Текст книги "Порт-Артур. Том 1"

«Книга нужна именно теперь в Артуре и Владивостоке. Неужели морское министерство не сможет изыскать необходимые для издания 500 рублей?» – заканчивал Макаров свою телеграмму адмиралу Авелану.

– Но почему, Степан Осипович, вы не хотите издать эту книгу здесь или во Владивостоке? Необходимые средства весьма легко может изыскать командир порта, – удивился Молас.

– Не в деньгах дело, Михаил Павлович, а в принципе: раз мою книгу издаёт морское министерство, значит, оно одобряет мои взгляды и на ведение войны. Кроме того, они станут известны не только здесь, но и на Балтике, и на Чёрном море. При отправке сюда второй эскадры все офицеры смогут по пути ознакомиться с моими взглядами и требованиями в бою, что для меня особенно важно: не придётся никого переучивать, – пояснил Макаров, прогуливаясь по каюте. Неожиданно он остановился около Моласа, который что-то писал за столом, и сказал:

– Чернышёва, видимо, придётся списать с корабля – больно уж он всё валил на Бойсмана! А того оставлю. Молодчина! Сразу всю вину взял на себя. Настоящий командир – не боится признавать свои ошибки.

– Кого же вы думаете назначить на «Севастополь»?

– Конечно, Эссена; других кандидатов у меня нет.

– Но Эссен один из самых молодых капитанов второго ранга, а вы собираетесь назначить его командиром броненосца. Наместник едва ли согласится на такое назначение, а равно и на смещение Чернышёва, к которому он весьма благоволит…

– При чём тут наместник, если законом мне, как командующему флотом, предоставлено право смещать, назначать и перемещать командиров судов всех рангов?

– Обычно все перемещения, даже командиров миноносцев, предварительно согласовывались с адмиралом Алексеевым.

– Я собираюсь служить и действовать по закону, а не по обычаю… Но пора и на покой – уже пробило четыре склянки. Сутки прошли, как я на ногах.

Макаров вышел из кабинета.

Варя Белая с увлечением занималась на курсах сестёр милосердия. Как ни мала была программа курсов, но и она после затхлой атмосферы института, где её пичкали больше всего правилами приличия, показалась Варе необычайно интересной. Увлекаясь сама, она сумела увлечь за собой также подруг по курсам. С самого утра двенадцать девушек являлись в гарнизонный госпиталь и атаковали врачей, требуя предоставления им работы по уходу за больными и ранеными.

Кроме того, Варя настояла на организации по вечерам ещё специальных классных занятий по общеобразовательным предметам. Это требовало дополнительных расходов, и Варя старательно изыскивала средства. Прежде всего она побывала у Стесселей, но как только Вера Алексеевна услышала о просветительной деятельности Вари, она немедленно стала отговаривать её от этого.

– Напрасно ты это затеяла. Сёстры должны уметь ухаживать за больными, а всякие истории с географиями им совершенно не нужны. Хорошая сестра должна быть прежде всего чистой и сердцем, и душой, что бывает лишь у людей верующих и религиозных. Поэтому вам, если уж на то пошло, нужен духовный наставник, батюшка, а не учителя, которые бог весть чему вас научат, – поучала генеральша.

Потерпев неудачу, огорчённая Варя быстро шла домой и на углу одной из улиц чуть не налетела на Макарова.

– Милый дедушка, – обрадовалась она. – Как я рада вас видеть, – и низко присела.

– Что так официально? – улыбался адмирал, целуя в лоб девушку. – Покажите-ка мне ваши артурские достопримечательности, – попросил он.

– Да у нас их нет. Разве что наша «Этажерка». Вы там ещё не были?

– Нет, не был, но слыхал о ней.

– Тогда я вас туда сейчас поведу, – и, подхватив «дедушку» под руку, Варя повела его по направлению к бульвару.

По дороге она горестно рассказала о своей неудаче со сбором средств для курсов.

– Жаль, что вы не принадлежите к морскому ведомству. На что на что, а на образование никогда не жалко тратить деньги. Всякое учение потом с лихвой окупается Хорошее это вы дело придумали. Если нельзя достать казённых денег, откройте подписку среди своих офицеров. Я тоже охотно подпишусь, да и среди морских офицеров, верно, найдутся жертвователи. Не взяли бы вы на себя организовать и для флотских женщин такие же курсы? – неожиданно предложил он.

