Текст книги "Жизнь и шахматы. Моя автобиография"

Падение звезды

Одинаковое понимание шахматных процессов, желание отстаивать чистоту и уровень шахматных турниров сблизили нас с Гарри Каспаровым, несмотря на полярные политические взгляды в настоящем и яростное соперничество, щедро сдобренное интригами и конфликтами в прошлом. Контакт между нами сумел наладить активный бизнесмен – американец с французскими и бельгийскими корнями, с которым мы познакомились в восемьдесят девятом году. За годы нашего общения этот человек три раза возвращался от абсолютной бедности к исключительному богатству. Начало двухтысячных годов как раз пришлось на очередной период его процветания, и деловой склад ума подсказал ему, что повторение матча Карпов – Каспаров в Нью-Йорке станет не просто новой встречей двух знаменитых гроссмейстеров, а грандиозным событием мирового масштаба.

Резонанс матч получил колоссальный. Мы играли на втором этаже в одном из центральных зданий на Таймс-сквер. Сидели за стеклянными незашторенными окнами, как в аквариуме, и толпы страждущих любителей шахмат и просто зевак собирались на площади наблюдать за игрой. Для удобства публики на улице разместили демонстрационные экраны, показывающие ходы, и зрители с волнением ждали свежих новостей. Можно было подумать, что все вернулось на десять лет назад. Матч получился интересным и зрелищным не только с исторической точки зрения, но и в спортивном отношении. Я выиграл третью партию, что обеспечило мне итоговую победу, и, к моему удивлению, публика восприняла мой триумф положительно. Меня наградили аплодисментами и словами поддержки, хотя во время нашего первого «американского» матча зрители, особенно наши эмигранты, больше поддерживали Гарри.

Что касается самого Каспарова, моя победа, конечно, его не обрадовала. Любой чемпион хочет оставаться чемпионом везде и всегда, но, будучи мастером высочайшего класса, он не мог не оценить мастерство соперника по достоинству. И несмотря на многочисленные колкости, которыми мы регулярно обменивались с Гарри и в прессе, и при личных встречах, мы оба нисколько не сомневаемся в шахматной силе и таланте друг друга. Мне исключительно приятны слова, написанные Каспаровым обо мне в книге «Безлимитный поединок», где автор называет меня «апологетом спортивного подхода к шахматам», говорит, что моя «сила в глубоком знании и понимании излюбленных схем и в максимальном использовании минимальных ресурсов позиции». Шахматы нас с Гарри развели – и они же объединили. Преданные своей любимой игре, мы не могли спокойно наблюдать за нововведениями господина Илюмжинова и оставаться в стороне, мы оба понимали, что такие матчи, как наш, помогут шахматам снова стать популярными, снова приобрести звучание в мире.

