Текст книги "Обречённые на бессмертие. Освобождение. Книга, которую ждали 20 лет! Романы из цикла «Великая Душа»"

Хозяин и магистр вернулись в кабинет Тезиаса, и там Брахо заявил:

– Сомневаюсь, хозяин, что ты найдешь себе покой, когда исполнишь свою клятву. Даже если захочешь, ты не сможешь уйти от дел суетного мира. Если тебя не подменили, уже через мгновение после смерти последнего из чудовищ в твоем мозгу возникнут очертания нового плана переустройства мира. А последующие годы ты проведешь в борьбе с богами, волшебниками и великими воителями, подобными Конану-киммерийцу…

Магистр говорил и говорил, сотрясая воздух своими пророчествами, но карлик уже не слушал его. Он думал о том, как лучше провести оставшееся у него время жизни. Ибо никаких «последующих лет» уже не будет.

Потому что он, Тезиас, бог Великая Душа, – третья жертва.

Иномировое Существо отдыхает после схватки с Тхутмертари, своей второй жертвой. Но скоро его отдых закончится, и Существо возьмётся за работу. Оно не угомонится, пока не исполнит свою странную клятву, значащую для него много больше, чем жизнь… Свидетельствуя золотой богине Тхутмертари: «Оно неуничтожимо, это создание Иных Миров, и оно само не ведает пределов своей мощи в нашем Мире. Прости, владычица, но я бессилен против него», – Тезиас нисколько не лукавил, не преувеличивал, не ошибался. Существо настигнет третью жертву – и умертвит, как умертвило уже Джейка Митчелла и Тхутмертари. Это Судьба – а уйти от Судьбы невозможно!

Великая Душа теперь мечтал лишь об одном: чтобы он успел исполнить свою клятву прежде, чем Существо исполнит свою.

Но он бы не был самим собой, если бы одновременно не думал, можно ли спастись, и если можно, то как, найдётся ли такое средство? Раз от Судьбы нельзя уйти, то, может быть, удастся… обмануть, перехитрить её?

В самом деле, а зачем иначе богу – Знания Вселенной? Зачем иначе человеку становиться богом, если не затем, чтобы переиграть свою злосчастную cудьбу и выжить, будучи приговорённым?

Тезиас кивнул и усмехнулся. О да, за это стоит побороться!

Камия

Принцессе Камии снился странный сон. Она как будто смотрела со стороны на диковинную компанию людей в синем. А синие люди не обращали на неё внимания. Они то птицами взмывали ввысь, то метеорами неслись вниз, то парили в невидимом пространстве, переговариваясь между собой на непонятном сладкозвучном языке, то молча творили какие-то чары. Да и не люди они были: из-под низко опущенных капюшонов проглядывали неживые бескровные лица, и высокие силуэты совершенно не отбрасывали теней.

Все эти синие создания занимались чёрными яйцами. Отыскав такое яйцо, синий творил над ним заклинание, далее с яйцом что-то происходило, а затем оно исчезало вовсе. И синий тотчас принимался за следующее.

Камия не понимала смысла происходящего и в то же время сознавала, что синие создания вряд ли упражняются с чёрными яйцами ради забавы. Слишком уж уверенными и отточенными выглядели все их движения: так искуснейшие мастера выполняют свою работу.

Далее взору Камии предстало новое существо, походящее на истребителей чёрных яиц лишь бескровным цветом кожи. Создание выглядело как человек, но необычайно низкорослый, с впалой грудью и непомерно большой головой. На печальном лице в глазницах сверкали огромные агаты, их взгляд притягивал, пугал и завораживал. Человечек был облачён в плотно облегающий костюм из мягкого чёрного меха, оставлявший открытыми лишь овал лица и кисти рук. Несмотря на это, тело человечка окутывало облако искрящегося бирюзового сияния, а над головой играл нимб, чем-то напоминающий остроконечный колпак или, скорее, конусообразную пирамиду.

