Текст книги "Обречённые на бессмертие. Освобождение. Книга, которую ждали 20 лет! Романы из цикла «Великая Душа»"

– Лихо всё закручено, – покачал головой киммериец. – Стало быть, косвенно я обязан жизнью своему давнему врагу?

– Выходит, так.

– А почему среди всех пришельцев карлик выбрал именно Роберта?

– Хороший вопрос. Роберт – идеальная кандидатура для шпиона. Он умен, образован, хитер, ловок, любопытен. Он лучше других пришельцев разбирается в машинах Будущего. То есть, выбор не случаен. Роберта не нужно было заколдовывать, гипнотизировать, превращать в зомби и так далее. Тезиас лишь чуть подтолкнул его. Поэтому Роберт сам не знает имени своего истинного хозяина. Да и Тезиас ему не хозяин вовсе; он перестал им быть, когда превратился в демона Сура, раба Тхутмертари.

Конан задумчиво почесал затылок.

– Стало быть, карлик не руководит им?

– Не руководит и не может руководить. Тезиас анонимно дал ему установку, и Роберт действует сам по себе. Ему просто кажется, что он должен делать то-то и то-то. Он видит в этом свой долг, хотя и не понимает этот долг до конца. Он пытается разобраться в своих чувствах, однако это не всегда удается. Иногда его догадки оказываются верными. Так, тебя он выручает потому, что полагает тебя единственным, кто может спасти Мир. В этом я с ним согласен, – улыбнулся маг.

– Мне Роберт показался опасным человеком.

– И вновь ты прав! Любое сколь-нибудь серьезное потрясение, связанное с тобой, способно превратить его из твоего союзника в смертельного врага. Будь с ним особо осторожен.

– Скажи еще, Милиус, он следит за мной? Как?

В ответ Милиус поднял руку ладонью вверх. Вдруг откуда-то на ладонь мага упали три маленьких черных камешка… Нет, не камешки это вовсе, отметил Конан.

– Кишки Нергала! Роберт следит за мной через этих букашек?

– Да. Эти существа неживые, они только передают ему всё, что видят и слышат сами. Собственно, так Роберт и узнавал, где ты находишься, что делаешь и что говоришь.

– Проклятье, – пробурчал Конан. – Я должен был сам догадаться! И сколько я у него под колпаком?

– С того самого момента, когда он вернул тебе похищенного сына. Вместе с Конном в твое тайное убежище внедрилась одна из таких штучек. А при встрече в Ианте он тебе подбросил еще две.

Конан заскрипел зубами. Это был тот редкий случай, когда он позволил кому-то провести себя. А ведь с самого начала ему было ясно, что с этим Робертом нечисто! Надо же: использовал Конна как подсадную утку! И даже мудрый Хадрат не заподозрил подвоха… Такой ловкач в самом деле был опасным человеком.

– Ты Роберта за многое можешь поблагодарить, – добавил Милиус. – Он спас не только твою жизнь. Роберт знал, где прячутся противники Джейка и Вибия, но не выдал вас. Более того, он хитроумно инсценировал твою смерть, чтобы новая власть прекратила охоту на тебя.

– Он и сейчас следит за нами? – спросил Конан.

Скучающий Маг рассмеялся.

– Ну, что ты! В моей обители такие штучки бесполезны. Однако, когда ты выйдешь наружу…

– Нет, – отрубил Конан. – Уничтожь этих букашек. Мне не нравится, когда за мной подсматривают.

– Как пожелаешь, – пожал плечами Милиус.

Три «жучка» в то же мгновение исчезли с его ладони. Киммериец недоуменно посмотрел на нее.

– Что, всё?!

Милиус опустил руку.

– Разумеется. Этих «букашек» больше нет. Но, если хочешь, я могу восстановить их.

– Не надо, – мотнул головой варвар. Могущество загадочного мага продолжало изумлять и пугать его. Конан чувствовал, что ему пора убираться из этой обители…

– Погоди, – сказал Милиус у серебристой овальной двери. – Хочу предупредить тебя.

Конан обернулся.

