Текст книги "Порт-Артур. Том 1"

– Для полного обеспечения флота от обстрела осадными батареями необходимо выдвинуть линию обороны ещё на три-четыре версты на хребет Волчьих гор, – сказал Белый.

– Для обороны такого обвода крепости численность гарнизона должна быть доведена примерно до восьмидесяти-девяноста тысяч против сорока пяти тысяч, на которые рассчитаны нынешние форты, то есть увеличить гарнизон крепости ещё на две дивизии, – пояснил Кондратенко.

– На это рассчитывать крайне трудно, так как и в Маньчжурии войск ещё очень мало, – возразил Макаров. – По-моему, Артур надо защищать на Цзинджоуском перешейке, ни в коем случае не допуская прорыва японцев на Квантунский полуостров. Помимо этого, Квантун может стать и продовольственной базой крепости. Если поощрять местное население хорошей оплатой продовольственных продуктов, то китайцы сумеют собрать хороший урожай риса, чумизы. Следует, кроме того, организовать рыбную ловлю. И Порт-Артур как крепость фактически будет обеспечен продовольствием на любое время осады.

– Генерал Стессель и штаб крепости предпочитают заниматься реквизициями, чем платить наличными деньгами за изъятое у населения, – возразил Кондратенко.

– Глубоко порочная политика! Мы должны завоевать расположение местного населения справедливым и гуманным отношением к нему. Чем притеснять и преследовать китайцев, следовало бы обратить больше внимания на всё ещё проживающих в Артуре иностранцев, и прежде всего англичан и американцев, которые фактически являются союзниками Японии. Я сам видел в Артуре вывески на лавках неких Томлинсона и Смита. Они наверняка или англичане, или американцы. Как можно их оставлять в осаждённой крепости? – возмущался Макаров.

– Я специально справлялся о них в штабе крепости. Оба они являются подданными не то Швеции, не то Швейцарии, – ответил Кондратенко.

– Все без исключения иностранцы должны быть немедленно высланы из Артура. Это обеспечит наш тыл от шпионажа. А оборонять Артур необходимо на цзинджоуских позициях, а не в непосредственной близости от порта – убежища нашей эскадры, каким является Порт-Артур, – убеждённо продолжал Макаров.

– Но противник сможет высадить десант где-нибудь между перешейком и Артуром, – усомнился Белый.

– Десант на территории врага – операция очень трудная, особенно при наличии пусть временно ослабленной, но всё же боеспособной эскадры в Артуре. Ручаюсь, что японцы не рискнут на него, а если рискнут, то потерпят жестокое поражение, – горячо говорил Макаров.

– Едва ли в этом удастся убедить генерала Стесселя, – покачал головой Кондратенко.

– Сегодня же об этом напишу наместнику и, если Стессель заупрямится, буду просить о передаче мне командования всеми вооружёнными силами на Квантуне, – продолжал развивать свою мысль Макаров.

Оба генерала слушали его с некоторым недоверием: им казалось странным, что моряк станет во главе стрелковых полков полевых батарей.

– Поскольку весь Квантун нам нужен прежде всего как база для флота, то вполне естественно и поручить его оборону командующему флотом, – продолжал Макаров.

– Вашему превосходительству нужен будет надёжный, знающий начальник штаба из сухопутных генералов, – осторожно заметил Кондратенко.

– Надёжнее вас, Роман Исидорович, я никого не знаю, а Василий Фёдорович будет прекрасным начальником артиллерии обороны, – дружески улыбнулся Макаров.

– Весьма польщён столь высокий оценкой, но ведь в Артуре есть много генералов старше меня, – возразил Кондратенко.

– Кто? Фок – стар, зол и, простите, ненадёжен. После Берлинского конгресса, когда немцы предали нас[99]99
  После Берлинского конгресса, когда немцы предали нас..^{.» – речь идёт о международ}ной конференции, собравшейся в Берлине в июне 1878 года для пересмотра Сан-Стефанского мирного договора между Россией и Турцией, завершившего Русско-турецкую войну и вызвавшего недовольство Австро-Венгрии и Англии. Германский канцлер Бисмарк, председательствовавший на конференции, поддерживал противников России, в результате чего Берлинский трактат резко изменил условия договора в ущерб России и балканским странам.


