Текст книги "Три заповеди Люцифера"

Глава 8

10 часов 55 мин. 2 ноября 20** года.

г. Москва, Сиреневый бульвар

Курить хотелось больше, чем есть. Скудные запасы пищи и курева кончились ещё вчера, поэтому Крутояров голодал. И если проблема с куревом решались простым обращением к любому человеку, у которого в руках дымилась сигарета, то с утолением голода было сложнее. Сначала Костя при любой возможности пил воду. Это помогало заглушить чувство голода, но ненадолго. На вторые сутки голодания ему повезло: во дворе, где Крутояров присел на лавочке отдохнуть, какой-то автолюбитель мучился с «Жигулями», которые упорно не желали заводиться и выезжать из «ракушки».

– Давай помогу! – предложил Константин беспомощному владельцу «Жигулей».

– А ты разбираешься? – с надеждой спросил близорукий «ботаник».

– Да вроде того, – солидно протянул Крутояров. – Подвинься, я посмотрю.

Через двадцать минут «Жигули» ожили, но Костю это не очень обрадовало.

– Зажигание надо регулировать! – прислушавшись к звуку работающего двигателя, заявил он хозяину бордовой «девятки».

– Надо, – согласился очкарик. – Но я в «Автосервис» машину гнать не хочу, может, здесь отрегулируем? Я заплачу!

– Можно и здесь, – согласился Крутояров. – Давай сумку с инструментом.

Через полчаса «девятка», негромко урча отрегулированным двигателем, укатила вместе со своим владельцем в неизвестном направлении, а в кармане Крутоярова весело захрустела тысяча рублей. Это помогло ему продержаться ещё трое суток, но потом, когда деньги кончились, стало совсем грустно. Халтура больше не подворачивалась, а воровать Костя не умел. Можно было пойти на вокзал и там подработать носильщиком, но появляться в центре Москвы Крутояров опасался.

Настал день, точнее вечер, когда спать Костя лёг на голодный желудок, в какой-то серой от времени и грязи «хрущёвке», на лестничной площадке пятого этажа, куда натаскал в качестве перины коврики со всего подъезда. Утром его обнаружили выходящие из тёплых квартир на работу жильцы, и с руганью выгнали незваного гостя на улицу.

Было холодно, голодно и очень тоскливо. Чтобы как-то согреться, Костя побрёл куда глаза глядят, в надежде, что судьба в очередной раз будет к нему благосклонна. По пути ему попалась парочка бомжей, которая азартно рылась в мусорном ящике.

– Проходи, не стой! – сквозь зубы посоветовал ему один, прижимая к груди половинку батона.

– Это наша земля! Вали отсель! – зло добавил его сотоварищ и недобро сощурил подбитый глаз. От неожиданности Костя вздрогнул и поспешил покинуть негостеприимный двор.

– Неужели и мне суждено так низко опуститься? – больно кольнула Костино самолюбие запоздалая мысль. Задумавшись, Костя чуть было не угодил под колёса такси, которое лихо развернулось возле подъезда панельной пятиэтажки. Из такси вышла хорошо одетая молодая женщина, в руках у которой был целый ворох разнокалиберных сумок и пакетов. Высадив пассажира, таксист резко рванул с места и женщина отшатнувшись от машины, судорожно попыталась удержать покупки в руках, но пара пакетов всё равно упала на промёрзшую землю.

– Чего смотришь? – с укоризной произнесла модница, глядя на смутившегося Костю. – Помог бы лучше!

Крутояров поспешно схватил два упавших пакета и рысцой поспешил к подъезду, чтобы открыть перед женщиной дверь.

– Надо же! – усмехнулась дамочка. – Воспитанный попался, а с виду не скажешь.

Они поднялись на четвёртый этаж, и незнакомка остановилась около квартиры с металлической дверью, на которой каким-то чудом держался старенький эмалированный номерок с числом 18.

– Подержи, – с придыханием произнесла молодая женщина и бесцеремонно перегрузила все пакеты на Крутоярова. Костя не возражал. Он готов был и не на такие жертвы, лишь бы немного заработать. Тем временем незнакомка отыскала в сумочке ключи, и, открыв дверь, пропустила нагруженного покупками Крутоярова вперёд. – Заходи, только ноги вытри, я полы помыла, – бросила она вслед, как только он переступил порог квартиры.

