Текст книги "Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 2"

– Я передам твои замечания режиссеру!

– Да, нет, не стоит! – слабо возразил Джек. – Это я – так! По дружбе тебе говорю…

– Но почему же! Всякая критика, если она справедлива, заслуживает внимания!

И, оставив, весьма довольного собой, но несколько пунцового от смущения Джека в гордом одиночестве, Поляков присоединился к Дубасову, который в окружении подчиненных приканчивал очередную жестянку с холодными консервами.

– У тебя есть выпивка? – на всякий случай спросил генерал у подсевшего к нему Полякова, хотя доподлинно знал, что тот был абсолютно равнодушен к спиртному. – Башка что-то трещит после вчерашнего!

Алексей отрицательно замотал головой.

– Ну и правильно! – одобрил Дубасов. – Это я – так!.. Треп – не в тему! Просто проверить тебя хочу!.. Не зарылся ли носом в землю?!

Едва он это изрек, как к ним неожиданно подошел Юрский.

– Товарищ генерал, разрешите обратиться?

Дубасов недовольно поморщился.

– Ну, чего тебе еще?

Как ему показалось, вид у этого штатского был крайне дерзкий и даже вызывающий.

– Я думаю, что если отводить на отдых разумное количество времени, то менее, чем через сутки мы воочию увидим спины преступников!..

– Ишь ты, умник выискался! – криво усмехнулся генерал. – И куда это ты так торопишься? Невтерпеж на пулю нарваться?

Но столь категоричный ответ, казалось, нисколько не смутил Юрского. Наоборот, в глазах его зажегся воинственный огонек, а брови свелись в одну прямую линию.

– Да, я – не за себя, за товарищей своих беспокоюсь! – горячо воскликнул Николай. – Выручать их надо, господин генерал!

Человек крайне вспыльчивый и властный Дубасов тотчас кивнул нескольким здоровякам, сопровождавшим его в походе. Те, как по мановению волшебной палочки, мгновенно очутились возле генерала, не желавшего более ничего слушать, и встали между ним и нахальным типом, досаждавшим ему почем зря, точно назойливая муха. Несмотря на то, что Юрский был довольно высокого роста, верзилы, неприступной стеной отгородившие от него генерала, все ж таки, превосходили молодого ученого и в росте, и в физической силе.

– Тебе бы лучше убраться отсюда! – пригрозил один из молодчиков.

– Вот наглец! Ну и наглец! – возмущался генерал. – Пришил бы его с удовольствием. Да люди меня не поймут! Скажут, если проводника ни за что, ни про что прихлопнул, то и нам хорошего ждать нечего! Глядишь, со страху и разбегутся в разные стороны. Ерунда получится! Так, что, уж, лучше бы и, в самом деле, всех к чертовой матери порешить, пока беды не приключилось. Где нет порядка, там и удачи нет!.. Но ничего… Всему свое время!.. Поживем-увидим, как это оно срастется?!

«А что, если, ненароком, и мою скромную персону Дубасов однажды посчитает помехой на своем пути? И не особенно сожалея об этом, решит эту помеху устранить? – со злой иронией подумал про себя Алексей. – Чем я-то лучше других?» Поляков вспомнил редкие встречи на службе с генералом. Будто бы в шутку, от которой спустя некоторое время у Алексея нехорошо сосало под ложечкой, он всякий раз с неудовольствием выговаривал ему. Дескать, о делах ведомства, подчиненного Дубасову, и о нем самом Поляков знает слишком много такого, чего ему не следовало бы знать вовсе. Так, что и компромат на генерала составить, для него раз плюнуть и два чихнуть!.. «Интересно, что Дубасов замыслил?» – в который спрашивал себя Алексей. Теряясь в догадках, он решил, что генералу особенно доверять не следовало. Что бы он ни предпринял, Алексею стоило быть готовым ко всему!

– Ну, так о чем тебе сообщил режиссер? – со жгучим любопытством, которое было написано у него на лице, спросил Джек, когда, наконец, Поляков снова присоединился к нему.

– Да, ни о чем особенном!.. – весьма сдержанно ответил тот.

– Как это – ни о чем?! – обиделся Джек.

– То есть, не совсем «ни о чем»! – вовремя поправился Алексей. – Я ненавязчиво подбросил ему идею… Мол, то, на что была потрачена пленка в прошлый раз в целом, как будто, производит впечатление! Но кое-какие детали…

– А – он? – даже не дослушав Полякова, в нетерпении перебил Джек.

