Текст книги "Обречённые на бессмертие. Освобождение. Книга, которую ждали 20 лет! Романы из цикла «Великая Душа»"

– Не ты убьёшь меня, киммериец, – Джейк нажал на спусковой крючок.

Пуля оцарапала стену. Потому что прежде, чем грянул выстрел, невидимый Конан толкнул Джейка в живот. Американец растянулся на королевском ложе. Киммериец сбросил волшебную накидку. Пришла пора ставить точку.

Джейк с рёвом вскочил. Конан вывернул ему руку и прижал к полу, лицом вниз. Пальцы правой руки снова сложились в железный кулак, а кулак вознесся, чтобы нанести завершающий удар.

Но Конан не нанёс его. Теперь, когда от неминуемой смерти двойника отделяло лишь короткое мгновение, на ум киммерийцу пришли странные слова Милиуса: «Не убивай Джейка. Сделаешь это – сам станешь трупом».

Это глупое, невнятное пророчество загадочного мага теперь звучало отчего-то словно приговор Высшего Суда. Жизнь Джейка у него, у Конана, в руках! По праву справедливости он должен и забрать её. Что может помешать ему прикончить Джейка и что сделает трупом его самого?! Милиус, будь ты проклят, почему я не могу прикончить этого ублюдка?!! – мысленно вскричал он. Но ответа не было.

И Конан медлил.

– Ну же, добей меня! – прохрипел узурпатор.

Конана заливал холодный пот. Он понимал всю дикость ситуации. В тщетной попытке найти решение киммериец оглядел палату. Решения не было. Внезапно Джейк извернулся и выскользнул. Прыгнул, подхватил кинжал. С кинжалом бросился на безоружного Конана.

– Вот и конец тебе, вонючий варвар! – проревел Джейк. – У тебя не хватило духу добить меня – ну, мне-то хватит духу зарезать тебя!

Нежданное спасение придало свежие силы американцу. Он нападал, кинжал вился серебристой молнией, норовя впиться в тело Конана. Киммериец, в душе лютуя на проклятого Милиуса, только и успевал, что отступать. К угловому окну, куда Джейк отжимал его, чтобы там и прикончить.

– Прощайся с жизнью, паскуда варвар! – провозгласил Джейк Митчелл. Кинжал взвился для рокового удара.

…Однако Конан услышал не эти слова, а шевеление за своей спиной. И снова, как в Карпашах, обдало его ледяным дыханием неведанной смерти. Смерть, подобной которой ещё не бывало под этим солнцем, таилась не спереди, а сзади.

Не глядя назад, Конан метнулся навстречу кинжалу, схватил Джейка обеими руками и, обернувшись вокруг него, толкнул врага к окну – туда, где только что стоял он сам. Кинжал пропорол киммерийцу грудь, но он этого не заметил.

Он смотрел на белого котёнка, чьи глаза были плотно закрыты, а этот котёнок всеми зубами и лапами впился в здоровенного американца.

Когда немного погодя в палату ворвалась Аманда Линн, её взору предстала такая картина. В дальнем углу друг подле друга лежали мёртвый Джейк Митчелл и дохлый котенок, – глаза того и другого были закрыты, – а рядом стоял киммериец. Живой!

Аманда подбежала к нему, обняла и испачкалась в его крови. Конан поцеловал её в щёку. Аманда лучисто улыбнулась. Ей больше не хотелось плакать.

– Мне жаль, подруга. Я победил его, но моя месть не шибко удалась, – проворчал Конан.

Женщина удивленно перевела взгляд на тело Джейка, затем снова на Конана, и спросила:

– Разве он не мёртв?

– Мёртв, – кивнул Конан, – Клянусь кровью Крома, мертвее не бывает! Но я думаю, что если бы его спросили самого, то этот парень предпочёл бы умереть иначе.

– Не ты его убил? – догадалась она. – Так кто же?

Киммериец задумчиво поглядел на тело двойника. Как ответить, чтобы не соврать ненароком? Он почесал затылок и сказал:

– Тварь, которую мы с тобой поторопились схоронить в море. И я знаю теперь имя человека, спасшего мне жизнь. Хотя я очень сомневаюсь, что Милиус на самом деле человек! Но если бы не он, эта тупая тварь сидела бы сейчас не в Джейке, а во мне… она по-прежнему не видит между нами разницы.