В квартире Костя сложил пакеты на пол в прихожей и огляделся. Квартира напоминала будуар. Что такое будуар, Крутояров точно не мог объяснить, но занавесочки, рюшечки и накидочки нежного персикового цвета навевали именно такое сравнение.

– Да, мужиком в этих хоромах и не пахнет, – сделал вывод Крутояров, и в ожидании вознаграждения с надеждой поглядывал на хозяйку. Когда женщина сняла модное пальто и шляпку, то оказалось, что она очень молода, почти девчонка.

– Хозяйка, может, Вам ножи поточить или кран починить, так Вы скажите! Я на все руки мастер.

Девушка подошла к Косте вплотную и оглядела с головы до ног.

– Значит, так, – не терпящим возражения тоном произнесла молодая хозяйка и упёрлась руками в бока. – Ножи у меня новые, точить не надо. Кран не течёт, электричество исправно, так что пробки менять нужды нет, унитаз сливает, замок не заедает, так что я в твоих услугах нисколько не нуждаюсь!

С этими словами она сунула несколько купюр Косте в карман.

– Всё, разговор окончен!

Этим утром болезнь вновь напомнила о себе, и Клавдия явно была не в духе. Подсознательно она ещё злилась на весь мужской род, забывая при этом, что одной из причин свалившегося на неё несчастья была она сама.

В этот момент над головой Крутоярова словно кто-то включил электродрель. От неожиданности Костя отшатнулся и лишь потом понял, что это сработал электрозвонок.

– Да растудыт твою кочерыжку! – причудливо выругалась девушка и открыла входную дверь.

– На домофон сдавать будете? – спросила благообразная старушка.

– Нет! – гаркнула в сердцах Шепетько и захлопнула перед носом посетительницы дверь. Потом немного успокоившись, скосила глаза на покорно ждавшего развязки событий Крутоярова.

– Звонок дверной поменять сможешь?

– Отчего же не поменять! – повеселел Костя. – Давай, хозяйка, инструмент!

– Нет у меня инструмента, – шмыгнула носом Клавдия. – Да и звонка тоже нет. Всё никак руки не дойдут.

Звонок в магазине «Домовой» они выбирали долго и придирчиво. Если Клавдия основное внимание уделяла музыкальности агрегата, то Крутоярова явно интересовали технические характеристики.

– Этот не берите – Китай, – пояснял он девушке. – Через месяц сгорит! Этот на батарейках – не выгодно, питание быстро садится. Этот слишком дорогой. Вот этот надёжный и не дорогой.

– Это не звонок, а колокол, – капризничала девушка. – Если кто-то ночью в дверь позвонит, я весь дом перебужу!

– Тогда давайте посмотрим вот этот. Здесь написано «трель соловья».

– Сам такого соловья слушай! – после пробного включения звонка возмущалась Клавдия. – Это та же «дрель», что у меня в квартире стоит, только другой тональности.

Наконец они нашли звонок, устраивавший их обоих, после чего перешли в отдел, где торговали инструментами. Здесь было всё, начиная от обычных гаечных ключей и кончая специализированным набором инструментов на все случаи жизни. Именно такой набор и привлёк внимание Крутоярова.

– То, что надо! – цокнул языком от удовольствия бывший токарь. – Германия! Это тебе не китайская дешёвка!

– Сколько? – поинтересовалась девушка.

– Дорого! – вздохнул Константин, нежно поглаживая пластмассовый «дипломат». – Но оно того стоит!

– Тогда берём! – решила девушка и раскрыла кошелёк.

Звонок Костя установил быстро. Клавдия с удовольствием наблюдала за его ловкими руками, и сделанной работой осталась довольна.

– Тебя, Самоделкин, как звать-то? – с напускным равнодушием поинтересовалась она.

– Начальство величало исключительно по фамилии – Крутояровым, а дружки Костей звали.

– Иди мой руки, Костя Крутояров! – после недолгого раздумья произнесла Клавдия. – Я тебя настоящим борщом накормлю. Ты такого борща отродясь не едал!

