Текст книги "Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова"
Автор книги: Борис Кипнис
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 19 (всего у книги 42 страниц)
«Светлейший Князь! Милостивый Государь! Между протчим, 16 лет, близ 200 000[867]867
Суворов имеет в виду, что 16 лет назад он был награжден орденом Св. Георгия II степени и за эти годы разбил почти 200 тыс. неприятелей.
[Закрыть]. Воззрите на статуты милосердным оком [868]868
Согласно статуту георгиевского военного ордена, Суворов явно заслуживает теперь его I степень.
[Закрыть]; был бы я между Цинциннатом и Репным Фабрицием, но в общем виде та простота давно на небесах. Сей глуп, тот совести чужд, оной между ними, хотя редки токмо есть Леониды, Аристиды, Эпаминонды. Неккер хорош для кабинета, Демостен для кате-дры, Тюренн в поле. Дайте дорогу моему простодушию, я буду в двое лутче, естество мною правит. Драгоценное письмо Ваше цалую! Остаюсь с глубочайшим почтением…»[869]869
Отечественные записки. – СПб., 1822. – Ч. 9. – № 22. – С. 274–275.
[Закрыть]
Да, здесь он просит высокой награды. Письмо это не пропало втуне: 22 сентября Потемкин написал Екатерине II:
«Скоро пришлю подробную реляцию о суворовском деле. Ей, матушка, он заслуживает Вашу милость и дело важное; я думаю, что бы ему, и не придумаю; Петр Великий графами за ничто жаловал. Коли бы его с придатком Рымникский? Баталия была на сей реке»[870]870
Русская старина. – СПб., 1876. – Октябрь. – С. 223.
[Закрыть].
Письмо Потемкина еще ехало в Петербург, а уже через три дня, 25-го, А. В. Храповицкий отметил в своем дневнике:
«25 сентября. Подполковник Николай Александрович Зубов приехал курьером, с победой над Визирем 11-го Сентября, на реке Рымник, одержанной Суворовым и принцем Кобургским. Веселы. <…> О победе всем рассказывали с удовольствием, и Совет приходил поздравлять. Велено Вице-Канцлеру сообщить об оном всем нашим Министрам[871]871
То есть русским послам за границей.
[Закрыть], с уверением, что, невзирая на победу, согласны принять мирные предложения. Спрошен ввечеру и переписал о сих победах письмо к Циммерману.26 – Письма к Гримму и Циммерману, запечатав, послал на почту. <…> Сегодня молебствие за победы над Турками.
27 – Веселы от побед; много Пашей в плену. Суворов пишет к дочери, что он 11 сентября разбил Визиря в тот же день, как Огинского»[872]872
Памятные записки А. В. Храповицкого. – М., 1990. – С. 207.
[Закрыть].
Содержание записок более чем многозначительно: курьером, возвестившим о славной виктории, был послан старший брат нового фаворита П. А. Зубова, тем самым делали приятно императрице и задабривали фаворита, так как подобному курьеру был гарантирован новый чин за доставление счастливой вести. Кроме того, настроение государыни сразу улучшилось, и она стала активно использовать эту победу, потребовав в тот же день сообщить иностранным дворам о русских триумфах и тем придать больше веса своему желанию рассматривать вопрос о мире. Тут же, не откладывая в долгий ящик, сообщает в Германию и в Париж своим давним корреспондентам о наших военных успехах, дабы воздействовать на европейское общественное мнение в свою пользу и в пользу России. Да, победа Суворова пришлась как нельзя более кстати. А при дворе, замечу вам, кто вовремя угодил, тот наиболее и мил бывает. Особенного примечания в «Записках» заслуживает указание на то, что письмо к Наташе-Сувороч-ке, написанное с поля сражения, в копии уже известно императрице и всеми цитируется. Что и говорить, нравы XVIII столетия были, право слово, странные: то, что сегодня является предосудительным, тогда было делом обычным и свидетельствовало скорее о популярности автора, чем о нарушении тайны переписки.
