Текст книги "Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова"
Автор книги: Борис Кипнис
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)
Другая проблема – это огромная задолженность казны подрядчикам, снабжавшим войска в Польше провиантом. Он вынужден был просить фаворита:
Сумма долга составляла, по документам Главной провиантской комиссии, 1 573 695 рублей, 16 И копеек [1608]1608
Там же.
[Закрыть]. Князь Платон не спешил с ответом, и полководцу приходилось его снова и снова просить о выполнении служебного долга.
Третьей проблемой являлся сам фаворит. Зубов, будучи наместником Новороссии, начальствовал и над Суворовым. Способ же ведения дел, принятый Платоном Александровичем, стал раскрывать фельдмаршалу глаза на истинное лицо благоприобретенного родственника. Вот что пишет фельдмаршал Хвостову о нем 16о апреля 1796 г. из Тульчина:
«Граф Пл[атон] Александрович] в последнее свидание[1609]1609
То есть перед отъездом из Петербурга на Украину.
[Закрыть] [говорил]: оба флота в моей команде: гребной – гнилой, парусный – хуторный[1610]1610
То есть ветхий.
[Закрыть]. Я – первому подобный. Отзыву письменного нет, будет ли? Властолюбив, факционный. не патриот…»[1611]1611
Суворов А. В. Документы. – Т. 3. – С. 514.
[Закрыть]
Характеристика четкая, взгляд ясный, а подчиняться надо!
Через три дня после отправления письма Хвостову наш герой узнал о пожаловании фавориту княжеского титула Францем II. Это вызвало тут же ядовитое послание к «племяннику» в Петербург:
«После моего выезда и вашего письма чрез 24 дни нет ни слова о моей команде над Черноморскими флотами и, в прибавок к прежнему, слышу, что в парусном назначают ломку кораблей полдюжины, не меньших, и в том числе, якобы, 90-пушеч[ных], из новых. Война с турками только подозрительна[1612]1612
То есть сомнительна.
[Закрыть]<…> Платон Александрович – князь по вступлении моем в Варшаву. Это мне предопределяемое, и ведомо, кознью осеклось ему. Г[раф] Н[иколай] Алек[сандрови]ч родственник [1613]1613
То есть Н. А. Зубов – зять.
[Закрыть], а я им свойственник, но ниже мало о том помышляю, а знаю, что быть им у сильного не иное что, как быть покорну, к его услугам, без взаимного удовлетворения…»[1614]1614
Суворов А. В. Документы. – Т. 3. – С. 518–519.
[Закрыть]
Старый воин все понял и сделал правильный вывод, но лишь после того, как осознал, что его обманывают. И самое тяжелое в этой ситуации – очень трудно повернуть назад, ибо в цепких руках Зубовых оставил он слишком ценный залог послушания – свою любимую дочь. Да, на паркете Зимнего дворца великосветские интриганы оказались снова искуснее его.
В тот же день вынужден фельдмаршал писать фавориту поздравительное письмо по случаю пожалования титула князя Священной Римской империи германской нации. В нем он выражает свое неудовольствие весьма косвенно и только по адресу Франца II:
Смирив гордость, 5 мая обращается он к П. А. Зубову с почтительным вопросом: будет ли наконец обещанное назначение о верховном командовании черноморскими флотами?[1616]1616
Суворов А. В. Документы. – Т. 3. – С. 521.
[Закрыть] Однако в благополучный исход ожиданий он уже не верит и в тот же день в очередном письме Хвостову дает волю накипевшему раздражению против Зубовых:
«Турки без Магмут хана[1617]1617
Властитель Персии.
[Закрыть] пуще заснут[1618]1618
То есть без союза с Персией на войну с Россией Турция не решится.
[Закрыть] и тут жаль, что мы особливо не по Дунай, живой рубеж. Театр на Востоке; герой граф Валериан за Дербент, покорит и укрепит Каспийское море, прострит свои мышцы до Аракса[1619]1619
Именно по этой реке с 1828 г. по 1991 г. проходила граница нашей страны с Ираном.
[Закрыть], далее завоеваниев Петра Великого, и ограничит Грузию.Тогда ему ф[ельдмаршал] мал. Пла[тон] А[лександрови]ч – князь: взял мой наем, вы на это холодно взираете. Титлы мне не для меня, но для публики потребны. Хорошо, если поправить. Впрочем, фортуна улетела с ее лбиными волосами и кажет голой затылок…»[1620]1620
Суворов А. В. Документы. – Т. 3. – С. 520.
