Текст книги "Жизнь и шахматы. Моя автобиография"

Не Европой единой

Позже познакомился я и с арабским миром. Первой страной, которую я посетил в конце восьмидесятых годов, стала Сирия. Было и удивительно, и приятно узнать, что в Дамаске с семьдесят пятого года действовал и продолжает действовать шахматный клуб моего имени и шахматная школа. И все ведущие шахматисты Сирии эту школу, что находится в центре Россотрудничества, прошли. Пример Сирии, очевидно, вдохновил и другие арабские страны. Свою школу я открыл в столице Египта, были планы на открытие двух школ в Александрии, причем одна из них должна была размещаться в одной из самых лучших в современном мире библиотек, построенной по проекту ЮНЕСКО в память об утраченной в пожаре печально известной Александрийской библиотеке. Жаль, что этим планам не суждено было сбыться. Буквально через несколько месяцев после моего визита в Александрию скоропостижно скончался президент Шахматной федерации Египта, который был основной движущей силой этого проекта. Невозможно выстроить процесс без заинтересованных в результате людей. Подозреваю, что и открытая в Каире школа перестала существовать.

Честно говоря, жаль, что не удалось в Египте добраться до Луксора, где прекрасно сохранились древние памятники различных эпох и цивилизаций. Луксор – действительно кладезь достопримечательностей: некрополи, гробницы фараонов, простоявшие многие тысячи лет, храмы, мечети, сфинксы. Об этом древнем чуде с восторгом рассказывал мне Никита Михалков, с которым мы совершенно случайно оказались вместе в Каире и по приглашению посла девятого декабря девяносто второго года присутствовали при знаковом историческом моменте: смене флага на здании посольства с советского на российский. Помню, как Никита Сергеевич говорил о том, что я обязательно должен добраться до Луксора, который разделен на две части – древнюю и современную – величественным Нилом. Я на самом деле загорелся и проникся желанием, но пока осуществить задуманное не удалось: слишком сложен и неблизок путь в верховья Нила. А что касается самого Нила, чья речная система считается одной из самых протяженных в мире, то, честно говоря, наблюдая за его течением в Каире, назвать его великим довольно сложно. А ведь от Каира до устья реки всего каких-то триста километров. Тогда, глядя на реку, я вспомнил свое путешествие в семьдесят пятом году в колхоз напротив Якутска, где работала Герой Социалистического Труда Новгородова, которой удалось вырастить в той местности огурцы и помидоры. За обедом на берегу Лены колхозники рассказали мне, что во время половодья река разливается в ширину на тридцать километров, а от Якутска до Северного Ледовитого океана виться реке еще километров восемьсот. Вот и думай теперь, какие реки великие.

В арабских странах, к сожалению, ничего не получилось, и с открытием моих шахматных школ в Марокко тоже. Хотя все шло к тому, что там могла быть организована фундаментальная, очень качественная и серьезная сеть шахматных клубов. В девяностом году я готовился к матчу с Каспаровым в Агадире, посол России попросил меня приехать в Рабат и познакомиться с наследным принцем, который был председателем Олимпийского комитета Марокко. Сейчас Мухаммед Шестой уже король, и он не просто правит, а работает в полную силу, как когда-то его отец, демонстрируя всему миру, что королевская власть в стране вовсе не номинальна, а по-настоящему правомерна. После знакомства с принцем я стал бывать в Марокко, несколько раз проходили различные выставки, во время одной из которых я познакомился с необыкновенной женщиной – министром спорта и олимпийской чемпионкой в легкой атлетике. Я никак не ожидал, что в ответ на мое предложение открыть в Марокко несколько шахматных школ она окликнет своего помощника и скажет ему:

– Принесите макеты!

Через минуту стол передо мной был устлан чертежами, а министр увлеченно рассказывала:

– Мы планируем построить в двадцати городах страны вот такие спортивные центры: футбольный стадион, бассейн и семь павильонов. Сейчас я как раз размышляю, чем же заполнить эти здания. Почему бы не сделать один из павильонов шахматным? Что скажете?

