Текст книги "Черный Гетман"

– Он еще там? – спросил Ольгерд.

– Судя по всему, да. Входы и выходы в коллегию имеются только с этой стороны, сзади глухая стена.

Ольгерд потрогал рукой усы.

– Ты что-то понимаешь, Измаил?

– По крайней мере догадываюсь. Во времена Смуты за его отцом, Дмитрием Самозванцем, стояли именно иезуиты. А наш Душегубец, похоже, твердо вознамерился идти по стопам родителя. Вижу во всем происходящем только одно – он готовится объявить себя внуком царя Иоанна Васильевича.

– Да по мне хоть дочерью римского папы. Что будем делать, ждать?

– Время сейчас против нас, – покачал головой египтянин. – Он королевский фаворит. Взять его днем будет гораздо сложнее.

– Тогда делаем так. Ты остаешься следить на улице, чтоб не сбежал. Я с Фатимой грохочу в двери, представляюсь посланцем от короля, говорю, что Ян Казимир велел немедля Дмитрию к нему прибыть. Выманим на улицу, а там уж по обстоятельствам.

– Согласен, – кивнул египтянин. – А если не захочет идти?

– Захочет, – усмехнулся Ольгерд. – Нас с Фатимом двое будет, у обоих оружие. Не отобьется в одиночку. Не думаю, что у братьев ордена Иисуса имеется собственная вооруженная охрана. Ну а если сбежать попытается – тогда он твой.

Измаил кивнул и попробовал на прочность свой посох.

Определившись с порядком действий, времени тратить не стали. Египтянин вжался в стену. Ольгерд, увлекая за собой «казачка», обежал квартал, подошел к обозначенному небольшой колоннадой главному входу коллегии и, припомнив, как называли Душегубца на пиру, грохнул кулаком в дверь и рявкнул по-польски:

– По приказу его величества! Имею срочное донесение для пана Диметриуса!!!

Не успел он договорить, как дверь вдруг распахнулась так споро, будто бы их давно уже ждали. За дверью стоял слуга в черной рясе, более напоминающей наглухо застегнутый длиннополый сюртук. В руке он держал фонарь:

– Скорее! Господин професс велел немедля препроводить вас к себе без малейшего промедления.

Стараясь не удивляться столь неожиданному приему, Ольгерд сановно кивнул, будто иного и не ожидал, и, кивнув Фатиме: «За мной», – уверенно затопал вслед за слугой по длинному коридору.

Поднявшись на второй этаж, они оказались в богато обставленном кабинете с огромной картой на всю стену, где их ожидал настоятель коллегии, или, по-иезуитски, професс, – пухлый шустряк с приплюснутым носом, двойным подбородком и отвислыми щеками, над которыми сально посверкивали маленькие поросячьи глазки. Обтягивающая приталенная сутана в подробностях подчеркивала все недостатки бесформенной оплывшей фигуры, которая служила наглядным примером того, до чего может довести праздный образ жизни и всяческие излишества.

– Где он? Вы его привели? – с дрожью в голосе спросил професс и короткими семенящими шажками бросился навстречу прибывшим.

Не зная что говорить, Ольгерд застыл на месте.

– Отвечайте же! – взвизгнул резаным поросенком толстяк, глядя на Ольгерда снизу вверх. – Кто вы такие? Это он вас прислал?

Твердо намереваясь доиграть взятую роль до конца, Ольгерд по-солдафонски шевельнул усами и повторил:

– По приказу короля я должен доставить к его величеству некоего Диметриуса, находящегося сейчас здесь, в коллегии. Дело срочное, скажите, где он сейчас находится, и я сам к нему подойду.

Теперь настала очередь професса удивленно хлопать глазами.

– Так, значит, это не он вас послал? – после долгой паузы спросил толстяк, поигрывая россыпью надетых на пальцы перстней, по сравнению с которыми купленный на подоле венецианский перстень показался бы медной безделушкой.

– Как же он мог нас послать, святой отец, если это мы прибыли за ним? – рявкнул Ольгерд.

Щеки и подбородки професса затряслись мелкой дрожью.

– Значит, он меня все-таки обманул… И я никогда не увижу больше своего ангелочка!

Толстяк захлюпал носом, определенно намереваясь предаться горестным рыданиям, но Ольгерд остановил его, встряхнув за плечо так, что перстни професса застучали на руках в такт зубам.

