Текст книги "Черный Гетман"

– Похоже, отбились московиты, – сказал Ольгерд. – Темир на рейтар в контратаку своих не пошлет. Чую, сидеть нам тут двойным кольцом осады до морковкиного заговенья. Однако самое время и осажденным присоединиться к потехе.

Словно отвечая на сказанные слова, ворота молчавшей до сей поры крепости отворились и из них, разворачиваясь в две нешироких волны, вырвалась конная полусотня. Кавалерия осажденных была панцирной и мало чем отличалась от московитских рейтар, если бы не странная, но очень броская деталь – за спиной у каждого из всадников на задней седельной луке были закреплены две изогнутые кверху планки, обтянутые яркой тканью с несколькими рядами больших птичьих перьев, так что вся конструкция походила на сложенные за спиной крылья.

– Это что еще за buffoni[53]53
  Buffoni – шуты, скоморохи, комедианты.


[Закрыть]? – перейдя от изумления на родной язык, спросил Анри.

– Какие скоморохи, – хмыкнул Ольгерд. Сам он был удивлен не меньше мальтийского корсара, правда, по иной причине. – Да будет тебе известно, что перед нами лучшие воины Речи Посполитой – крылатые гусары!

– Крылатые гусары? – переспросил Анри. – Это еще кто?

– Королевская придворная рота, личная гвардия польского короля. Крылья их парадный наряд, но если они в таком виде пошли в бой, то это означает…

– …что в крепости, скорее всего, находится собственной персоной его величество Иоганн-Казимеж, – закончил фразу мальтиец, – и раз в бой послана его личная охрана, то, стало быть, дела у осажденных хуже некуда.

– Хитер Темир-бей, – задумчиво проговорил Ольгерд. – Так вот, значит, какова была истинная цель этого похода. Голову даю на отсечение – султан, или кто там сейчас командует в Стамбуле, отправил в Клеменец ногайскую орду на спасение короля в ответ на просьбу о помощи, и сделал это так, чтобы не привлечь к крепости лишнего внимания. Иначе бы здесь сейчас стояли все полки Шереметева и Урусова. Коронованный пленник, доставленный в Москву, – ценнейший военный приз…

– Что же, поздравляю, капитан, – ответил с усмешкой Анри. – Если эти ряженые так же хороши в бою, как на параде, то мы легко справимся с осаждающими. Пока рейтары будут выяснять у гусар, чьи пики длиннее, мы без помех захватим их лагерь. Московитами командует разумный человек: оказавшись меж двух огней и лишившись обоза, он определенно предпочтет сохранить силы и отступить. Сир, приготовьтесь к тому, что в крепости командира христианского отряда будут встречать как триумфатора, и в числе ваших должников вскоре окажется один из монархов Европы. Уж что-что, а дворянство король пожалует вам непременно.

– Не загадывай, Анри! – недовольно ответил Ольгерд. – Впереди бой, и неведомо, что нас ждет в лагере. Сам же сказал, командир у них опытный. Вполне возможно, что за частоколом нас ждут не конюхи и поварихи, а изготовившаяся к стрельбе рота мушкетеров. Кстати, вот и гонец от бея.

К ним приближался, мчась во весь опор, один из нукеров из личной охраны Темира.

– Приказ выступать? – крикнул Ольгерд, не дожидаясь, пока посыльный приблизится.

– Нет, казак! – осаживая коня, отвечал нукер. – Из-за реки вернулись разведчики. К замку подходит большой отряд с обозом и пушками. Бей приказал выступать им навстречу и не дать соединиться с основными силами врага!

– Разведчики где? – спросил Ольгерд.

– Ждут у спуска к воде, – ногаец махнул плетью в сторону змеящегося меж скалами Буга. – Они следят за подкреплением и все вам покажут.