[Закрыть], я отношусь с недоверием к немецкому правительству. Стессель по своей – как бы помягче сказать – нервности, что ли, не годен к занятию командных должностей. Никитина я не видел трезвым. Рознатовский разваливается от прогрессивного паралича. А больше никого нет, – перечислял адмирал.

– Пришлют кого-нибудь из Мукдена, – возразил Белый.

– А я ни на какое другое лицо не соглашусь. Ведь командующий может сам выбирать себе начальника штаба. Так я сделал во флоте, так поступлю и в случае моего назначения начальником обороны, – уже совсем тепло проговорил Макаров, похлопывая по плечу Кондратенко.

– Ваши высказывания, Степан Осипович, совпадают с самыми затаёнными, искренними моими желаниями. Видеть вас во главе обороны Квантуна – да ничего лучшего я себе не представляю и сочту за особую для себя честь состоять начальником вашего штаба, – ответил Кондратенко, пожимая руку адмирала.

– Готов всеми своими знаниями и энергией помочь вам в руководстве артиллерией, – прочувствованно говорил Белый, в волнении покручивая свой длинный казацкий ус.

– Но, господа, до поры до времени прошу наш разговор не разглашать, – предупредил адмирал, оглядываясь на стоящих поодаль адъютантов и Дукельского.

Генералы поспешили заверить Макарова в соблюдении молчания.

День уже склонялся к вечеру, когда усталый, запылённый, но довольный Макаров вернулся на «Петропавловск». Тут его встретил Молас и почтительно доложил, что морской министр адмирал Авелан и начальник главного морского штаба адмирал Рожественский[100]100
  Рожественский Зиновий Петрович (1848–1909) – адмирал, командующий Второй Тихоокеанской эскадрой, направленной 20 сентября 1904 года на Дальний Восток из Балтийского моря. Один из главных виновников гибели этой эскадры в Цусимском сражении 1905 года. Во время этого боя был ранен и взят в плен вместе со своим штабом. В 1906 году вышел в отставку. Царским судом был оправдан в связи с тяжёлым ранением.


[Закрыть] не находят возможным выделить нужные средства для издания «Рассуждений о морской тактике». Макаров сразу помрачнел, а затем резко приказал:

– Немедленно составьте телеграмму наместнику и в Петербург с требованием моей отставки. Так и напишите: отказ в напечатании моей книги считаю выражением личного недоверия ко мне и прошу о назначении нового командующего флотом взамен меня… Пусть кто хочет командует при таких условиях.

Молас попытался успокоить взволнованного адмирала, но тот не хотел и слушать. Начальнику штаба пришлось отступить.

Затем Молас доложил о результатах расследования обстоятельств столкновения «Пересвета» и «Севастополя».

– Обоим командирам объявить строгий выговор. Чернышёва завтра же, по несоответствию, списать в экипаж. Бойсмана пока оставить, известите об этом наместника, – решил Макаров.

– Может быть, сначала испросить согласия его высокопревосходительства на смещение Чернышёва?

– Незачем. На место Чернышёва сегодняшним же приказом назначить командиром «Севастополя» Эссена, а Иванова-четырнадцатого – на «Новик», – рубил адмирал.

Молас едва успевал записывать за ним.

– Вы приказали, ваше превосходительство, «Пересвету» и «Победе» передать на батарею Электрического Утёса по пятьдесят фугасных десятидюймовых снарядов, – напомнил Дукельский.

– Напишите необходимое предписание, Михаил Павлович, – уже спокойнее произнёс Макаров.

Отдав ещё несколько мелких распоряжений, адмирал удалился в свою каюту.

– Какая муха укусила Степана Осиповича? – спросил Дукельский у Моласа, когда они остались вдвоём.

Начальник штаба показал лейтенанту телеграмму из Петербурга…

– Вдруг в морском ведомстве примут отставку адмирала? Что тогда будет с нами? Опять получим кого-нибудь вроде Старка или Алексеева, – забеспокоился Дукельский.

– Наивный вы юноша, Георгий Владимирович. Да в Петербурге Макаров для министерства в десять раз страшнее, чем здесь, – улыбнулся Молас.

– Это почему?

– Хотя бы потому, что он своими опытами установил недостаточную устойчивость броненосцев типа «Ослябя», «Бородино», «Александр Третий». При незначительной пробоине с одного борта они легко могут перевернуться вверх килем. Следовательно, в бою они почти неминуемо погибнут, – неторопливо объяснил адмирал.