– А ну-ка, отче, давай выкладывай все как есть! Времени нет реветь, король гневается, а я службу терять не хочу. Ты, Фатим, пока оглядись тут вокруг, а мы с паном настоятелем побеседуем по душам.

«Казачок» понятливо кивнул, не удержавшись, бросил на Ольгерда кокетливый взгляд и исчез за дверью.

Професс, несмотря на свое расстройство, переглядку своих посетителей не прозевал. Посмотрел внимательно вначале на уходящую Фатиму, причем взор его был явно нацелен ниже пояса, затем оценивающе окинул сверху донизу самого Ольгерда. Осмотр этот его удовлетворил. Вытерев рукавом глаза и последним хлюпом загнав в нос повисшие сопли, толстяк начал говорить:

– Мой… то есть наш новиций, Анджей. Талантливый юноша, гордость коллегии. Его поймали на улице и взяли в заложники. Этот ваш Дмитрий и поймал. Он появился позавчера вскоре после того, как по городу разнеслась весть, что московиты наконец-то сняли осаду и ушли. Этот страшный человек сказал, что мой… наш Анджей спрятан в надежном месте, и потребовал от меня рекомендательное письмо профессу рижского коллегиума. Думая, что это нелепый розыгрыш, я отказал ему. Он рассмеялся, предупредил, что если обнаружит за собой слежку, то тут же снесет мальчику голову, и дал мне два дня на размышление. А сегодня ночью объявился вновь. Это были самые страшные два дня в моей жизни. Анджей не объявлялся, и я теперь был готов на все! Этот бессердечный разбойник получил от меня то, что хотел, и сказал, что вскоре прибудет гонец, который расскажет, где находится Анджей. Я ждал гонца, а пришли почему-то вы…

Ольгерд еще раз тряхнул професса, пресекая рыдания, и спросил:

– И чем же так ценен этот ваш новиций, что ты пренебрег вашей знаменитой иезуитской дисциплиной и согласился выдать документ, который определенно не должен послужить вящей славе ордена?

Професс-настоятель схватил руку Ольгерда своими пухлыми лапками и мерзко поскреб средним пальцем по внутренней стороне ладони. При этом глазки святого отца, сощурившись, превратились в совершеннейшие бусинки, а второй подбородок снова задрожал.

– Неужели ты не понял, сын мой? Когда вы обменялись взглядами с этим милым мальчиком, которого ты послал осматривать коллегию, я сразу догадался, что ты из наших. Поверь мне, этот юноша искренне в тебя влюблен, не то что мой капризный Анджей. Мальчишка вьет из меня веревки, но я не могу без него…

Ольгерд освободился от сального рукопожатия и снова хотел встряхнуть професса, да так, чтобы из него посыпались кости. Мужеложцев он на дух не переносил.

– И ты отдал ему письмо, не увидев заложника?

– А что мне было делать? Но я, в свою очередь, принял определенные меры для того, чтобы обезопасить себя, даже если он… Если мой Анджей… У братьев есть система тайных знаков, по которым в Риге поймут, что податель письма не имеет нужных полномочий. Он не получит того, что хотел, и вынужден будет вернуться ко мне…

– Ты не представляешь, с кем связался, – усмехнулся Ольгерд. – Все ваши хитрости для этого человека все равно, что паучьи сети для шершня. Если он вернется, не получив своего, то будет пытать тебя до тех пор, пока ты не сделаешь все как надо. Или, что скорее всего, будет нарезать твоего Анджея на ломти, словно колбасу, прямо у тебя на глазах… Ну да ладно. Это мы сможем обсудить позже. Сейчас отведи меня к нему.

Професс выпучил глаза и пролепетал, парализованный страхом:

– Но его уже нет в коллегии.

– Как нет? – остолбенел Ольгерд. – Никто не видел его выходящим из здания.

Професс замялся.

– Из наших подвалов проложен подземный ход. Он выводит в один из неприметных домов, где живет наш мирской брат, чья связь с орденом… не очевидна. Димитрий сказал, что хочет избежать слежки, и я лично проводил его в подземелье.

– И где же этот дом, в который ведет подземный ход?

– У городских ворот. Второй справа по улице, ведущей к ратуше.