С замиранием сердца юноша ждал… Он горел желанием знать от Алекса, как же прореагировал на его критику этот важный с виду и, по-видимому, очень влиятельный в экспрессивной среде человек?

– Он, сказал, что внимательно глянет ту сцену на пленке и…

– И?!.. – невольно вырвалось у Джека.

– …и, тогда… Ну, ты сам понимаешь! В конце концов, у него есть своя голова на плечах. Возможно, он сделает необходимые выводы!.. А, возможно, и нет!

– Конечно же, сделает! – с воодушевлением подхватил Джек. – Это ж и невооруженным глазом видно, что те ужастики были ненатуральными!..

Но, сонно зевнув, Поляков уже не обращал внимания на своего юного друга. Растянувшись на покрытой густой растительностью земле, чтобы, наконец, передохнуть, он прикрыл веки и предался своим невеселым мыслям.

26

Пробудившись, когда солнце уже давно взошло над тайгой, Миша Самохвалов сел на траву. Потягиваясь, часто хлопая ресницами, и, жмурясь от яркого света, он потер глаза, пока, наконец, мир, полный опасностей и тревог не предстал перед ним в своих ясных и резких очертаниях. Первое, что увидел Миша, были сосны и ели, густая, пахнувшая знойным августом растительность. Лесные птицы горланили во все горло. Это внушало оптимизм, надежду и веру в грядущий день. Но природа была лишь чистым и безмятежным фоном, на котором еще отчетливее отображалась неприглядная картина жестоких реалий. Едва Миша увидел поросшее щетиной лицо Лушакова, как его радужное настроение тут же улетучилось, и ему на смену снова пришло не покидавшее его в последнее время ощущение мрачной безысходности.

– Вот те на! – горестно восклицал Семен. – Неужели, я вчера всю водяру выхлестал?! Да, быть такого не может!

Тщательно обследуя все вокруг того места, где Лушакову и его спутникам пришлось заночевать, он, как видно, спросонья еще недостаточно пришел в себя. Прекратив безрезультатные поиски спиртного, он вдруг многозначительно покрутил пальцем у виска, как будто его неожиданно осенила догадка.

– Твоя работа? – угрюмо спросил он, недоверчиво глядя на Мишу.

– Чего? – не понял Самохвалов, однажды уже попадавший в сходную ситуацию.

Наученный горьким опытом, на этот раз он не собирался признаваться в том, чего в действительности не делал.

– Где – водка?! – снова с угрозой повторил свой вопрос Лушаков.

– А я почем знаю! – рассвирепел Миша.

Но, видя, что, угрожающе сжав кулаки, Семен сделал шаг в его направлении, Самохвалов уже более миролюбивым тоном заметил:

– Я – не пьян! И красть мне незачем!

Но подобное оправдание, по-видимому, показалось Лушакову не особенно убедительным, и он сделал следующий шаг в направлении Миши.

– По-твоему, консервы тоже я у самого себя стыбзил? – спросил Самохвалов с такой обидой, что Семен на секунду усомнился в собственной правоте и решении, во что бы то ни стало, добиться признания в подлом воровстве у того, кто ее не совершал.

Лушаков внимательно огляделся кругом и только тут обнаружил, что рюкзаки со съестными припасами, и впрямь, также исчезли. В одном из них в отдельном кармашке хранилась карта местности и компас. Вся злость Лушакова на Мишу пропала точно так же, как и возникла. Он как-то весь сразу обмяк, и устало опустился на траву. Потом вдруг опять вскочил на ноги.

– А – косилово?! Где – косилово, я спрашиваю?!

Лушаков имел в виду автомат, который на ночь всегда клал себе под бок, чтоб, в случае опасности, мгновенно им воспользоваться.

– То-то и оно! – победно провозгласил Миша.

Но, не обратив на это никакого внимания, Лушаков решительно направился к спавшему неподалеку от потухшего очага Кострову. Чтобы разбудить его, с силой тряхнул за плечо.

– Данил, а Данил!

Костров, лежавший на правом боку, неохотно перевернулся на спину.

– Этот хмырь, которого мы вчера повязали, нас обчистил и смылся, зараза!

Но в горячности, выпалив первое, что ему пришло в голову, Семен тут же осекся. Он увидел, что все лицо Данила, его руки и одежда были сплошь обагрены свежей кровью. В свою очередь, Костров, как видно, с трудом разлепив сонные веки, как ни в чем, ни бывало, спросил:

– Чо шумишь-то?! Не видишь, сплю еще?..

