Текст книги "История русской социологии"

С этим связана важная особенность всего русского политического процесса и умонастроений интеллигенции – стремление к достижению поставленных целей, не считаясь с потерями и средствами их достижения, которые постоянно рассматривались как нечто второстепенное. Исключительно важным следствием этого является правовой нигилизм – негативное отношение к праву как инструменту социального регулирования, что вообще свойственно интеллигенции отсталых стран205205
  Wartman R.S. The development of a Russian legal consciousness. Chicago, 1976.


[Закрыть]. Презрение к праву, стремление оказаться вне его или над ним свойственно в равной степени как консервативной, так и радикальной тенденциям русской общественной мысли. Примерами этого могут служить, с одной стороны, анархическая теория Л.Н. Толстого, отвергавшего право во имя внутреннего нравственного самоусовершенствования, и с другой – теория классовой интерпретации права, трактующая его лишь как волю определенных классов, способ проведения в жизнь их социальных интересов. Констатируя эти общие тенденции, мы, однако, не должны впадать в телеологию, поскольку реализация закономерностей на практике может иметь различные исторические формы. Как писал, например, Л. Шапиро, ученому следует отбросить легенду об отсутствии для России иного пути, кроме черной реакции и красной революции206206
  Schapiro L. 1917: The Russian revolution and the origins of presentday communism. Hounslow, 1984.


[Закрыть].

В данной исторической перспективе русский конституционализм оказывается единственным носителем правовой идеологии, которая должна рассматриваться как его подлинная политическая философия. «Доминирующей русской традиции пренебрежительного отношения к праву, – пишет А. Валицкий, – противостояло нарастающее по силе течение мысли, отстаивающее право и подчеркивающее необходимость превращения России в правовое государство. О силе этого движения можно судить не столько по числу его последователей, сколько по его интеллектуальным достижениям. Этот уровень был очень высок, возможно, слишком высок для того, чтобы быть легко понятым и стать популярным в широкой публике, включая и людей, называющих себя либералами»207207
  Walicki A. Legal Philosophies of Russian liberalism. Oxford, 1987. P. 104.


[Закрыть]. Отрицанию права как способа разрешения социальных противоречий русские конституционалисты противопоставили в преддверии революции доктрину правового государства.

Будучи вождями или видными деятелями кадетской партии, такие крупнейшие юристы, как С.А. Муромцев, П.Н. Милюков, П.И. Новгородцев, Л.И. Петражицкий, В.М. Гессен, считали своей основной задачей и долгом проведение указанных общих принципов в жизнь. При этом некоторые из них, например Петражицкий, Маклаков и др., находили весьма трудным, если вообще возможным, совмещать политическую борьбу с защитой права, осознавая, что в революционные эпохи правовые соображения, как правило, уступают место гибкой политической тактике.

Разрешение указанной дилеммы виделось русским конституционалистам в создании общественно значимых идеалов справедливого общественного устройства, а средством их достижения они считали соединение морали и политики. Развивая эту мысль, один из ведущих теоретиков русского конституционализма П.Б. Струве писал: «Проблема либерализма, как она выяснилась для нас, не исчерпывается вовсе вопросом об организации власти; таким образом, она шире и глубже проблемы демократии; демократия в значительной мере является лишь методом или средством для решения проблемы либерализма»208208
  Струве П.Б. На разные темы (1893–1901). СПб., 1902. С. 539.


[Закрыть]. Исходя из этого, он делал вывод, что «идея абсолютного права… составляет существенное и вечное содержание либерализма». Комментируя эти взгляды. Р. Пайпс подчеркивает, что, хотя либерализм в России как социальное движение потерпел поражение, важность проповедуемых им идей гражданской свободы и представительного правления заслуживает высокой оценки с точки зрения «их действительного исторического значения»209209
  Pipes S. Struve, liberal on the left, 1870–1905. Cambridge, 1970. P. 28.


[Закрыть].

Стремление примирить идеал и действительность, добиться разрешения социальных конфликтов мирным путем привело к созданию концепции правового государства, ставшего одновременно важнейшим программным требованием кадетской партии. По своей юридической природе данный тип государственности рассматривался ими, прежде всего, как антитеза абсолютным монархиям старого порядка, а потому был синонимом государства конституционного. «Правовым государством, – писал В.М. Гессен, – мы называем государство, которое в своей деятельности, в осуществлении правительственных и судебных функций ограничено и связано положительным правом, стоит под правом, а не вне и над ним. Необходимым предположением правового государства является начало обособления властей. Осуществление этого началось, возможно, не иначе, как в условиях представительной формы правления. Поэтому только конституционное государство может быть государством правовым…»210210
  Гессен В.М. Основы конституционного права. Пг., 1917. С. 66.