Вмиг позабыв о погрязшем во грехе собеседнике, Ольгерд пулей выскочил из кабинета, кликнул Фатиму и вихрем пронесся по коридору. Оказавшись на улице, махнул Измаилу и, вытягивая на бегу пистоль, ринулся в направлении возвышающейся над крышами надвратной башни.

Оружная группа, целеустремленно несущаяся по улице, выглядела столь грозно, что ранние прохожие испуганно жались к стенам. Рискуя сбить дыхание, Ольгерд на бегу рассказал обо всем Измаилу, так что к тому времени, когда они добрались до цели, египтянин уже владел ситуацией. Дом, указанный настоятелем, искать не стали, помчались к воротам. Стража стояла вчерашняя, и Ольгерда сразу узнали. На оклик часового к компаньонам вышел из караульного помещения капитан. Судя по округлившимся глазам, он никак не мог взять в толк, что делает обласканный королем герой спозаранку у ворот, к тому же пеший, с саблей наголо и в сопровождении двух колоритных спутников – казачка-татарчонка и странного лысого богомольца.

– Пан Дмитрий выезжал? – не вдаваясь в объяснения, спросил Ольгерд.

– Был, – кивнул капитан. – Сигнал на подъем решетки дали с полчаса назад, так он еще раньше прибыл.

– Пеший? На коне?

– Одвуконь, с поклажей и при всем оружии. Похоже, собрался в дальний путь и торопился так, словно за ним погоня…

Ольгерд сплюнул и с силой вогнал в ножны ни в чем не повинную саблю.

Капитан, завистливо покосившись на сверкающее в рассветном солнце золото эфеса и стяжек, осторожно поинтересовался:

– А что, очень был нужен?

– Просто до смерти, – хмуро ответил Ольгерд и позвал компаньонов в сторонку, снова держать совет.

– Ну, что теперь предлагаешь делать? – спросил Измаил.

– Непонятно, что ли? Возвращаемся в свой дом, готовим коней – и в погоню. Куда он отправился, нам известно…

– А вот в этом я бы не был так уверен. Этот любитель мальчиков, професс, был, конечно, до смерти перепуган, но, говоря про Ригу, мог ведь и обмануть…

– Не мог, обманул! – хлопнул себя по лбу Ольгерд. – А я-то все думаю, что мне в его рассказе не понравилось. Тогда делаем так. Фатима – домой, бери лошадей и приезжай к иезуитам. Хватит ноги мозолить, пешим ходом мы и до утра всего не успеем. А мы с Измаилом, чтоб времени не терять, сразу пойдем в коллегию да поговорим с жирдяем по душам.

Открыли им уже не так поспешно, как в первый раз. Однако препятствий чинить не стали и проводили в давешний кабинет, правда, уже с докладом.

Професс сидел у камина, вжавшись в высокое кресло, и растрепанным своим видом напоминал взъерошенного сыча.

– Обманул ты меня, отче! – не дав ему опомниться, рыкнул Ольгерд. – Сказал, что выдал письмо к настоятелю рижской коллегии. Но ведь Рига уже лет тридцать как шведский город. И вашего брата иезуита король Густав-Адольф погнал оттуда поганой метлой. Литвины-кальвинисты об этом часто рассказывали. Так что нет там никакой вашей коллегии.

– Ну нет, так и что, – безразличным голосом ответил професс. – Вам-то что до этого? Анджея моего не вернешь…

– С чего ты это взял? – вступил в разговор Измаил. – Мы вполне можем вернуть тебе юношу. Но только если ты честно расскажешь о том, что на самом деле хотел от тебя этот бандит.

В поросячьих глазках професса вспыхнула тоскливая надежда.

– Вы знаете, где он?

– По крайней мере догадываемся. И можем тебе помочь. Но для того чтобы мы захотели это сделать, ты должен хоть немного пойти нам навстречу.

Толстяк спрыгнул с кресла, погрел руки у камина, помотал головой и, словно решив будь что будет, заговорил:

– Ты прав, воин. Письмо, которое я выдал этому страшному человеку, предназначалось не для професса рижской коллегии, а для смотрителей тайного архива.

– Какого еще архива?

