Текст книги "Порт-Артур. Том 1"

Глава шестая

В тёплое солнечное утро Кондратенко вместе с Рашевским и Звонарёвым приехал на Залитерную батарею. Борейко встретил генерала раскатистой командой «смирно» и доложил о проводимой им работе. Осмотрев укладку рельсов в бетон, Кондратенко остался очень доволен.

– Весьма остроумно. Было бы желательно по такому сооружению произвести опытную стрельбу из шестидюймовых мортир: если свод выдержит, значит, всё в порядке! Попрошу об этом Василия Фёдоровича.

– Совершенно излишне, ваше превосходительство. Такое сооружение раза в полтора прочнее обычного бетона, – вмешался Рашевский.

– Рельсы вы откуда достали? – осведомился Кондратенко.

– Из тупиков станции. Там валяется много старых и ржавых, – ответил Борейко.

– Весьма удачная мысль пришла вам в голову, поручик, – обернулся к нему генерал.

– Не мне, ваше превосходительство, а моим солдатам.

Кондратенко серьёзно посмотрел на Борейко.

– Весьма ценно ваше умение прислушиваться к советам и пожеланиям солдат, поручик, – с чувством пожал руку Борейко генерал. – К сожалению, далеко не все офицеры понимают важность внимательного отношения к мнениям нижних чинов. Покойный адмирал Макаров разделял эту точку зрения, что было весьма лестно для меня! Ваше имя и отчество?

– Борис Дмитриевич.

– Благодарю вас, Борис Дмитриевич! Не сомневаюсь, что под вашим руководством батарея будет действовать образцово! Теперь же позвольте откланяться.

Поднявшись на горку, на обратном скате которой была сооружена батарея, Кондратенко стал в бинокль рассматривать лежащие впереди укрепления: Китайскую стенку, батарею литеры Б, Куропаткинский люнет и дальше форт номер два. На всех этих укреплениях копошились люди, вдоль идущих к ним дорог медленно ползли повозки со строительными материалами; у батарей Малого Орлиного Гнезда виднелась длинная лента белых рубах матросов, влекущих за собой на громадном лафете снятые с судов морские орудия. Вдали тёмной грядой синели подходящие к Артуру отроги Зелёных гор, а сзади, между сопок Скалистого Кряжа, мелькала лазурная гладь артурской бухты.

– Чертовски трудный для укрепления рельеф! – сокрушался Кондратенко. – Изволь фланкировать все мёртвые пространства, которые здесь имеются! Для этого надо по меньшей мере тысячу орудий, а у нас нет и пятисот! Придётся на каждом участке иметь противоштурмовые взводы полевых пушек в запряжке, чтобы бросать их куда понадобится. Заметьте себе это, Сергей Владимирович, – обернулся генерал к Звонарёву. – При встрече с Белым надо будет обсудить этот вопрос.

Затем все пошли на батарею литеры Б. В отличие от Залитерной, она была долговременной профили и сплошь бетонная. Жуковский, увлечённый примером Борейко, снял земляное перекрытие с бетона, сколол часть его и, перекрыв слоем рельсов, сверху забетонировал, что очень укрепило оводы. Все орудия были перекрыты сверху прочными козырьками, что делало батарею мало заметной спереди.

Кроме Жуковского, на батарее оказался инженер-капитан Шевцов.

– Я, ваше превосходительство, всё время ломаю себе голову над вопросами маскировки батарей и укреплений. Свеженасыпанные валы весьма сильно демаскируют укрепления, поэтому я в виде опыта хочу их после трамбования полить жидкой охрой, она как раз подойдёт под фон местности. Затем надо наши форты и батареи связать не воздушным телефонным проводом, а подземным. У моряков есть медный кабель для гальванических мин, думаю его использовать для этой цели.

– Изобретайте, изобретайте, Алексей Владимирович! – поощрил Кондратенко. – Если весь гарнизон крепости, от солдат до генерала, начнёт думать, как её лучше укрепить, то, несомненно, сделают её неприступной: одна голова хороша, две лучше, а тысяча и совсем прекрасно!

Обойдя батарею, Кондратенко остался очень доволен всем виденным и благодарил капитана за работу. Благодарность генерала растрогала Жуковского, и он пригласил генерала почаще заглядывать к нему.