Борщ был действительно вкусный. Да что там вкусный – восхитительный! Костя даже не успел заметить, как выхлебал всю тарелку.

– Кто хорошо ест, тот хорошо работает, – оправдываясь, произнёс Костя.

– Я вижу, – покачала головой Клавдия и налила работнику вторую тарелку. – Может, тебе стопочку налить, так сказать, для аппетита? – пошутила девушка, но бутылку «Абсолюта» из холодильника достала.

– Не-а! – закрутил головой Костя. – Не пью я.

– Так уж и не пьёшь! – не поверила Шепетько.

– Как видишь! – парировал Костя и двумя пальцами выудил из тарелки мозговую кость.

– И давно?

– Как с женой по разным углам разбежались, так и не пью.

– Так ты женатый, – разочарованно протянула девушка.

– Был женатый, да теперь, получается, холостой.

– И дети есть?

– Сын. В первый класс в этом году пошёл.

– Надо же, – по-бабьи жалостливо вздохнула Клавдия и подпёрла кулаком голову. – А чё разбежались? Гулял, поди?

– Да не ходок я, – в свою очередь вздохнул Костя. – Водка во всём виновата!

– Ага, водка! – согласилась девушка. – Тебе же её в глотку силой заливали! А ты, наверное, при этом сопротивлялся. Или я ошибаюсь?

– Спасибо за борщ, – поблагодарил гость и отложил ложку. – Пойду я, хозяйка. Дела у меня.

– Ты посмотри, гордый! Да какие у тебя, Костя Крутояров, в Москве дела могут быть? Ты не обижайся, но я своим бабским глазом подмечаю, что идти тебе некуда, потому как ты приезжий. Вон как одёжка-то на тебе поистрепалась!

– Приезжий, – согласился гость.

– Я тоже приезжая, – немного успокоившись, пояснила Клавдия. – Из Украины я, а ты откель?

– Из Питера.

– Надо же! – удивилась девушка. – Питер – это тебе не забытый богом хутор в Херсонских степях! И чего тебя из Петербурга в Москву потянуло?

– Сам не знаю! Мы, как с женой разбежались, я через месяц из Питера укатил. А почему в Москву? Да мне в тот момент всё по барабану было – что Москва, что Караганда!

Шепетько помолчала, покрутила в руках ложку, зачем-то поправила на столе солонку и наконец призналась себе, что ей до боли не хочется оставаться в квартире одной.

– Что же мне с тобой делать, Костя Крутояров? – нараспев произнесла она, с интересом поглядывая на мужчину. – Он хоть и старше меня лет на пятнадцать, а всё равно мужчина интересный, – решила она. – Если, конечно, его хорошенько помыть и побрить, то очень даже может быть…

– Да чем же Вы мне, девушка, поможете? – удивился гость.

– Мня Клавдией зовут, – запоздало представилась Шепетько.

– Так вот, Клава, Вы ещё сами на новом месте не обжились толком, а уже помогать пытаетесь. Я человек взрослый, самостоятельный, не пропаду! За борщ отдельное спасибо…

– Стоять! – перебила прощальную речь Клавдия. – Я, кажется, кое-что придумала. Слушайся меня, Костя Крутояров, и всё у нас получится!

Начальником ЖКУ была сорокапятилетняя женщина. Если верить табличке на её кабинете, то звали начальника Алевтиной Николаевной Приваловой. В далёкой юности Алевтина Николаевна служила на зоне надзирателем, или, как было записано в штатном расписании ИТК – контролёром. Правда, после не очень красивой истории, связанной с одним молодым заключённым, в которого сержант Привалова имела неосторожность влюбиться, из органов её уволили. Однако заложенные в юности заветы Железного Феликса в памяти бывшей сотрудницы ИТК не померкли, и в новой гражданской жизни были для неё чем-то вроде путеводной звезды. Из прежней жизни Алевтина Николаевна вынесла привычку подозревать всех и во всём, а также нерастраченное чувство любви одинокой женщины. Поэтому в каждом новом работнике ЖКУ, если он был мужчиной, она видела потенциального любовника и шпиона одновременно.

