Текст книги "Жизнь и шахматы. Моя автобиография"

Моя тихая гавань

Я не из тех людей, кто пускает посторонних в глубоко личное пространство. Понимаю, что в условиях современного мира мог бы сорвать большой куш, пустившись в откровения и описав в книге какие-то интимные, любовные переживания. Но я не готов ни в угоду сегодняшним реалиям, ни ради финансовой выгоды изменять самому себе. Я искренне уверен, что интересен читателю прежде всего как неординарная личность. Пусть это звучит не совсем скромно, но я – тот, кто я есть: известный человек, великий спортсмен, знаменитый общественный деятель, заслуживший высокие государственные награды. По-моему, этого вполне достаточно, чтобы хотеть узнать подробности всех этих аспектов моей жизни. А что касается личного: здесь я ничем не отличаюсь от остальных. Грущу, когда грустно. Переживаю, когда есть о чем переживать. Улыбаюсь, когда мне весело и хорошо. Испытываю покой и отдохновение, когда в доме царят мир, гармония и счастье.

Моя семейная идиллия случилась далеко не сразу. Первый брак не сложился, и я не буду здесь искать правых и виноватых. Думаю, что жить с человеком, который в силу бесконечной занятости не может уделять семье достаточное количество времени, нелегко. Но с другой стороны, кто может определить точный коэффициент этой достаточности. Одному человеку необходимо контролировать партнера постоянно, а другой способен довольствоваться именно теми часами, которые ты можешь предложить. Очевидно, что не каждая женщина способна постоянно жить в состоянии ожидания, особенно когда на руках маленький ребенок, когда политическая система страны не позволяет сопровождать мужа в поездках, когда ты молода, симпатична, полна энергии и жажды любви, а возможности удовлетворить эти потребности отсутствуют. Отношения на расстоянии поддерживать тяжело, а для того, чтобы за них бороться, необходимо иметь желание. Желание сложно сохранять в атмосфере холода, ссор, взаимных претензий и обвинений. Скорее всего, мы были молоды, амбициозны, бескомпромиссны и были уверены в том, что разрушить гораздо легче, чем создать.

Как это странно: выходишь из тяжелых отношений, но вместо легкости, радости, свободы чувствуешь только опустошение, горечь, разочарование. Ты не смог, не создал, не удержал, не справился. Ты проиграл партию, и в отличие от шахмат у тебя нет никакого желания быстрее бежать и брать у судьбы реванш. Ты предпочитаешь затаиться, поберечь чувства, не подпускать никого к себе слишком близко, чтобы снова не обжечься, не страдать самому и не быть причиной страданий другого человека. Ты не знаешь, что ждет тебя там – за поворотом. Может быть, ты настолько поглощен своими шахматами, что семейная жизнь вовсе не для тебя. А может быть, ты просто еще не нашел, не встретил на пути того самого человека – свою половинку, которой не надо будет ничего доказывать, с которой не надо ничего выяснять, которая просто примет тебя таким, какой ты есть, со всеми достоинствами и недостатками

К счастью, мне повезло. Я встретил Наталью, которая более тридцати лет идет со мной по жизни и оберегает семью от всех жизненных невзгод. Я не считаю себя простым человеком. Любая сложившаяся личность достаточно авторитарна и самостоятельна и не терпит ущемления собственной свободы. Хорошо, что в восприятии семейного уюта мы с женой полностью совпадаем. Для нас он заключается не в каждодневных семейных ужинах, а в ощущении гармонии личных взаимоотношений и интересов. Причем это совершенно не значит, что интересы должны полностью совпадать. Наталья – человек искусства. Историк по образованию, она прекрасно разбирается в живописи и фарфоре. Жена с большим вниманием относится к моей коллекции марок, но утверждает, что ничего не понимает в шахматах. Да, действительно, ее знания не выходят за рамки знаний о том, как ходят фигуры. Но мне гораздо важнее понимания позиции на доске или стратегии партии ее удивительное умение считывать мое настроение и состояние.