– Почему же ваши морские дамы сами не устроят такие курсы?

– Не тем, видно, к сожалению, заняты.

В это время из-за угла показалась команда матросов. Впереди шёл рослый боцман в лихо заломленной набекрень бескозырке и с серьгою в правом ухе.

Заметив адмирала, он оглушительно скомандовал:

– Смирно! Равнение направо!

Матросы, как один человек, повернули сразу просветлевшие лица в сторону Макарова. Адмирал, улыбаясь, внимательно осмотрел команду и мягким баритоном произнёс:

– Здорово, молодцы!

– Здравия желаем, ваше превосходительство! – рявкнули в ответ моряки.

– Вольно!

Матросы продолжали идти, всё ещё глядя на своего адмирала.

– Запевай, – скомандовал боцман.

Звонкий голос затянул:

 
Выйдет дедушка Макаров,
Бородою поведёт,
И артурская эскадра
В бой с врагом пойдёт.
 

Эту песню бойко подхватили матросы, с весёлым задором глядя на своего адмирала.

– Ишь, негодники, – не успел приехать, как они уже про меня песню сложили, – тепло улыбнулся Макаров, поглаживая свою шелковистую бороду.

– Песня-то, милый дедушка, хороша, и сложили её они любя, – сказала Варя, восхищённо глядя на Макарова.

Появление на «Этажерке» нового командующего флотом сразу привлекло общее внимание. Пока адмирал не торопясь шёл по главной аллее, со всех сторон собрались любопытные, чтобы лучше рассмотреть адмирала. В это время здесь обычно бывало довольно много народа, а так как день был ясный и солнечный, то на бульваре наблюдался особенно большой наплыв публики.

– Пройдёмте куда-нибудь в сторону, чтобы не так привлекать к себе внимание, – проговорил Макаров, сворачивая на боковую дорожку.

Тут они неожиданно встретили Дукельского. Лейтенант подошёл к ним.

– Сейчас мне моя внучка рассказала об организации у артиллеристов сестринских курсов. Надо бы и у нас устроить такие же. Вызовите завтра ко мне главного врача морского госпиталя. Переговорю с ним, а потом надо будет побеседовать с нашими женщинами.

Дукельский поспешил это записать в памятную книжку.

Заметив, что адмирал перешёл в другую аллею, гуляющие тоже переменили свой маршрут, чтобы опять встретиться с ним.

Спасаясь от этой назойливости, Макаров свернул на самую глухую дорожку, заканчивающуюся тупиком, и сел на скамейку.

– Теперь хоть смотреть на нас не станут, как на каких-то заморских зверей, – с облегчением произнёс он и начал расспрашивать Варю о жизни в Артуре.

В это время в аллее показался Звонарёв, оживлённо беседующий с Ривой.

Он издали раскланялся, не решаясь подойти к адмиралу.

– Сергей Владимирович, адмирал хочет с тобой поговорить! – крикнул Дукельский.

Извинившись перед Ривой, прапорщик поспешил к Макарову.

– Как ваши успехи на Ляотешане? – спросил адмирал, здороваясь со Звонарёвым.

– Выбраны места для установки горизонтально-базного дальномера. Удалось найти базу в двести пятьдесят саженей, что обеспечит большую точность в измерении дистанции до цели. Дня через три-четыре уже будут выстроены будки для приборов, и дальномер начнёт действовать, – сообщил Звонарёв.

– А другие работы как идут?

– Морской наблюдательный пункт готов, места для батарей уже определены, дорогу прокладывают, генерал Кондратенко ежедневно там бывает и подгоняет сапёров и инженеров.

Пока Звонарёв докладывал о проделанной работе, Варя упорно разглядывала Риву, сидевшую неподалёку с моряками.

Посидев с полчаса и полюбовавшись на порт и окружающие горы, Макаров поднялся.

– Мне пора на корабль, – заметил он.

– Есть, – ответил Дукельский.

– Вы, Георгий Владимирович, можете до спуска флага побыть на берегу, – разрешил адмирал.

– Мы проводим вас, дедушка, до самой пристани, – предложила Варя.

У выхода с бульвара они встретили Желтову с Олей и Лёлей. Варя оставила Макарова и подошла к ним.

