Текст книги "Три заповеди Люцифера"

Очнулся я от того, что холодные капли дождя стали обильно затекать за воротник. Я с трудом разжал пальцы и тело мёртвой женщины неловко упало на правый бок. Было тихо, и, как мне обещала покойная Мэри, нам никто не помешал. Я прислушался к своим ощущением и с радостью отметил, что нервы мои больше не были обнажены, изо рта исчез металлический привкус, а душа вновь наполнилась тихой радостью. Хотя о чём это я?

Сборщик душ своей души иметь не может!

Таково третье правило Люцифера.

* * *

Я уже упоминал, что изменение привычного образа жизни вкупе с изменением географических широт, на мою психику действуют не самым лучшим образом. Это я прочувствовал на себе в полной мере по прибытию в Лондон. Приступы стали преследовать меня каждую неделю, и протекали гораздо тяжелее, чем в России.

На следующее утро после того, как я принёс Долговязую Мэри в жертву Тёмному Господину, эта новость попала в утренние газеты. – Убийство! Жестокое убийство женщины! – кричал мальчишка-газетчик. – Очередная жертва Джека-Потрошителя!

Я купил у мальчишки газету и после того, как поднялся на палубу «Апостола», заперся у себя в каюте, стал торопливо читать заметку об убийстве. То, о чём я прочитал, повергло меня в шок: на первой странице была броская заметка о том, как убийца, которого с лёгкой руки лондонских журналистов окрестили Джеком-Потрошителем, зверски искромсал свою жертву ножом.

– Возможно, это был не просто нож, – предполагал автор заметки, – возможно это был скальпель хирурга или даже тесак мясника. Слишком уж профессионально был разделан труп несчастной женщины!

Целый день я ходил подавленный, и не знал, что предположить. К вечернему чаю я уже твёрдо верил в то, что тень, которая в тот памятный вечер промелькнула возле меня, не была плодом моего больного воображения. На следующий день я забыл об этом происшествии и не вспоминал о нём ровно неделю, то есть до очередного приступа. Промозглый лондонский воздух с каждым днём всё больше и больше отравлял моё сознание. Каждую неделю я, гонимый тайным желанием, уходил в ночь, и бродил по угрюмым ночным улицам в поисках очередной жертвы. После Долговязой Мэри, судьба в образе моего Тёмного Господина свела меня ещё с четырьмя женщинами: с простушкой Лили, у которой, несмотря на осень, на лице были рыжие веснушки, жеманной рыжеволосой Джин, которая утверждала, что мать прижила её от благородного господина и в её жилах течёт голубая кровь, Cмешливой Анной, прозванной так за то, что швы на её порезанную щёку были наложены небрежно, отчего левый уголок рта был приподнят и создавалось впечатление, что она постоянно улыбается, а также красоткой Джейн – самой молодой и самой привлекательной из пятёрки несчастных.

И каждый раз, когда я уводил проститутку в укромное место, я явственно видел, как мелькает тень моего преследователя. Однажды мне показалось, что я видел, как мелькнул подол его тёмного плаща. А на следующий день в утренних газетах опять мелькали заголовки о Джеке-Потрошителе, и местные писаки смаковали подробности каждого убийства.

После того, как я принёс в жертву Тёмному Повелителю Смешливую Анну, я понял, что некто неотступно следует за мной по пятам, и, обнаружив на пути очередной труп женщины, нещадно кромсает его ножом. Я назвал моего преследователя Падальщиком. Падальщик проник в квартиру красотки Джейн – единственной из пяти женщин, с которой я провёл ночь под крышей дома.

Газетчики, подобно борзым, рыскали по городу безуспешно пытаясь разузнать, кто же на самом деле скрывается под личиной Джека-Потрошителя. Я же был твёрдо убеждён в одном: он мог быть кем угодно, только не хирургом. Настоящий хирург не станет по ночам шастать по тёмным улочкам с зажатым в руке скальпелем. Даже если он извращенец, то ему нет нужды таким странным образом удовлетворять свою извращённую страсть. Он это может сделать в больнице на вполне законных основаниях, где врачи не отходят от операционного стола по 8-10 часов. Скорее всего, это был какой-то низший чин секретной службы, которому начальство поручило наблюдать за мной.

