Текст книги "Русский ад. Книга первая"

Махир Джавадов прекрасно знал своих мальчиков: справятся!

Рядом с отцом, слева, дремал Ильхам. Он плохо понимал, почему его отец, мастер власти, опытнейший политик, именно так – мастер власти, человек, которого невозможно переиграть, стремглав несется сейчас туда, где опаснее всего, что за воля к гибели… такая? Но Алиев молчал, и Ильхам тоже молчал; если решение принято (Президент свои решения не меняет), что остается? Только вздремнуть…

Через минуту кортеж Алиева будет во внутреннем дворике дворца.

Через минуту Гейдара Алиевича должны убить.

«Главное качество мужчины – власть над собой…»

Баку спал, дождь не давал людям проснуться… Алиеву вдруг показалось, что город, его любимый Баку, где он знал каждую улицу, каждый перекресток… – ему показалось, что этот город его сейчас предал.

21

Если здесь, в районе, кого-то обижали, мало кто обращался в милицию: обычно люди шли к Акопу Юзбашеву.

Акоп был справедлив; он одинаково ненавидел и милиционеров, и бандитов: сродные профессии! За годы подполья Акоп почти десять лет гениально прятал от ОБХСС и местного КГБ свои цеха, разбросанные по Пушкинскому району. Они, милиция и КГБ, знали, что именно Акоп наводнил Московскую, Ярославскую и Тверскую области плащами «болонья» собственного производства (они были не хуже итальянских), – так вот, за годы подполья у Акопа самозародился некий «кодекс чести», который он тут же распространил на весь Пушкинский район.

Советский Союз предоставил Акопу выбор: либо Акоп будет жить так, как все граждане страны, получая за свой труд 100-150 рублей (потом, с годами, может быть, 180-200 целковых), либо он будет работать на себя, не на страну, только на себя, но в подполье.

Призрак тюрьмы постоянно маячил перед ним.

У Акопа были золотые руки, с ранних лет он приучил себя к работе: чинил в мастерской старые, вдребезги разбитые автомобили. Не мог, не мог понять Акоп, почему в СССР все, и рабочие люди, как он, и лодыри, равно стоят перед друг другом?

Если в государстве, решил Акоп, нет справедливости, значит, у него, бакинца Акопа Юзбашева, внука знаменитого Гайка Теймуразова, одного из бывших владельцев каспийской нефти, будут – в этой же стране! – своя собственная экономика и своя собственная справедливость.

Все свое. И деньги, и законы. Если другой страны у него нет, значит, начинать надо с себя, со своей улицы. Здесь, в подмосковном Пушкине, Акоп Юзбашев решил заменить собой государство. Построить свою собственную страну, пусть крошечную, но справедливую, ибо если правды нигде нет, она по крайней мере должна быть там, где живут его дети.

У Акопу были не только цеха и заводики: Акоп имел реальную власть.

Все знали, все: когда в воскресенье, средь бела дня, трое бандитов («казанские», как выяснилось) в кровь избили – на центральной улице – полковника из Звездного городка, его жену и дочь, именно Акоп поднял свою «бригаду», разыскал «казанских» и «отгулял» их стальными прутьями.

Через день улица (вся улица) привела в дом к Акопу девочку тринадцати лет.

Здоровенный мужичина, шофер автобуса, изнасиловал ее прямо в салоне, на конечной остановке.

В эту ночь Акоп не спал. Странное свойство многих советских людей: боление за всех.

К утру негодяя разыскали. Пьяный валялся у какой-то женщины в годах.

Акоп распорядился отрезать ему член и тут же отправил «то в местную больницу: пусть лечится!

В уродливой стране все было уродливо. Самосуд, который вершил Акоп, неприятие подлости и искреннее желание тут же, мгновенно с этой подлостью разобраться, то есть почти убийство в ответ… – да, это тот моральный идиотизм, когда человек, не дождавшийся порядка, предлагает – взамен – свою личную диктатуру.

