Текст книги "Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 2"

…Подойдя к еще теплому трупу генерала, Свистун с гадливым выражением на лице пнул его ногой.

– Давно бы – так! – с одобрением заметил кто-то из братков.

Все они ненавидели и боялись Дубасова. И теперь, когда он был мертв, не скрывали этой ненависти.

– Эй, кореша! Мать вашу! Мы уж думали, что нам каюк пришел! А тут – на тебе! Глазам своим не верю!

И, раскрыв объятья, со слезами на глазах Курносый бросился навстречу своим спасителям. Их было человек двадцать, не меньше. И, все же, вор в законе, не взирая на свой криминальный авторитет, приветствовал всех и каждого, кто попадался ему на пути, как равных. Его примеру последовали остальные уголовники, кому едва не намазали лоб зеленкой. На какое-то время эмоции захлестнули каторжан настолько, что, казалось, они позабыли про все на свете. Горемыки почти физически ощущали, как детский сумасшедший восторг постепенно вытеснял леденящий страх смерти, еще недавно переполнявший их души. Но несмотря на это братки, которым, вероятно, впервые в жизни так не слабо пофартило, все еще глубоко сомневались в том, что чудесное спасение – это вовсе никакой не сон, а действительность, которую трудно вот так сразу, до конца не осознав, взять и принять. В свою очередь, у тех, кто, немало поспособствовали этому, не сходили с лиц тайная гордость за самих себя, удивление и с трудом сдерживаемый восторг. Разделяя радость солагерников, они, будто и впрямь, никак не могли взять в толк, каким образом, без особенного труда им удалось одержать верх над кожаным затылком Дубасовым. Увы, опьянение собственным успехом тотчас прошло, едва рассудок взял верх над чувствами, и заключенные вновь взглянули в глаза суровой реальности… Казалось, всех их мучил один и тот же вопрос: кто им поверит, что они застрелили генерала и его прихвостней, спасая жизни другим людям?

– Эй, братва, иди сюда! Здесь рыжья – чертова пропасть! – послышался чей-то срывающийся от волнения голос.

– Золото! Золото! Золото! – прокатилось по тайге многократным эхом.

– Сюда! Все сюда подгребайте! – потребовал Свистун.

И примерно полтора десятка заключенных спешно направились к пустовавшим палаткам. Около четверти часа им потребовалось, чтобы драгоценный груз оказался возле Отвесной скалы. Еще столько же времени братва жадно таращилась на переливавшийся всеми цветами радуги на солнце золотой песок. Каждый норовил взять себе горсточку и иные семена порока и зла и, в то же время, источник и олицетворение всех земных благ попробовать на частокол77
  На зуб. Прим. авт.


[Закрыть], сунув в собственную хлебогрызку. Или, на худой конец, ощутить зернышки на кончиках своих пальцев.

– Хорош лапать товар! – прикрикнул Свистун на подельников. – Отвали!

– Вот уже и пощупать нельзя! – заметно нервничали зэки.

– Чо щупать-то! Баба, что ли? – шухерился вор, наступая на отпетых уголовников грудью. – Хрять все вон, я сказал!

Под его напором заключенные послушно отступили от мешков с золотом на десяток шагов, сделав вид, что оно интересует их не более чем стрекочущая в траве саранча.

– Наигрались и – от винта! Не то башки поотрываю! – на всякий случай пригрозил Свистун.

Пусть все знают: в вопросе, касаемом рыжья, спуску он никому не даст.

– Что с фраерами-то будем делать? – спросил Курносый, когда, наконец, братва угомонилась. – Вам решать!

На поляне перед Отвесной скалой наступила зловещая тишина. Уголовники мрачно смотрели на людей, чья судьба теперь зависела от их воли. Впереди других, прямо напротив Курносого, возвышаясь, словно великан над лилипутами, стоял Красногубов. Справа и слева от него, плотно прижавшись плечами друг к другу, расположились Артемьев, Барсуков, человек с ружьем и отшельник. Позади них – остальные.

– Что скажете, полковник Сахар?

И Свистун осклабился, показывая щербатый ряд зубов, между которых, казалось, легко бы прошла не только одна спичка, но даже целый коробок.

