Текст книги "Порт-Артур. Том 1"

– Да совсем не на нас! – раздражённо ответил Юрасовский. – Они тоже заметили японцев и изготовились к бою. Поднять позывные! – скомандовал он.

Едва только сигнал был поднят, как все три миноносца опоясались огнями, и в следующее мгновение на «Страшный» обрушился град снарядов. Сразу же оказалась подбита носовая пушка. Человек пять раненых матросов повалились на палубу.

– Японцы! – хрипло произнёс Юрасовский. – Теперь одна надежда на машину. Самый полный вперёд!

В этот момент крейсера тоже дали залп по миноносцу. Первый же шестидюймовый снаряд попал в мостик. Юрасовского взрывом убило. Рулевой, истекая кровью, корчился на палубе. Акинфиев, которого забыли разбудить, только что поднялся на палубу и был потрясён увиденным. Он бросился было на помощь Юрасовскому, но, поняв, в чём дело, кинулся к Малееву.

– Командир убит, Ермий! – пробормотал он побелевшими от страха губами.

Матросы растерянно топтались на палубе, не зная что делать. Малеев взобрался на остатки мостика и громким спокойным голосом приказал:

– Убрать в каюту тело командира! Раненых снести вниз. Никакой суматохи! Комендорам наводить по миноносцам.

Его решительный, твёрдый тон подействовал на матросов успокаивающе, и они поспешно бросились исполнять отданные приказания.

– Андрюша! Пойди к сорокасемимиллиметровым пушкам и развей предельный огонь! Приготовить минные аппараты! Как только японцы подойдут на минный выстрел, стрелять без команды! – продолжал энергично распоряжаться Малеев.

Обе пушки открыли огонь, отстреливаясь от приближающихся слева миноносцев. Справа быстро подходили крейсера. «Страшный», содрогаясь всем корпусом от напряжения, шёл на предельной скорости, стремясь выйти из сжимавших его тисков.

Акинфиев взглянул на Артур. Уже отчётливо был виден Ляотешань, проступала в тумане Золотая гора. Ему даже показалось, что он видит русские суда, выходящие на внешний рейд.

В это время новый залп обрушился на «Страшный». Андрюша охнул и схватился за правый бок. Между пальцев показалась тёмная струйка крови. Мичман носовым платком зажал рану, но остался на палубе.

– Стоп! – вдруг скомандовал в машину Малеев.

«Что он, с ума сошёл, что ли, стопорить сейчас машину?» – мелькнуло в мозгу Акинфиева.

«Страшный» стал быстро замедлять ход. Очередной залп японцев, рассчитанный на прежнюю скорость миноносца, пролетел мимо. Зато крейсера сразу приблизились на пять-шесть кабельтовых.

– Полный назад! – приказал Малеев. – Право на борт!

Миноносец, послушный рулю, стал перпендикулярно к японским миноносцам, сблизясь с ними до десяти кабельтовых. Японцы, не понимая, что происходит, тоже застопорили машины.

В этот момент японский снаряд попал в мину, находившуюся в кормовом аппарате. Раздался страшный взрыв, всё заволоклось дымом. Когда он рассеялся, то вокруг на палубе лежали лишь бесформенные остатки человеческих тел. Малеев держался рукой за окровавленную голову, но с мостика не сходил.

– Самый полный вперёд! – скомандовал он.

Акинфиев наконец понял манёвр: Малеев хотел под кормой миноносцев прорваться в Артур. «Страшный» оказался всего в пяти кабельтовых от концевого корабля.

– Носовой, пли! – закричал Малеев.

Торпеда скользнула в воду, и тотчас же грянул взрыв. Миноносец сел на корму и окутался дымом. Японцы растерялись и стали отставать. Появилась надежда на спасение.

– Андрюша! Пойди перевяжись да надень спасательный пояс. В случае чего тебе, раненому, не выплыть, – приказал Малеев. – Павлуша, поднимись наверх, а то я один остался! – крикнул затем в машинное отделение.

Дмитриев вылез и с ужасом смотрел на исковерканную, залитую кровью палубу. Только пять-шесть уцелевших матросов во главе с боцманом оставались на палубе.