Знаю, что некоторым шахматистам присутствие близких во время матча мешает. Не могу сказать такое о себе. С одной стороны, я с раннего детства привык путешествовать в компании тренера и товарищей по команде. Меня сопровождали журналисты, офицеры из государственных органов, а родители приезжали на матчи крайне редко. Но с другой стороны, если они были в зале, я всегда чувствовал их безусловную поддержку. То же самое я испытываю, если на матче присутствует жена. Наташа нисколько не добавляет мне волнения или беспокойства, напротив, я не слукавлю, если скажу, что она меня вдохновляет. Не знаю, как она это делает, очевидно, чувствует меня, как никто другой. И даже если все вокруг будут говорить ей, что я абсолютно спокоен, она по наклону головы или по движению пальцев, или по осанке (только ей одной ведомо, каким непостижимым образом у нее это получается) определит, что я на самом деле нервничаю. А скажут, что позиция неудачная и я близок к поражению, одним взглядом безошибочно определит, что я совершенно спокоен и всем не о чем переживать.

Я благодарен Наталье за то, что она позволила мне узнать, что такое искренняя любовь и беззаветная преданность собаки. Я всегда любил животных. Помню, что, когда был маленьким и наша кошка родила котят, я был единственным, кому она позволяла подходить и спокойно гладить ее потомство. Я, правда, тогда в силу возраста такого безграничного доверия оценить не мог: однажды забрал котят покатать на игрушечном самосвале, за что был сразу и навсегда лишен их матерью особых привилегий. Моя симпатия к четвероногим от этого случая, конечно, не уменьшилась. Я никогда не причислял себя к какому-то определенному лагерю: кошатников или собачников. Мне непонятны эти постоянные выяснения того, кто из них лучше. По мне, самое лучшее на свете животное – твое.

Так получилось, что я рос в компании кошек, а потом долгое время не мог позволить себе никаких питомцев. Как взять на себя ответственность за живое существо, если редко бываешь дома? Даже сейчас, когда поездок намного меньше и бо2льшую часть времени я провожу в Москве, мне не по себе от той тоски в глазах, с которой смотрят на меня собаки, когда видят, что я собираюсь уходить. Я всегда утешаюсь мыслью о том, что, если не уйду, не смогу подарить им ту неистовую радость, которую животные испытывают каждый раз при возвращении хозяев. Сейчас моему возвращению радуются две милые чихуахуа: старшая Бижу и младшая Ларец. Старшая, надо признать, обладает более самодостаточным характером: может и рыкнуть, и тявкнуть и никогда не позволит взять себя на руки, если сама того не желает. А уж если соблаговолит оказать тебе честь, то сначала отправится к себе в лукошко, заставит тебя наклониться и поднять ее исключительно оттуда. Ларец более лояльна и доброжелательна. Кружится вокруг тебя, танцует, сопровождает на кухню, к холодильнику, глядит подобострастно, ни в коем случае не считая, что попрошайничество каким-то образом унижает ее собачье достоинство.