– Но ведь это прямо преступление со стороны нашего Адмиралтейства!

– Вполне понятно, что там страшно боятся подобных разоблачений. Но из Артура разоблачать Адмиралтейство Макарову куда труднее, чем из Кронштадта.

– Короче, вы считаете, что адмирала, как опасного человека, и сплавили сюда, в Артур?

– Зачем ставить точки на «и»? Он сам в тысяча восемьсот девяносто пятом году подал докладную записку о возможности военных действий нашего флота на Тихом океане. Этим и воспользовались: коль ты такой знаток Дальнего Востока, то тебе и карты в руки – иди командуй!

– Вы уверены в отклонении Петербургом просьбы Макарова об отставке? – всё ещё недоверчиво переспросил Дукельский.

– Вполне. Отказ напечатать его книгу – лишь способ потрепать нервы Степану Осиповичу и хоть таким способом отомстить ему за все причинённые им морскому ведомству неприятности, – спокойно продолжал Молас. – Что полностью и оправдалось в Цусимском бою. В Питере пойдут на всё, лишь бы удержать Макарова подальше от Главного адмиралтейства.

– Боюсь, что и Алексеев не совсем будет доволен произведёнными Макаровым перемещениями командиров, – проговорил Дукельский.

– Вы правы. Наместник станет, конечно, на дыбы, но, согласно точному смыслу Морского устава, Макаров целиком прав, а свои права он отстоять сумеет от любых посягательств. Зашифруйте-ка, Георгий Владимирович, эти телеграммы наместнику и в Питер, – закончил разговор Молас.

– Есть, ваше превосходительство, – вытянулся адъютант и вышел из каюты с бумагами.

Между тем Макаров, нервно разгуливая по своей просторной адмиральской каюте, обдумывал план дальнейших своих шагов в отношении наместника и Петербурга для достижения полной независимости в ведении военных действий.

– Стать во главе всей сухопутной и морской обороны Квантуна с непосредственным подчинением главнокомандующему Маньчжурской армии. Пусть я моряк, но ведь в Севастополе во главе обороны тоже стояли Нахимов, Корнилов, Истомин[101]101
  Истомин Владимир Иванович (1809–1855) – контр-адмирал, один из героев обороны Севастополя 1854–1855 годов.


[Закрыть]. Только тогда у меня будут полностью развязаны руки, – резюмировал вслух свои мысли Макаров.

Глава восьмая

Вскоре японцы ещё раз попробовали при помощи брандеров закупорить узкий проход в Порт-Артурскую гавань. С вечера стояла тихая, тёплая погода, по небу медленно плыли небольшие тучи. На эскадре, проведшей целый день в море, было тихо, только в положенное время отзванивали на судах склянки. На батареях после дневного боя с лёгкими японскими крейсерами тоже было мирно и безлюдно, часовые мерно расхаживали по брустверам, наблюдая за морем. После полуночи небо очистилось, и месяц осветил своим мягким серебристым светом спящий Артур. На внутреннем рейде в прозрачной синеве тихой ночи чернели громады судов и тёмные силуэты миноносцев.

Вдруг с моря раздался выстрел, затем другой, с урчанием полетели снаряды и упали в заливе, высоко взбросив вверх воду. Лучи прожекторов заметались по морю в поисках врага и остановились, осветив силуэт быстро двигающегося миноносца. Гулко грохнул выстрел с берега, будя ночное эхо в прибрежных горках. Засверкали огнями выстрелов Золотая гора, Тигровка, Электрический Утёс. К ним присоединились стоявшие в охранении у входа «Баян», «Отважный», «Бобр». Ночной бой сразу разгорелся и быстро затих, так как японцы исчезли в ночной темноте. Батареи замолкли, и опять воцарилась тишина. Война на время ушла из Артура, но в два часа батареи загрохотали вновь – с сигнальной станции на Золотой горе сообщили о появлении брандеров.

Дукельский, ночевавший вместе с Макаровым на «Петропавловске», бросился к адмиралу, но, к своему удивлению, у выхода из каюты он встретил его уже одетым.

– Что это за стрельба? – спросил Макаров. – Прикажите подать катер, – распорядился он. – Я хочу остаток ночи провести на судах сторожевого охранения.

Луна скрылась, и во мраке ночи ярко сверкали огни выстрелов, а в воздухе с шипением взметались ракеты, освещая внешний рейд с мчащимися миноносцами и следующими за ними брандерами.