Что я мог сказать в ответ на такое потрясающее предложение? Однако сдержал восторг и сказал осторожно:

– Надеюсь, вы понимаете, что Шахматная федерация в Марокко пока не слишком сильна. Вряд ли у нее хватит средств на такую масштабную деятельность. Как обеспечить работу павильонов? Нужны тренеры и бюджет на их содержание.

– Не беспокойтесь! Государство готово взять на себя расходы по оплате двух тренеров в каждом из двадцати павильонов.

Это было совершенно фантастическое предложение не только для Марокко, но и для любой другой страны. Воодушевленный, я позвонил президенту Шахматной федерации Марокко и рассказал о программе, которую готово спонсировать Министерство спорта. Тот, разумеется, выразил бурную радость, обещал любую поддержку и отсыпал кучу лестных, но, скорее всего, отнюдь не искренних комплиментов. Почему не искренних? Да потому что происходило все это в разгар моей борьбы с Кирсаном Илюмжиновым за кресло президента ФИДЕ, и буквально через несколько недель этот «милый человек» продал моему сопернику голос Марокко за пять тысяч долларов. Подлость и крайняя глупость. Ведь если бы программа шахматных клубов состоялась, он легко мог бы зарабатывать на них эти деньги. Но зачем смотреть вперед, зачем поступать порядочно, когда прямо сейчас можно сорвать куш одним всего лишь нажатием нужной кнопки. Впрочем, мой обидчик не ожидал, что его поступок так сильно заденет меня, потому что, отдав свой голос против, подошел и, чуть ли не кланяясь, спросил как ни в чем не бывало:

– Так что там с программой клубов? Когда начинаем?

Едва удостоив его пренебрежительным взглядом, я процедил, не стесняясь в выражениях:

– С гнидами не работаю. Пошел вон!

Конечно, мое разочарование в одном марокканце не испортило моих впечатлений от богатства культуры его страны, от запаха пряностей, от силуэтов обожженных солнцем священных мечетей и роскошных дворцов.

Произвел на меня впечатление и Багдад, где за год до начала войны я открывал шахматный клуб. Сквозные айваны во всю высоту здания Золотой мечети, развалины Вавилона, где даже пыль кажется чем-то особенным, монумент «Мечи Кадиссии», который впоследствии неоднократно, но безуспешно пытались уничтожить американские солдаты, и шикарный отель, в котором на полу при входе по приказу Саддама Хусейна мозаикой был выложен портрет Джорджа Буша, и удушающая жара, спастись от которой некоторые постояльцы гостиницы пытались в бассейне, не задумываясь о том, что выйти по горячей лестнице, держась за раскаленные солнцем поручни, у них не получится.

Совершенно незабываемые ощущения подарила мне главная достопримечательность Иордании – Петра – город, целиком вытесанный из камня и объявленный ЮНЕСКО одним из новых семи чудес света. Идешь к городу сквозь узкое ущелье и представляешь, как в древние времена жители Петры, подобно спартанцам, отражали атаки неприятелей. И удивляешься тому, какими серьезными инженерными знаниями обладали древние набатейцы, чтобы построить город в столь труднодоступном месте и снабдить его разумными системами канализации и водопровода с применением дамб, цистерн и акведуков. В какой-то момент возникает чувство, что идти по горному ущелью придется вечно, но неожиданно оно резко заканчивается, и твоим глазам открывается знаменитая «Сокровищница фараона». И ты стоишь сраженный, и все внутри тебя буквально трепещет от вопроса: как, ну как вообще возможно выдолбить из камня сооружение такой высоты, когда кругом на сотни километров нет хоть сколько-нибудь пригодного материала для возведения строительных лесов.