Кают-компания была обращена в перевязочную. Все диваны были заняты стонущими ранеными. Легкораненые столпились в, коридоре и офицерских каютах, помогая перевязываться друг другу. Лица матросов, бледные от потери крови и волнения, были суровы и решительны. Все торопились поскорее вернуться наверх, на палубу. Кое-кто изредка вскрикивал от боли, другие тихо сквозь зубы ругались, превозмогая боль.

– Смерть, братцы, приходит! – произнёс кто-то. – Надо чистое бельё надеть!

– Помолчи, дура, рано умирать собрался! Заместо белья надень-ка лучше спасательный пояс! Артур уже близко. Сейчас нам подмогу с эскадры подадут. Да и японцы отстают. Здорово их миной саданули, – ответил сердито Серёгин, перевязывая раненую ногу. – Дайте, ваше благородие, я вам пособлю, – предложил он, заметив Акинфиева. Мичман разделся и с его помощью обмотал себе бок бинтами.

– Царапнуло малость, – сочувственно проговорил Серёгин. – Многих сегодня побило да покалечило. Авось всё же до Артура доберёмся. – Он стал торопливо подниматься наверх. Надев пробковый пояс и накинув на плечи шинель, Акинфиев последовал за ним.

Японцы опять наседали. До Артура оставалось всего несколько миль. Ещё десять, ещё пять минут – и миноносец будет спасён! В сердцах воскресала надежда на благополучный исход. Вдруг один из снарядов сбил заднюю трубу. Крик отчаяния пронёсся на палубе. Миноносец сразу затянуло дымом. Ход сильно упал. Дмитриев кинулся в машинное отделение. Японцы опять стали быстро приближаться. Малеев, бледный от потери крови, с замотанной бинтом головой, всё ещё продолжал командовать.

– Зарядить кормовой, – приказал он Акинфиеву. – Когда японцы приблизятся, бей в упор! Ребята! – громко обратился он к матросам. – Что бы ни случилось, помните: в плен не сдаваться!

– Сдаваться не сдадимся, а вот похлебать солёной водицы, видать, придётся! – полушутливо ответил Серёгин – Авось до Артура доплывём, если акулы по дороге не слопают!

Дым от сбитой трубы мешал наблюдать за японцами, поэтому на «Страшном» не заметили, как неожиданно с кормы подобрался японский крейсер и почти в упор дал залп по миноносцу. «Страшный» повалился на правый борт, окутываясь клубами белого пара. Из машинного отделения донеслись душераздирающие крики обваренных паром людей. Один за другим обожжённые кочегары выскакивали наверх и со стоном валились на палубу. «Страшный» совсем остановился, покачиваясь на волнах в клубах белого пара. В это время из машинного люка показалась изуродованная, красная от ожогов голова ослепшего Дмитриева. Он с трудом поднялся на палубу и, ощупывая её руками, пополз по ней.

– Павлуша! – кинулся к нему Малеев, но новый взрыв снаряда сбросил Дмитриева за борт.

Сам Малеев, с перебитыми ногами, без чувств повалился на палубу. Андрюша пытался было подойти к нему, но по дороге споткнулся, упал, ударившись раненым боком, и от боли потерял сознание. На палубе оставалось всего три-четыре матроса и боцман. Японцы, видя беспомощное положение «Страшного», перестали стрелять. Один из миноносцев подошёл к нему на двадцать-тридцать саженей. С него стали спускать шлюпку. Серёгин бросился к единственному оставшемуся на «Страшном» орудию – многоствольной митральезе[108]108
  Митральеза – французское название первого типа скорострельного многоствольного оружия – картечницы, являвшегося прообразом пулемёта.


[Закрыть], снятой с японского брандера, и, припав к ней, закрутил ручку. Струя свинца брызнула по японцам. Серёгин видел, как падали срезанные пулями люди на капитанском мостике и на палубе. Он перенёс огонь на лодку, которая мгновенно опустела.

– Так, так их мать! Крой! – исступлённо кричал боцман, размахивая руками.

Серёгин распорол пулями переднюю трубу японского миноносца, хлестнул по корме. Было видно, как ползли по палубе раненые японцы. Но вот грянул выстрел, и на том месте, где только что был Серёгин, оказалась лишь груда окровавленных костей и мяса. Боцман кинулся было вниз, собираясь открыть кингстоны, но изрешечённый пробоинами «Страшный» уже сам стал быстро погружаться носом в воду; корма высоко поднялась; всё, что ещё оставалось на палубе, стремительно полетело в море.