А первой собакой, которая появилась в нашей с Наташей семье, был Ромка – смесь карельской лайки с обычной дворнягой. Это был добрый, достаточно спокойный милый пес. Мы были уверены, когда брали вторую собаку, что дружелюбный Ромка, которому к тому моменту исполнилось 6 лет, примет приятеля. Сначала наши ожидания оправдались. Появление в доме щенка черного терьера, которого жена назвала Адат, Ромка воспринял без потрясений. Играл с ним, позволял даже ездить на себе, пока терьер был совсем маленьким, а тот в ответ беспрекословно делился с Ромкой едой из своей миски. Мы совершенно не ожидали, что как только Адат подрастет, а случилось это достаточно быстро (черный терьер – огромный пес весом до восьмидесяти килограммов), Ромка наотрез откажется его принимать. Он не подпускал Адата к себе, огрызался, и честно говоря, нам стало страшно за его и физическое, и психическое здоровье. Было заметно, что собака страдает. Мы решили на какое-то время отдать Ромку тестю, которого он очень любил, надеялись, что это временное явление, что собака переживет и, вернувшись, примет конкурента. Но к моему большому сожалению, когда мы сделали попытку вернуть Ромку домой, он, увидев Адата, объявил голодовку и несколько дней ничего не ел. Удивительно, как собака могла обидеться на хозяев настолько сильно, что предпочла уехать от них, только чтобы не жить с тем, кого посчитала соперником. Ромка показал нам, что такое собачья ревность, и навсегда отбил желание пытаться заводить в квартире сразу несколько животных. Наши милые чихуахуашки стали счастливым исключением лишь благодаря своему обоюдному заблуждению: младшая приняла старшую за свою маму и наоборот – настоящее чудо.

Адат прожил с нами восемнадцать лет – практически невероятная цифра для такой крупной собаки. Умнейший и, даже не побоюсь этого сказать, по-настоящему мудрый и благородный пес. Когда он был маленьким, то все гуляющие в округе собаки сразу определили в нем будущего конкурента и всякий раз, встречая, норовили потрепать. Он же терпеливо сносил тычки и прикусы, но когда вырос, всегда смотрел угрожающе на овчарок и боксеров, которые теперь обходили его стороной, а вот маленьких собак привечал, никогда не обижал, а зачастую, не раздумывая, вставал на их сторону, если собака побольше пыталась обидеть малыша.

Такая большая собака обязательно должна быть воспитана определенным образом. Она должна уметь распознать в приближающемся человеке потенциальную опасность и ни в коем случае не кидаться на всех подряд. Таким обучением занимаются специальные инструкторы, к одному из которых Наташа и привела Адата. Смысл упражнения заключался в том, что тренер прятался за угол здания, из-за которого неожиданно появлялся и делал попытку напасть на жену. Собака должна была предотвратить атаку, повалить недоброжелателя и удерживать на земле, не кусая, до тех пор пока Наташа не даст ему команду отпустить. В таком режиме прошли две тренировки, а на третьей пес, едва приехав в назначенное место, сразу побежал за угол дома проверять наличие злоумышленника. Тренер в крайнем замешательстве признался, что с такой памятью и логикой у собаки сталкивается впервые в своей практике.

Учила Наталья Адата не зря, несколько раз он спасал ее из опасных ситуаций, сваливая потенциального обидчика с ног и обращая в бегство тех, кто пытался напасть на жену. При этом слушался пес и ее, и меня беспрекословно. Не было никакой нужды держать его на поводке или надевать намордник. Мы знали, что без команды он не тронет и муравья, а если отойдет, то примчится обратно по первому зову.

Удивительным образом понимал он человеческий язык, мог выбрать, куда нам пойти – направо или налево, коротким маршрутом прогуляться или длинным, чувствовал мое приближение к дому: всегда подходил к двери и ждал, стоило мне только появиться даже не в подъезде, а во дворе. А каким непостижимым образом определял он время суток и пытался регулировать жизнь соседей! С семи утра до двенадцати ночи Адат не обращал никакого внимания на движение лифта. Но стоило кому-то нарушить его внутренние законы, пес выражал возмущение недовольным лаем, будто хотел сказать, что ночью надобно спать, а не кататься туда-сюда. А сам он обожал ездить в машине, но ни в коем случае не под сиденьем и, конечно же, не в багажнике. Еще и на заднем сиденье автомобиля предпочитал лежать один и вольготно смотреть в окно. Бывало, Наталья ездила с Адатом в троллейбусе. Конечно, в общественном месте на него надевали и поводок, и намордник. Это Адата не волновало. Озабочен он был исключительно тем, чтобы быстрее занять освободившееся место, взгромоздиться на него и увлеченно наблюдать за мелькающей в окне жизнью.