[Закрыть].

В соответствии с этими общими принципами, известными в наше время как новое мышление, русский конституционализм строил свою программу.

ЧАСТЬ II. Социология среди других общественных наук

Глава 4. Поиск метода социологии
М.М. Ковалевский

Анализ общесоциологической концепции предусматривает, прежде всего, раскрытие ее философской природы, установление тех идей, которые послужили отправной точкой развития мировоззрения мыслителя. Он далее предполагает установление вклада ученого в научную разработку поставленных ранее проблем, а также раскрытие эволюции его взглядов с течением времени. Такой анализ призван дать ответ на вопрос о месте мыслителя в развитии науки и показать. Следовательно, чем его творчество ценно для современников и потомства, каково значение отстаиваемых им идей для науки нашего времени. Обратимся к изучению с этих позиций теоретической основы социологической концепции М.М. Ковалевского. Двумя основными источниками мировоззрения ученого стали позитивистская философия О. Конта и достижения сравнительно-исторического метода в юриспруденции. Рассмотрим каждый из них особо.

Обращение к научному творчеству М.М. Ковалевского убеждает в том, что философские основы его мировоззрения оставались практически неизменными на всем протяжении его исследовательской деятельности. Они сформировались под влиянием позитивизма, и сущность их составляло отрицание метафизических представлений предшествующего этапа философии.

Известно, однако, что, будучи очень распространенным течением философской мысли, позитивизм включал и включает учения различной идейной направленности от тяготеющих к крайнему субъективизму до вполне материалистических, ставящих своей задачей объяснение мира как объективной реальности и стремящихся к установлению законов его развития. В этом отношении позитивизм означал несомненный шаг вперед в развитии философии и послужил основой поступательного движения как естественных, так и общественных наук, обращая внимание исследователей на отыскание реальных причин тех или иных процессов и явлений, управляющих ими законов, а также на анализ самого процесса познания фактов действительности. Именно в таком его понимании позитивизм был свойственен М.М. Ковалевскому и нашел отражение в его творчестве вообще и при разработке вопросов социологии в частности. «Во всех своих работах, – отмечал известный французский социолог Рене Вормс, – Ковалевский подходил к изучению явления с точки зрения исторической и имея в виду его дальнейшую эволюцию. Его заботило выяснить самым тщательным образом формы и фазы такого развития. Обнаруживая философский ум, сформировавшийся в школе позитивной философии О. Конта, он, при реальном складе ума, был в то же время проникнут идеализмом. В глазах Запада – европейского и американского Максим Максимович (Ковалевский) своею личностью представлял как бы символ русской науки в области социальных знаний; с другой стороны, в России его признавали в этой области за человека, который знал и представлял лучшим образом западноевропейскую мысль. Таким образом, он был как бы соединительным звеном между двумя мирами – Западом и Востоком»211211
  М.М. Ковалевский. Ученый, государственный и общественный деятель и гражданин. Пг., 1917. С. 37.


[Закрыть].

Сходным образом оценивает существо воззрений ученого и его русский биограф. «По своему мировоззрению, – отмечает он, – Ковалевский – прежде всего последовательный позитивист, чуждый увлечениям тонкостями гносеологического анализа, часто приводящим исследователя на самую вершину той грани, за которой – метафизика. С последовательно позитивистскими взглядами тесно связана и другая особенность трудов Ковалевского: ко всем вопросам, которыми ему приходится заниматься, – права, политики, социологии, – он предпочитает подходить не как теоретик, а как историк. И, конечно, Ковалевский – историк, прежде всего, но историк с очень определенным направлением, историк-социолог»212212
  Энциклопедический словарь Гранат. 7-е изд., Т. 24. С. 397.


[Закрыть].