Однако это уже позади. Завтра «Апостол» берёт курс на Кронштадт. Где-то там, за промозглой дымкой, за серыми осенними туманами, скрывается милый моему сердцу российский берег. Россия! Что ждёт меня на её великих просторах? Неведомо! Знаю лишь одно: где бы я ни был и чем бы ни занимался, рано или поздно, но упокоюсь я в русской земле. Это ли не утешение для человека без души? Пусть слабое и с привкусом горечи, но всё равно – утешение! Значит, так тому и быть!

Глава 20

08 часов 45 мин. 29 ноября 20** года,

г. Москва, Лубянская площадь

Этот вызов к заместителю Директора ФСБ был «внеплановым»: с Бариновым Кантемир виделся всего пару дней назад, когда стало известно о смерти киллера, на совести которого были жизни трёх российских учёных. Информация эта пришла с большой задержкой, так как доблестные сотрудники уголовного розыска расценили смерть находившегося в розыске гражданина Крутоярова, и гражданина с паспортом на имя Бенедиктова Бориса Ильича, как типичную «бытовуху». Однако следователь ФСБ Алексеев был совершенно другого мнения, и, просматривая на дежурстве милицейские сводки за прошедшие сутки, обратил внимание на фамилию Крутоярова, которая чем-то зацепила его, но он никак не мог вспомнить, при каких обстоятельствах слышал о погибшем ранее. После нескольких телефонных звонков Алексеев был в курсе, что милицейские розыскники подали гражданина Крутоярова во всероссийский розыск, так как последний являлся прямым свидетелем убийства профессора Серебрякова. Эту уголовщину распутывало МВД, но по указанию генерал-лейтенанта ФСБ Баринова дело было взято оперативниками ФСБ под негласный контроль. Дальше события стали развиваться в режиме цепной реакции: после запроса по месту выдачи паспорта гражданина Бенедиктова, выяснилось, что его владелец скончался от сердечного приступа два года назад, а фотография покойного Бенедиктова не имеет ничего общего с личностью мужчины, убитого Крутояровым в драке. Алексеев лично дактилоскопировал труп лже-Бенедиктова и полученные данные ввёл в специальную компьютерную программу. Через сутки упорного поиска компьютер поднатужился и выдал, что убитый 11 ноября 20** г. в городе Москве киллер, есть не кто иной, как спецназовец по кличке Варан, который пропал без вести ещё во время Второй Чеченской, и официально был признан погибшим.

– Чем дальше, тем интересней, – глубокомысленно протянул Алексеев, и составил на имя Директора ФСБ подробный рапорт, который незамедлительно ушёл по команде.

Ровно через сутки рапорт с визой самого Директора лёг на стол генерал-лейтенанта Баринова. Владимир Афанасьевич, как опытный аналитик, быстро связал разрозненные факты воедино, после чего приказал найти и срочно доставить к нему в кабинет подполковника Каледина.

Они проговорили ровно час, и за этот час Баринов сжато и профессионально рассмотрел несколько вариантов развития дальнейших событий. Казалось, они предусмотрели всё. Оказалось, что не всё, и подтверждением этому был сегодняшний «внеплановый» вызов.

– Операция «Гнездо» входит в завершающую фазу, – бесцветным голосом произнёс заместитель, как только Кантемир вошёл в его кабинет. – Не буду утомлять Вас подробностями, скажу одно: согласно последним выводам наших аналитиков, руководители «Ближнего круга» начали проведение мероприятий, направленных на полный захват власти в государстве. Причём осуществить этот переворот они планируют вполне легальными методами. С этой целью была профинансирована и развёрнута операция по делегированию сообщников на все властные уровни, начиная от поселковой администрации и заканчивая проталкиванием своего кандидата на президентские выборы.

– Вы имеете в виду Назара Калачёва? – подсказал Каледин.

– Совершенно верно, – поморщился Баринов. Он не любил, когда его перебивали. – Калачёва. Мы проверили всех кандидатов в депутаты, которые баллотируются сейчас во властные структуры, и выяснили, что большинство из них, напрямую или косвенно, связаны с «Ближним кругом». Дальнейшее промедление смерти подобно. Считаю, в первую очередь необходимо обезвредить руководство этой преступной организации. Поэтому завтра утром Вы, подполковник, должны тихо и незаметно изолировать их руководителя – пресловутого Сталинского сокола, но будьте особенно осторожны с ним. Мостовой очень стар, от здоровья, сами понимаете, одна амбулаторная карта осталась, не дай бог помрёт при задержании, а ведь в его руках все нити заговора.

– Я Вас понял! – отчеканил Каледин.