– Ну?

– Джейк. Не убивай Джейка.

Киммериец опешил.

– Проклятье Сета на твою голову, волшебник! А Джейк-то тут причем?! Как так – не убивай? Я прикончу этого ублюдка при первой же возможности!

– Убьешь двойника – сам станешь трупом. И ничто не спасет тебя, – тоном, не допускающим иных толкований, заявил Милиус.

Конан потребовал объяснений, но маг лишь добавил:

– Если тебе угодно, считай это предупреждение моим стариковским капризом, причудой выжившего из ума отшельника. Захочешь – выкинешь из головы, твое дело. Но больше ничего не могу сказать. Рассчитывай только на себя, на свои чувства и на свою голову.

– Я всегда рассчитывал только на них, еще когда мальчишкой по горам Киммерии лазил, – огрызнулся тот.

Они, наконец, распрощались, и варвар скрылся за овальной дверью. Снаружи занимался рассвет: Конан и Милиус проговорили всю ночь. Ты еще успеешь отоспаться, в отличие от меня, – с грустью подумал джан.

– Не устаю поражаться изобретательности туземных разумов, – вдруг услышал он глас Стража. – Тебе ясно запретили предупреждать его. Но нет, ты всё-таки нашел лазейку и предупредил! И ведь не придерешься! Поздравляю, джан. Граница не нарушена.

– Я не нуждаюсь в твоих унылых комплиментах, мозг. Ты прекрасно знаешь, ради чего я стараюсь.

– Знаю. Ты хочешь доказать свою полезность Миру.

– Глупая ты всё-таки машина, Страж! – в сердцах воскликнул джан. – Миллиард лет в своей пирамиде сидишь, а так ничего и не понял! Я уже доказал! Это тебе придется доказывать!

На другом конце ментальной магистрали искрящийся мозг насмешливо хмыкнул, и джан понял, что тот, как всегда, просто-напросто ревнует.

12. Гибель Барахской вольницы

Черная палуба под ногами ритмично покачивалась. Тщедушный, сморщенный, весь седой человек зябко кутался в пестрые шелковые одежды, ниспадавшие мягкими складками до самых ступней. Его подташнивало. К стыду своему, мудрец и путешественник из Кусана очень боялся моря и всегда, когда мог, выбирал путешествия сушей.

Однако, не теперь. На сей раз у Ца Ю не было выбора. Сама королева Тхутмертари каким-то только ей известным чародейским образом перенесла его на этот ужасный корабль и строго наказала составить подробный и беспристрастный отчет о морской экспедиции. После чего исчезла так же странно, как и появилась.

Сейчас рядом с князем, гордо скрестив руки на груди, стояла другая женщина. Она была среднего роста, очень изящная, с утонченными чертами лица. На нём не было никакой косметики, однако оно казалось свежим и молодым; между тем возраст этой женщины приближался к сорока годам. Ни у кого Ца Ю не видел никогда таких огромных и сияющих кошачьих глаз цвета безлунной стигийской ночи. Но эти глаза были чуть раскосы, что выдавало примесь чужой, восточной или южной, крови. Блестящие смоляные волосы плелись бесчисленными косичками, по моде аристократок Луксура. Одета женщины была в короткую черную тунику, оставляющую открытыми сильные, стройные ноги. Аттаим, прямой атлайский меч-кинжал с локоть длиной, висел у нее на поясе. Подставив лицо ветру, она говорила:

– А я обожаю море, князь. В море я чувствую себя свободной! И я благодарна нашей великой королеве за то, что она, отняв самое дорогое, что у меня было, вернула мне эту свободу.

Ца Ю вздохнул и покосился на невысокий силуэт, темнеющий позади. То был мальчик, прежде его звали Натеп. Ему едва исполнилось десять лет, когда Тхутмертари его умертвила. Умертвила – и тотчас оживила, а оживив, приставила к матери, чтобы он шпионил за ней. С самого начала плавания мертвый, безмолвный Натеп кошмарной тенью следовал повсюду за принцессой Камией.

