Текст книги "Жизнь и шахматы. Моя автобиография"

– Ну, ты даешь! – восхитился я красноречием друга.

– Я еще и не такое могу, – отмахнулся Жан-Поль.

И не соврал. Он действительно мог многое. Например, выиграть суд у компании «Эйр Франс» и заставить гиганта платить по счетам. Летом девяносто девятого года Тузе пригласили поработать помощником арбитра в матче на звание чемпионки мира между Алисой Галяммовой и китаянкой Се Цзюнь. Он вылетал на вторую часть матча в Пекин, как обычно с французской стороны аэропорта в Базеле с пересадкой в Париже. Потом он утверждал, что во время регистрации ему, как мне когда-то в глуши в Бретани, явилось провидение, и внутренний голос начал настойчиво шептать, что зарегистрировали его с какой-то неохотой и так недоверчиво, что наверняка в Париже возникнут неприятности. Причем звучал этот внутренний голос настолько громко, что заставил его позвонить помощнику министра обороны и попросить прислать в парижский аэропорт журналистов. Почему так бывает? Как срабатывает это так называемое шестое чувство, мне неведомо, но знаю, что, как только Тузе подошел к стойке регистрации в Париже, ему объявили следующее:

– Вы не можете лететь по одному билету, месье!

– Что вы имеете в виду?

– Понимаете, – молодой работник авиакомпании смутился, – ваш вес…

– А что с ним не так?

– Вы, вы… довольно корпулентны, и мы не можем посадить вас на одно место.

– Ах, не можете! – Природная агрессивность и напористость Жан-Поля тут же вышли из-под контроля, и разразился грандиозный скандал, заснятый телевизионщиками, заранее приглашенными Тузе. Моего друга заставили купить второй билет, и пока он с комфортом добирался до Пекина, сюжет об этой вынужденной покупке показали телеканалы всего мира с подтекстом безоговорочного осуждения в адрес «Эйр Франс». В аэропорту Пекина его встречали с камерами как героя, устроили пресс-конференцию буквально на выходе из самолета, и в прямом эфире Жан-Поль пообещал заставить авиакомпанию признать свою непростительную ошибку. Надо заметить, что бросать своих слов на ветер мой друг не собирался. Во время полета он заснял на камеру полупустой самолет, в котором было такое количество свободных кресел, что немало пассажиров позволили себе с комфортом растянуться на рядах. Жан-Полю было что предъявить авиакомпании, и он подал в суд с требованием предоставить ему одному личный самолет рейсом Париж – Пекин и обратно. Причем это должен был быть не маленький частный джет, а огромный пассажирский лайнер.

Скандал вышел настолько грандиозным, получил такой большой резонанс, что «Эйр Франс» решила потушить его и не доводить дело до скандального процесса, интерес к которому обещал уничтожить репутацию авиакомпании, которую Тузе уже изрядно пошатнул. В итоге Жан-Поль подписал мировое соглашение, по условиям которого вся его семья (он, жена, дочь с мужем и внук) совершают за счет «Эйр Франс» кругосветное путешествие, останавливаясь там, где пожелают. А пожелало семейство Тузе посетить Америку, Гавайские острова и Японию. Удивительно, что, получив такие бонусы от своего немаленького веса, добившись равноправия, показав всему миру, что людей нельзя разделять по особенностям внешности, Жан-Поль в один отнюдь не прекрасный день решил всерьез заняться похуданием, и его настойчивое желание довести себя до совершенства оказалось таким стрессом для организма, что друг мой вскоре после этой решительной борьбы с лишним весом серьезно заболел и очень быстро умер. К счастью, он продолжается в своей дочери Стефании, которая блестяще вела его дела, была личным помощником и секретарем, подарила ему трех внуков. Жан-Поль живет в открытой нами шахматной школе Бельфора и будет жить в моей памяти столько, сколько мне отпущено свыше.

