Текст книги "История русской социологии"

В перспективе мирового и особенно европейского опыта весьма информативно обращение к русскому варианту либерализма. Прежде всего, обращает на себя внимание большая историческая специфика русского варианта. Если в Европе либерализм, как мы видели, глубоко уходит корнями в историческое прошлое, имеет широкую социальную опору в виде растущей буржуазии и выступает длительное время как активная (а то и господствующая) политическая сила, то в России не находим ничего подобного. Здесь либерализм не имел глубоких корней в прошлом страны, возник очень поздно и не опирался на сколько-нибудь широкие слои населения, был тесно связан с правящим классом и государством, а потому не мог претендовать на активную политическую роль.

Как это часто случается в истории мысли, многие из тем, длительное время казавшихся совершенно ясными и даже доведенными до хрестоматийной очевидности, с течением времени оказываются при ближайшем рассмотрении далеко не такими простыми. Именно так обстоит дело с воззрениями народничества в наши дни. Нельзя сказать, что проблема эта не разрабатывалась в отечественной литературе. Совсем напротив её изучение являлось одним из магистральных направлений всех работ по истории революционного движения в России. Однако, будучи изначально догматизированной, данная проблематика могла разрабатываться главным образом чисто эмпирически, путем экстенсивного накопления конкретных данных об отдельных мыслителях, их творчестве, вкладе в развитие общественной мысли. В то же время моно констатировать, что народническое мировоззрение как определенная и в известном смысле целостная система взглядов, имевшая характерные черты и наложившая отпечаток на политическое сознание ряда поколений русской интеллигенции, еще только начинает становиться предметом систематического изучения175175
  Специальное обращение к социологическим взглядам народников можно найти в следующих работах: Vicinich A. Social thought in tsarist Russia: The quest for a general science of society, 1861–1917. Chicago – London, 1976; Nowikow N. Soziologie in Russland. Wiesbaden, 1988.


[Закрыть].

Представляется целесообразным проанализировать воззрения русского народничества в основных, существенно общих его чертах на всем протяжении его развития с точки зрения его позитивного вклада в научную мысль, прежде всего политическую социологию.

При изучении проблем философского, национального и революционного развития весьма перспективным оказывается рассмотрение их в контексте теории модернизации, позволяющей объяснить, в частности, ориентацию передовых сил общества на опыт передовых стран мира, европеизацию. Известно, что общественная мысль практически всех развивающихся стран, вставших на путь модернизации, т. е. догоняющего развития, представлена двумя основными течениями: одно из них (консервативный национализм) отстаивает, как правило, начало самобытности и своеобразия национального развития, другое (сторонники модернизации), напротив, считает национальное развитие формой проявления общих закономерностей, а потому исходит из возможности их ускорения, путем заимствования опыта других, более передовых, прежде всего европейских стран. Исходя из этого, центральной темой споров и разногласий между этими течениями оказывается вопрос об отношении к передовой европейской цивилизации, ее ценностям, возможности или невозможности их заимствования или пересаживания на национальную почву, короче – к процессу европеизации страны. Этим во многом объясняется двойственность положения национальной интеллигенции в условиях модернизации. С одной стороны, отстаивая прогрессивные социальные перемены, интеллигенция объективно выступает как порождение и основной инструмент проведения европеизации, с другой, отстаивая свою национальную принадлежность и идентификацию, выступает против нее. Таким образом, объясняется постоянное присутствие в русской интеллигенции, вплоть до сего дня, двух основных течений, различающихся по их мировоззрению, философским основаниям, по месту в истории русской культуры. Столкновение просветителей и крепостников в XVIII в., славянофилов и западников в первой трети XIX в., народников и марксистов, сторонников американского и прусского пути хозяйствования, почвенников и западников нашего времени – все это этапы развития русского национального самосознания в ходе модернизации страны.