Наш любимый терьер, конечно, чувствовал особое к себе отношение. Знал, что его угостят первым куском пирога, приласкают и скажут доброе слово, но и платил за любовь сторицей, заставляя каждый день убеждаться в том, что истории вроде «Хатико» или «Белый Бим Черное ухо» – это не про исключение из правил, а про природу существа, что зовется собакой.

Домашние любимцы – это лишь малая толика из того безграничного счастья, которое подарила и продолжает мне дарить счастливая семейная жизнь. В девяносто девятом году мы стали родителями замечательной девочки Софьи. Дочь – моя отрада, гордость, безграничная любовь и надежда: надежда на то, что все ее желания, все мечты, все устремления сбудутся. Она учится в МГИМО на факультете международной журналистики, изучает испанский язык, любит кататься на лыжах и совершенно не умеет играть в шахматы, что меня совсем не расстраивает. К счастью, я сам полностью удовлетворил свои амбиции, и у меня нет потребности делать это за счет собственных детей.

Интересно, что моя бабушка по материнской линии родилась в тысяча восемьсот девяносто девятом году – ровно за сто лет до появления на свет Софьи. Я иногда шучу и говорю дочери: ты должна быть счастливым человеком, потому как немногим удается пожить в двух тысячелетиях, но будь готова к тому, что некоторые могут подтрунивать над тобой, говорить: «Она же из прошлого, и даже не века, а тысячелетия!»

Мне хорошо, комфортно, вольготно и счастливо в своей семье. Верю, что и близким со мной жить легко и приятно: в быту я совершенно не конфликтный, не притязательный, не нервный, а спокойный и очень удобный. У меня хватает поводов для переживаний на работе, и, скорее всего, все эти переживания в итоге разрешаются положительно именно потому, что за моими плечами всегда надежный тыл и мощная поддержка верных и любимых людей.

Глава 9
Лекарство для души

Шахматы, подобно музыке или любому другому искусству, способны делать человека счастливым.

(Зигберт Тарраш)

Любимое дело, будь то шахматы, или живопись, или лицедейство, или работа в школе, в больнице, в заводском цеху, всегда приносит человеку удовлетворение, дарит ощущение счастья. Но как бы предан ты ни был выбранной стезе, всегда нужно иметь возможность переключиться, отдохнуть, заняться чем-то другим. Шахматы – это серьезная нагрузка, большие затраты энергии. Кажется, что человек ничем особенным и не занят – сидит себе и думает. Но не мною придуман факт, что именно при напряженной мозговой деятельности организм истощается ничуть не меньше, чем от физической. Если ты весь день орудовал отбойным молотком или бежал марафон, то для отдыха и восстановления можно всего лишь обеспечить телу несколько часов покоя: спокойно посидеть, послушать музыку, посмотреть кино или просто поспать. Сон – отличное лекарство и для мозга, но его – мозг – в отличие от тела не всегда получается отключить по заказу. Именно поэтому шахматисту требуется найти занятие, которое могло бы легко переключать на себя его «шахматные» мысли, переводить их в другое русло, не давать постоянно обдумывать позиции, выстраивать ходы и готовить контратаки. Голова соображает хорошо, только получив заряд бодрости и свежести.

Спортсмены часто говорят, что им, как и многим другим людям, помогают отвлечься семья, дети, интересная книга или захватывающее кино. Кроме того, если переключать мозг с одной деятельности на другую, то он волей-неволей начнет думать именно о том, чем ты занят в настоящий момент. Все это верно. Но на турниры, особенно в советские времена, я ездил без близких, гаджетов для просмотра достойных фильмов тогда не было, а шахматная литература, вывозимая центнерами на серьезные матчи, была настолько тяжелой, что добавлять к ней книги для души даже не всегда получалось. Да и честно говоря, в сложной волнительной ситуации книга не всегда способна заставить человека вникнуть в свой сюжет. Бывает, начинаешь читать, проглотишь несколько абзацев, даже перевернешь страницу, а потом замечаешь, что ничего из прочитанного не понял, потому что думал совершенно о другом.