– Должно быть вы, Ваше Высочество, одарены умом совсем иного рода, если называете все эти скорбные обстоятельства «свободой», – осторожно заметил Ца Ю.

– Как мать, я боролась за своих детей до конца… Но теперь Натеп, Калис и Риния мертвы, мой муж сражается на другом краю света. Ни он, ни я не властны над своей судьбою. Мы всецело принадлежим королеве, – принцесса Стигии невесело усмехнулась. – Вы знаете, мне кажется порою, что наша королева – это не королева вовсе, а некое… некое…

– Чудовище, – подсказал кусанец.

– Нет. Это было бы слишком банально. Она гораздо больше, интереснее… Мало ли чудовищ повидала я в своей жизни? Нет, князь, она – не они. Скорее, Тхутмертари – перст, знамение Судьбы! Я полагаю, что сама Судьба через неё готовит нас, наш мир к чему-то более великому… Я с этим примирилась, князь, в отличие от моего несчастного супруга. А что мне оставалось? Борьба бессмысленна, уйти из жизни не могу – она оживит меня, как Натепа…

– И вы нисколько не мечтаете отомстить ей за свои страдания?

– Готовых отомстить ей без меня хватает. Если я примкну к ним, что от того изменится? Взгляните по-другому, князь. Тхутмертари лишила меня близких, личной жизни, материнского счастья. Но взамен вручила власть над всем этим флотом, – Камия обвела руками армаду черных кораблей, сопровождающих флагманский фрегат, – и еще она вернула мне шанс войти в историю и обрести вечную славу. А что еще нужно человеку, когда вокруг него рушится мир? Возможно, такова моя судьба, и королева лишь орудие её?..

Ца Ю печально покачал головой. Он не понимал этих людей – если они еще оставались людьми. Но пытался понять. И он был признателен Небу за честь присутствовать при совершении событий, которые сама Тхутмертари и они, ее приспешники, называли «великой экспансией». Однажды он уже сталкивался с принцессой Камией и ее мужем, поэтому имел возможность сравнивать, что изменилось в них с тех пор.22
  О приключениях Камии, Джосера, а также Конана в Кусане см. рассказ «Проклятие кхарийского манускрипта» из цикла «Изгои».


[Закрыть]

Если Тхутмертари являлась для него символом и средоточием древнего зла, черной магии и беспредельной жестокости, то Джосер и Камия олицетворяли собой присущие стигийской знати и ставшие уже легендарными такие качества, как эгоизм, цинизм, коварство. Помноженные на ум, изобретательность и отвагу, они давали поистине взрывоопасную смесь. В различных землях мира эта неразлучная парочка снискала себе репутацию отчаянных, опасных и непредсказуемых людей.

Но при дворе короля Ктесфона Джосер и Камия слыли «белыми воронами»: изнеженные вельможи Стигии и аскетичные жрецы Сета одинаково презирали тех, кто пирам, увеселительным прогулкам и чародейским мистериям предпочитала крайне рискованные приключения в далеких землях. Не найдя себя при дворе, потомственные принцы гордой Стигии, точно безродные варвары, скитались по миру, участвовали в чужих войнах и дворцовых интригах, обучались тайным боевым искусствам, искали затерянные сокровища, даже пиратствовали в океане… Вели жизнь прирожденных авантюристов – кем и были на самом деле. И лишь немногие догадывались, что у этих странных людей имеется некая потаенная цель, движущая их поступками.

Кусанец не испытывал сомнений, что Джосер с Камией хотят вернуться в Стигию правителями этой древней земли. Причём, не такими, какими всегда оставались Ктесфон, Ментуфер или Нехтесси, а полновластными, кто управлял бы напрямую, не оглядываясь постоянно на жрецов и чародеев.

Ца Ю столкнулся с ними в прошлый раз, когда они разыскивали средство низложить Ктесфона с Тот-Амоном и взять в свои руки власть, которой полагали себя гораздо более достойными.

У таких надежд имелись основания: Джосера всегда любили в армии, а Камию – на флоте. Ни законный монарх, ни верховный маг Стигии ничего с этим не могли поделать.

