Текст книги "БутАстика (том I)"

– Гкхрум-тгхрум! – сказало одно из существ, остановившись напротив Андрея Макаровича и Балкона. Второе встало чуть дальше, будто стесняясь землян.

– И вам того же, – вежливо, но без подобострастия поклонился Андрей Макарович. Он дружелюбно посмотрел прямо в глаза пришельцу, хоть это и стоило ему определенных усилий: глаза его визави напоминали студень – были такими же полупрозрачно-серыми, водянистыми и, что ужаснуло более всего, без зрачков. Да и остальные черты лица оставляли желать лучшего: нос, как формой, так и цветом, напоминал плохо очищенную картофелину, вместо рта вообще зияла темно-малиновая дыра. Правда, уши пришельцев были вполне нормальными: большие такие, музыкальные уши.

– Гхрам?! – ткнуло вдруг существо длинным пальцем на Балкона.

– А? Что? – судорожно сглотнул тот. – В каком смысле?.. Кто я такой, что ли? Балкон. То есть, Алексей Константинович. Брыкалов. Так сказать.

– Андрей Макарович, – не дожидаясь вопроса, представился Кобылкин.

– Энх-дхрэй Мхэ-кхэ-хрэ-вхытч?.. – ужасно коверкая слова, повторил за ним пришелец.

– Можно сказать и так, – тряхнул тот балалайкой. – Собственно, мы готовы. Начинать?

Он оглянулся на друга. Балкон вынул барабанные палочки, перевернул вазу и поставил ее кверху дном на пол. Стиснул палочки в кулаках, наклонился над импровизированным барабаном и кивнул:

– Поехали.

– С чего начнем? – шепнул Андрей Макарович, прижав к животу балалайку. – Что-то у меня все песни из головы вылетели… О! Вспомнил!.. – И он, замолотив по струнам, словно те были повинны во всех грехах его жизни, дурным голосом завыл: – Никто-о-ооо не даст нам избавле-е-ееенья: ни бо-ооог, ни ца-ааарь и не геро-о-ооой! Добьё-о-ооомся мы освобожде-е-ееенья своею со-оообственно-ооой руко-ооой!!!..

Балкон тоже вовсю колотил по вазе. Самозабвенно, с остервенением! Видно было, что ему и впрямь очень нравится барабанить.

Вот только пришельцам, похоже, начало выступления не очень понравилось. Оба резво отпрыгнули назад, зажав уши. Но ладони у них были узенькими, а уши широченными, так что закрыть их полностью у них никак не получалось. И то существо, что уже беседовало с друзьями, заверещало вдруг:

– Дрхрэээн!!! Прхруууп!!!

– Чего он там хрюкает? – перестал барабанить Балкон.

– Похоже, репертуар не годится, – предположил Андрей Макарович. – Вдруг они монархисты какие? Что-то я не подумал…

– Ну, давай тогда из классики, – предложил друг и, застучав по вазе так, что на донышке стали появляться мелкие вмятины, заголосил: – Му-у-ууурка!!! Ты мой мурё-о-оооночек!!!

– Стоп!!! – замахал балалайкой Андрей Макарович. – Это тоже не подходит! Ты что, идиот?! Что они о нас подумают?!

– Так что же тогда петь?! – разозлился Балкон. – Тоже мне, умник! То тебе не так, это не эдак!..

– Да при чем тут я? Кретин! – начал выходить из себя Андрей Макарович. – Мы не для меня, мы для них вон играем! – ткнул он грифом балалайки в сторону съежившихся пришельцев. – Как бы до межпланетного скандала дело не дошло!..

– Ладно, – успокоился Балкон. – Я им сейчас, так сказать, лирическую песню забацаю. Начинай тренкать!

– Что ты задумал? – подозрительно покосился на друга Андрей Макарович. – И что именно мне, как ты выражаешься, тренкать?

– Не боись! Им понравится. Тебе тоже. А тренькай что хочешь – для тебя, что, есть какая-то разница?

– Ну, смотри мне!.. – Андрей Макарович пригрозил инструментом Балкону и начал тренькать. Старательно и громко. Так старательно, что одна струна, самая тонкая, с визгом вдруг лопнула.

Этот звук послужил, видимо, другу неким сигналом, и Балкон начал стучать по вазе. Теперь он и впрямь делал это слегка по-другому, не так скорострельно, как до этого, и почти без вмятин на днище. Изредка он ударял палочкой по корпусу вазы, извлекая из нее новый, может быть и в самом деле отдающий лирикой звук. Во всяком случае, на сей раз Андрей Макарович остался доволен игрой друга. А потом Балкон запел:

– Поспели вишни в саду у дяди Вани, у дяди Вани поспели вишни! А дядя Ваня с тетей Груней нынче в бане… А вместо вишен теперь веселый смех!..

– Ты что же это, гад, издеваешься?!.. – сжав в кулаке гриф балалайки, прошипел Андрей Макарович и двинулся на Балкона.