– Кто эта дама? – спросил адмирал у Дукельского.

– Заведующая городской Пушкинской школой Желтова, – за лейтенанта ответил Звонарёв. – С ней две учительницы.

– Я хотел бы с ними поговорить, – остановился адмирал, – о чтении лекции для рабочих порта и для матросов.

– Я сейчас её сюда попрошу, – вызвался поручик.

– Что вы, это невежливо, – ответил Макаров. – Я сам к ним подойду, вы только представьте меня.

Приблизившись к Желтовой, адмирал снял фуражку и подождал, пока Звонарёв представил его.

– Адмирал Макаров!

– Степан Осипович Макаров, – поправил адмирал. – Мне хотелось поговорить с вами, сударыня, о проведении лекций для матросов и рабочих порта.

– Мы, конечно, с удовольствием возьмёмся за это дело, но едва ли нам разрешат: полиция всегда так подозрительно к нам относится.

– На территории порта, не говоря уж об эскадре, распоряжаюсь я и никакого вмешательства полиции в вашу работу не допущу. Конечно, это не значит, что я разрешу вам вести какую бы то ни было агитацию на лекциях. Всё должно быть в строго законных и дозволенных правительством рамках.

– Мы никогда ничего запрещённого не допускаем, но полиция находит нежелательным, например, изложение теории о происхождении Вселенной.

– Следует, конечно, избегать тем, которым может быть придан политический характер. О подробностях вы уж сами договоритесь с заведующим кадрами вольнонаёмных рабочих и командиром Квантунского флотского экипажа.

– Но они, может быть, с нами и разговаривать не пожелают?

– Георгий Владимирович, вызовите их ко мне на завтра – я дам указания о лекциях.

Договорившись с учительницами, Макаров вместе с Варей, Дукельским и Звонарёвым направился к набережной.

На пристани, не ожидая, пока ему подадут адмиральский катер, Макаров сел в первую попавшуюся шлюпку с «Петропавловска».

– Всего доброго, спасибо за прогулку всем и внучке особенно, – уже издали проговорил на прощанье адмирал.

Проводив Макарова, Дукельский расстался с Варей и Звонарёвым.

Двадцать третьего марта Звонарёв поднялся, когда ещё только начинало светать, и поспешил на Ляотешань, где шла установка батарей и дальномеров. Денщик сообщил ему, что всю ночь сильно стреляли береговые батареи и что будто бы японец опять в проход лез.

На пристани прапорщика ждал катер.

Несмотря на то, что солнце ещё не взошло, эскадра уже вытягивалась на внешний рейд. Головным шёл «Аскольд» под флагом командующего флотом, за ним крейсера «Новик», «Баян» и «Диана», флотилию замыкали тяжёлые громады броненосцев.

– Всю ночь япошки под берегом шлялись, эскадра, верно, пошла их отогнать подальше. Ноне корабли на якорях не застаиваются, каждый день в море ходят, не то что раньше. Новый адмирал никому покоя не даёт: ни миноносцам, ни броненосцам, – занимал разговорами Звонарёва старшина на катере.

На опустевшем внутреннем рейде остались только «Ретвизан» и «Цесаревич». «Паллада» была введена в сухой док. Оба броненосца перетягивались на верпах[97]97
  Верп – вспомогательный якорь на корабле, служит для стягивания судна с мели и при перемене места судна на рейде; завозится на шлюпках.


[Закрыть], поворачиваясь бортом к Ляотешаню.

– К стрельбе изготовляются, – продолжал старшина, показывая на броненосцы. – Вчера ещё с них телефон провели до самой вершины Ляотешаня. Стрелять будут из порта, а командовать – с горы. Не чует япошка, что его ждёт.

– Они прекрасно знают обо всём, что делается в Порт-Артуре, шпионов у них хоть отбавляй, – возразил прапорщик.

В утреннем тумане неожиданно совсем близко появился пирс Минного городка.

Сойдя с катера, Звонарёв двинулся было по обычной тропинке, но вскоре его остановили два солдата-сапёра с красными флажками в руках.

– Обойти придётся, ваше благородие, тут сейчас будут рвать скалы, вон стёжка вбок пошла, – указал один из них, видимо, украинец, – по ней на главную ношу выйдем, а там уж вас проведут.