– У вас и так всё идёт хорошо, Николай Васильевич. Мне совсем незачем ездить сюда. У нас есть много прорех, где моё присутствие безусловно необходимо, – с улыбкой прощался генерал, садясь на лошадь.

– Удивительно милый человек, – успел шепнуть на ухо Звонарёву Жуковский. – Даже как-то не верится, что он генерал!

Вскоре Кондратенко и его спутники заметили несущихся навстречу во весь карьер всадников. Впереди, низко нагнувшись к луке, скакал Белый. Он наотмашь рубил шашкой мелкий кустарник. За ним, порядочно отстав, неслась Варя, тоже воинственно размахивая казачьей шашкой. Когда Белый подскакал к Кондратенко, его раскрасневшееся лицо было полно молодого оживления и задора.

– Приятно иногда немного размяться и тряхнуть стариной, – весело пояснил он, приглаживая свои растрепавшиеся длинные усы. – Что ты, Варвара, ни говори, как ни скачи, – обернулся он к подъехавшей дочери, – но всё же ты девка, и такого старого казака, как я, тебе не перегнать.

– Давай поменяемся лошадьми, так я, папа, тебя обскачу как стоячего, – задорно предложила девушка, оправляя волосы. – Зачем только я девчонкой уродилась? – горестно вздохнула она, здороваясь.

– А что бы вы сделали, если бы были мужчиной? – спросил прапорщик.

– Прежде всего женилась бы на вас! – выпалила Варя.

Все громко расхохотались.

– Получили, Сергей Владимирович? Вперёд наука – не задевайте, – заметил Кондратенко.

– Ох, я уж пять месяцев эту науку прохожу, и пока безуспешно.

– Кто же виноват в том, что вы так непонятливы?

– Видимо, таким уродился! Как сошёл ваш экзамен?

– Сдала с отличием и получила аттестат фельдшерицы, с чем можете меня и поздравить!

– Теперь вы окончательно зазнаетесь и вообразите себя первым медицинским светилом в Артуре.

– Роман Исидорович, – обратилась девушка к генералу, – я выбрала в этом районе место для перевязочного пункта: у подножия Большой горы, в овраге. Можно его вам показать сейчас?

– Да вы никак всерьёз решили взять на себя руководство медицинской частью крепости? – обернулся к ней генерал. – Ну, покажите, где ж вы наметили место?

– Вон там, внизу! – ответила Варя и рысью тронулась вперёд.

За ней последовали все остальные. Проехав с полверсты, она остановилась.

– Тут! – показала она рукой на почти вертикальную, обрывающуюся вниз скалу.

– Место неплохое, хорошо укрытое в мёртвом пространстве, имеет хорошие подступы, – осматривался вокруг Кондратенко. – Значит, всё в порядке! Сергей Владимирович, составьте смету и проект, затем поезжайте к Костенко и всё урегулируйте окончательно.

– Слушаюсь, ваше превосходительство, – отозвался Звонарёв.

Варя радостно захлопала в ладоши.

На следующий день Звонарёв и Варя направились к председателю порт-артурского крепостного суда генералу Костенко, который жил на даче за Плоским мысом. Денщик не сразу решился доложить генералу о прибытии гостей.

– Их превосходительство больны и даже серчают, когда их беспокоят без дела, – сомневался солдат.

Нетерпеливая Варя не стала дожидаться приглашения, вслед за солдатом ворвалась в комнату и присела перед изумлённым неожиданным вторжением генералом в низком реверансе.

– Здравствуйте, крёстненький! Мама прислала меня справиться о вашем здоровье. Получите настойку, она очень помогает при простуде, – затараторила девушка, протягивая встревоженному Костенко банку с лекарством.

– Здравствуй, здравствуй, стрекоза! Совсем меня оглушила своей болтовнёй. Спасибо Марии Фоминичне за заботы обо мне, – оживился тронутый вниманием к нему генерал. – Кто это с тобой? Прошу подождать, пока я кончу разговор с мадемуазель Белой, – обернулся он к Звонарёву.

– Это адъютант Кондратенко. Мы с ним приехали по одному и тому же делу, – пояснила Варя.

– Уж не в посажёные ли отцы приглашать собираетесь? И рад бы, да не могу – болен.