Особые воспоминания подарило мне и купание в Мертвом море. Я знал, конечно, что в его жутко соленую воду ни в коем случае нельзя нырять, но ни о каких других тонкостях меня никто не предупреждал. Обрадованный возможностью окунуться в знаменитое море, я лег на живот и тут же почувствовал, что попал в плен: ни опустить ноги и встать, ни перевернуться на спину просто не могу. Еле-еле в таком положении подплыл к берегу и попросил меня вытащить. Я, конечно, верю ученым, которые считают грязи Мертвого моря лечебными, но думаю, что постигать их эффект намного проще все-таки вне самого моря. Тем более что в каждой гостинице есть бассейны с водой из Мертвого моря, где концентрация соли и плотность жидкости намного меньше.

Арабский мир не может не поразить любого человека другой культуры. Он завораживает и притягивает, он интересен и манящ, но при этом до конца не постигаем. Он остается чужим. Как до конца непонятными остаются и люди. Другая манера общения, другие договоренности, другие ценности. Но, несмотря на это, в Иордании, например, всегда с большим почтением относятся к выставкам российской промышленности, науки и образования, они никогда не остаются без внимания высших лиц государства. Бывает, что выставку посещает сам король. В Сирии существует Ассоциация выпускников советских вузов, с которыми мне довелось встречаться. Я был поражен, когда на встречу пришло несколько сотен человек, эта цифра казалась мне огромной, но на самом деле членов Ассоциации несколько тысяч. Да и в Марокко два заместителя мэра Рабата когда-то учились инженерному делу в Советском Союзе.

Довольно тесные связи сейчас существуют у меня с Тунисом. В октябре двадцатого года там должен был пройти детско-юношеский шахматный кубок среди арабских стран, но, к сожалению, из-за пандемии мероприятие пришлось перенести. Однако сотрудничество с франко-марокканской туристической компанией Tui продолжается. Все идет к тому, что очень скоро в Тунисе откроются летние детские шахматные спортивные лагеря для российских ребят. Интересно, что президент компании когда-то не имел никакого отношения к туристическому бизнесу, работал наемным служащим на довольно высокой должности в банке, получал очень достойную зарплату и мог бы спокойно заниматься до пенсии банковскими операциями. Но такая жизнь казалась ему пресной и скучной. И однажды он сделал решительный шаг: уволился с работы и, взяв сбережения, отправился путешествовать по миру. И во время странствий обнаружил, что его призвание – отнюдь не финансы, а туризм. Вернувшись на родину, он благодаря связям в финансовом мире взял кредит на хороших условиях и открыл свою туристическую компанию, которая процветает и успешно развивается. Любопытно, что женился этот человек на девушке из Белоруссии, а дети его говорят по-русски.

Хэллоу, Америка!

Жизнь постоянно сталкивает с интересными людьми. Поездки дарят новые впечатления. А бывает так, что в захватывающие путешествия тебя как раз приглашают интересные люди, с которыми едва познакомился. Так, в семьдесят девятом году в Москву приехал довольно странный человек – законченный авантюрист с фантастическими связями – американец Шайло Квин, проживавший в Монреале. Не знаю точно, кем он был по национальности, но по последовавшим за этим знакомством событиям предполагаю, что без еврейской предпринимательской жилки дело в его генах не обошлось. Сам он называл себя американцем. Интерес его к моей персоне был вызван горячим желанием устроить все-таки мой матч с Фишером. Пробивной характер и возможности Квина стали очевидны уже во время первой встречи, когда ему удалось без всяких сложностей проехать ко мне на тренировочную базу в Новогорске, где в одной из частей располагались Высшие курсы гражданской обороны, которые считались режимным объектом. Я, впрочем, этого не знал, когда предложил Шайло приехать, но об этом уже через пять минут, после того как Квин появился у меня на пороге, нам объявил директор базы, чрезвычайно взволнованный появлением канадца на режимном объекте.