– Не торопитесь, подполковник! Я не закончил. Попытайтесь разговорить его. Такие люди, как Мостовой, любят, чтобы последнее слово всегда оставалось за ними. Он не сможет просто так сойти с политической сцены, глядишь, и разоткровенничается под занавес. Вот теперь всё! Действуйте!

* * *

10 час. 15 мин. 1 декабря 20** года,

г. Москва, ул. Щепкина 42,

Министерство энергетики РФ

В приёмной министра вдоль стены на стульях рядком, пристроив портфели и папки с документами на колени, сидели посетители.

– У себя? – коротко бросил на ходу Каледин секретарю, и, не дождавшись ответа, открыл дверь кабинета. В спину, как запоздалый выстрел, раздался возмущённый вопль секретарши. За дверью, как он и ожидал, был небольшой тамбур – дань секретности былых советских времён, – за которым и находился рабочий кабинет министра энергетики.

Мостовой нехотя оторвал взгляд от лежащих перед ним документов и внимательно взглянул на необычного посетителя. На хищном хрящеватом носу блеснули очки в тонкой золочёной оправе, и Кантемир с удивлением отметил, что у напоминавшего живую мумию министра необычайно живой и острый взгляд.

– Василий Иванович! – раздался за спиной Каледина испуганный голос секретаря. – Я не пускала, но он сам прошёл… без разрешения! Я не успела ничего предпринять! Я даже не знаю, кто это!

– Успокойтесь, Татьяна Николаевна! – не отрывая взгляда от лица Каледина, произнёс министр. – Я, кажется, догадываюсь, кто это. Здесь нет вашей вины, товарищ, видимо, привык действовать бесцеремонно. Это у него наследственное, ещё со времён военного коммунизма, так сказать, профессиональная деформация личности. Только раньше он пришёл бы сюда с ватагой революционных матросов, а сейчас осмелел – один явился, даже без понятых. Передайте людям в приёмной, что приёма сегодня не будет. Заболел я, и, судя по всему, надолго.

Секретарь, ничего не понимая, испуганно попятилась и выскользнула из кабинета.

– Вы точно уверены, что знаете, кто я? – глядя в глаза министру, задал риторический вопрос Каледин.

– Я слишком долго живу на этом свете, молодой человек, чтобы ошибаться по мелочам. На Вас и на ваших коллег из «конторы» служба наложила неизгладимый отпечаток – этакая смесь нарочитой вежливости и аккуратности на фоне многозначительной сдержанности. Ваши движения неторопливы и осторожны, но в тоже время в вас чувствуется непоколебимая уверенность в собственных силах. Обычно так себя ведут люди, которые знают, что, какая бы карта ни легла на сукно, у них на руках всегда будет «очко».

– Интересная интерпретация! – саркастически усмехнулся «офицер для особо деликатных поручений».

– А Вас, подполковник, опознать проще простого: вон она, меточка, на виске, – и Мостовой ткнул в лицо посетителю прямым, как гвоздь, обтянутым пергаментной кожей пальцем.

– Теперь мой черёд, – перебил его Каледин. – Василий Иванович, я точно знаю, кто Вы есть на самом деле.

– Кхе-хе-хе! – трескуче рассмеялся министр, и Каледин машинально отметил, что смех всесильного Сталинского сокола больше похож на хронический кашель заядлого курильщика. – Да неужели? Не обольщайтесь, подполковник! Вы знаете ровно столько, сколько мы вам позволили. Вы и сейчас находитесь в плену своих иллюзий!

– Даже если мы чего-то и не знаем, то это всего лишь вопрос времени. Как раз сейчас Вацлав Лещинский – начальник службы безопасности вашей организации, – даёт следователю признательные показания.

– Ах, как страшно! Я же говорил, что Вы, подполковник, в плену своих иллюзий.

– В каком смысле?

– В том смысле, что никакой организации нет, и никогда не существовало. Нет ни устава, ни структуры, ни программы и даже списков членов так называемой организации тоже нет.

– Ваши соратники по борьбе совсем другого мнения. Я думаю, что с их помощью мне удастся доказать существование «Ближнего круга».

– Вот смотрю я на Вас, подполковник, и радуюсь! Есть ещё на Руси офицеры, готовые, когда надо, постоять за Царя, а когда надо, и за Отечество! Вы сейчас за что ратуете? За Отечество? Так и я за него. Я ему всю жизнь посвятил: не досыпал, не доедал, а лямку тянул исправно…

– Две лямки! Две! Одну на службе в качестве партийного и советского функционера, а вторую в качестве руководителя подпольной организации.