– Еще с тех времен, когда Ригой владели построившие там крепость тевтонцы, в городе находится спрятанная в подземелье библиотека. Дело вообще-то темное, говорят, что там хранятся архивы тамплиеров, которые братья-рыцари втайне привезли с Кипра после разгрома ордена. С четырнадцатого века библиотека пополнялась важными документами – хранители, не скупясь, приобретали семейные архивы дворян, путевые записки и прочее. Ходят слухи, что именно они купили у царя Василия Шуйского библиотеку Иоанна Гордого. А еще говорят, что там хранятся уничтоженные летописи времен первых князей Рюриковичей, подлинные протоколы допросов Орлеанской девственницы и много иного. Деньги у хранителей есть, потому что доступ в архивы стоит целого состояния. Письмо, которое я выдал Дмитрию, было адресовано именно к ним. Братья ордена Иисуса являются посредниками между хранителями и внешним миром…

– И что же нужно было Дмитрию в этих архивах?

– Это не мое дело. Все что мне известно – он просил указать в письме, что хочет ознакомиться с домашними бумагами какого-то сиротки.

– Как же, по-твоему, он тебя нашел?

– Да он и не скрывал, что насмерть запытал одного из наших братьев, частично посвященного в тайну. Тот несчастный не имел полномочий выдавать подобные письма и открыл безбожнику мое имя.

– Вот что, – немного поразмышляв, сказал Ольгерд. – Давай так уговоримся, святой отец. Если мы возвратим твоего новиция в целости и сохранности, то ты нам выдашь точно такое же письмо, какое написал Дмитрию. Только уже безо всяких подвохов. Клятвы у тебя не прошу, знаю, что у ваших братьев цель важнее, чем средство, и ложь ради дела за грех не считается. Но помни, что мы – единственные, кто может спасти тебя от мести этого человека.

Измаил, слушая Ольгерда, одобрительно кивал.

Професс вздохнул и сжал пальцы так, что перстни на них застучали, будто гишпанские кастаньеты.

– Я дам вам все что хотите. Только верните его…

На улице их ждал Фатим с конями.

– Ты и вправду думаешь, что мальчишка еще жив? – спросил Ольгерд у Измаила. – Я-то, пообещав возвратить маленького развратника, просто тебе подыграл.

– Задачка не из сложных, – фыркнул, заскакивая в седло, египтянин. – Я же говорил, что перед тем, как отправиться в коллегию, Дмитрий посетил старую заброшенную часовню. Как ты думаешь, что он там делал?

– Не иначе как там мальца и держал. Только живым ли?

– Если бы умертвил, то не стал бы никуда заходить. Незачем. Дмитрий не дурак и на слово верить старому греховоднику бы не стал. Значит, заложник в тайнике под охраной. Место безлюдное, в купол попала молния, с тех пор службы там не ведутся, а горожане, считая часовню дьявольским местом, обходят ее стороной. Лучшего места для тайника не придумать.

Двинули в сторону часовни. По дороге пытались разобраться в происходящем.

– По всему выходит, что я ошибался, – рассуждал Измаил. – Не иезуиты и король нужны были Душегубцу в Клеменце, а именно пропуск в рижские архивы. Он его получил и помчался на север. А это, в свою очередь, означает, что Черным Гетманом он еще не завладел.

– А если он все же разыскал реликвию и приехал к польскому королю договариваться о совместных действиях? – выразил сомнения Ольгерд.

– Ну уж нет, – дернул головой Измаил. – Будь у него в суме заветный пернач, Дмитрий первым делом отправился бы не к полякам, а к запорожцам. Ян Казимир ведь кто? Католик, иезуитский воспитанник. Для него языческая реликвия не более чем вредное суеверие. Потом, конечно, духовные отцы ордена сообразили бы, какую пользу может принести подобный предмет, и объявили его, например, «оружием Георгия Победоносца». Но это позже. А вот старшина запорожцев встретит человека с Черным Гетманом как мессию. Судя по тому, что я слышал от тебя, правлением Хмельницкого очень многие недовольны.

– Казаки любым правлением недовольны, – пробурчал Ольгерд. – Им только тот хорош, кто привилегии даст да службу сильно не спросит. В остальном же ты прав, друже. Будь у него Черный Гетман, он бы уже действовал, а не искал какие-то бумаги. И уж ни в коем случае не ездил бы в одиночку, рискуя бесценной вещью. А вот если предположить, что Черного Гетмана у него пока нет, тогда все становится на свои места.