На катере Макаров направился к канонерской лодке «Отважный», пришвартовавшись к которой, стояли дежурные миноносцы «Решительный» и «Сильный».

В проходе перед ним открылась картина ночного боя на море: в лучах прожекторов виднелись многочисленные водяные столбы от непрерывно падающих снарядов, сверкали взблески выстрелов и взрывов, с берега раздавалась ружейная стрельба.

– Японские миноносцы, а брандеров я ещё пока не вижу, – проговорил Макаров, смотря в бинокль.

Но в это время, как бы в ответ ему, на расстоянии пяти-шести кабельтовых[102]102
  Кабельтов – мера длины, равная 0,1 морской мили, или 185,2 метра.


[Закрыть] в лучах прожекторов показался тёмный силуэт двухмачтового парохода, который двигался по направлению прохода. В тот же миг «Решительный» кинулся в атаку. Красный взблеск минного выстрела, затем взрыв, летящие щепки, обломки, столб воды, дым, пар – и через мгновение японский пароход выбросился на берег у подножия Золотой горы.

– Самый полный вперёд! – заговорил Макаров, и как только катер подошёл к «Отважному», адмирал с юношеской лёгкостью взбежал по трапу. Едва поднявшись на палубу, Макаров приказал «Сильному» тоже атаковать японцев.

– Отдать швартовы! – раздалась команда, и миноносец помчался навстречу врагу.

В это время второй брандер неожиданно появился со стороны Тигровки и, добравшись до середины прохода, отдал якорь. Было слышно, как на нём звякали якорные цепи. С него стали торопливо спускаться шлюпки под аккомпанемент криков «банзай» и стрельбы из мелкокалиберных пушек.

– По шлюпкам огонь! – распорядился адмирал. – Вызвать охотников для захвата брандеров.

– Есть, – ответил Лебедев, и вся артиллерия «Отважного» обрушилась на японские шлюпки. Они поспешно отошли в море. Попавший снаряд потопил одну из них, другие продолжали идти.

– Ваше превосходительство, разрешите мне на вашем катере отправиться на брандер, – попросил Дукельский. – На нём начинается пожар, который надо немедленно прекратить.

– Разрешаю, возьмите только с собой трёх-четырёх матросов с «Отважного», – согласился Макаров.

Отобрав людей, лейтенант отбыл на брандер. Вскоре огонь на японском пароходе погас. Вдруг левее, у подошвы Золотой горы, поднялся огромный столб воды и огня, и канонерка вздрогнула от сотрясения воздуха и воды.

«Мина на камнях разорвалась», – решил Макаров, но раздавшаяся рядом вслед за этим ружейная и пулемётная трескотня удивила адмирала.

– Не стрелять, мать вашу так: свой! – раздался в ответ крик на воде.

– Стреляют по нашему катеру, пошлите шлюпку на берег. Остановить огонь! – распорядился Макаров.

Сотня здоровых матросских голосов, как по команде, ответила:

– Остановить огонь!

Стрельба сразу же смолкла.

Вскоре к адмиралу подошёл Дукельский и сообщил, что хотя пожар и потушен, но пароход погружается в воду.

– Необходимо отбуксировать его кормой к берегу, чтобы он не загородил проход.

– Чем он гружён?

– Камнем и углём. Провода электрических батарей мною перерезаны, так что взрыва уже произойти не может.

– Подойдите с «Отважным» к брандеру и попробуйте его отбуксировать, пока он не затонул, – приказал Лебедеву адмирал.

– Есть, – отозвался тот.

Прибывший в это время с «Сильного» лейтенант Пелль доложил, что миноносец, встретив в море несколько японских судов, вступил с ними в бой, во время которого в машину попал снаряд. Взрывом убиты инженер-механик и шесть нижних чинов; командир и несколько матросов ранены. Преследуемый японцами и не надеясь с повреждённой машиной добраться до Артура, миноносец выбросился на берег у Электрического Утёса. Там же недалеко приткнулся один из японских брандеров. Пелль просил выслать на «Сильный» врача и перевязочные средства, так как судовой фельдшер не успевает всех перевязывать.

Выслушав доклад, Макаров приказал врачу с «Отважного» на адмиральском катере немедленно отправиться к миноносцу, захватив с собой всё нужное для оказания медицинской помощи.