– Вот мы и подошли к главному. Так, значит, я, по вашему мнению, кто?

– Заговорщик!

– Молодец, подполковник! В самую точку! Заговорщик! Как говориться, недрогнувшей рукой прилюдно сорвал маску верноподданного и открыл истинный лик главного злодея! А позвольте Вас спросить, какова конечная цель заговора? Свержение существующего правительства или целого строя? Да или нет? Если да, то почему я тогда с этим тянул целых семьдесят лет? Не слишком ли долго для заговорщиков?

– И Вы утверждаете, что за семьдесят лет существования «Ближнего круга» остались белым и пушистым, и крови на Вас нет? Дескать, я здесь вовсе ни при чём!

– Не буду утверждать обратное. Это было бы архиглупо. Только это с какой стороны посмотреть: если с Вашей точки зрения, подполковник, то я заговорщик…

– А если с Вашей?

– Если с моей, то я всего лишь Отечеству слуга покорный! Всё, что я, и мои, как Вы сказали, товарищи по борьбе, делали, всё во имя и для пользы Отечества. Назовите это как хотите, только с точки зрения мало-мальски опытного юриста, Ваша версия о заговоре внутри правительственных структур не выдерживает никакой критики. В чём мой преступный умысел? Назовите или хотя бы приблизительно определите сумму ущерба. Не трудитесь! Нет никакого ущерба. Наоборот, есть положительное сальдо. Всё что мы делали, было направлено на исправление генерального курса партии. С правителями нам последнее столетие что-то не очень везло: то в репрессии ударятся, то в «застой», а то и того хуже – в перестройку! Вот и приходилось впрягаться и проводить корректировку государственной политики. Конечно, открыто делать мы это не могли: нельзя же сказать тирану, дескать, кончай, злодей, людей к стенке ставить, или самовлюблённому пустобрёху разъяснить всю пагубность его демократических нововведений. Приходилось действовать тайно, когда полунамёками, а когда для оздоровления ситуации и кровопускание делать. Кровушка, подполковник, она любую горячую голову быстро отрезвляет!

– И кем Вы себя после всего этого считаете?

– Я уже сказал – чиновник на службе у государства.

– А если точнее?

– Точнее? Хорошо, скажу, как есть, только Вы уж, подполковник, не обессудьте! Посмотрите на меня, подполковник, и скажите, кого Вы видите. Кто я по-вашему: старый, доживающий своей век интриган, заговорщик, у которого руки по локоть в крови, властолюбец, возомнивший себя мессией?

Какой бы Вы, подполковник вариант ни избрали, Вы в любом случае будете правы, потому, что я – Власть, а Власть всегда многолика! Власть всегда стояла и стоит над Законом, потому как кроит Закон под себя, по своим лекалам…

– Назар Калачёв объявил о своём решении баллотироваться на пост Президента. Это тоже с вашей подачи? – перебил его Каледин.

– Проект «Держава»! Ну, конечно же, с моей. Согласитесь, Назар Калачёв идеально подходил на лидера Обновлённой России. Вы не поверите, но в моей практике это самый безобидный и политически корректный проект, не то, что операция «Оверкиль».

– Нельзя ли поподробнее?

– Отчего же нельзя, теперь можно. В 1986 году всем стало ясно, что Горбачёв – не тот человек, который способен возродить былую славу России. Вся его энергия уходила в риторику, а страна тем временем неумолимо сползала в кризис. Развал империи – всегда очень болезненно. Надо было менять лидера. Вопрос был в том, как это оперативно сделать в сложившейся на тот момент политической ситуации? Не прибегать же к услугам снайпера!

– Почему? Например, в Америке выстрел снайпера – до сих пор весомый политический аргумент. Вспомните хотя бы Кеннеди.

– Уверяю Вас, в России это не выход! Ни к чему бы хорошему это не привело: из мёртвого президента сделали бы политическую икону, а его курс «на перестройку» объявили единственно верным, то есть мы добились бы обратного эффекта. Вот тогда-то и появилась на свет операция «Оверкиль». Горбачёв должен был уйти добровольно на волне международного скандала, вызванного взрывом на Чернобыльской АЭС. Увы – не получилось! Взрыв получился, а вот с волной народного возмущения мы просчитались. Мир просто оцепенел от страха и никакого международного скандала не получилось. Нет, он конечно, был, но эффект от него был совсем не тот, на который мы рассчитывали.

– Это чудовищно!