Есть!!!

Есть первая жертва! Одна третья часть нерушимой клятвы исполнена. Никакие хитрости не уберегли этот никчёмный туземный разум от карающей десницы Судьбы. Иначе и быть не могло.

Существо возблагодарило Владычицу Сущего за первый успех и принялось изучать содержимое мозга жертвы, которую оно только что умертвило. Существо полагало, что заслуживает небольшой отдых.

А затем отдых закончится, и начнётся охота за второй жертвой!

5. Вечная молодость, вечная жизнь

Подставив лицо бризу, принцесса Камия стояла на капитанском мостике своего флагмана и смотрела в ночь.

Ночь была безлунной и беззвёздной, глубокой, беспросветной и непроницаемой, подобной кошачьим глазам этой женщины. Сигнальные огни корабля были погашены, и посреди ночи огромный чёрный фрегат почти сливался с окружающей его тьмой.

На высоких палубах – ни души, из бездны трюма – ни звука, даже дозорных не видно нигде. И что случится с флагманом стигийского флота, если кто-нибудь на него нападёт?

Никто теперь не нападёт, подумалось Камии. По крайней мере, из людей. О той невероятной битве в океане, где пираты, одержимые алчностью, в пух и прах разбили сами себя, положив таким образом конец тысячелетней вольнице Бараха, – об этой битве будут слагать легенды. Пока её славу не затмят другие битвы, ещё невероятнее и краше. Да, если состоятся эти битвы, то они затмят…

Камия протянула руки к небу и промолвила:

– Властительные боги, дайте знак. Вы знаете меня: я никогда не докучаю вам мольбами. Я развлекаю вас своей игрой! И если я ещё среди живых, то это только потому, что вы довольны мною. Я не прошу дать силы пережить те испытания, которые мне нынче предстоят. Если бы я не знала свои силы и не верила в себя, то это бы была уже не я! Но дайте знак…

Она не успела договорить, знака чего ждёт от высоких богов, – или сама не захотела договаривать. Беспросветное небо внезапно развёрзлось, океан озарило золотое свечение, над огромным кораблём пронёсся метеор, и фигура, которая казалась слеплённой из ослепительно сияющего золота, опустилась на капитанский мостик в нескольких шагах от Камии.

Тот ли это знак богов, который она так ждала? Но это был, конечно, знак – её триумфа. Или знак её погибели.

Камия опустилась на колени перед золотой богиней и молча склонила голову.

– Ца Ю уверил меня, что ты столь же умна, сколь и коварна, – со злостью изрекла Тхутмертари. – Но я не вижу твоего ума. А всё твоё коварство бесполезно! Ты игнорируешь мои приказы и даже здесь всё делаешь по-своему, ещё и хвалишься перед моим биографом! Я отдала тебе приказ обрушить всю мощь флота на Барах, а затем идти и сжечь Мессантию! Но что я вижу? Флот бездействует, на Барахских островах, как прежде, кипит жизнь, а твои люди милосердны, словно жрецы Митры. Я тебе велела убить всех: мёртвые пока нужны мне, а живые бесполезны! По-твоему, умно нарочно злить меня, когда я и без этого есть Зло? Мне ничего не стоит причинить тебе такую боль, что ты, как твой супруг, мой брат, только и будешь умолять меня о смерти! Ну, отвечай же, смертная!

Камия подняла голову.

– Ты видишь всех насквозь, великая богиня, ты права: я всего лишь смертная, я незнакома с мудростью, которая тебе подвластна. Сделай на это скидку, если мои заблуждения невольно вызвали твой гнев. Ты властна поступить со мной, как пожелаешь. Да, ты права и в том, что я не раболепно исполняю твою волю. Но в раболепии нет ни малейшей доблести в глазах богов! Я вызвалась на эту роль только затем, чтобы развлечь тебя. Теперь реши, сумела ли развлечь, и если нет, то покарай, я это заслужила.

Новоявленная богиня отозвалась не сразу. Тхутмертари удивлённо смотрела на женщину, склонившую перед нею колени. Эта женщина говорила слова, которые богиня не ожидала от неё услышать. Говорила со спокойствием и с достоинством, словно и не на коленях она, не перед ликом воплотившегося Зла, а на королевском престоле, перед своими подданными.