Человечек обменялся с синими несколькими словами на все том же сладкозвучном наречии, после чего один из синих обернулся птицей, подхватил чёрное яйцо и с ним взмыл в небо. Человечек еще что-то сказал синим, и они преклонили головы в знак покорности. Затем, к удивлению Камии, тщедушный человечек повернулся к ней, наблюдающей этот сон, и подмигнул. И тут же, не прикидываясь птицей либо ещё кем, растворился в воздухе, то есть совсем исчез, словно и не было его, как будто он ей лишь почудился. А синие создания, не отбрасывающие теней, продолжили свою непонятную работу…

Принцесса вздрогнула и проснулась. Сон пропал почти мгновенно, подобно тому искрящемуся человечку. Она его узнала, а вернее, догадалась, кто он: это был тот самый карлик Тезиас из Ханарии, бывший ученик чародея Пелиаса, а ныне самозваный бог по прозвищу Великая Душа. Зачем он показался ей теперь, во сне, она не знала. Он хочет показать, что стал свободен? Но с какой целью показывать это именно ей? И причём тут чёрные яйца? Она подумает об этом позже и найдёт ответы. Камия отлично понимала, что могучие волшебники и боги ничего не совершают зря.

Проснувшись, принцесса услышала приглушённые каркающие и свистящие звуки. Эти звуки были полной противоположностью сладкозвучному наречию синих из сна. Она затаила дыхание и напрягла слух. Неприятные звуки складывались в речь. Камии стало ясно, что за стеной между собой общаются два разных человека. Или не человека. Или человек из них только один.

Она неслышно соскользнула с ложа. Под ногами слегка покачивался пол, за окном слышался слабый шелест волн, и лёгкий бриз игриво раскачивал пламя ночной свечи. Камия по-прежнему была на борту флагманского корабля, в своей опочивальне, которую она предпочитала по-морскому называть каютой. Она спала одна, о ночных забавах предпочитала не думать, а о своей безопасности, как обычно, была в состоянии позаботиться сама.

Каркающие и свистящие звуки в ночи не могли испугать её. Они пробуждали в отважном сердце Камии не страх, а любопытство. И ещё возмущение: что за существа имеют наглость являться на флагман королевского флота Стигии – флота, вверенного её, Камии, власти? И зачем, с какой целью, что им нужно здесь?

Она облачилась в короткую чёрную тунику, подпоясала тунику шёлковым поясом, прицепила кинжал, на левую руку надела «лапу тигра»1212
  «Лапа тигра» – когти, одевающиеся на ладонь, обычно из очень прочного металла.


[Закрыть], а в правую руку взяла длинную стальную рапиру. Она и не подумала звать стражу, хотя колокольчик висел над её ложем.

Тем временем неприятные звуки стихли. Это ещё более подстегнуло интерес Камии. Подкравшись к двери, женщина застыла. По ту сторону происходила какая-то возня, некто вздыхал и едва слышно всхлипывал. Камия спряталась, решительно толкнула ногой дверь и, когда та отворилась, подождала пару мгновений, потом выскочила из своей каюты.

Неведомых врагов она не обнаружила. В смежной каюте, чуть меньше её собственной опочивальни, за письменным столом сидел старый медикус Паксимен. Рядом с Паксименом, у окна, стоял большой ящик, накрытый отрезом непроглядной чёрной материи. Камия одним взглядом оглядела каюту, но ничего нового и подозрительного, кроме этого ящика, не смогла приметить. Впрочем, нет: подозрительно выглядел сам Паксимен. До того как появилась Камия, он плакал.

– Что у тебя тут происходит? – спросила женщина, опуская вниз наконечник рапиры.

Паксимен, для которого её стремительное появление явилось неожиданностью, вздрогнул и отшатнулся. Потом утёр слезы дрожащей рукой и, не отвечая на вопрос, встал из-за стола. Камия насупилась, ожидая объяснений. Но вместо этого старик упал перед ней на колени и ударился лбом о пол.

– Да простит меня Ваше Величество, – своим скрипучим голосом промолвил Паксимен.

– Я запретила называть меня «Величеством», – холодно заметила Камия. – Скоро четверть века, как мне довелось взойти на трон моих атлайских предков. Но я тут же его лишилась. Вернее, отказалась от него: я не желала, не желаю править трусами и слабаками! Тебе известно: я уже давно не королева.

Паксимен поднял голову от пола и взглянул на неё так, как будто увидел впервые.