– Ой, что вы, крёстненький, меня конфузите? Рано мне ещё о женихах думать, – смутилась Варя.

– Не скромничай, стрекоза! Ты совсем уж заневестилась. Отец с матерью глазом моргнуть не успеют, как выскочишь за такого молодца, как этот, – продолжал Костенко.

– Вы состоите председателем военно-санитарной комиссии, которая ведает выбором мест и устройством перевязочных пунктов, – начала деловой разговор Варя.

– Этими делами ведает главный крепостной врач доктор Субботин, – отнекивался генерал.

– Председателем комиссии по приказу числитесь вы, ваше превосходительство, – почтительно доложил Звонарёв.

– Но я болен, простужен и никуда не выхожу, – воскликнул Костенко.

– Да на дворе теплее и лучше, чем здесь, – распахнула окно Варя. – Поедемте к нам, а по дороге мы вам покажем выбранное нами место для перевязочного пункта.

Охая и кряхтя, генерал поднялся со своего места и кликнул денщика.

– Подай пальто и калоши, – распорядился он.

– На улице страшная жара и совершенно сухо, довольно будет и плаща от пыли, – убеждала Варя.

– Тебе, стрекоза, всегда жарко в присутствии молодых людей, а я всё время мёрзну, – вздохнул Костенко.

Варя решительно отстранила денщика с пальто, сняла с вешалки пыльник и накинула его на плечи генерала. Звонарёв подал ему фуражку, и Костенко, трижды перекрестившись на образ, двинулся к выходу.

– Чудно, чудно, – жмурился генерал на солнце. – Хорошо, что ты меня вытащила на свет Божий, а то я совсем мохом оброс.

– Мы тут набросали план постройки и составили смету. Нужна ваша утверждающая подпись, – подсунула Варя генералу чертёж и смету.

– Это я рассмотрю дома.

– Нам надо поскорее, а без вашего разрешения нельзя приступать к работе.

– Кондратенко видел ваш проект?

– Видел и одобрил.

– Пусть хоть распишется в уголке. С меня этого будет достаточно.

– Вы не верите, что Кондратенко одобрил проект? – насела Варя на генерала.

– Всё это на словах. Мы, судейские, знаем им цену, – решительно возражал Костенко.

Когда приехали на место, генерал уже бодро вылез из экипажа и пошёл за Варей.

– Вы будете долбить скалу? Сколько времени займёт эта работа? – справился Костенко, с некоторым недоверием поглядывая на скалу.

– Не больше месяца. Зато прочность сооружения будет вне сомнений, и раненые будут тут в полной безопасности, – пояснил Звонарёв.

После осмотра скалы поехали на обед к Белым. За едой генерал совсем уже разошёлся и повеселел.

– Дочка у вас, Мария Фоминична, настоящий клад. Унаследовала от вас дар исцеления недугов. Женишка ей надо под стать – красивого и улыбчатого, чтобы они друг на друга любовались, – совсем размяк генерал после вкусного обеда со сладкими наливками.

Вскоре подъехал Кондратенко. Варя тут же заставила его подписать проект и смету, после чего Костенко вывел своим каллиграфическим почерком: «Утверждаю».

– Теперь всё в порядке и можно приступить к работе! – обратилась Варя к Звонарёву. – Завтра в четыре часа я буду на месте, чтобы и вы там находились к указанному времени, – распорядилась она.

– Слушаюсь, господин «фершал»! – вытянулся прапорщик.

На другой день после полудня, когда дневной жар несколько спал, Звонарёв приехал на Залитерную батарею. Его встретил Борейко в одной рубахе, в верёвочных лаптях на босу ногу, с подобием чалмы на голове. Под стать ему были одеты и солдаты. Неподалёку матросы под руководством Сойманова устанавливали морскую пушку.

– Зачем пожаловал к нам, Серёжа? – обратился к прапорщику Борейко.

– Мне поручена постройка перевязочного пункта в тылу у Залитерной батареи. Нужны рабочие. Я думаю, что и моряки не откажут нам в помощи, – обернулся прапорщик к Сойманову.

– Конечно, дело общее, вместе воевать будем, – согласился лейтенант.

Вскоре три офицера с десятком солдат и матросов стояли около намеченного для блиндажа места.