Моим верным способом восстановления энергии стала филателия. Марки появились в моей жизни в далеком детстве, более шестидесяти лет назад. В советское время коллекционированием не занимался разве что ленивый. Практически каждый ребенок был увлечен собирательством: календари, монеты, открытки, значки, позже фантики и вкладыши – все эти раритеты заботливо хранились в пакетах и коробках, просматривались и пересчитывались бессчетное количество раз, обменивались, продавались и приводили в неописуемый восторг своих юных владельцев. Что касается марок, то когда я в школьном возрасте вступал в Общество филателистов, в нем состояло семьсот тысяч человек со всего Советского Союза, в том числе шестьдесят тысяч молодых людей, а уж просто кляссеры и свои небольшие коллекции были у каждого второго ребенка.

Прежде марок в моей жизни появились значки. Сейчас даже и не вспомню, сколько мне было лет, когда я начал их собирать. Это увлечение было неизбежным, совершенно неотвратимым – ведь значки коллекционировали все мои дворовые товарищи. Я, как младший, тянулся за ними, брал пример, и собственные экземпляры были обязаны приблизить меня к авторитетам.

Единственный минус в этом занятии – то, что любая коллекция требует постоянного пополнения, а для этого, разумеется, необходимы финансы, которые малышу взять негде. Приходилось просить у родителей, хотя мне подобное с детства претило: я предпочитал в чем-то себя ограничить, где-то недополучить, только бы ничего не выпрашивать. Но со значками удержаться не получалось.

К чести родителей, они делали все возможное, чтобы не ставить меня в неловкое положение. Отец, бывало, специально выходил со мной на прогулку в выходной день, вел к почтовому киоску и, показывая на планшеты со значками, говорил:

– Выбирай!

Довольно тяжелое бремя для маленького человека – сделать выбор, когда глаза разбегаются. Не могу сказать, что значков было великое множество. Нет, многие экземпляры продавались годами и особо не привлекали внимания. Зачем собирать то, что есть у каждого? Хотелось найти нечто особенное, неповторимое, уникальное. Или первым заполучить новинку, чтобы поймать одобрительные взгляды старших ребят.

Отец терпеливо ждал, когда мое волнение успокоится, когда на смену детской суетливости и желанию заполучить все и сразу придут рационализм и конструктивность и я наконец определюсь. Он никогда не подгонял и никогда, подобно многим взрослым, не пытался повлиять на мой выбор. Если я спрашивал его мнение – говорил. Если нет – молчал и всегда потом одобрял покупку. Это были умелые уроки самостоятельности, которые в будущем помогали мне принимать решения, опираясь исключительно на собственный опыт и веление сердца. Ведь так часто можно наблюдать картину, когда ребенок выбирает в магазине игрушку, а родителям кажется, что он взял сущую ерунду и срочно надо его разубедить и наставить на путь истинный. И начинается:

– Ой, посмотри, что здесь еще есть. Ах, может быть, лучше не синюю машинку, а красный вертолет? Да зачем тебе очередная кукла? Что ты собираешься делать с этой штуковиной? По-моему, совершенно ненужная вещь!

А потом эти родители удивляются, откуда в ребенке столько инфантильности и почему шестнадцатилетнее дитятко не может самостоятельно справиться ни с одной простейшей бытовой задачей. Меня эта участь миновала и благодаря умелому воспитанию, и благодаря шахматам, из-за которых я рано начал выпархивать из-под родительского крыла.