Тогда же, в 1986-м, Акоп получил первое уголовное дело. Районный прокурор спокойно, главное – очень доходчиво, объяснил Акопу, что крыша его дома в деревне Лесное оказалась на шестнадцать сантиметров выше, чем это положено по СНИПу

Все дачи в СССР должны быть одной высоты! Как дворцы в Венеции. Акоп быстро, за ночь, разобрал черепицу и поставил крышу на уровне забора. Нет, поздно: государственная машина уже заработала.

«Какие суки, а?!» – вздохнул Акоп и ушел в подполье, где он жил (и работал) до конца восьмидесятых, пока не появились первые кооперативы…

Вот так: «Мир для меня всегда будет таким, каким я хочу его видеть!» – говорил Акоп…

Алешка отправился к Якову Борисовичу Юзбашеву ныне – знаменитому предпринимателю, по просьбе Руцкого. На самом деле это была даже не просьба: Алешка вез Акопу личное послание вице-президента Российской Федерации, – Руцкой черканул записку Юзбашеву, сам запечатал в конверт, а на словах просил передать «уважаемому Якову Борисовичу», что в составе российской делегации, отправляющейся в эти выходные на Ближний Восток, будут многие российские бизнесмены, так что, если господин Юзбашев найдет возможность «вырваться из Москвы» на три-четыре дня, Руцкой с удовольствием примет его в своем ТУ-154.

От Болшева до Пушкина – сорок минут на автобусе. Правда, автобус, гад ползучий, ходит раз в полтора часа!

Алешка уселся сразу за кабиной водителя. Пассажиров было двое: пышечка неопределенного возраста (амплуа «аппетитная крошка») и полупьяный мужик с насупленным лицом.

– Граждане, – хрипнул в динамике голос шофера, – клацайте ваши тикеты! Непроклацанные тикеты ведут к убытку вашего прайса на десять юксов!

«Аппетитная крошка» вздохнула, а мужик встал, засунул в компостер целую кучу автобусных талонов и зло ударил по рукоятке.

– Проклацанные тикеты, – сообщил динамик, – это нормальная отмаза от контры и прочей стремнины. Пиплы! Ранее проклацанные тикеты – это тухло и за отмазу не катит!

Алешка заглянул в кабину.

– Ты, псих! Издеваешься?

За рулем сидел худенький мальчик лет семнадцати. Было в нем что-то сиротливое – не мальчик, а уличная собачонка, честное слово!

– Без базара, дядя… – вздрогнул мальчик.

– Смотри у меня! – и Алешка гордо сел у того же окна. Странно, но предложение Бурбулиса, сам характер их будущих отношений не так волновали Алешку, как беседа с вице-президентом, записанная в его служебном кабинете. Руцкой, конечно, может передумать, не завизировать интервью (такое с ним случалось), но, если из пятнадцати страниц, наговоренных Руцким, останутся хотя бы четыре, вся Россия откроет рты.

1. Вице-президент полностью оторван сейчас от конкретной работы. Ельцин не встречается с Руцким.

2. В Белом доме – сплошные интриги. Бурбулис назван в интервью «лидером гнойным» (дважды) и «свердловской вонючкой».

После избрания Ельцина принято 270 указов, но все они почти не работают. Гайдар и его команда – «мальчики в розовых штанишках». В правительстве ведут себя так, будто они явились сейчас на дискотеку. Открыто издеваются над Ельциным, над тем, что он ничего не смыслит в экономике («как этот дед Москвой руководил?!»), и уверены, что настоящая власть в стране – это они!

Твердят о «реформах», о «программе реформ», но где она, эта «программа» (Руцкой не видел ни одного документа), не говорят. Гайдар плевать хотел, что в Кемерове, например, теплоэлектростанции загружены только на 60 %, а и Новосибирске топлива осталось на 25 дней.