– Что вы делаете, товарищи?! Нарушаете же!

– Почему нарушаем? Просто сидим разговариваем

– Так нельзя здесь! Иностранец в закрытой зоне. Меня же уволят.

Мы с Шайло понимающе переглянулись, и я посоветовал директору:

– Не кричите – и никто не узнает. Целее будете.

Как только инцидент был улажен, Квин принялся демонстрировать мне значимость своей персоны, показывая свои фотографии с премьер-министром Канады и другими сильными и известными личностями. Он говорил о моем будущем матче с Фишером так, будто ему осталось согласовать исключительно мелкие незначительные детали и встреча состоится буквально завтра.

– Погоди, Шайло, – остановил я этот фейерверк соблазнительных красок. – Поверь моему опыту, с Бобби так просто не получится, но мы, конечно, можем строить планы и обсуждать, пытаться что-то сделать. Тем более что я совсем скоро лечу на турнир в Монреаль. Там и встретимся, еще раз поговорим.

– В Монреаль? – Квин расплылся в улыбке. – Это шикарно! А что скажешь, если потом прокатимся по Америке? Или лучше пролетим: Вегас, Лос-Анджелес и Нью-Йорк, а? Что скажешь? Как идея?

– Идея хорошая. – Надо признаться, что до этого в Америке я был только на турнире в Сан-Антонио, где помимо игры были у меня еще два выступления. Но страну я не видел, поэтому, конечно, мне было любопытно. – Давай попробуем. Если мне разрешат увеличить срок командировки и из Канады лететь в Америку, то я только за.

– Я пришлю тебе официальную программу. Должны выпустить без проблем. Тем более что Лос-Анджелес будет принимать Олимпиаду. Вашим должна понравиться твоя встреча с мэром Города ангелов.

– А ты и с ним знаком? – Я удивился, не предполагая, сколько еще удивительных доказательств своего огромного круга общения предоставит мне новый знакомый.

– Обижаешь! – широко улыбнулся Шайло.

Как он и предполагал, отпустили меня без всяких препон, и вскоре он уже встречал меня в Монреале. Турнир должен был пройти в одном из павильонов, построенных к Промышленной выставке шестьдесят седьмого года. Кстати, стоит заметить, что Монреаль отличился самым невыгодным использованием объектов, построенных к таким событиям, как выставка или Олимпиада семьдесят шестого года. Так, например, в Москве и во многих других городах Олимпийские деревни строили с планами впоследствии сделать из них жилые районы, а в спортивных объектах открывались профильные спортивные кружки и школы. Но в Канаде почему-то об этом не подумали. И выставочные павильоны, построенные на живописном острове в центре Монреаля, бо2льшую часть времени пустовали. Чтобы хоть как-то оправдать содержание построек, решили, в частности, провести там наш шахматный турнир. Место действительно было очень красивым, одно удовольствие предаваться любимой игре там, где все радует душу и глаз. Единственный недостаток острова – располагался он довольно далеко от гостиницы, в которой мы остановились. Мы с приставленным ко мне офицером госбезопасности рассчитывали добираться на автобусе минут за пятнадцать-двадцать, о чем я и сообщил Шайло в ответ на его вопрос о том, как мы собираемся передвигаться по городу.

– На автобусе? – Его юркие глаза стали похожи на блюдца. – Какой автобус? Это же жутко неудобно! Я не понял, ты чемпион мира или где?

– Шайло, да ничего страшного. И при чем здесь чемпионство. Поверь, я прекрасно езжу на городском транспорте. Что тут такого? – Я пожал плечами, считая разговор исчерпанным. Но к тому времени я еще мало знал Квина. Он сдаваться не собирался:

– Все! Все здесь такого! Никуда это не годится, и точка. У тебя есть права?

– У меня есть, – откликнулся офицер.

– И прекрасно. Будете ездить на своей машине без всяких остановок.