– Место похоже на преисподнюю. Тут весьма удобно будет душе отправляться к чёрту в лапы, – осмотрелся кругом Борейко.

– Сюда не залетит ни один снаряд: со всех сторон прикрыто. Сообщение с батареей по глубоким оврагам, – защищал Звонарёв выбранное место.

– По ночам сюда черти на свадьбу собираются, – заметил Блохин, пришедший с другими солдатами.

– Это ведьмы на Лысой горе шабаш оправляют, – поправил его Мельников.

– Своей стрельбой мы их с гор-то спугнём. Они от страха сюда и забегут, – не сдавался Блохин.

В это время вдали показалась всадница, в которой узнали Варю Белую.

– Первая ведьмочка уже поторапливается сюда. И впрямь место нечистое, – усмехнулся Борейко.

Подъехав, Варя легко соскочила с лошади. Офицеры пошли ей навстречу. Им прежде всего бросились в глаза многочисленные ссадины на лице девушки, густо смазанные йодом, что придавало её физиономии довольно зверское выражение.

Борейко громко расхохотался.

– Никак наша амазонка раскрасилась в боевые цвета? Несдобровать тебе, Серёжа.

– Вы только и умеете, что смеяться над бедной девушкой, Медведище! Нет чтобы пожалеть меня, – отозвалась Варя. – Хотя бы вы посочувствовали мне, Сергей Владимирович.

– Выражаю своё глубочайшее сочувствие, храбрейшая из храбрых амазонок, и советую на будущее время, во-первых, с лошади не падать, а во-вторых, ссадины запудривать, а не смазывать йодом. От этого ваша наружность только выиграет.

– С пудрой можно внести в ссадины инфекцию, йод же действует обеззараживающе, – докторским тоном ответила девушка. – Что же касается моей наружности, то она меня мало интересует.

– Но зато весьма волнует иссохшее от любви к вам сердце моего друга Серёжи. Поэтому я из чувства дружбы, а также в целях предотвращения паники среди моих солдат, могущей возникнуть при виде столь воинственной вашей раскраски, присоединяюсь к его просьбе, – добавил Борейко.

– Придумайте что-нибудь поостроумнее, господин Медведь! – обрезала Варя.

Сойманов с удивлением наблюдал за этой перепалкой, недоумевая, кто же эта девушка, пока наконец Звонарёв не представил его Варе.

– Белая! – отчётливо назвала она свою фамилию. – Приступим к делу. Здесь будет построен перевязочный пункт. Надо обсудить, как это сделать проще и скорее всего. Сергей Владимирович, ждём вашего доклада.

– Слушаюсь, ваше превосходительство! – шутливо вытянулся Звонарёв и в коротких словах сообщил о предстоящей работе.

– Задача не из лёгких, но дело нужное и важное, – обратился Борейко к солдатам.

– Для перевязочного пункта лучшего места не найти, а со скалой мы справимся. Пойдём по этой трещине и разворошим всю скалу, – ответил Родионов.

– Завтра с утра назначим человек двадцать солдат и матросов и постараемся в кратчайший срок оборудовать этот пункт. Ты согласен? – обернулся Борейко к Сойманову.

– Вполне и готов всемерно помогать вам в этом деле, – ответил моряк.

Все двинулись обратно на Залитерную батарею.

В последующие дни развернулись работы по устройству перевязочного пункта. Родионов и Блохин оказались главными производителями работ.

Варя почти ежедневно появлялась здесь. Родионов и Блохин были главными советниками по всем вопросам.

– Здравствуйте, барышня, – обычно приветствовали они её, когда она подъезжала. – У нас сегодня работа идёт хорошо, да не хватает лопат и кирок.

Варя выслушивала и аккуратно всё записывала, чтобы затем переговорить или со Звонарёвым, или с самим Кондратенко.

Варя очень скоро познакомилась со всеми артиллеристами и моряками и не хуже офицеров знала их в лицо и по фамилиям, знала семейное положение, личные качества.

