Текст книги "Ночи нет конца"

– Хейсман?

– Он самый. Весьма одаренный юноша.

– Но как это возможно? Хейсман? Зачем ему это понадобилось? Ведь он всего два года назад вернулся…

– Знаю. Всего два года назад он совершил невероятно дерзкий побег из сибирской ссылки и приехал в Лондон. Шум толпы, телеоператоры, метровые статьи в газетах… А красный ковер, который ему постлали под ноги, растянулся бы от Тилбери до Томска. Как может Хейсман быть мошенником, если все это время он был занят своей старой любовью – кинематографом? И все же это так. Мы установили, что перед войной они с Отто были компаньонами, владельцами киностудии. Выяснилось, что они даже учились в одной гимназии. Известно и то, что во время аншлюса Хейсман сбежал не туда, куда следует, а Отто – куда следует. Известно также, что Хейсман, в то время питавший симпатии к коммунистам, был бы «желанным» гостем третьего рейха. А потом началась запутанная история, одна из многих, какие случались в Центральной Европе во время войны, когда работали двойные и тройные агенты. По-видимому, Хейсману, с его просоветскими взглядами, разрешили приехать в Россию, а оттуда его отослали назад в Германию. Здесь ему приказали сообщить русским ложные сведения, на первый взгляд казавшиеся правдивой информацией.

– И почему он на это согласился?

– Потому что жена его и двое детей были арестованы. Причина вполне убедительная, не так ли? – (Смит кивнул.) – Когда война кончилась, русские, войдя в Берлин, захватили архивы гестапо и, выяснив, какую информацию поставлял им Хейсман, сослали его в Сибирь.

– На их месте я бы тут же расстрелял его.

– Они так бы и поступили, если бы не одно обстоятельство. Я тебе уже говорил, что Хейсмана голыми руками не возьмешь. В конечном счете оказалось, что он, ведя тройную игру, всю войну работал на русских. Четыре года он добровольно работал на гитлеровцев и с помощью сотрудников абвера шифровал ложную информацию. Однако немецкие разведчики так и не догадались, что Хейсман использовал личный шифр. После войны русские вывезли его из Германии под видом ссылки в Сибирь для его же блага. По нашим сведениям, ни в какую ссылку его не отправляли, а его жена и две замужние дочери безбедно живут в Москве и поныне.

– Так он все это время работал на русских? – растерянно спросил Смит.

Я ему посочувствовал: такую тонкую игру, какую вел Хейсман, не каждому под силу понять.

– Уже в новом качестве. В течение последних восьми лет мнимой ссылки Хейсмана под разной личиной видели в Северной и Южной Америке, в Южной Африке, Израиле и, хочешь верь, хочешь не верь, в лондонском отеле «Савой». Мы знаем, но не можем доказать, что все эти поездки были каким-то образом связаны с усилиями русских отыскать нацистские ценности. Не забывай, что у Хейсмана были покровители из числа крупных функционеров национал-социалистской партии, высших чинов СС и абвера. Он как никто другой подходил для выполнения заданий подобного рода. После «побега» из Сибири он снял в Европе два фильма, один из них в Пьемонте. Некая старушка жаловалась, что у нее с чердака как раз в это время пропали картины. Второй фильм он снимал в Провансе. Один старый деревенский адвокат вызвал полицию, заявив, что у него из конторы исчезло несколько ящиков с облигациями. Представляли ли полотна и облигации какую-то ценность, мы не знаем; еще меньше известно о том, имеет ли Хейсман какое-то отношение к этим пропажам.

– Ты мне столько наговорил, что не сразу переваришь, – пожаловался Смит.

– И то правда.

– Не возражаешь, если я закурю?

– Даю пять минут! А потом потащу тебя за ноги.

– Лучше за руки, если тебе все равно. – Смит зажег сигарету и задумался. – Выходит, нам надо выяснить, что нужно Хейсману на острове Медвежий?

– Затем мы здесь и находимся.

– У тебя есть какие-нибудь соображения?