Армия видела в принце Джосере истинного сына Ментуфера, великого короля-воина, чьи победы давно уже стали легендами и чья героическая гибель в памятной Тайанской войне сделала его имя бессмертным.

Но если армия у стигийцев была внушительная, сильная, то флот был скромный, слабый, неспособный тягаться с флотами прославленных морских держав, Зингары и Аргоса. Сет, Змей Вечной Ночи, безраздельно господствовал в Стигии, но не имел власти над Океаном. Практически неуязвимая на суше – и почти бессильная на море: такой воспринимали Стигию её соседи.

С тем большим обожанием стигийцы, посвятившие себя морской службе, относились к Камии. Для них она была живой наследницей тысячелетнего могущества атлантов, истинных повелителей Океана, в Океане и нашедших свой покой. Никто уже не помнил, а кто помнил, сам не желал вспоминать, что именно по вине Камии распалась уния с Атлаей.

От унии остались только эти удивительные корабли, красивые и грозные, давным-давно их выстроили где-то далеко на юге, за экватором, на верфях Атлы.

Кусанский князь и путешественник пятнадцать лет назад об этом узнавал из первых уст, со слов самих злосчастных корабелов, оставшихся без этих кораблей, без королевы, даже без воспоминаний о своем былом могуществе.33
  См. рассказ «Сокровища Атлы» из цикла «Изгои».


[Закрыть]

Увы, подумал тут Ца Ю, порой изменчивое Небо благоволит не только благородным душам!

– Мы с Джосси всегда были для окружающих изгоями, – говорила между тем сама Камия. – Мы родились для власти, но никогда до сей поры не знали, что такое власть.

– Разве? Вы были королевой, – возразил на это Ца Ю.

– Королевой на час, – усмехнулась она. – Пятнадцатилетняя королева в стране, которая её сначала обожала, а час спустя возненавидела! В тот краткий миг власть только показала мне себя, чуть поманила – и посмеялась! Мои подданные одичали, обленились, испугались тягот славы и величия, ими овладело малодушие. Я оставила Атлу, иначе бы они со страху насадили меня на копья…

О, Небо, как же жаль, что этого не случилось, подумал кусанец, скольких несчастий это помогло бы нам избежать… А принцесса продолжала:

– Нечаянная встреча в океане открыла мне дорогу в новую жизнь. На мирный мой корабль напали черные корсары. Его команда доблестно сражалась за меня, но вся погибла в той неравной схватке. Неудивительно: на нас будто не люди – демоны напали! Ими верховодила шемитка Белит, жестокая разбойница, известная как королева Чёрного Побережья.44
  См. «Чёрное солнце», первый рассказ цикла «Изгои».


[Закрыть]

– Вот и встретились две королевы, – задумчиво пробормотал Ца Ю.

– Богам было угодно, чтобы Джосси, утративший в те дни надежду захватить отцовский трон, также стал пленником пиратской галеры, она называлась «Тигрица». Мы оказались в полной власти Конана и Белит!

Ца Ю встрепенулся: рассказ Камии заинтересовал его, и он уже почти не замечал ни холодного ветра, ни гуляющей под ногами палубы.

– Ваше Высочество упомянули Конана? Тот самый благородный варвар из Киммерии, в конечном счете ставший аквилонским королем?

– О! В самом деле, благородный: могучий Конан спас тогда мне жизнь. В дальнейшем я узнала о его привычке спасать от верной гибели юных, прекрасных королев! Это рефлексы, князь, не благородство, – улыбнулась она. – Конечно, он не знал, кто я такая и чего я стою. Уверена, теперь это одно из наиболее мучительных его воспоминаний!