– Возможно, но когда спасаешь от развала целое государство приходится идти на определённые жертвы. А что касается «Державы», то можете не беспокоиться. После того, как Вам стало всё известно, я больше не вижу смысла финансировать этот проект. Без денег «Держава» распадётся до президентских выборов, а её лидера ожидает политическое забвение.

– Смерть троих выдающихся российских учёных тоже можно засчитать, как благодеяние во имя Отечества?

– Вы ещё забыли аварию на Уральском механическом заводе. Всё это звенья одной цепи, и Вы абсолютно правы: это было сделано нами во имя безмятежной жизни наших российских обывателей. Наши правители в очередной раз заигрались и стали воспринимать желаемое за реальность. Страна живёт фактически за счёт продажи нефти и газа, а они вздумали финансировать научные исследования по добыче новых дешёвых видов энергии. Допустим, что им это удалось, и они бы выбросили на мировой рынок двигатель, который работал бы не на солярке и не на бензине, а, скажем, на простой воде или научную разработку по добыче большого количества дешёвой энергии. Я сейчас имею в виду проект «ТУС» – термоуправляемый синтез. И кому тогда нужна была бы наша нефть и наш газ? Приток нефтедолларов прекратился бы, как по взмаху волшебной палочки. Дальше крах экономики, голодные бунты, анархия, и как следствие всего – развал государства. Прощай, немытая Россия!

Горькая ирония судьбы в том, что каждый из этих учёных покойников опередил своё время. Они добились выдающихся результатов. Говоря по-простому, каждый из них был в одном шаге от великого открытия. Слава богу, мы успели вовремя!

– Послушать Вас, так Вы действительно мессия. Вы так спокойно сознаётесь в чудовищных злодеяниях и при этом надеетесь избежать суда.

– О чём Вы, подполковник? Какой суд? Даже если сейчас в вашем кармане находиться включённый диктофон, Вы не сможете использовать эту запись в качестве доказательства. Помните, я в начале беседы спросил Вас за что Вы ратуете – за Царя или за Отечество? С Вашего молчаливого согласия я решил, что в данной ситуации Вы кинулись в драку во имя Отечества. Похвально! Хотя и чересчур прямолинейно. Надо было более детально осмыслить ситуацию, а Вы действовали и действуете по привычной схеме, как старый милицейский опер при раскрытии очередной квартирной кражи. Так вот, возвращаясь к нашей теме, могу сказать, что никакого суда не будет! Вы, милейший, образно говоря, забыли про Царя! Вам никто не позволит затеять даже закрытый судебный процесс: слишком многое из тайного станет явным. И потом, как ни старайся сохранить секретность, утечка информации неизбежна. Пускай не всё, но что-то станет известно широким массам, чего им знать никак нельзя. Это может спровоцировать массовые волнения, или, в лучшем случае, отставку правительства. В худшем я даже не исключаю «венгерского варианта» развития событий. Если народ узнает всю подноготную большой политики, он нам этого не простит. Нас с вами, подполковник, начнут вешать прямо на столбах, как в 1957, в Будапеште.

– Ну, вас-то понятно, за что, а я при чём?

– Святая наивность! Ваша «контора» навевает не самые радужные воспоминания, а взбунтовавшейся черни будет всё равно, кого вешать: раз представитель власти – значит, виновен! Что же касается моей персоны, то никаких иллюзий в отношении себя я не строю! Посадить меня Вы, конечно, не сможете, но от должности наверняка отстраните, а для меня это смерть, в прямом смысле слова. Я сам удивляюсь своему долголетию и смею предположить, что человек живёт, пока у него есть в жизни цель, а когда он, сидя у телевизора, начинает считать дни до очередного «пенсионного транша», он медленно начинает умирать. В отличие от своих собратьев-пенсионеров, я умру быстро: слишком велика была Цель, которой я служил, я просто не перенесу кардинальных изменений.

– И Вам не страшно?

– Умирать? Нет, мне умирать не страшно, а вам, оставшимся, не страшно будет жить? Мы столько лет страховали вас, а теперь вы остаётесь без няньки.

– Обойдёмся без нянек. Мне кажется, Вы слишком превышаете роль «Ближнего круга» в жизни страны. Существует комплексная система безопасности, чтобы не допустить в стране «эффекта домино», даже если по какой-то причине перестанут функционировать несколько важных элементов управления государством, к которым, смею заметить, «Ближний круг» не относится.

– Время нас рассудит!

– Рассудит. Вот только ваше время кончилось!

