Текст книги "Ночи нет конца"

– Если удастся локализовать таксофон, нам сумеет помочь полиция, которая может потребовать, чтобы почтовики вытащили монеты из автомата, и передаст их специалистам по пальчикам. Есть неплохие шансы, что парень, звонивший в Форт-Макмюррей, пользовался более крупными монетами, чем остальные граждане, звонившие этим днем или ночью. Две-три крупных монеты с одинаковыми отпечатками пальцев – и мы имеем нашего парня.

– Возражаю. Монеты проходят сквозь такое множество рук, что ты получишь множество отпечатков, даже, думаю, слишком много.

– Возражение принимается. Установлено, что на металлической поверхности при наложении доминирует самый поздний отпечаток. Мы снимем отпечатки и с наборной панели: люди не набирают номер в меховых рукавицах. Затем сверимся с криминальными записями. Отпечатки могут оказаться в картотеке. Если нам повезет, он наш, берем его и задаем массу интересных вопросов.

– Ну ты голова, Джордж. Умен. Поймай только сначала своего человека.

– Если у нас будет описание или отпечатки с криминальным досье, это будет не очень трудно. Если он уйдет в подполье, тогда трудно, но ему нет причин думать об укрытии. Ему, может быть, даже и неудобно скрываться. Может, он является столпом общества Анкориджа.

– Могу поспорить, что другим столпам анкориджского общества понравилось бы твое замечание. Они бы подумали о нас то же, что Джон Финлэйсон. Кстати, что ты собираешься предпринять в отношении Финлэйсона? Восстановление отношений кажется не только желательным, а просто обязательным. При столь очевидной связи…

– Дадим ему немного повариться в собственном соку. Я, конечно, не имею в виду буквального значения этого выражения. Пусть немного понервничает в Прадхо-Бей, пока мы будем готовы здесь. Он хороший мужик, умный, честный. Он реагировал так, как реагировал бы ты, да и я сам, если бы пара варягов попыталась захватить власть. Чем дольше мы пробудем здесь, тем вероятнее, что мы добьемся его безусловного сотрудничества, когда вернемся. Джим Брэди принес дурную весть, но в очень подходящий момент. Мы получили прекрасный повод откланяться. Кстати, о Джиме…

– Что-то мне все не очень нравится. Какие-то дурные предчувствия. Видимо, сказывается моя шотландская кровь. Тебе известно, что месторождение в Прадхо-Бей и то, которое находится здесь, вместе хранят много больше половины запасов нефти Северной Америки. Это жуткое количество нефти. Не хотелось бы, чтобы что-то с ним случилось.

– Раньше ты не беспокоился о таких вещах. Следователю надлежит быть хладнокровным, циничным и беспристрастным.

– Это правильно, когда касается чужой нефти. Эта нефть – наша. Огромная ответственность. Нужны радикальные решения на самом высоком уровне.

– Мы говорили о Джиме Брэди.

– Я о нем и говорю.

– Думаешь, его нужно вызвать сюда?

– Я уверен.

– Я тоже. Поэтому и заговорил о нем. Пойдем ему позвоним.

Глава 3

Джим Брэди, ратующий за стройность, остроумие, энергичность и атлетичность своих оперативных сотрудников, в ботинках дотягивал до пяти футов и 240 фунтов. Никогда не путешествуя налегке, он прихватил с собой в полет из Хьюстона не только свою жену Джен, привлекательную блондинку, но и красавицу-дочь, Стеллу, тоже натуральную блондинку, которая во время подобных выездов в поле выполняла обязанности его секретаря. Он доставил жену в отель Форт-Макмюррея, но Стеллу оставил при себе в микроавтобусе, который «Санмобиль» послала за ним, чтобы доставить на завод.

Первое впечатление, произведенное им на настоящих мужчин Атабаски, оказалось весьма неблагоприятным. Он предстал в великолепно сшитом темно-сером деловом костюме – только безупречный покрой позволял ему выглядеть элегантно при такой округлой фигуре, – белой рубашке и консервативном галстуке. Поверх всего этого были надеты два шерстяных пальто и просторная бобровая шуба, окончательно сравнявшая его горизонтальные размеры с вертикальными. Он щеголял в мягкой фетровой шляпе в цвет костюма, но и она почти скрылась под серым шерстяным шарфом, обмотанным дважды вокруг темени и подбородка.