Общий взгляд на русское народничество с этой точки зрения позволяет констатировать, что оно, несомненно, представляет собой специфическую и одну из наиболее ранних разновидностей популистской идеологии, свойственной вообще развивающимся странам нового и новейшего времени. Основными чертами этой идеологии повсюду являются: негативное отношение к капитализму как силе, оказывающей разрушительное влияние на традиционный уклад жизни, нормы и ценности; представление о возможности движения вперед, минуя данную стадию общественного развития; вера в потенциальные возможности традиционных институтов для построения передового общественного строя, под которым, как правило, подразумевается социализм. Эти постулаты находят выражение в убеждении о самобытном характере развития данной страны, в идеализации народных масс, представлении о долге передовой части общества – интеллигенции перед народом. Фундаментальное противоречие данной идеологии состоит в глубоком несоответствии целей (модернизации и рационализации) и средств их достижения (традиционные институты, нормы и ценности), что, в конечном счете, ведет к утопизму и нечеткости программы, а отчасти к разногласиям в политической организации и методах борьбы. Интерпретируя русское народничество в рамках теории модернизации и догоняющего развития, мы лучше поймем как общие, популистские его черты, так и специфические – свойственные ему как определенному и весьма широкому течению философской и социальной мысли определенного периода.

Можно выделить собственно три основных этапа кристаллизации народнической доктрины в соответствии с ее движением к социальной практике. Это, во– первых, формирование общих идей народнического мировоззрения в трудах его основателей – А.И. Герцена, Н.Г. Чернышевского и М.А. Бакунина, которые, однако, были во многом шире своих последователей из среды народничества. При всех существенных различиях в их воззрениях, составивших основу различных течений в истории русского революционного (в том числе и народнического) движения, общим для них стало применение гегелевской философии (диалектики) для объяснения социальных противоречий, материалистический (в стиле Фейербаха) взгляд на природу и общество, обоснование идеи о возможности особого, отличного от западного, пути построения передового общества в России или так называемого «русского социализма». Данное убеждение, насквозь утопическое и сыгравшее, как мы теперь хорошо знаем, роковую роль в русской истории, стало, тем не менее, краеугольным камнем теории и практики отечественного популизма. Действительно, для социальной программы всего последующего революционного движения (независимо от того, признавали его представители развитие капитализма в России или нет) было свойственно крайне отрицательное отношение к капитализму, буржуазным отношениям вообще, представление о нежелательности для России развития по европейскому (т.к. капиталистическому) пути и, наоборот, стремление всячески обойти или перепрыгнуть эту стадию общественного развития.

Для объяснения природы такого мировоззрения важно понять объективные тенденции социально– экономического развития страны в середине XIX в. Несмотря на свою политическую и военную силу, Россия, в результате господства крепостнических отношений, оказалась на периферии мирового экономического развития. Осознание этого факта передовыми умами эпохи ставило их перед известной дилеммой интеллигенции всех развивающихся стран – выбором перспективного пути социального развития. Обращаясь с этой целью к европейской модели цивилизации, радикальные интеллектуалы осознавали, что Россия уже в силу своей отсталости не может развиваться подобным образом, последовательно проходя все стадии эволюции в направлении капитализма, а кроме того, считали такой путь неприемлемым с социальной и нравственной точек зрения. Следует напомнить, что именно в это время промышленный переворот в странах Западной Европы привел к наибольшему обострению классовых противоречий, вызвав целый ряд революционных взрывов. Отсюда проистекает поиск особого пути, сознательный поиск тех специфических свойств и институтов социально-экономического строя России (прежде всего община), которые делают возможным особый, самостоятельный путь страны к свободе.

В этом отношении народники оказывались прямыми последователями славянофилов, хотя и не обязательно разделяли их мистическую веру в особые свойства и историческое предназначение русского народа. Их мировоззрение представляло собой поиски альтернативы западному пути социального развития, стремление к синтезу особенностей национального уклада и преимуществ модернизации. Такой синтез мог быть осуществлен лишь на основе утопического социального идеала, каким и стал для народников социализм и коммунизм. Поэтому критика капитализма объективно превращалась у народников в отрицание достижений цивилизации вообще, в проповедь разрушения основных ее институтов и ценностей. Наиболее законченное выражение данный взгляд нашел в анархической доктрине, идеалом которой является общественный строй, гарантирующий полную свободу, когда происходит уничтожение всяких государственных форм, обязательных законов или каких-либо принудительных институтов. Отмена собственности, государства и семьи выступает при этом как важнейшее средство достижения коммунизма. Основу такого взгляда на общество находим уже у Ж. -Ж. Руссо, который считал, что путь к свободе, равенству и братству в его своеобразной (чисто популистской) трактовке этих понятий лежит через уничтожение частной собственности, торжество народного суверенитета и вообще возвращение к естественному состоянию. Если добавить к этому, что решение аграрного вопроса Руссо усматривал в уравнительном распределении земли, то станет совершенно ясно, что в его лице мы имеем одного из предшественников (наряду с Прудоном и Штирнером) русского популизма народников и анархистов. Отметим в этой связи, что многие идеи Герцена, Чернышевского и особенно Бакунина стали основой обоих течений.

