Текст книги "Жизнь и шахматы. Моя автобиография"

В некоторой степени развитием шахматных школ занимается и Фонд мира. Конечно, это далеко не первая статья его деятельности, но по мере возможности Фонд принимает участие в благотворительных шахматных проектах. В принципе любую из моих школ можно назвать благотворительным проектом, ведь одно из моих главных условий при их создании – обучение должно быть бесплатным. Так что в роли благотворителя в данном случае выступают государства, местные и региональные власти, какие-то заинтересованные спонсоры. Я никогда не мечтал о том, чтобы мои школы штамповали гроссмейстеров, я уверен, что особый талант – явление редкое, но шахматы – это игра, прикоснувшись к которой, каждый может перестать мыслить штампами, научится решать самые сложные задачи с помощью нестандартных подходов. А что касается участия Фонда мира в создании шахматных школ, то оно ориентировано скорее не на шахматы, а на нормальные человеческие отношения и возможности. Не так давно совместно с Благотворительным фондом Святителя Николая Чудотворца мы организовали обучение шахматам в школах-интернатах для детей-сирот и детей с ограниченными возможностями. Кроме того, в разные годы Фонд мира передавал шахматный инвентарь и специальные пособия в школы-интернаты для слепых и глухих детей в Башкирии, Челябинской, Свердловской и ряде других областей. Продвижение ли это шахмат? Да, но в меньшей степени, чем просто продвижение жизни, превращение ее в более доступную и полноценную для каждого человека.

Все, что я делаю для развития шахмат, делаю исключительно по велению души. Делаю ради игры, а не ради славы. Но не могу отрицать, что признание заслуг – приятные моменты, согревающие сердце. Все-таки, на мой взгляд, судьба признанного при жизни Пикассо намного заманчивее, чем у Пиросмани или Ван Гога. Когда поощрением тебе лишний раз демонстрируют, что все, что ты делаешь, нужно и важно, хоть ты это и понимаешь без всяких доказательств, то поощрение это разливается в душе приятным бальзамом, испив который, обретаешь новые живительные силы для дальнейшего движения. Для меня такими наградами стали полученный в две тысячи шестнадцатом году от Министерства спорта – знак «За заслуги в развитии физической культуры и спорта» и награда, полученная за продвижение интересов российского спорта на международной арене, которую я получил в декабре девятнадцатого года на вручении Национальной спортивной премии в номинации «Спортивная солидарность».

Награды – это всегда почетно, приятно, ценно, но все же сиюминутно. Намного ценнее сами проекты, которые эти награды принесли. Ведь кубки, медали, статуэтки – всего лишь украшение полки, а шахматные школы – украшение интеллектуального будущего страны.

Шахматы за решеткой: зачем?

Если деятельность по развитию шахмат среди юного населения ни у кого не вызывает никаких вопросов, то мое сотрудничество с пенитенциарными учреждениями находит понимание далеко не у всех. Общество легко ставит человеку клеймо, забывая о самых важных догмах и нравственных принципах: милосердии, сочувствии, сострадании, прощении. Но народная мудрость не просто так всем советует не зарекаться от сумы и от тюрьмы. За решетку часто попадают люди, вполне способные к нормальной жизни, совершившие какую-то ошибку, оступившиеся, допустившие правонарушение, но не желающие совершать его вновь. Так почему надо считать колючую проволоку забором, отделяющим их от любых проявлений нормальной жизни? Я считаю, что, наоборот, людям надо давать второй шанс и, пока они отбывают наказание, постоянно напоминать и показывать, что другая жизнь есть, она существует и доступна для них ничуть не меньше, чем для другого свободного человека. Сейчас на Западе, безусловно, зашкаливает понятие толерантности, которая доходит до абсурда. Но это нисколько не мешает быть в меру гуманным, стараться принимать особенности других людей, протягивать руку помощи и проявлять толерантность там, где это действительно необходимо. Мне кажется, что гуманное отношение к заключенным – это абсолютная норма поведения, а не какая-то неслыханная редкость, которая должна удивлять, поражать и тем более вызывать протест. Я ни в коем случае не призываю проявлять снисхождение к маньякам, педофилам, детоубийцам и другим подобным мерзавцам, которые не заслуживают называться людьми, но в колониях гораздо больше другого контингента – заключенных, преступления которых не жизненная философия и не предмет гордости. Так почему нельзя немного помочь им и хоть как-то скрасить дни, проводимые в тюрьме?