Наряду со свидетельствами современников и друзей Ковалевского, как западных, так и русских, для характеристики его философских воззрений и истории их формирования мы располагаем и автобиографическими рассказами ученого. Они тем более ценны, что в его многочисленных специальных трудах, включая работы по социологии и праву, собственно проблемы метода или не рассматриваются вовсе, или затрагиваются лишь вскользь, что лишний раз свидетельствует как об антипатии Ковалевского к «чистой философии», которую он считал метафизикой, так и о принципиальном отношении к доктрине позитивизма, одной из важнейших максим́ которой как раз и является отказ от «вненаучных» построений и гипотез, не опирающихся на факты или не вытекающих непосредственно из их изучения. С точки зрения позитивистских симпатий Ковалевского весьма интересно его подчеркнуто уважительное отношение к фактическому материалу, стремление не выходить за его пределы и вообще избегать какой-либо дедукции. «Мы, – говорил он однажды студентам, – не последуем за тем представителем одной из указанных теорий (Гегелем. – А.М.), который, который, когда ему говорили, что положения его доктрины противоречат фактам, отвечал: тем хуже для фактов. Такое отношение к фактам реальной действительности не может считаться допустимым. Если против нашей теории могут быть приведены те или иные факты и эти факты не могут быть устранены ссылкой на то, что они возникли в случайных условиях, и этими условиями объясняются. То мы необходимо должны пересмотреть наши выводы, которые бы отвечали этим фактам. Факты для нас обязательны, и рассуждать несогласно с фактами мы не можем, желая оставаться на научной почве»213213
  Ковалевский М.М. Общее учение о государстве. СПб., 1909. С. 75.


[Закрыть].

По признанию ряда хорошо знавших его людей, Ковалевский неоднократно отстаивал эту мысль. Он относился к германской правовой и социологической науке несколько скептически именно потому, что в ней всего сильнее выступали эти не нравившиеся ему черты. Вероятно, это скептическое отношение к немецкому идеализму, столь характерное для ученого, появилось впервые еще в его студенческие годы. В своих воспоминаниях «Моя жизнь» Ковалевский рассказывал об этом следующим образом: «Я поглотил несколько томов Лорана – «Этюды по истории человечества», я прочел «Средние века» Галлама, «Истории цивилизации Европы и Франции» Гизо и «историю цивилизации Англии» Бокля. Все эти книги заставили работать мою научную фантазию, но не в направлении к изучению догмы права»214214
  Ковалевский М.М. Моя жизнь // История и историки. М., 1975. С. 267.


[Закрыть]. Нетрудно заметить, что среди перечисленных книг совершенно нет трудов по философии и праву в собственном смысле слова. Вопреки обычному в то время интересу к философским системам Канта, Шеллинга или Гегеля или учениям германских юристов исторической школы права, совершившим переворот в юриспруденции, мы находим обобщающие труды по истории, причем с явно выраженной социологической направленностью. Достаточно сказать, например, что Гизо является создателем концепции феодализма, которая во многом сохранила свое значение до нашего времени, Бокль – одним из основоположников социологического и сравнительно– исторического метода в истории, а Галлам – автором классического труда по истории английских политических учреждений или того строя, который в правовой литературе того времени получил название «английской конституции» средних веков, ставшей, как известно, предметом ряда трудов Ковалевского.

Освоение столь значительного фактического материала требовало его систематизации и делало необходимыми поиски единой объясняющей концепции. Отметим, что еще в более раннее время, благодаря хорошо поставленному классическому образованию, Ковалевский получил довольно полное представление об основных этапах развития философской мысли с древности до нового времени, размышлял над сочинениями Вольтера, Руссо и Монтескье, Священным Писанием, памятниками литературы, истории и права. В студенческие годы внимание Ковалевского привлекали современные ему политические учения – Прудона и Маркса. «Я, – рассказывает он об этом времени, – сблизился с несколькими товарищами, также искавшими не столько науки, сколько, как они говорили, выработки самостоятельного миросозерцания, стал показываться в их кружках, читать рефераты и участвовать в вызываемых ими прениях – одним словом, зажил жизнью несколько забегающего вперед студента, более озабоченного общим самообразованием, чем изучением специальности»215215
  Ковалевский М.М. Там же. С. 268.


[Закрыть]. Такова была та интеллектуальная атмосфера, в которой впервые возник интерес ученого к позитивизму. «Здесь, – говорит Ковалевский, – впервые я услышал имена Конта и Джона Стюарта Милля, и когда в ближайшем году доцент по гражданскому праву Цытович снабдил меня отдельными томами Конта, посвященными социологии, я набросился на них с жадностью, так как знал наперед, что найду в них ответ на всего более волновавший меня вопрос о поступательном ходе развития человечества»216216
  Ковалевский М.М. Мое научное и литературное скитальчество // Русская мысль. 1895. Январь. С. 61–80.