Ольгерд кивнул и повернулся к мальтийцу:

– Скачи к лейтенантам и передай мой приказ. Всех поставить в походный строй, взять с собой полный боеприпас для фузей и идти к реке. Я к разведчикам, выбирать позицию. Сколько их там, не говорили? – спросил он, обращаясь к нукеру.

– Сотни три, может и больше.

– Нас меньше ста человек, – спокойно, будто речь шла о чем-то обыденном, вроде построения на обед, произнес мальтиец. – Из них всего десяток стрелков. Похоже, сир, если мы и будем вознаграждены за сей подвиг, то, скорее всего, посмертно.

– Говорил же, не загадывай наперед, дурная примета! – рявкнул Ольгерд и, пришпорив коня, понесся вслед за нукером.

* * *

Русло реки укрывал молочный туман. Отсюда до места, где сейчас шло сражение, было чуть больше версты, но из-за гряды поросших густым лесом холмов, отделяющих пойму Буга от долины, простирающейся до крепостных стен, не доносилось ни звука.

От татарских разведчиков Ольгерд знал уже, что приближающееся подкрепление московитов движется с запада к единственному на левом берегу пологому спуску, намереваясь пройти по узкой тропе меж скалами и водной кромкой, чтобы вынырнуть именно здесь.

Место для засады было удачным. Растянутая колонна, не имея места для развертывания, вынуждена будет под огнем стрелков перебираться через реку, затем карабкаться по заросшему высокой густой травой каменистому склону до первой террасы, где нападавших встретят спрятанные в засаде копейщики.

В ложбине меж двумя холмами появилась, ежась копьями, нестройная колонна – подтягивался поднятый по тревоге отряд. Во главе колонны мелькали три знакомые фигуры.

– Я кому сказал, в лагере сидеть! – дождавшись, когда отряд подойдет поближе, рявкнул Ольгерд.

Измаил, Фатима и Сарабун угрюмо молчали.

– Значит, так, собрались немедленно, и бегом обратно…

– Анри сказал, – ответил за всех Измаил, – что первый бой нашего отряда, скорее всего, окажется и последним. Мог ли я, зная это, укрываться от битвы?

– Дело пахнет рукопашной, – добавила Фатима. – Там я уж как-нибудь пригожусь…

– К тому же, если лейтенант Анри прав, то у вас будет много раненых, – поставил точку Сарабун.

Времени для препирательств больше не оставалось, враги могли появиться в поле зрения с минуты на минуту. Ольгерд махнул рукой и начал выставлять бойцов на позиции.

Успели едва-едва. Только последние копейщики схоронились меж камнями, как со стороны ущелья послышались искаженные туманом и скалами голоса. Через некоторое время меж камнями замелькали синие кунтуши. Выйдя на открытое пространство, разведчики внимательно огляделись, не обнаружив замершей засады, махнули своим рукой. Из тумана стали плотным потоком вываливать пешие воины, все как один в добротном доспехе и с огнестрельным оружием.

Не обманули татарские лазутчики – вновь прибывшие тянули за собой, впрягшись по трое-четверо, полевые пушки. Стволы не бог весть какие, старые, еще поди со Смутных времен, чиненые, перехваченные во многих местах обручами, но заряди в такую вот старушку картечь, да приставь к ней толкового бомбардира… Однако дело было сейчас не в пушках.

Ольгерд скрежетнул зубами:

– Этого я и боялся.

– Чего именно? – спросил залегший рядом Измаил. – Боялся, что московиты пушки с собой потянут?

– Это не московиты, а казаки, – ответил Ольгерд. – Они же теперь в союзе с царем против поляков и татар воюют. Не ровен час, встречусь с теми, с кем в Лоеве, Любече да Куреневской слободе за одним столом сиживал…

– Война! – пожал плечами египтянин.