Я буду помнить и с удовольствием рассказывать занимательные истории о наших путешествиях. О том, как однажды мы оказались где-то в центре Франции в абсолютной глухомани без капли бензина в баке. Или о том, как у него украли восемь тысяч евро во время моего выступления в одном из самых фешенебельных отелей Парижа «Георг V» и отказали в какой-либо компенсации. Сколько удивительных моментов, сколько жизненных красок подарил мне Жан-Поль, и, конечно, именно он подарил мне ту Францию, которую я знаю и люблю.

В Париже живет еще один мой хороший друг – македонец Жан Павлевский. Родители его до последних своих дней жили в Скопье, а он в начале шестидесятых годов перебрался во Францию, где создал издательство экономической, политической и военной литературы под названием «Экономика». Бизнес оказался очень успешным, сейчас «Экономика» – одно из самых известных издательств в Европе в своей области. В свое время газета «Фигаро» одним из трех заветных желаний французского студента называла выпуск книги в «Экономике». Меня познакомил с Павлевским руководитель ВААП Николай Четвериков, у которого было много деловых связей в Германии и во Франции. Он понимал, что издательство у Жана не совсем моей направленности, но знал, что Павлевский любит Россию намного больше иных россиян и может глубоко заинтересоваться моей персоной. Действительно, не так много встречал я иностранцев, да и не только их, с таким трепетным, нежным и уважительным отношением к России. Не могу точно сказать, что конкретно заставило Жана настолько проникнуться нашей страной, но очевидно, что чем-то она его крепко зацепила. Ожидания Четверикова оправдались: Павлевский загорелся идеей издания моих шахматных трудов, и здесь дело пошло гораздо дальше пустых разговоров и обещаний. Мы очень плотно сотрудничали: подписывали контракты, выпускали книги. Так я оказался среди авторов издательства, в котором выпускали свои мемуары и научные военные труды все самые известные генералы Франции и даже Генеральный директор ЦРУ.

Будучи профессором Сорбонны, Жан познакомил меня со своим коллегой, с которым мы в соавторстве написали книгу по философии социальных наук, и книга имела большой успех не только во Франции, но и в Китае, который сейчас, с моей точки зрения, занимает первое место в мире по интересу к чтению. Нигде в мире не видел я таких огромных книжных магазинов – размером с «Центральный Детский мир» – как в Китае. Думаю, одной из причин их теперешнего господства на мировом рынке и развитой экономики является высокий уровень развития населения, который достигается именно чтением.

Но вернемся к путешествиям по Европе. Рассказывая о них, не могу не упомянуть Италию с ее дивными даламитами и раскинувшемся на подступах к ним величественным озером Гарда; с бурлящим жизнью Неаполем, захваченным в плен застывшей на века лавой Везувия; с дивной, немного провинциальной Флоренцией, в умопомрачительных музеях которой, впрочем, нет ничего провинциального; с покачивающейся на волнах Венецией, которая, несмотря на толпы туристов, всегда самобытна и величава, и, конечно же, с многоликим, завораживающим Римом, где все: и щебетание скворцов, и ненавязчивое журчание Тибра, и запах пасты с трюфелем, и дивные виды на площадь Венеции, на Колизей, на Ватикан, на замок Ангела, на площадь Навоны, на каждый уголок, наполненный дыханием истории, кружат голову, притягивают, завораживают, проникают в твое нутро и не отпускают уже никогда, живут в воспоминаниях, манят и заставляют мечтать о возвращении. А какой в Италии варят кофе – крепкий, терпкий, с той самой горчинкой, что не только не портит вкус, а делает его уникальным, неповторимым и абсолютно итальянским! Куда бы вы ни зашли в поисках чашки эспрессо, будь то дорогой столичный ресторан или небольшая таверна в горной деревушке, можете быть уверены: напиток вас не разочарует. Каждый следующий глоток сваренного в Италии кофе кажется самым лучшим, от него невозможно отказаться, вкус его не может надоесть, а потому остается только удивляться, какой же неуловимый секрет приготовления или обжаривания кофейных зерен удалось постичь жителям Апеннин. А мороженое! За шарик восхитительного джелатто итальянцам можно простить многое: и чрезмерную эмоциональность, и некоторую безалаберность, и частую безответственность, и неуемную горделивость, которая, бесспорно, бьет через край, но, черт возьми, она абсолютно оправданна. Кто еще может похвастаться Сикстинской капеллой, кто подарил миру да Винчи и Рафаэля, которые бередят душу, и Гуччи, и Версачи, которые радуют глаз? И пицца, и кофе, и мороженое, и еще столько всяких «и», что невозможно не возгордиться.