Это очень странно, непривычно. Она должна оправдываться, каяться и умолять о лёгкой смерти! Так поступают все, всегда, так или иначе, рано или поздно – все заканчивают этим. И все напрасно, жалкие глупцы. Тхутмертари не была бы Тхутмертари, если бы хотя бы раз кого-то пощадила. Но если эта женщина желает сначала развлечь богиню… что ж, да будет так, богиня славно развлечётся!

Тхутмертари протянула руку к плечу Камии. Чёрная туника потемнела, затем заалела, по тонкой ткани побежали огненные змейки. Короткая туника вспыхнула и сгорела, а под ней ничего не оказалось. На обнажённом плече Камии появился ожог. Сначала небольшой, с горошину, он разрастался, пока не стал размером с плечо, потом этот ожог захватил часть руки. Силой своих чар богиня заставила принцессу смотреть ей в глаза. Глаза у золотой богини сделались нечеловеческие – выпуклые, как у паучихи, два глаза-сапфира сияли погибельным мертвенным светом, приковывали к себе и не отпускали.

– Ну, почему же ты молчишь? – спросила Тхутмертари. – Я вижу по твоим глазам, что тебе больно! Ты должна кричать, вопить от боли!

– Я научилась терпеть боль, учась развлекать и радовать богов, – всё с тем же спокойным, царственным достоинством ответила ей Камия. – А когда удаётся одно, то вместе удаётся и другое. Ты можешь проверить, моя богиня и госпожа.

Тхутмертари ощутила, как ярость, вроде бы уже забытое и недостойное богини чувство, закипает внутри её естества. Ожог между тем расползался по телу Камии, с плеча перешёл на грудь, по руке дошёл до кисти, и вся рука заалела, а пальцы стали чернеть, как прутья в тлеющем огне.

Но эта женщина смотрела прямо в сапфировые очи богини Звёздного Бессмертия, её огромные глаза были полны муки, но с губ по-прежнему не срывалось ни крика, ни стона.

– Кричи же, и я это прекращу! – велела Тхутмертари. – Или ты хочешь заживо сгореть, несчастная?

– Какая доблесть в том, чтобы кричать от боли? – отозвалась Камия. – Это умеют все. Но я умею больше!

Тхутмертари опустила золотую руку. Чудовищный ожог сделал половину тела Камии тлеющей чёрной плотью, по которой, словно живые, бегали огненные змейки. Она испытывала боль, что для любого из людей была бы нестерпимой, многие уже бы умерли или лишились чувств от болевого шока. И Тхутмертари видела – она едва держалась, она удерживала себя в сознании лишь силой воли, а ещё – какой-то непонятной для богини искренностью, уверенностью в своей значимости и правоте. Всё это было очень странным, непривычным, непонятным… неприятным.

Но самым неприятным было то, что новоявленная богиня Звёздного Бессмертия совсем не ощущала эманаций боли. Ни боли, ни страха, ни отчаяния – ничего, чем её питали, умирая, смертные; ничего, что укрепляло её силу как богини. Как это возможно?

– Мне самой интересно, сколько ещё я продержусь, – прошептала Камия. – Ты вольна продолжать, да, ты можешь сжечь меня заживо, если не желаешь большего…

Тхутмертари со злостью ощерилась, обнажая скользящий меж зубов раздвоенный змеиный язык.

– Нееет, я желаю большего… – прошипела она. – Когда мы вернёмся в Луксур, в мой Храм, я буду истязать тебя так, что ты совсем утратишь разум, и лишь мои чары будут поддерживать его подобие в тебе… Да, лишь настолько, чтобы ты всё понимала и всё чувствовала, все свои муки… Я буду делать это на глазах твоего супруга, моего брата, а потом, когда и он лишится последних остатков разума, Джосер составит тебе компанию! Я верну к жизни твоих детей, которых замучила и убила, и они будут взирать на муки своих родителей… Я могу вас мучить вечно, и конца не будет вашей нестерпимой боли! Мне не нужна причина творить Зло – мне доставляет радость самый акт творения! А ты как думала, глупышка? Я истинная богиня, и вот так я развлекусь с тобой!