Боцман, выскочив опять на палубу, пробежал на поднимающуюся корму и сжатыми в бессильной злобе кулаками потрясал в воздухе. Так он и остался стоять на корме с грозно поднятыми кулаками, пока «Страшный» не погрузился в море…

…Попав в холодную воду, Акинфиев пришёл в себя. Его потянуло вниз, но пробковый пояс выбросил его обратно на поверхность. Он видел, как корма миноносца погрузилась в воду.

«Конец! Конец!» – билась в мозгу у него последняя мысль. Солёная вода сильно разъедала рану, и Андрюше казалось, что его бок жгут огнём. Налетевший вал захлестнул его. Силы падали. От холода ноги сводило судорогой. Вдруг совсем близко взметнулся кверху водяной столб. «Стреляют!» – отметил угасающий мозг Акинфиева, и тут он увидел, что к месту гибели «Страшного» приближается какой-то корабль. «Свои или японцы?» – мелькнула последняя мысль, и сознание оборвалось…

Вернувшись с берега на «Петропавловск», Дукельский сел за расшифровку полученных за день секретных телеграмм. Их было много, шифр был местами искажён. Это раздражало лейтенанта, и он облегчённо вздохнул, закончив наконец свою скучную работу, наполовину разделся, как всегда делал в последнее время, и лёг в постель. Дождь монотонно стучал над головой, изредка слышались чьи-то шаги на палубе, да временами доносился бой склянок.

Мысли Дукельского были заняты Ривой. Последнее время он всё чаще думал о своих отношениях к ней.

«Крестить её и жениться», – не раз думал он. Прошлое Ривы мало смущало его. Мало ли было даже адмиральш из кафешантанных певиц. Конечно, пришлось бы на некоторое время перевестись куда-нибудь в другие места, вроде Каспийской флотилии, служившей местом ссылки для проштрафившихся моряков, но потом всё скоро позабылось бы и пошло обычным путём. Около трёх часов ночи его разбудили.

– Их императорское высочество требует вас к себе, ваше благородие! – доложил вестовой.

Быстро одевшись, Дукельский направился к князю. Кирилл Владимирович только что вернулся с берега. Он был уже сильно пьян и смутно понимал, зачем ему, собственно, понадобился Дукельский.

– Доложите обстановку на море, – проговорил князь, чтобы было о чём говорить.

– Два отряда миноносцев ушли на поиск к островам Саншантоу. Эскадра на рассвете выходит в море. Пока всё спокойно!

– Где Макаров?

– Командующий ночует на «Аскольде».

– Вот уж цыганская натура! Что ни ночь, то на другом корабле ночует! Макаров, часом, не фараонова ли племени?

– Насколько мне известно, чисто русский человек.

Князь помолчал, стараясь придумать, что же ему ещё сказать.

– Провернули мы эти дни в Артуре! Будет что вспомнить! – и князь начал было рассказывать о своих похождениях на берегу, но лейтенант его перебил вопросом:

– Что ещё угодно вашему высочеству?

– Прежде всего угодно, чтобы вы меня не перебивали, когда я говорю! Это неприлично! А затем, затем я ещё хотел сделать… Да! Мне срочно нужен Макаров. Немедленно вызовите его ко мне.

– Но, ваше высочество, адмирал сейчас спит!

– Зато я не сплю, – с пьяным упрямством ответил Кирилл.

– Может быть, адмирал Молас заменит командующего? – спросил Дукельский, всё ещё надеявшийся оберечь сон Макарова.

– Нет! Мне нужен только Макаров, чёрт бы его совсем побрал!

– Но, ваше высочество, все эти ночи адмирал проводил в сторожевом охранении в море, ожидая японского нападения. Он сильно переутомлён, и без особо важной причины его беспокоить не следует.

– А как, по-вашему, лейтенант, особо ли важная причина – желание члена императорской фамилии переговорить с адмиралом из боцманских сынков?

– Думаю, что разговор можно с успехом перенести на утро.

– Вы думаете! Да плевать мне на то, что вы думаете, и вообще на всех в Артуре! Получу крест и уеду в Питер, а вы тут живите как хотите! Вызвать ко мне адмирала!