На следующей неделе он отвез нас к своему приятелю – владельцу компании по аренде автомобилей – и гневно докладывал тому о бессовестной и непростительной оплошности организаторов турнира, которые заставляют чемпиона мира передвигаться на автобусе.

– Мы должны это исправить, ты понимаешь? Что подумает мистер Карпов о нашей стране?

Видимо, владелец прокатного агентства был патриотом и очень хотел представить Канаду в выгодном свете, потому что уже через пять минут нам совершенно бесплатно был предоставлен личный автомобиль на все время турнира.

Монреальский турнир проходил весной семьдесят девятого года, оставалось несколько месяцев до вступления Советских войск в Афганистан и до объявления бойкота московской Олимпиаде‐80. А тогда весь мир еще готовился к будущим играм в Союзе. И американский миллиардер Арманд Хаммер предложил нашему Олимпийскому комитету две программы (нумизматическую и филателистическую) по наращиванию средств на проведение Олимпиады. Тогда по его плану начали выпускать малым тиражом олимпийские марки в малых листах, что было огромной редкостью – всего двадцать марок в листе с особым оформлением. Назывались листы «Золотое кольцо Москвы», а номинал каждой марки был полтора рубля, из которых пятьдесят копеек отправлялись в пользу Олимпийского комитета. Продавались эти марки, разумеется, и за валюту по совершенно фантастическим ценам. Так я по специальному разрешению министра связи купил в свою коллекцию лист таких марок за, как сейчас помню, восемьсот шестьдесят восемь рублей – сумасшедшие деньги по тем временам, но что поделать – каждый серьезный коллекционер немного сумасшедший. Кроме марок наладили выпуск золотых и платиновых монет с номиналом сто и сто пятьдесят рублей соответственно. Выпускали и серебряные монеты, которые, в отличие от золотых и платиновых, все-таки можно было купить, но только лишь по специальным разнарядкам центрального банка. И вот я вижу набор таких серебряных монет в витрине небольшого магазинчика в Монреале. Конечно, не удержавшись, останавливаюсь и начинаю рассматривать.

– Что тебя заинтересовало? – тут же интересуется Квин.

– Видишь, – показываю на набор за стеклом, – серебряные монеты будущей московской Олимпиады. У нас их невозможно купить.

– И здесь покупать не вздумай! – решительно обрывает он.

– Почему?

– Не покупай, говорю! Идем! – И тянет меня внутрь лавочки. Там живо просит продавца позвать владельца и, как только владелец появляется перед нами, бросается в атаку, не дав человеку ни открыть рта, ни подумать хотя бы на две секунды вперед:

– Знаете ли вы, что в Монреале завтра открывается наиважнейший Международный шахматный турнир, на который съехался весь цвет мировых шахмат? Чемпион мира Анатолий Карпов к вашим услугам, – представляет он меня, и пока мы с владельцем магазина жмем друг другу руки, Шайло продолжает воплощать в жизнь свой план: – Только представьте: открытие турнира освещают все мировые СМИ, присутствуют мэр Монреаля и другие официальные лица. И вот на глазах у всех под прицелом телекамер ведущих информационных агентств вы выходите на сцену и дарите участникам турнира памятные призы – наборы серебряных монет московской Олимпиады. Это фурор! Лучшей рекламы вашему бизнесу нельзя и придумать.

Речь Квина настолько вдохновенна, что сомневаться в ее правдивости не приходится. Владелец магазина, зачарованный нарисованным виде2нием, все же переспрашивает:

– Я лично смогу выйти на сцену и вручить?

– Конечно! Я обо всем договорюсь с организаторами, вам не о чем волноваться. – На мгновение мне показалось, что в доказательство Квин сейчас достанет свое фото с премьер-министром, но этого не случилось. Зато случилось так, что все участники турнира, и я в том числе, на следующий день стали счастливыми обладателями драгоценных наборов.