Программой продвижения шахмат в колониях я начал заниматься в девяносто девятом году, когда в Тверской колонии мы собрали заключенных, проявлявших особый интерес к игре, из семи областей Центральной России. Тогда перемещение заключенных из одной колонии в другую по гуманным соображениям считалось чем-то из ряда вон выходящим и просто необъяснимым. Помню, как прибывший на игру из Вологодской колонии молодой парень по фамилии Тихонов на пресс-конференции с улыбкой рассказывал, как на одном из этапов пересылки капитан увидел его предписание:

– Пересылается в Тверскую колонию для… для чего?! – Тихонов театрально пучил глаза и старательно изображал глуповатое недоумение. – У него натурально глаза на лоб полезли. Смотрит на меня, потом снова в бумажку, опять на меня глядит и не поймет, что за фигня происходит. То ли издеваются над ним, то ли липу какую подсунули. А в документе все печати на месте, ничего не попишешь. Там черным по белому значится, что пересылаюсь для встречи с чемпионом мира по шахматам. Ну, капитан покумекал, усы пожевал, репу почесал да и выдал, пожав плечами: «Перепились они там все наверху, что ли?»

Тихонов, кстати, играл недурно, имел все шансы на ничью. Он показался мне вполне приятным парнем. Знаю, что происходил он из нормальной семьи. Но оступился, совершил убийство по малолетке, но пока ждал суда, стал совершеннолетним и был осужден по всей строгости. А в колонии вел себя хорошо, проявлял дисциплину, стал начальником отряда, в шахматы соответственно играл очень прилично и был чемпионом колонии.

Не могу сказать, что не испытываю волнения на подобных встречах. Конечно, понимание того, что это люди, преступившие закон, заставляет немного беспокоиться. Тем более что во время сеансов происходили разные ситуации. Так, например, в Рязани я проводил игру в колонии для особо опасных преступников. Сеанс одновременной игры проходил в Доме культуры, построенном в сталинские времена: небольшая сцена и места для зрителей. Столики с досками поставили на сцену, офицеры-охранники расположились в зале внизу. Я начал сеанс, играю, перехожу от стола к столу и почти сразу обращаю внимание на одного из заключенных. Изъеденное оспой лицо, руки в наколках, угрюмый взгляд исподлобья, сведенные к переносице косматые брови – все говорит о том, что сидит человек давно, возможно, не впервые и, скорее всего, заслуженно. Обратил он на себя мое внимание не только внешним видом, но и постоянными консультациями с соседями. Обычно во время сеансов я не возражаю, когда мои соперники начинают что-то обсуждать между собой. Я не слежу за тем, что происходит за столом, от которого уже отошел, сосредотачиваю свое внимание на следующем. Знаю, что соперники нередко советуются друг с другом, пытаются обойти меня с помощью коллективного разума. Случается, что в пылу азарта человек даже делает несколько ходов, сам того не замечая. Там подсказали, тут подсказали: пальцы сами тянутся к фигурам и переставляют их. Голова занята мыслями о возможной победе, а не о правилах. Признаюсь, я всегда вижу все сделанные ходы, но, бывает, закрываю глаза на подобную вольность, если она никак не влияет на позицию на доске. Но тогда, вернувшись к столу того заключенного, я сразу отметил, что сделанные им в результате совещаний три хода кардинально поменяли ситуацию. Пришлось обратить на это внимание и сказать:

– Что-то здесь все резко поменялось. Три хода, что ли, сделал? – Смотрю в колючие глаза, не отводя взгляда. Ощущения, честно говоря, не из приятных. Хотя общий вид соперника уже не казался мне угрожающим. Передо мной сидел усталый, побитый жизнью человек, которому, в общем, от этой самой жизни ничего уже не надо.

– Нет, – бурчит он в ответ сквозь зубы, не желая идти на попятный.

– Как же нет?! Я хорошо помню позицию. – И я спокойно называю и показываю ему все сделанные ходы. У меня и мысли не возникало о возможной угрозе. Я привык добиваться правды от любого собеседника.