– Из Киева он отправился скорее всего в Литву к Радзивиллу, – продолжил размышлять вслух Измаил. – Но там ничего не смог узнать. Во всяком случае поиски привели его в этот странный тамплиерский архив. А вот здесь какая-то неувязка.

– Неувязки нет, – встряла в разговор Фатима. – Вчера в доме слуги говорили меж собою о том, что гетман литовский Януш Радзивилл скончался от болезни. Жаловались друг другу, что умер последний магнат, которого бунтовщики-казаки боялись похлеще Иеремии Вишневецкого.

– Вот, значит, как, – протянул Измаил. – Ну тогда все понятно. Скорее всего наш приятель то ли не успел переговорить с самим князем, то ли разговор их завершился раньше, чем этого хотелось обоим. Но он все же получил какую-то зацепку, которая потребовала пропуска в Ригу. А раз так, то мы можем его опередить.

Часовня, черное покосившееся здание с обрушенным куполом, стояла в дальнем конце пустыря и, подобно зачарованному замку из сказки про спящую красавицу, чуть не доверху заросла густым ползучим кустарником. Спешились, осмотрелись.

– Место, конечно, глухое. Тут хоть из пушек пали, кроме ворон, никто и не всполошится, – оценивая подходы, проговорил Ольгерд. – Однако незамеченным подойти засветло не удастся. Без сторожей Дмитрий мальчишку вряд ли оставил. И скорее всего, дал приказ при любой опасности заложника прикончить. Впрочем, если это обычные его люди, то и без него догадаются. Так что придется нам до ночи это место скрадывать.

– Зачем? – удивленно спросила Фатима. – Их там двое, от силы трое. Чтобы справиться с ними, мне и вы не нужны. Позволишь, господин?

Ольгерд пожал плечами и согласно кивнул. Девушка, мигом обратившись в змею, соструилась с коня на землю и споро поползла к закопченным стенам. Со стороны было лишь видно, как то здесь, то там шевельнулась зимняя сухая трава. Не прошло и четверти часа, как со стороны часовни раздался звонкий веселый голос:

– Можно идти! Он здесь!

Ольгерд и Измаил, не сговариваясь, припустили вперед.

Как выяснилось, сторожей при заложнике было двое. Теперь же оба они лежали на каменном полу, истекая кровью. Один с перерезанным горлом, другой с кинжалом, загнанным по самую рукоять в глазницу.

– Где мальчишка?! – громыхнул Ольгерд так, что по часовне загуляло частое эхо. – Зачем ты сразу их убила? Нужно было вначале порасспросить.

– Я и расспросила, – обиделась Фатима. – Сперва этого, – она указала на разбойника с разрезанным горлом, – но он вел себя невежливо, так что разговаривать пришлось со вторым…

– А убила зачем?

– Он руку из пут вывернул. Ну да дело не в этом. Как ты и предполагал, их было всего двое. Городская голытьба, Дмитрий их нанял три дня назад, показал мальчишку, велел держать в подвале, дал денег на питание из расчета на две недели. Сказал, что, если не вернется, чтоб придушили по-тихому пленника да здесь же и закопали.

– Где он?

– Тут же, в подвале, – Фатима указала пальцем на чернеющую в дальнем углу дыру.

Наспех соорудив из хвороста факелы, Ольгерд с Измаилом спустились в тесное помещение, в котором обнаружилась сжавшаяся фигурка с мешком на голове.

– Как зовут? – спросил по-польски пленника Ольгерд.

Из мешка донеслось сдавленное мычание. Измаил вынул нож, срезал путы, стянул мешок и вытащил изо рта у пленника кляп.

– Н-новиций Анд-джей, школ-ляр к-клеменецкой к-коллегии, – заплетаясь, ответил тот.

Компаньоны облегченно вздохнули.

Похищенный, даже чумазый, со слипшимися волосами и в разорванной грязной сутане, столь разительно напоминал красавчика-херувима, как их обычно изображают в церковных росписях, что Ольгерду отчасти стало понятно горе греховного професса.

Прочее было делом рутинным. Мальчишку, непривычного к верховой езде, усадили на круп за спиной у Ольгерда и отправились в коллегию, кликнув по дороге городскую стражу, чтоб прибрали тела разбойников, осмелившихся напасть на героя.