– Разрешите узнать, как доложить командующему о причине вызова?

– Причина одна: желаю сейчас же видеть адмирала, и баста.

– Во избежание недоразумений, быть может, ваше высочество напишет командующему записку?

– Чернильная вы душа, Дукельский! Вам бы писарем быть, а не моряком! – бросил князь, садясь к письменному столу.

Перо плохо слушалось пьяной руки князя. Он несколько раз начинал писать, а затем рвал написанное. Дукельский презрительно разглядывал сильно потасканное, жёлто-зелёное лицо князя, покрытое мелкой сетью преждевременных морщин, его рано начавшую лысеть голову и криво торчащие усы, похожие на приклеенную мочалку.

– Что вы на меня уставились, лейтенант? Что я вам, девчонка, чтобы так в упор меня разглядывать? – проговорил князь, справившись наконец с письмом и поймав на себе взгляд Дукельского.

– Я жду письма, ваше высочество, – сухо ответил Дукельский.

– Отправьте это письмо немедленно! Отвезите его лично! Я нижним чинам не доверяю! Тут хороший нагоняй Макарову за его зазнайство!

Выйдя от князя, лейтенант попытался всё же через Моласа воздействовать на заупрямившегося самодура. Когда они оба опять вошли в каюту, князь сидел за столом, положив голову на скрещённые руки.

– Спит, – прошептал Молас.

– Нет, не сплю, а жду Макарова! – неожиданно ответил князь.

– Может быть, ваше высочество, отложите разговор с командующим до утра? – пролепетал боязливо Молас.

– Хотя вы, адмирал, и немецкий колбасник, но всё же русский язык понимать должны: я жду Макарова! Поняли? Сейчас же вызвать его ко мне, хотя бы он с бабой спал!

Дукельский не стал слушать дальнейший разговор и направился наверх, чтобы распорядиться о шлюпке. Через четверть часа он уже был на «Аскольде». Макаров спал, и, надеясь, что пьяный князь на «Петропавловске» тоже наконец заснёт и оставит адмирала в покое, Дукельский прошёл в кают-компанию и прилёг там на диване. Но не прошло и полчаса, как вахтенный офицер сообщил, что на «Петропавловске» ожидают адмирала.

Пришлось разбудить Макарова.

– С миноносцами несчастье? – был его первый вопрос к Дукельскому. – Японцы пустили брандеры?

Лейтенант протянул ему записку великого князя.

Прочитав, Макаров, гневно скомкав записку, сунул её в карман.

– Передайте великому князю, что для меня он, прежде всего, начальник одного из отделов моего штаба и подчинён мне, а не я ему! Если у него есть срочное дело, пусть немедленно явится ко мне с докладом!

– Есть! – вытянулся Дукельский и поспешил обратно на «Петропавловск». Там он застал великого князя уже мирно спавшим в постели.

После ухода Дукельского Макаров вернулся в свою каюту и прилёг. Наглая выходка великого князя разволновала адмирала. Со времени своего появления в Артуре князь систематически подрывал его авторитет, вмешивался в его распоряжения. Макаров возмущался, высказывал своё недовольство князю, жаловался на него Алексееву, но всё это не приводило ни к чему. Сухопутное начальство Порт-Артура, особенно в лице генерала Стесселя, не скрывало своей вражды к флоту и открыто препятствовало всем мероприятиям по улучшению совместного действия флота и береговых батарей. Всё это нервировало, раздражало и до крайности утомляло Макарова.

«Бросить всё и уйти в отставку», – мелькала иногда мысль в голове адмирала.

Но он знал, что за десятками дураков и негодяев из великих и малых князей, генералов и адмиралов стоит многомиллионный русский народ, из которого вышел он сам и кровную связь с которым никогда не терял. Он знал, как непопулярна нынешняя война среди населения, и понимал, что одно это обстоятельство должно повести к поражению, при котором напрасно погибнут десятки и сотни тысяч русского народа. Войну надо было кончать возможно скорее, для чего необходимо было достигнуть если не господства на море, то хотя бы равенства морских сил. Этого было бы достаточно, чтобы заставить Японию прекратить войну. Достичь же этого можно было лишь путём уничтожения японской эскадры по частям. Нужно было переходить к активным действиям, беспрестанно беспокоя японцев.