– Вот это да! Черт меня побери! – воскликнул Брэди. Голос заглушался шарфом, концы которого были завязаны на лице непосредственно под глазами – единственным, что не было скрыто одеждой, но и этого было достаточно, чтобы его компаньоны поняли, до какой степени он поражен.

– Это что-то! Вы, парни, должно быть, неплохо развлекаетесь, роясь здесь и возводя хорошенькие маленькие замки из нефтяного песка.

– Можно, конечно, и так на это посмотреть, мистер Брэди, – сказал Джей Шур сдержанно. – Возможно, не так уж много по техасским стандартам, но это разработка крупнейшего месторождения в истории человечества.

– Я не хотел никого обидеть. Не обижайтесь! Вам кажется, что техасец не может признать лучшим и большим то, что вне его штата? – Чувствовалось, что он старается подыскать наилучшую формулировку для такого признания. – Это превосходит все, что я видел до сих пор.

«Этим» был драглайн, но такой драглайн, какого Брэди никогда не видел. Драглайн, по существу, машинное отделение с кабиной, где находится пульт, с которого осуществляется управление стрелой-манипулятором. Стрела подвешена на петлях и шарнирно крепится к основанию машинного отделения и благодаря этому может подниматься, опускаться и поворачиваться из стороны в сторону: управление осуществляется с помощью тросов, протянутых от машинного отделения через массивную стальную надстройку к верхушке стрелы. Один из тросов, проходящий через наконечник стрелы, поддерживает ковш, который можно опускать для выборки материала, а затем поднимать и перемещать поднятый материал в сторону, в отвал.

– Самая большая штука, которая когда-либо двигалась по земле, – сказал Шур.

– Двигалась? – спросила Стелла.

– Да, он может двигаться. Ходит. Правильнее сказать – волочит ноги, обутые в те огромные башмаки, под основанием. Выставлять на дерби в Кентукки не стоит, конечно, поскольку милю проходит за семь часов. Но ему и не приходится перемещаться больше чем на несколько ярдов за один раз.

– И этот длиннющий нос….

– Стрела. Обычно ее длину сравнивают с размером футбольного поля, но это неправильно, она длиннее. Отсюда ковш не выглядит таким огромным, но это за счет угла зрения; он забирает за один раз почти восемьдесят кубических ярдов грунта, достаточно для заполнения большого гаража для двух машин. Драглайн весит шесть с половиной тысяч тонн, примерно как небольшой крейсер. Стоимость? Около тридцати миллионов долларов. Сборка занимает от пятнадцати до восемнадцати месяцев, и, естественно, она производится прямо на месте. Их здесь четыре. Вместе они могут переместить четверть миллиона тонн за день.

– Все, ваша взяла, – сказал Брэди. – Пошли внутрь, а то я замерз. – Остальные четверо: Демотт, Маккензи, Шур и Бринкман, начальник охраны, – посмотрели на него с легким удивлением. Казалось невозможным, что человек, так основательно укутанный и изолированный естественным образом, может чувствовать даже легкую прохладу, но если Брэди говорит, что он замерз, значит так оно и есть.

Они залезли в микроавтобус, который, может, и не отличался особым комфортом, но имел прекрасно работавшую печку. Прекрасно выглядела и девушка в парке с откинутым капюшоном и сияющей улыбкой на лице. Бринкман, который был много младше всех остальных в свои тридцать лет, поначалу не обратил особого внимания на Стеллу. Сейчас он прикоснулся к краю своей меховой шапки и залился румянцем. Его реакция была неудивительна, поскольку в белой меховой парке девушка выглядела не менее очаровательной, чем маленький белый медвежонок.

– Папа, хочешь продиктовать что-нибудь? – спросила она.