И вдруг этот наверняка опасный для общества человек заливается краской и бормочет извиняющимся тоном:

– Простите, я правда не хотел. Не заметил, наверное. Больше такого не повторится. Уж если и обыгрывать чемпиона, то только честно.

Конечно, он проиграл. Только слабый игрок может не понимать, что опытный шахматист все ходы держит в памяти. И, безусловно, схитрил он совсем не специально. И не обозлился на меня за мое указание, не стал хорохориться и врать, а отступил. И не просто отступил, а даже покраснел. Люди краснеют, когда им стыдно. А стыдятся обычно совестливые граждане. Так может ли быть потеряно все для человека, у которого есть совесть? Уверен, что нет. Такие моменты лишний раз напоминают мне, что оставлять таких людей, махать на них рукой, закрывать глаза на их существование не в параллельной реальности, а в одном измерении с тобой, в корне неверно. Пока у меня есть возможность что-то делать в этом направлении, буду продолжать.

В той же рязанской колонии заключенные еще раз продемонстрировали мне, что ничто человеческое им не чуждо. У меня есть традиция фотографироваться на память с участниками сеанса. Когда встреча в колонии подошла к концу, я по обычаю предложил заключенным подойти ко мне. Они сидят, не шелохнувшись, и смотрят на меня в молчаливом оцепенении. Я не предполагал, что им запретили вставать и перемещаться даже между столами. Оказывается, руководство колонии таким образом побеспокоилось о моей безопасности, но забыло меня об этом предупредить. Всеобщее замешательство длилось несколько секунд до тех пор, пока один из заключенных не вскочил, резко перепрыгнул через стол и встал рядом со мной как вкопанный. Его примеру тут же последовали остальные – офицеры в зале даже глазом моргнуть не успели и подбежать ко мне. Впрочем, некоторые из них так и остались внизу. Должен был ведь кто-то сделать памятный снимок. А чуть позже начальник колонии выговаривал мне:

– Как же вы нас перепугали, Анатолий Евгеньевич, смелый вы человек! У нас тут не простые ребята сидят. У каждого история не дай боже: и убийства, и тяжкие телесные. А если бы у кого из них вдруг нож оказался?!! Секунда – и вы в заложниках. А за стеной промышленная зона, которую мы не контролируем. И все, пиши пропало.

– Но ведь обошлось без происшествий? – Не скрою, от его слов стало немного не по себе, но все же я надеялся, что заключенные не воспользовались ситуацией не потому, что не были вооружены, а от того, что испытывали ко мне настоящее, неподдельное уважение.

Программа по продвижению шахмат в колониях получила свое распространение по всему миру. И если то, что вслед за Россией ее начала внедрять Украина, удивления не вызывает (ведь совсем недавно мы были добрыми друзьями и с удовольствием перенимали друг у друга положительный опыт), то деятельный и масштабный отклик таких стран, как Бразилия и Чили, оказался для меня неожиданным. Если разобраться, то в Бразилии с преступностью, конечно, обстановка тяжелая, особенно в огромной провинции Сан-Паулу, население которой превышает сорок четыре миллиона человек. Как-то на встрече с губернатором провинции я рассказал о своем начинании в России. Услышав его слова о том, что идея пришлась по душе и он попробует воплотить ее в Сан-Паулу, я даже не задумывался, стоит ли какое-либо серьезное намерение за этими обещаниями. Человек мог просто вежливо отреагировать, мог действительно заинтересоваться проектом, но от интереса до воплощения можно не дойти никогда. Я и думать забыл о том разговоре, когда спустя два года вновь оказался в Бразилии. Тот же губернатор Сан-Паулу пригласил меня встретиться, а его помощники сообщили, что прием состоится в необычном месте, которое должно стать для меня сюрпризом. Что ж, им действительно удалось меня удивить, когда я обнаружил, что автомобиль остановился у тюремных ворот, облепленных журналистами. У порога меня встретил неописуемо довольный губернатор.

– Добро пожаловать в колонию, – говорит. Признаюсь, таким оборотом в тюрьмах меня еще не встречали. Вряд ли нормальный человек обрадуется подобному приветствию, но я уже сообразил, в чем дело, и, крепко пожав протянутую руку губернатора, стал ждать объяснений. Они не заставили себя ждать:

– Ваш опыт с шахматами в колониях мы сочли просто бесценным. Так что тянуть не стали и организовали все в лучшем виде. Сейчас у нас уже восемьсот волонтеров, которые обучают шахматам шесть тысяч подростоков.