В Канаде Квин познакомил меня с владельцами хоккейного клуба «Monreal Canadians», который в те годы был необычайно силен и выигрывал Кубок Стэнли если не в каждом сезоне, то через сезон точно. Перед встречей на стадионе я знал об этих людях только то, что рассказал мне Шайло: солидные пожилые ирландцы по фамилии Молсон. Он – сенатор, она – достойная жена своего мужа: строгость, сдержанность, невозмутимость. Познакомились в ложе, обменялись любезностями, стали смотреть матч, и в какой-то момент защитник их команды ошибся и пропустил шайбу в свои ворота. И что же делает сдержанная почтенная старушка? Вставляет два пальца в рот, оглушительно свистит и еще более громко кричит все, что она думает о нерадивом игроке. Барьеры сняты. Оказалось, что нет в этих милых людях ни строгости, ни напыщенности. Впоследствии, всякий раз бывая в Канаде, я обязательно приходил на матч и был объявлен счастливой звездой для команды. Ведь мое присутствие на трибуне означало обязательный выигрыш. Однажды команду постигла серия неудач в виде пяти проигрышей подряд. Наверное, был какой-то внутренний, а возможно, и внешний кризис. И вот на шестую игру приехал я, и «Canadians» наконец выиграли, а владельцы после этого решительно заявили, что я просто обязан все бросить, поселиться в Канаде и не пропускать больше ни одного матча их команды. Наверное, это счастливое совпадение тоже сыграло свою роль в том, что у меня с семьей Молсонов сложились добрые отношения. Такими же простыми и «близкими к народу» оказались и двое сыновей пожилой четы. Старший сын пошел по стопам отца и занимался политикой, младший был бизнесменом и регулярно приводил на матчи уже своих мальчишек. Однажды, не увидев на трибуне молодое поколение, я поинтересовался причиной отсутствия детей.

– Наказаны, – спокойно ответил их отец. – Будут хорошо учиться – будут ходить на хоккей.

Помню и ответ его жены, когда я предположил, что встретиться за обедом им, наверное, будет удобно в субботу.

– Нет-нет, – торопливо сказала она. – Только не в выходные. В выходные прислуга отдыхает, и я сама занимаюсь хозяйством. – Занимается хозяйством женщина, семье которой принадлежит несколько успешных бизнесов (хоккейный клуб, стадион, пивной завод и завод по производству ирландского виски и еще какие-то более мелкие предприятия, приносящие, однако, стабильный доход). И она не просто работает, а делает это с удовольствием и с удовольствием об этом говорит.

Полагаю, многим нашим олигархам есть чему поучиться у канадских миллиардеров и по части воспитания детей, и в стиле общения с подчиненными.

Я очень благодарен Квину и за это чудесное знакомство, и за волшебные прогулки по Монреалю, за это наполнение французскими традициями с американским акцентом. В Монреале удивительно чувствуется европейский дух, но в то же время отчетливо ощущается атмосфера западного континента. С одной стороны, совершенно не свойственная Соединенным Штатам изысканная кухня с обязательным вином в ресторанах, с другой – индейские тотемные столбы в Ботаническом саду. Католические церкви старого города вступают в полемику с современными деловыми кварталами. В Монреале возникает очень приятное ощущение, что это город, построенный для людей. В нем чувствуется радость, в его воздухе ловишь ароматы жизни, в нем хочется дышать полной грудью и никуда не спешить.

Всегда возвращаюсь в Монреаль с удовольствием, а тогда, в семьдесят девятом, меня ожидало знакомство с Лос-Анджелесом. Прибыли мы туда аккурат в те дни, когда Соединенные Штаты единственный раз в истории накрыл настоящий нефтяной кризис. Найти такси – да любую машину с полным баком – было совершенно нереальным. Нереальным для кого угодно, но только не для Шайло Квина, который нашел такой автомобиль, не выходя из аэропорта, всего за час. Два дня, которые мы провели в Лос-Анджелесе, ездили как короли: буквально единственные на широченных дорогах огромного мегаполиса. Жили тоже по-царски в шикарной гостинице, номера в которой Шайло заполучил бесплатно, переговорив о чем-то за закрытыми дверями в кабинете менеджера отеля по связям с общественностью. Скорее всего, опять же рассказал тому, как престижно принимать у себя в гостях чемпиона мира по шахматам.