В первый раз Италия встретила меня в Милане в семьдесят пятом году на международном турнире, специально организованном после моего несостоявшегося матча с Фишером. Стоит упомянуть, что председатель Шахматной ассоциации Италии Николо Паладино – очень душевный, добрый, достаточно мягкий человек, внешне при этом напоминающий свирепого итальянского мафиози, – выдвигал Италию как страну-претендента на проведение моей встречи с Фишером, поэтому отступить от желания заполучить к себе чемпиона не захотел, нашел двух шахматных энтузиастов, а по совместительству успешных бизнесменов, которые своими вложениями так увеличили призовые, что миланский турнир мгновенно из никому не известного перешел в разряд элитных. Конечно, и я, и другие большие гроссмейстеры с удовольствием согласились принять в нем участие.

Я летел в Милан с легким сердцем, зная, что меня ждут теплый прием, приятный турнир с обещанным впоследствии недельным путешествием по стране, отличные условия проживания в пятизвездочной гостинице. Но никак не ожидал, что в отеле ждет меня практически трагедия для любого шахматиста в виде крайне неудобной подушки, и тем более не мог предполагать, что спасение я обрету в лице австрийских коммунистов. Подушка в гостинице «Леонардо да Винчи» была узкой, жесткой, буквально резиновой и очень длинной, размером на всю двуспальную кровать. Стоит ли сомневаться в том, что любому человеку важно высыпаться, а перед важным делом или событием важно вдвойне. Спортсмен без хорошего сна – не спортсмен, игрок – не игрок, а великий гроссмейстер, когда голова гудит, веки слипаются, а мысли путаются, запросто рискует превратиться в заурядного шахматиста. Настроение у меня было хуже некуда. Когда ты играешь в ранге чемпиона мира на турнире, где собрался весь цвет сильнейших игроков, тебя устроит только победа. И если понимаешь, что важнейшего условия для победы нет и не будет, естественно, впадаешь в уныние. На мое счастье, турнир был устроен по принципу отбора четырех сильнейших игроков, которые должны были играть между собой заключительные матчи. Я прошел в финальную часть, но за две предшествующие этому недели был совершенно вымотан отсутствием сна. И так случилось, что в этот момент из ЦК партии мне пришло указание в перерыве перед последними матчами слетать на пару дней на турнир в Австрию, организованный австрийской прокоммунистической газетой «Volkstimme», в издании которой Советский Союз принимал большое участие. Мне ничто не мешало выполнить «просьбу» из Москвы, однако организаторы итальянского турнира чрезвычайно обеспокоились моим намерением временно покинуть Милан, почему-то боялись, что я могу подвести их и не вернуться. Предположу, что подобные страхи были вызваны их собственным национальным характером, который по большей части ответственностью в соблюдении сроков и регламента не отличается.

Больше всех волновался Николо Паладино собственной персоной, который, не сдерживая темперамента, вопрошал не меня, а скорее Вселенную:

– Что будет, если ты не вернешься?! Спонсоры меня четвертуют!

– Николо, что за мысли?! Конечно, вернусь. У меня уже обратный билет на руках. Я не из тех людей, кто подводит, тем более в последний момент. Да и сам подумай: у вас такой важный турнир, здесь лучшие из лучших, я на первом месте перед финальными матчами. Разве я допущу, чтобы СМИ говорили о том, что Карпов сбежал.