* * *

г. Москва, Лубянская площадь,

09 часов 10 мин. 2 декабря 20** года

Заместитель директора, генерал-лейтенант ФСБ Баринов выключил диктофон, и, недовольно поджав губы, взглянул на Каледина. – Не можете Вы, подполковник, без театральных эффектов! Ну, что Вы там за финальную сцену устроили? Жёстче надо было себя вести! Жёстче!

– Простите, Владимир Афанасьевич, а какой в этом был бы смысл? Он и так раскрылся полностью. К тому же он прав: никакого судебного процесса не предвидится.

– Раскрылся, говорите? Тогда положите мне на стол список паролей и номера банковских счетов, где хранится так называемое «золото партии» – партийная касса «Ближнего круга».

– Эту информацию можно выяснить через «партийных казначеев».

– Тогда представьте мне список этих самых «казначеев»! Чего молчите, подполковник?

– Но ведь одного мы взяли, а дальше клубочек раскрутить – дело техники и времени.

– Раскрутить можно, да только ниточка рвётся. «Казначей», которого мы взяли, был знаком только с Киквидзе, да и то неофициально, а он – Киквидзе, уже год, как мёртв! По всей вероятности, полной информацией располагает только Мостовой. Кстати, а где сейчас этот Сталинский сокол?

– В Центральной клинической. Не выдержал нервных перегрузок, вот и слёг.

– Показания давать может?

– Пока может. Прикажите надавить?

– Прикажу, но не Вам. С этой минуты Вы в операции больше не участвуете.

– Почему? Разве я где-то допустил оплошность?

– Не обижайтесь. Возложенное на Вас задание Вы выполнили полностью. Может быть, без особого блеска, но выполнили. Буду ходатайствовать перед Президентом о поощрении Вас.

– Ну, что Вы, Владимир Афанасьевич….

– Не торопитесь с благодарностью, – перебил его генерал-лейтенант. – Лично я бы Вас с большим удовольствием наказал.

– За что?

– За что? Да так, для порядка. Что Вы там за оперативную комбинацию развернули с участием Василисы Дорошенко? Не удивляйтесь! Мне из Администрации Правительства звонили, интересуются, чем они так провинились, что мы в открытую под них «копать» начали? Что скажете, подполковник?

– Никакой комбинации нет и в помине, – потупившись, произнёс Кантемир. – Я просто ухаживаю за этой женщиной.

– А другого объекта для амурных похождений Вы выбрать не могли? Я так понимаю, что просто студентки или молоденькие продавщицы Вас уже не интересуют. Вам женщину не ниже чем из Администрации Правительства подавай!

– Дело не в статусе, просто она красивая женщина, даже очень красивая.

– Не сомневаюсь! Абы кого в Аппарат правительства не возьмут. Умерьте свой пыл, подполковник. Спуститесь на грешную землю, и увидите, что на ней хоть и не ангельской красоты женщины живут, но тоже достаточно привлекательные.

Вот, помнится сразу после войны я на службу на трамвае ездил, так водили трамваи очень премиленькие девушки.

– Да видел я их! Они и сейчас ездят – те же самые девушки на тех же дребезжащих трамваях, – брякнул от обиды Каледин и тут же пожалел о сказанном.

Наступила пауза, после которой Баринов деревянным голосом произнёс:

– А вот хамить старшему по званию Вам, подполковник, по уставу не положено, хоть Вы сегодня и числитесь в победителях!

«Не бывать мне полковником! – закрывая тяжёлую дверь в кабинет Баринова, с досадой подумал Кантемир. – Накрылось моё поощрение медным тазом, как пить дать – накрылось!»

* * *

Он шёл по Тверской и поминутно звонил по сотовому на номер Василисы, но её телефон упорно молчал. Было что-то нехорошее в этом затянувшемся молчании, но что именно, он ещё не понял.

Неожиданно пронизывающий холодный ветер утих, и на серый продрогший город крупными хлопьями беззвучно повалил первый снег. Зима вступала в законные права.

Молчавший ранее телефон вдруг ожил и выдал первые аккорды «С чего начинается Родина».

– Подполковник Каледин?

– Так точно.

– Вас беспокоят из Администрации Президента.

– Я весь во внимании!

– С Вами хотят побеседовать. Необходимо прибыть…

Снегопад становился всё гуще и гуще. Кантемир, не разбирая дороги и задевая редких прохожих плечами, брёл наугад. Бормотал извинения и брёл дальше.

В душе «офицера для особо деликатных поручений» было пусто и холодно.

Очень холодно.

4 сентября 2012 г.

г. Глазов