– Нет, дочь! Ты королева, ты была ею всегда, я такой воспитывал тебя, поскольку такова твоя судьба: с короной или без, ты истинная королева по происхождению, по своему характеру и по уму. Немногие на свете из людей заслуживают этой роли так, как ты. Такие люди появляются раз в десять тысяч лет для совершения великих…

– Не продолжай, я знаю, – перебила его Камия. – Мы эту сказку слышали однажды от Скучающего Мага. Но почему ты повторяешь её вновь? Зачем ты мне это сказал теперь, отец?

– Ты и сама всегда отлично знала: рано или поздно подходящий тебе трон найдет тебя, не так ли, дочь? И это, наконец, случилось…

Камия почувствовала озноб во всем теле. Нет, Паксимен из Атлы не стал бы с нею так шутить. Он был неспособен ни на что другое, кроме вечной верности. Паксимен был настоящим медикусом, то есть ученым в высшем значении этого забытого в Хайбории понятия. Он не водил дел с демонами, магами и жрецами, но в совершенстве знал природу человека, превосходно разбирался в травах, ядах и всяких иных веществах, лечил даже тех несчастных, от кого отворачивались обычные лекари и самонадеянные жрецы. Паксимен был учёным-энциклопедистом, а Камия была его самой способной и прилежной ученицей. Она выросла на его руках и под его надзором. Он дал ей всё, что она могла и сама хотела взять. Позже, когда Камия переросла своего учителя, она использовала Паксимена как своего личного врача, ходячий справочник всего на свете и неиссякаемый источник полезных советов, которым, впрочем, следовала редко, она всё делала по-своему.

Медикус стал для неё другом, чья преданность была бесконечной и не вызывала сомнений. Паксимен был единственным на свете человеком, кому она на самом деле доверяла. Он заменял Камии отца – ибо стигийский принц Хеврен дал ей жизнь, но настоящим отцом ей никогда не был. Камия давно оставила бы этот грешный мир, если бы всерьёз полагала Хеврена своим отцом. А для Паксимена она стала единственной любимой дочерью.

Четверть века тому назад, когда пятнадцатилетней королеве Атлаи пришлось бежать из своей восставшей страны, её названый отец бежал с нею на быстроходной королевской яхте. Но внезапно она вынудила его покинуть эту яхту посреди океана.1313
  См. рассказ «Чёрное солнце» из цикла «Изгои».


[Закрыть] Это было жестокое решение, она не знала, спасется ли он, но он спасся и выжил, потому что оставался нужен ей, и она была нужна ему.

Через несколько лет она вернулась в Атлу, столицу Атлаи, чтобы отомстить своим обидчикам. Её сопровождал Джосер, ставший ей супругом. Исполнив задуманное, они покинули Атлаю.1414
  См. также рассказ «Сокровища Атлы» из цикла «Изгои».


[Закрыть] Вместе с ними уехал и Паксимен. Камия берегла его, как свою самую бесценную драгоценность.

– Ты королева, моя дочь, – уверенно повторил Паксимен, – ты правящая королева Стигии отныне!

Стальная рапира, звеня, покатилась по полу. Камия зябко передернула плечами. Эта долгожданная новость не вызвала у неё никаких чувств. В отличие от Джосера, она особо не стремилась на стигийский трон. Она никогда не любила Стигию и не сумела полюбить, как ни старалась. Для жизнерадостной, безбашенной и энергичной, никогда не унывающей Камии эта страна угрюмых, замкнутых людей была и осталась чужой. Наполовину стигийка, наполовину атлайка по крови, она сама считала себя последней наследницей легендарных атлантов, их могущества, их славы, их достоинства, их чести и их долга. Со Стигией ее ничто не связывало и никто не связывал – помимо Джосера. А он всегда мечтал, чтобы она воссела рядом с ним на рубиновый трон Стигии.

Должно быть, король Джосер теперь счастлив! Он всё же победил в своей отчаянной игре. Но она не испытала радости в этот миг. Она была бы счастлива, наверное, если бы стала королевой… например, Аргоса. Или соседней с ним Зингары. А ещё лучше – Аквилонии. Но не Стигии! Если бы взяла корону Аквилонии сама, добилась её собственным умом, отвагой и старанием. А велика ли ценность той короны, которая даётся без труда, по признаку родства, по милости и по желанию любящего мужа? В такой короне нет ни славы, ни величия, ни чести!