Звонарёв свернул куда было указано и через несколько минут вышел на проложенную сапёрами дорогу. Тут он встретился с Кондратенко, который только что слез с лошади. Они пошли вместе. По дороге генерал сообщил о появлении японской эскадры у Артура.

– Возможно, опять начнут обстрел города или попытаются высадить десант. На всякий случай я ещё ночью двинул к Голубиной бухте полк с батареей.

– Сегодня им едва ли удастся повторить прошлый спектакль: как-никак, а восемь двенадцатидюймовых пушек «Цесаревича» и «Ретвизана» что-нибудь да значат, – ответил Звонарёв.

– Только бы они смогли стрелять; вернее, связь не подвела бы.

– Об этом наверняка позаботится сам адмирал, он придаёт Ляотешаню исключительно большое значение.

Вскоре их встретил инженер-подполковник Рашевский[98]98
  Рашевский Сергей Александрович (1866–1904) – военный инженер, подполковник (посмертно получил звание полковника). Окончил Военно-инженерную академию в 1890 году. Принимал деятельное участие в создании укреплений Порт-Артура, руководил минной войной, участвовал в вылазках. Погиб вместе с генералом Кондратенко 2 декабря 1904 года. Большой интерес представляет дневник С. А. Рашевского, который он вёл с 26 января по 29 ноября 1904 года и в котором отражены многие важнейшие события обороны Порт-Артура. Так как дневник этот был лишней уликой против продажного командования, сдавшего крепость японцам, военное ведомство, приобретя в 1905 году рукопись дневника, передало её в архив «в запечатанном виде». «Дневник полковника С. А. Рашевского» издан в 1954 году Институтом истории АН СССР («Исторический архив», т. X). А. Н. Степанов был одним из его рецензентов и в последующих за публикацией этого дневника изданиях «Порт-Артура» несколько дополнил характеристику С. А. Рашевского.


[Закрыть], руководивший постройкой дороги, который доложил генералу о ходе работы.

В это время со стороны Артура донёсся тяжёлый гул выстрела.

– Береговые батареи открыли огонь, – пояснил Рашевский, и Кондратенко заторопился дальше.

Через несколько минут он со Звонарёвым был уже на вершине Ляотешаня. Солнце только что взошло из-за моря, освещая первыми, ещё неяркими лучами гладкую поверхность воды. К западу море было пустынно до самого горизонта, но к юго-востоку на сверкающей поверхности воды чётко вырисовывалась вся японская эскадра, идущая тремя колоннами к Артуру. Дым из многочисленных труб далеко застилал небо, скрывая за собой часть горизонта. Массив Золотой горы и Тигрового полуострова скрывал от глаз береговые батареи и вышедшую на внешний рейд эскадру, поэтому их выстрелов не было видно, и только взлетающие около судов столбы воды указывали на ведущуюся артиллерийскую стрельбу.

Ответив несколькими залпами по береговым батареям, японцы замедлили своё движение и разделились на две части. Лёгкие крейсера и миноносцы, отойдя несколько в море, остались перед Артуром, а броненосцы и броненосные крейсера – всего двенадцать кораблей – направились за Ляотешань с очевидным намерением повторить оттуда бомбардировку города и порта. Но тут их ожидал неприятный сюрприз: не успели корабли занять позиции для обстрела, как по ним открыли перекидной огонь сперва «Ретвизан», затем и «Победа». Японцы, видимо, не ожидали этого, замялись и только немного спустя начали стрелять; один из снарядов с «Ретвизана» вскоре попал в головной броненосец, который поспешно стал отходить дальше в море, за ним двинулись и другие суда.

– Не понравилось чертям! – радостно проговорил Кондратенко.

– Нас, видимо, японцы не замечают или не понимают, зачем мы здесь находимся, – заметил Звонарёв.

– Не пророчьте, а то, чего доброго, они начнут нас обстреливать, и тогда нам не поздоровится, блиндажей ведь ещё нет, и укрыть людей негде, – предостерегал генерал.

Как бы в подтверждение его слов послышался зловещий свист быстро приближающегося снаряда, и тотчас несколько ниже по горе взвился чёрный султан дыма.

– Отведите людей, работающих на постройке батарей, за гору, – распорядился Кондратенко.