Противостояние между нами давно потеряло свою остроту. У нас с Каспаровым по-прежнему очень разные взгляды на многие вещи, абсолютно противоположная политическая точка зрения на события в окружающем мире и в нашей стране, но его слова о том, что он считает меня великим учителем, от которого он многому научился и в спорте, и в жизни, дорогого стоят. Окончательно наши отношения с Гарри вышли из зоны конфликта в две тысячи седьмом году, когда он из-за своего политического протеста и участия в «Марше несогласных» оказался на Петровке и провел пять дней в изоляторе. Сложно представить, что человек, всегда пользующийся поддержкой власти (и при Горбачеве, и при Ельцине), всегда власть уважающий (или хорошо умеющий это уважение демонстрировать), всегда помнящий о том, что с властью лучше дружить, вдруг решился на открытую конфронтацию. Могу ошибаться, но думаю, что во многом Каспаровым руководили все те же неуемные амбиции, которые из спортивных перешли в политические. Многие люди из бывшего окружения Ельцина, с которыми Гарри был в хороших отношениях, нашли себя в оппозиции к Путину. Возможно, идея сотрудничества с ними показалась Гарри привлекательной. Может быть, ему что-то пообещали за его громкое имя в первых рядах. Я не знаю. Но мне кажется, что Каспаров никогда не пошел бы на такую конфронтацию, если бы хоть на секунду мог представить, что его – пятнадцатикратного к тому времени чемпиона мира – упекут в каталажку, как обычного преступника. Этого, признаться, предположить не мог никто. Арест Каспарова возмутил и президента США Буша, и Михаила Сергеевича Горбачева, и, конечно, меня. Я чувствовал необходимость в этот момент проявить участие, выразить свою поддержку, протянуть руку помощи, поэтому и пошел к нему в изолятор. К Каспарову меня не пустили, но передали книги и какие-то слова. Гарри мой жест оценил и, как только вышел из изолятора, предложил вместе с ним поучаствовать в программе на радио «Эхо Москвы». Знаю, что далеко не все там мною сказанное ему понравилось. Во-первых, я не удержался и добавил к его сетованиям на ужасные условия содержания в четырехместной камере информацию о том, что содержался он там в гордом одиночестве. А во‐вторых, я вспомнил историю Софи Лорен, которую итальянские власти обвинили в уклонении от налогов и приговорили к месяцу тюремного заключения. Она сказала, что как честная итальянка понесет наказание, когда закончит работу над очередным фильмом, в котором снималась за границей. Так и случилось. Лорен вернулась на родину и провела в тюрьме семнадцать из тридцати положенных дней. Бо2льших публикаций в прессе, лучшей и бесплатной рекламы она не получала за всю свою жизнь. Полагаю, мое высказывание задело Гарри за живое, но по большому счету его политические взгляды и способы их выражения меня не волнуют. Я искренне рад, что мы можем спокойно общаться и рассчитывать на поддержку друг друга во всем, что касается укрепления позиции шахмат в мире.

Однако укрепить позицию игры исключительно матчами, вызывающими высокий резонанс, никогда не получится. Существенных изменений можно было достичь, только сменив руководство ФИДЕ. Выставляя свою кандидатуру в две тысячи десятом году на пост президента Международной федерации, я понимал, что Илюмжинов никогда не уступит без яростной борьбы, тем более когда в соперниках тот, кто уже не один раз переходил дорогу. Но, ввязываясь в сражение, я знал, что могу рассчитывать на победу, ведь независимо от должностных функций никогда не переставал принимать участие в мировой шахматной жизни. Я мечтал возродить стройную систему розыгрыша первенства мира, вернуть титулу чемпиона былой вес и славу, наладить продуктивные контакты с международными организациями и постараться найти, наконец, для ФИДЕ генерального спонсора – идея, которая, к сожалению, до сих пор остается мечтой для профессиональных шахматистов. Я верил, что в моих силах было реформировать ФИДЕ и наконец очистить ее от коррупции.

Мое желание не нашло отклика у руководителя Российской шахматной федерации Аркадия Дворковича, который, хоть и признавал мой авторитет в шахматном мире и продуктивность идей, продолжал поддерживать Илюмжинова. Мне посоветовали выдвигаться от других федераций, намекая на то, что в родной ничего не получится. Однако вопреки ожиданиям председателя РШФ пятнадцатого мая на заседании Наблюдательного совета все присутствовавшие на этом собрании единогласно выбрали меня кандидатом на пост главы ФИДЕ. Ситуация, сложившаяся в шахматном мире, не могла не волновать членов Наблюдательного совета РШФ. Интриги наверху – полная ерунда в сравнении с тем, в каком положении из-за реформ Кирсана оказались спортсмены. Зарабатывать на жизнь профессиональными шахматами оказалось практически невозможно, многие серьезные гроссмейстеры не имели средств к существованию. Конечно, человек, желающий изменить эту ситуацию, вызывал доверие, а если этот человек пользуется поддержкой в таких странах, как Франция, Англия, Германия, Сирия, Украина и многих других, если намеревается разместить офисы ФИДЕ в трех крупнейших мировых столицах – Москве, Париже и Нью-Йорке, думающие люди поворачиваются лицом к нему, не желая действовать по указке Дворковича.

Решение президиума оказалось настолько неожиданным для руководства РШФ, что они не побрезговали применить в своей борьбе силовые методы. Председателю правления Александру Баху начали поступать звонки с угрозами, а несколько дней спустя в здание на Гоголевском бульваре [35]35
  Гоголевский бульвар, 14, – адрес Шахматной федерации России.