По мере сил она старалась быть им полезной, в частности, взялась отправлять письма через Чифу в Россию. Солдаты не имели возможности пользоваться официальными средствами сообщения, вроде отправки писем с миноносцами или зафрахтованными от казны китайскими джонками, ввиду дорогой цены за доставку письма, и сдавали свои письма на городскую почту, которая охотно их принимала, но никуда не отправляла. Через своего садовника Вен Фань-вея Варя установила связь с лодочниками, рисковавшими прорывать японскую блокаду с моря. Все собранные от солдат письма она упаковывала в один большой конверт и отправляла его от своего имени русскому консулу Тидеману в Чифу. Помимо этого, девушка взялась подготовить из солдат санитаров, а попутно начала обучение грамоте безграмотных и малограмотных. Почти всё своё свободное время она проводила на пункте или на Залитерной батарее. Если Борейко держался в стороне от неё, то Сойманов на первых порах попытался было за ней ухаживать. Варя сперва удивилась этому, затем рассердилась и однажды, когда лейтенант хотел её обнять в темноте, напрямик заявила ему:

– Я, Павел Михайлович, не переношу подобного отношения к себе! Мы оба только выиграем, если наши отношения станут другими.

Моряк был смущён такой отповедью и ухаживания прекратил. Когда он сообщил Борейко о происшедшем, тот только усмехнулся:

– Счастливо отделался! Мог бы получить и хорошую оплеуху. Варвара Васильевна у нас на расправу коротка! Кроме того, там место уже прочно занято Серёжей Звонарёвым.

– Но последнее время они почти не видятся. А когда встречаются, то только всё время препираются между собой.

– Тем не менее Варя ни на кого не смотрит и никого не видит, кроме него.

– Чего, по-моему, нельзя сказать о нём!

– Тут дело тёмное! Похоже, что он и сам ещё не знает, на ком остановить свой выбор.

В один из вечеров, уже поздно, на батарею приехал Кондратенко в сопровождении Звонарёва. Генерал с утра был на коне, сильно устал и торопился домой, но, проезжая мимо, вспомнил о перевязочном пункте и заехал на Залитерную. Варя как раз вела при свете ручных фонарей занятия с санитарами. В темноте Кондратенко заметили не сразу, и он обошёл почти всю батарею, когда его наконец узнал Блохин и скомандовал солдатам: «Смирно!» Генерал поздоровался и подошёл к Варе.

– Может быть, вы мне покажете ваш перевязочный пункт? – обратился он к ней.

Около поворота к перевязочному пункту горел костёр, разложенный сторожившими строительные материалы солдатами. При помощи факелов из промасленного каната они осветили всю строительную площадку. В скале были выдолблены две рядом расположенные пещеры, в каждой из которых могло поместиться до тридцати человек раненых. Рядом намечалась ещё третья. Высота их достигала полутора саженей. В полу и стенах виднелись блестящие прожилки кварца и слюды. Кондратенко обошёл всё помещение, местами обстукал стены и сделал несколько замечаний технического характера.

– Такой каземат может выдержать бомбардировку даже двенадцатидюймовыми снарядами. Раненые будут здесь в полной безопасности! – резюмировал генерал своё мнение.

– Мы ещё проведём сюда электрическое освещение, водопровод, устроим вентиляцию – и всё будет готово! – радостно говорила Варя.

– Вас можно поздравить с успешным выполнением плана, – пожал девушке руку генерал.

– Я здесь ни при чём. Всё рассчитал Сергей Владимирович, а сделали – они! – и девушка махнула рукой в сторону матросов и солдат. – Они все очень старались.

– Для себя, барышня, работали! – вполголоса ответил за всех Блохин.

– И на других фортах солдаты работают для себя, однако далеко не везде так хорошо, как здесь. Я давно говорил Стесселю, что к каждому форту, батарее и укреплению надо заранее прикрепить определённые части и им же поручить их оборудование. Тогда все будут кровно заинтересованы в своей работе и выиграет вся крепость в целом. Литера Б, Залитерная и этот пункт прекрасно подтверждают мою мысль. Когда думаете закончить постройку? – обернулся генерал к Звонарёву.

– Дней через десять будет готово, ваше превосходительство.

Поблагодарив ещё раз Варю, Кондратенко велел подать себе лошадь.

– Завтра же прикажите от моего имени сапёрам привести дороги сюда в полный порядок.

После этого Кондратенко уехал, оставив Звонарёва на батарее.

– Видите, как хорошо всё вышло! – обернулась Варя к солдатам. – Сам Кондратенко похвалил работу! – обратилась она к Звонарёву.