– Фамилия! – металлическим голосом произнесла Привалова, попеременно глядя в паспорт Крутоярова и на него самого, чинно сидящего на краешке венского стула. На Косте был надет новый китайский пуховик, которые Клавдия купила ему за свои деньги, а из-за расстёгнутого ворота выглядывала новая голубая рубашка. Перед этим Крутояров побрился новенькими лезвиями, и по настоянию Шепетько принял душ. Его удивил тот факт, что Клавдия не просто запретила ему пользоваться её полотенцем и мочалкой, а даже забрала их из ванной комнаты. Такое недоверие немного обидело Константина, но когда он выключил душ, то обнаружил на крючке новое пушистое полотенце и пару свежего белья, которое Клавдия успела купить за то время, пока он выбирал пуховик. Костя попытался расплатиться с ней её же деньгами, но девушка деньги брать отказалась наотрез.

– А завтра ты что будешь без денег делать? – задала она вполне резонный вопрос. – Сосать лапу, как медведь? Потом рассчитаешься, когда разбогатеешь.

И вот теперь чисто выбритый и даже помолодевший Константин сидел напротив начальника ЖКУ и как на допросе отвечал на задаваемые вопросы.

– Крутояров, – ответил он на первый вопрос.

– Имя!

– Константин.

– Год рождения!

…Алевтина Николаевна задала ещё десяток вопросов, пытаясь вывести засланного в её ЖКУ иностранного разведчика на чистую воду, но «шпион» по фамилии Крутояров «колоться» не торопился и свою «легенду» излагал детально и вполне достоверно. Со стороны могло показаться, что Константин Крутояров устраивается не на должность дворника районного ЖКУ, а проходит проверку перед заброской на секретный объект. Алевтину Николаевну немного смущала молодая и хорошо одетая дама, которая представилась дальней родственницей Крутоярова, и, сидя рядом с ним, усердно за него хлопотала.

– А где ваша трудовая книжка? – наседала Привалова.

– У меня её нет, – честно ответил «шпион».

После этих слов Алевтина Николаевна даже растерялась. Она твёрдо знала, что вражеских агентов забрасывают на территорию сопредельного государства с полным набором документов. По крайней мере, так в далёкой юности ей говорил молоденький лейтенант госбезопасности, который красиво, но недолго ухаживал за ней.

– Вот его трудовая книжка, – встряла в диалог родственница «шпиона» и положила на край стола обыкновенный конверт. Алевтина Николаевна внутренне напряглась, но конверт (из чистого любопытства) открыла. В конверте было три сотни зелёных американских долларов. Алевтина Николаевна презрительно хмыкнула и брезгливо швырнула конверт обратно на стол.

– Извините! – сказала родственница. – Я, видимо, ошиблась, – и заменила возвращённый конверт на другой, более пухлый.

Алевтина Николаевна, опять-таки из чистого любопытства, открыла конверт и убедилась, что на этот раз её оценили по достоинству.

– В объявлении было написано, что дворнику положена служебная квартира, – опять встряла в разговор родственница.

– Квартира! – хмыкнула Алевтина Николаевна. – А комнату в коммуналке не хотите?

Константин с Клавдией переглянулись, но промолчали, ожидая дальнейших разъяснений.

– Вы не пугайтесь, соседи тихие – пожилая семейная пара, – успокоила их Привалова. – Вот помрут и вся квартира ваша будет. Обещаю!

– Обещаете, что помрут? – елейным голосом уточнила девушка. После этих слов лицо у Алевтины Николаевны налилось кровью. Назревал нешуточный скандал.

– Я согласен на комнату! – подал голос Крутояров и тем самым погасил назревавший конфликт. – Давайте ключи.

Комната, в которой предстояло жить Константину, располагалась в доме № 25, то есть там же, где жила Клавдия, только в другом подъезде. Клавдия лично познакомилась с соседями Константина и провела ревизию жилого помещения. Комната была угловая, зато квадратной формы, и имела два окна. Из мебели в комнате имелись старый обшарпанный шифоньер, круглый обеденный стол и продавленный диван, обивка которого за давностью времени приобрела коричнево-бурую окраску. С потолка сиротливо свисала электролампочка, заливавшая помещение тусклым жёлтым светом.