– Пока ничего, – ответил Брэди. Оказавшись изолированным от сурового холода, он развязал концы шарфа, обнажив лицо, которое, возможно, в далеком прошлом носило на себе черты характера, позволившего ему пробиться из уличной нищеты к своим нынешним миллионам, но долгие годы благополучия стерли малейшие их следы. Кости черепа спрятались под жировыми наслоениями, лишив его лицо складок, морщин и даже мельчайших морщинок около глаз. Это было жирное лицо избалованного херувима. Правда, в глазах не было ничего от херувима. Взгляд его голубых глаз был холодным, оценивающим и жестким.

– Значит, это конец линии, – сказал Брэди, посмотрев в окно на драглайн.

– Ее начало, – сказал Шур. – Битумный песок может залегать на глубине до пятидесяти футов. Грунт, который лежит поверх него, для нас большое бремя, так как совершенно для нас бесполезен. Это гравий, глина, сланец, песок с малым содержанием нефти. Сначала весь этот грунт должен быть удален. – Он указал на приближавшийся трак. – Часть этого мусора, выбранного другим драглайном на новом месте, сейчас вывозится. Чтобы еще больше поразить вас, мистер Брэди, скажу, что эти траки тоже самые большие в мире. Их вес сто двадцать пять тонн, грузоподъемность сто пятьдесят тонн, и все это всего на четырех шинах. Но видели бы вы эти шины!

Трак как раз проехал мимо, и они получили возможность увидеть его шины. Их размер по высоте Брэди оценил в десять футов, ширина была соответствующей. Сам трак был гигантских размеров: по высоте кузова футов двадцать и примерно такой же ширины, место водителя так высоко, что он сам едва виден с земли.

– Одна такая шина стоит как приличный автомобиль, – сказал Шур. – А если захотите купить сам трак по сегодняшним ценам, то от трех четвертей миллиона останется на сдачу только мелочь. – Он поговорил с водителем, и автобус медленно двинулся с места.

– Когда мусор вывезен, тот же драглайн выбирает битумный песок, что и делает тот драглайн, который мы видели, и складывает его в огромные груды, которые мы называем отвалами. – (Причудливая машина феноменальной длины с шумом набрасывалась на отвал). – Это роторный экскаватор, всегда работающий в паре с драглайном. Длина четыреста двадцать футов. Вы можете наблюдать, как вгрызаются в отвал ковши роторного экскаватора. Четырнадцать ковшей на колесе диаметром сорок футов выбирают приличный тоннаж в минуту. Затем битумный песок подается вдоль хребта роторного экскаватора, мы называем его мостом, к сепараторам. Оттуда…

– К сепараторам? – прервал Шура Брэди.

– Иногда песок слипается в большие комья, твердые как камень, которые могут повредить ленту конвейера. Сепараторы – это просто вибрирующие сита, задерживающие такие комья.

– А без сепараторов ленты конвейеров могут быть повреждены?

– Конечно.

– Выведены из строя?

– Возможно. Мы не знаем. До этого никогда не доходило.

– Что дальше?

– Битумный песок ссыпается в движущиеся воронки, которые вы видите вон там. Из них песок высыпается на ленту конвейера, доставляющего его на обрабатывающий завод. После этого…

– Минуточку, – прервал на этот раз Демотт. – У вас, наверное, и конвейерных линий не одна.

– Да, хватает.

– Сколько?

– В общей сложности шестнадцать миль. – Шур выглядел сконфуженно. Демотт уставился на него, и Шур поспешил продолжить: – В конце каждой конвейерной линии находится радиальный стакер, который сгружает песок в так называемые пульсирующие сваи – это вроде склада.

– Радиальный стакер – это что? – спросил Брэди.

– Подвески, являющиеся продолжением ленты конвейера. Они могут опрокидываться через специальную дугу и направлять битумный песок в подходящий буферный резервуар. Или они могут заполнять накопители, которые доставляют битумный песок под землю, чтобы начать процесс химического и физического отделения битума. Первый из названных процессов…

– О господи! – воскликнул Маккензи потрясенно.

– Давайте подведем итоги, – сказал Демотт. – Не хочу быть грубым, мистер Шур, но мне не хочется слушать о процессе извлечения битума. Я уже видел и слышал все, что хотел.

– Боже всемогущий! – воскликнул Маккензи, должно быть для разнообразия.

– В чем дело, джентльмены? – спросил Брэди.