Хотя, не будь Джосера в живых, она всё равно бы стала королевой Стигии: она теперь последняя в династии. Нет, если бы он оставил этот мир, она бы и сама это узнала, она бы почувствовала, что его здесь больше нет…

Медикус протянул руку к столу.

– Читай!

На столе лежали листки папируса и выпотрошенный кожаный мешочек. В первый миг Камия не придала этому значения, поскольку видеть папирус подле учёного медикуса было так же естественно, как и сталь рядом с воином. Но теперь она подошла к столу и взяла верхний лист. Сияющие кошачьи зрачки Камии впились в текст. Прочитав, она с иронией промолвила:

– О, Джосси! Как же это мило с твоей стороны.

Паксимен опять заплакал, стоя перед нею на коленях. Камия подошла к нему и поцеловала в лоб. Старик зарыдал ещё сильнее.

– Нет! Ты, как никто, достойна… только не теперь.

Она потребовала, чтобы он встал с колен и прилёг на своё ложе.

– Как сей рескрипт попал к тебе, отец?

Медикус указал на прикрытый чёрным полотном ящик. Камия сорвала покрывало. В клетке сидела здоровенная летучая мышь с птичьим клювом. Её красные буркалы злобно глядели на женщину.

– Летучий посланец Хнум-Собека, – пояснил старик. – Это он принес нам свежие вести от твоего супруга короля.

Камия топнула ногой, чем сильно насмешила «летучего посланца». Длинные каркающие звуки, по-видимому, изображали хохот красноглазой твари.

– Опять Хнум-Собек! Я так и знала: если кто-нибудь из наших магов и спасётся от Змеиной Королевы, им непременно будет хитрая гиена Хнум-Собек! Ты думаешь, он мне простил отца?1515
  См. рассказ «Жертвоприношение Пта-Собека» из цикла «Изгои».


[Закрыть] Почём я знаю, что этот рескрипт подлинный?

Паксимен обеспокоенно покосился на демона.

– Накрой его, дочь. Незачем этой злобной твари знать, о чём мы тут говорим. Она глуха, но умеет читать по губам. А иной быстрой связи с королём у нас пока нет.

Женщина пожала плечами и накинула чёрное покрывало обратно. Каркающий хохот затих.

– Пусть на твой вопрос ответит сам король, – сказал Паксимен. – Одна лишь ты поймёшь его послание.

Камия отложила рескрипт и принялась читать личное письмо Джосера, представляющее из себя тайнопись. Закончив читать, Камия несколько раз прошлась по каюте медикуса.

– Прекрасно, просто прекрасно, – произнесла она с холодной яростью, обращаясь не к нему, скорее, к самой себе. – А он меня спросил, хочу ли я с ним вместе править? Он втайне от меня затеял всю эту безумную интригу с освобождением злодейки Тхутмертари, он ей помогал, способствовал её триумфу. Но он не защитил меня ни от неё, ни от насилия со стороны её змеелюдей! Ни от их твари в моём чреве! Не защитил наших детей! И что, теперь он хочет разделить со мною власть? Может быть, он хочет, чтобы я защищала его? И он, и ты, и все вокруг твердят о том, что я достойна править, как никто! Но лучше бы спросили у самих себя – достойны ли они меня? Достойны ли стигийцы быть моими подданными, чем они лучше атлайцев? Достойна ли эта проклятая и несчастная страна, чтобы ею правила я? Мне нужно об этом подумать!

Она собрала все листы папируса и молча направилась в свою каюту.

– Погоди, дочка, – услышала она шепот Паксимена, – я должен кое-что ещё тебе сказать…

– Потом, – мрачно отрезала Камия и закрыла за собой дверь.

Её огорчило, что отец даже не удосужился поздравить дочь с новым троном. А вместо этого лишь плакал, как будто новый трон – это какое-то несчастье, горе! Впрочем, что с него возьмешь: возраст требует своё, и самый мудрый человек с успехом может выжить из ума… С этим приходилось мириться даже королеве.