Звонарёв поспешил вниз, где шла установка шестидюймовых пушек под руководством фейерверкера, так как Гобято ещё не успел приехать. Солдаты, не обращая внимания на стрельбу, продолжали возиться с установкой лафетов, перебрасываясь шутками.

– Авось, ваше благородие, нас не зацепит, – возразил один из них, когда Звонарёв приказал им уходить.

– Надо бы поскорее пушки установить, да тут же их и испробовать по японцу. Первое орудие уже готово.

– Снарядов же к ним нет.

– Вчера к вечеру десятка полтора снарядов и зарядов подвезли и оставили недалеко за горой.

Скоро крайнее правое орудие было уже готово к стрельбе, и солдаты несли к батарее на руках почти трёхпудовые снаряды и пудовые заряды. Заметив это усиленное движение, японцы дали залп по батарее.

– Ложись! – едва успел крикнуть Звонарёв, заслышав свист снаряда, как дым и пыль уже окутали батарею, а камни и осколки со свистом полетели во все стороны. Солдаты мигом распластались на земле. Один из них, нёсший тяжёлый снаряд, осторожно положил его на землю, а затем укрылся за столь своеобразным бруствером.

Как только опасность миновала, все быстро вскочили.

– Ваше благородие, орудие готово! – доложил фейерверкер.

Звонарёв в последний раз осмотрел лафет и, убедившись, что всё в порядке, скомандовал прицел и целик. Солдаты плотным кольцом окружили пушку, с нетерпением ожидая выстрела.

– Пли!

Прикрывая от солнца глаза ладонями, они старались не пропустить всплеска от падения снаряда.

– Малость недолёт, – первым заметил фейерверкер.

– Батарею обновили, а теперь пошли по местам продолжать работу, – скомандовал прапорщик.

Солдаты стали расходиться, оглядываясь при каждом выстреле.

Войдя в азарт, вся орудийная прислуга с нетерпением следила за стрельбой. Каждое падение снаряда мимо цели вызывало у всех острое чувство досады.

– Ослеп ты, что ли, сегодня? – сердито бурчали со всех сторон на наводчика. – Протри глаза!

– Ваше благородие, прицелу бы на полделения прибавить, – советовали они Звонарёву.

Велика была общая радость, когда наконец снаряд угодил в середину одного из броненосцев и повредил дымовую трубу. Солдаты, бросив работу, начали качать и Звонарёва, и наводчика, и фейерверкера. Японцы же, как бы обидевшись на подобное обращение с ними, стали уходить в море под громкие крики «ура» на батарее.

Кондратенко, спустившись на батарею, горячо поблагодарил артиллеристов и пожал руку Звонарёву.

– Недолго, однако, сегодня японцы постреляли, всего что-то около часа, да и выпустили совсем мало снарядов. По телефону сейчас сообщили, что повреждений ни в городе, ни в порту нет.

Радостно-взволнованный, Звонарёв, передав командование подошедшему Гобято, отправился в Управление артиллерии. По дороге ему встретилась коляска, в которой сидел Стессель с женой. Узнав Звонарёва, генерал остановил экипаж и подозвал прапорщика к себе.

– Вы с Ляотешаня? – спросил Стессель.

– Так точно, оттуда.

– Каковы результаты нашей стрельбы?

– Попали – один снаряд с броненосцев и один с нашей сухопутной батареи, после чего японцы ушли, – доложил Звонарёв.

– От лица службы благодарю вас, прапорщик, – напыщенно произнёс Стессель, пожимая Звонарёву руку.

– Успех принадлежит не мне, а морякам: это их стрельбы испугались японцы.

Эскадренный броненосец «Ретвизан»

– Моряки смогли попасть только потому, что хорошо работали установленные вами дальномеры. Кроме того, и у вас было попадание. Значит, вы, артиллеристы, прогнали японцев, а не моряки. Передайте мною благодарность также генералу Белому, – закончил генерал.

– Мосье Звонарёв из скромности умаляет свои заслуги, достойные награды, – вмешалась Вера Алексеевна. – Не беспокойтесь – за Богом молитва, а за царём служба не пропадают. Заглядывайте как-нибудь к нам вместе с Варей Белой, – и генеральша протянула свою руку, к которой прапорщик не замедлил приложиться.

Вечером того же дня Дукельский привёз Звонарёву приказ по эскадре с благодарностью артиллеристам за удачные действия.