– Когда вчера вечером мы говорили с мистером Шуром и мистером Рейнольдсом, который руководит здесь работами, – начал Демотт, тщательно подбирая слова, – мы думали, что у нас есть некоторые причины для беспокойства. Сейчас я понял, что мы зря тратим драгоценное время на пустяки. Бог мой, теперь я действительно беспокоюсь!

– Вчера вечером мы оказались перед фактом, что периметр предприятия смехотворно прост для преодоления; не представит труда для подрывников и проникновение на сам завод. Оценивая ретроспективно все увиденное, можно сказать, что это просто, как нечего делать. Сколько слабых звеньев ты насчитал, Дон?

– Шесть.

– У меня счет тот же.

– Прежде всего, это драглайны. Они выглядят нерушимыми, как утесы Гибралтара, но фактически они-то и есть наиболее уязвимое звено. Сотни тонн взрывчатки ничего не смогут сделать с утесами Гибралтара, но я могу вывести из строя драглайн двумя пятифунтовыми зарядами, поместив их в то место, где стрела крепится к основанию драглайна.

– Хорошо, если вам удастся подобраться к драглайну, но это вряд ли получится: территория ярко освещается прожекторами, – сказал Бринкман, нарушив молчание впервые за последние пятнадцать минут, и сразу пожалел о своем высказывании.

– О господи! – воскликнул Маккензи, не особенно разнообразя свой репертуар.

– Что вы имеете в виду, мистер Маккензи?

– Я имею в виду, что нет ничего проще, чем выяснить, где находится выключатель или источник питания для прожекторов, и разбить его или, используя новаторский подход, отключить. Я мог бы просто отключить подачу энергии. А еще проще пострелять по лампам из пулемета. Это займет не более пяти секунд. Конечно, если они не из пуленепробиваемого стекла.

– Пяти фунтов технического аматола будет достаточно, чтобы вывести из строя на неопределенный период роторный экскаватор. Потребуется не больше взрывчатки, чтобы позаботиться о мосте роторного экскаватора. Двух фунтов хватит для тарелки сепаратора. Таким образом, это четыре возможных способа. Радиальный стакер тоже представляет лакомый кусок. Если он не работает, «Санмобиль» не сможет отправлять на переработку даже уже складированный битумный песок. Но вероятно, наиболее привлекательны – шестнадцать миль неохраняемой конвейерной линии.

В автобусе повисло напряженное молчание, которое снова нарушил Демотт:

– Зачем рисковать, устраивая диверсию на обогатительном комбинате, если проще и эффективнее просто прервать поток сырья? Трудно продолжать обработку, если нечего обрабатывать. Элементарно. Детская игра. Четыре драглайна, четыре роторных экскаватора, четыре моста экскаваторов, четыре сепаратора, четыре радиальных стакера, шестнадцать миль конвейера, четырнадцать миль непатрулируемого периметра и всего восемь человек, чтобы все это охранять. Ситуация абсурдна. Боюсь, мистер Брэди, способа помешать нашему приятелю из Анкориджа осуществить задуманное не существует.

Брэди обратил холодный взгляд голубых глаз на несчастного Бринкмана и сказал:

– Что вы можете сказать обо всем этом?

– Что я могу сказать, кроме того, что должен выразить согласие? Будь у меня в десять раз больше бойцов, мы все равно не смогли бы ничего противопоставить такой угрозе. – Он пожал плечами. – Мне и в страшных снах не могло привидеться ничего подобного.

– Мы все в шоке. Не корите себя. Вы, служба безопасности, думали, что это добыча нефти, а не война. Каковы ваши обязанности здесь?

– Мы здесь, чтобы предотвращать три нежелательных явления: драки среди рабочих, мелкое воровство и пьянство на территории комбината. Но до сих пор мы очень редко сталкивались с чем-то подобным.

Было заметно, что слова Бринкмана натолкнули Брэди на какую-то мысль.

– Ах да! Беспорядки при стрессовых ситуациях и все такое. – Он обернулся. – Стелла!

– Да, папа. – Она открыла корзинку из ивовых прутьев и вынула из нее фляжку и стопку, наполнила ее и передала отцу.

– Дайкири[18]18
  Дайкири – ром с соком лайма.