Она подошла к окну и подставила лицо бризу. Морской воздух, холодный и чистый, врывался в лёгкие, наполняя её ощущением торжества, могущества, восторга. Быть полновластной королевой всё же лучше, чем принцессой! Пусть даже – королевой Стигии. «Стигия» – только название, древнее имя… У гениальной актрисы в театре богов очень много имён, так почему бы не принять ещё одно? Если Судьбе угодно, чтобы отныне «Стигию» играла она, она сумеет сделать эту роль лучшей из своих ролей…

Приближался рассвет. Взгляд Камии пронёсся над десятками судов, отдыхающих в огромной гавани Тортажа, перекинулся на бывшую пиратскую столицу, пробежал дальше, к вырастающим из ночной мглы кочкам Барахских островов, и ещё дальше, в океан… Власть! Нет слова прекраснее на свете! Рамки свободы, дарованной ей богами, решительно раздвинулись. Она вновь королева! И уже не на час. Она не знала больше никого, кто бы рискнул оспорить её права на трон и власть.

Камия освободила руку от «тигриной лапы», разделась и вылила на себя ковш ледяной воды, потом растерла по телу крохотные кубики льда. Затем насухо вытерлась, умастила себя благовониями, аккуратно причесалась перед большим серебряным зеркалом, подкрасила губы ярко-красной охрой и обильно подвела глаза черной сурьмой. Она воспользовалась косметикой впервые за всё время пребывания во главе флота. Отказ от косметики стал для неё единственной формой личного протеста против правления Тхутмертари и свидетельством траура матери по убитым королевой-жрицей детям. Впрочем, природная красота Камии была столь велика, что никто вокруг, казалось, и не замечал её добровольного отречения от косметики.

Траур по Калис, Натепу и Ринии закончился вместе с правлением Тхутмертари.

Камия надела лёгкую тунику из тончайшего, почти прозрачного шёлка, искусно расшитую золотыми нитями. Туника облегала тело подобно второй коже, но при этом вовсе не стесняла движений. Женское тело в этой тунике казалось обнажённым, она ничего не скрывала, а лишь подчёркивала. Если боги для чего-то сотворили женщину с идеальными пропорциями, с фигурой и лицом, как у Деркето, глазами, как у Баст, и волосами, как у Иштар; если она и теперь, в свои сорок, выглядит на двадцать; если даже старые недруги, вроде киммерийца Конана, при встрече глаз не могут от неё отвести – то ей не нужно скрывать свою живую красоту под мёртвыми одеждами. Будь она чуть менее красива, да тот же Конан давно бы её убил, у него много причин, за что хотеть ей смерти, и у неё на этот счёт не оставалось ни иллюзий, ни сомнений. Она сама считала красоту своим главным оружием и самой надёжной защитой. Не ум, не боевые навыки и не характер – нет, красоту женского тела: для мужчин оно важней всего, а миром до сих пор правят мужчины, мужчинами же правят их животные инстинкты.

Поэтому всегда, везде, где это позволяли законы, обычаи и её собственные интересы, Камия старалась надевать на себя как можно меньше одежды, а что надевала, надевала так, чтобы суметь пройти по самому краю приличий, часто и за краем. Надевая на себя как можно меньше, оставляя наготы намного больше, чем другие знатные стигийки, она и в этом оставалась Стигии чужой.

Так было раньше, при Ктесфоне, Тот-Амоне и жрецах. А теперь она полновластная королева, теперь она сама вправе устанавливать границы приличий, и древней Стигии придётся слушаться её.

Ноги Камия обула в удобные сандалии с подвязками, также отделанные золотыми узорами. Затем надела на шею ожерелье из бриллиантов и драгоценных камней. На три серебряные нити были нанизаны рубины, топазы, аметисты, янтари, сапфиры, изумруды и даже несколько каменьев атлайского горного хрусталя. Пальцы украсила тремя перстнями, также очень редкими, изысканными, дорогими.