Важной особенностью этих идей, которая в разной мере присуща всем указанным мыслителям и их последователям, является их крайняя неопределенность в решении центральной проблемы всякого социального движения – вопроса о будущем устройстве общества. Чрезвычайно сильные в своей критической части, эти теории оказываются совершенно беспомощными в объяснении того, каков будет механизм функционирования проектируемого общества, гарантии свободы индивида в нем. Примером тому могут служить сладкие мечты Руссо о возвращении к первобытному строю, обернувшиеся террором якобинцев, размышления Чернышевского о народных мастерских, известный тезис П.А. Кропоткина о взаимопомощи как факторе эволюции и основе рационального общественного устройства.

Все сказанное не означает, разумеется, что народничество и анархизм суть совершенно тождественные понятия. Нам представлялось важным указать здесь лишь на ряд фундаментальных общих признаков обоих течений, определяющихся самой их основой – популистскими настроениями революционной интеллигенции. Именно здесь коренится, на наш взгляд, ряд объективных свойств, получивших развитие в народническом движении последующего времени. К их числу относятся убеждение в том, что решение социального вопроса должно предшествовать каким-либо политическим установлениям, презрение к государству и праву как средствам социального регулирования, нравственное сознание как единственная реальная основа социальной практики, наконец, тезис о решающей роли личности в истории.

Следующий этап развития народнической доктрины представлен учением уже собственно народнических идеологов – П.Л. Лаврова, Н.К. Михайловского и П.Н. Ткачева, много сделавших для обоснования массового движения молодежи в народ, а также создания народнических организаций. В этом отношении их идеи способствовали мобилизации интеллигенции на решение задач, вытекающих из народнической программы переустройства общества. В философском плане данный период характеризовался окончательным переходом народников от метафизики германских философских систем на позиции так называемого реализма или позитивизма, наметившимся уже ранее. На этой основе возникла известная «субъективная школа» в социологии, составившая основу практической политической деятельности интеллигенции.

Остановимся подробнее на основных компонентах социологической теории народничества. К их числу относятся: обоснование субъективного метода; теория факторов общественного развития; вытекающая из нее теория прогресса и, наконец, взгляд на роль личности в истории. Существо рассматриваемой социологической теории вытекает во многом из социальных корней народничества как популистского движения, имеющего национальную направленность и отстаивающего интересы модернизации страны путем использования для этого традиционных институтов. В то же время можно сказать, что народническая социология при всей ее противоречивости представляет значительный самостоятельный научный интерес, поскольку в ней впервые были поставлены многие проблемы, ставшие в настоящее время предметом специального исследования. Социологию народничества можно интерпретировать и как стремление самой интеллигенции определить свое положение в быстро изменяющемся обществе176176
  Данное направление мысли наиболее полно представлено в основных социологических трудах Н.К.Михайловского: Михайловский Н.К. Что такое прогресс? // Отечественные записки. 1869. № 2, 9, 11; Его же. Аналогический метод в общественной науке // Отечественные записки. № 7; Его же. Теория Дарвина и общественная наука // Отечественные записки. 1870. № 3; Его же. Борьба за индивидуальность (социологические очерки) // Отечественные записки. 1875. № 10; Его же. Герои и толпа // Отечественные записки. 1882.


[Закрыть].