– Какая редкостная скука для богини… веками мучить жалких смертых, – усмехнулась Камия одними губами. – Приобрести невероятную мощь звёзд и мечтать отрывать лапки земным непослушным букашкам… Боюсь, моя богиня, ты слишком долго провела среди исчадий Сета и в своей магической темнице, ты не ведаешь, в чём заключается счастье истинного божества…

Огненная богиня замерла. Что несёт эта глупая женщина? Как она смеет? И зачем её слушать? Она умалишённая! Она наполовину сожжена, она уже почти мертва! Нет, слишком быстро!

– А ты ведаешь, в чём счастье богов? – с издёвкой вопросила Тхутмертари, почти не слыша своего голоса. – Откуда тебе, смертной, знать про это!

Вдруг Тхутмертари вспомнила, что эта женщина – её кузина по отцу. И что она когда-то тоже была чьей-то королевой… но почему быть королевой перестала, богиня вспомнить не могла.

– Я знаю, – скорее подумала, чем прошептала Камия, – я дружу с богами… со старыми богами, которые владели миром до тебя. Я знаю, почему они не выступили против тебя. И почему не выступят. Я знаю, почему они отдали тебе мир. Я для них всю жизнь играю – мне ли их не знать?

Тхутмертари снова простёрла руку, и золотой огонь объял второе плечо Камии. Чары богини подняли женщину над мостиком, она висела средь ночи как живой факел, корчилась от нестерпимой боли – но так и не сдавалась ей.

– Если ты знаешь – отвечай! – велела Тхутмертари. – Или ты больше ничего не сможешь мне сказать!

– Я знаю… Старых богов разъела скука. Они вначале извели всех непослушных… и оказалось, некому их больше развлекать! Старых богов разъела скука, – напрягая последние силы, повторила Камия, – и им осталось только принимать от смертных жертвы. Людская вера, жертвы и молитвы поддерживают власть богов, но эта власть недорогого стоит, они не готовы её защищать…

Сказав эти слова, Камия, наконец, лишилась чувств. Но так и осталась висеть перед ликом золотой богини, и всё, что от неё оставалось – горящее заживо тело.

– Ца Ю был прав насчёт коварства и ума, – задумчиво сказала Тхутмертари. – Достаточно умна, чтобы заинтересовать меня, и настолько коварна, чтобы уйти, оставив неудовлетворённой! Но почему же мой биограф не предупредил меня насчёт других её способностей и качеств?

Богиня покачала огненными прядями волос, вся напряглась, собралась и послала мысленный приказ. Пламя вмиг потухло; откуда-то вдруг появились светящиеся белесые создания, похожие не то на крохотных стрекоз, не то на червяков, им не было имени на языках людей, змеядов или демонов; эти создания принялись сновать по телу Камии, вернее, по тому, что от него осталось, словно сшивая его заново.

Им понадобилось совсем немного времени, чтобы завершить свою чудесную работу, потом они исчезли, словно бы растаяли среди ночи. Принцесса Камия стояла перед богиней Тхутмертари и со стороны могла показаться ещё прекраснее, чем прежде, до своего посвящения божественным огнём.

– Открой глаза и возвращайся в жизнь, которую ты любишь, я не стану отнимать её у тебя, – сказала Тхутмертари и тут же поправилась: – Пока не стану, так что ты не зазнавайся! Я хочу, чтобы ты знала: я не применяла некромантию, чтобы вернуть тебя к жизни. Я применила звёздную магию, неизвестную доселе в этом мире, я сделала это впервые и лишь для тебя, я не знала, как она на тебе сработает. Ради тебя я призвала создания иных пространств, это дети аттракторов, таинственных существ, которые выращивают звёзды и даруют жизнь планетам. Мне неизвестно, откуда приходят они. Но эти дети способны рисовать прекрасные и совершенные картины бытия. Когда я уничтожу этот мир, я призову их, дабы они нарисовали для меня новый. Посмотри на себя со стороны, – Тхутмертари взмахнула рукой, и рядом с ней в пространстве возникла точная копия Камии, – твоя красота стала совершенной, по меркам людей.