[Закрыть]
В этих строках Суворов являет нам очень верный взгляд на результаты развернувшихся событий. Но поделать с этим ничего не может, а свое неудовольствие демонстрирует, перестав носить пожалованный австрийским императором портрет и:
Но и мысли о возможной войне с турками все-таки не оставляют его, как и о плачевной судьбе обоих Черноморских флотов под управлением бездарного фаворита:
Обида за обман и опасения за гибель флота мучают его, и он отрекается от «свойства» с Зубовыми.
Новую вспышку раздражения он изливает через два с половиной месяца в письме от 14 июля все тому же Хвостову. Вызвана она несоразмерными успеху наградами Валериану Зубову за взятие Дербента:
«Влажнее[1624]1624
Неискренне.
[Закрыть] прежнего, и как стиль диктованный[1625]1625
То есть написано не от души, а как будто под чью-то диктовку.
[Закрыть], пишет ко мне Г[раф] Н[иколай] Александрович]. Приложенный его план дербентский с награждениями, яко за Стамбул…»[1626]1626
Суворов А. В. Документы. – Т. 3. – С. 544.
[Закрыть]
И действительно, провинциальный Дербент, как бы ни было выгодно стратегически его положение, вряд ли «стоил» ордена Св. Георгия 2-го класса и бриллиантовых знаков ордена Св. апостола Андрея Первозванного. Награда явно венчала не заслугу, а слепое счастье Фортуны. Несправедливость фаворитизма, низость искательства у сильных мира сего возмущали и вызывали горестные строки:
«Известно, что я в Камчатку и Японь готов, ежели на то Высочайшая воля, а не клевретская, но различие сих противостояниев никто мне в С[анкт]-П[етер]б[ург]е, ниже что верно по модной диалектике, не объяснил, и Вы ко мне в течение многого времени ничего о том не писали. <…>
Оси[пу] М[ихайлови]чу пособи Бог, я от моего управления не отстану, и без того здешних ни флотов, ни крепостей я видеть не буду. Скоро оставлю мир, а ежели поживу и дело будет, мне они не надобны, пусть ими берет Стамбул К[нязь] Пл[ато]н из своего кабинета…»[1627]1627
Суворов А. В. Документы. – Т. 3. – С. 544–545.
[Закрыть]
Выход этому тяжкому состоянию души он, по своему обыкновению, искал лишь в одном, о чем и писал государыне 12 августа в конце обширного отчета о состоянии дел в подвластных ему войсках:
«Карманиольцы [1628]1628
Так называет Суворов французских республиканцев, по карманьоле – любимому народному танцу в эпоху Революции.
[Закрыть] по знатным их успехам могут простирать свой шаг и на Вислу. Союзной Король Прусский, примирившийся с ними против трактата 1792-го года, для своих выгод им туда, особливо чрез Саксонию, может быть, препятствовать не будет.Всемилостивейшая Государыня! Я готов с победоносными войсками Вашего Императорского Величества их предварить; турки еще частию спят и прежде полного лета нечего от них ожидать[1629]1629
То есть не ранее следующего года, ибо ныне лето уже на исходе.
[Закрыть]»[1630]1630
Суворов А. В. Документы. – Т. 3. – С. 550.
[Закрыть].
Мысль о необходимости превентивной войны с Францией в последующие дни овладевает его сознанием, и Суворов постоянно обращается к ней, связывая промедление с бездарностью фаворита:
«Ученик (давший себе то звание) К[нязь] П[лато]н не смыслит, лучше бы было дело на меня, в доверенности я не злоупотребителен, не так как сей дитя; хотя ему надлежит быть ближним <…> Пора ему опомнитца не для меня, но для России, в чем бы ему очень пособил г[раф] А. А. Без[бородко], оставя свою застенчивость.
Идет очень худо, медленностью нашей (козел к[нязь] П[латон] с научением не будет лев), пора давно начинать! Уже судят в Москве, по обычаю развратных нравов в больших городах, Россия будет Франциею. Уже король прусской по Варшаве и частию Гнезне хочет быть польским королем, хотя то вовсе ненадежно. Французы не захотят силы в сем короле и лучше дадут ему Саксонию за уступку его польских частей»[1631]1631
Там же. С. 552–553.