А вскоре Звонарёв был откомандирован обратно на Электрический Утёс, так как Чиж, идя ночью по брустверу, упал и вывихнул ногу.

Известие о предстоящем прибытии на Электрический Утёс генерала Белого вызвало на батарее переполох. Человек двадцать солдат усердно подметали двор, в казарме спешно протирали окна, мыли полы и поправляли стройные ряды коек, в столовой дневальные с остервенением тёрли столы, смахивали паутину по углам и подбеливали стены. На кухне Заяц, недавно назначенный артельщиком, вместе со своим помощником Белоноговым и кашеваром старательно выписывал на доске раскладку сегодняшнего обеда. Сам Жуковский, выстроив роту, производил осмотр солдатского обмундирования. Ротные цирюльники наспех стригли и брили. Звонарёв был занят на прожекторной станции, разладившейся за время его отсутствия. Один Борейко ничего не делал и одиноко расхаживал по брустверу батареи, насмешливо поглядывая на происходящую суету.

– Никогда появление японцев не вызывало у нас такого волнения, – заметил он проходившему мимо Жуковскому, – как прибытие начальства. Можно подумать, что генералы и есть наш главный враг на войне!

Капитан только отмахнулся.

Обернувшись к Золотой горе, Борейко увидел экипаж, в котором сидело несколько человек. В бинокль он сразу разглядел Белого и рядом с ним какого-то моряка в чёрном пальто.

– Бей тревогу, – приказал он дневальному по батарее.

Тот опрометью бросился к железной доске и начал изо всей силы колотить. Солдаты, услышав звон, тотчас же побросали свои занятия и кинулись к орудиям. За ними, задыхаясь от быстрой ходьбы, шёл Жуковский.

– Где противник? – на ходу спросил он Борейко.

Поручик молча указал на приближающуюся генеральскую коляску.

– Жаль только, что нельзя его обстрелять, – иронически заметил он.

– Борис Дмитриевич, да что вы наделали? – в ужасе проговорил Жуковский, покраснев от волнения. – Канониры побросали всё на дворе и в казарме. Увидев щётки и швабры, генерал сразу же догадается, что мы делали приборку к его приезду, – совсем жалобным тоном проговорил капитан.

– На охоту ехать – собак кормить! Раньше надо было прибирать. Прикажите дежурным да дневальным скоренько всё прибрать, а я пока займусь с нижними чинами учением при орудиях. На батарее все наши прорехи в обмундировании и в прочем будут меньше заметны.

– А если генерал заставит построить роту?

– Построим. Пусть полюбуются на наших солдат, – ответил Борейко, – все дыры и грязь будут отнесены за счёт работы при орудиях во время учения.

Коляска успела проехать уже половину расстояния до Утёса, и Жуковский опять устремился вниз наводить окончательный лоск на все помещения.

– К орудиям! – скомандовал Борейко, и занятия начались.

Звонарёв, выпачканный машинным маслом, тоже поднялся на батарею.

– Что делать мне, Борис Дмитриевич? – спросил он.

– Продолжай себе колдовать около своих машин, генерал едва ли туда заглянет.

– А он где?

– Вот уж подъезжает с каким-то моряком, – показал Борейко.

Звонарёв взглянул по указанному направлению.

– Да ведь это Макаров! На передней скамеечке тоже видно чёрное пальто, верно, Жорж и ещё кто-то из военных.

– Так этот бородач и есть Макаров? – заинтересовался Борейко. – Надо послать за Жуковским. Эй, Родионов, пошли кого-нибудь за командиром, пусть доложит, что сам командующий флотом едет сюда.

– Слушаюсь, доложить, что командующий японским флотом едут! – повторил фейерверкер.

Борейко со Звонарёвым громко захохотали.

– Так ты командира до полусмерти напугаешь. Командующий нашим флотом едет. Понял?

– Теперь понял, ваше благородие, – и Родионов скрылся за орудием.

Солдаты, стоя у орудий, также с любопытством разглядывали приближающееся начальство.

– Ваше благородие, кто это с такой бородой? – спросил один из солдат.

– Вице-адмирал Макаров, новый командующий флотом.

– Это, значит, он у моряков за старшего, вроде как у нас генерал Стессель, – заметил другой.