Леонид Мартынович храбро вышел из-за спины одного из своих товарищей по несчастью.

– Стреляйте, чего медлите?!

И Сахар смерил братву взглядом, в котором не было и тени страха.

– Только учтите, что живыми из тайги вам все равно не выбраться!

– Это почему же? – нахмурился Курносый.

– Да, ладно тебе, хмырь, шухериться! – встрял в разговор Свистун. – Хозяин нас на понт берет, чтоб все по своим местам расставить! Усек? А ты не вкурил почем базар и на прилавки наезжаешь!

От такой неслыханной наглости Курносый даже в лице переменился. Оно пошло багровыми и белыми пятнами сразу и, в итоге, из смуглого сделалось похожим на шляпку мухомора. Вор длинно выругался.

– Да ты кому в натуре, падла, бачок с парашей на башку примериваешь?..

Братва молча наблюдала разборку двух авторитетов, один из которых был моложе и сильнее, а другой опытнее и хитрее. Свистун, видя, что Курносый отнюдь не шутит, точно по мановению волшебной палочки тут же извлек откуда-то острый, как скальпель, нож.

– Держи, Курносый! – крикнул кто-то из братков.

И прямо у ног вора тут же вонзилась в землю заточка.

– Не дрейфь, Свистун!

– Выпусти из него дерьмо!

Симпатии братанов разделились пополам. Те, кто держал сторону Курносого, считали, что с хозяином они – по разные стороны баррикад. Они, пока что еще, не упали до того последнего предела, чтобы за тухлый гревак возвращаться на нары. Наоборот, все их наколки рисовались вокруг и около того, чтобы, пристегнув к себе положенную им часть рыжья, хоть кровь из носу, но прорваться на волю и зажить, наконец, по-человечьи. Но поскольку вне зоны никто из них и никогда не запивал шоколадные трюфеля «Шампанским» и не слизывал крем-брюле с губ пляжных телок, точно с пирожных, они имели очень слабое представление о том, что такое правильная малина в натуре. Случай был подходящий, и никто из зэков не желал отказываться от того, чтобы, хоть раз в жизни, попробовать этой самой клубники с пеструшкиными щедротами напополам.

Внезапно сделав резкое движение в воздухе, Свистун полоснул ножом и рассек Курносому щеку аж до кости. Брызнув, кровь со скулы густым ручейком потекла прямо за отворот его куртки. Но вор, казалось, не обратил на это никакого внимания. Воспользовавшись моментом, когда Свистун, потеряв равновесие от вторичного замаха, очутился совсем близко, Курносый стремительно рванулся вперед и вонзил заточку, точняком, ему в бок. Удар был настолько силен, что его противник, обливаясь кровью, упал на траву. Окрыленный успехом, Курносый бросился, чтобы добить Свистуна. Всей тяжестью своего тела навалился на него сверху. Смертельное орудие убийства стремительно взлетело над раненым мазуриком. Еще немного и Свистуну бы пришел конец. Но в это самое время Курносый вдруг почувствовал, как кто-то, не давая опустить нож вниз, цепко держит его обеими руками за запястье. Вор яростно ощерился. Мгновенно повернув голову, он увидел Полякова.

– У у убью! – прорычал Курносый.

К счастью, на выручку Алексею пришел Красногубов. Он легко отшвырнул метров на пять от слабеющего с каждой минутой все больше Свистуна того, кто покушался на его жизнь. Все произошло так быстро, что братки никак не успели на это прореагировать. Какое-то время они стояли в полной растерянности, не зная, как им поступить. Наконец, придя в себя, угрожающе защелкали затворами. С десяток стволов еще теплых после недавней стрельбы одновременно нацелились на Полякова и Красногубова. Заодно с борзыми братки поспешно взяли на мушку и остальных фраеров. Стоя возле Отвесной скалы, те со страхом ожидали своей участи.

– Кто вмешивается в семейное дело, тот нарушает воровской закон! Я – вор и чту законы! – с ненавистью глядя на тех, кто помешал ему расправиться со Свистуном, прохрипел Курносый.

Он уже поднялся с земли и, не выпуская из рук заточки, в любой момент готов был кинуться на своих обидчиков.