После всего произошедшего стоит ли удивляться тому, что записал в своем дневнике услужливый А. В. Храповицкий:
Да, честь была велика, но к заслуженному награждению полководца привязали очередную ступеньку карьерной лестницы самовлюбленного фаворита, что было вполне в духе придворных нравов. Как будто чувствуя, что происходит в покоях Зимнего дворца, за сутки до возведения нашего героя в графское достоинство Потемкин пишет императрице о значимости того, что свершил полководец на берегах Рымны и Рымника:
«Если бы не Суворов, то бы цесарцы были наголову разбиты. Турки побиты русским именем. Цесарцы уже бежали, потеряв пушки, но Суворов поспел и спас. Вот уже в другой раз их выручает, а спасиба мало. Но требуют, чтоб я Суворова с корпусом совсем к ним присоединил и чтобы так с ними заливать в Валахию. <…> Матушка родная, будьте милостивы к Александру Васильевичу. Храбрость его превосходит вероятность. Разбить визиря дело важное. Окажи ему милость и тем посрами тунеядцев генералов, из которых многие не стоят того жалования, что получают…» [874]874
Лопатин В. С. Потемкин и Суворов. – М., 1992. – С. 171–172.
[Закрыть]
Так писал Потемкин 2 октября, а через день он отправляет еще одно послание, в котором горячо ратует за интересы Суворова и дает ему высочайшую оценку:
«Сей час получил, что Кобург пожалован фельдмаршалом, а все дело было Александра Васильевича. Слава Ваша, честь оружия и справедливость требуют знаменитого для него воздаяния, как по праву ему принадлежащего, так и для того, чтоб толь знаменитое и важное дело не приписалось другим. Он, ежели и не главный командир, но дело Генеральное; разбит визирь с Главной Армией. Цесарцы были бы побиты, коли б не Александр Васильевич. И статут Военного ордена весь в его пользу. Он на выручку союзных обратился стремительно, поспел, помог и разбил. Дело все ему принадлежит, как я и прежде доносил. Вот и письмо Кобурхово, и реляция. Не дайте, матушка, ему уныть, ободрите его и тем зделаете уразу генералам, кои служат вяло. Суворов один. <…> Сколько бы генералов, услыша о многочисленном неприятеле, пошли с оглядкою и медленно, как черепаха, то он летел орлом с горстию людей. Визирь и многочисленное войско было ему стремительным побеждением. Он у меня в запасе при случае пустить туда, где и Султан дрогнет!»[875]875
Лопатин В. С. Потемкин и Суворов. – М., 1992. – С. 172.
[Закрыть]
Это чудесное письмо, как и предыдущее, делающее честь чувствам Г. А. Потемкина, нашел и ввел в научный оборот около тридцати лет назад замечательный исследователь жизни Суворова и Потемкина В. С. Лопатин, уже упоминавшийся на страницах этого исследования.
Вслед за отправлением этих писем в столицу, обгоняя их, стрелой помчался новый курьер от фельдмаршала:
«14. – приехал курьер с известием, что 3 °Cентября нам сдался Аккерман; два Белграда взяты, один по Дунаю, другой на Днестре, и почти в одно время (Аккерман значит по Турецки белой град [876]876
Это древний галицкий город Белгород-Днестровский.
[Закрыть]). Веселы; благодарный молебен за обе крепости при 101 выстреле»[877]877
Памятные записки А. В. Храповицкого. – С. 208–209.
[Закрыть].
Так записал пунктуальный Храповицкий, а 18-го он заносит следующее:
Вот тогда-то императрица Екатерина II подписала на имя полководца следующий рескрипт:
«Нашему генералу графу Суворову-Рымникскому.
Особливое усердие, которым долговременная служба ваша была сопровождаема, радение и точность в исполнении предположений главного начальства, неутомимость в трудах, предприимчивость, превосходное искусство и отличное мужество во всяком случае, наипаче при атаке многочисленных турецких сил, верховным визирем предводимых, в 11 день сентября на реке Рымнике оказанное, где его величества императора римского под командою принца Саксен-Кобургского находящимся, совершенную над неприятелем одержали победу, приобретают вам особливое наше монаршее благоволение. В изъяснении онаго, мы, на основании установления о военном ордене нашего Святого Великомученика и Победоносца Георгия, пожаловали Вас кавалером того ордена Большого креста перваго класса, которого знаки при сем доставляя, повелеваем Вам возложить на себя. Удостоверены мы совершенно, что таковое отличие будет Вам поощрением к вящему продолжению ревностной службы Вашей, нам благородной.