– Никаких. Но, думаю, поездка его как-то связана с деньгами. Хотя какие тут можно найти деньги? И все же такое не исключено. Возможно, это маневр, позволяющий ему подобраться к деньгам. Как ты уже успел понять, Иоганн – очень замысловатый господин.

– А есть ли тут какая-то связь с киностудией? С его старым другом Джерраном? Или же он использует их как прикрытие?

– Не имею ни малейшего представления.

– А Мэри Стюарт? Девушка, которая тайно встречается с ним? Какое отношение она имеет ко всему этому?

– Ответ тот же. Мы о ней знаем очень мало. Знаем ее подлинное имя, она его не скрывала, как не скрывала ни возраста, ни места рождения, ни национальности. Нам также известно, правда не от нее самой, что мать ее латышка, а отец немец.

– Вот как! Наверное, служил в вермахте, абвере или СС?

– Вполне возможно. Мы этого не знаем. В иммиграционных анкетах она указывает, что родители ее умерли.

– Выходит, наша контора ею тоже интересуется?

– У нас есть информация о всех лицах, связанных с киностудией «Олимпиус продакшнз». Так что проводить самостоятельное расследование тут ни к чему.

– Итак, фактов никаких. Но может быть, у тебя есть какие-то догадки, предположения?

– Догадки дешево стоят.

– Да я и не рассчитывал, что от них будет какой-то прок, – пожевал сигарету Смит. – Прежде чем мы уйдем отсюда, хочу высказать два соображения. Во-первых, Иоганн Хейсман – всемирно известный и весьма преуспевающий профессионал. Так?

– Он всемирно известный преступник.

– «Что в имени? Ведь роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». Дело в том, что люди такого сорта стараются избежать насилия, разве не так?

– Совершенно верно. Они считают это ниже своего достоинства.

– Ты когда-нибудь слышал, чтобы кто-то упоминал имя Хейсмана в связи с насилием?

– Такого случая не припомню.

– Но за последние двое суток произошло несколько событий, так или иначе связанных с насилием. И если не Хейсман, то кто другой организатор этих преступлений?

– Я не говорю, что это не Хейсман. Леопард может сменить шкуру. Возможно, он оказался в таком положении, что иного выхода не было. Может быть, у него есть сообщники, которые готовы прибегнуть к насилию и не разделяют его принципов. Возможно, преступник вовсе не связан с Хейсманом.

– Вот это мне по душе, – заметил Смит. – Простые, без выкрутасов, ответы. И еще одно обстоятельство, которое ты, возможно, упустил из виду. Если наши «друзья» охотятся на тебя, то есть все основания полагать, что они идут и по моему следу. Вспомним любителя подслушивать чужие разговоры, поднявшегося на мостик.

– Я вовсе не упускал этого из виду. И не только в связи с его появлением на мостике, хотя этот факт дал пищу для размышлений, но в связи с твоим «исчезновением». Не важно, какого мнения придерживается на этот счет большинство, но кто-то один, может, несколько человек убеждены, что ты сбежал с судна преднамеренно. Теперь ты меченый, Смит.

– Выходит, когда ты притащишь меня в барак, не все будут жалеть от души бедного старого Смита? Кто-то может усомниться в подлинности моих ран?

– Сомневаться никто не станет. Всем и так понятно, в чем дело. Но мы должны сделать вид, будто не замечаем этого.

С этими словами я подхватил Смита под мышки и поволок. Голова у него болталась из стороны в сторону, руки и ноги волочились по снегу. Метрах в пяти от двери в основной блок вспыхнули два фонаря, выхватив нас из темноты.

– Так вы нашли его? – спросил Гуэн, рядом с которым стоял Харботтл. – Молодчина! – Мне показалось, что Гуэн был искренен.

– Да. Метров четыреста отсюда, – произнес я, часто дыша, чтобы дать им понять, что такое тащить по неровной, заснеженной местности детину весом в девяносто килограммов. – Нашел его на дне лощины. Помогите, пожалуйста.