Как только я начал ездить на соревнования в Челябинск, у меня появилась возможность распоряжаться по своему усмотрению карманными деньгами, которые давали родители. У меня не возникало желания тратить свои нехитрые сбережения на обычные удовольствия: мороженое, пирожные или аттракционы. Гораздо большее удовольствие я получал от покупки нового значка или книги. Хотя значками я увлекался недолго. Не могу объяснить, почему к любому занятию даже в совсем нежном возрасте я относился со всей серьезностью и ответственностью. Я не мог просто собирать. Для интереса мне нужна была цель, достижение некоего результата, который я даже в свои детские годы не мог определить в коллекционировании значков, и в конце концов счел это занятие бесперспективным.

Год за годом значки теряли свою ценность и для меня, и сами по себе. Если раньше их изготавливали из хорошего металла и разноцветной эмали, а эскизы определенно придумывали настоящие художники, то потом рынок наводнила сплошная дешевка, сделанная из легкого металла и примитивно раскрашенная. Абсолютная скукотища и по форме, и по содержанию. Прежние значки было интересно рассматривать, перебирать, даже просто подержать в руках. Сразу возникало ощущение, что обладаешь ценной вещицей, ведь выпуск каждого нового значка становился маленьким событием. Но вскоре они буквально наводнили рынок, перестали быть чем-то загадочным и удивительным, а превратились в еще один весьма циничный способ отъема сбережений у народа. Принимать в этом участие резона не было никакого, и я обратил свое внимание жаждущего качественной охоты коллекционера на филателию.

Когда я получил свою первую марку – мне ее подарили, – то, конечно, знать не знал, насколько серьезным окажется мое увлечение. Впрочем, лежа в кровати и разыгрывая в воображении шахматные баталии, я тоже не задумывался о чемпионской карьере. Я просто тайно мечтал научиться играть. А в случае с марками просто решил не ограничиваться одной, подумал, что подарок – это знак свыше: надо попробовать. Попробовал, и проба оказалась удачной. На моей первой марке была изображена моя детская мечта: я хотел стать летчиком (какие тут шахматы!), а в пятьдесят восьмом году вышла серия, посвященная Рабоче-крестьянской Красной армии, где с одной из марок лихо улыбались пехотинец, танкист и летчик. Так было положено начало моей, не побоюсь этого слова, знаменитой коллекции. Сначала она обрастала марками в основном военной тематики, а затем появились и другие серии: удивительные «800 лет Москвы», павильоны ВДНХ и многие другие.

Надо признаться, что с марками довольно быстро произошло то же самое, что и со значками: их стали печатать в огромном количестве, в связи с чем страдали и замысел, и сама печать, и художественное исполнение. Найти что-то стоящее в беспрерывном потоке ширпотреба становилось все труднее, но все же в отличие от значков здесь процесс поддавался контролю, так как никто, кроме Министерства связи, марки не выпускал. Посему задача найти какой-то редкий экземпляр, добавить в коллекцию вкусное угощение была выполнимой. Я мог не просто мечтать о целостности своей коллекции, я мог ее достичь. Конечно, сначала это было не просто, но как только, переехав в Тулу, я вступил в Общество филателистов, поиски стали гораздо легче.

Когда я осознал, что марки – это не просто детское увлечение? Почему решил заняться ими всерьез? Потому что понял – это занятие позволяет мне отвлечься от суеты и по-настоящему расслабиться. Я не просто отдыхаю, перелистывая альбомы или разглядывая новые предложения аукционов, я совершенно забываю о любых других проблемах. Марки полностью овладевают моим сознанием, позволяя отрешиться от всего остального.

Первая подаренная марка не привела меня в авиацию, но наградила ощущением полета, восторга, свободного дыхания и учащенного сердцебиения каждый раз, когда в коллекции появляется особо ценный экземпляр. Хотя я ни в коем случае не могу назвать себя сумасшедшим фанатиком, готовым на все ради получения заветной вещицы. Я постоянно напоминал себе, что полную коллекцию собрать невозможно, даже в отдельных направлениях всегда будет чего-то не хватать. Если все сложилось и я получил желаемую марку – радуюсь. Нет – не расстраиваюсь. Если не в этот раз, то в следующий обязательно повезет. Такая тактика позволяет просто получать удовольствие от своего занятия и не тратить на него лишние нервы и деньги, которые, кстати, лишними не бывают никогда.