– Анри, иди наверх, к стрелкам, – приказал Ольгерд мальтийцу. – Пусть первым делом пушкарей выцеливают, потом тех, кто мушкеты начнет брать на изготовку. И чтобы до того, как они на прорыв пойдут, не меньше трех выстрелов каждый сделал. – Сам же подумал: «Три раза по десять выстрелов, да попадет в лучшем случае половина. Пятнадцать человек стрелки снимут. С остальными придется врукопашную разбираться».

Тем временем казаки продолжали вытягиваться на открытое пространство. Ольгерд насчитал их около сотни, и это была лишь голова приближающейся колонны. Арифметика получалась такая, что думать о том, уцелеет ли он со своим «хашаром», не было ни малейшего смысла. Рассуждать стоило лишь о том, сколько времени они смогут продержаться, скольких противников положат на склоне да дождутся ли татарской подмоги. Которую, по большому счету, Темир-бей ему и не обещал.

Над головой словно разорвали огромный бумажный лист – грянул первый ружейный залп. Досужие мысли тут же отошли в сторону, бой начался. Стрелки-браконьеры не зря ели свой хлеб. Пули, все до единой, вошли в сбившуюся человеческую массу, от реки понеслись крики и стоны. Не ожидавшие засады казаки сперва смешались, бросились кто куда в поисках укрытия. Однако не зря запорожцы считались отличными пехотинцами: быстро опомнились, залегли, выставив вперед ружейные стволы. То здесь, то там замелькали вспышки выстрелов, по камням, выбивая осколки, часто застучали пули. Внизу, где ждала своего часа главная засада, кто-то тихо ойкнул и заругался по-италийски.

Командовал казацким авангардом приземистый усач в татарской лисьей шапке. Его-то Ольгерд, тяжко вздохнув, взял на мушку. Однако казацкий начальник словно почуял нависшую над ним смерть – шустро скрылся за выступом скалы.

– Пушки готовят, – сказал Измаил.

– Вижу, – ответил Ольгерд. – Анри, отведи стрелков за холм, иначе картечью их посекут. Да пару человек пусть оставят, орудийную прислугу пощекотать.

Казаки, оценив меткость противника, поступили хитро. Зарядили орудия под защитой скалы, потом споро выкатили по очереди на линию огня и три раза сыпанули по вершине холма картечью.

Ольгерд хотел справиться о потерях, но было не до того. Сотни полторы казаков ринулись в воду, преодолели неглубокий здесь Буг – кому по грудь, кому по пояс, и, выставив вперед кто сабли, кто пики, сомкнутым строем начали преодолевать подъем. Их прикрывали, не давая поднять головы Ольгердовым стрелкам, попрятавшиеся в камнях мушкетеры.

Ольгерд разрядил в толпу карабин и, вытягивая из ножен саблю, пригибаясь, короткими рывками от укрытия к укрытию, рванул вниз к террасе, где ждали своего часа притаившиеся в засаде копейщики. Боясь задеть своих, мушкетеры прекратили огонь. Атакующие казаки, подбадривая себя криками, достигли террасы, как вдруг, преграждая им дорогу, впереди, над самым крутым участком склона, вырос копейный лес. Составлявшие костяк отряда венецианцы и генуэзцы, ведомые лейтенантами, правильно оценив ситуацию, не стали ждать, пока казаки опомнятся от неожиданности, наставили копья и сомкнутым строем ринулись вперед.

Удар по выдохшимся на подъеме казакам был страшен – едва не четверть из них сразу же погибли под копьями и, сбивая с ног вторую линию нападавших, покатились вниз по склону. По команде Ольгерда из-за спин копейщиков вынырнули валахи, греки и болгары, вооруженные саблями и палашами. Особого мастерства бывшие лесные разбойники и уличные грабители проявить не могли, но этого от них и не требовалось – уцелевшие запорожцы, ошалев от неожиданного отпора, пустились в бегство.

Ольгерд в первых рядах врезался в отступающую толпу. Рубил направо и налево, подбадривая криками своих бойцов. Однако увлечься в контратаке не дал. Убедившись, что первый казацкий штурм отбит, крикнул так, чтобы услышали все:

– Назад, под камни! Перестреляют как куропаток!