Она ценила и любила роскошь. Могла в одиночку выжить в джунглях, полных свирепых хищников, чтобы затем, умывшись, приодевшись, предстать перед людьми в роскошных одеяниях цивилизованных принцев и королей. Как и всякая женщина, она любила ловить на себе восхищённые взгляды мужчин и завистливые – других женщин. Выше роскоши, знаний и славы она ценила только власть. Ибо только власть могла дать великому человеку первое, второе и третье. И ещё она любила брать от жизни всё, что сама могла взять. Выше власти была только красота её игры, которую способны оценить лишь боги.

На голову Камия не надела ничего, только распустила все косички, чтобы её иссиня-чёрные блестящие волосы спускались ниже плеч и хоть немного, и хоть иногда прикрывали грудь.

Она позвонила в колокольчик. Дверь – не та, которая вела в каюту Паксимена, а другая, побольше, в противоположной стене, отворилась, и на пороге возникли два стражника. Увидев её, эти суровые стигийцы открыли рты от изумления. Камии показалось, что они готовы упасть ей в ноги. Погодите, мысленно усмехнулась она, – пока не время, но уже совсем скоро!

– Послать за адмиралом Ксептахом, генералами Ихметом и Псамитеком и князем Ронтакисом, – глядя меж стражников, приказала она. – Пусть явятся ко мне немедля.

Только за стражниками закрылась дверь, с другой стороны раздался стук, меньшая дверь отворилась, и показался старый медикус. Он вошел в каюту и остановился, рассматривая Камию. Она, конечно, заметила, что он зашёл, но виду не подала и к нему не повернулась.

– Доченька, – тихо сказал Паксимен, – пожалуйста, выслушай…

– Я же сказала: потом!

– Но это касается тебя!

Она резко обернулась. Драгоценности жалобно зазвенели на ней. Камия подошла вплотную к Паксимену и, чеканя каждое слово, проговорила:

– Отныне всё, что творится в подлунном мире, касается меня! Запомни это, отец. А теперь уйди. Я выслушаю тебя, в своё время.

Хорошо зная свою воспитанницу, старый медикус не решился ей перечить. Скорбно наклонив голову, он прошептал какие-то слова о коварстве богов и об изменчивой милости Судьбы, затем стал пятиться и в конце концов исчез за своей дверью. Камия пожала плечами, в последний раз погляделась в зеркало и опустилась в роскошное кресло, покрытое кхитайским узорчатым шелком.

Через несколько минут явился первый из призванных ею соратников. Рослый настолько, что ему пришлось наклонить голову, дабы войти внутрь, адмирал Ксептах был облачён в короткую морскую тунику. Поверх туники была надета тога с вышитым на нею знаком адмиральского достоинства – серебряным змеем, вспарывающим волны. Тога лежала небрежно, что свидетельствовало о скорых сборах адмирала. Он явно не думал являться её взору на раннем рассвете.

Войдя в опочивальню и приметив в кресле Камию, Ксептах на несколько мгновений замер, рассматривая её новый облик, затем поклонился и, как положено, доложил о своём прибытии.

– …Вы сегодня прекраснее, чем всегда, госпожа. Хотя не знаю, как это возможно?

– Скоро все и всё узнаете, – кивнула Камия. – Дождёмся остальных.

Адмирал бросил на неё удивленный взгляд. Она не смотрела в его сторону. Он был готов отчитаться о состоянии флота, но она, вопреки своему обыкновению, ни о чём не спрашивала. Ксептах кашлянул и заговорил:

– Ваше Высочество, наши патрульные суда заметили ночью огни зингарских каперов…

– Помолчи, адмирал, – перебила она, по-прежнему не глядя в его сторону, – не мешай мне думать. Мы разберёмся с зингарцами позже.

Ксептах замолчал. Он пожирал её глазами, но ему оставалось лишь мечтать, гадать и ждать. С тех пор, как по воле королевы Тхутмертари принцесса Камия приняла командование флотом, он как будто не давал ей поводов для недовольства. Наоборот, в душе Ксептах считал себя ближайшим сподвижником великой Камии. А в том, что служит он под началом именно великой женщины, после блестящей, остроумно-показательной победы Камии над тысячелетней барахской вольницей, у него не было ни малейших сомнений.

Впрочем, он был и остался солдатом – верным, храбрым и исполнительным, он не привык долго размышлять над поведением правящих особ. Это были совсем другие люди: они приказывали, он повиновался.