До того быстро дошло, какого он дал маху, но исправлять проблему словами было уже поздно; балалайка вместе с рукой Андрея Макаровича, описав широкую дугу, стремительно приближалась к нему острым углом основания. Лишь в самое последнее мгновение Балкон успел выставить перед собой вазу и мощнейший удар русского народного инструмента пришелся по ней. Балалайка взвизгнула стаей бездомных псов, которым вдруг разом прищемили хвосты, и будто взорвалась, разметав по треугольному залу обломки. К счастью, ни один из них почему-то не задел отчетливо посеревших пришельцев.

Ваза смялась, будто была сделана из картона. Балкон отшвырнул ее и с криком «Спасите!» бросился к пришельцам. Как оказалось, те тоже умели визжать – ничуть не хуже упомянутых псов. И бегали если и не быстрее их же, то уж точно быстрее Балкона. Треугольная дверь щелкнула за их спинами столь поспешно, что Андрей Макарович даже удивился, как скрывшемуся за ней последним существу и впрямь не прищемило хвост… В смысле, уши.

– Ёпрст!.. – замер посередине зала Балкон и принялся ожесточенно тереть лысину.

У Андрея Макаровича опять зачесалось плечо. «Ну не гад ли этот комар? – неожиданно подумал он. – Сам давно сдох, а дело его живет!..» Он расстегнул пиджак и сквозь рубашку поскреб укус ногтями. Стало чуточку легче.

– Эй, ты! – позвал он друга. – Тетя Груня! Пошли домой, концерт окончен.

– А драться не будешь?

– А смысл-то теперь?..

– Да уж… Как думаешь, теперь война будет?

– А то! – съязвил Андрей Макарович. – Ты теперь во все учебники попадешь: разжигатель Первой межпланетной – Брыкалов Алексей Константинович, он же Балкон, он же Барабанщик, он же идиот, он же тупица…

– Ты опять?.. – нахмурился друг. – Сам-то тоже хорош! «Никто-ооо не даст нам избавле-ееенья!..» – очень похоже передразнил он.

– Ну, ладно, ладно, – согласился Андрей Макарович, – оба хороши. Пойдем-ка отсюда скорей, пока наши благодарные слушатели не опомнились. И вообще, сдается мне, у них что-то с атмосферой не то… Может, какой-нибудь ингредиент, вызывающий у нас повышенную агрессивность?

– И повышенную певучесть, – хмыкнул Балкон. – Давай-ка и впрямь поторопимся!

Друзья подошли к дверям «лифта» с некоторой опаской: откроются ли те? Двери открылись. Даже, будто бы, несколько поспешно. И опускался лифт очень быстро – Андрей Макарович даже испытал состояние невесомости. Так ему показалось. А может, просто стало легче на сердце, что удалось помириться с другом. Откровенно говоря, такая глупая вышла ссора – из-за каких-то песен!.. Тьфу! И было бы ради кого надрываться… Тоже мне, любители музыки! Кхры-гхры!.. Тьфу и еще раз тьфу!

Стоило Кабану и Балкону отойти от корабля-балалайки метров на двести, тот вдруг зашипел, загудел, взвыл, а потом жахнул, шваркнул им в спины жаром, а когда они оглянулись – его уже на пустыре не было, лишь таяла в синем солнечном небе чужеродная звездочка.

– Пошли, – потянул за рукав друга Андрей Макарович. – Скорей!

– Куда это? – испуганно заморгал тот.

– Как куда? В магазин! Сам же все утро звал. Быстрее пошли! Нет, побежали!..

* * * * *

– Ты все нарисовал правильно? – в который раз переспросил Командор Гкхрум у своего заместителя Кхряма.

– Что там можно было нарисовать неправильно? – также не впервой ответил ему Кхрям. – Наш корабль, две сомкнутые ладони, куча наших фигурок, что, понятно и дураку, означает: «В этом сверхмощном корабле нас очень много!» Потом снова куча нас, готовая к захвату рука, их мерзкая планетенка: «Мы собираемся захватить вашу планету!» Потом и вовсе понятно: земляне в процессе ходьбы и понятный всем в обитаемой части Вселенной знак: знак капитуляции и покорности. То есть: «Быстро идите сдаваться!» А потом я еще и повторил, чтобы уж точно сомнений ни у кого не осталось: «Мы ждем, мы хотим поскорее услышать, что вы сдаетесь!» Это я нарисовал нас, наше ухо и опять знак капитуляции. Разве все это можно было понять как-то иначе?

– Может, они никогда прежде не видели знака капитуляции?

– Ну, здрасте! Все видели, а они нет! Да если даже и не видели, трудно, что ли, догадаться? Спираль, которая уж точно у всех означает непрерывность развития, которая сама себя цепляет на крючок – что это может означать еще, кроме прекращения любых действий самим источником этих действий, то есть, проще говоря, капитуляции?