– Верно Курносый говорит! – одобрили братки.

Ободренный единодушием своих товарищей вор без суеты утер кровь со скулы, испачкав рукав арестантской робы.

– Может, кому это и – не в жилу, но с вертухаями и фраерами нам – не по пути!

– Не по пути! – мрачно согласились урки со своим вожаком.

Вдруг один из братков приблизился к Курносому и что-то прошептал ему на ухо. В который раз за это утро переменившись в лице, вор посмотрел на Шептуна недоверчиво и злобно.

– Чего гонишь-то! – с хрипом вырвалось у него из груди. – Чо ты, тараканье твое фуфло, гонишь?

– Да не гоню я! Дьявол это! Он и есть! Вишь в наручниках.

Курносый часто заморгал ресницами, словно в лицо ему подул резкий ветер, мешавший, как следует, разглядеть Полякова.

– Ну, если это лажа, ты сам, подсолнух, знаешь, какими семечками я тебя нашпигую взамен тех, что птицы склевали! – пообещал вор таким тоном, что слышавшие его, казалось, могли отчетливо себе представить, как именно, в случае чего, это произойдет на самом деле.

Шептун с готовностью закивал головой. Большую часть своей сознательной жизни, отбывая срок в тюрьмах, он основательно подорвал здоровье и потерял голос. И теперь даже с близкого расстояния никто не слышал, о чем он говорит. Поэтому с Шептуном общались не иначе, как прислонив свое ухо к самым его губам.

– По мне что хошь, Курносый, делай, на то ты и – вор! Лишь бы было по справедливости! – сказал кто-то из братков.

– По справедливости, говоришь? – переспросил Курносый, но так, чтобы его все слышали. – Я в елочку догнался?!

– Еще бы! Крепачка внуздал! – раздались нестройные голоса братвы.

– Вольному – малина или кранты! Спасенному – особняк! Кто хочет дальше гнить на нарах, хрять на месте! Кому казенный харч печенку проел, кого роба крытная напрягла, чеши за мной! Распилим рыжье пополам, и ноги – в руки!

Большая часть братков тут же примкнула к Курносому.

– Эй, мокрушники, щипачи, сявки айда с нами! – слюнявили они понтовитую тему.

Но те, кто решили остаться со Свистуном лишь хмуро отмалчивались.

– Загубишь ты зря братву, Курносый!

С помощью братков, предусмотрительно запасшихся медикаментами в лагерном лазарете, Свистун перебинтовал глубокую рану в боку и уже достаточно пришел в себя. Но сознание собственной правоты и обида на то, что Курносый совершенно случайно взял над ним верх, не давали ему покоя.

– Точно, загубишь! Или же век мне воли не видать!

Та часть уголовников, что поддерживала Свистуна, одобрительно загудела. В ответ послышались оскорбительное улюлюканье и свист. Вновь угрожающе защелкали затворы автоматов.

– Постой, братва! Дозволь мне нагнать!

И Пожилой Семьянин выступил вперед так, что как раз оказался между двух огней. Калаши враждующих целились прямо в него.

– Для меня это тоже вроде как шанц! – начал он. – Я уже двадцать лет в этом особняке – на отсидке!.. Но там – наши братья! Они – в беде!.. Мы не можем перед ними так облажаться!

Семьянин не обладал талантом красноречия. Поэтому все его доводы, которые сводились лишь к нескольким банальным фразам, очень скоро исчерпали себя. Мазурик беспомощно посмотрел на заключенных, ища поддержки у тех, кто разделял его точку зрения, но также не обладал достаточной эрудицией. И тут его взгляд остановился на Полякове.

– Вот он пусть гонит!

– Да, пусть!.. Мы хотим засечь, что Дьявол втолкует! – дружно выразила свое мнение братва.