Следом за Ксептахом явился Псамитек – стройный, подтянутый штабной генерал. Камия ценила его за усердие и честность. Это сочетание качеств встречалось нечасто среди высокопоставленных стигийцев. После захвата Барахских островов Псамитек фактически исполнял здесь обязанности военного наместника. Камия велела второму прибывшему то же, что и первому: молча ждать остальных.

Неслышно ступая, вошел князь Ронтакис. Отпрыск древнейшего рода, он был сыном одного из приближенных королевы Нехтесси, незабвенной бабки Камии. Сам князь с юных лет участвовал в борьбе партий вокруг луксурского престола. При Ментуфере впал в немилость, и великий король не нашёл ничего лучшего, как сослать Ронтакиса послом в какое-то карликовое царство Восточного Шема. Там князь проявил себя прирождённым дипломатом. Его успехи были столь очевидны, что Ментуфер перевел его послом в Асгалун, столицу Пелиштии. Затем была служба в Офире и Туране, а уже при Ктесфоне Ронтакис стал послом Стигии в Аргосе. Там он вошёл в доверие к королю Аргоса Мило, и недалёк был день, когда Луксур и Мессантия подписали бы договор о дружбе. Случайное вмешательство варвара Конана1616
  См. главу 11 «Бегство из Кеми» романа «Амулет Небесного Народа».


[Закрыть] в посольские дела разрушило тщательно подготовленную Ронтакисом ловушку для короля Мило. Не в силах перенести такой обидной неудачи, князь вышел в отставку и уединился в своём родовом поместье неподалёку от Луксура.

Камия ценила его как опытного и тонкого политика. Ронтакис же, при всем его цинизме и коварстве, был горячим патриотом стигийской державы. Рассуждения князя о величии древней империи и способах его, величия, умножения, согласовались с чаяниями Камии. Только глупец не понял бы, как мечтает старый лис увидеть её на луксурском престоле. Если атлаец Паксимен был верен Камии, как отец верен любимой дочери, то стигиец Ронтакис был её преданным идейным сторонником.

Желая спасти его от расправы со стороны Тхутмертари, Камия взяла Ронтакиса в свой барахский поход. Помочь в бою он ей не мог, но Камия была не из тех, кто разбрасывается ценными людьми. Ронтакис возглавил её шпионскую службу, фактически создав стигийскую разведку заново. Он же скоро сделался главным советником Камии, кто понимал её не то, что с полуслова – с полунамека, с полувзгляда.

Поклонившись Камии, князь ненавязчиво оглядел её. Подобие улыбки промелькнуло меж благородных седых усов. Не задавая вопросов и не выдавая своих чувств, Ронтакис встал в стороне. Камия готова была поклясться, что старый лис сразу обо всём сам догадался. Она отдала должное его самообладанию.

Последним явился генерал Ихмет. Толстобрюхий, некрасивый лицом, страдающий одышкой, Ихмет между тем считался едва ли не лучшим из стигийских военных стратегов. Камия также сочла себя обязанной спасти его от расправы со стороны ужасной королевы-жрицы.

– Да простит меня Ваше Высочество за задержку, – задыхаясь, проговорил Ихмет. – Весть о том, что вы желаете видеть меня, застала вашего покорного слугу в Тортаже…

– Пустяки, генерал, – улыбнулась Камия. – Вам не в чем оправдываться. Прошу вас, князь, прочтите вслух сей документ.

Ронтакис приблизился к ней, и Камия передала ему королевский рескрипт. Папирус еще был у неё в руках, а лисьи глаза князя уже пробежали его. Но Ронтакис и теперь ничем не выдал своих чувств. Он чуть отошел от её кресла, приосанился и ровным голосом прочёл:

– «По причине внезапной и безвременной кончины моей сестры королевы Тхутмертари и согласно установленному порядку престолонаследия принимаю корону Стигии и настоящим рескриптом провозглашаю себя и свою супругу Камию полновластными королём и королевой Стигии, равноправными соправителями нашей державы. Свершаю сие по воле Владыки Сета и во имя Его. Джосер.»