– Где хмырь, Данил? Нас обокрали!..

Лушаков, то, неистовствуя, то, злобно бурча себе под нос что-то невнятное, с тревогой ходил вокруг остывшего за ночь обугленных поленьев, словно пещерный человек, лишившийся честно завоеванной им в смертельном бою добычи. В голове у него настолько все перепуталось, что он едва понимал, что же произошло, на самом деле? Во-первых, хмырь исчез, а вид Данила говорил об обратном. То есть, о том, что, как Семен и заподозрил с самого начала, после того, как впервые за утро мельком глянул на Кострова, возможно, этот хмырь и исчез, но только не сам по себе, а у него в желудке…

– Данил, а Данил? Ты – что, всего хмыря сожрал?

– Да, нет только небольшую часть!

– Значит, нас обокрала другая часть хмыря?

– Не может быть!

Видя, что двое урок несут околесицу, в разговор вмешался Самохвалов.

– Вот посмотрите-ка!

И Миша показал на еловую ветвь, на которой болтался клок шерсти.

– Медвежья! – заключил он, когда бурый клок оказался в его руке.

Но Костров с сомнением покачал головой.

– Медведю – ни к чему консервы и спиртное! И трупами он не питается. Косолапый, это – тебе, не шакал какой-нибудь!

– А я и не говорил, что питается! – не сдавался Самохвалов. – Так, забавы ради взял мишка да напроказил, пока мы тут спали ….

– А – что, вполне может статься! – испытывая видимое облегчение оттого, что все, наконец-то, вставало на свои места, без особенного на то желания согласился Лушаков.

Семен ненавидел неопределенность. Он считал, что всему происходящему на свете есть свое объяснение. И потому ему очень важно было сознавать, что тот, кто украл консервы и водку, спер автомат и то, что оставалось от хмыря, не злобный мятущийся дух или призрак из потустороннего мира, а имеет пускай и не человеческий, но вполне реальный облик.

– Значит, косолапый? – подозрительно переспросил Данил.

– Если бы жулик был человеком, то перво-наперво уволок бы рыжье! – теперь уже вполне уверенный в своей правоте заявил Семен, кивнув на покоившийся под сенью ближайших елей рюкзак с золотым песком и самородками.

– Да, неважно, кто это был! – со знанием дела заметил Миша. – Важно – другое!.. Как без компаса и карты мы из тайги выберемся?!..

27

Проспав часов десять кряду, человек, выдававший себя за ученого по фамилии Елкин, и для тех, кто находился в срубе, до поры до времени остававшийся им, наконец, пробудился. Открыв глаза, он обнаружил, что геологи, словно сговорившись, все, как один, внимательно смотрели на него. На их лицах словно застыл немой вопрос.

– Как вам удалось, Иван Андреевич? – с тревогой спросила Настя.

Но тот, к кому она обратилась по имени и отчеству, в ответ лишь недоуменно пожал плечами. Мол, ради того, чтобы выжить, не только против Ковалева пойдешь, но и на кое-что похлестче отважишься!

– У вас не осталось чего-нибудь перекусить?

– Ах, да, конечно! – почти хором воскликнули геологи.

Они усадили за стол своего товарища, потратившего немало сил на бесцельные скитания по тайге, пока, волей случая, он не оказался у порога лесного жилища, и предложили остатки обеда. Поев, Елкин вновь устало опустился на пол и для удобства непроизвольно прислонился спиной к стенке.

– Что же теперь, Иван Андреевич?

Настя с надеждой посмотрела на пожилого ученого, как будто бы только он один знал, как геологам выпутаться из того отчаянного положения, в котором они оказались по вине Ковалева. Если бы не его преступные наклонности и чрезвычайная жадность, для геологов все сложилось бы гораздо благополучнее. Выполнив свой изыскательский долг, они вернулись бы домой целыми и невредимыми.

– Вот, говорят, хотели, как лучше, а получилось нечто с ручкой! – как показалось геологам, неудачно сострил Артемьев.

– Лично я не нахожу тут ничего смешного! – почему-то рассердился Барсуков.

– А мне наше положение кажется чрезвычайно забавным!