Заселились в номера, спрашиваю у Шайло:

– Какая у нас программа? – Помню о том, что он грозился прислать подробный план поездки, чтобы мне разрешили удлинить командировку. Квин же пожимает плечами и как ни в чем не бывало сообщает, что пока не знает, но сейчас все организует. И действительно организовал: и встречу с мэром города, и поездку в Санта-Монику, которая была мне очень интересна с исторической точки зрения. Там в шестьдесят третьем и в шестьдесят пятом годах проходили очень крупные шахматные турниры, которые назывались «Кубок Пятигорского». Пятигорский был очень известным музыкантом с русскими корнями, а его русская жена была большой поклонницей шахмат. Она и уговорила мужа и общественность Санта-Моники провести турниры, в которых играли сильнейшие гроссмейстеры: Спасский, Петросян, Фишер. Конечно, мне хотелось взглянуть на это знаковое место. Город оказался симпатичным, отлично благоустроенным, приятно освежающим океанским воздухом после Лос-Анджелеса, показавшегося мне душным и каким-то разбросанным и несуразным.

Но простить Лос-Анджелесу его недостатки можно хотя бы за то, что в нем расположен Голливуд. Вряд ли найдется на земле человек, который станет утверждать, что поездка на «фабрику грез» его нисколько не впечатлила. Мне, во всяком случае, этот вояж показался весьма интересным. Впечатляющие аттракционы, возможность повторить реальные трюки из кино, знакомства с актерами – все это возвращает в детство, дарит приятные минуты и доставляет удовольствие.

После Лос-Анджелеса мы отправились в Лас-Вегас. Тогда игровая инфраструктура города еще не была развита настолько сильно, как сейчас. Но предпосылки, конечно, были, существовало понимание, что город в скором времени станет мировой столицей игорного бизнеса. Свой трюк с бесплатным получением номеров Шайло проделал в одном из лучших и на сегодняшний день отелей Лас-Вегаса «Ceaser`s Palace». Мой совершенно шикарный номер был полностью обит красным бархатом, а на одной из бархатных стен значилось, что цена его составляет девяносто долларов. Вечером за ужином интересуюсь у менеджера отеля:

– Скажите, чем объясняется столь демократичная ценовая политика отеля? Я – путешественник со стажем и могу себе представить, что средняя цена подобного номера в любой гостинице будет триста-четыреста долларов за ночь, никак не меньше.

– Вы в Лас-Вегасе, сэр. Сюда приезжают не отдыхать в номерах, а играть в казино. Отель переживет, если постояльцы будут получать номера практически даром, лишь бы они оставляли свои деньги в казино. Чем больше народа приедет, тем больше мы заработаем. И цена номеров – не единственный рекламный трюк. Каждый отель пытается придумать что-то свое.

– А что придумали вы?

– Несколько раз в сутки все посетители нашего казино получают бокал бесплатного шампанского, и, поверьте, неплохого. Можете проверить, если хотите.