– По местам! – крикнул Борейко. – Если адмирал поздоровается, помни отвечать: «Ваше превосходительство», – да подружнее, чтобы чувствовал, что вы артиллеристы, а не кто-нибудь.

Коляска подъехала. Из неё вышли Белый, Макаров, Дукельский и Агапеев.

Жуковский встретил их внизу и отрапортовал о состоянии батареи.

Поднявшись наверх, Белый и Макаров прошли вдоль фронта орудий, здороваясь отдельно с прислугой каждого орудия. Адмирала сразу заинтересовал несколько необычный вид орудий, прикрытых большими щитами.

– У вас тут устроена целая сложная система механизмов для обслуживания пушек.

– Это всё изобретения поручика Борейко да прапорщика Звонарёва, – пояснил Белый.

– Многое придумано нижними чинами, ваше превосходительство, – добавил Борейко.

Макаров внимательно взглянул на него.

– Весьма ценно, что вы прислушиваетесь к предложениям своих солдат, – проговорил он. – Это поднимает их интерес к службе и заставляет думать над порученной работой. Успешная стрельба во многом зависит от такой постановки дела.

– Мы о многом здесь думали, ваше превосходительство. Почему бы, например, не установить на берегу двенадцатидюймовые пушки в башнях, как на броненосцах? – продолжал Борейко. – Меткость береговых орудий значительно больше, чем на кораблях, и действенность огня двенадцатидюймовых пушек была бы у нас куда больше, чем на море!

– Я сам неоднократно об этом думал. Надо надеяться, что после войны можно будет заняться этим. Вообще же береговая оборона, по-моему, должна быть передана флоту. Только при таком условии будет достигнута полная согласованность в действиях на море и на суше. Как вы думаете, Василий Фёдорович? – обратился он к Белому.

– Отчасти это верно, но, с другой стороны, разнотипность артиллерии будет сильно затруднять руководство одновременной стрельбой с моря и суши, – ответил Белый.

– Последнюю задачу мы с вами почти что разрешили. На днях я пришлю к вам на батареи сигнальщиков-матросов. Это улучшит и ускорит нашу связь с берегом. Но всё же оперативное объединение действий флота и берега, по-моему, совершенно необходимо, – настаивал адмирал.

Осматривая затем командирский пункт, Макаров обратил внимание на его устройство.

– Это, в сущности, наша боевая рубка, только смотровая щель у вас всего три дюйма, а на броненосцах – больше фута. Вы удачно используете наш опыт и ещё усовершенствуете его.

– Нам нельзя иметь широкого отверстия, так как при взрыве снаряда летит масса мелких осколков и камней, – пояснил Жуковский, – мы для прикрытия от них даже спускаем с боков специальные щитки.

– У нас на кораблях тоже масса мелких недостатков. Например, много дерева, которое легко загорается в бою. Мне мыслится корабль, по возможности свободный от всяких палубных надстроек, совершенно без дерева, сильно бронированный и с крупной артиллерией – плавучая батарея, так сказать. Но необходимость всего этого надо ещё доказывать, ибо велика у нас рутина, сильно она мешает техническому развитию флота, – горько сказал адмирал.

– Мы тоже новинками похвастаться не можем, – вторил ему Белый. – Большинство наших батарей, как вы видели, вооружены орудиями образца семьдесят седьмого года; кроме того, у нас есть орудия и образца тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года.

– Как обстоит дело со снарядами к вашим десятидюймовым орудиям?

– Есть у нас бронебойные и сегментные. Первые пронизывают двенадцатидюймовую броню на дистанции в четыре версты, а сегментные применяются при стрельбе на расстоянии до восьми вёрст, – сообщил Белый.

– При стрельбе бездымным порохом дальность повышается до двенадцати вёрст, а бронебойность до шести вёрст, – добавил Жуковский.

– Разве фугасных снарядов у вас не имеется? – удивился Макаров.

– Никак нет. Вернее, они имеются, но взрыватели к ним так несовершенны, что снаряды часто рвутся при выстреле. Это обычно выводит орудие из строя. Главное артиллерийское управление категорически запрещает стрелять ими.

– У нас на «Победе» и «Пересвете» имеются полные боевые комплекты десятидюймовых фугасных снарядов, и ещё не было ни одного преждевременного разрыва.

– Нельзя ли нам передать хотя бы сотню таких бомб? Мы прекрасно используем их при стрельбе по японцам.