[Закрыть].
Получив в тот же день, 29 августа, письмо от Хвостова, фельдмаршал живо откликается на него и снова возвращается к этой же теме. Он дает афористичный и очень глубокий анализ сложившейся ситуации, предлагая все то же ее разрешение:
«…Турецкая ваша война, – нет… А принятца за корень, бить французов… От них она родитца. Когда они будут в Польше, тогда они будут тысяч 200300. Варшавою дали хлыст в руки прусскому королю, – у него тысяч 100. Сочтите турков (благодать божия со Швециею). России выходит иметь до полу-миллиона; ныне же, когда французов искать в немецкой земле, надобно на все сии войны только половину сего. Публика меня посылает с 50–60 000 против французов, вы один молчите[1632]1632
То есть не сообщаете, верен ли слух о подготовке армии Суворова и о походе на французов или же это лишь досужие сплетни.
[Закрыть]…» [1633]1633
Суворов А. В. Документы. – Т. 3. – С. 553.
[Закрыть]
Эти тяжкие, но, по сути, верные размышления на следующий день, 30-го числа, фельдмаршал подытоживает убийственной характеристикой Зубова. Сравнивая его в искусстве «игры», то есть интриги, с де Рибасом и Потемкиным, Суворов пишет:
Итак, наш герой всей душой рвался на большую войну сокрушать французов, ум его охватывал всю сложнейшую обстановку в Европе и звал русские знамена упредить победоносную Республику на Рейне, дабы не отражать потом ее легионы на Висле и Немане. Сохранился интереснейший набросок стратегического характера, записанный тогда же его адъютантом и правителем канцелярии И. О. Курисом[1635]1635
Суворов А. В. Документы. – Т. 3. – С. 556–557.
[Закрыть]. Но все это оставалось на бумаге, а в реальности Суворов мог лишь упражнять войска свои в сквозных атаках[1636]1636
Там же. С. 551.
[Закрыть] да в изучении вахт-парада[1637]1637
Там же. С. 546, 547, 548, 551, 560.
[Закрыть], то есть «Науки побеждать». Время сохранило для нас высокую оценку этих летних маневров в «Записках» Ланжерона:
«Фельдмаршал Суворов, знающий в совершенстве дух своего народа и являющийся действительно наиболее соответствующим этому духу генералом, собирает уже с апреля месяца свою армию, разделяет ее на три или четыре лагеря и заставляет ее проделывать действительно военные маневры: ночные переходы, атаки крепостей, ретраншементов, нечаянное нападение на лагери и т. п. Он смотрит на дело как настоящий полководец, упражняет, закаляет людей, приучает их к огню, вселяет в них смелость и самолюбие и делает их непобедимыми. Полки его армии отличаются, даже в России, своею силою и своим воинственным видом.
Правда, что некоторые из маневров Суворова носят на себе отпечаток отличающей его странности и к тому же они являются настоящими сражениями, в которых кто-нибудь всегда лишается жизни. Я не буду односторонним хвалителем таких маневров и не думаю, что для кавалерии было бы необходимо проходить на всем скаку наполовину сомкнутые ряды пехоты[1638]1638
«Этот превосходный урок для кавалерии желателен и для пехоты» – позднейшее примечание Ланжерона. «Я переменил мнение по этому предмету, этот прием Суворова является для кавалерии лучшим уроком, какой можно дать людям и лошадям», – Ланжерон, 1824–1826.
[Закрыть], но полагаю, что подобные военные подробности безконечно предпочтительнее во всех отношениях печальных марширований повзводно на плац-параде, большею частию бесполезных, в особенности для пехоты, но составляющих истинную прелесть для большинства офицеров, которых единственное достоинство заключается в уменье хорошо управлять вертениями на одной ноге и которые, может быть, и не выказали бы других достоинств при столкновении с неприятелем»[1639]1639
Русская старина. – СПб., 1895. – Т. 83. Май. – С. 196.
[Закрыть].
Увы, это трезвое суждение было записано как раз в ту печальную пору истории русской армии, когда «умение хорошо управлять вертениями» и «маршировать повзводно на плац-параде» было объявлено альфой и омегой военного дела, а сам полководец оказался в ссылке, в глубине сумрачных новгородских лесов.