[Закрыть], – сказал Брэди. – Есть еще виски, джин, ром…

– Прошу прощения, мистер Брэди, – встрял Шур, – но компания придерживается очень строгих правил…

Брэди высказался в крепких выражениях относительно строгих правил, которых придерживается компания, и снова обратился к Бринкману:

– Таким образом, до сих пор вас хватало с избытком, и если что случится в будущем, вы обойдетесь своими силами?

– Не совсем так. Тот факт, что нам редко приходится вмешиваться, еще не означает, что мы лишние. Важно наше присутствие. Вы не станете бросать булыжник в витрину ювелирного магазина, если в пяти футах от нее стоит заинтересованный полицейский. Что же касается будущего, я чувствую себя абсолютно беспомощным.

– Если бы вы собирались нанести удар, какое место вы бы сочли наиболее подходящим?

– Лента конвейера в любой точке, – ответил Бринкман, не задумываясь.

Брэди посмотрел на Демотта и Маккензи, те согласно кивнули.

– Мистер Шур?

– Согласен. – Шур неосознанно отхлебнул виски из стакана, оказавшегося каким-то образом у него в руке. – Она кажется очень прочной, но это видимость. Общая ширина шесть футов, но стальное полотно толщиной всего в полтора дюйма. Я бы и сам смог с ним совладать при помощи кузнечного молота и зубила. – Шур говорил и выглядел при этом очень подавленно. – Не многим известно, какие горы сырья мы должны перерабатывать, чтобы проект оставался рентабельным. Нам нужно около четверти миллиона тонн битумного песка в сутки. Как я уже говорил, крупнейшее добывающее предприятие, существовавшее когда-либо. Стоит перекрыть подачу сырья, и оно остановится через несколько часов. Это означает потерю ста тридцати тысяч баррелей нефти в день. Даже такая компания, как «Санмобиль», не сможет долго терпеть такие потери.

– Сколько стоило строительство производства здесь? – спросил Брэди.

– Два миллиарда, приблизительно.

– Два миллиарда долларов и потенциальные потери ста тридцати тысяч баррелей нефти в день. – Брэди покачал головой. – Трудно усомниться в блестящих способностях тех, кто создал проект и осуществил его, и тех инженеров, что здесь работают. Но несомненно и другое – во всяком случае, для меня, – что все эти интеллектуалы проявили некоторую слепоту. Почему не была предусмотрена вероятность возникновения подобной ситуации? Я понимаю, легко быть умным задним числом, но здесь не требовалось особого ума, чтобы подумать об опасности. Нефтяной бизнес отличается от любого другого. Неужели они не видели гигантского потенциала для ненависти и сумасшествия, для шантажа? Неужели они не предусмотрели этого при создании крупнейшего во все времена индустриального заложника фортуны?

Шур бессмысленно посмотрел на свой стакан, машинально выпил и ничего не сказал.

– Не совсем, – сказал Демотт.

– Что значит твое «не совсем»?

– Безусловно, это индустриальный заложник фортуны, но не крупнейший во все времена. Это сомнительное достоинство принадлежит, вне всяких сомнений, самому трансаляскинскому нефтепроводу. Их затраты составили не два, а восемь миллиардов. Они транспортируют не сто тридцать тысяч баррелей в день, а миллион двести тысяч баррелей. У них под охраной не шестнадцать миль конвейерной ленты, а восемьсот миль трубопровода.

Брэди протянул свой стакан за новой порцией, переварил неприятную новость, подкрепил себя спиртным и спросил:

– Неужели у них нет никаких средств обеспечения безопасности этой чертовой штуки?

– В пределах ограничения размеров потерь, безусловно, есть. У них великолепная система связи и электронного управления, со всеми мыслимыми резервными устройствами, обеспечивающими отказоустойчивость, вплоть до спутниковой станции управления чрезвычайной ситуацией. – Демотт достал из кармана листок бумаги. – У них двенадцать насосных станций с дистанционным или местным управлением. Трубопровод оборудован шестьюдесятью двумя дистанционными запорными клапанами, управляемыми по радио с ближайшей северной станции. С помощью этих клапанов можно остановить поток нефти на любом участке. Есть восемьдесят контрольных вентилей, которые предотвратят обратный поток нефти, и еще сотни разных вентилей, смысл работы которых доступен только инженерам. В общей сложности они имеют свыше тысячи показателей дистанционной системы контроля. Короче говоря, они могут изолировать любой отрезок трубопровода в любую минуту. Так как требуется шесть минут, чтобы заглушить большой насос, некоторое количество нефти успеет сбежать: примерно пятьдесят тысяч баррелей, это было подсчитано. Цифра может показаться огромной, но это капля в море по сравнению с тем, что может находиться в трубопроводе. Но нужно помнить, что нефть не может закачиваться бесконечно.