Под влиянием американцев (Гайдар раз в неделю встречается с американским послом в Москве) «мальчики в розовых штанишках» расторгли сейчас очень выгодный контракт с Индией на поставку криогенных двигателей. Переговоры вел Глазьев, но Глазьева – отозвали, а контракт, чтобы не напрягать американцев, наших «главных друзей», тут же прикрыли. И вообще: работа правительства похожа сейчас на теоретический клуб с бесконечными лекциями Бурбулиса «Есть ли жизнь на Марсе?».

3. Влияние американцев на Гайдара и Чубайса усиливается с каждым часом. Чубайс буквально заражает американцев своей покорностью.

Пример – та же Индия. Сегодня Индия – это четвертая экономика в мире. Тот факт, что Индия готова использовать российские, а не американские космические технологии, – колоссальный задел на будущее. Но Гайдар не реагирует. Молчит. Может быть, он мыслит глубоко, кто его знает. Экономика – это не философия, здесь Канту делать нечего. – Нет, в самом деле: может быть, он мыслит глубоко. Но мимо. Поэтому – все стоит. Дальше так продолжаться не может, и Руцкой переходит в открытую оппозицию к Ельцину.

В отставку не собирается, ведь его, как и Президента, выбирал народ, Ельцин и Руцкой шли в одной связке, поэтому Руцкой тоже отвечает за Россию и не дает ее погубить.

4. Блеф стал тактикой американцев. Ельцин доверчив, верит всему, что говорят американцы. Сначала Россия приняла на себя все долги СССР. Если бы эти долги были честно, по совести разделены между всеми бывшими союзными республиками «бывшего СССР», их сейчас можно было бы полностью списать. – Нет, Ельцин не захотел ссориться с Вашингтоном, Россия гордо взяла на себя долги всех республик, всех пятнадцати, а это почти миллиард долларов.

Наказать собственную державу на миллиард долларов – это внешняя политика? Интересно, она может быть (раз демократия) другой?

5. Нарастает некомпетентность. Во всех сферах управления. Любое кадровое назначение – хуже предыдущего, по этому Руцкой в самые ближайшие дни сделает ряд очень серьезных политических заявлений…

Дураками, дураками надо быть, чтобы не договориться с Руцким! – думал Алешка. – Это так просто! Он же карьерист, Руцкой – что, просился в вице-президенты? Под дверью у Ельцина стоял? Да ему бы, господа, это в голову не пришло: вице-президент!

Взяли за руки, притащили в Кремль и сразу сказали: отдыхайте, дорогой Александр Владимирович, вы нам больше не нужны!

Армейский офицер во власти – мина замедленного действия. Человек, которого учили (и научили) убивать, не для того рисковал собой в Афганистане, чтобы так просто сдаться сейчас этим орхидеям – Гайдару и Бурбулису…

«Из Руцкого бранное слово сделали… – рассуждал Алешка. – Разве можно так с человеком? С Героем Советского Союза?»

Со слов Полторанина он знал, что когда Ельцин предложил Руцкому идти на выборы в паре, тот аж задохнулся: «Борис Николаевич… родной вы мой… такое доверие! Цепным псом при вас сидеть буду, жизнь не пощажу…»

И ведь не пощадит. Чтобы стать Президентом.

Это не Зюганов.

Не пощадит.

Тот же Полторанин с удовольствием рассказывал, как Жириновский подбегал к нему в Архангельском: «Поговорите, поговорите с Президентом, Михаил Никифорович!

Даст хорошую должность, я ж ему как сынишка буду!.. Как Джульетта у Ромео, вот увидите!»

Алешка понимал: Руцкой выбрал Юзбашева только потому, что Юзбашев богат. Вице-президент России раньше тех, раньше Козырева, раньше Бурбулиса стал зазывать в свои вояжи «представителей деловых и финансовых кругов» Российской Федерации.

Бизнесмен, приехавший в составе официальной делегации, всегда вызывал особое доверие, ибо заграничные банкиры и промышленники к вице-президенту России относились так же, как к вице-президенту Соединенных Штатов Америки.