– «Сильный» окончательно выведен из строя? – спросил он лейтенанта.

– По-видимому, нет. Возможно, что с наступлением прилива его удастся снять с камней.

– Если только позволят японцы, – задумчиво добавил адмирал, – с рассветом они могут подойти к Артуру и расстрелять «Сильного».

– Они и сейчас обстреливают его с моря.

– На Электрическом Утёсе, насколько я знаю, артиллеристы не дремлют и сумеют отогнать японцев, если они осмелятся подойти близко к берегу, – успокоил Пелля адмирал.

Пока они беседовали, «Отважный», подойдя к брандеру, подал на него перлинь[103]103
  Перлинь – трос кабельной работы от 4 до 6 дюймов.


[Закрыть] и попытался сдвинуть его в сторону. Огонь на море прекратился, только с береговых батарей время от времени ещё раздавались отдельные выстрелы. Ночная тревога затихла. На палубе канонерки торопливо двигались матросы.

– Ваше превосходительство, – обратился один из матросов к адмиралу, протягивая доску. – Извольте посмотреть, что мы нашли на брандере.

– Это ещё что такое? – удивился Макаров, рассматривая доску.

– «Помните, уважаемые русские моряки, – начал он читать. – Моё имя – капитан-лейтенант японского флота Такео Хиросе, я здесь второй раз. Первый раз был на пароходе «Ходкоку Мару» в феврале, буду ещё, если проход останется незакрытым. Привет адмиралу Макарову. Хиросе». Вот где встретиться с ним пришлось! – изумился Макаров. – Этот Хиросе был японским морским атташе в Петербурге с тысяча восемьсот девяносто седьмого по тысяча девятьсот первый год. Я не раз с ним встречался. Энергичный и, видно, храбрый человек, если рискует на брандере идти в Артур.

– Там, ваше превосходительство, боцман набрал много тросов, манильских канатов и других вещей, – сообщил подошедший Лебедев.

– Правильно. Это наш военный приз. Ничто не должно пропадать из захваченного имущества, – одобрил адмирал.

– Отвели брандер в сторону сажен на тридцать, дальше нельзя, стал на мель, – доложил Лебедев.

– Завтра попробуем его разгрузить и оттащить ещё дальше, – решил Макаров. – «Отважному» вернуться на прежнее место, я же двинусь восвояси, на «Петропавловск». Лейтенант Дукельский!

– Есть! – ответил флаг-офицер, выступая из темноты.

– Прикажите поднять сигнал: «Эскадре поднимать пары, быть к утру готовой к походу».

– Есть! Сейчас распоряжусь.

Макаров спустился на катер. Прожекторы, медленно двигаясь по воде, упирались в наползавший с моря туман. Тишина воцарилась над Артуром.

Вечером того же дня Вен Фань-вей пришёл на квартиру Белых и попросил разрешения переговорить по секрету с самим генералом.

– Очень важный секрет, важный вопрос, – уверял китаец.

Варя сказала отцу о приходе садовника. Генерал сначала поморщился, не веря в серьёзность сведений, какие собирался ему сообщить китаец, но затем всё же решил выслушать его и пригласил Вен Фань-вея в кабинет.

– В чём же состоит важный секрет? – справился он у китайца.

– Одна хорошо осведомлённая в нынешних делах особа велела мне передать через вас адмиралу Макарову, что японцы подготовляют высадку десанта на Квантунском полуострове. Одновременно они попробуют ещё раз запереть проход, когда русские будут праздновать свой большой праздник. Японские корабли с десантом уже находятся у берегов Кореи и там ждут приказа о выходе к Ляодуну, – подбирая слова, проговорил Вен Фань-вей.

– Насколько достоверны эти сведения? От кого они получены? От Тифонтая? – усомнился генерал, пристально глядя на китайца.

Вен твёрдо выдержал взгляд Белого и ответил:

– Это правда. Очень прошу мне верить, обманывать не стану. Тифонтаю верить нельзя. Он помогает русским против японцев, японцам против русских. Он шибко плохой человека, – сразу помрачнел Вен Фань-вей.

Белый решил записать сведения со слов китайца, а затем секретным пакетом отправить их Макарову со своим адъютантом.

– Если всё это оправдается, я настою на выдаче большой награды тебе, Вен Фань-вей, – с чувством проговорил генерал.