– Скромненько и со вкусом, – пошутил новоиспечённый дворник. – Вообще-то я неприхотлив, и мне больше ничего не надо.

– Я так и поняла, – хмыкнула Клавдия. – Собирайся!

– Куда ещё?

– В магазин. Обои купим, клей. Или ты собираешься жить в таком гадюшнике?

– Зря Вы, Клавдия, обо мне заботитесь, – растроганно сказал Крутояров. – Вы же обо мне почти ничего не знаете.

– А кто сказал, что я только о тебе забочусь? Я, может, себе местечко готовлю. Вот помрут твои соседи, прости меня господи, и я со своей съёмной квартиры к тебе в соседнюю комнату переберусь. Пустишь?

– Да я и сейчас готов потесниться, – окончательно смутился Константин.

– Сейчас не надо, – уточнила девушка. – Сейчас не до того. Сначала тебя обустроить надо.

Обои они купили бледно-лимонного цвета.

– Цвет тёплый и глаза раздражать не будет, – пояснила Клавдия. Потом она долго и придирчиво выбирала плафон и остановила выбор на жёлтом стилизованном под старину абажуре. Кроме обоев и абажура, Шепетько настояла на покупке двух комплектов постельного белья, дюжины носков, пары полотенец, сковородки и трёх разнокалиберных кастрюль, столового набора, состоящего из дюжины ложек и вилок, а также набора столовых ножей.

– Будешь сам готовить, – пояснила Клавдия. – Так дешевле и полезней, чем по столовым шастать и гастрит зарабатывать. Готовить-то умеешь?

– Кое-что умею, – мотнул головой, растерявшийся от такого везенья Константин. Ещё утром он был бездомным и безработным, а теперь у него имелся собственный угол, новая одежда, немного денег, у него появилась работа, и, самое главное – он обрёл ангела-хранителя в образе молодой курносой девчушки, которая неизвестно почему взяла на себя заботу о нём.

– С соседями твоими я договорилась, они тебе полку в своём холодильнике выделят, – продолжала давать указания Шепетько, загружая в сумку комплект одноразовых станков, пену для бриться, пару бутылочек шампуня для волос, набор мыла со странным названием «Дуру», и используемую в качестве мочалки специальную варежку.

– Не надо, – слабо сопротивлялся Крутояров.

– Надо! – парировала Клавдия, в которой проснулся материнский инстинкт, и она ощутила в себе острую потребность о ком-то заботиться. – В комнате у себя и на кухне не кури, иначе соседи ругаться будут. Захочешь покурить – выходи в подъезд, да и окурки после себя на лестничной площадке не разбрасывай!

– Как можно! – нарочито серьёзным тоном возмущался Крутояров. – Я ведь теперь сам дворник!

– Ну, кажется, всё! – вздохнула Клавдия. – Да, чуть не забыла! Это тебе мой персональный подарок, чтобы ты на работу не просыпал.

С этими словами она вручила ему коробку с электронными часами.

– Там шесть мелодий. – разъясняла девушка. – На будильнике выставишь время и понравившуюся тебе мелодию. Если что-то непонятно – читай инструкцию.

– Разберусь, – внезапно осевшим от волнения голосом произнёс Константин.

Последние три года участие к его личности проявлял только участковый милиционер, да и то тогда, когда Костя по пьяной лавочке попадал в опорный пункт милиции.

Клеить обои они закончили поздно ночью. После чего Клавдия, несмотря на усталость, настояла на том, чтобы Крутояров повесил абажур. Когда абажур был водружён на крюк, и из-под потолка заструился тёплый золотистый свет, Клавдия оглянулась и с удовлетворением отметила: «Ну вот, теперь здесь можно жить»!

Правда, неухоженными остались два окна, которые пустыми глазницами, несмотря на все старания хозяев, делали комнату похожей на приют холостяка, но уставшая Клавдия решила отложить покупку штор на следующий день. Костя вызвался проводить её до квартиры, а она не возражала.

Опалённые равнодушием большого города, прощаясь, они стояли возле металлической двери с эмалированным номерком, без слов понимая, как в этой жизни порой необходимо простое человеческое участие, особенно в таком городе, как Москва, которая, как известно, свои слёзы прячет, а чужим никогда не верит.