– Нам бы, барышня, в награду выдали по полбутылочки водки, – отозвался Блохин, – всё веселее на сердце станет, как выпьешь.

– Что-то я тебя, Блохин, особенно грустным и не видела. Хорошая работа тоже веселит сердце.

– Так-то оно так, но малость выпить всё же не мешает!

– Спрошу у начальства, как оно велит.

Вслед за Кондратенко двинулась и Варя. Звонарёв последовал за ней. В темноте приходилось ехать шагом, чтобы не покалечить лошадей на разбитой дороге.

– Я удивляюсь, Варя, вашему умению обращаться с солдатами. Вы не только не стесняетесь сами, но не стесняете и их своим присутствием.

– Я с колыбели привыкла к общению с ними: моей первой нянькой был денщик, – ответила девушка. – Раньше у нас денщики жили по семи лет и совсем входили в семью. Некоторые ещё и сейчас пишут нам о себе. Особенно мама быстро сживалась с ними, женила их, крестила у них детей. Правда, что вам ваша Ривочка натянула нос после смерти Дукельского? – вдруг переменила она разговор.

– Раз она мне натянула нос, значит, она уже не моя!

– И вы продолжаете бывать у неё и мечтаете о ней?

– Да!

– Спокойной ночи, желаю вам счастья с вашей еврейкой! – насмешливо-сухо проговорила Варя и, хлестнув по лошади, скрылась в темноте, оставив Звонарёва в полном недоумении.

У себя на квартире Звонарёв нашёл записку от Кондратенко, который его предупреждал о поездке утром вместе со Стесселем на передовые позиции. Отдав нужные распоряжения своему ординарцу, прапорщик поспешил улечься в постель.

На другой день около семи часов утра Звонарёв был уже на вокзале. У перрона стоял экстренный поезд в составе одного вагона-салона и трёх товарных, в которые грузили верховых лошадей для участников поездки. Около поезда прохаживались Кондратенко, начальник его штаба подполковник Науменко, полковник Рейс и личный адъютант Стесселя князь Гантимуров.

Вскоре приехали Стессель и Никитин, последним явился адъютант Никитина капитан Померанцев, за которым трое солдат несли корзины с закуской и выпивкой.

Расселись в кресла, глядя в окно. Стессель был молчалив и мрачен. Вернувшийся вчера из Инкоу миноносец «Лейтенант Бураков» привёз повторный приказ о его отзыве из Артура, и теперь генерал ехал к Фоку советоваться.

– Какие новости у вас? – спросил Кондратенко, обернувшись к Рейсу.

– Получено подтверждение об отходе Штакельберга после боя у Вафангоу[139]139
  …об отходе Штакельберга после боя у Вафангоу…» – 14–15 июня у Вафангоу был бой между Первым Сибирским корпусом под командованием генерала Штакельберга Г. К. (1851–?) и частями Второй японской армии генерала Оку. Из-за несогласованности действий командования русские войска отступили. Неудачный исход боя объясняется также медлительностью действий Алексеева и Куропаткина, не обеспечивших своевременного подхода войск к Порт-Артуру.


[Закрыть] на север и приказ о повторном выходе флота в море для прорыва во Владивосток.

– Тэк-с! Значит, деблокада Артура откладывается на неопределённое время, раз Куропаткин пятится назад вместо продвижения вперёд, – заметил Кондратенко. – Интересно, как велики силы против нас? Не попробовать ли нам наступать, дабы оттянуть часть японцев на себя?

– Что вы, ваше превосходительство! Наша задача защищать Артур, а не оттягивать на себя силы. У нас и так очень мало людей, – горячо возразил Рейс.

– Если не наступать, то беспокоить почаще японцев вылазками разведчиков будет весьма полезно.

– Напрасная трата живой силы! Многого они не узнают и только понесут зря потери! – возражал полковник.

– Взаимодействие армии и крепости в том и заключается, чтобы заставить противника дробить свои силы между ними.

– Академическое рассуждение. Роман Исидорович. Своя рубашка ближе к телу. Пусть Куропаткин сам о себе заботится, – вмешался Стессель.

Пока генералы вели между собой беседу, Померанцев и Гантимуров занялись приготовлением завтрака. Появился накрытый белой скатертью стол, на котором живописно разместились закуски. Захлопали пробки, и батарея разнообразных бутылок дополнила убранство стола.