Сцены встречи двух влюбленных Ольгерд хотел избежать, но не мог: нужно было дожимать иезуита по горячим следам. Дав толстяку немного порыдать на груди у мальчишки, который, капризно поджав губы, выговаривал своему покровителю за то, что тот так долго не мог его освободить, он брезгливо, двумя пальцами оттянул новиция в сторону и красноречивым жестом указал профессу на письменный стол. Толстяк тяжело вздохнул, уже жалея о данном обещании, и прищурил глаза, явно что-то замышляя. Ольгерд, не мудрствуя лукаво, показал старому мужеложцу кулак. Тот испуганно, но вместе с тем и как-то ностальгически кивнул, не беспокойтесь, мол, ясновельможный пан, все понимаю, окунул перо в чернильницу и склонился над чистым листом. Анджей поглядел на Ольгерда и нахмурился.

– На кого делать послание? – спросил, оторвавшись от листа, професс.

– На нас обоих. – Ольгерд показал на себя и на Измаила. – Его зовут…

– К сожалению, так не выйдет, сын мой, – перебил его иезуит. – Правила у хранителей строгие, и пропуск в библиотеку может получить лишь кто-то один.

Ольгерд переглянулся с египтянином.

– Я, конечно, быстрее смогу разобраться в бумагах, – немного подумав, сказал Измаил. – Но все же уступлю это право тебе.

– Почему? – спросил Ольгерд.

– В твоих жилах течет кровь древних князей. А это сейчас намного важнее любых знаний. Кровь отпирает замки. То, что я буду искать месяцами, тебе может открыться всего за день.

– Как найти хранителей в Риге? – спросил Измаил, после того как професс передал ему присыпанное песком послание.

Толстяк встал на цыпочки и зашептал египтянину в ухо. Тот выслушал, еще раз пробежал глазами письмо и кивнул Ольгерду: «Порядок!»

Под ликующим взглядом професса и хмуро-подозрительным его фаворита компаньоны покинули кабинет.

– Куда теперь? – спросила Фатима.

– Едем в Ригу! – решительно сказал Ольгерд. – Но прежде нужно отдать все здешние долги.

* * *

Город покидали после обеда. Сменившийся караул у ворот Ольгерда и его друзей не признал, но наемники – алебардисты, – усмотрев на спине у вьючного коня королевский подарок, сложенные гусарские крылья, выпустили компаньонов из города без расспросов.

Выехав на подъемный мост, Ольгерд сперва страшился глядеть вперед. Проехать дважды сквозь страшный казацкий строй могло и не хватить духу. К счастью, дорога была свободна. То ли Ян Казимир, оставшись без фаворита-советчика, прислушался к просьбе Ольгерда на пиру, внял здравому смыслу и одумался сам, то ли своего добился Обухович, но это было уже и неважно. Теперь за стенами крепости о казни напоминали только чернеющие в земле дыры, оставленные колами, да придорожные кусты, кое-где политые запекшейся кровью.

Ногайский лагерь бурлил. Татары гасили костры, сворачивали палатки и разминали лошадей – собирались сниматься и уходить. Темир-бея Ольгерд застал на возвышенности, где еще недавно стояла его большая белая юрта. Ногаец, не слезая с коня, держал совет с мурзами – командирами отрядов, у татар это было принято перед началом походного марша.

Дождавшись, когда завершится совет, Ольгерд махнул бею рукой и подъехал ближе.

– Уходишь? – задал вопрос Ольгерд.

– Король не хочет пятнать свои руки кровью, – ответил бей. – Он уклонился от встречи со мной, чтобы не давать личного согласия на ясырь. Но ему больше нечем мне заплатить, поэтому мы пройдем по этим землям и заберем все, что захотим.

Ольгерд сдавил в кулаке уздечку и скрежетнул зубами. Что такое татарские набеги, было ему известно не с чужих слов…

– Ну что, получил свою награду? – спросил, прищурившись, старый ногаец.

– Получил, – кивнул Ольгерд. – Только награда эта из тех, что держат в родовых поместьях и показывают одним лишь друзьям.

– Наслышан, – ухмыльнулся Темир. – Выгодную службу ты променял на легкую смерть пленных врагов.

– Не врагов, а противников, – поправил Ольгерд. – С противниками встречаешься оружно только на поле боя. Врагов же преследуешь, пока не убьешь или же не погибнешь сам.