[Закрыть].

В дальнейшем эти интересы не только не ослабевают, но продолжают развиваться, обогащаясь различными новыми идейными влияниями, главным образом западного происхождения. Для их изучения мы также располагаем рядом автобиографических свидетельств, прежде всего статьей «Мое научное и литературное скитальчество», где Ковалевский ставит своей задачей открыто признать те многочисленные влияния, которым он подвергался в своей жизни. Говоря о работе за границей по окончании университета, ученый подробно рассказывает историю своих идейных исканий, приведших к знакомству со многими видными мыслителями того времени. Характерна при этом общая направленность этих исканий, лежащих целиком в русле позитивной науки О. Конта. Так, избрав своей специализацией историю политических учреждений Англии, молодой ученый отправляется в Берлин слушать лекции ведущего специалиста в этой области – Р. Гнейста и ряда других германских ученых. Однако скоро он уже стал испытывать критическое отношение к ним. Сам Ковалевский объясняет это известной политической заданностью и формальным характером преподавания права в Германии.

Представляется, однако, что причины неудовлетворенности Ковалевского лекциями Гнейста лежали гораздо глубже и состояли в самом понимании науки права и его задач. Уже ранее, в период учебы в университете, Ковалевский не без влияния своего учителя – профессора Каченовского, читавшего государственное право европейских держав, начинает, по его собственному выражению, тяготиться чистой юриспруденцией, изучающей исключительно догму права. Как в свое время Маркс, Ковалевский начинает все больше переходить от права к социологии, от изучения юридических норм к стоящим за ними реальным социальным отношениям.

Переход от права к социологии был общей тенденцией развития общественных наук в рассматриваемый период. На Западе он нашел выражение в отказе от метафизического взгляда на право, свойственного школе естественного права и замене ее исторической школой Савиньи и Пухты в юриспруденции. Развитие этой тенденции вело к пониманию права как исторически возникшего, развивавшегося с течением времени института, выражающего определенные культурные и социальные отношения. Данный взгляд, получивший окончательное завершение в концепции борьбы за право Иеринга, стал общим достоянием науки того времени217217
  Ковалевский М.М. Соперничество немецкого, французского и английского влияния на русскую интеллигенцию с середины прошлого столетия // Вестник Европы. 1916. № 1.


[Закрыть]. В России адептами социологической интерпретации права стали С.А. Муромцев, Н.М. Коркунов и М.М. Ковалевский. В своей полемике с юристами старой школы, особенно Б.Н. Чичериным, они доказывали необходимость историзма в подходе к праву, широкого применения сравнительного метода и критического отношения к историческим источникам. Именно с этих позиций критиковал старый подход С.А. Муромцев218218
  Сергей Андреевич Муромцев. Сб. ст. М., 1911. С. 83.


[Закрыть], сходной была и точка зрения Ковалевского. Не случайно он впоследствии очень резко критиковал Гнейса за формально-юридический подход к английским учреждениям, за рассмотрение их в отрыве от социальной жизни в целом219219
  Ковалевский М.М. Английская конституция и ее историк. М., 1880.


[Закрыть]. Подход самого Ковалевского уже в начале его научной деятельности оказался гораздо шире: «…не довольствуясь одним описанием политических форм, их генезиса, развития и вырождения, – вспоминал ученый, – я старался найти всему этому основы в изменении социального строя. В этом сказывался скорее последователь кантовской философии и ученик Карла Маркса, нежели внимательный слушатель весьма ученых, правда, но несколько отрывочных и не приведенных в строгую эволюционную систему лекций берлинского историка»220220
  Ковалевский М.М. Мое научное и литературное скитальчество. С. 67.


[Закрыть].

Большое влияние оказало на взгляды Ковалевского знакомство с идеями другого крупнейшего ученого, одного из основателей позитивизма – Герберта Спенсера. Будучи после Конта ведущим социологом позитивистского направления, Спенсер оказал огромное влияние на общественную мысль своего времени и не мог не заинтересовать Ковалевского, тем более что во время их встречи в Англии разговор зашел о влиянии идей Спенсера в России: «…мысль его сводилась к тому, что в обществе, в котором слишком много элементов для развития критической мысли, метафизика должна быть всесильна; трудно ожидать от него ровного, объективного отношения к фактам действительности»221221
  Там же. С. 71.