В Санктпетербурге Екатерина
Октября 18-го дня 1789-го года
Сделаем некоторое отступление и обратимся к высочайшим рескриптам, в эти недели слетавшимся на скромный письменный стол нашего героя в заштатном молдавском Берладе:
«…сентября от 26 генералу Суворову за совершенное разбитие визиря пожалованная от Нас богатая шпага с надписью дела будет прислана вскоре с шпагою для римского имперского Генерала принца Саксен-Кобургского, в протчем естли наш союзник разсудит за благо в знак признательности Своей и знаменитых заслуг Генерала Суворова почтить его достоинством Графа римской империи[880]880
Напомним, что официально Вена была столицей Священной Римской империи германской нации.
[Закрыть], мы повелеваем принять сию почесть и оною пользоваться»[881]881
Российская национальная библиотека (РНБ). ОР. Ф. 755, Т. 1. Л. 5.
[Закрыть].
И действительно, Иосиф II «разсудил за благо», и 9 октября (новый стиль) 1789 г. подписал следующий рескрипт:
«Господин Генерал-Аншеф. Сколь мне приятно известие о победе, одержанной 11 сентября над Визирем при реке Рымнике, можете вы сами о том судить. Я признаю в полной мере, что оною наиболее обязан как вашему скорому соединению с корпусом Принца Кобургского, так и личному вашему мужеству и храбрости состоящих под вашею командою войск Ея Величества. Итак, примите в знак моей признательности приложенный при сем диплом на графское Римской империи достоинство. Я желаю, чтобы Фамилия ваша тем самым на всегдашние времена могла памятовать сей славный для вас день и не сумневаюсь, что Ея Императорское Величество, по дружеству ко мне и по справедливому благоволению к вам, Господин Генерал-Аншеф, благоволит сей диплом принять и сделать из онаго надлежащее употребление.
Как мы уже писали, государыня в предвидении этого высокого отличия заранее давала А. В. Суворову право пользоваться титулом имперского графа, кстати, вводившим сына незнатного московского дворянина в круг аристократии, считавшейся наиболее древней в Европе. Вот теперь самое время привести выписку из ее собственного рескрипта на возведение полководца в достоинство графа империи Российской:
«Октября 5 день. Благопризнание Наше к Знаменитым заслугам Генерала Суворова, особливо же к последнему делу, произведенному им обще с начальствующим Союзника НАШЕГО ИМПЕРАТОРА Римского против многочисленной турецкой армии верховным визирем предводимой на реке Рымне 11 сентября изъявили МЫ возвышением Его с рожденными от него детьми в Графское Российской Империи достоинство, Указав именовать Его Графом Суворовым-Рымникским…» [883]883
Там же. Т. 1. Л. 5-5а.
[Закрыть]
Так рымникская победа сфокусировала на герое нашем внимание, благорасположение и поощрение двух сильнейших государств Европы. Суворов стремительно превращается в общероссийскую и всеевропейскую знаменитость. А меж тем поток наград не прекращается, бриллиантовый дождь проливается на военачальника. Сама императрица свидетельствует об этом в письме Потемкину от 18 октября:
«К вещам для Суворова я прибавила еще перстень, буде вещи тебе покажутся не довольно богаты…»[884]884
Русская старина. – СПб., 1876. – Т. 17. – С. 209.
[Закрыть]«Александру Васильевичу Суворову посылаю: орден, звезду, эполет и шпагу бриллиантовую весьма богатую; осыпав его алмазами, думаю, что казист будет. А что тунеядцев много, то правда. Я давно сего мнения…»[885]885
Там же. С. 209–210.
[Закрыть]«Третье письмо, мой друг сердечный, сегодня я к тебе пишу: по написании двух первых, приехал Золотухин и привез твои письмы от 5 октября <…> К Гр[афу] Суворову, хотя целая телега с бриллиантами уже накладена, однако кавалерии Егория большого креста посылаю, по твоей просьбе: он того достоин, паче же мне нравится куда его прочим…»[886]886
Русская старина. – СПб., 1876. – Т. 17. – С. 210.
[Закрыть]
Последнее замечание относится к письму Потемкина от 4 октября, где он пишет, что бережет Суворова, чтобы «при случае пустить его туда, где и Султан дрогнет» [887]887
Лопатин В. С. Потемкин и Суворов. – М., 1992. – С. 172.
[Закрыть].
Что же делал он сам, когда богиня славы меднозвучной трубой своей возвещала о победах его всем ближним и дальним? Он вернулся на старые корпусные квартиры и оттуда следил за победами других и поздравлял с ними Потемкина: 18 сентября – с победой М. И. Платова под Каушанами[888]888
Суворов А. В. Письма. – С. 181.