Известно, что в России, вероятно, более чем в какой-либо другой отсталой стране, интеллигенция оказалась практически в полной социальной изоляции. В силу своего положения в обществе, образа жизни и образования она была, с одной стороны, совершенно непонятна народу, а с другой – отчуждена от политической власти, охраняющей и закрепляющей необходимости ускоренной модернизации, интеллигенция оказывалась наиболее активной силой по ее проведению. В результате практически неизбежным становился ее конфликт с обществом в целом, социальным и политическим строем, что находило выражение в отчуждении интеллигенции от него и противопоставлении себя ему. Несомненно, с этим связано стремление интеллигенции к легитимации своей деятельности в глазах если не современников, то истории, к ее теоретическому обоснованию. С этим связаны философские искания, споры о мировоззрении, борьба за идеалы, столь характерные для русской интеллигенции. Обращение к различным западным философским системам – Шеллинга, Гегеля, Маркса, Конта, последовательно сменявшим друг друга в истории европейской философской мысли, было призвано создать единый взгляд на общество, найти магистральную линию социального преобразования, определить свое место и возможности в нем. Для русских радикалов, какими были декабристы, народники, марксисты, эти споры о принципах приобретали гораздо большее значение, чем даже для их европейских создателей, поскольку были непосредственно связаны с социальной практикой – политической борьбой. Вся новая, разночинная интеллигенция родилась и выросла в этом революционном настроении, в этом почти инстинктивном стремлении к бунту. Теоретической основой такой социальной ориентации становился, как правило, либо примитивный материализм, либо субъективный метод177177
  Основные социологические труды П.Л.Лаврова: Лавров П.Л. (Миртов П.). Задачи позитивизма и их решение // Современное обозрение. 1868. № 5; Его же. Исторические письма. СПб., 1870; Его же. О методе в социологии // Знание. 1874. № 1; Его же. Формула прогресса Н.К. Михайловского. СПб., 1906.


[Закрыть].

По мнению теоретиков народничества, позитивизм О. Конта как раз и являлся тем учением, которое дало синтез беспристрастного и свободного от оценочных суждений, т. е. истинно научного, анализа действительности с возможностью вмешательства в нее субъективного элемента – личности, в задачу которой входит переустройство мира на основании разумных, рациональных и справедливых начал178178
  Лавров П.Л. Исторические письма. СПб., 1905. С. 9.


[Закрыть]. «Исключительно опытное происхождение наших знаний, их относительность, невозможность познать сущность вещей и, вследствие этого, необходимость довольствоваться только оценкой взаимных отношений между явлениями и отсюда выводить из законы, подчиненность известным законам как явлений физических, так и социальных, – суммировал Н.К. Михайловский, – таковы основные философские принципы, выставленные новыми теориями в более или менее определенной форме и в более или менее широких обобщениях»179179
  Михайловский Н.К. Что такое прогресс? Пб., 1922. С. 97.


[Закрыть]. Принимая эти философские принципы, Михайловский считал, однако, что позитивистский анализ следует дополнить каким-либо руководящим принципом, целевой установкой для правильной ориентации деятельности индивида. С этих позиций Михайловский выступает с критикой учения Конта, считает Михайловский, устранил из философии телеологию, без которой невозможно существование правил морали, т. е. признания определенной деятельности положительной или отрицательной. Коренным недостатком Контовой системы является связанное с этим «устранение субъективного метода из области вопросов социологии, этики и политики». В результате такой интерпретации позитивизма сам Михайловский приходит к совершенно субъективной трактовке этих областей знания. «Человек, – заявляет он, – может познавать только явления и те постоянные отношения, в которые они становятся друг к другу. Сущность вещей – вечная тьма. Нет абсолютной истины, есть только истина для человека, и за пределами человеческой природы нет истины для человека»180180
  Там же. С. 153.


[Закрыть].

С этими общими установками философского характера связана известная народническая теория факторов, ставшая основой взгляда на общество и получившая более четкое обоснование в последующий период. Суть данной теории, вытекающей непосредственно из позитивистского метода, состоит в том, что история человечества отнюдь не является каким-то единым закономерным процессом, проходящим определенные объективные стадии, фазы в своем развитии и подчиненным какой-либо высшей цели. Этот взгляд Гегеля и Маркса был совершенно чужд народникам. История для них представляет собой вполне хаотическое действие различных сил или факторов, ни один из которых в принципе не может быть признан самым влиятельным, решающим. Всякое историческое событие соответственно с этим может быть интерпретировано как результат определенной комбинации всех имеющихся факторов в данную историческую эпоху, а его научное изучение предполагает выявление и анализ взаимодействий между ними. При таком подходе к истории, свойственном историкам неокантианской направленности, на первой место выступает не поиск закономерностей исторических процессов и явлений, а анализ каузальных (причинных) взаимоотношений между ними, позволяющий приблизиться к пониманию истории, которая, однако, остается «вещью в себе», недоступной нашему окончательному пониманию.