– А если форс-мажор? Мамма миа! Мадонна! Санта Лючия! Нет, я должен быть уверен, что все будет хорошо. Я здесь с ума сойду. А если на границе проблема? Что я скажу мэру? Ты же знаешь, что он курирует турнир. Полечу с тобой, и точка. В конце концов, чем может быть плох уик-энд в Вене?

– Ты прав. Выходные в Вене упускать нельзя. Полетели.

Приезжаем в аэропорт: я, Николо и его жена Бруна, и на пограничном контроле выясняется, что у Паладино несколько дней назад закончился заграничный паспорт. Суббота. Ни один итальянец ни за какие уговоры не пойдет на работу в нерабочее время даже для того, чтобы срочно выдать новый паспорт президенту Шахматной ассоциации страны. Я, конечно, сочувствую Николо, который остается без уик-энда в австрийской столице, зато с волнениями по поводу моего возможного невозвращения, но говорю:

– Извини, Николо. Я должен лететь. Не думаю, что в субботу у тебя получится уладить формальности. А мне надо сесть в самолет. Если не прилечу, скандал в Австрии получится не менее грандиозным, чем если бы я не вернулся в Милан.

– Иди! – Мой любезный итальянский друг в бешенстве. Я удаляюсь, но слышу, как он продолжает громко и настойчиво что-то выговаривать пограничнику. Я не вижу, но точно знаю, что в ход идут и угрозы, и мольбы, и упреки, и, конечно же, жесты, уйма жестов руками, головой, даже ногами. Я готов поспорить, что Николо и топал ногами, и стучал кулаками по стойке, и чуть ли не тряс своего визави за грудки, но его прощальный окрик мне в спину: «Я тебя догоню!» – заставил меня улыбнуться, и только.

Каково же было мое изумление, когда уже через несколько минут они с женой меня действительно догнали. Не скрывая удивления, спрашиваю:

– Как тебе удалось?

– Проще простого, Анатолий, – Николо преисполнен горделивого итальянского самодовольства, – я убедил их.

– Но как?!

– Сказал, что если советский чемпион мира улетит в Вену без сопровождения, то не вернется на миланский турнир. Поэтому либо они выпускают меня, либо выделяют другого сопровождающего, либо самолично отправляются на ковер к мэру, а я умываю руки. – В его глазах пляшут веселые искорки. – Эти олухи выбрали меньшее из зол, так что мы здесь с тобой.

Не могу понять, что меня поражает больше: дар убеждения моего приятеля или лояльность итальянских пограничников. Не сдерживаюсь и спрашиваю:

– А что же ты будешь делать на австрийской границе?

Выслушиваю непереводимую игру слов и вижу жест, призванный означать: «Я лечу, а потом хоть потоп».

Потопа, к счастью, не случилось. Австрийские пограничники были озабочены наличием визы (она, к счастью, у Николо была), а не сроком действия паспорта, который они проглядели. Так что в Вену мы прибыли без дальнейших приключений. Возможно, это прозвучит смешно, но знающие люди меня поймут: самым приятным впечатлением от того турнира стали подушки в отеле, которые мне позволили за два дня, проведенных тогда в Австрии, выспаться и полностью восстановить силы. Я вернулся в Милан, выиграл турнир и снова обрел способность видеть прекрасное. А прекрасного организаторы предложили целый букет: Флоренцию, Рим, Тоскану. И все это по живописнейшим дорогам Италии с их пленительными природными пейзажами: яркая синь горных озер и белая пена на темных водах Адриатики, густая зелень лугов и теплая желтизна скал, усеянных уютными домиками. И, конечно, завораживающая архитектура каждого города, пленяющее искусство Галереи Уфицци, пугающее отсутствие ограждений на покатом спуске Пизанской башни. А потом снова Милан. И крыша Дуомо, и абсолютное восхищение белым мрамором пламенеющей готики. Изящные шпили, остроконечные башенки и множество скульптур устремлены в небо, а ты смотришь на все это великолепие и сам не можешь ответить себе на вопрос, что же тебя восхищает больше: созданные природой пейзажи или вылепленные человеческой рукой шедевры архитектуры. Сказать, что от той первой поездки в Италию я получил фантастические впечатления, – не сказать ничего. Любой эпитет кажется пресным и не соответствующим этой чудесной стране, в которую я впоследствии не раз возвращался.