Команда оказалась более чем своевременной – не успели его бойцы залечь, попрятавшись в своих укрытиях, как от реки грянул оглушительный залп. На сей раз казаки стреляли из всего, что было у них под рукой, – от тяжелых осадных пищалей до ручных пистолей, плотность огня была такой, что, если бы не Ольгердова предусмотрительность, он потерял бы не меньше, чем половину своего и без того невеликого войска.

Воспользовавшись паузой, в которую казаки перезаряжали оружие, стрелки-браконьеры вернулись на позиции перебежками и вступили в ружейную дуэль. С верхушки холма позиции противника просматривались как на ладони, так что десяток бывших преступников, которыми командовал старый валах, смог нанести противнику ощутимый ущерб.

Казаки снова пустили в ход пушки и сделали несколько выстрелов по холму, согнав с позиций стрелков. Требовалось на ходу сменить тактику, и Ольгерд дал команду копейщикам скрытно переместиться саженей на двадцать левее, сам же вернулся на наблюдательный пункт.

– Что теперь? – спросил Измаил.

– Теперь хуже, ответил Ольгерд. – Они уже поняли, что нас совсем мало. Скоро сообразят, что у них нет иного выхода, кроме как штурмовать холм всеми силами, пока к нам не пришла подмога. Постреляют еще немного наобум, потом пойдут вперед. Тогда и начнется настоящая потеха.

Измаил, соглашаясь, кивнул:

– Стало быть, наше место в общем строю. Что же, у Сарабуна сегодня будет много работы…

– Не думаю, – мрачно ответил Ольгерд. – Казаки воюют жестоко, пленных редко берут. Так что работа будет скорее не у лекарей, а у мародеров, собак да могильщиков.

– Все там будем, – пожал плечами египтянин, проверяя баланс своего палаша. – Как по мне, умирать дряхлым беззубым стариком, мочась под себя в постель и страдая слабоумием, намного страшнее.

Разговор был прерван многоголосым ревом, который вырвался из ущелья, – казаки пошли в атаку. На сей раз в воды Буга вошло не меньше четырех сотен человек.

Пока атакующие форсировали реку, казацкие пушки успели ударить картечью поверх голов. Ольгердовы стрелки, воротившиеся на старые позиции, этого не ожидали и, судя по всему, попали под залп, но думать об этом было уже некогда да и незачем: дальше все решалось в рукопашном бою.

Казаки, выставив вперед пикинеров, не ломая строй, поднимались наверх. Ольгерд всматривался в приближающиеся лица, с ужасом ожидая увидеть кого-то из знакомых по Киеву либо Черниговскому полку, но, к счастью, знакомых по крайней мере в первых рядах не наблюдалось. Дождавшись, когда строй атакующих выйдет на воображаемую линию атаки, Ольгерд подал сигнал, и засадный отряд ударил казакам в незащищенный фланг. Италийские наемники охватили нападающих полукругом, с фронта, воспользовавшись замешательством пикинеров, на казаков выплеснулась толпа валахов. Но численное преимущество противника не позволило преломить ход боя. Казаки смогли выстоять при первом ударе, перегруппировались и сами начали охватывать отряд с трех сторон.

Италийцы, чтобы избежать окружения, начали отступать наверх, держа строй и отбиваясь копьями, но это давало лишь небольшой выигрыш во времени. Поддерживаемые сверху редким огнем уцелевших стрелков, прикрываясь от флангового обхода мечниками, они шаг за шагом оттеснялись к вершине.

Теперь все командирские обязанности, по большому счету, свелись к тому, чтобы показывать нестойкому «хашару» пример и не дать себя убить раньше времени, и Ольгерд возглавил оборону на правом фланге. В него словно бес вселился, он наносил удары один за другим, не глядя на мелькающие перед ним лица, перемещаясь то вправо, то влево, чтобы поддерживать сражавшихся рядом. Подаренная Обуховичем сабля в этот день напилась крови на год вперед.