– Конечно, можно! Враг у нас общий, и кто его поразит – моряки или артиллеристы – всё равно, – решил Макаров.

– Боюсь, что наместник будет возражать против такой передачи крепости боекомплектов, – предупредил Дукельский.

– За боеспособность флота прежде всего отвечаю я, а не наместник. Мне здесь виднее, ослабит ли передача ста бомб боевой комплект судов эскадры. Запишите, Георгий Владимирович: передать завтра же по пятьдесят бомб с «Пересвета» и «Победы» батарее Электрического Утёса, и одновременно затребуйте по телеграфу из морского ведомства тысячу таких же бомб, – распорядился Макаров.

– Есть, ваше превосходительство! – вытянулся лейтенант.

Адмирал прошёл вдоль батареи, расспрашивая о каждой мелочи её технического оснащения.

Обойдя батарею, Макаров зашёл на кухню попробовать пищу, познакомился и с раскладкой.

– Отпуск продуктов у вас гораздо меньший, чем на флоте, – удивился он.

– Надо думать, у матросов аппетит лучше, чем у солдат, – усмехнулся Агапеев. – На море больше есть хочется.

– Я и так всё время воюю с интендантством, чтобы всё по норме отпускали, а то часто чего-нибудь недодают. Сейчас на всякий случай завожу продовольственные запасы: капусту, овощи, мясо, – заметил Жуковский.

Заяц, чисто выбритый, вымытый, причёсанный, в белом халате, совсем не походил на недавнего замухрышку.

– Щи у тебя, братец, вкусные, каша рассыпчатая, видать, ты к делу своему хорошо относишься, – похвалил Макаров.

– Рад стараться, ваше превосходительство, – гаркнул Заяц.

После обхода Жуковский пригласил гостей закусить. Денщики, с утра мобилизованные на кухню, состряпали обед из трёх блюд. Из запасов были извлечены заветные бутылки вина, хранившиеся для экстренного случая.

– Скучновато вам, должно быть, на Утёсе? – спросил Макаров.

– Скучать некогда – днём и ночью сторожим море. Всю ночь под берегом бродят японские миноносцы. Только уснёшь, а тут тревога, беги на батарею, – отвечал Жуковский.

– Ничего не поделаешь – война. Конечно, это утомительно – быть всё время начеку. У нас в сторожевом охранении ежедневно сменяются корабли, а вас, к сожалению, не сменишь.

– В таком положении находятся все береговые батареи, – сказал Белый.

– Вы бы посменно дежурство несли – сегодня одна полурота, завтра другая.

– Для обслуживания батарей людей одной полуроты не хватит. По тревоге приходится всех из казарм вызывать. И затем, какой тут отдых, коль над ухом пушки грохочут? – пояснил Жуковский.

Вечером солдаты попросили Борейко подробно рассказать о Макарове, который им всем понравился.

– До всего доходит: почему и отчего, даром что наши пушки, почитай, первый раз видит…

– Видать, к солдату добёр, глаза ласковые, и всё в бороду улыбается.

– Настоящий адмирал…

С Электрического Утёса Макаров направился в объезд сухопутного фронта крепости. Здесь ещё полным ходом шли работы по рытью рвов, насыпке валов впереди линии обороны. Кое-где начались бетонные работы по сооружению фортовых казарм и казематов. Работали преимущественно китайцы под руководством русских сапёрных солдат и офицеров. Отдельные батареи сооружались артиллеристами и стрелками.

Макарова сопровождали Белый и Кондратенко. Адмирал пытливо вглядывался в хаотическое нагромождение сопок, хребтов, впадин и лощин, характерное для окружающей Артур местности.

– Чертовски трудный для укрепления рельеф! Масса скрытых подступов и мёртвых пространств, – резюмировал он свои наблюдения.

– Совершенно справедливо изволили заметить, Степан Осипович, – я и мои инженеры много поломали головы, чтобы найти хоть мало-мальски удовлетворительное решение для обороны крепости, – отозвался Кондратенко.

– Фортовый пояс всего в четырёх-пяти верстах от внутренней гавани, что совершенно недостаточно при дальнобойности современных орудий в восемь-десять вёрст. Короче говоря, если японцам удастся обложить Артур с суши, то внутренний рейд превратится в ловушку для флота.