Но, глядя на Артемьева, никто в точности не знал, правду он говорил, опасно шутил или же не желал даже себе признаться в собственной абсолютной беспомощности, а, также, бессилии своих товарищей перед лицом ужасной беды, в которую они попали с легкой руки судьбы-злодейки. Вероятно, он, как и остальные геологи, находился в полном отчаянии, которое искусно прятал под маской кажущегося безразличия. Наверное, поведение Игоря Игоревича лишь на первый взгляд казалось легкомысленным. Никто не знал, сколько мужества понадобилось этому человеку, чтобы, таким образом, проявить свое откровенное презрение к реальной опасности. Даже тогда, когда она нависла над ним и его товарищами, он вел себя так, как будто ничего особенного не произошло.

– Давайте серьезно обсудим наше положение! – предложил Барсуков, поудобнее усевшись на единственно имевшийся в сторожке табурет.

– Еще бы! – дружно согласились остальные геологи.

Все решили, что Андрей Иванович, как человек, много лет стоявший на страже правопорядка, найдет наиболее верный выход из тупика.

– Сейчас каждый из нас – вне закона! Это – факт. И никуда от него не денешься. Даже, если мы хором станем утверждать, что Ковалев – преступник, нам не поверят! А поверят, скорее, ему, когда он заявит, что это мы приложили максимум усилий для того, чтобы сорвать разведку месторождения. Нарочно запутывали следы, которые вели в Зеленую долину, чтобы она, по-прежнему, оставалась белым пятном на карте…

– Но какая нам от этого – польза?! – не удержавшись, возмутилась Настя.

На минуту в срубе воцарило всеобщее молчание. Никто не знал, что ответить на столь очевидный вопрос, который возник бы в том случае, если бы Ковалев повел себя именно так, как предполагал Барсуков.

– Я думаю, что по этому поводу лучше господина Артемьева никто и не скажет! – язвительно заметил Елкин, который, не скрывая этого, по-прежнему недолюбливал Игоря Игоревича. – Ведь только благодаря ему мы очутились здесь!

– Лично я никого сюда не звал! – едва не вспылил ученый.

– Тогда, что же, по-вашему, мы тут делаем?! – искренне возмутился Елкин. – Красотами здешней природы любуемся?!

Но Барсуков, точно был на пружинах, вдруг вскочил с табурета на ноги. Как видно, нервы его сдавали.

– Опять вы – за старое? Сколько можно! Я думаю, вы не о том сейчас говорите!..

– Нет, постойте! – прервал Артемьев. – Пусть этот человек скажет, в чем именно он меня обвиняет? Послушать его, так это я самолично связал своих товарищей и бросил на произвол судьбы в Зеленой долине! А потом по доброй воле решил разделить их участь!

– Нет, не вы, конечно! Но к этому привели ваши ученые амбиции!

– Я – не честолюбив!.. А, открыв месторождение, долго скрывал свое открытие от кого бы то ни было!

– Вот чем обернулась ваша самонадеянность!.. Между прочим, она может стоить жизни каждому из нас!.. Я думаю, счастливчику, которому, возможно, удастся выбраться отсюда целым и невредимым, просто крупно повезет!..

Елкин вслух высказал то, о чем думали все. При этом лица геологов заметно помрачнели.

– Я думаю, у Игоря Игоревича была своя причина, чтобы в свое время заняться поисками Зеленой долины, и никто не вправе его за это осуждать! – вступилась Настя за Артемьева.

– Ну, раз так, тогда я назову вам эту причину! – снова вскипел Елкин.

– Неужели? – с неизменной улыбкой на лице усомнился Артемьев.

– Да, да! И не смотрите на меня свысока! Вы ничем не лучше тех богатеньких Буратино и их шестерок, для которых Зеленая долина – это средство иметь все и всех, не прилагая к этому особенных усилий!..

– Прекратите же вы, наконец! – едва сдерживая сильное раздражение, снова вскричал Барсуков.

– Нет, нет! Пусть продолжает. Разрешим наш конфликт теперь же!

То, каким тоном сказал это Артемьев, не оставляло выбора Андрею Ивановичу, и, согласно кивнув, он против воли вновь опустился на табурет. По его лицу, которое сделалось багровым от прилива крови, все заметили, чего стоил бывшему оперу этот компромисс с самим собой.

– Так, вы назвали меня шестеркой?

Задав свой вопрос, Артемьев сделался, как белый гриб.

– Хуже! Во сто крат хуже! Вы хотели использовать Зеленую долину для своих научных исследований и дурацких экспериментов над природой! Вы забыли о том, что золото может принести огромную пользу людям!

– И это говорит мне ученый!

Казалось, что Артемьев ушам своим своим не верил.

– Я не ослышался?!