Через некоторое время крутой подъем был густо усеян недвижными телами, но схватка, медленно перемещаясь вверх по склону, кипела с неутихающей силой. Ольгердовы бойцы бились храбро и умело, но численное преимущество врагов не могло не сказаться на ходе боя. И без того неширокая линия защитников становилась все у́же.

Прорубив переносицу очередному противнику, Ольгерд огляделся по сторонам. По левую руку от него отчаянно рубились плечом к плечу два генуэзца, те самые, что еще несколько дней назад потешались над Сарабуновыми пиявками. Рядом отбивался сразу от двух казаков вооруженный морским палашом мальтиец Анри, спину ему прикрывали валашский разбойник и тот самый грек, за которым после боя с Фатимой закрепилось прозвище Голиаф. Сама же девушка, сверкая глазами, ловко орудовала явно отобранной у казаков длинной пикой с четырехгранным стальным навершием. И удар этой пики каждым своим клевком неизменно находил новую жертву…

Но и казаки, наторевшие в постоянных походах и войнах, не были куклами для битья – рубились умело и слаженно, медленно, но верно выбивая теряющих силы наемников. Ряды Ольгердова хашара неуклонно таяли.

Наконец, завидев, что против них осталось не больше десятка человек, казацкий командир скомандовал к отходу. Повинуясь его голосу, «казаки» откатились назад к реке, но не для того, чтобы оставить поле боя, а давая работу стрелкам.

Ольгерд собрался было скомандовать контратаку, но передумал – и так и так умирать. Прятаться было некуда, да и незачем, но спутники Ольгерда не дрогнули перед лицом верной смерти. Мальтиец Анри воткнул меч в щель между скалами, опустился на колени и, сложив перед собой руки, начал молиться, Измаил присел на ближайший камень и, шевеля губами, что-то рисовал палочкой на земле, Сарабун, как ни в чем не бывало, перевязывал раненого валаха, а Фатима, оскалившись, словно рысь, защищающая своих детенышей, попыталась прикрыть Ольгерда от пуль своим телом. За спиной ругались на чем свет стоит генуэзцы, и Ольгерд подивился, насколько их напевное лигурийское наречие может быть пригодным для отборной площадной брани.

До казаков оставалось саженей тридцать, когда их командир несколько раз тряхнул лисьей шапкой и поднял руку, останавливая движение. Расстрельная команда выстроилась в линию и начала медленно поднимать ружья. Дыхание смерти теперь ощущалось в каждом порыве лижущего щеки сырого холодного ветра. Над склоном нависла тяжелая гробовая тишина.

Завороженно наблюдая за тем, как направленные на них стволы рыскают, выбирая цели, Ольгерд вытер клинок о полу рубахи, вдел его в ножны и завел руку за спину. Там, за поясом, по старой привычке был заткнут последний заряженный пистоль, и пуля его была предназначена казацкому командиру. Однако выстрелить он не успел, как, впрочем, не успел дать команду «Пли!» и его противник. Разбивая предсмертную тишину, сверху, с кромки холма, донесся нарастающий рокот многих тысяч копыт, и вскоре по склону хлынула на казаков нежданная уже подмога.

При виде летящих на них татар казаки не стали проявлять глупого и бессмысленного в изменившейся ситуации героизма и, не дожидаясь команды, дружно пустились в бегство – единственным их спасением была река и укутанное туманом ущелье. Однако до водяной кромки добежать смогли лишь немногие: стрелы, выпущенные искушенными в конной стрельбе степняками, понеслись вниз плотным дождем, впиваясь в головы, шеи, спины и ноги бегущих людей, так что многие падали вниз лицом, утыканные оперенными древками, напоминая диковинного зверя-дикобраза. Добив саблями тех, кто спасся от стрел, но не успел добежать до воды, татары начали беспорядочно носиться вдоль берега, выбивая засевших там казаков. Уцелевшие казаки пробовали отстреливаться, но без особого успеха: пока стрелок перезаряжал фузею или пищаль, татарский наездник успевал выпустить в него едва не десяток стрел.