Но будет это лишь через полгода, а пока что наступила осень 1796 г. Отношения нашего героя с семьей Зубовых испортились. Видно это из письма к Хвостову от 30 сентября:
«Г[раф] Н[иколай] З[убо]в огорчен, раздражен, осерчал; хотя яко какой повелительный, мне все равно. Долг его ко мне писать, а меня даже и в ответе ему хотя покровительно извинять: тогда ко мне не писал, и я к нему не пишу. Он муж моей дочери. От меня не для родни или свойства: я солдат, не знаю ни племени, ни рода…» [1640]1640
Суворов А. В. Письма. – С. 311.
[Закрыть]
Ну что ж, зять получил по заслугам: старый фельдмаршал, воспитанный в духе уважения и почитания старших, не мог простить малейшего неуважения к себе. Тему эту он развил через месяц в новом письме ко все тому же почтеннейшему Хвостову:
«Наташа отдана мужу, тако с ним имеет связь; он ко мне не пишет, я к ним не пишу; Божие благословение с ними! Естественно муж имеет связь с братьями, обоюдно для брака муж и я имели связь, но по совершении его она кончилась. Родство и свойство с долгом моим: Бог, государь и отечество»[1641]1641
Государственный мемориальный музей А. В. Суворова. – Фонд документов МС, 2353. – С. 2–3.
[Закрыть].
Отношение же к фавориту оформилось окончательно в строках того же письма:
«Известно Вам, сколь он [1642]1642
П. А. Зубов.
[Закрыть] безчестно долгое время мною играл; чтоб того впредь избежать и в настоящем уже важнее, надлежало мне с ним времянительное добродушие разорвать, чтоб никогда сего больше не обновлять, и что дружбы с ним не будет. В виде прозрачности Монархине тверд доказать, дабы изволила ведать, что он был, есть и будет мне неприятель, для предварения его козней…»[1643]1643
Суворов А. В. Письма. – С. 311.
[Закрыть]
Лишь 27 октября Н. А. Зубов наконец-то собрался написать письмо тестю: он сообщил об успехах брата Валериана, об учебе Аркадия, жившего и учившегося теперь в семье старшей сестры, и сообщил о жене следующее:
Письмо это, по-видимому, несколько разрядило обстановку. Сама же молодая графиня Зубова весь 1796 год кружилась в хороводе придворной жизни: к императорскому столу в марте приглашали ее 5 раз, в апреле – 6 раз, в мае – 10 раз, танцевала она на придворном балу 10 мая в Таврическом дворце[1645]1645
Камер-фурьерский журнал за 1796 г. – СПб., 1896. – С. 209, 212, 231, 235, 256, 259, 274, 281, 283, 293 297, 339, 354, 358, 371, 438, 479, 453, 456, 463, 466.
[Закрыть]. Весь июнь и июль проводит она в Царском Селе, появляясь практически каждый день при дворе[1646]1646
Там же. С. 477–633.
[Закрыть]. Вернувшись со двором в столицу, она по-прежнему была постоянной участницей придворных церемоний, обедов и торжеств. Так, 22 сентября вместе с супругом участвует в торжествах по случаю тридцать четвертой годовщины коронации государыни[1647]1647
Камер-фурьерский журнал за 1796 г. – СПб., 1896. – С. 672.
[Закрыть]. Как видно, размолвка отца с мужем и всесильным шурином ее не коснулась. Наступил октябрь, и она опять 10 раз была при дворе, последний раз была приглашена за стол Екатерины II 29 октября[1648]1648
Там же. С. 723.
[Закрыть]. Монархине оставалось прожить 8 дней.
Утром 5 ноября 1796 г. императрицу разбил паралич, отнялись конечности, она утратила речь и лежала без сознания на матрасе в туалетной комнате, где ее обнаружили придворные. Великие деяния и грандиозные замыслы, непомерная гордость и незавершенные начинания – все это на глазах покрывалось мельчайшей сеткой трещин и буквально рассыпалось в прах перед леденящим сердце дуновением смерти. Великая Екатерина в последние часы своей жизни была беспомощной шестидесятисемилетней женщиной, чьи последние капли бытия утекали в опрокинутых клепсидах ее судьбы[1649]1649
Клепсиды – водяные часы у древних греков.
[Закрыть].