Он обвел всех присутствующих крайне изумленным взглядом.

– Во-первых, я не верю, что это золото пойдет на пользу людям!.. Оно до последнего зернышка осядет в кошельках тех, кто на него никакого права не имеет. Оно породит волну новых преступлений в стране и международных конфликтов. Во-вторых, это золото пока что, нельзя брать из Зеленой долины…

Артемьев не закончил последней фразы, поскольку заметил, с каким недоверием смотрят на него геологи.

– Для этого оно еще не совсем созрело!

Новая фраза показалась людям, внимательно слушавшим ученого, еще более странной, чем прежняя.

– Вы коснулись моих научных исследований!

И Артемьев в упор посмотрел на Елкина.

– И были абсолютно правы! Так вот, эти исследования показали, что конусообразная горловина потухшего кратера доверху набита золотым песком. Он скапливался там веками, а, возможно, и тысячелетиями. И подобное происходило потому, что песок оказался в воде, которая до сих пор держит его, прижав к горловине. Благодаря этому образовалось и само озеро. Если начать добычу золота, то придется встать на пути у Быстрой речки и прекратить доступ воды в бывший кратер. Но тогда вода, оставшаяся в нем, постепенно уйдет под землю вместе с песком, так, как давление ее верхних слоев на него ослабнет.

По-видимому, то, что сообщил Артемьев, произвело на геологов впечатление, достаточное для того, чтобы с минуту или две они с трудом осмысливали все сказанное им. Подождав, когда люди будут готовы выслушать его дальше, Артемьев продолжил.

– Видимо, природа либо посмеялась над нами, поскольку наша жадность не знает границ, либо поступила очень мудро, разместив у поверхности земли то, что нельзя взять!..

Почувствовав, что выразился чересчур категорично, Артемьев добавил:

– Я пришел к выводу, что также как, и в государстве, где существует золотой эквивалент денежной массы, в природе есть свой эквивалент, который как бы уравновешивает стоимость жизней миллионов людей. Не будет этого, и жизнь человека потеряет всякую ценность!

Артемьев снова обвел неторопливым взглядом лица своих слушателей. Они выражали крайнее удивление, разочарованность и, в тоже время, изрядную долю мрачного скепсиса по поводу того, о чем говорил ученый. Он понимал, что трудности, связанные с нахождением в дикой таежной местности, и та опасность, которая подстерегала людей на каждом шагу, волновали их куда больше, чем все остальное. И все же, они не должны были считать его, ученого Артемьева, причиной всех своих бед, как это утверждал Елкин.

– Я полагаю, что будет намного разумней не торопить события и подождать с эксплуатацией месторождения! Сейчас это мало что даст обществу! А, скажем, через сотню, другую, а может тысячу лет, когда песка прибудет еще больше, в самый раз!.. Вполне вероятно, что к тому времени геологические условия этой местности изменяться в пользу человека. Под тяжестью воды и металла горный рельеф деформируется, и основание горной купели, где она скапливается просядет на метр, два, а может, десяток метров, навсегда перекрыв доступ в горловину потухшего вулкана. Это и будет сигналом к тому, чтобы воспользоваться природной копилкой.

– Да, плевать нам на ваше золото!

И в досаде Барсуков махнул рукой в направлении тайги.

– Я и моя дочь, мы просто хотим вернуться к нормальной жизни!

– Что же вам мешает это сделать?

Внимательным взглядом Артемьев обвел геологов, словно призывал их в свидетели того, что собирался сказать один из их товарищей.

– Не «что», а кто?! – уточнил Иван Андреевич.

– Нас крупно подставили те же самые люди, которые и вашу жизнь спланировали, по крайней мере, на ближайшие десятилетия в соответствии с собственными представлениями о ней!

И рука Барсукова вновь очертила траекторию в воздухе, едва не угодив в чашку со съеденным супом, которую хозяин сруба еще не успел убрать за своим гостем с обеденного стола.

– Неправда! Никто не может помешать мне, заниматься наукой…

Прервавшись, Артемьев вдруг закашлялся.

– Значит вы – не такой, как все?!.. Вы – особенный человек?! – спросила Настя, но лишь для того, чтобы перевести тему разговора в другое русло.

Но ученый на этот раз промолчал, наверно, посчитав неуместным отвечать на вопрос.

– Тогда помогите нам обрести свое утраченное счастье!

– А я, по-вашему, для чего здесь нахожусь?!

– Вот брехун! – недовольно проворчал Елкин, но так что никто его не мог услышать.