– Согласен, – подумав, сказал Гкхрум. – В таком случае, может, мы сделали ошибку, что бросили наше послание наугад, а не предъявили его земному правительству?

– Командор!.. Но как же наша главная заповедь?!..

– Помню, помню, – махнул длинной рукой Гкхрум. – «Случайность – жизнь, закономерность – смерть»!..

– Конечно! – закивал Кхрям. – Всем известно, что жизнь всегда возникает случайно, как в общефилософском смысле, так и, простите, в интимно-частном. Смерть же всегда закономерна…

– Да что ты меня учишь?! – вспылил Гкхрум. – Добиваешься ускорения собственной закономерности?..

– Простите, мой Командор, – склонил вазообразную голову Кхрям. – И умоляю вас, не принимайте все близко к сердцам, вы же знаете, второе левое у вас пошаливает… Плюньте вы на эту планетенку, забудьте, как кошмарный сон! Подумайте только, во что мы могли вляпаться, если даже два случайных ее представителя оказались столь агрессивными?

– Это да, – пробурчал Гкхрум. – Но каковы наглецы! Успели состряпать модель нашего крейсера и… Мне даже вспоминать тошно, что тот, с белой шерстью на голове, с ним выделывал! Крайний уровень непристойности! Такого я не смог бы позволить себе даже с врагами! И как он его в конце – хрясь! – вот, дескать, что мы с вашим крейсером сделаем!..

– А второй? – подхватил Кхрям. – Смастерил копию нашего черепа и цинично демонстрировал, что они станут проделывать с нашими головами! У меня лишь от одного этого зрелища едва череп не лопнул!.. И вы заметили, что они на нем накарябали?

– Примитивные письмена! – брезгливо фыркнул Гкхрум.

– И тем не менее. Можно было уловить общий смысл!

– Я не приглядывался… – соврал Гкхрум.

– Ну как же?.. Что-то вроде: «Вы, птицы, долбящие клювами дерево! Ах, вы не птицы, долбящие клювами дерево? Тогда вы те-то и те-то, долбящие тем-то и тем-то то-то и то-то. Через то и вот это. Мы поотрываем вам ваши головы, и птицам, долбящим клювами дерево, мы также поотрываем головы и приделаем их на место ваших голов! Тогда уж вы точно станете долбящими клювами дерево. А если не станете, то мы вам засунем эти клювы туда-то и туда-то…»

– Хватит, Кхрям, прекрати! – посерел Гкхрум. – Меня сейчас стошнит от этой мерзости!..

– Мерзость! Еще какая мерзость!.. А вы знаете, что они нам орали?

– К счастью, нет. И хорошо, что это осталось неизвестным!

– Уже не осталось. Киберлингвист справился с переводом. Хотите послушать?

– Ну… давай, – скривился Гкхрум. – Но если там одни непристойности…

– Удивительно, но там нет ни единого непристойного слова, – покачал головой Кхрям. – Но смысл!.. Дерзость, наглость, бахвальство… – Он включил киберлингвиста и тот заговорил размеренным, металлическим голосом: – Мы никого не будем просить о нашем спасении. Нам никто не нужен: ни Галактический Совет, ни Верховный Правитель Империи, ни Великий и Непобедимый Гхрхрум-Пхрхрум! Мы сами себя спасем. Вот этими нашими руками!

– Ну, как вам? – спросил Кхрям.

– Просто мурашки по коже! – признался Гкхрум. – И ты знаешь, я почему-то им верю. В смысле, что они одними только руками нас могут порвать… Ты видел их руки?

– Как наши ноги! – кивнул Кхрям.

– Ну, ладно, – сказал Гкхрум, – пожалуй, ты прав, хорошо, что мы улетели. Ну их, этих землян!..

Командор отправился отдыхать. Помощник облегченно закивал ему вслед. При этом он думал, что это не просто хорошо, что они оттуда улетели, а это просто замечательно, что они оттуда улетели!.. Ведь он еще не дал, да, пожалуй, никогда и не даст Командору послушать перевод последней речи землян… А не даст он его потому, что Гкхрум, к счастью, не знает, что их главная заповедь на сей раз привела к незначительной вроде бы неприятности, которая, вполне возможно, и спровоцировала такую агрессивность этих двух конкретных землян. Подумаешь, шар с посланием разрушил ягодные деревья!.. Посадите новые, да и дело с концом. Так нет же!.. Столь непредсказуемая реакция! Кхрям содрогнулся, вспомнив, как один из землян показал, что он сделает с их кораблем и головами. А все из-за каких-то ягод, из-за каких-то «хвхихшьень»! И это как же им еще повезло, что истинные хозяева этих самых ягодных деревьев, неведомые «дхядя Хвханя» и «тхьётя Гхруня» были в тот момент в «сооружении для мытья тел»!..

Какое же счастье, что они улетели оттуда вовремя!..