В воровской среде до сих пор хорошо помнили авторитета, одно имя которого наводило ужас на тех, кто попал за решетку. Неспроста ему дали погонялово самого главного черта из всех чертей, существующих в потустороннем мире. После разных слухов, якобы, окончине Дьявола на воле объявились сразу несколько бандитских группировок, которыми заправляли воры с тем же прозвищем. Но это были выскочки, жалкие пародии на настоящего властителя тьмы. Их ловили, разоблачали, сажали за решетку. Но тотчас объявлялись новые дьяволы и дьяволята, стремившиеся занять место прежних, а с ним и пустующий трон короля жуликов. Только старожилы зоны, доподлинно знавшие широко известного авторитета в лицо, без труда отличили бы его от бесчисленного множества самозванцев. На сей раз, именно так все и произошло. Шептун и Пожилой Семьянин, мотавшие пожизненный срок за убийства, с первого взгляда узнали в Полякове настоящего Дьявола. Это было столь неожиданно, что наводило на серьезные размышления. Ни Шептун, ни Пожилой Семьянин понятия не имели о том, что, так или иначе, но, как видно, связывало вора в законе с начальником тюрьмы, безвозвратно покинувшим этот мир генералом Дубасовым и прочими людьми, очутившимися в неурочный час возле Отвесной скалы…

Алексей, сделав шаг навстречу братве, поднял кверху руки, скованные наручниками. Видимо, это было не только требование всеобщего внимания к себе, поскольку кто-то из братков, поспешив взять из рук Сахара ключи, тотчас снял с Полякова наручники.

Надо сказать, что одно драматическое событие сменяло другое так быстро, что сами их одновременно зрители и участники с трудом ориентировались в происходящем, действуя не столько из лучших или корыстных побуждений, то есть, по принципу «своя рубашка – ближе к телу», а, исходя из того, какие условия на тот или иной момент диктовали им сами события. А еще, вероятно, так, как каждому из них на роду было написано. Ведь человеческое начало, в котором, как считают философы, поровну добра и зла, зачастую вместе с благом несет с собой беды, поскольку в своем проявлении подчас чрезмерно активно. А раз так, подобное импульсивное и до конца непродуманное утверждение жизни на земле – это признание того факта, что смерть, как неизбежное следствие этой самой спонтанности и непродуманности, также имеет все права на существование, как и то, что ей предшествует. Тем более, что без нее и жизнь перестала бы считаться таковой. И тогда вести речь было бы попросту не о чем.

– Тихо! Кончай базар!

– Не возбухай, хорьки! – покрикивали братки друг на друга, хотя это было совершенно излишним.

Те, кто находился у Отвесной скалы, и без того все свое внимание невольно сосредоточили на одном человеке. По их разумению, только он мог помочь им разобраться в сложивщейся ситуации без лишнего шухера и, в результате этого, неизбежного кровопролития. Но то, что они услышали, превзошло все их ожидания.

– Вы ошибаетесь, урки! Я – не вор в законе по прозвищу Дьявол! – отчетливо произнес Алексей. – И никогда им не был!

Братки, восприняв это, как шутку, растянули рты в ухмылке, одобрительно загудели. Глядя снизу вверх на главного вора над всеми остальными ворами, они готовы были простить ему многое, но только не то, что он сказал, если б решили, что это говорилось им всерьез.

– Я – полковник Федеральной Службы Безопасности Алексей Поляков!

– Кто, кто?! Горазд ты уши чирком88
  Чирк – нож на воровском жаргоне.


[Закрыть] укорачивать, Дьявол! – выкрикнул кто-то из братков. – Если ты, в натуре, вертухай, тогда я – главный ментовской смотрящий!

И тайгу огласил такой взрыв хохота, какого она от роду не слышала.

– А ну, лохари, кончай ржать! – вскипел Курносый. – Этот фраер складно горбатого лепит, а вы его луну за чистую монету приняли!

– Кто ж, он, по-твоему?! – спросил все тот же браток.

– Да, плевать мне на него! – не сдавался Курносый. – У нас – рыжье!

– И перед нами все дороги открыты!..

– А – вертушка?!

– Вот-вот! И вертушка – тоже наша!

– Тогда – по коням?!

И Курносый, отсчитав шесть мешков с золотым песком, приказал той части братвы, что безоговорочно поддерживала его, взять их и следовать за ним.

– А как же – воровская честность?!

И Поляков нацелил автомат, который незаметно передал ему Шептун, на вора.

– Из десяти мешков ты взял шесть вместо пяти!

Курносый удивленно вскинул брови.

– Гадом буду, жулик – ты, а не вертухай! Чего ж мозги пудрил?!