Мало-помалу адмирал успокоился, стал опять дремать. Но его снова разбудили. Прибыли для доклада командиры минных отрядов, отправленных в море.

– Все вернулись благополучно? – спросил Макаров.

– В темноте была потеряна связь со «Страшным», – доложил Бубнов[109]109
  Бубнов М. – капитан первого ранга, командир канонерской лодки «Бобр», затем – начальник второго отряда миноносцев, позже – командующий Квантунским флотским экипажем. Воспоминания, написанные М. Бубновым в японском плену, по свежим впечатлениям, печатались в «Морском сборнике», а затем вышли отдельной книгой: «Порт-Артур. Воспоминания о деятельности Тихоокеанской эскадры и морских команд на берегу во время осады Порт-Артура в 1904 г.», СПб.: 1907.


[Закрыть].

– И вы сочли возможным вернуться в Артур, бросив один из миноносцев в море? – сурово спросил адмирал.

– Мы долго разыскивали его, но не нашли…

– Почему вы не остались на подступах к Артуру подождать «Страшного»? Бросили в море один из самых слабых миноносцев, который легко может стать добычей японцев? Таких командиров мне не надо. Я отрешаю вас от командования, – резко проговорил Макаров.

Бубнов, прежде служивший в гвардейском экипаже и теперь бывавший в компании великого князя, с нескрываемым презрением смотрел на адмирала, хотя и стоял перед ним навытяжку, и думал про себя:

«Этот хам и впрямь воображает себя всемогущим богом в Артуре! Посмотрим, что ты, дружок, запоёшь после хорошего «фитиля» из Петербурга!»

– Я вас больше не задерживаю, – отпустил Макаров обоих капитанов.

В это время доложили с сигнальной станции на Золотой горе, что в море, к юго-востоку от Ляотешаня, идёт бой между неизвестными кораблями.

Сразу поняв, что речь идёт о «Страшном», Макаров быстро поднялся на палубу.

Светало. Сквозь предрассветный сумрак темнели силуэты Золотой горы и Тигровки. С моря глухо доносились раскаты далёкой артиллерийской стрельбы. Матросы под наблюдением боцмана усиленно надраивали палубу.

– «Баяну» немедленно выйти в море! – приказал Макаров.

Едва на крейсере, стоявшем в сторожевом охранении, успели принять сигналы, как он уже двинулся вперёд, быстро набирая ход. Из его труб повалил густой дым, длинным шлейфом потянувшийся за кораблём. Как ни недолюбливал Макаров Вирена, он не мог не отметить быстроту и чёткость выполнения его распоряжения.

– Поднять сигнал: «Адмирал благодарит «Баян» за быстрый выход!» – распорядился Макаров.

Между тем «Баян» уже открыл с предельной дистанции огонь по японцам, которые поспешили отойти. «Страшный» уже погрузился в воду, когда крейсер подошёл к месту боя; спущенные шлюпки подобрали в воде четырёх матросов и Акинфиева.

Вскоре Макаров приказал также выйти в море «Диане», «Палладе» и «Новику».

Спустившись вниз в каюту, адмирал вспомнил о записке великого князя. Он раздражённо фыркнул носом, дёрнул, по своему обыкновению, как всегда в волнении, правым плечом и задумался. Он избегал выходить в море на броненосцах, но сегодня на «Петропавловске» находился великий князь, вызывавший его к себе. Макаров не мог совсем игнорировать это обстоятельство и, не желая обострять отношений с князем, решил перейти на «Петропавловск». По прибытии туда он немедленно отдал приказ о выходе всей эскадры в море. У подошедшего к нему Дукельского адмирал справился о великом князе.

– Спит после вчерашнего кутежа. Прикажете разбудить и доложить о вашем прибытии?

– Не тревожьте! Когда проснётся, тогда сообщите, что я на броненосце!

Макаров направился к мостику. По дороге его встретил Верещагин. В руках он держал большой альбом, а из кармана пальто торчало несколько карандашей.

– Здравствуйте, Степан Осипович, – тепло приветствовал он адмирала. – Надолго намечается сегодня выход в море?

– Здравствуйте, Василий Васильевич! Если японцы не примут боя, то к полудню будем в Артуре.