Они бы никогда не поверили, что в самолете Руцкого может оказаться кто угодно!

Алешка вышел на Ярославском шоссе. Рядом стрелка – «Лесное».

Дом Акопа был среди берез. Место превосходное! Забор высокий, метра три, ворота настежь – охрана забивала «козла»…

Здесь, похоже, никого не боялись.

– Арзамасцев, – важно представился Алешка.

– Ждут! – охранник встал.

«Этот, пожалуй, еще ничего…» – подумал Алешка. Он терпеть не мог охранников; у них – у всех – такие лица, будто все они негодяи.

Лица русских охранников – это как английский газон.

Чтобы там, в Англии, газон действительно был бы газоном, его надо подстригать каждый день. И так – веками. Чтобы в России природа-мать сочинила бы у людей такие морды, надо тоже всего ничего: пить каждый день, два-три века, не переставая…

Акоп принял Алешку в своей библиотеке. У него была одна из лучших в России частных библиотек.

– Руцкой зовет, Яков Борисович!

– Знаю! – махнул рукой Акоп. – О Белкине слышал? Уже звонил. По этому поводу. Руцкой зря с Белкиным связался, фонд какой-то лепят… «Возрождение»… Какое еще «Возрождение»? Фонд и банк. Зачем вице-президенту банк? Он банкир или вице-президент? А Белкин – жадный, плохо закончит, плохо…

– Значит, я мог бы не приезжать… – разочаровался Алешка. Ему нравилось, что Руцкой доверяет ему так же, как и Бурбулис.

– Когда двое, всегда надежнее, – сказал Акоп. – Во как я им сейчас понадобился!..

Осторожно вошел охранник и протянул Юзбашеву записку.

– Извини… – Акоп заглянул в листок. – Я занят, – сказал он охраннику. – Ждать!

Дом был большой и нелепый. Слишком широкий, по всюду – криво, небрежно развешанные картины старых мастеров.

Алешка не разбирался в живописи, но сразу видно: кар тины глубокие, русская классика. Если море, то, наверное, Айвазовский…

– Ты Руцкого хорошо знаешь?

– Знаю, Яков Борисович. Знаю, но плохо. А хорошо Руцкого никто не знает. Только те, наверное, кто с ним воевал…

Акоп внимательно посмотрел на Алешку:

– Вице-президент, которого никто не знает? Сильно! А с Гайдаром у него как?

– Мальчик. В розовых штанишках… – Алешка вдруг понял, что Акоп невозможно обмануть. – У меня с Руцким только что интервью было. Он так сказал.

– Ты что, журналист?

– Ага… Хотя выгоняют. «Известия».

– За что выгоняют?

– На повышение иду, Яков Борисович.

– Журналист – и на повышение? Ерунда, парень… – удивился Акоп.

– Ага! Ерунда. Я тоже так думаю.

Акоп открыл бар:

– Водочки не желаешь?

– Увольте, пока без благовременья… – важно ответил Алешка.

Не так давно он смотрел по телевизору «Егора Булычева», и фраза ему приглянулась.

– А пиво хорошее… по времени? – поинтересовался Акоп.

– Пиво хочу, Яков Борисович…

Акоп достал две банки «Туборга».

– Не стесняйся.

– Стесняюсь, Яков Борисович.

– Не стесняйся, говорю!..

Акоп не любил, когда его называли Акопом. Для всех (даже для сына) он был только Яков Борисович.

– И что твой Руцкой?

– Руцкой… – Алешка чувствовал себя не в своей тарелке, – Руцкой, наверное… хороший человек. Но нельзя простить ему моральный идиотизм.

– Как-как?