Гуэн и Харботтл помогли мне внести Смита в жилой блок и положить его на раскладушку.

– Господи! Господи! – ломал руки Отто с мукой на лице: еще один человек сел на шею. – Что же с ним, беднягой, случилось?

Кроме Джеррана, в помещении находилась одна Джудит Хейнс. Она и не подумала отодвинуться от печки, которую монополизировала. Очевидно, зрелище потерявших сознание мужчин было ей не в новинку: при появлении Смита она и бровью не повела.

– Не знаю, – произнес я, переводя дыхание. – По-моему, упал с высоты и головой ударился о валун.

– Сотрясение мозга?

– Возможно. – Проведя пятерней по волосам штурмана и не обнаружив на поверхности черепа никаких повреждений, воскликнул: – Ну конечно!

Все выжидающе посмотрели на меня.

– Бренди, – сказал я, обращаясь к Отто.

Достав стетоскоп, я сделал вид, что прослушал больного, затем заставил штурмана выпить глоток-другой коньяка. Штурман закашлялся и застонал. Для человека, не привыкшего к подмосткам, Смит сыграл свою роль превосходно и закончил представление тем, что изрыгнул поток ругательств и изобразил на своем лице ужас, когда я сообщил, что судно ушло без него.

Пока разворачивалось это представление, в комнату сходились остальные участники поисковой группы. Исподтишка я наблюдал за ними, но все мои труды оказались напрасными: если кто-то и испытал при виде Смита чувство, отличное от чувств изумления или облегчения, то не подал и виду. Да и могло ли быть иначе.

Минут десять спустя внимание всех присутствующих, потерявших интерес к Смиту, привлек тот факт, что ни Аллена, ни Страйкера нет среди пришедших. Вначале я объяснил отсутствие именно этих двоих случайностью, через пятнадцать минут нашел его странным, а когда прошло двадцать минут – заподозрил неладное. Такое чувство, я заметил, было у всех. Забыв про монополию на печку, Джудит Хейнс нервно расхаживала по комнате, ломая руки. Остановившись передо мной, она наконец воскликнула:

– Мне это не нравится! – В голосе ее звучала тревога. – Что с ним? Почему его так долго нет? Он там вместе с этим Алленом. Что-то случилось. Я знаю, знаю. – Видя, что я не отвечаю, Джудит спросила: – Разве вы не отправитесь на поиски моего мужа?

– А разве вы искали мистера Смита? – огрызнулся я. В отличие от Лонни, я не всегда расположен ко всем одинаково. – Когда ваш муж захочет вернуться, тогда и вернется.

Джудит посмотрела на меня без особой враждебности, беззвучно шевеля губами. Я понял: никакой ненависти к мужу она не испытывает, все это одни лишь сплетни, в глубине души она за него волнуется. Мисс Хейнс отвернулась, я протянул руку к карманному фонарю.

– Придется снова идти на поиски, – произнес я. – Кто понесет носилки?

Сопровождать меня вызвались Конрад, Юнгбек, Хейтер и Хендрикс. Добровольцев нашлось много. Да и кто-то еще может потеряться. Выйдя из барака, каждый из пяти пошел на поиски, держась на расстоянии четырех метров друг от друга. Мы двинулись на север.

Полминуты спустя мы нашли Аллена. Вернее, он нас нашел. Увидев свет фонарей (свой фонарь он потерял), спотыкаясь и качаясь, будто пьяный, дрожа как в лихорадке, он кинулся к нам. Нам казалось не только бесполезным, но и жестоким расспрашивать юношу в таком состоянии, и мы внесли его в дом.

Посадив Аллена на табурет у печки, я осмотрел раненого. Положительно, день для него сложился неудачно, на этот раз ему досталось не меньше, чем утром. Над глазом две безобразные раны, правая щека в синяках и ссадинах, изо рта и носа течет кровь. Но самое неприятное – глубокая, до кости, рана на затылке. Кто-то здорово отделал беднягу.