[Закрыть], 11 октября – с взятием Аккермана и Паланки[889]889
Там же. С. 183.
[Закрыть], И. М. де Рибаса – со взятием Гаджибейского замка[890]890
Там же.
[Закрыть]. Именно письмо многоумного испанца вызвало благодарственные строки уже в начале ноября:
«Не стану уверять, что мне безразличны рукоплескания знатока, храброго генерала и доблестного героя, который в виду целого неприятельского флота под огнем 37 судов берет штурмом хорошо защищенную крепость[891]891
Это о Гаджибейском замке.
[Закрыть]; напротив, высоко ценю оные и буду ценить вечно…»[892]892
Суворов А. В. Письма. – С. 186.
[Закрыть]
Именно ему поверяет свое теплое отношение к австрийскому сотоварищу:
«Могу Вас уверить, любезной друг, что успехами нашими обязаны мы искренней и сердечной дружбе, связывающей нас с принцем Кобургом, коя пребыла нерушима до конца. Не могу забыть сего спокойного великодушия, столь редкостного и едва ли не беспримерного, коим наслаждался я непрестанно и коего не омрачала и тень недоверия. Наша маленькая армия жила по-братски и соревновалась в доблести. Двоедушие, лукавство, недомолвка строго возбранялись. Всякий был бы властен наказать нас, если б он нас в сем уличил»[893]893
Там же. С. 187.
[Закрыть].
Оба полководца навсегда сохранили друг к другу самое сердечное отношение. Ну и, конечно же, с дочерью Суворов делится всем тем, что согревает его старое отцовское сердце, ей пишет о здоровье:
Ее развлекает картинами изобильной южной природы:
«Дичины, фруктов очень много, рыбы пропасть, такой у вас нет… в прудах, озерах, реках и на Дунае <…> С кофеем пьем буйвольное и овечье молоко. Лебеди, тетерева, куропатки, живые такие, жирные, синички ко мне в спальню летают». <…> [895]895
Там же.
[Закрыть]«У меня козочки, гуси, утки, индейки, петухи, тетерки, зайцы; чижик умер. Я их выпустил домой. У нас еще листки не упали и зеленая трава…»[896]896
Там же.
[Закрыть]
Но при всей бодрости вдруг прорывается щемящее сердце чувство тоски по Наташе:
«Что хорошего, душа моя сестрица? Мне очень тошно: я уж от тебя и не помню, когда писем не видал. Мне теперь досуг, я бы их читать стал. Знаешь, что ты мне мила; полетел бы в Смольный на тебя посмотреть, да крыльев нет. Куда, право, какая. Еще тебя ждать 16 месяцев[897]897
Отец имеет в виду, что Суворочка окончит курс в Смольном лишь в начале 1791 г.
[Закрыть], а там пойдешь домой. А как же долго! Нет, уже не долго. Привози сама гостинцу, я для тебя сделаю бал…»[898]898
Суворов А. В. Письма. – С. 186.
[Закрыть]
3 ноября написал Суворов последнее письмо к Наташе. Не успел он его отправить, как 7 ноября из-под Бендер, из ставки главнокомандующего, прибыли высочайшие рескрипты и указы на имя рымникского победителя. От волнения дрожит рука этого бесстрашного человека, когда 8 ноября садится он за письменный стол в своей скромной квартирке в захолустном Берладе и начинает писать. Он пишет, пишет и пишет письма ко всем тем, кто дорог ему, кто важен для его сердца. И не будем лукавить: первое письмо отправлено той, служению которой посвятил он свою шпагу, свою честь и свою жизнь:
«Всемилостивейшая Государыня! Вашего Императорского Величества из Всемилостивейшего мне указа от 18 октября всего восхитительнее мне знамение старой моей Высочайшей службы. Неограниченными, каждодневными и незаслуженными много милосердиями монаршими Вашими, Великая Императрица! Я ныне – паки нововербованный рекрут, жертвуя ей [службе]. Когда пределом Божиим случитца мне разстаться с ею и моею Матерью, Матерью отечества, у меня кроме Бога и великия Екатерины, нет! И простите, Ваше Величество, посредник сближения моего к нижним степеням Высочайшего престола Вашего – великодушный мой начальник, Великий Муж, Князь Григорий Александрович! Да процветает славнейший век царствования Вашего в наипозднейшие времена! Мышца Твоя да водворяет благоденствие Европе и вселенной! Я же – последнейший – дерзаю упасть к освященным стопам Вашего Императорского Величества и буду с наинепорочнейшею ревноситию и рвением…»[899]899
РНБ. Ф. 755. Т. 2. Л. 4, 5 об.