– Не это теперь – важно, а другое!

– Кому – что!

– Согласен! Поэтому зря не шухерись! Вертушка, на которой гражданские фраера хавчик на зону доставляют, не твоя! И ты на халяву никуда на ней не откинешься!

Курносый злорадно ощерился.

– Так, ты, все-таки, как пить дать, вертухай задрипанный, хотя и вором рисовался!

И Курносый сделал знак браткам, которые, набросившись на Полякова, тут же его обезоружили.

– Не советую дергаться! – предупредил он Свистуна и тех уголовников, кто осуждал жадность и вероломство Курносого. – Калаши твоей кодле, я думаю, тоже ни к чему!

И, обезопасив братков, которые про себя решили, что с Курносым, едва на глаза ему попалось золото, их стежки-дорожки легли врозь, и они вернутся в лагерь вместе с хозяином, он довольно осклабился.

– Напрасно ты – так, Курносый!

И Алексей с вызовом посмотрел на вора.

– Втихаря да в наглую все равно на волю не оборвешься! Хомяк не позволит!

– Хомяк мне не указ!

Дело не только в нем! Если тебя повяжут, то сам собой возникнет вопрос: откуда у тебя и твоих придурков – столько опилок с лесоповала?

– Ну и что?!

– А то, куриный твой помет, а не мозги! Ты подставишь хозяина, и тогда он не сможет прикрыть братву, что повязала всех вертухаев в лагере! Как только кожаные затылки пронюхают, что – к чему, всем бедолагам между глаз по ореху достанется! Да, после этого тебя в первой же яме блатные пришьют!

По-видимому, тот, кого все воры прежде знали, как Дьявола, посеял в Курносом немалые сомнения насчет того, чтобы кинуть Хомяка и ходившую под ним братву.

– Сдается, умно ты все продумал, Дьявол! И лагерь на дыбы поднял, чтоб генерала с дороги убрать, и меня за горло норовишь ухватить!

В холодном бешенстве, щелкнув затвором Калаша, он нацелился в грудь Полякову. В молниеносном прыжке Свистун опередил Курносого на долю секунды. В руке молодого вора сверкнул отшлифованный до блеска кончик заточки. Удар пришелся точно в шею. Захлебываясь кровью, Курносый повалился на землю замертво.

Прежде во всем поддерживавшие авторитетного вора братки в этот раз даже пальцем не пошевелили, чтобы придти вожаку на помощь. Впрочем, она уже, вряд ли, потребовалась бы ему. Более того, не говоря ни слова, они бросили оружие на землю и подняли руки кверху, что означало полную капитуляцию и признание собственного поражения. Вопреки им, братки, поддерживавшие Свистуна, тотчас схватились за экспроприированные несколькими минутами ранее Калаши.

– Ну, это уже – лишнее! – сказал полковник Сахар, подав знак оставшимся без своего вожака мазурикам, чтобы они опустили руки.

Понурив головы, матерые уголовники приготовились к самому худшему.

– Если Хомяк узнает, нам все одно – крышка!

– Это точно! – охотно согласился Свистун.

При этом у него был такой вид, как будто только теперь он постиг, в чем именно заключается главный смысл жизни.

– Я не думаю, что Хомяку нужно знать больше того, чем это потребуется! – возразил Поляков. – Как вы считаете, полковник Сахар?!

– Постойте-ка, Алексей Евграфович!

Поляков почувствовал, как кто-то вдруг дотронулся до его руки. Этот кто-то был ректор Северков. Стоя у Отвесной скалы, он поначалу вместе с остальными напряженно ожидал развязки того, что происходило у него на глазах.

– Объясните, наконец, в чем здесь – проблема? Почему эти отребья общества называют вас Дьяволом?!

Спросив об этом у Полякова чересчур громко, так что это невольно достигло слуха всех и каждого, ректор поступил чрезвычайно опрометчиво. Десятки глаз пристально посмотрели на Алексея, ожидая, что он скажет в ответ. Но Поляков преступно молчал. Возможно, вопрос застал его врасплох и он не нашелся, что ответить, или не посчитал это нужным.

– Да, вор – он, вор самый настоящий! Бандит проклятый!