Надменный еще вчера фаворит совершенно растерялся, ему даже не хватало сил рвать на себе волосы, видя, как отлетает последнее дуновение его Фортуны. Придворные сторонились его как зачумленного. Едва сдерживая слезы, отправил он брата Николая в Гатчину известить цесаревича. Вечером Павел Петрович прибыл в Зимний дворец, матушка не приходила в сознание. Что чувствовал он, нелюбимый сын, страстно все эти десятилетия мечтавший о короне, считавший мать похитительницей престола и содрогавшийся от мысли, что она может лишить его власти, никому было знать не дано. Но одно понимал он точно: эта огромная, ни с какой другой на земле не сравнимая самодержавная власть сейчас, с каждым слабеющим вздохом матери, переходит в его руки. Сама, без каких-либо усилий. 6 ноября в 21:45 государыни не стало. На русский престол вступил император Павел I.
Ему шел сорок третий год, не менее двадцати двух лет ждал он этого часа. Ждал и в глубине сердца содрогался от мысли: вдруг час этот никогда не наступит? Он ждал, не уверенный ни в чем и ни в ком, ждал терпеливо, приучившись сносить надменность и заносчивость фаворитов, ждал, страшась, что мать лишит его наследства, что она захочет передать трон его старшему сыну Александру. Он ждал, он уже почти не верил в то, что это может случиться, но вот час неожиданно пробил, он дождался, и он теперь император всероссийский.
Нервный и легко возбудимый, ни в чем не знал он меры – ни в стремлении облагодетельствовать того, кто сумел снискать его расположение, ни в желании наказать того, кто имел несчастье вызвать его раздражение и тем более гнев, а гневался он часто и чаще всего из пустяков, которые почему-то почитал важнейшими проступками. Он так долго ждал возможности царствовать, что малейшее промедление в исполнении своих пусть даже мелких повелений склонен был почитать тяжким преступлением, если вообще не бунтом. Судя по всему, испытывая некоторые сомнения в законности своего происхождения и будучи бессилен против неуважения, выказываемого ему целым рядом матушкиных фаворитов, он и теперь, став самодержцем, был твердо уверен, что многие за его спиною смеются и издеваются над ним. Искал подтверждения своим подозрениям, и если находил тому хоть малейший признак, наказывал мгновенно и сурово. Будучи свято уверен, что при матери его все делалось неправильно и просто плохо, он вступил на престол, обуреваемый жаждой все переделать, поправить и переиначить – и немедленно. При этом искренне считал, что если сейчас этого не сделать, Россия погибнет.
Будучи чрезвычайно преувеличенного мнения о природе самодержавной власти, Павел полагал, что он всегда прав – и в большом, и в малом, и все, что ни делает он или велит делать другим, идет только на благо Отечеству. Тот же, кто с ним не соглашается, а тем более не выполняет повелений, – враг ему и великому предназначению его, а значит, должен быть устранен, удален, отставлен, сослан и повергнут если не физически, то уж точно юридически.
На беду Суворова, армия стала одним из первостепенных объектов приложения государевых усилий по переделке. Военное дело император очень любил, но понимал его так узко и однобоко, что только портил все в армии, к чему бы ни прикасался, попросту сжигаемый зудом «преобразования». Военного же искусства Павел I просто не понимал и тем был особенно опасен как для армии, так и для Суворова. Как и все пустые формалисты своего времени, самодержец был зачарован эффектной, но пустой плац-парадной маршировкой, почитая ее становым хребтом боевой подготовки и совершенно забывая, что война протекает на резко пересеченной местности, а не на ровной поверхности гатчинского плаца. Таким образом, все усилия Суворова по тактической подготовке войск, энергичные марш-броски, обучение сквозным атакам, позволяющее привыкнуть в мирное время к штыковой атаке и отражению пехотой атакующей кавалерии, то есть к тому, что составляет высшую точку духовного напряжения во время боя или сражения, все это отметалось практикой плац-парадной муштровки, перед которой благоговел император. Тонкие развернутые линии ритмически марширующей пехоты почитались им единственно верным способом достижения победы. Применения шахматного боевого порядка каре или ломовой, пробойной силы атакующей колонны, собственно, и выражающих на деле суворовскую «импульзацию», монарх просто не понимал. Боевые порядки Фридриха II возвел он в аксиому, упорно не замечая, что король сам же отступал частично от них, когда считал это необходимым, как, например, при Кунерсдорфе, штурмуя Большой Шпиц.