Так, в восемьдесят первом году я играл с Корчным матч на первенство мира в Мерано. Организаторы турнира хотели привлечь к городу внимание общественности и вернуть курорту утраченную славу. Ведь в былые времена Мерано, расположенный в глубокой альпийской долине, был очень популярен у знати благодаря мягкому средиземноморскому климату и здоровому воздуху. Кроме того, Мерано из-за своего географического положения был и до сих пор остается яблочным центром всей Европы. Бывала в этой долине и Елизавета Баварская, известная миру под именем Сисси, и российские императоры. Надо отметить, что задуманное организаторам вполне удалось. Несколько лет назад мне довелось присутствовать на торжественном открытии нового железнодорожного пути Москва – Ницца, и дорога эта проходит с обязательной остановкой в Мерано. Приятно осознавать, что в некоторой степени мое участие в матче сорокалетней давности стало отправной точкой к этому событию.

А десять лет назад, в две тысячи одиннадцатом году, главным событием года в Мерано стало празднование тройного юбилея: тридцатилетие памятного матча, мое шестидесятилетие и семидесятилетие главного организатора того первенства, выдающегося архитектора, который отстроил современный Лейпциг, – Зигфрида Утенбергера.

В восемьдесят первом же на территории Италии все еще действовали так называемые «Красные бригады» – подпольная леворадикальная организация, которая наряду с агитацией и пропагандой использовала в своей деятельности и боевые ресурсы, и партизанские методы борьбы [10]10
  Самой известной акцией в истории организации стало похищение и убийство весной 1978 года бывшего премьер-министра Италии Альдо Моро.


[Закрыть]. В связи с этим к делегациям на турнире была приставлена охрана, и не просто полиция, а карабинеры, которые обычно охраняли государственные организации и банки и у которых, в отличие от полицейских, было право стрелять без предупреждения. Признаюсь честно, зная об этом, каждый раз, когда приезжаю в Италию и вижу карабинера, стараюсь на всякий случай держаться от него подальше. Но тогда выхода не было: приходилось не просто соседствовать с ним, а соседствовать очень близко. Жили мы над Мерано на вилле в горах. Витиеватый серпантин с крутыми поворотами – при желании места лучше просто не придумать для внезапного нападения. Поэтому в моей машине рядом с водителем всегда путешествовал вооруженный карабинер. Присутствие в автомобиле человека с взведенным курком, конечно, спокойствия мне не прибавляло, особенно если учесть, что нервы мои и без этого находились в напряжении из-за важнейшего матча. Но следует признать, что осторожность организаторов не была чрезмерной. Примерно через год в Мерано все же произошел теракт – «Красные бригады» совершили вооруженное ограбление банка. Ну а мне пребывание в этом городе подарило следующий неожиданный жизненный опыт: я понял, что для хорошего сна мне необходимы не только мягкая и небольшая подушка, но и определенная влажность воздуха. Мучился я отсутствием сна несколько суток, не понимая причины. Надо было слышать возмущение членов делегации, когда я предположил, что дело во влажности, и попросил слить воду из имеющегося в доме бассейна. Милое ведь дело после рабочего дня попариться в сауне, не выходя из дома, а после сауны окунуться в бассейн. Но я почему-то интуитивно понимал, что дело именно во влажности, и был непреклонен:

– Проиграю – так и доложу, что это из-за ваших купаний. Сливаем воду, я спать не могу.