[Закрыть]. Эта мысль, сначала показавшаяся Ковалевскому слишком спорной и резкой, вполне соответствовала, однако, его собственным взглядам – неприятию «метафизики» и признанию ценности позитивного метода. Ковалевский высоко оценивал вклад Спенсера в развитие науки, доказывая, например, что идея эволюции, которую Спенсер проводил ранее Дарвина, была центральной в его учении. Выражая отчасти свою собственную концепцию, Ковалевский в статье «Две жизни», посвященной сравнению Спенсера и Маркса, писал о первом из мыслителей: «Продолжительное занятие генетической социологией, историей постепенного и медленного роста нравов и учреждений, заставило Спенсера подозрительно относиться ко всяким быстрым переменам во внутреннем укладе общества. В этом отношении его точка зрения резко расходится с той, которая, под влиянием классического образования, привита была французским мыслителям XVIII века и проникнутым их мировоззрением деятелям великой революции»222222
  Ковалевский М.М. Две жизни // Вестник Европы. 1909. Кн. 6. С. 510.


[Закрыть].

По мнению Ковалевского, сравнительное изучение учреждений породило в Спенсере уверенность в необходимости медленного их усовершенствования в соответствии со степенью их подготовленности. Спенсеру, говорит Ковалевский, имея в виду и свои собственные представления на этот счет, было ясно, что можно быть сторонником республиканских порядков для передовых стран Европы и в то же время выступать за конституционную монархию для государств с отсталым общественно-политическим строем. Представляет несомненный интерес оценка судеб учения Спенсера, во многом объясняющая позицию Ковалевского. «Возрождение метафизики, – говорит он, – которое Англия переживает в наши дни наравне с континентом Европы, не обещает того, чтобы в близком будущем можно было ждать справедливой оценки «синтетической философии» Спенсера, который при всем своем антагонизме к Конту, явился прямым продолжателем позитивизма». «Такая ситуация явно не представляется ученому разумной перспективой развития науки. С чем же связывает он реальные возможности, перспективы ее развития? Ответ на этот вопрос звучит так: «Несомненно, что в наши дни Гартман, Ницше и многие другие писатели по философии пользуются большим признанием. Спенсер сравнительно забыт. Но интерес, с каким молодое поколение встречает философские системы Авенариуса, Маха и Освальда, позволяет надеяться, что слава Спенсера не померкла навсегда и что в истории развития научной философии и социологии, в особенности генетической, он займет в будущем видное место вслед за Контом – и ранее современных руководителей позитивного или научного учения»223223
  Там же. С. 522.


[Закрыть].

В сходном ключе интерпретирует Ковалевский влияние Маркса на выработку своих взглядов. Известно, что Маркс, весьма скептически относившийся к позитивизму, в то же время ценил научный вклад Ковалевского в разработку проблем истории поземельной общины. Сам Ковалевский, говоря о своих встречах с Марксом и Энгельсом, вполне четко определяет суть своих идейных расхождений с ними. Он исходит при этом из того, что Маркс начинал как гегельянец, а Энгельс как шеллингианец. «Не знаю, – подчеркивает он в связи с этим, – удалось ли Марксу обратить Энгельса в гегельянство, но что сам Маркс оставался до конца не допускающим компромисса последователем гегелевской философии, в этом я не раз имел возможность убедиться из собственных его заявлений. Помню, как однажды он объявил мне, что есть только два способа мышления – логическое по диалектическому методу Гегеля и нелогическое. Он, впрочем, признавал за собой заслугу человека, поставившего в основании треугольника то, что Гегелем было поставлено в его вершине, и, говоря это, он разумел, что экономические влияния признаны были им руководящими и основными даже для философских и научных теорий»224224
  Ковалевский М.М. Мое научное и литературное скитальчество. С. 72.


[Закрыть]. Приведенный отрывок дает ценное свидетельство ученого для понимания его собственных взглядов. В какой мере Маркс оказал влияние на взгляды Ковалевского, если вообще такое влияние имело место, и было достаточно сильным? При ответе на этот вопрос важно учитывать, что Ковалевский ко времени встречи с Марксом уже имел довольно определенные убеждения. Они могли лишь измениться в ту или иную сторону под влиянием Маркса, определить в какой-то мере направление исследовательских интересов. По свидетельству П.Г. Виноградова, знавшего Ковалевского в эти годы, «Ковалевский стоял слишком близко к Марксу, чтобы не заметить своекорыстные элементы в преобладании помещичьего класса, но его, прежде всего, интересовали исторические условия, при которых сложился и сыграл свою великую политическую роль этот класс»225225
  Виноградов П.Г. Памяти М.М. Ковалевского // М.М. Ковалевский. Ученый, государственный и общественный деятель и гражданин. С. 65.