– Я хочу воспользоваться выходом эскадры, чтобы сделать несколько набросков Артура со стороны моря.

– Больно тут всё серо и однотонно, нет никаких красок, даже море – и то какое-то серое и однообразное.

– Да, это не Чёрное море! Помните, когда вы на «Весте» пришли в Бургас весной семьдесят восьмого года? Какое там богатство тонов, разнообразие оттенков, не то что здесь. Не хотите ли взглянуть на мой альбом? – и Верещагин протянул Макарову свои рисунки.

Здесь было много набросков: китаец-рикша, кумирня, старинные городские ворота, зарисовки артурской гавани, отдельных кораблей, карандашные портреты офицеров и матросов. Адмирал внимательно разглядывал альбом, выслушивая пояснения и замечания художника.

– Вы, Василий Васильевич, умеете передавать с изумительной живостью движение и мимику людей. Особенно хороши эти групповые зарисовки, – показал Макаров на набросок матросов, работающих на палубе.

– Что-то вы, Степан Осипович, сегодня неважно выглядите, – заметил Верещагин, вглядываясь в усталое лицо адмирала.

– Плохо спал ночью, да, и понервничал сегодня с утра. Надеюсь завтра отдохнуть как следует.

– Вряд ли вам это удастся до отъезда великого князя. Пока он здесь, вам не будет покоя – ни нравственного, ни физического. Собираюсь послезавтра двинуться в Питер с вашим поручением, – вполголоса проговорил художник. – Разрешите мне с вами подняться на мостик, оттуда мне будет виднее, чем с палубы.

– Пожалуйста, дорогой Василий Васильевич, вы нам не помешаете, – и Макаров, взяв художника под руку, направился к трапу.

«Петропавловск» на буксире двух портовых пароходов, медленно разворачиваясь, направился в проход на внешний рейд. На палубе суетились закончившие приборку матросы.

– Нельзя ли поторопить буксиры? – обратился адмирал к командиру броненосца капитану первого ранга Яковлеву.

– Есть поторопить буксиры! – ответил капитан.

Макаров нетерпеливо прохаживался по мостику, наблюдая за выходом крейсеров на внешний рейд. «Новик», как всегда, с места двинулся полным ходом, быстро проскочил через проход и, развив предельную скорость, понёсся к «Баяну», зато «Паллада» и «Диана» замешкались и задержали «Петропавловск».

– Поднять сигнал: «Крейсерам ускорить выход в море!» – приказал Макаров Дукельскому.

Не успели принять на крейсерах этот сигнал, как Макаров, потерявший терпение, распорядился объявить выговор командирам «Паллады» и «Дианы».

«Не выспался и теперь фитилит направо и налево!» – подумал лейтенант, отдавая приказания сигнальщикам.

– На «Аскольде» я давно бы уже подошёл к «Баяну», – раздражённо бросил Макаров подошедшему Моласу.

– Я думал, что вы останетесь на крейсере, – ответил флаг-капитан.

– Остался бы на «Аскольде» или перешёл бы на «Новик», если бы не записка великого князя.

– Вы, Степан Осипович, видели великого князя?

– Не видел и не имею особого желания его видеть! – буркнул Макаров. – Нарочно приказал не будить. Пусть проспится как следует!

Наконец «Петропавловск» прошёл пролив и стал набирать ход. Макаров взглянул на часы. Было семь с четвертью утра.

– Мы сегодня больше часа потратили на выход в море. Надо будет специально заняться тренировкой эскадры по выходу в море, – продолжал ворчать Макаров.

«Баян» энергично отстреливался от едва видных с «Петропавловска» японских кораблей. Ближе был виден «Новик», который стремительно летел вперёд, неся огромный белый бурун на носу.

На «Петропавловске» пробили боевую тревогу. Матросы бросились занимать места по боевому расписанию. Заворочались орудийные башни, загремели подъёмники, дула орудий поползли вверх. Поймав цель, носовая башня дала залп. Броненосец вздрогнул от выстрела. Макаров взял бинокль у Дукельского и стал разглядывать маячившую вдали японскую эскадру.

– Лёгкие крейсера типа «Иошина», – сказал он. – А за ними, похоже, «Чин-Иен» и «Мацушима». Кажется, сегодня нам случай благоприятствует. Попробуем атаковать японцев. Крейсера, конечно, улепетнут, но «Чин-Иен» и «Мацушима» от нас не уйдут.