– Мне не надо никакой награды! А человек, который велел мне это сообщить вам, не нуждается в наградах.

В эту ночь на Электрическом Утёсе дежурил на батарее Борейко вместе с третьим взводом, считавшимся по своей боевой подготовке самым слабым во всей роте. Взводный фейерверкер Жиганов, стройный, ловкий солдат, представлял резкий контраст со своим взводом, большинство в котором составляли, как на подбор, медлительные, неповоротливые и малограмотные люди.

– Жиганов, – позвал Борейко, – твои тюхи-матюхи научились поворачиваться на батарее поживей?

– Не особенно, ваше благородие, чистые чурбаны, а не люди.

– Гнедин, Купин! – крикнул Борейко.

Наводчики подбежали к нему.

– Орудия в порядке? – спросил поручик. – Фонари для ночной стрельбы заправлены?

– Так точно, кажись, всё в порядке, – неторопливо ответил Гнедин, широкоплечий увалень.

– Не «кажись», а сейчас же проверь, – Борейко наградил солдата подзатыльником. – А у тебя, Купин?

– Всё в исправности, – доложил наводчик, прикладывая руку к околышу.

Отпустив наводчиков, Борейко заглянул в каземат, где взвод расположился на ночь. Солдаты сгрудились на нарах около благообразного, серьёзного бомбардира с задумчивым лицом, который размеренным речитативом пересказывал пушкинскую «Сказку о царе Салтане». Все слушали его с живым вниманием, время от времени кто-нибудь прерывал рассказчика выражением восторга или удивления.

– Встать! – скомандовал Жиганов, входя с Борейко.

– Садись! – приказал офицер. – Что, Ярцев, брешешь, как всегда?

– И до чего складно, ваше благородие, прямо удивительно, – восторженно сказал рябой солдат.

– Продолжай, я послушаю, – проговорил Борейко, садясь на табуретку.

Ярцев продолжал свой рассказ. Дослушав сказку до конца, Борейко, похвалив солдата, проверив ещё раз часовых, ушёл спать в дежурку.

– Ваше благородие, вставайте, японцы! – разбудил его часа через два дежурный.

Сон мигом слетел с Борейко, и он выбежал на батарею.

– Бей тревогу! На дальномере! К орудиям! – командовал он.

Засверкали огни ночных фонарей, заскрипели двери пороховых и зарядных погребов, залязгали цепи на поворотном кругу.

– Пошевеливайся! – покрикивал Жиганов, подбегая то к одному, то к другому орудию.

– Сейчас наш Медведь покажет японцу кузькину мать, – ответил Ярцев.

– Враз потопит.

– Тысяча пятьсот двадцать! Тысяча пятьсот! Тысяча четыреста восемьдесят! – выкрикивали на дальномере.

– Прицел семьдесят, целик право три, взвод – залпом! – кричал Борейко с бруствера.

Из казарм, поблёскивая ручными фонарями, бежали солдаты других взводов.

– Торопись, покеда японец не убежал! – слышался зычный голос Родионова.

– Пли! – донеслось с батареи, и два ослепительных столба огня прорезали на мгновение ночную темень.

– На прожекторе! – кричал Борейко. – Светите вы, сукины дети, как следует!

Прожектор никак не удавалось наладить: он то вспыхивал, то потухал.

– Сергей Владимирович, – подходя, распорядился Жуковский, – отправляйтесь к прожектору. Борис Дмитриевич, вас попрошу быть около пятидесятисемимиллиметровых пушек, а я приму общее командование. Что на море?

– Видны два парохода, идущие со стороны Дальнего, – доложил Борейко.

Жуковский повёл энергичную залповую стрельбу по брандерам. Четыре снаряда попали в пароход, который тотчас начал тонуть, вскоре был потоплен и другой.

В свете прожектора мелькнул силуэт миноносца, на котором то и дело вспыхивали огни выстрелов. Жуковский приказал Борейко обстрелять его из пятидесятисемимиллиметровых пушек.

В ответ на выстрелы с миноносца засигналили фонарями.

– Это наш, ваше благородие, – поспешно доложил недавно прикомандированный к батарее сигнальщиком со «Страшного» матрос Денисенко.

Огонь прекратили, миноносец же, продолжая стрелять, медленно приближался к берегу.

– Уходит от японцев. Вон они за ним гонятся. Как бы их обстрелять, ваше благородие? – волновался матрос.