Не менее полутысячи всадников, понукаемые окриками своих командиров, начали заходить в воду и перебираться на другой берег, попутно рубя саблями спасающихся казаков. Покончив с теми, кто еще уцелел, конники, сомкнув строй, ринулись в глубину ущелья.

Бой пропал в густеющем на глазах тумане, и Ольгерд, переведя дух, начал оглядывать свои позиции. Из всего отряда уцелело не больше десятка человек, и то, что в их числе оказались все его компаньоны, было невообразимой, невероятной удачей! Сарабун хлопотал вокруг раненых, Измаил все так же сидел на камне, а Фатима, то и дело бросая на Ольгерда быстрые будоражащие взгляды, протирала куском толстой замши наконечник копья. Из остальных наемников уцелели грек Голиаф, валашский браконьер и генуэзцы. Мальтиец Анри лежал, уткнувшись лицом в землю, с развороченным пулей затылком – молитва не смогла отвести от него шальную пулю, выпущенную в суматохе кем-то из казаков. Ольгерд, шепча на ходу имена тех наемников, которых успел запомнить за время недолгой службы, начал подниматься к вершине. Каждый шаг давался ему с трудом, и дело здесь было совсем не в усталости…

Наверху его ждал Темир-бей. Ногаец сменил арабского жеребца, который нес его в походе, на ширококостную кобылу местной породы, и Ольгерд ни с того ни с сего припомнил рассказ пленного мурзы о том, что в бою кочевники с незапамятных времен жеребцам предпочитают более послушных и выносливых кобыл.

– Как ты, литвин? – подъехав поближе, спросил его бей.

– Я потерял весь свой отряд, – ответил Ольгерд.

– Это неважно. Потому что ты выполнил приказ. Казаки не пробились к московитам. Московиты не дождались помощи и сейчас уходят от крепости, а уцелевшие запорожцы заперты с двух сторон и сдаются в плен.

– Думаю, что Ян-Казимир будет рад своему освобождению, – глядя прямо в глаза старику, произнес Ольгерд.

Глаза ногайца сверкнули:

– Когда узнал? Кто тебе рассказал об этом?!

– Узнал сегодня, перед самым боем. Никто не рассказывал, просто я увидел крылатых гусар.

– Что я могу сказать? – Бей кивнул и провел рукой от подбородка до укрытой в панцирь груди, словно оглаживая бороду. – Мы сделали то, зачем пришли. Ты сдержал данное слово и получишь щедрую награду. Теперь же отправляйся в лагерь и отдыхай. Завтра днем мы торжественно въедем в крепость.

– Отдыхать? – Усмешка Ольгерда была горькой, а голос злым. – А кто же предаст земле моих солдат?

– За это не беспокойся, – усмехнулся в ответ Темир. – Я уже дал приказ, чтобы всем мертвым, правоверным и неверным, отдали должное по их вере.

Старый бей ударил пятками лошадь, дернул поводья и, объезжая многочисленные тела, поскакал вниз по склону. Ольгерд, кликнув к себе остаток отряда, побрел через холмы к долине, где московиты, свернув свой лагерь, медленной длинной змеей вытягивались вдоль дороги. За их движением наблюдала ногайская тысяча, готовая по первому приказу ринуться в атаку, Как он добрался до лагеря, Ольгерд почти не помнил. Усталость и злость застилали глаза. Кто и как ставил шатер, снимал с него шлем, сапоги, нагрудник и окровавленную одежду, он не видел. Последнее, что мелькало перед глазами перед тем, как он обрушился в сон, было серое зимнее небо с клубящимися тучами слетевшегося на пир воронья.