– Фантастика! – Я не лукавил. За два года поставить дело практически на поток – задача непростая.

Мой комментарий заставил губернатора просиять еще больше. Широким хозяйским жестом он показал на здание за воротами и сказал:

– Среди заключенных здесь сегодня лучшие шахматисты, которые ждут встречи с вами. Надеюсь, вы не откажетесь от общения и от сеанса.

– Конечно, не откажусь. – Разумеется, в обычных ситуациях я предпочитаю сюрпризов избегать. Слишком плотное расписание не оставляет места в ежедневнике для незапланированных подарков судьбы, да и перед любой встречей, любым сеансом я обычно думаю, что говорить и как себя вести. Видимо, это характерная особенность шахматистов все заранее просчитывать и стараться избегать ситуаций, которые могут выбить из колеи. Ты всегда должен занимать выигрышную позицию, видеть расстановку фигур на доске и четко понимать, каков будет следующий ход каждой из них. Но бразильский сюрприз, безусловно, не оставлял никаких поводов для волнений. Я с удовольствием провел сеанс, о котором советские газеты могли бы написать: «Встреча прошла в теплой и дружественной обстановке».

Опыт Сан-Паулу показал, что рассказывать о программе можно и нужно, и я начал говорить о продвижении шахмат в колониях везде, где считал нужным. Так, я заинтересовал идеей неравнодушного к игре президента Чили, где теперь проводят шахматные турниры среди заключенных. А вслед за Южной Америкой к проекту присоединилась и Северная. Одна из крупнейших тюрем не только в США, но и во всем мире находится в Чикаго. Там содержатся примерно одиннадцать тысяч заключенных, а еще пять находятся под постоянным наблюдением. О шахматной программе я поведал начальнику полиции штата Иллинойс Томасу Дарту.

– Классная идея! – тут же отреагировал он и спросил: – Долго еще пробудете в городе?

– Улетаю послезавтра вечером.

– Тогда послезавтра утром встречаемся в тюрьме.

Я подумал, что меня хотят расспросить на месте более подробно, как все организовать. Но когда в условленное время я прибыл в тюрьму, то увидел, что во дворе около ста заключенных играют в шахматы. То есть за сутки администрация заведения купила пятьдесят шахматных столов и часов, нашла среди «клиентов» желающих играть и организовала турнир. Увидев такую готовность участвовать в хороших начинаниях, я предложил начальнику тюрьмы и шерифу Дарту привлечь заключенных к еще одной акции, способствующей повышению нравственности:

– Было бы здорово, если бы вы смогли высадить деревья в честь погибших во Второй мировой войне. Мы в Фонде мира назвали это движение «Лес Победы», хорошо бы этим лесом покрылась вся планета.

– А зачем откладывать? Вот отыграют турнир и посадят вместе с нами.

– А деревья? – Я, конечно, знаком с людьми, которые умеют решать вопросы, как говорится, не отходя от кассы, но подобная прыть меня все же удивила.

– Дерево найдем.

– А разрешение? – Я привык, что высадку любого, даже самого маленького кустика в общественном месте надо согласовывать с властями.

– Разрешение? – присвистнул генерал. – Пока будем ждать разрешения, тут само что-нибудь вырастет. Территория перед тюрьмой в моем распоряжении: что хочу, то и сажаю.

И посадили. Практически перед главным входом в самую большую в мире тюрьму шелестит листвой дерево, посаженное советским чемпионом мира по шахматам, американским генералом и сотней заключенных, знающих толк в противоборстве белых и черных фигур.

На этом мое сотрудничество с Чикаго не закончилось. В пятнадцатом году мы успешно провели по интернету первый международный шахматный матч между заключенными США и Российской Федерации. Однако чуть позже отношения России и США значительно обострились, и я посчитал нужным взять паузу в общении с американскими государственными структурами. Но шериф Дарт, очевидно, так не считал и позвонил мне.

– Почему не готовимся к следующему турниру? – спрашивает с обидой в голосе.