Уже у Лаврова, например, мы находим вполне завершенное представление о том, что история человечества сама по себе лишена какого-либо внутреннего смысла. Этот смысл приносится в нее извне, человеческим сознанием. В соответствии с этим группировка фактов истории проводится ученым, исходя из его внутреннего убеждения в их значимости, положительном или отрицательном характере. Еще более определенно теория факторов разрабатывалась Михайловским. Для понимания социальной динамики, считал он, важно проанализировать движение всех общественных элементов, а не какого-либо одного из них, как это делают марксисты. «Мы ищем, – отмечал он, – не истории войны, торговли, экономических отношений, верований, нравственных, этических идеалов и т. д. Мы ищем законов, управляющих единовременным движением всех этих элементов». Важно отметить, что в рассматриваемый период эти идеи отнюдь не являлись господствующими и Михайловскому принадлежит та заслуга, что он впервые сформулировал их достаточно четко в русской социологической литературе. Так, он весьма активно выступает против монизма в философии и социологии. «Если мы, – считает он, – ухватимся за один какой-нибудь социальный элемент, почему-либо бросившийся нам в глаза, и по движению этой части будем судить о развитии целого, то вся история, естественно, окрасится для нас односторонним и ложным светом». С этих позиций Михайловский подвергает критике различные однофакторные теории прошлого и современной ему эпохи, например, представление Боссюж о роли христианства в истории. Он не скрывает своего скептицизма и в отношении либеральной теории, выдвигающей при объяснении истории на первый план такой фактор, как стремление человека к свободе. Отрицает он и концепцию Маркса о решающей роли экономических отношений в ходе общественной эволюции.

Развивая взгляды Лаврова, Михайловский пришел к следующей формуле: «Общество представляет собой арену бесчисленных действий и противодействий, и в то же время все его элементы находятся в теснейшей между собою зависимости, друг друга обусловливая. Так что в этом случае нам предстоит дилемма: или полное и всестороннее уяснение, или никакого уяснения даже развития частного факта»181181
  Там же. С. 92.


[Закрыть]. Разрешение данной дилеммы виделось народникам в особой теории прогресса, которая является, пожалуй, наиболее оригинальной и своеобразной частью их воззрений.

Прежде всего, обращает на себя внимание тот живой интерес, который народнические мыслители проявляли к проблеме прогресса, являющейся одной из центральных во всей мировой философии. Интерес этот был связан, несомненно, со стремлением преодолеть ограниченность чисто позитивистского понимания общества, с одной стороны, и обосновать активную социальную позицию интеллигенции в борьбе за социальный идеал – с другой. Как известно, позитивистская философия, подходя к объяснению социальных явлений с точки зрения социальной статики и социальной динамики, в принципе не вкладывает в эти понятия каких-либо оценочных суждений. Более того, классический позитивизм считал своим основным достижением как раз то, что он освободил науку от различных наслоений вне научного, метафизического свойства, создав тем самым основу для подлинно научного образования понятий, нейтральных по отношению к ценностям ориентациям того или иного направления, школы или отдельного исследователя. Полностью принимая этот взгляд, ставший основой теории факторов в объяснении исторического процесса, народники оказывались перед проблемой невозможности обоснования какой-либо деятельности по преобразованию общества научный путем. Ведь позитивизм, настраивающий исследователя на изучение фактов сущего – реальной действительности, ничего не говорит о возможности понимания должного, т. е. того разумного социального устройства, к которому следует стремиться. Более того, с точки зрения позитивизма логическим (индуктивным) путем вообще невозможно обосновать какой-либо социальный идеал. Следуя духу и букве учения О. Конта, саму эту идею следует признать бесполезной и даже вредной.