– Чего же он на всех парах летит на берег? – удивился Борейко.

– Имеет, вероятно, повреждение и спешит выйти на мелкое место, – заметил один из офицеров.

Поручик перенёс огонь своих пушек на японцев и отогнал их в море. Подойдя к берегу, миноносец приткнулся к мели. Денисенко, схватив в руки два фонаря, начал усиленно ими размахивать. С миноносца ему не замедлили ответить.

– Это «Сильный», ваше благородие, сигналит: «Имею повреждение».

– Ладно, пока он будет стоять у берега, мы будем отгонять от него японцев, – решил Борейко.

В это время со стороны Тигрового полуострова появился большой пароход. Было видно, что он в темноте попал не туда, куда надо, и вместо прохода очутился под Электрическим Утёсом. Жуковский дал по пароходу залп всей батареей, после чего на нём вспыхнул пожар, и он, круто свернув к берегу, выскочил на камни саженях в двадцати от «Сильного».

Артиллеристы закричали «ура» и стали просить разрешения отправиться к брандеру. Жуковский разрешил.

Взяв винтовки, солдаты во главе с Борейко направились к горящему пароходу и уже через несколько минут осторожно взбирались на него.

Весь нос парохода был объят огнём, дымилось также на юте, пахло нефтью и горелой пенькой. Денисенко разыскал всего пару брезентовых вёдер.

– Ни помп, ни шлангов, ни брандспойтов, ничего нет, – огорчённо доложил он. – Дозвольте на «Сильном» справиться, может, они нам пособят.

– Вали, а пока мы тут попытаемся тушить хотя бы этими вёдрами, – разрешил Борейко.

– Только бы, ваше благородие, не взорвало что-нибудь в нутре, от греха бы солдат увести на берег.

– Мы сейчас сами залезем внутрь и посмотрим, что там есть, – отозвались солдаты.

Артиллеристы рассыпались по всем закоулкам парохода. Борейко попытался пробраться на нос, где были установлены пушки, но пламя и дым мешали. Несколько вёдер воды, вылитые на огонь, не смогли остановить распространение пожара.

– Придётся обождать, пока подойдут матросы, – с сожалением проговорил Борейко.

Вскоре на палубе один за другим стали появляться из различных люков солдаты, отдуваясь от жары, дыма и копоти.

Родионов, побывавший в такелажной, притащил уйму канатов, блоков, кусков парусины, стальных тросов.

– В нашем хозяйстве сгодится, ваше благородие, – деловито доложил он, складывая имущество на палубе.

– Ну и жара внизу, – рассказывали солдаты, – дым, тесно, лестницы все крутые, того и гляди сваришься.

В это время с «Сильного» явились матросы во главе с мичманом и начали устанавливать привезённые с собой помпы.

– У нас к вам просьба, – подошёл мичман к Борейко. – Нет ли на батарее доктора или фельдшера, а то наш фельдшер не справляется?

– Сейчас же пришлём к вам фельдшера с медикаментами. Родионов, пошли кого-нибудь за Мельниковым, пусть отправится на миноносец, – приказал Борейко.

Матросы приладили помпу и шаг за шагом стали сбивать огонь. Артиллеристы занялись переноской своих трофеев в лодку. На берегу они встретили фельдшера и Шурку Назаренко с бинтами, банками, склянками, спешивших к «Сильному».

У трапа их встретил вахтенный и проводил в кают-компанию, где была перевязочная.

– Никак баба приехала! – сердито проговорил боцман. – Вовек теперь нам не сняться отсюдова!

– Не каркай, боцман! – прикрикнул вахтенный офицер.

– От бабы, вашбродь, всегда несчастье на корабле случается.

– Это сестра милосердия, а не баба.

Операция в ночь с 30 на 31 марта (12 на 13 апреля) 1904 года

– Всё одно, вашбродь, – натура у ей бабская.

– Не разговаривай. Присмотри лучше, как в трюме работы идут.

– Есть, вашбродь!

В кают-компании, где лежали раненые, Мельников и Назаренко приступили к перевязкам. Матросы с любопытством смотрели на девушку, недоумевая, как она могла сюда попасть.

– Ой, болит! – стонал молодой рыжеватый парень, раненный в живот. – Ой, пособите, братцы!

Мельников деловито осмотрел его и, наскоро перевязав, мрачно отошёл в сторону.