– Не кручинься, Анатолий Михайлович! Попомни моё слово, разобьём мы макак косорылых в пух и прах, и будешь ты генерал-адъютантом, а то и фельдмаршалом. Всех самотопов подчинят тебе, и они станут ходить по струнке. За нашего вождя и полководца генерала Стесселя! Ур-р – ра-а – а! – заорал Никитин и полез целоваться со своим другом.

Потом пили за Кондратенко, Никитина, артиллеристов. Никитин поднял бокал даже за железнодорожников, но Стессель запротестовал.

– За штатскую сволочь не пью! – категорически заявил он.

Звонарёв сидел в углу и наблюдал за происходящим.

– Когда же ваша свадьба, молодой человек? – обернулся к Звонарёву Стессель. – Моя жена уже приготовила для Вари подарок.

– Боюсь, что никогда, ваше превосходительство.

– Фордыбачит, значит, девица. Она с норовом. Быть вам под башмаком до конца своих дней! – продолжал Стессель.

– Я не отказался бы от такого очаровательного башмачка! – вставил Гантимуров, иронически оглядывая Звонарёва.

– Что ж, обручения ещё не было. Можете попытать счастья, – усмехнулся Стессель.

Поезд остановился у разъезда одиннадцатой версты. В вагон тотчас же вошёл Фок в сопровождении начальника своего штаба полковника Дмитриевского. Отдав Стесселю рапорт о положении дел на позиции, Фок поздоровался со всеми и занял место рядом со Стесселем.

– Чем порадуешь, Александр Викторович? – спросил Стессель, наливая ему водки.

– Радости особой нет, но и печалиться не из-за чего! – растягивая слова, ответил Фок. – Водку мне наливаешь зря. Я её не употребляю, поэтому предоставляю свою порцию Владимиру Николаевичу, – кивнул Фок на уже сильно подвыпившего Никитина.

– Не отказываюсь, – тотчас отозвался последний. – Известно, что немцу смерть, то русскому здорово! За ваше здоровье, господин Фик-Фок на один бок! – и Никитин демонстративно осушил свою рюмку.

Стессель нахмурился и сухо заметил Никитину:

– Пожалуй, Владимир Николаевич, тебе пора перейти к сельтерской.

– Сейчас последую твоему мудрому совету, Анатолий Михайлович. Кирилл Семёнович, распорядитесь-ка там, пожалуйста, чтобы мне немецкой водички подали! – обернулся к Померанцеву Никитин.

Стессель вышел вместе с Фоком из вагона и стал прогуливаться вдоль поезда.

– Получил повторный приказ о выезде из Артура, – хмуро сообщил он Фоку.

– Кому известно содержание телеграммы?

– Мне и Рейсу. Морякам копии нет, только Смирнову.

– Значит, всё в порядке! Пошлёшь заготовленный нами ответ, и дело с концом. Смирнову, конечно, ни гугу!

– Само собой разумеется! – поддакнул Стессель.

– Зачем едет этот умник Кондратенко? Меня, что ли, учить уму-разуму?

– Хочет ознакомиться с позицией на твоём участке и заглянуть в свой Двадцать шестой полк на правом фланге.

– Он слишком много фантазирует и Бог знает что воображает о себе. Надо его сократить, а в случае надобности и убрать совсем, а то со своей юношеской лихостью он натворит нам бед.

– Какой же он юноша в сорок семь лет?

– С высоты моих шестидесяти двух, конечно, он совсем юноша!

Пока генералы разгуливали по платформе, Кондратенко подозвал к себе Дмитриевского и начал расспрашивать о положении на фронте. Науменко достал карту и попытался нанести на неё расположение частей, но тотчас же запутался: целый ряд деревень оказался не отмеченным на карте, другие были нанесены неверно, названия перепутаны.

– Не карта, а одно недоразумение! – возмущался Кондратенко. – Шесть лет владеем Квантуном и не удосужились изготовить приличных карт! Воюешь на совершенно неизвестной местности. Что же тут удивительного, коль получается путаница?

– Путаница на карте – это ещё полбеды, а в Управлении – это похуже! – заметил Науменко.