Система управления армией, должностные полномочия начальников, административные права их, организация дислокации в мирное время – все это механически было перенесено из прусских уставов во вновь им вводимые в русской армии. При этом Павел I был очевидно даже рад, что тем самым он лишает генералитет и полковых командиров свободы как в управлении, так и в боевом командовании войсками. Может быть, он рассчитывал, что тем самым ограничит возможность злоупотреблений и казнокрадства всякого рода, но не видел, что на практике обращает управление в бездушный формализм, а командование начисто лишает инициативы. При этом император не мог никак понять, что Фридрих II поступал так, рассчитывая на собственные полководческие способности, считая, что с его генералов хватит простой исполнительности. Сама по себе позиция прусского короля была ошибкой, ибо привела к исчезновению в его армии самостоятельно мыслящих и творчески подходящих к делу полководцев. К моменту смерти Фридриха II в его армии остались лишь послушные рутинеры и посредственности, которые через восемь лет ничего не могли поделать ни с французскими революционными войсками, ни с повстанцами Костюшко. Павел I был убежден, что неудачи пруссаков теперь проистекают оттого, что они отошли от «священных правил» великого короля. Поэтому надо их буквально перенести в русскую армию, и она станет прекрасна. Озлобление против Потемкина и своей матери застилало ему глаза и не позволяло видеть блестящих успехов русской военной школы, находящих свое выражение в стратегии и тактике Румянцева и Суворова, в армейских реформах Потемкина.
Вообще все, сделанное князем Таврическим, вызывало в нем ярость и отвращение. Поэтому сначала обрушился император на военную форму, введенную Потемкиным и являвшуюся впервые за XVIII столетие хотя бы немного функционально пригодной для войны, а не для плац-парада. Войска переодели в мундиры, чей покрой был скопирован с прусских времен Семилетней войны: император вполне серьезно считал, что нынешние неудачи пруссаков вызваны тем, что они отступили от покроя фридриховских времен. В солдатскую прическу, о которой Потемкин писал, что «у солдат парикмахеров нет, им чесаться и завиваться некогда, солдатский туалет должен быть таков: как встал, так и готов», теперь вернулись букли у висков, коса сзади, обернутая черной лентой, и мука, заменявшая пудру, достойную осенять лишь офицерские головы. Вот что вспоминает об этом капитан Московского гренадерского полка Грязев:
Читатель может недоуменно спросить: «А что вы, собственно, так останавливаете свое внимание на какой-то там прическе? Да бог с ней». Но ведь именно с буклей и кос, с сала и муки началось противостояние фельдмаршала с императором. Однако по порядку. Получив высочайшие известия из Петербурга и рескрипт, Суворов уже 18 ноября поспешил писать императору:
Государь же, еще не получив этого письма, шлет 15 декабря еще один милостивый рескрипт:
«Comengons denouveau[1652]1652
Начнем сначала (фр.).
[Закрыть]. Кто старое помянет, тому глаз вон, у иных, правда, и без того по одному глазу было[1653]1653
Намек на ненавистного Потемкина.
[Закрыть].Поздравляю с новым годом и зову приехать в Москву, к коронации, ест-ли тебе можно.
Прощай, не забывай старых друзей.
Павел
Приведи своих в мой порядок пожалуй»[1654]1654
Суворов А. В. Документы. – М., 1950. – Т. 3. – С. 563.
[Закрыть].
Рескрипт не просто милостивый, но даже в известном смысле сердечный, отправлен так, чтобы прибыл к Рождеству и Новому году. Его можно было бы назвать почти ласковым, если бы не последняя фраза, приписка, поставленная уже после того, как император подписал письмо. Он мягко требует, чтобы полководец ввел в своих войсках новые уставы, действовавшие с 26 ноября 1796 г. Однако Суворов пока об этом и не думал: он скорбел об умершей:
Так писал он «племяннику» Хвостову 24 ноября. Между тем Павел I пока что милостив и награждает зятя Суворова Н. А. Зубова орденом Св. апостола Андрея Первозванного за «добрую весть»: это он привез цесаревичу в Гатчину 5 ноября сообщение об инсульте, постигшем императрицу. Суворов пишет 30-го:
Но какова ирония судьбы: ведь именно Н. А. Зубов, пожалованный на веру и верность, в роковую ночь с 11 на 12 марта 1801 г. первым в спальне Михайловского замка нанесет удар императору. Но это все еще скрыто завесой будущего, а пока что Павел I жив и здоров и утром 17 декабря при пароле карандашом записывает приказ:
Вроде бы все идет хорошо, но вот оно – первое облако появилось на горизонте: в формулярном списке нашего героя содержится примечание, что 20 декабря великий князь Александр Павлович передал президенту Военной коллегии непотопляемому Н. И. Салтыкову высочайшее повеление «оставить это без исполнения впредь до повеления»[1659]1659
Александр Васильевич Суворов. К 250-летию со дня рождения. – М., 1980. – С. 262.