[Закрыть]. Сам Ковалевский, как и многие его современники, отмечал сильное влияние Маркса, называл его даже своим учителем и говорил, что благодаря его советам предпринял сравнительное изучение общины. Вместе с тем он никогда не считал себя марксистом и не принимал сам метод Маркса, считая его наследием метафизической философии прошлого. В результате влияние Маркса, имевшее спорадический характер, не привело к изменению общих философских воззрений ученого и не поколебало его убежденности в эффективности позитивизма.

В связи с рассмотрением социологических взглядов Ковалевского на общество, сформировавшихся под влиянием эволюционных теорий Спенсера, Дарвина и в какой-то степени Маркса, необходимо решить вопрос о влиянии на его концепцию социального дарвинизма. Как известно, Спенсер являлся одним из его видных представителей, а Маркс, высоко ценивший Дарвина, заявлял, что стремился применить к обществу его метод, состоящий в открытии определяющих закономерностей социального развития. Ковалевский, отвергая крайности биологической школы в социологии, не остался, однако, чужд влияния эволюционизма. Об этом свидетельствует, например, такой его специальный труд, как «Дарвинизм в социологии». Со времени выхода в свет первых социологических трудов Спенсера, пишет Ковалевский, и до новейшего времени, когда некоторые направления в социологии стали выдвигать на первый план не столько борьбу, сколько идею общественной солидарности, «социология являлась прямым придатком к биологии, а социологические законы – одним видоизменением тех, которыми Дарвин объяснял развитие видов животного и растительного царства». Согласно данной точке зрения старая социология уступает место новой, в том смысле, что старая занималась главным образом борьбой, новая же – сотрудничеством, находящим выражение в процессах дифференциации и интеграции общественных функций. Из этого явствует, что Ковалевский отнюдь не считал дарвинизм совершенно неприемлемым для социологии. Единственное, против чего он выступал, – упрощенная трактовка дарвинизма, свойственная так называемой органической теории. Отождествлявшей, по существу, законы природы и общества. «Дарвин, – заявляет он, – неповинен в том злоупотреблении, какое сделано было из верной в общем теории борьбы за существование в применении к социологии». Интересна в этой связи попытка Ковалевского сблизить Маркса и Дарвина как двух мыслителей, открывших однотипные закономерности развития природы и общества: «Классовая борьба, – говорит он, – значение которой для установления более справедливых общественных порядков так подчеркнуто Марксом, – не иное что, как проявление той самой борьбы за существование, последствием которой, согласно Дарвину, является образование более сложных и совершенных видов. Но, в отличие от Дарвина, Маркс предвидит конец борьбы и соперничества с исчезновением классов в не допускающем их существования уравненном коммунистическом обществе. В этом отношении так называемый научный социализм возобновляет традицию утопий, из которых республика Платона является не только древнейшим, но, быть может, и совершеннейшим образцом»226226
  Ковалевский М.М. Дарвинизм в социологии // Памяти Дарвина. М., 1910. С. 153.


[Закрыть]. Что касается самого Ковалевского, то он отстаивал идею солидарности общества, исходя при этом из того, что разумность человека может и должна преодолеть деструктивные тенденции.

Подводя итоги идейного развития своей эпохи, Ковалевский среди крупнейших мыслителей и социологов XIX столетия называет Сен-Симона, Конта, Спенсера и Маркса. Выстроив этот ряд мыслителей, Ковалевский вполне определенно выделяет из них Конта как основателя позитивного метода. Для него Конт продолжает оставаться отцом социологии, а многие из вновь высказываемых идей обществоведения оказываются, в конечном счете, развитием его мыслей. Сравнивая Конта с Дарвиным, Ньютоном и Лавуазье, Ковалевский подчеркивает, что основные положения социологии уже установлены им, и нуждаются, поэтому, лишь в дальнейшем развитии.

Анализ источников идейного формирования Ковалевского необходим для понимания его собственно социологической теории. Они прослеживаются уже в определении социологии как науки. «Что такое социология? – спрашивает Ковалевский. – Родоначальник ее, Конт, считал социологию наукой о порядке и прогрессе человеческих обществ»227227
  Ковалевский М.М. Социология. М., 1910. Т. 1. С. 3.