Ронтакис показал рескрипт Ксептаху, Псамитеку и Ихмету, добавив:

– Рескрипт оформлен по всем правилам и имеет силу закона с момента подписания Его Величеством королём Джосером. Да здравствуют и да живут вечно король Джосер и королева Камия, владыка и владычица великой Стигии!

С этими словами старый князь преклонил колени перед новой королевой Стигии. Адмирал и оба генерала повторили величальные слова и тоже опустились на колени перед Камией. Она в ответ им улыбнулась и сказала:

– В одном лишь вы ошиблись, князь. Нет, Камия не будет королевой Стигии! Под этим именем я взошла на трон Атлаи, но для древней Стигии у меня будет другое имя, исконно стигийское. Я принимаю тронное имя Мефрес.

Восхищенный тем, что Камия начинает свое правление со столь ловкого и удачного политического хода, Ронтакис тотчас же воскликнул:

– Да здравствует и да живет вечно Мефрес, королева Стигии!

– Мой венценосный супруг, да живет он вечно, также принял на себя обязанности главы культа Отца Сета. В настоящее время Его Величество король Джосер спешит в Луксур, чтобы из столицы наводить порядок по всей нашей империи. Я желаю, чтобы вы сообщили эти новости нашим подданным здесь, на Барахе. Вы можете встать.

Ксептах и Псамитек помогли подняться с колен Ихмету, который не знал, куда деть себя от стыда. Предвосхищая изъявления радости, готовые вот-вот на нее обрушиться, королева Мефрес воздела руку в предостерегающем жесте и проговорила:

– Молчите! Ваши глаза говорят мне больше, чем могут сказать ваши уста. Вы – лучшие из моих подданных. Тебя, адмирал Ксептах, я назначаю главнокомандующим королевским флотом Стигии. Ты, генерал Ихмет, возглавишь мою армию здесь, на Барахе. Своим первым рескриптом я объявлю Барахские острова одиннадцатой провинцией Стигии и назначу тебя, генерал Псамитек, её полноправным наместником. А вы, почтенный князь Ронтакис, останетесь моим первым советником.

– Почту за величайшую честь, моя госпожа, – седой князь вновь опустился на колени и поцеловал протянутую ему руку Мефрес.

Соответственно поступили и остальные назначенцы. Королева пощадила Ихмета и не дала ему пасть ниц – новый командующий барахской группировкой поцеловал ее руку стоя.

Мефрес встала, прошла к окну и, указывая на Тортаж, объявила:

– Я также повелеваю возвести на этом месте цитадель, столицу Барахского наместничества, и, в знак моей преданности супругу, великому королю Джосеру, нарекаю город Джосерионом. Князь, прикажите моему секретарю Анефу подготовить нужные рескрипты, я их подпишу.

Осчастливив своих вельмож еще несколькими распоряжениями, она отправила их. Ронтакис задержался в дверях, и она сделала ему знак остаться. Обведя руками окружающее пространство, королева проговорила:

– Власть… Что может быть прекраснее достойной власти? Разве эти побрякушки? – она усмехнулась, кинув взгляд на свои украшения. – Какие горы золота и самоцветов сравнятся с честью и величием древней империи?

Князь кивнул седогривой головой и не без доли лукавства заметил:

– А вы недаром взяли тронное имя Мефрес, не правда ли, моя блистательная госпожа? Королева Стигии Мефрес, правившая пять тысяч лет тому назад, прославилась великими деяниями! При ней держава процветала, священный Дом Сета царил над миром, владыки Ахерона трепетали при одном лишь её имени, а войска Мефрес стояли у стен пурпурного Пифона…

– А ещё прибавьте, что та древняя Мефрес с полным основанием носила гордый титул императрицы.

– И вы?.. – поймал брошенную ему мысль Ронтакис.

– Возможно, в своё время, – кивнула ему королева. – Если бы мои войска стояли у стен ахеронской столицы, я бы, несомненно, взяла её.

Князь прижал руки к груди. Взвешивая каждое слово, старый дипломат сказал:

– Владыка Сет явил свою божественную милость, после стольких страшных испытаний поставив над нами таких владык, как вы и ваш супруг. Да будет на то Его воля, Мефрес Вторая превзойдёт Мефрес Первую!