[Закрыть]. Может быть, скажет неосведомленный читатель, это же пустяк. Однако далее написано:
Это уже повелено 27 января 1797 г. Что же произошло между 17 декабря 1796 г. и 27 января 1797 г.? Почему у Суворова отняли войска?
Дело было в реакции полководца на «дружеское» предписание императора «привести войска» в новый «порядок». Рапортом от 29 декабря фельдмаршал доносит государю:
Ну, ведь все же хорошо. Да нет, ибо в тот же день пишет он письмо Хвостову, и оно, наоборот, не покорствующее воле государя, как рапорт, а горестное и протестующее против того, что начало твориться в армии с введением новых уставов и правил. Во-первых, жалуется он, что, будучи назначен 24 ноября командующим Екатеринославской дивизией, по новому расписанию войск сравнен он в должности со своими помощниками генерал-аншефами С. Г. Волконским и М. В. Каховским:
«Вождь вождей <…> Все степени до сего брал я без фавору. Генерал-Аншеф – великая степень, вождь!
Было их со мною два, ныне – не одного [1662]1662
Наличие в подчинении генерал-аншефов подчеркивало его статус как фельдмаршала.
[Закрыть]. К[нязь] Г[ригорий] Семенович] Волконский здесь необходим дивизии. Я с ним перед смертью[1663]1663
Как всегда в минуту горечи и волнения, думает он о близящейся кончине.
[Закрыть] поровнен[1664]1664
То есть поставлен на одну ступень с младшим в чине и по службе.
[Закрыть] <…> В войне готовься к миру, в мире готовься к войне: сочиняй армию, она мне принадлежит…»[1665]1665
Суворов А. В. Документы. – М., 1950. – Т. 3. – С. 164.
[Закрыть]
Вот где разгадка: даже в мирное время нужна группировка войск по армиям, а не уравнительное дислоцирование по дивизиям, из которых, лишь когда война грянет, формируют армию. Войска, разделенные таким образом в мирное время, «не сработаны» в единое целое под одним управлением и на совместных маневрах «не притерлись». А значит, они «отсырели», стали внутренне дряблыми, и с началом войны придется терять время, а вернее всего, и лишнюю кровь солдатскую, пока эти войска «сработаются» под огнем. Вот почему призывает наш герой в мирное время: «…сочиняй армию, она мне принадлежит»[1666]1666
Там же.
[Закрыть]. То есть деление на армии в мирное время, да еще под командой того, кто, будь война, поведет их в бой, резко повысит их мобилизационные навыки и боевую подготовку. Фактически к предложению Суворова об административном управлении и командовании в мирное время перешли лишь в 1814 г., когда вернувшиеся из заграничного победоносного похода войска продолжали дислоцироваться вдоль всей континентальной границы, поделенные на 1-ю и 2-ю армии, сориентированные на театр военных действий в Центральной Европе с прицелом на Западную, то есть Францию (1-я армия), а также на театр Балканского полуострова, то есть против Османской империи (2-я армия). Кстати, эти практики были возобновлены в 1920-е гг., когда по окончании Гражданской войны армия, нацеленная из Белоруссии против Польши, именовалась Западным фронтом, а в Приморье – Дальневосточным. Мы приводим эти примеры без глубокой стратегической оценки их правильности в момент создания и их актуальности к середине XIX в. накануне Крымской войны, но чтобы показать, как глубока всегда была стратегическая мысль Суворова, даже если умещалась всего в одной фразе частного письма.
Соответственно, из такого взгляда на дислокацию в мирное время проистекает не только обида и раздражение на то, что по воле императора сломан разумный порядок вещей, но и на то, что эти «новации» хороши лишь для бездушных, наемных армий, ведомых такими же полководцами:
«И великий Кобург – мерсинер[1667]1667
Наемник (фр.). В своей полемичности Суворов несколько увлекся: принц Кобургский хотя и не был уроженцем австрийских владений, но служил своему императору, да и армия австрийская была рекрутированная, а не исключительно наемная.