Однако та оказалась скупа на благодарности и лишь с улыбкой кивнула:

– Благодарю тебя, великая богиня, но и прежде на это мне никто не жаловался. Никакая магия, ни земная, ни звёздная, не может сотворить меня иной, чем я есть.

– Ты нужна мне, кузина, какая ты есть. Я сделаю тебя своей верховной жрицей! У тебя будет всё, что ты сама захочешь, и вечная молодость, вечная жизнь.

Но, к изумлению новоявленной богини, принцесса покачала головой:

– Я согрешу против тебя, если приму это как должное и соглашусь служить твоей верховной жрицей. Я не умею поклоняться и служить, у меня нет дара к этому. Я умею только развлекать! Я – не жрица, я – актриса. В этом моя суть. И это, – Камия широко развела руки, – моя сцена!

– Тогда чего ты хочешь? – снова разозлилась Тхутмертари. – Развлекать меня? Как развлекла своей Барахской битвой?

– А разве нет, не развлекла?

Богиня посмотрела на неё долгим изучающим взгядом, словно оценивая, стоит или нет доверять этой странной женщине некую сокровенную тайну.

– У тебя немного времени для баловства, – почти что шёпотом сказала Тхутмертари. – Потом придётся выбирать!

Камия почтительно склонила голову, но ничего не ответила.

– Ты мне понравилась, я не желаю больше причинять тебе страдания, – задумчиво продолжала богиня. – Да, ты мне нравишься, и я желаю, чтобы ты мне покорилась и всегда была со мной. Я бы могла зачаровать тебя и сделать жрицей против твоей воли. Но подневольные так скверно служат… Ах, если бы мне знать заранее, какая ты и чего стоишь, я бы не стала убивать твоих детей…

– Напротив, – перебила её Камия, – это я тебе должна быть благодарна: ты меня избавила от роли матери, к которой я пришла не с радостью, а от усталости и с горя. Но ты меня вернула к роли, для которой я на самом деле рождена.

– Это не всё. Если бы я знала, кто ты, я бы избавила тебя от оргии, в которой суждено родиться новой расе Тху, – богиня вновь простёрла руку, но не к плечу женщины, а к животу, и на этот раз в руке богини не было волшебного огня; однако живот Камии затрепетал, словно там, внутри, было что-то живое, и сама принцесса покрылась смертельной бледностью.

Тхутмертари заглянула ей в глаза.

– Я вижу, ты и прежде понимала. Тот случай, когда излишний ум – проклятие! А твоё невероятное упрямство мешает тебе признать и принять неизбежный конец! Но выбор прост, кузина: ты или согласишься стать моей верховной жрицей, или сойдёшь со сцены навсегда, родив мне напоследок дитя Тху.

И тут впервые голос Камии чуть дрогнул.

– Но если ты… если это твоё Тху… если оно плод твоей великой магии, то разве ты над ним не властна? А если властна, разве ты не можешь извлечь его из меня и сохранить при этом мою жизнь?

Тхутмертари глумливо осклабилась, показала змеиный язык и… улетела.

Камия в изнеможении сползла на мостик. Она была обнажена снаружи и опустошена внутри. Какое счастье, что богиня, поглощённая собой, не увидала её страха и её отчаяния, не заглянула в бездну её боли! Ничего, ни капли, что могло сойти за слабость и предать.

Но она осталась жива, осталась собой, она справилась и победила.

Каким-то задним зрением, великолепно тренированным чутьём, она увидела кого-то, кто за нею наблюдает. Это вернуло ей силы, она собралась, изогнулась, как пантера, прыгнула с мостика вниз, туда, откуда наблюдали, и столкнулась с человеком, облачённым в чёрную хламиду. Ни говоря ни слова, он бросился бежать, но она была быстрее, оказалась перед ним и воткнула пальцы, указательный и средний, в оба его глаза. А потом столкнула его за борт. Она сделала это настолько быстро, как бы инстинктивно, что осознала всё, только услышав всплеск от сброшенного в воду тела.