Глава 9

10 часов 20 мин. 7 ноября 20** года.

г. Москва, Пушкинская площадь

В этот день Москва, по укоренившейся в годы Советской власти традиции, разукрасила себя кумачом. Далеко не весь город был объят коммунистическим энтузиазмом, но ближе к полудню всё чаше становились заметны всплески кроваво-красных знамён, пока ещё разрозненные и немногочисленные группы демонстрантов, которые дружно устремились к центру города. В этот день митингующие шли, как сёмга на нерест – так же настойчиво и целеустремлённо, пробиваясь сквозь немногочисленные пикеты политических противников и вливаясь в узкие протоки улиц, чтобы в конечном счёте, выплеснувшись на простор городских площадей, слиться в едином порыве с политическими единоверцами. После чего, широко и свободно развернув транспаранты и души, вдоволь накричаться в микрофон, костеря «… антинародную верховную власть и продажное правительство»!

Власть при этом, в лице многочисленных сотрудников милиции, заботливо охраняла оппозиционеров от возможных посягательств политических противников.

– Жандармы! Политические холуи! – кричали разгорячённые, политически ангажированные старушки в лицо молоденьким милиционерам. – От кого вы охраняете продажную власть? От народа?

Милиционеры терпеливо сносили все обвинения в свой адрес, и скрепя сердце пытались вести себя цивилизованно, то есть не бить распоясавшихся москвичей резиновыми палками по головам и не угощать их подруг «Черёмухой».[38]38
  «Черёмуха» – слезоточивый газ, состоящий на вооружении сотрудников правоохранительных органов.


[Закрыть]

В этот день сначала всё было, как всегда: бравурные марши, обилие кумачовых знамён с профилем вождя, красные гвоздики в петлице, и дежурные улыбки на лицах партийных боссов. Неприятности начались ближе к Пушкинской площади.

Неожиданно в стройные коммунистические ряды демонстрантов внедрились неизвестно откуда появившиеся кликушествующие старушки, половина из которых потрясала иконками, а вторая половина несла похожие на иконки портреты Сталина и Ленина. Время от времени старушки, словно по сигналу незримого дирижёра, поднимали иконки и портреты над головой и хором предавали анафеме Президента и его окружение.

Партийным вождям это не понравилось, но они продолжали фальшиво улыбаться и разводить руками, как бы говоря: «Нас поддерживают разные социальные слои населения нашей многострадальной Родины»!

Но самый главный и самый неприятный сюрприз ожидал их на самой площади.

По всему периметру площади стояла цепочка высоких спортивного телосложения мужчин, одетых в однообразные куртки стального цвета и серые спортивные шапочки, на которых красным цветом было выткано слово «Держава». Лица и фигуры у обладателя серых шапочек не обещали ничего хорошего, поэтому демонстранты остановились, словно натолкнулись на невидимое препятствие.

– Кажется, пахнет откровенным мордобоем! – определили «борцы за счастье всего трудового народа» и пропустили вперёд старушек с иконками.

Однако, вопреки негативным прогнозам, серое ограждение неожиданно разомкнулось, и «державники» стали вежливо пропускать демонстрантов на площадь.

– Пожалуйста проходите вперёд! – говорили они. – Не толпитесь! Соблюдайте спокойствие и порядок. Организованней, товарищи! Организованней!

Демонстранты жидкими ручейками стали несмело вливаться на площадь, опасливо косясь на обладателей серых шапочек, и с надеждой – на бронзового Александра Сергеевича. Возле основания памятника была сооружена трибуна, на которой стояло несколько человек в таких же серых куртках, среди которых выделялся высокий плечистый мужчина с жёстким волевым лицом и ленинским открытым лбом.

В это время юркие молодые люди в таких же серых куртках, только с красными повязками на рукавах, на которых белела надпись «Распорядитель», быстро вычленили из толпы демонстрантов партийных руководителей, и, взяв их под локоток, вежливо сопроводили на трибуну. Но как только вожди коммунистической партии ступили на помост трибуны, толпу демонстрантов без суеты и криков умело рассекли на небольшие сектора невесть откуда появившиеся дополнительные отряды «дружинников». С этой минуты огромная масса митингующих перестала представлять грозную силу, и хотя оставалась формально подвластна вождям КПРФ, фактически без разрешения «дружинников» ничего сделать не могла.