[Закрыть] ворвались сотрудники частного охранного агентства, опечатали несколько помещений и вышвырнули Баха из собственного кабинета. Эти омерзительные действия не остались незамеченными даже за океаном. Журналисты «The New York Times» посвятили событию большую разгромную статью, в которой назвали Илюмжинова «странным» кандидатом на роль руководителя шахматного сообщества. Они напомнили о неоднократных признаниях Кирсана в общении с инопланетянами, о высказывавшихся предположениях о его «причастности к убийству по крайней мере одного журналиста». Статья признавала, что личность Илюмжинова нанесла авторитету Федерации непоправимый ущерб, что за годы его пятнадцатилетнего руководства шахматы пришли в упадок. При этом авторы текста недоумевали, каким образом Кирсан продолжает получать решительную поддержку нескольких высокопоставленных чиновников. За разъяснениями журналисты обратились к Каспарову, и Гарри практически открытым текстом обвинил руководство ФИДЕ в финансовых махинациях: «За любыми общественными конфликтами всегда нужно искать деловые интересы. Люди, отвечающие за финансы ФИДЕ, живут в местах вроде Афин. Казначей – с Бермудских островов, а вы сами знаете, чем обычно занимаются финансовые консультанты с этой территории».

Поддержка президиума Федерации имела для меня большое значение, но руководство Федерации не собиралось признавать мою кандидатуру легитимной. Отстаивать свои права в этом направлении означало потерять время и силы, но я был готов защищать то, что защищаю всегда: установленные правила и порядки. Соперник продолжал рассказывать о беззаконии, совершая это беззаконие самым наглым образом в отношении вставших на мою сторону людей. У меня не было желания проверять реальность угроз власть имущих, я уступил Илюмжинову право выдвигаться от Федерации шахмат России, а мою кандидатуру документально поддержали Федерации Германии и Франции. Но терпеть ущемление прав, попрание закона я не собирался, поэтому обратился в американскую адвокатскую контору «White&Case» c просьбой представлять мои интересы в суде.

И снова Лозанна, снова Международный спортивный суд, снова тяжбы, прения, ожидания. Но на этот раз все было по-другому. Я был далеко не единственным истцом, обратившимся в суд с требованием признать, что выдвижение Илюмжинова произошло с серьезными нарушениями регламента и не является легитимным. Адвокаты объявили, что действуют не только от моего имени, но и от имени пяти национальных шахматных Федераций Франции, Германии, Швейцарии, Украины и США. Одновременно с «White&Case» иск о законности выдвижения Кирсана на пост главы ФИДЕ подал и Гарри Каспаров. Но судьи Лозанны, видимо, решили, что конфликт внутри Международной шахматной федерации должны решать непосредственно ее члены без помощи суда, и отклонили оба иска.

Нового президента ФИДЕ должны были избрать двадцать девятого сентября на конгрессе в Ханты-Мансийске. Я был уверен, что с большой долей вероятности могу рассчитывать на победу в случае, если голосование будет тайным. Мою уверенность разделял и Каспаров, который в интервью РИА «Новости» сказал, что мои шансы выиграть в секретном голосовании практически стопроцентные. Он поведал журналистам, что меня поддерживают примерно две трети европейских кандидатов, что в отличие от две тысячи шестого года я могу рассчитывать на безусловную поддержку американского континента и что основная борьба идет за голоса Азии и Африки. Гарри подчеркнул, что основная работа Илюмжинова направлена на то, чтобы воспрепятствовать нашим контактам с делегатами, но, несмотря на активное противостояние, беседы с представителями азиатских и африканских стран позволяют сохранять оптимизм и оценивать мои шансы в закрытом и по-настоящему честном голосовании как очень высокие.

Илюмжинов на встречах с журналистами тоже не выражал никакой обеспокоенности, говорил, что выборы – лишь один из этапов работы в шахматах, в которые он вкладывает миллионы долларов. Думаю, что в этом была определенная честность. Даже не берусь предполагать, какие суммы надо было потратить, чтобы выиграть сражение, а Кирсан выиграл с перевесом в двадцать два, в очередной раз использовав любимые коррупционные методы. Помню, как накануне голосования в Ханты-Мансийске появился его помощник Алексей Орлов и начал изводить меня ухмылками и самодовольными взглядами. Я не выдержал – спросил без экивоков:

– Что? Привез?

