беглый внутренне весь напрягся. Легкая испарина выступила на его лбу. Он ни сном, ни духом не ведал, чего от него хочет этот необузданный в своих страстях и непредсказуемый в действиях человек. Данил только всем своим нутром чувствовал в нем злейшего врага. Но еще больше он ненавидел того, кто стоял рядом с генералом. Это был Котя. Рослый и подтянутый молодец отчетливо напомнил ему того самого ублюдка, который… Впрочем, конечно же, это был не он!.. И как это случалось всегда, от постоянного ощущения голода у Данилы просто начались галлюцинации. Ему достаточно было самого безобидного на первый взгляд раздражителя, чтобы в ком-либо из живых особей, к худшим и опаснейшим видам которых он относил людей, вдруг признать своего злейшего врага.

– Одного не пойму, Лев Александрович! – оценивающе глядя на Данилу, заявил Котя. – Как такой… справился сразу с тремя свирепыми овчарками? Может, они нарочно ему поддались и позволили себе брюхо вспороть? Ха-ха!…

При этих словах Данил, как-то по-особенному посмотрел на Котю.

– Да нет! Он, наверняка, какую-то отраву им подсыпал! Псы сожрали ее и издохли, а потом он их покромсал на куски! – предположил другой телохранитель, равно как и его товарищи не отходивший ни на шаг от генерала.

– Экий ублюдок!

– Натуральный живоглот!..

Молодцы Дубасова словно нарочно, чтобы подразнить заключенного, стали осыпать его непристойностями. С полунамека уяснив, чего от них хочет босс, они, как будто бы, играли со своей жертвой в «Я – хороший, ты – плохой!» так, как забавляется на потеху публике опытный тореадор с быком, прежде чем его убить. Но больше всех изгалялся Котя. Он был самым сильным и рослым среди прочих генеральских выкормышей. И, видимо, в той волчьей стае, где самым веским аргументом для решения всех проблем был лишь внушительный размер вселявших в жертву ужас клыков, это давало ему неоспоримое право верховенствовать над ними во всем.

Как и остальных телохранителей Дубасов завербовал Котю в свою команду, когда тот проходил службу в спецназе, занимаясь рукопашным боем, стрельбой и, конечно же, уделяя время своей непосредственной профессии военного хирурга. До этого Константин Котов с отличием закончил медицинскую военную академию. Все ему в жизни удавалось. Однокурсники с охотой водили с ним дружбу и уважали за умение постоять за себя. Однокурсницы обожали его за мягкость и обходительность, под которыми тот ловко скрывал свою истинную сущность, и за это прозвали Котей. С годами это прозвище так приросло к нему, что никто больше не называл его Константином.

Котя не воспринял всерьез Данила, полагая, что беглому каторжнику просто очень крупно повезло. Не будь этого самого везенья, нелепой случайности или какой-то особенной хитрости, которую применил Костров к свирепым волкодавам, те просто в клочья разорвали бы его. К тому же, из-за возраста срок службы поисковых собак давно истек, и они не совладали с негодяем, напоровшись на острый, как бритва, топор.

Генерал какое-то время молчал, наблюдая, как в ответ на оскорбления Данил до хруста в костях сжимал кулаки, а генеральские молодчики стояли, подбоченись, и хвастливо бряцая оружием. Они давно не участвовали ни в каком серьезном деле и полные нерастраченных сил, словно не знали, куда ее применить. Курносый и мужики затаились, стараясь ни чем не выдать своих истинных чувств. Хорошо зная Данила по зоне, где он никому не спускал напрасных обид, пуская в ход свое единственное, унаследованное от природы оружие, они не без основания полагали, что в случае с вооруженными до зубов о спецназовцами оно будет бессильно. Братки наверняка уже представляли себе, как Кострову достанется на орехе от громил Дубасова, если он, как всегда, заартачится и полезет на рожон. Но, по большому счету, им было глубоко наплевать на зэка, который, хотя и являлся одним из них, но не принадлежал к воровской касте. Более того, Курносый и ему подобные не очень-то жаловали этого любителя хавчика из человеческой плоти. Они лишь опасались, что дубасовцы, как следует, отделав, Данила, и, разохотившись до мордобоя, вслед за тем примутся за остальных уголовников, которых никто и никогда из гражданских и, тем более, военных не считал за людей. Казалось, даже в воздухе, немного влажном и тягучем, незаметно нарастали некоторое напряжение и, своего рода, спортивный азарт из-за противостояния Данила и в его лице всего уголовного мира дюжим молодчикам во главе с Котей, уверенным в своем неоспоримом превосходстве.

– Может к стенке его поставить?

Или в костер голой задницей, а? – вдоволь потешались они над беглым, который доставил им немало хлопот.

Страсти все больше накалялись. И скоро они дошли до той черты, за которой не только для Данила, но и для остальных заключенных все могло закончиться весьма плачевно. Но Дубасов решил, что не следует зря торопить события.

– А ты, почему завтраком не балуешься?! – спросил он так, как будто в том, что Данил не завтракал, и впрямь, таился вызов ему, генералу Дубасову. – Не голодный, что ли? Или наш сухпай тебе – не по нраву?

– Значит, не по нраву! – угрюмо ответил Данил.

– Ах, вон оно – что?!

– Наверно, этот… каннибал с удовольствием кого-нибудь из нас бы слопал вместо панировочных сухарей!..

– А – говна?!

– Кол ему в… вместо клизмы!

– Вот это видел?!

– А, ну! – гаркнул генерал на своих подопечных.

Те мгновенно утихли.

– Может быть, морду ему набить?! – чтобы положить конец всем сомнениям, предложил Котя, как всегда, уверенный в своем несомненном преимуществе над над более слабым соперником.

– Не мешало бы! – охотно поддержали его товарищи, чтоб после бесконечных мытарств по поросшим хвойными деревьями диким и безлюдным местам, хоть немного, развлечься.

Как бы поначалу втайне не злорадствовали уголовники, что Людоеда за его неохотное подчинение авторитетам зоны и беспредел в отношении иных братков жестокая, но справедливая судьба в лице Коти, наконец, всерьез накажет, беспокойство не оставляло их. Курносый и мужики все больше убеждались в том, что они попали в отчаянную заваруху. Не слабо будет, если они откинутся из нее, оставшись при своих интересах. Но кто знает, не намазал ли Дубасов загодя им лоб зеленкой? Этот вопрос болезненно свербел мозг Курносого и мужиков, которые, преждевременно не разлагаясь в плену опрокинутых чаяний на обретение лучшей доли в этом треклятом мире, а, кручинясь от непосильной задачи, шухерились за свою шкуру изо всех сил.