[Закрыть]
Герой наш не льстец низкопоклонный, во прахе ползающий у ступеней трона, он действительно так чувствует и так выражает благодарность. Форма выражения такова, как принято в те времена, но чувство неподдельно. С молоком матери усвоивший как аксиому недосягаемость для простого смертного той высоты, на которой находится государь, Суворов как дворянин и как офицер был монархистом и никем иным. Поэтому раз государь боговенчан, то и любая награда, от него исходящая, исходит от божества, а божеству служат от всего сердца и всей жизнью. Вот откуда стиль этого письма, столь необычного для нас с вами и столь привычного для России в XVIII столетии.
Следующее письмо – к любимой дочери, к своему единственному, как считает он в эти годы, и потому особенно любимому ребенку. Он начинает его торжественно, как и прилично моменту, но едва выводит имя ее, как невольно переходит на душевный тон, теплый и интимный, каким привык общаться с нею:
«Comtesse des deux empires[900]900
Графиня двух империй (фр.).
[Закрыть], любезная Наташа-Суворочка! a cela[901]901
В этом (фр.).
[Закрыть] ай да надобно тебе всегда благочестие, благонравье, добродетель. Скажи Софье Ивановне и сестрицам: у меня горячка в мозгу, да кто и выдержит. Слышала, сестрица душа моя, еще: de ma Magnanime Mere[902]902
От моей Высочайшей Матери (фр.).
[Закрыть] рескрипт на полулисте будто Александру Македонскому. Знаки Св. Андрея тысяч в пятьдесят, да выше всего, голубушка, Первый класс Св. Георгия. Вот каков твой папенька. За доброе сердце, чуть, право, от радости не умер. Божие благословение с тобою Отец твой Граф Александр Суворов-Рымникский»[903]903
Суворов А. В. Письма. – С. 189–190.
[Закрыть].
Гордость высоким титулом, радость от желанной, но нечаянно столь обильной награды, счастье от почти осязаемого прикосновения орлиных крыл удачи, неподдельная любовь к дочери и отцовская гордость тем, что лучи взошедшего над ним солнца славы озаряют и его любимое детище.
Третий на этот день адресат, третий по нашему счету, но не по суворовскому, это, конечно же, Потемкин, который 3 ноября трижды писал полководцу: первое письмо было вполне благожелательное, но официальное поздравление с награждением Св. Георгием I степени, где он именовал себя покорнейшим слугой Суворова[904]904
РНБ. Ф. 755. Т. 1. Л. 3–3 об.
[Закрыть]. Второе письмо было приложено к алмазной звезде и кресту ордена Св. Андрея Первозванного, пожалованным за Фокшаны. Оно более теплое:
«С чувством наирадостнейшим имею честь поздравить Ваше Сиятельство получением отличия заслугам Вашим принадлежащего. Остается только желать, чтоб было Ваше Сиятельство здоровы и наслаждались плодами подвигов Ваших, сею славою, которою имя Ваше учинилось уже безсмертием. Я не престану никогда быть Вашим почитателем и сохраню неограниченную свою преданность…» [905]905
Там же. Т. 15. Л. 29.
[Закрыть]
Тут автор подписывается уже «всеподданейший слуга». Согласитесь, мудрено представить себе начальника, который называл бы себя почитателем подчиненного и тем более писал бы ему, что тот славой своей уже себя обессмертил. Это нечто большее, чем простая вежливость или даже уважение. Но Григорий Александрович и этим письмом не удовлетворился и написал третье, чисто личное и самое человечное:
«Я с удовольствием сердечным препровождаю Вам, мой любезный друг, милости Монаршие. Вы, конечно, во всякое время равно бы приобрели славу и победы, но не всякий начальник с удовольствием, моему равным, сообщил бы Вам воздаяния. Скажи, Александр Васильевич! что я добрый человек. Таким я буду всегда…»[906]906
Левшин В. Собрание писем и анекдотов, относящихся до жизни Александра Васильевича князя Италийского, графа Суворова-Рымникского. – М., 1809. – С. 13.