– Может, и так, – согласился старый бей. – Ну да ладно, когда мы встретимся с тобой в мирное время у меня в юрте, тогда и поговорим о добре и зле. Сейчас же, как я понимаю, ты приехал для того, чтобы я освободил тебя от данной клятвы?

– Именно так, – кивнул Ольгерд.

Темир-бей окинул взглядом строящихся в колонну конников. Помолчал. Начал медленно говорить:

– Мы привыкли к тому, что неверные зовут нас ногайцами. Но наш народ зовется мангыт. Мы потомки завоевателей, которых привел в эти земли внук хана Джучи, Ногай. Степь от Днепра до Волги обильно полита нашей кровью и щедро усеяна могилами наших предков. Это наша степь. Но ее пытаются у нас отнять. Московиты и польские магнаты возводят на границах деревянные укрепления. Казацкий гетман теперь платит дань не королю Яну, а царю Алексею. Этот король без королевства, попавший в капкан, словно амбарная крыса, предаст нас при первой же возможности. Если так будет и дальше, то не успеет сто раз зазеленеть трава, как в ногайские степи придут воины с пушками и ружьями, возведут на месте деревянных стен каменные, захватят Крым. И нам, ногайцам, больше негде будет кочевать…

– Если бы народ мангыт мирно жил, разводя овец и коней, а не богател набегами на Русь, не было бы против вас никакой войны, – ответил Ольгерд.

Старый бей лишь пожал плечами.

– Аллах определил предназначение не только каждому человеку, но и каждому народу. Из нас не сделать мирных скотоводов, как не сделать из волков пастушьих собак…

Пожал плечами в ответ и Ольгерд.

– Тот, кто строит свое благосостояние на несчастье соседа, не должен уповать на Аллаха, когда сосед становится сильнее и более не желает сносить обид. Но какое это имеет отношение к моей просьбе?

Бей улыбнулся.

– Ты со своим другом ищешь Черный Гетман. Но мне и моему народу он нужен тоже. Я освобожу тебя от клятвы взамен на новую. Ты пообещаешь мне, что как только узнаешь о судьбе этой реликвии, то дашь мне об этом знать. Дмитрий – мой племянник, и я имею на это полное право.

С точки зрения христианских законов, от клятвы, данной мусульманину, Ольгерда мог освободить первый же встретившийся по дороге священник. Но его связывало с Темиром нечто гораздо большее – общая тайна и воинское братство, для которого все боги равны, а благородство определяется не вероисповеданием и цветом кожи, но доблестью. «Я не обещал Измаилу, что никому не буду рассказывать о наших поисках», – подумал он и решительно произнес:

– Я готов тебе в этом поклясться, Темир! Только как разыскать твое кочевье в степи?

– У любого степняка спросишь, где ногайский курган. Туда каждую новую луну приезжает гонец из моего стойбища. Он и доставит весть.

Ольгерд с Темиром соскочили с коней, вынули из ножен кинжалы и, вытянув руки над тлеющими углями незатушенного костра, скрепили данное слово кровью.

К тому времени, когда друзья выехали на высокий берег Буга, к месту, которое Сарабун выбрал для того, чтобы похоронить казненных, легкие на подъем татары удалились от лагеря на две версты. Снятых с колов казаков похоронили в братской могиле, но сотника Тараса Кочура стараниями неутешного лекаря положили наособицу, над самым обрывом, вздыбив над холмиком свежевыкопанной земли высокий, в два человеческих роста, черно-красный гранитный обломок, на котором городской резчик заканчивал высекать православный крест.

Измаил и Фатима остались в сторонке – Кочура им знать не довелось, да и были они не христианской веры. Ольгерд же помолился вместе с Сарабуном за упокой грешной сотниковой души, постоял, вдыхая холодный воздух, и осторожно потянул спутника за рукав. Нужно было продолжать путь. Рассказывать о последних кочуровских делах Ольгерд Сарабуну не стал. Решил, пусть лучше останется он в глазах верного слуги не неудачливым заговорщиком, а истинным запорожским лыцарем. Да и знать о мрачных тайнах казацкой старшины лекарю, в общем, не полагалось.

Распрощавшись с уцелевшими после боя наемниками, которым было роздано жалованье и дарована свобода, Измаил, Ольгерд и Сарабун покинули окрестности Клеменца. До Риги, куда теперь лежал их путь, было три недели конного ходу.