– Морфий, – приказал он сестре.

Заголив раненому руку, девушка неумело ткнула в неё иглой.

– Ой, – дёрнулся раненый, – и так больно, а тут тебя ещё иглой ширяют!

Вскоре он успокоился.

– Чем колоть нас перед смертью, сестрица, – проговорил другой матрос, раненный в грудь навылет, – ты бы приголубила нас напоследок, – он попытался засмеяться.

– Заткни хайло, чёрт дохлый! – накинулся на матроса сосед.

Сестра продолжала свою работу.

– Рука у вас, сестрица, лёгкая. Наш фершал как возьмётся, свету Божьего не взвидишь, а вы чисто ангел ручкой прикасаетесь, – уверял кочегар.

– Не улещай, Микиткин! Сестрица для всех, а не для тебя одного.

– Эх, почему у нас на миноносце нет такой сестрицы? Воевать бы было веселее.

Артиллеристы с Утёса помогали матросам разгружать трюм. На руках осторожно опускали на шлюпки длинные сигарообразные мины, охапками, как поленья, таскали патроны для сорокасемимиллиметровых пушек; выгребали из бункеров уголь.

Моряки хотели выбросить его за борт, но солдаты запротестовали:

– Чем нам его из города возить, так мы лучше его к себе на берег свезём!

Из машинного отделения доносился стук молотков…

После смерти инженер-механика всем орудовал машинный старшина. Под его руководством, обнажённые по пояс, вымазанные в угле и масле, работали механики со слесарями-артиллеристами. Шла смена повреждённой части главной паровой трубы. Снимали изоляцию, развинчивали фланцы[104]104
  Фланцы – соединительные части трубопроводов, валов и т. п., состоящие из дисков с отверстиями для болтов.


[Закрыть] и заменяли другими. Несмотря на открытые люки и вентиляторы, было так жарко, что то и дело кто-нибудь выскакивал наружу подышать чистым воздухом.

На рассвете миноносец был почти разгружен. На берегу чернела пирамида угля, тут же лежали сложенные в ряды патроны и мины. Вскоре на море опять появились силуэты японских кораблей, донёсся отдалённый звук выстрела, и невдалеке от «Сильного» взметнулся столб воды.

С миноносца было видно, как на батарее заворочались длинные, тонкие, чуть поблёскивающие воронёное дула пушек, направляя свои жерла в сторону неприятеля. Ещё момент, и они со страшным грохотом выбросили пять огромных огненных столбов. От залпа на палубе «Сильного» все вздрогнули.

– Ишь как громко, черти, бьют, почище двенадцатидюймовок наших, – проворчал вылезший подышать чистым воздухом кочегар.

– Куда им супротив наших, – не согласился сигнальщик.

Как бы в ответ ему тотчас грохнул следующий залп, а за ним ещё и ещё.

– Как из пулемёта бьют, черти! Смотри, да у японцев никак пожар на двух кораблях. Ай да молодцы! – восторженно проговорил артиллерийский унтер-офицер с перевязанной головой.

В ответ на стрельбу с Утёса японцы тоже дали несколько залпов по берегу, но снаряды раскинулись далеко во все стороны, не причинив никакого вреда.

На рейде загрохотали орудия выходящих из гавани броненосцев. Вскоре вся эскадра вытянулась вдоль Тигрового полуострова и открыла сосредоточенный огонь. Японцы поспешили уйти в море.

Как только Электрический Утёс смолк, артиллеристы опять появились на берегу. От эскадры, начавшей втягиваться в проход, отделился катер под флагом командующего флотом и направился к «Сильному».

Вскоре адмирал в сопровождении Дукельского был уже на миноносце. Приняв рапорт старшего лейтенанта, Макаров поздоровался с бывшими на палубе матросами и поблагодарил их за службу. Затем он спустился вниз к раненым. Неожиданное появление начальства переполошило всех. Легко раненные вскочили и вытянулись. Тяжело раненные открывали глаза и оживлялись при виде знакомой фигуры Макарова. Шурка Назаренко замерла на месте и с полуоткрытым ртом смотрела на адмирала. Макаров стал расспрашивать каждого раненого о самочувствии, о том, при каких обстоятельствах получено ранение. Матросы охотно отвечали и сами задавали вопросы о ночном бое.

– Проход-то всё же японцам не удалось загородить? – допытывался обожжённый кочегар.