– Это очень интересно, – холодно сказал Брэди. – Могу поспорить, все эти ухищрения имели целью охрану окружающей среды. Могу поспорить также, что жуликам и шантажистам, приславшим угрозы, совершенно наплевать на окружающую среду. Они просто хотят прервать поток нефти. Можно защитить трубопровод?

– Если вернуться к недостаточной предусмотрительности, о которой вы говорили раньше…

– То, о чем вы умолчали, – это возможность повредить трубопровод в любом месте, в любой момент?

– Совершенно верно.

– Ты думал об этой проблеме? – спросил Брэди, глядя на Демотта.

– Конечно.

– А вы, Дональд?

– Я тоже.

– И что вы надумали?

– Ничего. Поэтому мы и послали за вами. Надеялись, может, вы придумаете что-нибудь стоящее.

Брэди посмотрел на него со злостью, подводя в уме итоги того, что стало ему известно. Прошло некоторое время, прежде чем он заговорил снова:

– Что произойдет, если возникнет повреждение и поток нефти в трубе будет остановлен? Она загустеет?

– В конце концов – да. Но на это нужно довольно много времени. Нефть, выходящая из-под земли, горячая; она все еще теплая, когда достигает Валдиза. У трубопровода очень хорошая теплоизоляция, да и нефть при движении создает трение, а следовательно, разогревается. Считается, что поток можно восстановить после неподвижности в течение двадцати одного дня. Это предел. После этого… – он развел руками.

– Нефть больше не потечет?

– Нет.

– Никогда?

– Я боюсь утверждать наверняка. Не знаю. Никто мне не рассказывал об этом. Не думаю, что кто-нибудь даже захочет говорить об этом.

Все молчали, пока снова не заговорил Брэди:

– Знаете, чего бы мне хотелось?

– Я знаю, – сказал Демотт. – Вам хотелось бы оказаться сейчас в Хьюстоне.

Послышался звонок радиотелефона. Водитель снял трубку, послушал и обернулся к Шуру:

– Это офис управляющего. Хочет, чтобы мы немедленно возвращались. Мистер Рейнольдс говорит, что это очень срочно. – Шофер нажал на газ.

Рейнольдс их ждал. Он указал Брэди на телефон на столе и сказал:

– Хьюстон. Вас.

– Слушаю, – сказал Брэди в трубку, затем сделал раздраженный жест и повернулся к Демотту. – Дерьмо. Чертов код. Примешь, ладно? – Было несколько странновато слышать это от Брэди, который сам изобрел этот код и настаивал на его употреблении почти для всего, кроме «здравствуйте» и «до свидания». Демотт вытащил блокнот и карандаш, взял телефон и начал писать. Запись сообщения заняла не больше минуты, еще пара минут ушла на расшифровку.

– Это все, что у вас есть? – спросил он в трубку. Пауза. – Когда вы получили это сообщение и когда это случилось? – Снова пауза. – Пятнадцать минут и два часа. Спасибо. – Он повернулся к Брэди. – Трубопровод был поврежден. Насосная станция номер четыре. Рядом с перевалом Атиган, хребет Брукса. Точных сведений еще нет. Кажется, повреждение не очень серьезное, но достаточное, чтобы пришлось перекрыть трубопровод.

– Есть шанс, что это случайность?

– Взрывчатка. Они взорвали два запорных клапана.

Нависла тишина. Брэди с интересом разглядывал Демотта.

– Не нужно так убиваться, Джордж. Мы ведь ожидали чего-нибудь подобного. Это еще не конец света.

– Для двоих, находившихся там, уже конец.