– А ты как думаешь? – Самодовольная ухмылка Орлова стала еще шире.

За сутки до финального аккорда из восемнадцати делегатов от арабских стран двенадцать были на моей стороне, а в итоге семнадцать проголосовали за Кирсана. Лишь один делегат из Судана случайно оказался не охвачен денежными вливаниями Илюмжинова.

После завершения конгресса мы по инициативе Кирсана собрались узким кругом, чтобы подвести итоги и обсудить планы. Не думаю, что Илюмжинов обрадовался, когда его особа, приближенная к императору (Орлов), на радостях проговорилась, что только за сутки на победу было потрачено семьсот шестьдесят тысяч долларов США.

Как я принял поражение? Как знак того, что шахматам надо еще много времени, чтобы встать на путь к исцелению. Я был готов лечить пациента, согласного принимать лекарства по моим рецептам. Но что может сделать врач, если больной пренебрегает его советами? Просто отпустить его восвояси и уповать на Божью волю.

Илюмжинов, в очередной раз сохранив пост, решил продемонстрировать мировой общественности свое благородство и полное примирение сторон, предложив мне кресло своего заместителя. Но у меня пропало какое-либо желание сотрудничать с ФИДЕ, тем более в условиях правления Кирсана. Почему не случилось победы? Не знаю. Возможно, не хватило ресурсов, а, может быть, расчет на здравый смысл некоторых делегатов оказался ошибкой. Или просто в войне с Илюмжиновым следовало применять его же методы? Но такие способы достижения цели я не приемлю. Шахматная школа научила меня воспринимать поражения стойко, достойно и философски. Выдвигая свою кандидатуру на пост главы ФИДЕ, я был готов нести эту ношу, но прекрасно осознавал ее тяжесть, а когда тяжесть внезапно падает с твоих плеч, то вместе с горечью поражения испытываешь и некоторое облегчение.

Я мог бы доказать покупку голосов Илюмжиновым, но это требует усилий, времени и денег. Для того чтобы достичь справедливости, надо было все это иметь, а я человек очень занятой, чем, к сожалению, и пользуются подонки, понимая, что у порядочных людей найдется много гораздо более важных задач, чем купание во всей этой грязи. В политической части коррупция в шахматах при Кирсане, который рушил всех и вся на своем пути, достигла высшего предела. При подготовке и проведении международных конгрессов Илюмжинов занимался прямым подкупом шахматных функционеров, либо оказывая услуги, либо закрывая глаза на долги Федерации, чтобы ее члены голосовали за него на выборах. Еще во времена Кампоманеса действовало правило: если у Федерации есть долг перед ФИДЕ, она может принимать участие в конгрессе, но права голосовать не имеет. А при Илюмжинове все финансовые операции потеряли свою прозрачность, порядок расчетов федераций с ФИДЕ стало невозможно проверить. Казначей, назначенный Кирсаном, мог легко объявить на конгрессе, что такая-то Федерация погасила долг буквально вчера и может голосовать. Как проверить? Что предпринять, если Федерация исчезает из официального списка должников? В махинациях можно было бы сомневаться, если бы через месяц-полтора долг Федерации не восставал бы в прежнем размере из пепла, как птица Феникс.

Почему Илюмжинову удавалось оставаться на троне столько лет, используя одни и те же неприемлемые в цивилизованном обществе методы работы? Конечно, свою роль сыграла и его красноречивость, и умение убеждать, и природная хитрость, и четкое понимание психологии людей: если жульничеству потакают, позволяют совершать обман снова и снова, то человек, чувствуя свою безнаказанность, начинает переходить всякие границы, ничем не гнушаясь. К счастью, у любого беспредела исчерпывается лимит. За двадцать три года своего правления Илюмжинов разрушил систему до такой степени и настолько навредил шахматному миру, что, еще будучи президентом ФИДЕ, был признан персоной нон грата во многих странах. А в две тысячи восемнадцатом году Илюмжинова отстранили от руководства Международной федерации за «нарушение этики». Президента обвиняли в «ложных и провокационных публичных заявлениях» в попытке «дискредитировать членов президентского совета ФИДЕ» в том, что он неоднократно поступал вопреки своему обязательству ставить интересы ФИДЕ выше личных.