– Что с вами случилось теперь? – спросил я. Юноша скривился: я начал обрабатывать ему лицо. – Вернее, вы знаете, что с вами произошло?

– Не знаю, – произнес он хриплым голосом. На лице его появилась гримаса боли. – Не знаю. Не помню ничего.

– Ты попал в переделку, дружок, – сказал я. – Во второй раз. Кто-то нанес тебе травму, и нешуточную.

– Знаю. Но ничего не помню. Честное слово. Просто не представляю, что со мной произошло.

– Но вы должны были видеть нападавшего, – рассудительно заметил Гуэн. – Вы должны были столкнуться с ним лицом к лицу. Господи боже, у вас вся рубашка изорвана и нескольких пуговиц на куртке не хватает. Вы должны были хоть мельком увидеть лицо.

– Темно было, – промямлил Аллен. – Я ничего не увидел и не почувствовал. Помню только, как очнулся. Лежу на снегу, голова идет кругом, точно с похмелья. Затылок болит. Я понял, что у меня течет кровь. Прошу вас, не расспрашивайте. Что произошло, я не знаю.

– Нет, знаешь, знаешь! – расталкивая всех, закричала Джудит. Я был потрясен переменой в ее лице. Зубы оскалены, зеленые глаза превратились в щелки, лицо напоминало череп. – Лгун проклятый! – визжала она. – Решил отплатить ему? Подлый недоносок, что ты сделал с моим мужем? Отвечай! Слышишь? Что ты с ним сделал? Где он? Где ты его бросил?

– Простите, мисс Хейнс, я не знаю… – испуганно посмотрел на нее Аллен.

Выпустив когти, Джудит кинулась на юношу. Но я был готов к этому. Гуэн и Конрад тоже. Она вырывалась, словно дикая кошка, осыпая Аллена площадной бранью, затем обмякла. Мисс Хейнс часто дышала, готовая разрыдаться.

– Ну, успокойся, девочка, успокойся, – говорил Отто. – К чему…

– Не успокаивай меня, старый подонок! – визжала Джудит. Привыкший к поношениям со стороны дочери, Отто Джерран и это оскорбление воспринял как должное. – Ты лучше узнай, что сделал этот гад с моим мужем. Почему ты этого не делаешь?

Понемногу Джудит успокаивалась, и, видя, что она не намерена ни на кого нападать, мы ее отпустили. Но, схватив фонарь, она тут же кинулась к двери.

– Задержите ее, – произнес я.

Хейтер и Юнгбек преградили ей путь.

– Пустите меня, пустите! – кричала бедная женщина. Но ни Хейтер, ни Юнгбек не сдвинулись ни на шаг, и Джудит повернулась ко мне. – Какого черта ты тут распоряжаешься? Я хочу найти Майкла!

– Простите, мисс Хейнс, – ответил я. – Вы в таком состоянии, что никого не сможете найти. Вы побежите куда глаза глядят и через пять минут заблудитесь. Мы сами отправимся на его поиски.

Со сжатыми кулаками и оскаленными зубами Джудит шагнула к отцу.

– И ты позволяешь ему так обращаться! Со мной! – Она сверкнула глазами в мою сторону. – Слизняк! Вот ты кто! Тряпка! Всякий, кому не лень, об тебя ноги вытирает. – (Отто нервно заморгал, но ничего не ответил.) – Разве я не твоя дочь? Разве не ты тут хозяин, будь ты неладен? Кто тут распоряжается? Ты или доктор Марлоу?

– Ваш отец, – сказал Гуэн. – Естественно. Но, не в обиду доктору будь сказано, мы его нанимали не для мебели. Было бы глупо с нашей стороны мешать доктору Марлоу заниматься своим делом.

– Хотите сказать, что я больная? – Кровь отхлынула от ее щек, она еще больше подурнела. – Это вы хотите сказать? Может быть, душевнобольная!