Теперь все взгляды устремились на человека с ружьем.

– А ты – что за фраер приблудный?! – не выдержал Пожилой Семьянин.

Зэков раздражало, что мерзкие сявки откровенно хамили, неуважительно высказываясь об авторитетном воре, равно, как и об остальных братках. Если бы не полковник Сахар, вряд ли бы, им это сошло с рук.

– Кучеряво причесывает! – со знанием дела подтвердил Свистун.

– Ага, подкованный! – согласились с ним каторжане.

Занятые разборкой они с запозданием поняли, что всерьез оплошали, слишком близко подпустив к себе фраеров, словно равных. И теперь, рискуя головой, человек с ружьем стоял в нескольких шагах от уголовников.

– Опомнитесь, что вы такое говорите! – вплотную подойдя к нему, едва слышно прошептал Сахар.

– А мне плевать! – вместо того, чтобы внять голосу разума, вскипел тот. – Там, в лесной сторожке – раненые. Если они умрут, виноват будет только один человек… Этот человек…

И не договорив оттого, что от волнения у него перехватило дыхание, человек с ружьем показал на Полякова.

– Если же он, на самом деле, Дьявол, то пусть катится ко всем чертям в свою преисподнюю!

– Постойте! Какая сторожка?! Какие раненые?! – не на шутку встревожился Сахар. – Ах, да!

В досаде он хлопнул себя по лбу ладонью.

– Короче, хорош нам мозги пудрить!

И Свистун взял наперевес Калаш. Братки, побросавшие автоматы на землю, снова вооружились, последовав примеру нового вожака.

– Так вор – ты или вертухай?

И Свистун в упор посмотрел на Полякова.

– Да, жук – он! Жучара! Мент перекрашенный! – выкрикнул кто-то из братков.

– Это – правда, полковник?!

Теперь Свистун перевел свой взгляд на Сахара.

– Ответь, хозяин! – настаивала братва.

Дело принимало нешуточный оборот, и начальник лагеря, ощущая себя так, словно под ногами у него земля загорелась, лихорадочно думал, как спасти себя, Полякова и остальных людей. Он уже открыл, было, рот, чтобы перевести разговор на другую, менее взрывоопасную, но куда более важную тему… Тему возвращения на зону… Но, воспользовавшись нерешительностью тюремщика, человек с ружьем опередил его…

– Тогда спросите у меня, откуда я его знаю?!

И, с силой ударив себя в грудь кулаком, он указал на Полякова. Сахар нервно переступил с ноги на ногу.

– Я – гражданин Америки?!

– Гражданин чево о о о?!

Братки с недоверием уставились на того, кто, как им представлялось, своим несусветным враньем, словно мыльной пеной, так нагло промывал им ушные раковины.

– Свистун! Может, его пришить, петушка этого, чтоб зря не кукарекал?!

– А – вдруг, что дельное брякнет?

Сомнение мелькнуло на лице Свистуна… Немного поразмыслив, он согласно кивнул головой.

– Ну, фраер, говори, чтоб тебя!.. Соврешь, убью!..

Утерев пот со лба рукавом дорожной куртки, человек с ружьем согласно кивнул.

– Это – долгая история! Двадцать лет назад…

И назвавший себя гражданином Америки метнул исподлобья полный злорадства и непримиримой вражды взгляд в Полякова.

– …он впервые представился мне Алексом По. Тогда я, чье настоящее имя – Уилки Фармер, был боссом процветающей корпорации «Голд Стар» в Лос-Анджелесе…

– Где, где?!.. – словно плохо расслышав, переспросил один из братков.

– У блохи – на хате! – в сердцах ответил ему другой. – Дурь да порнуху откуда к нам завозят?!. Вот то-то и – оно! Не знал, что ли?!

– Да, дайте умного человека, в натуре, послушать! – возмутился третий.

Свистун, и без того чувствовавший себя не лучшим образом, с угрожающим видом сделал шаг в направлении братков, беспричинно встревавших в важный фраерский треп. После чего они враз умолкли.