Камия улыбнулась и прошептала:

– Ты думаешь, раз ты теперь богиня и звёздная магия покорилась тебе, то ты теперь всесильна? Это тебя и погубит…

Она не умела видеть невидимое, сокрытое особыми, неведомыми даже лучшим из магов чарами. А если бы она умела, она увидела бы около себя призрачный силуэт, этот силуэт парил среди ночи. Он выдавал тщедушного человечка с большой головой, непропорциональной телу, с огромным, нависающим над лицом лбом, косматыми бровями, с глазами, блистающие, точно магнетические агаты, и кожей мертвенно снежного цвета без единой кровинки. Камия, наверное, узнала бы его, если бы умела видеть невидимое.

А он её узнал, узнал давно, присматривался к ней; но теперь он смотрел на неё с восхищением и надеждой.

Седой мужчина, скорее зрелый, чем старый, с густыми белыми усами и мохнатыми бровями сидел в своей каюте в полной темноте и тишине. Он читал донесения многочисленных агентов, водя пальцем по исписанным пергаментам. Конечно, он бы предпочёл читать при свете дня, или светильника, или простой свечи. Но мог и так, он различал иероглифы пальцами. Он не был чародеем, в том смысле, какой в это вкладывают простецы, но он был князем, политиком и дипломатом, и самым ценным из стигийцев подле Камии. Когда в Стигии внезапно воцарилась кровавая королева-жрица Тхутмертари, принцесса Камия послала за ним лодку и взяла на флагманский корабль, и спасла тем самым от неминуемой расправы.

За его спиной беззвучно отворилась дверь, он услышал её голос:

– Мне помнится, был дан приказ по флагману покинуть судно. А вы решили, что вас это не касается, Ронтакис? Сколько ещё на корабле ваших шпионов? Кстати, одного из них недосчитаетесь. Он имел несчастье себя выдать. Я велела вам тренировать людей, а не набирать, кого попало.

Голос Камии не звучал рассерженно, но Ронтакис почувствовал в нём нотки сарказма. Он ответил ей в том же тоне:

– Ни одного шпиона, госпожа! Но у меня пять человек, которым я могу доверить некоторые деликатные задачи. Теперь – четыре. Вы простите старика, я слышал ваш приказ, но зачитался, потерял счёт времени: у меня тут столько интересных донесений…

Он услышал, как она открывает сундук, где хранилась одежда для различных тайных миссий. Потом услышал, как перебирает, что-то выбирает для себя и примеряет в полной тьме. Это его не удивило. Если долго и плодотворно общаться с этой женщиной, как общался он, со временем отучаешься удивляться. Или удивляешься на каждом шагу.

Потом Камия возникла прямо перед ним, и он едва не отшатнулся: это была она – и словно не она! Он даже затруднился бы сказать, что изменилось в ней – помолодела? формы стали краше, ещё притягательнее? черты лица обострились? глаза стали больше и глубже? Хотя, казалось бы, куда уже… Её глаза мерцали среди тьмы, и Камия сказала:

– За что я вас люблю, Ронтакис: вы такой, как я, вы не готовы слепо исполнять чужую волю, и вы способны говорить кому угодно правду или сочинять её с одинаковой искренностью. Грань между правдой и ложью настолько тонка, что даже боги могут в этом заблуждаться!

– Но теперь вы скажете, зачем отправили людей на берег? В чём настоящая причина для такого необычного приказа?

Камия кивнула, села рядом с ним и прошептала:

– Причина во мне, князь. Я живой человек, я женщина из плоти и крови. Когда исчез Ца Ю, я поняла, что случится вслед за этим: кусанец доложит новоявленной богине, что здесь видел, богиня прилетит и выместит на мне свой гнев. А это не то зрелище, которому нужны свидетели… вслед за моим триумфом над пиратской вольницей Бараха. Я могла не выдержать, могла сломаться. Я могла погибнуть. Я даже могла закричать! Я живой человек, я слабая женщина, но люди, верящие в меня, идущие за мной, не должны видеть, что я могу быть слаба, или слышать, как я страдаю, – уверенно повторила она.

– У меня слух идеальный, госпожа, но я услышал только шёпот волн и бриз в ночи. Вы не закричали, – вымолвил Ронтакис.

– Нет. Не закричала. И теперь у нас есть время, немного, но есть.

– Что делать мне, госпожа?

– Для начала, отправьте своих людей на берег. Пусть передадут Ксептаху, Ратмесу и остальным, что пора обратно на корабль.