Мое природное умение сохранять трезвость ума и хладнокровие в любых сложных ситуациях позволяют мне спокойно принимать участие в любых филателистических аукционах. Знакомые владельцы таких торгов часто признаются, что многие крепкие коллекционеры предпочитают воздерживаться от участия в аукционах: отправляют заявки и ждут ее исполнения, только чтобы не заразиться гонкой и не принять в пылу азарта необдуманное решение, о котором будут впоследствии сожалеть. Но меня никто и никогда не видел в таком состоянии. Я всегда стараюсь быть собранным и помнить о заданных установках: давать заявку, только когда цена устраивает, и останавливаться при малейшем ощущении наступающего ажиотажа. Годы коллекционирования доказали справедливость такого подхода: коллекция у меня, возможно, и не полная, но очень крепкая и весомая.

Больше всего, конечно, публику интересует ее ценность. Боюсь разочаровать читателя, но конкретную цифру я назвать не смогу, просто потому что никогда не занимался подсчетами. Знаю, что пресса неоднократно фантазировала на эту тему. Такое ощущение, что издания решили посоревноваться между собой в том, чья сумма окажется больше. Даже Википедия выдает цифру в тринадцать миллионов евро, хотя я представить не могу, откуда взялась именно такая оценка. Признаюсь, однако, что в моей коллекции достаточно редких, а потому особенно дорогих экземпляров.

Самой ценной маркой в моей коллекции считается марка Бельгийского Конго с перевернутым центром. То, что при выпуске сочли браком, теперь раритет, потому что в мире всего четыре такие марки, и каждая стоит больше ста тысяч долларов. О количестве своих марок я тоже судить не возьмусь. Это сотни и сотни кляссеров, которые хранятся в разных местах. Безусловно, самые ценные марки я предпочитаю хранить в банках или в сейфах у надежных людей и, разумеется, не собираю все подряд, хотя меня интересуют самые разные темы: Олимпийские игры, космос, который был особенно популярен, когда моя коллекция только начинала расти, марки Российской империи и Советского Союза, ООН и, разумеется, шахматы.

Если говорить о шахматной теме, то, безусловно, главный бриллиант этой серии – кубинские марки, которые выпустили в пятьдесят первом году (в год моего рождения, кстати) к тридцатилетию победы Капабланки над Ласкером. Серия была выпущена в двух вариантах: с зубцами и без зубцов. Вторые хранились в сейфе компании, которая печатала марки. Когда в семьдесят девятом году один из первых владельцев умер, сейф вскрыли и наткнулись на лист беззубцовых марок. Их оценили в шестьсот долларов – огромнейшая сумма для того времени. В мою коллекцию кубинский раритет попал с помощью старого приятеля, который много лет возглавлял Федерацию шахмат Испании и был страстным филателистом. Он предложил мне выкупить коллекцию незадолго до своей смерти, и, получив «кубинцев», я с удивлением обнаружил, что некоторые марки из этой серии присутствовали даже не в единственном экземпляре.

Признаюсь, мой испанский друг – далеко не единственный шахматист, которого по-настоящему увлекла филателия. В свое время к моему хобби приобщился Полугаевский, а Петросян даже какой-то непродолжительный срок гонялся за редкой маркой, желая похвастаться передо мной своим приобретением. Но для большинства марки были всего лишь непродолжительным увлечением, а не важной составляющей жизни.

На эту мою составляющую, бывало, ругался Фурман. Увидев, что я задумался и не играю придуманный вариант, ворчал так, чтобы его слышали:

– Опять Толик полночи в своих марках копался, а теперь не может вспомнить позицию! – Но едва замечал, что мои фигуры снова оказались в гармонии, тут же смягчался: – Ладно, пойду в холл, погашу ему новые марки.