– Дела мои шли превосходно! – вновь приступил к рассказу Фармер. – По крайней мере, до тех пор, пока Алекс, войдя в доверие, не начал шантажировать меня. При этом он раскрыл свои карты и назвался сотрудником КГБ. Наполовину разорив корпорацию «Голд Стар» он навязал новые кабальные условия… Суть этих условий сводилась к тому, что, выполнив их, я уже никогда не смог бы наладить свой бизнес. Чтобы окончательно порвать с По, мне пришлось имитировать собственную смерть. Но и после этого Алекс не оставил моей семьи в покое. Он пригрозил расправой моей жене Джейн Смит. Ей пришлось возглавить корпорацию и вместо меня управлять ею по указке По. Не знаю, правильно поступил или нет, но канув в лету, я стал неуязвим для Алекса… И решил бороться с ним!.. Так я оказался здесь. На моих глазах едва не убили мою жену… В этом месте Уилки Фармер прервался. Его глаза слегла увлажнились. Но, вероятно, ненависть к По, которая клокотала в груди большого босса, через секунду-другую высушила их… Братва глухо зароптала, осуждая двуличного пахана.

– В расход его!

– Мочи вертухая!

– Гаси, мутного!

Образовав круг, в центре которого оказались Поляков, Сахар и золотой магнат, братва постепенно сужала его. Ропот усиливался. Предчувствуя, что, вот-вот, случится непоправимое: опасная неразбериха, кровавое месиво или еще, черт знает что, такое, Свистун поднял автомат дулом кверху и выстрелил.

– Заткните пасти, ублюдки! И слушайте, что я вам скажу!

Казалось, только решимость вора спасла Полякова от неминуемой расправы. Свистун справедливо полагал, что, если бы он дал браткам волю, то, вряд ли бы, они ограничились только одной жертвой. Их глаза были совершенно пусты и бессмысленны. Безумные лица дышали смертью. Свистун прекрасно понимал, что развенчать образ Дьявола, долгое время внушавшего уголовникам уважение и страх, означало поколебать веру в незыблемый воровской авторитет. Если бы это произошло, то сожалеть о случившемся было б слишком поздно. Ничто не помешало бы уркам, позарившимся на золото, вместо того, чтобы вернуться в лагерь, рвануть вместе с ним на волю. Свистун не смог бы запретить браткам этого потому, что тогда они убили бы и его. Это был бы конец всему. Словно угадав мысли вора, Поляков неожиданно пришел ему на помощь. Он поднял руки кверху в знак того, что не имеет к братве никаких претензий.

– Можете делать со мной, что хотите! Но, прежде, я отвечу всем вам и вот этому господину, который, видимо, до сих пор так и не понял, где он находится! Отвечу, что здесь ему – не Америка! И в этом он очень скоро убедиться!

И Поляков сделал едва приметное движение головой в сторону Уилки Фармера… Зэки угрюмо и с недоверием буравили колючими взглядами презренного идола. В них без труда читался жестокий приговор лживому вертухаю, который, наконец, заплатит им по давно просроченным счетам за свой гнусный обман. И, все же, братва молчаливо согласилась на то, чтобы дать последнее слово тому, кто все равно уже был не жилец.

– Послушай меня, толстосум из Лос-Анджелеса! Послушайте и вы, выродки! Я родился и вырос в интеллигентной семье. Моя мать была банковской служащей, а отец дипломатом в зарубежном посольстве. Никогда и никому я в своей жизни не солгал ни слова.

– Короче, вертухай! Нас твоя запазуха не колышет! – заволновались братки. – Лажу не гони!

Но, несмотря на кипиш, Поляков невозмутимо продолжил.

– Да, я был вором, я грабил и убивал! Но в зону я был внедрен по приказу КГБ!

– Вконец спятил!

– Лоханулся, дельфин!

– Полный дерьма отпад!

– Кожаные затылки совсем оборзели! Нары им вместо кроватей подавай!

Поляков замолчал, ожидая пока братва угомонится. Ведь то, что воры услышали от Алексея, не вписывалось ни в какие рамки дозволенного и потому шокировало их не меньше, чем все, что происходило на пороге Зеленой долины до сих пор. По сути, откровение Полякова было очередным актом из той же комедии и драмы, действующими лицами которой в числе других являлись уголовники, по собственной прихоти оказавшиеся возле Отвесной скалы. Поэтому попытка опустить занавес до конца развязки, привела бы к такому же результату, как, если бы Свистун его отморозки отважились на то, чтобы повернуть время вспять.