Я не стал бы осуждать Гуэна, если бы он напрямик ей ответил: «Да», но Гуэн был слишком уравновешен и воспитан, чтобы допустить такую бестактность. Кроме того, он, думаю, не раз видел Джудит в таком состоянии. Спокойно, но не снисходительно он произнес:

– Ничего подобного я не имел в виду. Разумеется, вы расстроены и издерганы. Ведь это ваш муж потерялся. И все же я согласен с доктором Марлоу, вам не следует отправляться на поиски Майкла. Мы скорее найдем его, если вы не станете нам мешать, Джудит.

Она заколебалась, готовая устроить истерику или скандал. Наложив пластырь на рану на голове у Аллена, я заметил:

– Пока достаточно. Когда вернемся, придется выстричь этот участок и наложить несколько швов.

И уже у самой двери я негромко сказал Гуэну:

– Не разрешайте ей нападать на Аллена, хорошо?

Гуэн кивнул.

– Заклинаю вас, уберегите от нее и маленькую Мэри.

Гуэн удивленно взглянул на меня:

– Эту девочку?

– Эту девочку. После Аллена на очереди она.

Я вышел из барака в сопровождении той же четверки. Закрыв дверь последним, Конрад не удержался от восклицания:

– Вот тебе и кинозвезда. Ну и ведьма!

– Она немного расстроена, – кротко заметил я.

– Немного расстроена! Я за тридевять земель убегу, если она расстроится по-настоящему. Как вы думаете, что случилось со Страйкером?

– Не имею представления, – ответил я. Было темно, и придавать лицу выражение искренности не понадобилось. Придвинувшись поближе к Конраду, тихо, чтобы никто не услышал, я сказал – Поскольку кругом одни чокнутые, думаю, вас не удивит странная просьба еще одного чокнутого.

– Я разочаровался в вас, доктор. А я-то думал, что мы с вами принадлежим к числу немногих почти нормальных людей.

– Если судить по нынешним меркам, то всякий умеренно чокнутый может считаться нормальным. Вам что-нибудь известно о прошлом Лонни?

Помолчав, Конрад спросил:

– А разве у него есть прошлое?

– Прошлое есть у всех. Если вы имеете в виду преступное прошлое, то его у Лонни нет. Мне необходимо выяснить, был ли он женат и имел ли семью. Только и всего.

– Почему бы вам не узнать у него самого?

– Если бы я был с ним на короткой ноге, то не стал бы к вам обращаться.

Снова молчание.

– Марлоу ваша настоящая фамилия, док?

– Фамилию не менял. Кристофер Марлоу. Так указано в паспорте, метрическом свидетельстве, водительском удостоверении.

– Кристофер Марлоу. Совсем как у одного драматурга.

– Мои родители увлекались литературой.

– А-а. – Конрад еще помолчал, а потом сказал: – Помните, что произошло с вашим тезкой? Ударом ножа в спину его убил приятель. Ему и тридцати не было.

– Не беспокойтесь. Мое тридцатилетие скрылось в дымке времени.

– Вы действительно доктор?

– Да.

– И кое-что еще, правда?

– Правда.

– Лонни. Семейное положение. Имеет детей или бездетен. Можете положиться на меня, не разболтаю.

– Спасибо, – сказал я, и мы разошлись.

Мы шли на север по двум причинам: ветер, а значит, и снег, били нам в спину, тем самым ускоряя наше продвижение. Кроме того, Аллен появился именно с той стороны. Несмотря на уверения Аллена, что он ничего не помнит, я был убежден, что мы должны найти Страйкера где-то поблизости. Так оно и оказалось.

– Сюда! Сюда! – Хотя снежная пелена заглушала звуки, высокий голос Хендрикса был слышен отчетливо. – Я нашел его!

Он действительно нашел Страйкера. Раскинув руки и ноги, тот лежал на снегу вниз лицом. У левого плеча валялся гладкий яйцевидный камень. Наклонясь, я осветил его фонарем и разглядел несколько волосков, прилипших к темному пятну. Без сомнения, этот камень и явился орудием убийства. Смерть, по-видимому, наступила мгновенно.