– Это мы подали заявку в мэрию на митинг на это время и на этой самой площади! – попытался возразить один из секретарей КПРФ, обратившись к широкоплечему и крутолобому «державнику», безошибочно определив в нём главного.

– А мы вам не мешаем! – улыбнулся крутолобый. – Выступайте! – развёл он руками и даже отступил на один шаг от ограждения трибуны. – Выступайте!

Секретарь несмело подошёл к микрофону и стал читать по бумажке речь. Однако присутствие «державников» сильно его нервировало, поэтому он часто ошибался, и выступление получилось каким-то смазанным. После его речи послышались жидкие аплодисменты, которые тут же стихли. После этого к микрофону подтянулись ещё выступающие, но и их выступления прошли без «огонька» и прежнего революционного задора. Митинг вяло подходил к концу, когда попросил слова стоящий рядом с партийным руководством КПРФ крутолобый «державник».

– Слово предоставляется нашему гостю… – пролепетал в микрофон первый секретарь Московского обкома, – простите, как Ваше имя-отчество?

– Я Назар Калачёв, – громко сказал крутолобый, и, услышав это имя, все «державники», даже те, кто был в оцеплении, как по команде, чётко повернулись к трибуне лицом и застыли в ожидании.

– Я, Назар Калачёв, люблю свою Родину! – хорошо поставленным голосом уверенно произнёс крутолобый оратор и положил сильные руки на ограждение трибуны. – Возможно, эти слова мог бы сказать каждый из вас, и был бы прав. Однако я люблю Россию не так, как вы! Я люблю её благодарной сыновней любовью, без слёз и причитаний! Я не вздыхаю о прошлом моей страны и не предаюсь умилению, вспоминая прежние победы и достижения. Всё это было, но величие России не в её героическом прошлом. Величие России в ней самой! И какие бы политические ярлыки на неё ни вешали, величие нашей Родины непоколебимо! Оно было, есть и будет!

После этих слов все «державники» обрушили на выступающего шквал аплодисментов. К ним несмело стали присоединяться коммунисты и им сочувствующие.

– Кто это? – шёпотом спросил секретарь Московского обкома.

– Это основатель и лидер новой политической партии «Держава» Назар Калачёв, – так же шёпотом ответил Первый секретарь.

– Так ещё вчера такой партии не было! – удивлялся обкомовец.

– Вчера не было, а сегодня есть! – вздохнул Первый секретарь. – И, судя по организации митинга, за дело они взялись серьёзно! Чувствуется рука профессионала.

– Соотечественники! – тем временем продолжал новоявленный лидер. – Я не делю вас ни по национальности, ни по вероисповеданию. Для меня и моих товарищей по партии вы все россияне! И вы вправе не только этим гордиться, но и рассчитывать на приличную работу, достойную зарплату и обеспеченную старость. Это дано вам по праву рождения! Все эти блага вам неоднократно обещали политические авантюристы и проходимцы, цель которых была одна – не улучшение условий нашей с вами жизни, а под прикрытием популистских лозунгов, дорваться до государственной кормушки и по уши засунуть туда рыло! Вы спросите, в чём разница между ними и мной, Назаром Калачёвым? Я вам отвечу: они обещали, а я сделаю!