Проверять я не стал. В отличие от многих людей мне атмосфера казино не кажется возбуждающей. Саму систему отъема денег у людей я считаю глубоко несимпатичной и неправильной. Да, я очень люблю играть в карты. Делаю это профессионально, выигрываю соревнования, но очень редко играю на деньги. Двадцать лет подряд я проводил три недели в Монте-Карло, играя в ежегодном турнире. От здания, где проходили соревнования, до всемирно известного казино метров двадцать пять – тридцать, которые за двадцать лет я преодолел всего один раз для того, чтобы сесть за стол и сыграть партию в блек-джек. В остальном ходил только наблюдать за игрой. Составить компанию друзьям я никогда не отказывался. Почему бы и нет, если они этого хотят. Помню, что очень любил наведываться в казино Флоренсио Кампоманес, у которого была своя система игры. И надо признать, что система эта работала, он выигрывал, и, бывало, выигрывал довольно много. Человеком Кампоманес был довольно резким, а потому и систему построил жесткую, о которой говорил так:

– Казино – система приливов и отливов. Если чувствуешь, что не поймал волну – уходи, сколько бы ни проиграл. Не пытайся отыграться – не выйдет. А если ощущаешь себя на гребне – плыви, но будь очень внимателен, упустишь момент отлива – захлебнешься.

Полагаю, что при желании я тоже мог бы выработать некую схему и, возможно, сорвать куш. Если у человека хорошо работают логика и аналитика, фортуна в блек-джеке обязательно ему улыбнется. Но такого желания я никогда не испытывал.

Гораздо интереснее игорных страстей мне показалось предложение провести шахматный матч с чемпионом Соединенных Штатов Уолтером Брауном, который одновременно с нами приехал в Лас-Вегас. Управляющие нашей гостиницы загорелись идеей, тут же объявили, что казино «Ceaser`s Palace» выступит спонсором этой встречи. По-моему, глаза менеджера от вдохновения будущими дивидендами стали похожи на табло однорукого бандита, в окошках которого загорелся джекпот.

– Мы сейчас же договоримся с Уолтером. Несколько дней рекламной кампании – и можно играть. Что скажете?

Даже Шайло, который легко ввязывался в любую авантюру, понимал, что с места в карьер, учитывая советские порядки, эту затею не осуществить. Он молчал, а я вежливо, но настойчиво принялся остужать пыл управляющего:

– Раньше чем через два месяца ничего не получится. Да и это – самый ранний срок.

– Да почему же?

– Нужна подготовка.

– Кому? Вам? Вы так долго готовитесь к каждому матчу?

– Нет, не мне, а вообще.

Мне сложно было объяснить американцу, что означает это советское «вообще». Он сделал вид, что вошел в положение, и обещал сообщить заранее о согласованной с Брауном дате. Я ответил, что буду ждать. На том и порешили. Впоследствии мне действительно звонили несколько раз в Москву и говорили, что матч может состояться через неделю. И каждый раз мне приходилось напоминать, что я должен быть предупрежден о предполагаемой дате минимум за два месяца. Возможно, американская сторона сочла это надуманным капризом, так как звонки прекратились. Но у меня не было возможности предложить им другой вариант. В то время Министерство спорта выпустило разнарядку сократить всем зарубежные поездки на десять процентов. С моей точки зрения в отношении шахмат это было совсем не разумно. В международных турнирах все расходы брали на себя организаторы, победители получали денежные призы, а советские шахматисты, которые часто становились победителями, часть своего приза в обязательном порядке отдавали государству. Так что, сокращая наши поездки, государство лишало себя источника дохода. Однако министерству было удобнее всех обеспечить равными правами, чтобы никто не выяснял отношения и не вступал в конфликт. Официальный план мероприятий должен был выглядеть одинаково для всех видов спорта, а включать в свой «неофициальный» план что-то дополнительное можно было не позже, чем за два месяца до события. Объяснять все эти тонкости американской стороне мне казалось лишним, хотя идея матча с Брауном была привлекательной. Тем более что Уолтер был очень симпатичным человеком с сильной жизненной позицией, от которой никогда не отступал. Так, он был рьяным противником войны во Вьетнаме и, как только США ввели туда свои войска, уехал в Австралию и выступал за эту страну до окончания войны. Я бы с удовольствием померился с ним силами за шахматной доской, но чего не случилось – того не случилось.