– А вы?

– А я к отцу. Когда адмирал Ксептах вернётся, ступайте вместе с ним на полуют и ждите меня.

Ронтакис склонил голову. А когда он поднял её, Камии рядом с ним уже не было. Он быстро встал и покинул каюту.

Камия спустилась в самые глубины огромного корабля. Там, в просторной каюте, лишенной окон и более похожей на лабораторию алхимика, она нашла человека, которого считала отцом, наставником и другом своей жизни.

Ещё недавно эта каюта была единственной на корабле, куда не проникала магия. Никакие чары – ни людей, ни демонов, ни самих богов – здесь не действовали. И человек, всю жизнь привыкший прятаться от чар, был совершенно защищён.

Всё изменилось накануне, когда он, одержимый страстью спасти наречённую дочь от погибели, невольно вызвал гнев таинственного существа, возможно, духа или бога, или кого-то выше бога, или вовсе неподвластного человеческому пониманию существа – а он знал это существо как всемогущего джана. Он ожидал, что всемогущий джан и дальше будет помогать ему, но джан с чего-то рассердился, отнял у него свою зашиту, которая держалась сорок лет. А вместо защиты от магии зачем-то одарил способностью видеть невидимое…

Камия открыла дверь в каюту собственным ключом. Едва она вошла, свет под потолком зажёгся сам. Каюта казалась пустой. В глубине её, в нише, стоял большой диван. Принцесса подошла к дивану, опустилась на колени, нажала на какой-то скрытый рычаг, потом привела в действие ещё один. Подушки разъехались в стороны, диван раскрылся, как цветок. Внутри лежал человек, вернее, мумия худого старика, и не было сомнений, что это очень старая, может быть, совсем древняя мумия.

Принцесса коснулась пальцами шеи мумии, нажала, потом коснулась и нажала в двух других известных ей местах. Глаза старика вдруг открылись, и оказалось, что это не мумия: старик был жив.

Камия подмигнула ему и сказала:

– Привет тебе, Паксимен из Атлы! Я не подозревала, что великий медикус настолько суеверен, что готов искать спасения от смерти в мёртвом сне.

Паксимен бросил ей сердитый взгляд.

– А что я мог ещё придумать? Если нет способа сбежать, притворись мертвецом. Это работает всегда, Камия. Разве у нас есть иные способы спасения?

– Ты называешь это спасением? – фыркнула она. – Сдаётся мне, если бы кузина Тхутмертари собиралась поквитаться с тобой, она бы это сделала, она бы нашла тебя, куда бы ты ни спрятался. На наше счастье, она забыла о тебе. У неё теперь другие увлечения, – Камия изобразила страшную гримасу и закатила глаза.

– Стала настолько могущественной? – прошептал Паксимен.

– Хуже, чем я ожидала. Намного хуже. Но я справилась, как видишь. Я не могу бросить тебя! И Джосси. Веришь ли, но она думает, что Джосси сдался. Я надеюсь, он готовит ей сюрприз…

– Скажи мне… она мучила тебя?

– Совсем чуть-чуть, – улыбнулась Камия, – и только для острастки. Я цела, как видишь, я почти не чувствовала боли! Но я отказалась от высокой чести быть её верховной жрицей. И от вечной жизни, и от вечной молодости! Много ли смысла в вечной жизни, если рядом не останется живых? А смысл вечной молодости, если вокруг не будет никого, кто мог бы её оценить?

В глазах старого Паксимена появились слезы.

– Ты моя гордость, ты моя радость…

– Я провела полжизни в приключениях не зря, к твоей науке добавила ещё полезные умения. Когда погибла моя мать и мы с тобой бежали из Атлаи, боги дали знак, послали мне морских разбойников с «Тигрицы». Я начала жить заново, из прежней своей жизни взяв только тебя, любимый мой отец. Теперь, когда погибли мои дети, круг замкнулся! Боги послали новый знак, и вновь это пираты: я их победила, покончила с морским могуществом Бараха. Я снова начинаю заново! И я сумею отстоять себя, тебя, всё, что нам дорого… ты понимаешь? Я хозяйка своей жизни, а не Тхутмертари! Помнишь, как ты сам меня учил, отец: нет надёжнее способа обуздать необузданное Зло, чем внушить ему интерес и уважение.