[Закрыть]
Согласитесь, что тон здесь вовсе не официальный, да и подписывается князь иначе. В конце совсем по-товарищески приписка:
Три этих письма свидетельствуют об одном: Потемкин не испытывал ни малейшей зависти к успехам своего великого подчиненного, способствовал его достойному награждению и поздравлял от всей души.
Так что же ответил ему в тот день Суворов? О, это очень интересно. Сохранившееся и дошедшее до нас письмо вполне корректное и официальное, но не более того[908]908
Суворов А. В. Письма. – С. 189.
[Закрыть]. Письма такого же личного, как третье, пока что не обнаружено. Бог даст, кому-нибудь из историков повезет в будущем. Но есть четвертый адресат, которому пишет в этот «письменный день», как говорили в том столетии, Суворов. Этот адресат – И. М. де Рибас. Он уже нам хорошо знаком, полководец ему не просто доверяет, он поверяет Иосифу Михайловичу сокровенные мысли и чувства, а потому письмо к нему нам особенно интересно. Это даже и не письмо, это десять стихотворных строк на французском, как, впрочем, и все письма к нему. В письме этом необычно то, что в его начале нет «обычного» обращения – приветствия адресата, а сразу же начинаются стихи. Лишь последняя строка фактически обращена к адресату – это благодарность ему за поздравления с награждением, но стихотворный текст обращен вовсе не к нему. К кому же? Судите сами, помещаем русский перевод, французский автограф вы можете прочесть в замечательной публикации В. С. Лопатина:
«Я поднялся в небесную высь,
Чтобы попасть к подножью престола Богов.
Мечтательное Провидение сказало:
Смертный, ты не что иное, как прах.
Вернись же на землю
И там поклоняйся своему благодетелю.
Я понимаю свой промах,
Легким полетом рассекаю облака,
Мой гений несет меня к Бендерам.
Дорогой Князь, простите мне мою ошибку» [909]909
Там же. С. 190–191.
[Закрыть].
Конечно, это подстрочник, правда, французский оригинал – поэзия не великая, но все-таки кое-как срифмованная. Однако же дело вовсе не в поэтических достоинствах текста, а в том, к кому обращены эти строки. Стихи не оставляют ни малейшего сомнения: их предмет – Потемкин, и благодарность нашего героя – ему. Почему он не послал их прямо своему патрону? Загадка. Может, осознавал несовершенство рифм и размера, но ведь князь, в конце концов, не Костров и не Державин, чтобы судить их строго. Кто знает? Кстати, Державину через пять лет он рискнет «в простоте солдатского сердца» излить «чувства души своей»[910]910
Суворов А. В. Письма. – С. 287.
[Закрыть]. Может, потому, что русские строки удались ему больше, чем французские? Одно сказать можно определенно: эти французские строки и есть письмо Суворова к Потемкину, письмо его сердца, переполненного благодарностью, но сердца одновременно гордого и потому стыдливо не желающего предать огласке столь несовершенные по форме выражения искренние чувства. Достойно внимания и то, что де Рибас не предал эти стихи огласке, поэтому свет их прочел лишь в 1916 г. в работе В. А. Алексеева, почему-то решившего, что письмо адресовано Нассау-Зигену [911]911
Наверное, потому что la prens в русском переводе означает и «князь», и «принц» (см.: Алексеев В. А. Суворов – поэт. – СПб., 1901. – С. 34–35).
[Закрыть].
Искренность своей благодарности князю Таврическому Суворов, однако, не стал скрывать в письме к пятому адресату, избранному им в качестве поверенного своих чувств по отношению к своему патрону. Это письмо к В. С. Попову, тоже уже знакомому нам. Вот оно:
«Милостивый Государь мой Василей Степанович! Насилу вижу свет от изсточника радостных слез. Могу ли себе вообразить? Верить ли? Бедный, под сумою, ныне… Но в последнее, настоящее время! Долгий век Князю Григорию Александровичу! Увенчай его Господь Бог лаврами, славою. Великой Екатерины верноподданные, да питаютца от тука Его милостей. Он честный человек, он добрый человек, он великий человек! Щастье мое за него умереть! Право, не опомнюсь: голову очень ломит. Служите верою и правдою, и Вам то же будет. Обнимаю Вас, моего друга, моего милого, почтенного друга…»[912]912
Суворов А. В. Письма. – С. 190.