И слили, и сон вернулся, а я обнаружил, что никогда не смогу иметь дом с бассейном внутри. А еще подумал о том, что победы в крупных турнирах очень часто достаются мне не только благодаря собственным умениям и стечению обстоятельств, но и вопреки каким-то другим обстоятельствам, нередко приходится обходить углы, преодолевать препоны. И не важно, какие именно: миланские подушки, ранний крик петухов в Багио, препятствия со стороны партийных чиновников или иных «доброжелателей» – каждая мелочь может помешать в достижении наивысшего результата. Но, возможно, все это доказывает одно: в шахматах, как и в любом спорте, чтобы стать чемпионом, надо иметь не только талант и усердие, но и чемпионский характер – видеть цель, идти к ней и всегда уметь настоять на своем.

Кто знает, получилось бы у меня взять верх над Корчным, если бы я уступил желанию товарищей из делегации купаться в бассейне? Но победа состоялась. А после победы мне поступило приглашение от мэра Турина приехать с официальным визитом в этот город, где произошла забавная история, которая, наверное, нигде, кроме Италии, случиться не могла бы (разве что в Чикаго тридцатых годов). Официальный визит – это отнюдь не дружеская встреча в приватной обстановке. Это кортеж сопровождения, вручение медали почетного гражданина города, несколько сотен журналистов, присутствие работников посольства и, конечно, серьезная и внимательная охрана. И вот официальный обед со всеми вытекающими: сидим, неспешно беседуем, пытаясь не обращать внимания на постоянные вспышки фотокамер, разговариваем о возможности проведения турнира в Турине в будущем восемьдесят втором году, который, кстати, действительно состоялся, но, к сожалению, не стал постоянным событием. В это время в зал, тяжело дыша, буквально врывается полицейский и, срывая с себя фуражку, чуть не плача, спрашивает:

– Сеньоры, простите, чья машина… – называет марку и номерной знак.

– Моя, – откликается советский консул.

Полицейский белеет и, запинаясь, блеет:

– Понимаете, там! Бог мой, не знаю, как так получилось. Простите, сеньор! Не знаю, что теперь будет… – Бедняга чуть на колени не падает. Все начинают подозревать нечто ужасное и почти хором кричат:

– Что случилось?!

– Вскрыли багажник и вытащили запаску, – объявляет полицейский с таким видом, будто случилась по меньшей мере ядерная катастрофа, и добавляет сокрушенно (ведь для итальянца признание своей никчемности – худшее из зол): – И мы не смогли догнать воришек.

Беспокойство в зале быстро сменилось весельем, а я почувствовал, что именно в этот момент нахожусь в самом настоящем сердце Италии, где возможны такие на самом деле совершенно невозможные истории.

Не знаю, как можно остановиться и перестать рассказывать о Европе. Столько ее дорог пройдено, столько людей встречено, столько городов и весей изучено. Если бы я начал подробно описывать все свои путешествия, наверняка получилось бы собрание сочинений не меньше, чем у Ленина. Испания, Франция, Италия – моя безусловная любовь, но совершенно очарователен Амстердам, прекрасен Антверпен, сказочен Стокгольм, безупречно красив Мюнхен и совершенно очаровательна Вена. Возможность путешествовать и узнавать новое, на мой взгляд, одна из самых чудесных радостей современной жизни. И, к счастью, жизнь позволила мне сполна этой радостью насладиться.

Огромное количество поездок случилось, конечно, в семьдесят пятом году. Как только я стал чемпионом мира, меня пожелали видеть практически в каждом уголке планеты, но первыми такими уголками стали, конечно, родные места. За всю жизнь потом я не видел столько конвейеров, станков и цехов, сколько за те две недели, проведенные на Урале: Челябинский тракторный завод, Челябинский трубопрокатный, металлургический комбинат, автомобильный завод. Новосибирск, Красноярск и даже Якутск, и только потом Милан, Вена и Амстердам.