– Кто-то вывозил золото из страны!.. – вновь овладев вниманием воров, продолжил Поляков. – Много золота!.. Но кто именно, не было ведомо никому. Делом занялись чекисты. Несмотря на это, что-либо выяснить о контрабандистах никак не удавалось. Тогда возникла идея. В чем она, заключалась, вы уже знаете. Но, якшаясь с братвой, я никак не мог напасть на нужный мне след. Вскоре он затерялся окончательно. По приказу КГБ я отправился в Лос-Анджелес, где прежде вербовал в свои ряды одного весьма состоятельного человека, полагая, что он может быть как-то связан с контрабандистами. Я сделал все, чтобы почти что разорить его, хотя это было не так просто. Слабого всегда легче подчинить себе, чем обломать человека, который крепко стоит на ногах.

– Сволочь! – не выдержал Уилки Фармер.

– Я делал это не для себя лично!

Братва, внимательно слушая Полякова, угрюмо молчала. Лица уголовников не выражали ничего, кроме тупого любопытства. Возможно, они жаждали крови человека, который, выполняя свой долг, жил не по воровским понятиям, хотя все считали его вором. Но для этого пока не настал срок.

– Сучий сын, да ты ведь и впрямь меня по миру пустил! – как будто бы лишь теперь до конца осознал это бывший магнат.

– А ты закрой свою пасть, ханыга!

– Тут тебе не судьи с заседателями образовались!

– Щас башки фраерам поотрываем!

– Кончай кипиш! – вновь осадил Свистун заключенных. – Пришить мы его всегда успеем!.. Пусть гундит! А мы на сходняке, между тем, все обмозгуем, как нам дальше быть? Мы здесь – черная масть!.. Мы – всему бог и судья!

– И золото – наше?! – на всякий случай, по новой закинул удочку один из братков, чтобы очередной раз проверить на вшивость Свистуна и остальных мазуриков.

– У Хомяка спроси! – осторожно заметил другой. – Они с хозяином заодно!..

Вмешательство вора несколько остудило горячие головы. Но надолго ли – этого никто не знал… Свистун подал знак Полякову, чтобы тот продолжал дальше. Тем не менее, мало смысля в том, что говорил Алексей, братки смотрели на него недоверчиво и настороженно

– Одно я знаю точно, воровское рыжье ….

И Поляков указал на мешки с золотом, которые точно сосновые пни торчали из травы в нескольких шагах от братвы.

– …которое в наглую маячило из-за бугра, хапнули из Зеленой долины!

– Чушь собачья! – невольно вырвалось у Сахара. – Что за вранье!

Никто не ожидал подобной реакции от тюремщика. В наступившей тишине все, словно сговорившись, обратили свои взоры на него. Осознав, что совершил ошибку, Леонид Мартынович с досадой прикусил губу. Глаза его беспокойно забегали из стороны в сторону так, как будто бы начальника лагеря изобличили в чем-нибудь непристойном, а он упорно это отрицал.

– Так это был ты, Леня?! – нахмурившись, спросил Поляков.

Но Сахар уже вполне овладел собой.

– Я а а?!!

– И он в том числе!

Образовав довольно плотное кольцо вокруг Полякова, никто не заметил, как на поляне возле Отвесной скалы неожиданно появилась Джейн Смит. Неслышно приблизившись к месту выяснения отношений между ворами и таежниками, и в общей суматохе, некоторое время, оставаясь незамеченной, она терпеливо ожидала своего часа. И он настал.

– Не может быть! – в ужасном волнении воскликнул Уилки Фармер.

– Еще как может! – с дерзкой улыбкой на ужасно бледном лице возразила она.

– Глянь, баба!

– Чува!

– Сука!

Заключенные расступились, разомкнув круг и давая дорогу женщине. Позабыв обо всем на свете, они таращились на нее, словно на явление Христа народу. Но более всех был изумлен Уилки Фармер. Джейн, которая еще совсем недавно была при смерти, стояла перед ним, как ни в чем, ни бывало. Живая и невредимая!..