Признаюсь, разделить каким-то должным образом шахматы и марки я не могу. Ведь около четырехсот различных марок, конвертов и почтовых карточек выпущено в десятках стран мира с изображением меня самого. Встречаются среди них и довольно курьезные: так, в КНДР в свое время напечатали марки, посвященные нашему матчу с Корчным, где мы с Виктором Львовичем здорово напоминаем корейцев. Своеобразно выглядят и африканские марки, напечатанные на золотой фольге: бразильский гроссмейстер Энрике Мекинг получился настоящим афроамериканцем, а из меня вышел отличный мулат.

Так получилось, что детское увлечение, которое у большинства сходит на нет в короткие сроки, осталось со мной на всю жизнь и занимает важную ее часть. Если относишься к делу с должным уважением, уделяешь ему время, досконально изучаешь все аспекты, то и дело платит тебе сторицей, позволяет развиваться и получать неплохие дивиденды. Так благодаря филателии я получил еще одну прекрасную возможность расширить свой кругозор и познакомиться со многими достойными людьми. Будучи почетным членом Всесоюзного общества филателистов, я принимал участие в десятках крупных филателистических выставок во многих европейских странах: в Бельгии, Австрии, Норвегии, Швейцарии, Лихтенштейне.

На одной из таких выставок к моим экспонатам проявил интерес князь Монако Ренье III. На мероприятие он прибыл вместе с сыном – принцем Альбером, который в то время, разумеется, больше был увлечен автомобилями [41]41
  Князь Монако Альбер II, будучи принцем, принимал участие в качестве гонщика в заездах «Формулы-1».


[Закрыть]. Моя коллекция, однако, заинтересовала обоих. Рискну предположить, что Альбера – лишь тогда, когда он понял, кому она принадлежит. У спортсмена всегда вызывает интерес и почтение другой спортсмен, а потому и самое странное его занятие кажется любопытным. Ну а интерес самого князя Ренье был вполне объясним. Ведь самые известные филателистические экспозиции в мире находятся в Британском музее, где представлена коллекция Королевского дома Великобритании, и в почтовом музее Монте-Карло, в числе экспонатов которого коллекция марок Монако, принадлежащая князьям этого государства.

В феврале девяносто девятого года под эгидой князя Монако был основан «Клуб Монте-Карло», членство в котором получили чуть более ста самых известных и самых именитых филателистов мира, в том числе и я.

Занятная история знакомства произошла у меня на одной из выставок и с нынешним королем Бельгии Филиппе, который в ту пору был еще принцем. Читателю, думаю, будет интересно узнать, что до начала Первой мировой войны самым богатым человеком в мире считался король Бельгии. Это произошло потому, что по подсказке мудрых юристов все Бельгийское Конго, которое по своим природным богатствам входило в десятку лидирующих стран мира, было в стародавние времена оформлено в личную собственность короля и переходило по наследству от государя к государю. После Первой мировой войны один из сыновей бельгийского короля – наследный принц – стал королем Бодуа, а второй занялся безудержным разбазариванием своего состояния в казино. Неуемный азарт горе-отпрыска привел к тому, что королю для того, чтобы рассчитаться с долгами нерадивого чада, пришлось продать две знаменитые королевские коллекции – ювелирные изделия и марки. Некоторые из них оказались в моей коллекции, о чем я и поведал принцу Филиппе. Он проявил интерес и пожелал взглянуть на утерянное семьей богатство. Я, не подумав о протоколе, предложил пройти к своим стендам, которые находились довольно далеко от места нашего разговора. Принц спокойно отправился со мной через закоулки между стендами, а его служба безопасности, обескураженная подобным нарушением, не успела никак этому помешать. Филиппе рассматривал мою коллекцию и слушал рассказ с неподдельным интересом, а затем в свободной простой манере без всяких церемоний предложил продолжить общение за обедом.