[Закрыть], но ни я, ни русские – они отечественники – различие иностранных правлениев с российским <…> Прием мерсинеров лутче, нежели мне был в последний раз в С[анкт]-Петербурге. Он[1668]1668
Павел I.
[Закрыть] говорит: принц Фридрих, три шага за мною, Ваше Высочество моложе меня. Завтра он его Главнокомандующий. Какая честь[1669]1669
Имеется в виду прием, оказанный наследнику прусского престола, которому Павел I дозволяет командовать на разводах войск в своем присутствии.
[Закрыть]»[1670]1670
Суворов А. В. Документы. – М., 1950. – Т. 3. – С. 566.
[Закрыть].
Далее Суворов обрушивается на институт инспекторов, которых в административных правах сравняли с шефами полков:
Из этой безумной ситуации полководец делает совершенно резонный, но для императора весьма обидный вывод:
«Обширность России далеко зрения Государя, – сего дозволить не может[1672]1672
Император не сможет проконтролировать и пресечь все злоупотребления, хотя Павел I считал как раз наоборот.
[Закрыть]. От белых медведей до Ненасытецких порогов [1673]1673
Пороги Днепра.
[Закрыть] имеет она дело с тремя прочими сферами. Французы заняли лутчее от нас, мы теряем; карманьольцы бьют немцов, от скуки будут бить русских, как немцов. Я далеко зашел, но подозрение – мать премудрости…»[1674]1674
Суворов А. В. Документы. – М., 1950. – Т. 3. – С. 566–567.
[Закрыть]
Чем больше и дольше изучаю я жизнь своего героя, тем больше убеждаюсь, что с годами приобрел он дар в профессии – время от времени прозревать будущее. Конечно, это было не чудо, но результат постоянного интеллектуального напряжения: Суворов ежедневно поглощает большое количество политической, стратегической и научной информации, анализирует ее с помощью огромного жизненного и профессионального опыта и приходит к поразительно правильным стратегическим выводам, чему свидетелями мы только что были. Если понять это, станет понятен смысл следующего отрывка, идущего сразу за приведенной выше цитатой:
Не медлить, вступить в войну с Францией сейчас же, восстановить «справедливые» порядки, бывшие до 1789-го г.[1676]1676
В мировоззрении Суворова и таких же, как он, мыслящих консерваторов якобинский террор обесценил идеи и достижения 1789 г., а заставляет теперь мечтать о возвращении «правильных» порядков, бывших до взятия Бастилии. Таково уж свойство человеческого разума, потрясенного ужасом террора.
[Закрыть], и тогда Россия не пострадает, опасные для армии «реформы» не нужны.
Теперь становится ясен скрытый смысл следующего далее места в этом столь важном для дальнейшей судьбы полководца письме:
«Вдруг (Ростопчин) великого Государя письмо 15-го ч. декабря. Первое – верноподданному милость. Она не питает его заслуги, когда сей, яко каженник[1677]1677
Каженник – больной.
[Закрыть], теряет свои преимущества. Они или Кобрин, доволен.Боже! Как не ехать в Москву. Не Ваш, но и естественный закон, токмо с ними, а не мерсинером…»[1678]1678
Суворов А. В. Документы. – М., 1950. – Т. 3. – С. 567.
[Закрыть]
Со свойственной ему иносказательностью фельдмаршал говорит, что письмо императора, пересланное Ф. В. Ростопчиным, конечно же, милость, но это пустышка, так как отнимает у него преимущества, то есть права, которыми в екатерининское время обладал фельдмаршал как главнокомандующий. А если их нет, то к чему служба, уж лучше сразу же в Кобрин, то есть в отставку. Конечно, он не может не ехать в Москву: долг верноподданного зовет его в Первопрестольную на коронацию. Но наемником, которому все равно кому и как служить, лишь бы платили, он никогда не будет. Ведь он патриот и служит не за жалованье, а за идею. Новые государевы правила враждебны его идее – что ж, тогда в отставку.
Так начал он свой путь, но не в Кобрин, а в Кончанское, и не в отставку, а в ссылку. Честь ему дороже карьеры, он сам пишет об этом Хвостову крещенским вечером 6 января 1797 г. из Тульчина:
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