Паксимен сумрачно вздохнул и отвернулся. Это показалось Камии обидным. Он в неё не верит? Он, кто её знает лучше всех?!

– Но если хочешь, если ты по-прежнему боишься, я могу вернуть тебя в сон мёртвых, – холодно добавила она.

– Да. Хочу. Пока это не кончилось, мне будет спокойней среди них. Она не станет искать среди мёртвых. Но если… если она найдёт меня среди живых, она сразу вспомнит, кто двадцать пять лет тому назад помог Пелиасу её изловить!

Камия пожала плечами.

– И ты даже не спросишь, что я теперь буду делать?

– Зачем? Я не сумел тебе помочь. А ты сама всё сделаешь по-своему, ты поступаешь так всегда и никого не слушаешь. Не слушаешь меня! Теперь-то и подавно не послушаешь. Кому я нужен? Мне в самом деле лучше умереть, – проворчал старик.

– Ты будешь нужен мне всегда, – вполголоса сказала Камия. – Я рада, что ты вспомнил Пелиаса. Я намерена вернуть нам Книгу Судеб, которую ты отдал чародею из Ханарии. Это было глупое решение, отец, но сейчас это неважно. Ты, кто сумел открыть её однажды, откроешь её вновь, у тебя есть шифр, а это значит, в Книге Судеб ты найдёшь для нас спасение. Я тебя не отпускаю умирать, ты нужен, ты незаменим.

Паксимен встрепенулся.

– Книга Судеб?.. Всё не так уж просто! Тезиас… Это был он.

– Тезиас? Тот самый карлик, слуга Пелиаса? Но причём тут Тезиас?

– Я его здесь видел, дочь.

– Здесь?!

– Да, да. Я его видел два раза, я его видел вчера и сегодня, как вижу тебя. Но он стал призраком. Он стал подобен духу… бесплотному духу, невидимому и могущественному. Но я его видел, дочь! Мне показалось, Тезиас был удивлён не меньше моего, что я его увидел, сам не знаю, как… Ошибки быть не может, это был тот самый карлик.

Её тут словно молнией пронзило. В голове Камии сложились вместе донесения Ронтакиса, её собственные догадки и эти слова Паксимена. События минувших лун, страшные, непонятные события, вдруг образовали ясную мозаику, где у каждого элемента была своя особенная роль. Камия поднялась с колен и в волнении прошлась по комнате.

– Теперь мне всё понятно, – молвила она. – Конечно, дух. Великая Душа! А я гадала, что за неизвестный дух, возникший словно бы из ниоткуда, внезапно принял власть над Аквилонией, но властвовал недолго, наш знакомый киммериец победил его…

Картина недавно минувших событий, доселе неизвестных ей, как будто сама разворачивалась перед мысленным взором Камии. И она продолжала:

– Это был Тезиас, похитивший у Пелиаса Книгу Судеб. Он, как и ты, сумел расшифровать её. Однако он не ты, он пошёл дальше… Должно быть, он зашёл так далеко, что знания из Книги сыграли с ним чудовищную шутку, они смутили его разум. Тезиас возомнил себя богом… Великой Душой. И в это время Тхутмертари обрела свободу! Ах, Джосси, дорогой супруг, что ты наделал! Как ты мог со мной так поступить? И с нашими детьми? И с нашим королевством?

Она ходила по каюте Паксимена, заламывая руки, и старый медикус со своего смертельного ложа тревожно наблюдал за нею: она говорит, что понимает всё, но он покамест ничего не понимал.

– Когда самопровозглашённый бог Великая Душа стал угрожать державе Сета, владыка Тот-Амон задумался, как побороть эту напасть. Я видела, в Луксуре он ходил мрачнее сфинкса. Возможно, Тот-Амон обсуждал угрозу Тезиаса с королём Ктесфоном и с Джосером, как братом короля. Но не со мной! Трусливые стигийцы мне не доверяли. Они всегда считали нас, атлайцев, чужаками, тебя и меня! А уж от жрецов мерзкого Сета я и прежде доверия ждать не могла, – возмущённо отметила Камия.

– О, даже я, атлаец, легко могу их тут понять, – осторожно вставил Паксимен.