– Кто же в Артуре путает? – спросил Дмитриевский.

– Все начальники, по мере своих сил и возможностей, – отозвался Кондратенко. – Стессель отдаёт одни приказания, Смирнов другие, моряки третьи, я четвёртые. Вполне естественно, что наши подчинённые ругают нас всех вместе.

– Поехали дальше! – приказал Стессель, появляясь в вагоне. – Что вы тут мудрите над картой, Роман Исидорович?

– Знакомлюсь с положением дел на фронте и думаю кое-что предложить на ваше благоусмотрение, Анатолий Михайлович, – почтительно проговорил Кондратенко. – Наша задача – возможно дольше задержаться на перевалах, чтобы возможно больше укрепить Артур.

– Я не собираюсь зимовать здесь! – резко вставил Фок. – Через месяц отведу свои полки в Артур.

– Правый фланг занимают части моей дивизии, и я отнюдь не собираюсь уходить отсюда раньше времени.

– Это ваше дело и меня не касается! Я уйду, а вы как хотите!

– Подобная постановка вопроса совершенно недопустима. Прошу вас, Анатолий Михайлович, объяснить это генералу Фоку.

– Я не глупее вас и ни в каких объяснениях не нуждаюсь!

– Прошу без резкостей, господа! – вмешался Стессель. – Части отойдут в Артур тогда, когда я им прикажу. Пока же надо подумать об усилении обороноспособности позиций на перевалах.

Кондратенко замолчал, а Фок начал притворно зевать. В углу в кресле похрапывал Никитин. Начальники штабов вполголоса переговаривались между собой. Звонарёв смотрел в окно.

Было около одиннадцати часов утра, когда наконец поезд добрался до разъезда девятнадцатой версты, где решено было выходить из вагонов.

Стесселя встретили генерал Надеин, полковник Ирман, Сахаров и несколько командиров полков. Генеральская свита увеличилась. Кавалькада двинулась в путь вдоль железнодорожного полотна по направлению передовых позиций, до которых оставалось ещё вёрст пятнадцать.

Вдали слышались редкие орудийные выстрелы.

– Стреляют у Юпилазы, – указал рукой в направлении выстрелов Фок. – Чего доброго, и на неё кинутся в атаку.

Стессель ехал впереди крупной рысью, на ходу здороваясь со встречными командами. Вдруг неожиданно слева послышались ружейные залпы. Генерал резко остановил свою огромную раскормленную кобылу.

– Это что за стрельба? – спросил он у Фока.

– За сопками начинается уже линия передовых окопов. Верно, стрелки заметили движение у японцев.

– Почему же меня ранее не предупредили, что позиция уже близко? Я со своей свитой вылетел бы вперёд и послужил бы хорошей целью для японцев! – сердито крикнул Стессель и круто повернул лошадь назад. – Где здесь лучший кругозор? Я хочу осмотреть позиции на всём протяжении, – спросил он.

– Направо так называемая Большая Сопка, оттуда видно далеко во все стороны, – поспешил к генералу Дмитриевский.

– Ведите нас туда. Поезжайте вперёд, а я за вами, – распорядился Стессель.

Полковник свернул с дороги и по узенькой тропинке двинулся к указанной вершине. По тропинке можно было ехать лишь в одиночку, и вся свита столпилась на дороге.

– Поедем вперёд, к позициям, – предложил Кондратенко своему начальнику штаба и Звонарёву и тронулся на выстрелы. Через минуту все трое были уже на хребте, за которым шла линия русских окопов. С вершины горы открывался широкий вид во все стороны. Прямо виднелся расположенный вблизи Дальнего лагерь японцев, по дороге к городу двигались многочисленные обозы. Артиллерия бездействовала. Всё говорило о малочисленности и слабости врага в этом районе, который больше готовился к обороне, чем к наступлению.

– Собрать бы кулак полка в два и ударить на Дальний, пока здесь почти пусто, а железная дорога, за отсутствием паровозов широкой колеи, ещё не действует! – мечтал вслух Кондратенко. – Много шансов, что это предприятие увенчалось бы большим успехом, а особенно если с моря одновременно на Дальний ударит и флот.

– Едва ли Стессель на это согласится. Он всё же считает, что против нас направлена вся японская армия, а на севере имеются лишь заслоны.