– Он мертв! – с изумлением воскликнул Юнгбек.

– Совершенно верно, – отозвался я.

– Убит!

– И это верно.

Я попытался перевернуть Майкла Страйкера на спину, но это удалось сделать лишь с помощью Конрада и Юнгбека. Верхняя губа убитого была рассечена от самой ноздри, один зуб выбит, на левом виске кровавое пятно.

– Клянусь, драка была отчаянная, – проговорил Юнгбек. – Не думаю, что убил его этот мальчишка Аллен.

– Я тоже этого не думаю, – сказал я.

– Аллен? – изумился Конрад. – Готов поклясться, он сказал правду. Как вы считаете, могло это произойти при временной потере памяти?

– С шишкой на голове можно наделать чего угодно, – ответил я. Возле убитого было много следов, уже засыпанных снегом. Кому они принадлежат, установить было невозможно. – Давайте отнесем его в барак, – предложил я.

Из-за того что конечности убитого не гнулись – не вследствие трупного окоченения, а из-за мороза, – нести его оказалось несложно. После того как труп положили на снег возле барака, обратившись к Хендриксу, я сказал:

– Зайдите в барак, попросите у Гуэна бутылку бренди. Скажите, что я заставил вас вернуться с дороги и захватить горячительного. И пусть Гуэн выйдет к нам.

Поняв, что случилась беда, Гуэн с опаской вышел из барака, осторожно закрыл дверь. При виде белого как мрамор изуродованного лица Страйкера он побледнел и сам.

– Господи Исусе! – прошептал он. – Мертв?

Я ничего не ответил, лишь перевернул убитого на спину – и на сей раз с помощью Конрада и Юнгбека. Теперь это было сложнее. Издав гортанный звук, Гуэн лишь смотрел, как поземка заносит капюшон канадки Страйкера, пряча страшную рану на голове. Ветер, поворачивавший к югу, усилился, температура была минус тридцать. Лишь теперь я заметил, что весь дрожу от холода. Остальные чувствовали себя не лучше.

– Несчастный случай? – хриплым голосом спросил Гуэн.

– Нет, – ответил я. – Я видел камень, каким его убили.

У Гуэна снова вырвалось нечленораздельное восклицание. Я продолжал:

– Оставить его здесь мы не можем, но и тащить труп в барак тоже нельзя. Предлагаю отнести его в гараж.

– Да-да, в гараж, – машинально отозвался Гуэн.

– А кто сообщит обо всем мисс Хейнс? – спросил я.

Делать это самому мне не очень хотелось.

– Что?.. – В голосе Гуэна прозвучало недоумение. – Что вы сказали?

– О случившемся необходимо уведомить жену.

Я врач, и выполнить эту миссию следовало мне, но получилось иначе. Дверь дома распахнулась, и на пороге в обществе своих коккер-спаниелей появилась Джудит Хейнс. За ней маячили силуэты Отто и Графа. Молча постояв в проеме, она, словно во сне, приблизилась к телу мужа и склонилась над ним. Несколько мгновений спустя выпрямилась, растерянно оглянувшись вокруг, один миг смотрела на меня и, прежде чем кто-либо из нас успел кинуться к ней на помощь, словно подкошенная упала.

Сопровождаемые Отто, мы с Конрадом внесли ее в дом и положили на раскладушку, на которой недавно лежал Смит. Собак, с яростным лаем рвавшихся к хозяйке, пришлось привязать. Джудит побледнела как мел, дышала прерывисто. Я приподнял ей веко правого глаза, не ощутив сопротивления. Широко открыв глаза и разинув рот, со сжатыми кулаками рядом стоял Отто.

– С ней все в порядке? – хрипло проговорил он. – Она…

– Она придет в себя, – ответил я.

– Может, дать ей нюхательной соли? – спросил он.

– Не надо. Нюхательная соль лишь поможет бедной женщине очнуться и осознать несчастье.