Столкнувшись с этим фундаментальным для их мировоззрения затруднением, народники нашли выход из него в создании особой теории прогресса, который в их понимании был не только и не столько онтологическим атрибутом, сколько гносеологическим понятием – в том виде, как ее сформулировал первоначально Лавров, представляла собой оригинальный синтез позитивизма Конта и своего рода категорического императива – установки на сознательное изменение действительности в лучшую сторону. Имелось в виду утвердить в обществе нравственный идеал, который неизбежно должен возобладать как единая, общая для всех истина. В соответствии с этим Лавров определял прогресс как «процесс развития в человечестве истины и справедливости, путем работы критической мысли личностей над современной культурой»182182
  Там же. С. 93; Лавров П. Формула прогресса Н.К. Михайловского. С. 41.


[Закрыть]. Можно констатировать, что такая формула прогресса во многом совпадала с его трактовкой просветителями и школой утилитаристов, для которых прогресс представлял собой максимальное благо максимального числа людей. Поэтому к народнической теории прогресса во многом могут быть отнесены и те упреки, которые традиционно адресовались по этому поводу утилитаристам.

Основным положением всей философии просвещения являлся, как известно, тезис о том, что человек как разумное существо, способное учиться на ошибках, по природе своей добр. Люди совершают те или иные ошибки и преступления не потому, что они злы, а исключительно под влиянием страсти, аффекта или же от неразумения, непонимания своих истинных интересов. Задача, следовательно, состоит в том, чтобы объяснить людям их истинные интересы, что заставит их действовать более рационально, а в конечно счете и более нравственно. Такова была основная идея эпохи просвещения, которую в полной мере разделяли народники. Современному читателю не нужно объяснять, что данные принципы оказались утопическими и не подтвердились в ходе последующей истории. Нам важно, однако, подчеркнуть их место в воззрении народников и, в частности, в их теории прогресса.

Развивая концепцию прогресса Лаврова, Н.К. Михайловский попытался дать ей несколько новое обоснование. В своем наиболее крупном теоретическом труде, специально посвященном данной теме, Михайловский, отталкиваясь от учения таких мыслителей, как Спенсер и Конт, в качестве главного критерия прогресса выдвинул степень социальной интеграции. Если Г. Спенсер, рассматривавший общество с позиций социал-дарвинизма, связывал прогресс с функциональной дифференциацией в природе, обществе и мышлении, то Михайловский отстаивал прямо противоположную идею. «Прогресс, – писал он, – есть постепенное приближение к целостности неделимых, к возможно полному и всестороннему разделению труда между людьми. Безнравственно, несправедливо, вредно, неразумно все, что задерживает это движение. Нравственно, справедливо, разумно и полезно только то, что уменьшает разнородность общества, усиливая тем самым разнородность его членов»183183
  Михайловский Н.К. Что такое прогресс? С. 215.


[Закрыть]. Конечно, с точки зрения современной социологии, более прав в этом вопросе был, несомненно, Спенсер, а не Михайловский. Тем не менее, точка зрения последнего, служившая основой активной политической борьбы, получила широкое распространение, в том числе и в социологической литературе последующего времени. Можно указать, например, на сходные идеи М.М. Ковалевского, Н.И. Кареева и ряда последующих народнических публицистов. Отметим, что взгляды самого Михайловского на прогресс вовсе не были столь однозначны и неизменны, как это часто предстает из литературы по этому вопросу. В этом отношении интересно обратиться к позднему Михайловскому, взгляды которого хорошо передал В.М. Чернов в своих мемуарах. «Мне, – говорил идеолог народничества своему юному последователю, – ближайший период мировой истории рисуется чреватым опасностями и грозами. Вряд ли он будет представлять собою линию общественного подъема, во что так соблазнительно верит молодость. В свое время и я отдал дань оптимизму – процесс вырождения господствующих классов казался таким быстрым, что думалось, быстро придет и великая историческая ампутация, за которой возникнет новый порядок вещей. Но пришлось убедиться в громадной косной силе исторического атавизма, налагающего свою печать на целые эпохи»184184
  Чернов В.М. Перед бурей. Воспоминания. Нью-Йорк, 1953. С. 61.


[Закрыть].