Почему наступил предел именно в две тысячи восемнадцатом? Отчего вдруг заговорили вслух о нарушении этики, о котором и раньше было прекрасно известно? Очевидно потому, что негласный контракт с людьми, которые голосовали за Кирсана, стал давать сбои. Скорее всего, Илюмжинов просто не сумел выполнить большинство обещаний, которые по привычке раздал перед выборами четырнадцатого года. Возможно, он собирался воплотить обещанное в жизнь, но что-то помешало: дела пошли хуже, стало меньше возможностей. Оппозиция внутри ФИДЕ в отношении президента достигла своего апогея, и Кирсану ничего не оставалось, кроме как отступить. Да, он продолжал делать громкие политические заявления о намерении отстаивать свои права в суде, но слова остались словами. Не берусь утверждать, но полагаю, что Дворкович, выдвинутый РШФ на пост президента ФИДЕ, дал Илюмжинову некое обещание за то, что тот отступит.

Как бы то ни было, на тот момент уже любая кандидатура в шахматном мире воспринималась лучше кандидатуры Илюмжинова. Если шахматная общественность и не была еще готова к широкомасштабным изменениям, которые вряд ли могли сулить кандидатуры Дворковича и Макропулоса [36]36
  Георгиус Макропулос – вице-президент ФИДЕ, многолетний президент Шахматной федерации Греции.


[Закрыть], то хотя бы какой-то смены декораций, безусловно, хотела. А для того, чтобы что-то реально изменилось, в мировых шахматах должен полностью поменяться менеджмент. Шахматы, на мой взгляд, должны выйти из-под зависимости спонсоров, найти основного крупного коммерческого мецената, готового поднимать именно этот спорт. Ведь обычно шахматные турниры обеспечивали не компании, а конкретные богатые люди, преданные шахматам, или крупные политики, которые, пригласив в свою страну именитых шахматистов, обеспечивали себе популярность и результат в достижении желаемой цели.

К сожалению, большинство официальных лиц в нашем виде спорта – это бюрократы, ищущие во всем свою личную выгоду. Именно поэтому шахматы пока остаются во втором эшелоне и не могут вернуть себе былую славу. Но я верю, что при правильном подходе, грамотном руководстве ситуация может измениться. Количество людей, играющих в шахматы, постоянно растет, увеличивается и число национальных Федераций, проводятся турниры и чемпионаты, создавая очень хорошую перспективу для будущего развития шахмат. Надеюсь, что все это вместе с четким и уверенным управлением позволит вновь вывести игру на должный уровень и сделает шахматы коммерчески успешным видом спорта.

Что касается лично меня, то желания участвовать в играх ФИДЕ у меня больше нет, а вот развивать шахматы по мере своих сил я продолжаю и буду продолжать во всех сферах, где это возможно. Да и помимо шахмат у меня очень много дел. Проигрыш Илюмжинову на выборах десятого года позволил мне принимать более активное участие в проектах Государственной думы, где с одиннадцатого по шестнадцатый год я работал в Комитете по экологии и природным ресурсам. За годы труда удалось немалого достичь. Так, при моем непосредственном участии удалось приостановить принятие закона о любительской рыбной ловле, которую хотели поставить под налогообложение, заставить рыбаков покупать лицензии и нести прочие расходы. Кроме того, я создал рабочую группу и организовал парламентские слушания по проблеме утилизации твердых бытовых отходов. Мы нашли решение вопроса об утилизации автомобильных покрышек, добились запрета создания мусорных свалок и полигонов вблизи черноморских берегов, настояли на закрытии и рекультивировании скандального полигона ТБО в курортном поселке Лоо. Бо2льшую часть времени я посвящал вопросам продовольственной безопасности, и в этой области также удалось достичь больших успехов. Жизнь кипит в постоянных заботах. Иногда хочется остановиться, передохнуть, оглядеться, но нам так мало времени отпущено на земное существование, так много нужно успеть, не забыть, совершить, создать, реализовать, что тратить минуты на созерцание просто не получается.