– Все, что Руцкой говорит, переодетая конъюнктура, Яков Борисович…

– Все они конъюнктура! – махнул рукой Акоп. – А Гайдар? Это не конъюнктура? Кто с Запада, так он в рот тому сразу заглядывает. Не конъюнктура? На русскую водку увеличил акциз! А на их «Роял» и «Абсолют» – наоборот, сразу, как пришел, снизил таможню! На границе, в Чопе, фуры со спиртом на тридцать километров сейчас выстроились, к нам прут, к Новому году. Это как? Это не диверсия… говори?

Лицо Акопа почему-то стало вдруг детским, даже губы округлились и беспомощно вылезли вперед.

– Капитализм… он же разный, парень! Есть капитализм организованный. Умный. А есть, как у этих, стихийный. В наших условиях – бардак. Значит, ты, Гайдар, сделай по уму: сначала дай русским заводам подняться, а уж потом «Роял» завози. Так? Так. Думать же надо! О нас. А он – о них думает. В рот им глядит. Видно у них зубы лучше. – Ты к нам, к нам иди, Гайдар, но не с акцизами, а с кредитами, ведь когда мы отстроимся, когда поднимемся, мы же между собой конкурировать начнем, значит, цены в итоге понизятся и голодных – не будет.

Сделай, Гайдар, как Китай! Как немцы западные в 46-м… Рынок строишь? Строй, если умеешь. На здоровье. Только зачем же ты, Гайдар, сейчас уничтожил 27 тысяч колхозов?.. Тебя кто просил? Рынок просил?..

– …сколько, сколько?.. – перебил Алешка.

– 27. Тысяч! Они, бл, мешали? Полностью обеспеченные техникой, с МТС, как у нас в Пушкине. Гайдар, ты для кого рынок строишь? Для нас? Или для них?.. Зачем Россию отдаешь? Моя водка лучше, чем «Роял»? Попробуй, сука! Гайдар, ты в водке понимаешь? А?!

Когда Акоп нервничал, у него сразу появлялся армянский акцент.

– А у м-меня ощущение, что Гайдар только для них старается. Он же считает себя их учеником!..

– Так вообще же жрать было нечего, Яков Борисович! Вспомним 91-й…

– А, слушай! Жрать было нечего, это государственные магазины. Но в каждом магазине… – что с тобой, забыл? – имелся коммерческий отдел. Они же все скупили! Магазины. Сами у себя. По дешевке покупали. А продавали уже задорого, как и кооперативы, ибо коммерческий отдел – это уже частная собственность, тот же кооператив. А у кого они купили, гордой? Не у государства?

Алешка молчал.

– Это ж нэп – верно?! Чистый нэп двадцатых годов, 339 когда Владимир Ильич сообразил наконец (только не говорил никому), что их социализм – это полное говно, и вернулся к тому, что знал с детства…

И опять Алешка молчал. А что тут скажешь?

– Ты смотри, – спокойно продолжал Акоп. – Немцы после войны… что те, что эти… они ж шнапс не в России, не у Иосифа Виссарионовича покупали, хотя в России он явно был лучше, а себестоимость спирта тогда – четыре копейки литр!

Нет, дорогой: немцы сразу, с первых же дней, свое производство поднимали! А в России водка – это ж… вторая национальная валюта!

– Согласен… – кивнул Алешка.

Он ему чем-то нравился, этот дядя: говорит прямо, все как есть, не играет, хотя Алешка – журналист, только дураки перед журналистами раскрывают душу.

Так, не стесняясь, говорят обычно только чекисты. Или Акоп у них «на подписке»?..

– Я вот, – Акоп помедлил… – я Андропова не уважаю. Он всегда меня притеснял. Я вообще никому не верю в правительстве. И тебе не советую верить. Но Андропов и его псы гонялись за мной по закону. И не потому, что Яков Борисович делал плохую водку. А потому что свою водку, государственную водку, они продать не могли!

Я мешал. Их водка дороже! Я что, дурак, делать водку дороже государственной?