Я не дешёвый популист и не политический авантюрист. Я трезвомыслящий политик, который любит свою Родину и сделает её процветающей, а с вами или без вас – решать вам самим. Скажу только, что в России есть всё, чтобы стать процветающей державой и создать цивилизованные условия жизни для нас и для будущих поколений. Надо только перестать воровать и начать работать! – ещё больше повысил голос Калачёв. – Надо начать платить достойную зарплату, тем кто работает, а не спекулянтам и посредникам! Надо прекратить политические игры и перестать обманывать народ. Я больше не хочу слышать, что в такой богатой стране, как Россия, нет денег на зарплаты рабочим, пенсии старикам и бесплатные лекарства для неимущих. Россияне! В нашей стране не должно быть неимущих! Родина в состоянии воздать по заслугам каждому из нас. Ветераны не должны голодать и умирать в нищете! Студенты не должны по ночам грузить вагоны, они должны учиться! Солдат и офицер должен защищать Родину даже ценой жизни, твёрдо зная, что что бы с ним не случилось, Родина не бросит его семью, а детей не отдаст в сиротский дом! У нас не должно быть сирот! Женщины должны рожать детей по любви, а не за материнский капитал. Вы спросите меня, кто это может реализовать в нашей непростой стране? Спросите, и я отвечу! Я, Назар Калачёв, положу свою жизнь, но добьюсь того, чтобы мои обещания не были пустым звуком. Только дайте мне для этого шанс! Дайте мне шанс! – прокричал трибун, и площадь ответила одобрительным гулом.

– Вы мечтали о сильной руке? – ещё больше повысил голос главный «державник». – Вот она! – и он распростёр над толпой свою короткопалую ладонь. Ряды серых «державников» одобрительно взревели сотнями глоток.

– Вы грезили о решительном и честном лидере, который не боится потерять политический капитал? Я перед вами!

И снова площадь ответила одобрительным гулом.

– У меня нет капитала, ни золотовалютного, ни политического! – витийствовал Калачёв. – Я один из вас, но, в отличие от вас, я сознательно кладу свою жизнь на алтарь политической борьбы во имя России, во имя вас, россияне! Я готов ответить головой за каждое произнесённое мной слово. Вы верите мне?

– Да! – громогласным эхом прокатилось по толпе демонстрантов.

– Я вырву из истории России позорные страницы! В нашей стране больше не будет процветать коррупция, бандитизм и проституция! Если надо, я смою этот позор кровью!

– Кровью! – как по команде, взорвалась площадь.

– Я поведу вас за собой! Я поведу вас к победе! Всё для России, всё во имя россиян! Дайте мне шанс и я выбью эти слова на кремлёвских воротах золотом!

– Да-а! – колыхнулась и как загипнотизированная взревела площадь.

– Только один шанс! – уже истерически кричал в микрофон главный «державник» и простёр обе руки навстречу заведённой толпе.

– А-а! – тысячами глоток ответила площадь и потянула руки к новоявленному вождю. Казалось, ещё мгновенье – и обезумевшая толпа снесёт трибуну вместе с выступавшими, но стоявшие в оцеплении «державники» профессионально соединились между собой жёсткой сцепкой и восторженная толпа разбилась об их ряды, как разбивается морская волна о гранит волноломов.

– Калачёв! Держава! Победа! – стали скандировать митингующие вместе с «державниками» и от восторженного рёва тысячи глоток содрогнулся бронзовый классик.

Два гастролирующих «щипача»[39]39
  Щипач (уголовный жаргон) – вор-карманник, гастролирующий «щипач» – карманник, который не совершает кражи по месту жительства, а с этой целью совершает выезды в различные города. Так называемые «гастролёры» предпочитают крупные промышленные центры и мегаполисы, где легко затеряться среди многомиллионного населения.


[Закрыть], поминутно рассыпаясь в извинениях, осторожно выбрались из толпы и незаметно юркнули в переулок.

– Как говорил мой покойный учитель Папаша Шик, – с довольным видом пересчитывая добычу, произнёс один из них, – мы, господа-товарищи, находимся накануне большого шухера.

– Я не знаю, кто эти мальчики, – добавил второй интеллигентного вида карманник, пощипывая «профессорскую» бородку, – но чувствую, что кашу они заварили крутую.

– Если эти господа въедут в Кремль, – с одесским говорком откликнулся первый «щипач», – то я, Сёма, за наши с вами головы не дам и тухлого бычка!

– А знаете, Шерман, я наверное-таки с Вами соглашусь! – вздохнул «профессор». – Что-то подсказывает мне, что в случае удачи на выборах, эти господа будут ставить нас с вами к стенке без суда и следствия! И не только таких уважаемых людей, как мы, но и своих политических оппонентов. Всё это очень грустно и всё это мы уже проходили!