[Закрыть]
Казалось бы, в этом сумбурном, отрывистом письме он излил чувства свои до конца, но столь нервная, столь легко возбудимая психика быстро успокоиться не могла. И вот на следующий день, 9 ноября, он снова пишет В. С. Попову послание сугубо деловое, речь идет о такой прозаической вещи, как деньги. Суворов уже подписал по всей форме письмо, и вдруг клокочущее в глубине сердца чувство снова прорывается на бумагу:
Еще через два дня Суворов поздравлял Потемкина со сдачей на капитуляцию Бендер – событием важным, но в сравнение с Рымником никак не идущим. Полководец писал так:
Такова уж была мера его благодарности Потемкину, мера, делающая честь им обоим.
Интересно и то, какое впечатление эта победа оказала на ход мыслей Екатерины II и… Суворова. Все тот же пунктуальный А. В. Храповицкий заносит в свою тетрадь:
«9 [октября] – <…> О Греках: “Их можно оживить. Константин[915]915
Великий князь Константин Павлович. Прочился бабкой своей на престол в Константинополе.
[Закрыть] мальчик хорош; он через 30 лет из Севастополя проедет в Царьград. Мы теперь рога[916]916
Рога турецкого полумесяца.
[Закрыть]ломаем, а тогда уж будут сломлены, и для него легче”»[917]917
Памятные записки А. В. Храповицкого. – С. 208.
[Закрыть].
А вот что пишет в ноябре наш герой своему приятелю, любимцу императора Иосифа II принцу Ш. Ж. де Линь:
«С радостью, с обычным нашим хладнокровием, при содействии силы, оросим мы плодоносные поля кровию неверных, которою покроются они так, что после ничего уже на них расти не будет. <…> Щастие поможет нам <…> Во вратах, в которых душа оставила тело последнего из Палеологов[918]918
В воротах Константинополя во время штурма султаном Мехмедом II пал последний император Византии Константин IX Драгос Палеолог. Турки взяли Царьград 23 мая 1453 года.
[Закрыть], будет наш верх. Там-то заключу я тебя в моих объятиях и прижму к сердцу, воскликнув: Я говорил, что ты увидишь меня мертвым или победоносным…»[919]919
Суворов А. В. Письма. – С. 192.
[Закрыть]
Многое в тот месяц казалось ему возможным. Хотя письмо было шутливым и было ответом на шутливое же письмо принца, но Суворову теперь казалось все по плечу и он, смеясь, пророчествовал полусерьезно, веря в улыбку счастья, его озарившего:
«Слава обоих наших Юпитеров, Северного и Западного, и Антуанетты, подобной Юноне, обоих князей наших и собственная наша с тобою слава, как некий гром наполнит нас мудростию и мужеством…»[920]920
Суворов А. В. Письма. – С. 192.
[Закрыть]
Он пророчествовал, а бесстрастная богиня Судьбы уже отсчитывала последние месяцы жизни Юпитера Западного: тяжело больной император Иосиф II умрет уже 9 (20) февраля 1790 г. в Вене; пройдет полтора года – и один из «наших князей», Г. А. Потемкин, умрет 5 октября 1791 г. в молдавской степи. К этому времени русско-австрийский союз развалится со смертью Иосифа II, и его брат Леопольд II будет уже вступать в союз с ненавистной австрийцам Пруссией для войны с революционной Францией. «Антуанетта, подобная Юноне», сестра обоих австрийских монархов, 10 августа 1792 г. вместе со своим мужем Людовиком XVI лишится короны Франции, а через год будет гильотинирована. Другой же князь, принц Кобургский, в июле 1794 г. проиграет французам битву при Флерюсе, и трехцветный флаг взовьется не только над Брюсселем, но и на берегах Рейна и не покинет их двадцать лет. А еще через два года в начале ноября в Зимнем дворце смежит очи Юпитер Севера, императрица Екатерина II, а «мальчик» Константин никогда не покинет Севастополь, чтобы воссесть на трон в Царьграде. А Суворов все еще будет жить, и промозглый осенний ветер новгородских лесов будет биться о стекла его ссыльного кончанского дома, словно суровый тюремщик, напоминающий узнику, что глупо стараться предугадать расчеты Судьбы. Но все это будет потом, а сейчас Суворов стоит на пороге 1790 года, за которым ожидает его новая слава – слава Измаила.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