Но мой шнапс, парень, был с качеством. На мытищинской воде. Я сам его пил. Друзьям посылал. – Или Гайдар решил просто с Россией не связываться? На кой черт, Гайдар, ты тогда нужен? Спирт «Роял» без акциза как высшая победа демократии? Совсем ошалели? Сколько сейчас народу им потравится, дай срок! – А интеллигенция твоя, парень, просто… партия дураков, вот что я думаю: просрали они Россию под видом демократии, из такого отстоя, как сейчас, уже хрен выберешься. Руцкой – идиот, но он же прав! Идиоты… – вот время, да? – идиоты сейчас правы…

В какой-то момент Алешке показалось, что Акоп будто составляет план его будущей статьи.

– Руцкому передай: не поеду. С радостью, мол. Но не поеду. Знаешь почему? На столике – вон, курская газетка лежит. 90-й год. Март, по-моему. Дай, гляну, – Акоп взял в руки потрепанную, с дыркой, «районку».

– Ну да, 29-е. Читай! Вслух.

Алешка осторожно развернул газету. На первой полосе – выступление Руцкого в Железногорске, в местном райкоме партии. Заметка была расцвечена красным фломастером, а один абзац жирно выделен в квадрат.

– Читай!

– «Я – русский полковник, мне стыдно за этих демократов. Я был на митинге в Лужниках и посмотрел, какое хамство со стороны Афанасьева, Ельцина. Они и на Владимира Ильича руку подняли! Они, эти подонки, рвутся возглавлять российское правительство…»

– Вот, парень… – Акоп раскраснелся и совершенно по-детски смотрел на Алешку. – Руцкой, ты говоришь, мастер… да? Какой он мастер, что с тобой?! Неблагодарный нищий, вот он кто!.. – Теперья ему понадобился, – а? Скажите, пожалуйста!.. Значит, деньги будет просить. За дружбу. За все сразу!

– Интересно, Ельцин куда смотрит?.. – протянул Алешка.

– Ельцин? Сердца у него не хватает, парень, – сердца!

– А вы… мафия, Яков Борисович? – вдруг спросил Алешка. Если у него вдруг появлялись какие-то вопросы, он и сам уже не понимал, зачем он их задает.

– Некультурный ты, – засмеялся Акоп. – Большой бизнес, парень, это всегда… хорошая компания, потому как он не делается в одиночку. В этой компании важно только уметь поделить деньги. Русские, знаешь, как делят деньги? Как Попандопуло в Малиновке. Не потому, что жадные, – нет! Из принципа. И – сразу ссорятся. А мы, армяне, хитрее, чем русские. Мы если и ссоримся, то не в первый день. Мы ссоримся, когда можно поссориться. Поэтому с армянами приятно иметь дело. Нас весь мир уважает.

Ты знаешь, парень, что в Англии попытка переспать с принцем-консортом (или принцессой-консортом) рассматривается как заговор против государства? Карается смертной казнью. До сих пор! Вот это я понимаю! Так вот, мальчик, настоящий бизнесмен – это как принц-консорт. Настоящий бизнесмен – это национальное достояние. Пойми, брат: если б не мафия, рубль в России давно бы грохнулся. Только мафия сейчас рубль держит. Не Гайдар же! Мафии рубль нужен. А Гайдар сюда доллары запустил. Была б моя воля, парень, я б по десять лет тюрьмы давал. Знаешь, за что? За оскорбление чувств верующих в рубль!

Почему, скажи, все крупные воры сейчас уничтожены? Все до одного, вот только Хасан держится. А? Чтоб не мешали правительству воровать, вот почему…

– То есть Ельцин… – Алешке хотелось поменять тему разговора, – Ельцин, Яков Борисович, будет несчастьем России, так… выходит?

– Не знаю я, парень. Он с Урала, да? Урал это уже не Европа. Но и пока не Азия. Он из двух половинок, этот Ельцин. Азиопа. Если в нем европеец победит – одно. А если азиат… впрочем, чего гадать, все станет ясно, знаешь, как быстро…