– Да я не возражаю, но со стороны Америки постоянные претензии к России. Действительно считаете это хорошей идеей в настоящий момент?

– Более чем. Заключенные в политику не играют. Так что пусть играют в шахматы.

Так, в непростое время правления Барака Обамы состоялся второй международный матч между заключенными двух держав.

В девятнадцатом году к нашим двум странам на таком международном матче присоединилось еще пять: Бразилия, Великобритания, Италия, Белоруссия и Армения. В командном турнире участвовало по четыре человека от каждой страны, а победу в первенстве одержала команда из России. Есть искушение сказать, что в шахматах мы впереди планеты всей на любом уровне, но на самом деле, я думаю, победа случилась во многом благодаря тому, что программа в нашей стране существует и развивается уже десятилетия. Турниры среди заключенных сегодня не являются чем-то удивительным, а приобретают вполне рутинный, но от этого не менее важный характер. В том же девятнадцатом году по российским колониям «пробежала» шахматная эстафета, которая началась с Дальнего Востока, залетела на Сахалин и в Приморье и докатилась до Смоленска. «Бегунами» стали пятьдесят три тысячи заключенных, что не может не вдохновлять.

Когда твои начинания получают развитие, чувствуешь, что можешь изменить мир. Да, полностью уничтожить преступность с помощью шахмат, к сожалению, не получится, но если игра поможет хотя бы одному человеку преодолеть тюремные тяготы и вернуться к нормальной жизни, я смогу считать свою миссию выполненной. Ведь шахматы в тюрьме – это не просто еще одно из занятий на время заключения. Они важны сами по себе, так как дисциплинируют и ум, и душу, учат выдержке, помогают разобраться в эмоциях и показывают, как с ними (эмоциями) обращаться. Шахматы наглядно демонстрируют, что перед тем, как совершить любое действие, необходимо сначала подумать, просчитать будущие ходы, увидеть последствия. Они позволяют игроку увидеть через призму доски вариативность жизни. А еще шахматы – это отличный способ социализации, который может уберечь человека от повторного попадания в тюрьму. Ведь часто бывает, что, освободившись, бывшие заключенные не находят поддержки ни в семье, ни в обществе: близкие отворачиваются, на работу не берут. И шахматный клуб оказывается тем местом, где всегда протянут руку помощи, помогут, не дадут пропасть. Я никогда не задумывался об этом, но узнал, что матчи со мной служат своеобразным лекарством. Оказывается, если играешь с чемпионом мира, то невольно чувствуешь свою ценность и значимость в этом мире. В этом мне признался один из заключенных из Нижнего Тагила, с которым в течение трех лет мы три раза встречались в онлайне. И во время последней партии он разоткровенничался:

– Я так рад, Анатолий Евгеньевич, что мне выпал шанс с вами сыграть. А больше такого не будет. – В голосе неподдельное сожаление.

– Почему? Что случилось?

– Я на свободу выхожу.

– Радоваться надо. Там много других шансов, а увидеть их и использовать во благо обязательно помогут шахматы.

Попечительский совет для мест лишения свободы действует в России уже больше двадцати лет, и шахматы в социальной адаптации заключенных играют очень важную роль. Тех, кто не представляет особой опасности, соблюдает дисциплину и проявляет свои умственные способности, побеждая на чемпионатах в колониях, областях и федеральных округах, допускают впоследствии к участию в соревнованиях более высокого уровня. Человеку такая поддержка не просто помогает, она спасает его. Ведь для того чтобы поверить в то, что ты чего-то стоишь, зачастую нужны доказательства. Особенно тем, кто оступился, тем, кто в детстве был лишен любви и семьи, где человек, как правило, познает ценность личности, свою нужность независимо ни от чего. Сложно повернуться лицом к миру, если мир тебя отвергает, если постоянно напоминает о том, что ты никто и звать тебя никак. И ты веришь только в одно: никто ни в ком не нуждается – ни планета в тебе, ни ты в достойной жизни на этой земле. И для того, чтобы изменить подобное отношение, для того, чтобы научить верить во что-то хорошее и в собственные силы, мы можем сделать главное – первыми протянуть руку помощи, чтобы человек, искупив вину и выйдя из заключения, мог снова улыбнуться миру.