В чем же состояла причина столь радикального изменения мировоззрения ведущего теоретика народничества? Прежде всего, вероятно, в ощущении утопичности народнического идеала в целом. «Я не сомневаюсь в том, – говорил он Чернову, – что в России будет революция, но и в том, что в ней будут революции… «Толпа» имеет своих собственных «героев», которых порождает и свергает по собственному капризу. Интеллигенция менее всего имеет шансы попасть в «герои» к «толпе»… И хорошо, если нынешние судороги – предсмертные судороги «толпы», родовые корчи, за которыми последует нарождение народа. Но я очень боюсь, что все это еще только ложные роды»185185
  Чернов В.М. Перед бурей. Воспоминания. Нью-Йорк, 1953. С. 61.


[Закрыть]. Здесь перед нами уже не наивный мечтатель, понимающий прогресс как нравственное самоусовершенствование, а человек, начинающий смутно предчувствовать последствия того рокового пути, который привел к торжеству толпы и истреблению интеллигенции.

Важным самостоятельным компонентом социологического учения народников является концепция роли интеллектуального меньшинства в развитии общества, вообще – роли личности в истории. Мы видели, что вся народническая социологическая доктрина может быть во многом понята как интерпретация самой интеллигенцией своей роли в процессе модернизации. Вся логика этой доктрины, с ее субъективизмом и волюнтаризмом, радикализмом требований и прагматической направленностью на достижение немедленных социальных преобразований, предполагала наличие некоего интеллектуального или организационного центра, который сосредоточивал бы управление всем ходом событий. Фактически мы имеем дело с прообразом известной теории «властвующей элиты», ставшей едва ли не наиболее крупным достижением социологической мысли на рубеже XIX–XX вв. Согласно данной теории, всякое общество, социальное течение или тем более конспиративная организация революционеров с точки зрения их управления могут быть подразделены на два основных слоя – управляемое большинство и управляющее меньшинство, которое концентрирует в своих руках власть, богатство и престиж по мере их приобретения. Указанная объективная тенденция, которую Р. Михельс образно назвал «железным законом олигархии», особенно четко проявляется в политических организациях с жесткой структурой, например партиях вождистского типа. Известно, что в истории русского освободительного движения существовала целая традиция такого рода организаций, представленная, прежде всего, их народническими вариантами. Самым ярким примером в этом отношении является, разумеется, «Народная воля», послужившая моделью последующих революционных партий сходного типа. В связи с этим целесообразно подробнее рассмотреть теоретические основы данной социальной практики, получившие развитие в трудах, прежде всего, народнических идеологов.

Значение революционной элиты виделось различным мыслителям не одинаково в соответствии с тем, какие задачи ставили они перед движением в целом. Например, П.Л. Лавров видел в ней своего рода катализатор основных социальных процессов, средство их стимулирования и ускорения, а ее задачу усматривал, прежде всего, в просвещении народа, в распространении в его среде здравых представлений и передовых социальных идей. Основные надежды он возлагал при этом на интеллигенцию, точнее, ту ее часть, которая, сознательно освободившись от буржуазных предрассудков, образа жизни и связанных с ними привилегий в обществе, жертвует собой ради народа186186
  Лавров П.Л. Исторические письма. С. 68.


[Закрыть].

Более радикальные народнические мыслители и практики, например Ткачев и Нечаев, рассуждая сходным образом, обосновывали идею создания особой конспиративной революционной организации, в задачу которой входит подготовка и осуществление переворота с целью захвата власти и проведения демократических преобразований. Критически мыслящее меньшинство, обладая ясным пониманием своих исторических задач и волей к власти, не должно считаться с настроениями темных и необразованных масс, но должно использовать их для осуществления социальной революции. Отсталость России и отсутствие в ней развитых буржуазных отношений, согласно данной точке зрения, являются не столько помехой, сколько преимуществом для революционеров, поскольку облегчают их задачу – захват власти и последующее ее удержание за счет умелого манипулирования массами187187
  Данный взгляд развивал еще Н.А. Бердяев: Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990.


[Закрыть]. Эта макиавеллиевская тактика, в полной мере раскрывшаяся в связи с делом Нечаева, оттолкнула от себя широкие слои русской общественности, однако не была преодолена полностью.