Около адмирала собралась большая группа, почти весь его штаб. Все усиленно разглядывали японцев в бинокли.

– Недолёт! – громко доложил сигнальщик результаты первого залпа. Вслед за этим «Петропавловск» снова дал залп левым бортом. Макаров поморщился: струя воздуха от выстрела неприятно резанула лицо.

– Как медленно выходит эскадра! – заметил раздражённо Макаров и обернулся к Артуру, откуда успели выйти в море только броненосцы «Победа» и «Пересвет», а «Севастополь» и «Полтава» всё ещё стояли на внутреннем рейде.

– «Баяну» с крейсерами присоединиться к эскадре! – приказал Макаров.

Отстреливаясь кормой, «Баян» двинулся навстречу эскадре, на ходу сообщая сигналами о гибели «Страшного».

– Спасено четыре матроса и один офицер, – доложил сигнальщик.

Макаров, сняв фуражку, набожно перекрестился. Его примеру последовали все окружающие.

– Капитана второго ранга Бубнова за оставление в море «Страшного» отдать под суд! – приказал Макаров Дукельскому.

Между тем японцы опять стали сближаться с русской эскадрой. Невдалеке от «Петропавловска» вскинулось несколько водяных столбов.

– Первый японский привет сегодня! – проговорил Молас. – Надо перебраться в боевую рубку, ваше превосходительство.

– Не хочу. Тесно и хуже видно, – заупрямился Макаров. – Прикажите усилить артиллерийский огонь!

Как только подошли остальные броненосцы, вся эскадра двинулась на сближение с японцами, которые поспешили отойти. Прошло около часу. Русская эскадра постепенно стала нагонять старые японские броненосцы «Чин-Иен» и «Мацушиму». Вся эскадра сосредоточила на них огонь. Было видно, как на одном из них вспыхнул пожар. В это время на горизонте из тумана стали появляться один за другим многочисленные японские корабли. Макаров понял, что перед ним весь японский флот, и разгадал ловушку, в которую его хотел заманить адмирал Того, выдвинув в качестве приманки свои старые броненосцы. Пользуясь превосходством хода, японцы хотели отрезать русскую эскадру от Артура и, окружив её, принудить к бою в невыгодных условиях.

Адмирал приказал немедленно лечь на обратный курс. Эскадра, отстреливаясь от японцев, двинулась к Артуру. «Петропавловск» теперь шёл в голове кильватерной колонны броненосцев.

– Передайте на Золотую гору: «Береговым батареям приготовиться к открытию огня!» – приказал Макаров.

Японцы, пользуясь преимуществом хода, пытались, идя параллельным курсом, обогнать русских. Артиллерийский огонь опять усилился. Один из снарядов попал в «Петропавловск». Осколки зазвенели по броне, кого-то ранило, на палубе мелькнули белые халаты санитаров; возник было пожар, но тотчас же был потушен. Макаров перешёл в боевую рубку. Тут с ним были Молас, Дукельский, флагманские штурман и артиллерист, командир броненосца Яковлев и матрос-сигнальщик. Затем неожиданно откуда-то вынырнул великий князь. Он был взволнован и с трудом переводил дух. Один из осколков только что порвал его шинель.

– Счастливо отделался! – громко проговорил он. – На вершок ближе – и я был бы без ноги!

– Вы, ваше высочество, изволили только что проснуться? – спросил Макаров.

– Представьте – ничего не слышал, даже стрельбы!

– Счастливый сон! Зато я сегодня ночью почти не спал!

Князь сделал вид, что не понял намёка адмирала.

По мере приближения к Артуру японцы стали отставать, оставаясь вне досягаемости береговых батарей. Стрельба почти прекратилась. Поравнявшись с Тигровой горой, эскадра по приказанию адмирала сбавила ход и пошла вдоль берега.

Был подан сигнал: «Крейсерам и миноносцам идти в гавань!»

Постепенно сбавляя ход, «Петропавловск» медленно двигался в голове эскадры. Напряжённость боя прошла, Пробили отбой. Матросы высыпали на палубу, разминаясь и разглядывая ещё маячившую на горизонте японскую эскадру.