[Закрыть]. Это определение социологии, данное Контом, Ковалевский вполне принимает, но несколько модифицирует его. По его мнению, следует говорить не столько о порядке и прогрессе, сколько об организации и эволюции человеческих обществ как предмете тех двух частей социологии, которые известны под названием «статики» и «динамики». Как отметил П.Н. Милюков, специально обративший внимание на эту сторону дела в своей работе о Ковалевском, здесь, в этом понимании социологии, сделаны уступки отнюдь не субъективной русской школе социологии. Напротив, субъективные термины Конта заменены объективными. Строго следуя Конту, Ковалевский признает в социологии науку, а не искусство, свод законов бытия, а не свод правил поведения228228
  Милюков П.Н. М.М. Ковалевский как социолог и как гражданин // М.М. Ковалевский. Ученый… С. 138–139.


[Закрыть]. Действительно, социология для Ковалевского – наука, имеющая своей целью установление законов и тенденций общественного развития. «Социолог, – считал ученый, – устанавливает одни верховые столбы, указывает общую тенденцию, приводя каждый раз свои выводы в соответствие с другими, столь же общими»229229
  Ковалевский М.М. Прогресс // Вестник Европы. 1912. № 2. С. 260.


[Закрыть]. Исходя из этого, Ковалевский решающее значение в развитии социологии придавал исследованию сходных и типичных черт в истории различных стран и народов.

Особенности социологического метода Ковалевского стали предметом изучения для современников ученого. Отражая некоторую специфику метода, подхода, исследовательской манеры, они были в то же время выражением общей тенденции развития общественных наук того времени. Особенно интересно в этом отношении обращение к свидетельству о Ковалевском такого видного социолога и историка, как Н.И. Кареев. Говоря, что Ковалевский считал себя скорее историком, чем юристом, Кареев связывает эту позицию с общей социологической теорией ученого. Являясь верным последователем Конта, Ковалевский, отмечал Кареев, исходил из того положения, что социология, как теоретическая наука, должна изучать общественные явления в их консенсусе – т. е. общей совокупности и взаимодействии. Если более специальные общественные науки изучают общество лишь с какой-либо одной стороны, например, с точки зрения развития хозяйства, права, государства, то социологическая точка зрения, напротив, заключается в стремлении к синтезу экономики, юриспруденции и политики.

По мнению Кареева, в своих работах по истории права Ковалевский примыкал не к германской исторической школе, основанной Савиньи, а к той традиции, родоначальником которой был Монтескье как один из предшественников социологии. При этом обращается внимание на особенности подхода Ковалевского к построению социологии, которые подтверждают последовательно позитивистскую сущность его взглядов. «Ковалевского, – пишет Кареев, – не влекло к разработке общих теорий путем гипотетических построений, дедукций, аналогий и т. д., играющих такую роль в социологической литературе. Он строил социологию не сверху, исходя от какой-либо философии, а снизу, опираясь на фактический материал, доставляемый историей, да, кроме истории, еще этнографией и тем, что можно назвать социально-культурной палеонтологией, изучением доисторического быта и самых ранних, даже прямо зачаточных форм общественности»230230
  Кареев Н.И. М.М. Ковалевский как историк и социолог // М.М. Ковалевский. Ученый… С. 170.


[Закрыть]. С этими особенностями социологического метода Ковалевского связано было образование понятийного аппарата, широкое применение сравнительного метода. Считая, что социологическое построение должно вестись на историческом материале, Ковалевский довольно определенно делил историков по методам их работы на ученых социологического типа и историков– эмпириков. «Необходимо, – писал он в этой связи, – разделение труда между местными исследователями, ставящими своей задачей возможно полную картину точно отмежеванного ими края – и так называемым всеобщим историком, или, вернее, социологом, задача которого – установить только вехи на необъятном поле, по которому едва намечены расходящиеся между собою пути… Без обмена услуг между социологами и детальными исследователями немыслим, на мой взгляд, поступательный ход общественной науки. Первые намечают важнейшие течения общественной жизни той или иной эпохи, вторые дают недостающую конкретизацию их мыслям, утверждая или опровергая последние»231231
  Ковалевский М.М. Происхождение мелкой крестьянской собственности во Франции. СПб., 1912. С. 5.


[Закрыть].