– А Майкл? Мой зять? Он… то есть…

– Вы же видели, – почти сердито ответил я. – Мертв, конечно мертв.

– Но как, как это произошло?

– Его убили.

Последовали восклицания, вздохи, затем наступило молчание, подчеркиваемое шипением ламп Кольмана. Я не стал наблюдать реакцию со стороны присутствующих, поняв, что все равно ничего не узнаю, и лишь растерянно смотрел на лежащую без чувств Джудит. Решительный, обходительный, циничный Страйкер испытывал страх перед этой женщиной. Чем это объяснялось? Тем, что она, будучи дочерью Джеррана, обладала властью и благополучие его целиком зависело от своенравной Джудит? Ее патологической ревностью или дрянной натурой, способной на что угодно? Или же она шантажировала, грозя в случае неповиновения обрушить на его голову все беды? А может, он по-своему любил жену и в надежде когда-нибудь добиться взаимности готов был терпеть все унижения и обиды? Этого я никогда не узнаю. В сущности, не сам Страйкер интересовал меня, а те обстоятельства, которые помогли бы объяснить столь неожиданную реакцию Джудит на смерть мужа. Ведь она презирала его. За то, что он от нее зависел, за его слабость, готовность сносить оскорбления, за трусость, пустоту и суетность, скрывавшиеся под столь мужественной личиной. Но может быть, Джудит все же любила мужа за то, кем он был когда-то? Или кем мог стать? Или ее расстроила потеря мальчика для битья – единственного в мире человека, на ком она могла безнаказанно точить свои когти? Она могла даже не отдавать себе отчета в том, что Майкл стал неотъемлемой частью ее существования. Самый невзрачный материал может стать краеугольным камнем. Убери его – и строение рухнет. Как ни парадоксально, но столь болезненная реакция на смерть мужа могла свидетельствовать о крайнем и неисправимом эгоизме. Джудит еще не до конца осознала, сколь жалка отныне ее участь: она осталась одна на целом свете.

Мисс Хейнс шевельнулась, поморгала ресницами и открыла глаза. Вспомнив, что случилось, всем телом вздрогнула. Я помог ей приподняться, и она огляделась.

– Где он? – едва слышно спросила она.

– Не беспокойтесь, мисс Хейнс, – отозвался я и зачем-то прибавил: – Мы о нем позаботимся.

– Где он? – простонала бедная женщина. – Он мой муж, муж. Я хочу видеть его.

– Не надо, мисс Хейнс, – неожиданно ласково произнес Гуэн. – Доктор Марлоу прав, мы обо всем позаботимся. Мы его видели, вы лишь расстроите себя…

– Принесите его. Принесите его, – безжизненным, но твердым голосом приказала она. – Я должна снова увидеть его.

Я встал и направился к двери. Граф преградил мне путь. На породистом лице его были написаны отвращение и ужас.

– Вы не посмеете этого сделать. Зрелище кошмарное, отвратительное…

– А вы что думали? – Во мне кипела злость, но голос прозвучал устало. – Если я этого не сделаю, она уйдет из дома. А ночь нынче не для прогулок.

Втроем – Юнгбек, Конрад и я – мы внесли Страйкера в помещение и положили так, чтобы нельзя было видеть размозженный затылок. Поднявшись с раскладушки, Джудит Хейнс медленно, словно лунатик, подошла к мертвому и опустилась на колени. С минуту молча смотрела на него, затем протянула руку и нежно провела по изувеченному лицу. Никто не произнес ни слова, никто не пошевелился. Не без труда Джудит подняла правую руку мужа, хотела было сделать то же самое с левой, но, заметив, что рука стиснута в кулак, она осторожно разжала пальцы. На ладони убитого лежал коричневый круглый предмет. По-прежнему стоя на коленях, она взяла его и показала находившимся в комнате. Потом протянула Аллену. Все, словно сговорясь, посмотрели на юношу.

Обшитая коричневой кожей пуговица как две капли воды походила на те, что остались на куртке Аллена.