– Ваше высочество желали видеть меня? – обратился Макаров к великому князю, выходя из боевой рубки.

– Да, мне хотелось срочно переговорить с вами, ваше превосходительство, по некоторым вопросам, но вы не сочли возможным немедленно повидать меня! – ответил князь.

– Чем же я могу быть вам полезен сейчас? – в упор спросил адмирал, останавливаясь на палубе.

Наглый тон великого князя опять задел его, и он, сердито посапывая, пристально смотрел в лицо великому князю.

Заметив раздражение Макарова, Кирилл Владимирович счёл за лучшее отложить разговор: он знал резкость Макарова в минуты гнева и побаивался его.

– Поговорим потом, на свободе, когда вернёмся в порт, – ответил князь.

– Как будет угодно вашему императорскому высочеству, – сухо ответил Макаров. – Но всё же должен заметить, что тревожить командующего флотом в три часа ночи по пустякам, даже вам, не следует!

– Позвольте, адмирал… – начал было князь начальственным тоном, но вдруг раздался страшный грохот, блеснул столб огня, и мгновенно всё заволокло дымом. Броненосец подбросило вверх. На палубу обрушилась масса воды. Макаров вскрикнул, как от боли, и закрыл лицо руками.

– Спускать шлюпки! Остановить эскадру! – скомандовал он в следующее мгновение, но его уже никто не слушал. Из всех люков и со всех трапов на палубу хлынули перепуганные люди.

В это время один за другим последовали ещё два взрыва под правым бортом. По палубе пронёсся крик, и с искажёнными от ужаса лицами, ничего более не видя и не соображая, матросы и офицеры кинулись к левому борту.

Макаров понял своё полное бессилие что-либо сделать в эту минуту и, скинув тёплое пальто и калоши, попытался добраться до борта. По дороге он споткнулся о лежащего на палубе с окровавленным лицом Верещагина. Тут же на палубе валялись рассыпанные рисунки из альбома. Адмирал быстро нагнулся, стараясь поднять художника, но тот только глухо простонал:

– Спасайтесь сами, Степан Осипович, а моё дело конченое.

В этот момент Макаров упал от нового взрыва, поднялся, ухватился было за поручни, но тут же потерял точку опоры на стремительно опускавшейся палубе и полетел в воду спиною вниз.

Дукельский взрывом был отброшен далеко в сторону. Упав на палубу, он тотчас вскочил, стараясь разглядеть сквозь густой дым, что творится на корабле. Палуба быстро уходила у него из-под ног. Он бросился к борту. Перед ним мелькнула фигура падающего с корабля Макарова. Он хотел было подхватить адмирала, но его обдало вырвавшимся из машинного отделения горячим паром.

Закричав от нестерпимой боли, он прыгнул вниз и потерял сознание…

Ночь на батарее Электрического Утёса прошла спокойно. Только под утро матрос-сигнальщик Денисенко разбудил Звонарёва, дежурного по батарее, и доложил, что с моря слышна сильная стрельба.

Быстро одевшись, прапорщик вышел наружу. Светало. Откуда-то из-за Ляотешаня доносились глухие раскаты стрельбы. Вскоре в том направлении пронёсся «Баян», а за ним стала выходить и остальная эскадра. Звонарёв вызвал людей к орудиям и послал за Жуковским. Эскадренный бой шёл вне досягаемости батареи, и артиллеристы, поёживаясь от утренней прохлады, высыпав на бруствер, с тревогой наблюдали за ним.

Когда эскадра стала возвращаться и на Золотой горе был поднят сигнал: «Береговым батареям быть готовым к открытию огня», – Жуковский приказал зарядить орудия.

– Что за катавасия такая? – подошёл к Жуковскому Борейко. – Никак Того гонится за нашей эскадрой? – проговорил он, глядя в бинокль.

– По-видимому, так, – ответил капитан. – Надо быть готовыми как следует встретить японцев, если только до них можно будет достать.

Но японцы не рискнули приблизиться к берегу. Между тем эскадра подошла уже к Артуру. «Петропавловск» медленно двигался перед Электрическим Утёсом. Из-за облаков выглянуло яркое солнце, тёмное море сразу засеребрилось, и на его фоне чётко вырисовывался силуэт флагманского корабля. В бинокль можно было даже видеть людей на палубе и мостике.