– Да, кто бы сомневался в этом, зная вас…

– Итак, в то время Конан оставался другом и любовником Белит. На него всё стигийское действовало как красная тряпка на быка. Белит же совершенно обезумела от ненависти к Стигии! Я обернула эту ненависть к своей пользе, однако неожиданная встреча с Джосси спутала мой план. Мне, полукровке, оказалось нетрудно сойти за чистокровную атлайку – атлайцев-то корсары прежде не встречали – но Джосси, будучи сыном короля Ментуфера, не мог и не хотел скрывать, что он стигийский принц! Разбойники заставили нас написать послание о помощи Ктесфону. Но мы-то с Джосси понимали, что король, наш брат, ничем нам не поможет. Ктесфон и Тот-Амон были бы только рады избавиться от таких опасных конкурентов. Тем более, руками грязных варваров, кто промышлял морским разбоем! Возможно, если бы Белит и Конан сами догадались написать в Луксур, что держат нас в плену, Луксур бы заплатил им, в самом деле. Но не за наши жизни, а за наши головы! К счастью для нас, варвары до этого не додумались. Мы и не рассчитывали ни на кого, кроме самих себя. И мы спаслись! А Белит и ее команда погибли вскоре страшной смертью – все, кроме Конана.55
  См. «Королеву Чёрного побережья» Р. Говарда и первые рассказы цикла «Изгои».


[Закрыть]

– Рискну предположить, что эти люди лишились жизни не без вашего участия, – нахмурился Ца Ю.

– Я любила Белит и сожалею до сих пор о её гибели, – вздохнула Камия. – Но кто теперь в это поверит? Наша слава бежит подчас быстрее правды! Вот и упрямый варвар отчего-то думает на нас…

– Насколько я могу судить о Конане по встречам с ним и по рассказам очевидцев, если бы он действительно считал виновными вас, он бы такого не спустил.

Она улыбнулась ему своей красивой и надменной улыбкой.

– А разве мой супруг и я похожи на людей, покорно ожидающих отмщения?

В этот момент на капитанский мостик взошел высокий, статный человек с обветренным лицом, отмеченным старым шрамом. Его звали Ксептах, и он командовал стигийским флотом еще при прежнем короле. Поклонившись Камии, он доложил:

– На горизонте корабль, Ваше Высочество.

Камия поднесла бинокль к глазам и нашла корабль.

– Это пираты. Кого еще возможно встретить здесь, в опасных водах у Барахских островов? О!.. Корабль мне знаком! И пусть я утону, если это не «Голубая Медуза» Красавчика Варгаса!

Красавчик Варгас, бывший зингарский капер, слыл одним из самых отчаянных и удачливых пиратов Красного Братства. Не один год военные суда королей Фердруго и Мило охотились за «Голубой Медузой» – без видимого успеха. Красавчик Варгас продолжал наводить ужас на торговый люд Зингары, Аргоса и Пелиштии.

Адмирал Ксептах, наслышанный об авантюрных наклонностях принцессы, тревожно вопросил:

– Надеюсь, вы не собираетесь посылать наш флот за этими корсарами?

Глаза Камии заблестели озорными искорками.

– Напротив, я хочу, чтобы они погнались за мной! Дорогой князь, вам не раз приходилось скрывать себя в спасительном тумане. Я помню, даже от меня! Ради самозащиты, разумеется. Не могли бы вы сотворить такой туман для нас? Я бы хотела защитить своих людей от этих негодяев. А я вам обещаю головокружительные впечатления! Вам будет, что докладывать великой королеве.

Кусанец собрался ей возразить, но удержался. Он ненавидел и боялся эту женщину сильнее, чем когда-то обожал. Однако эта ненависть теперь куда-то делась, и страх куда-то отступил. От новой встречи с Камией Ца Ю ждал только новых испытаний – однако она вновь сумела удивить его. Ни в чем былом не обвиняла, не глумилась, была приветлива и откровенна, и рассказала много всякого, чего он ранее не знал, а это оказалось важно. Глядя на ребенка-мертвеца, недавно бывшего ей сыном, кусанец против своей воли сочувствовал несчастной матери. Кто знает, может быть, страдание исправило ее? Умом он понимал, эта надежда была тщетной… но так хотелось верить, что любил не зря!

Во всяком случае, чего добьется он, если откажет? Спасительный туман – такая мелочь! В Кусане, где живут терпеливые, добросердечные и миролюбивые люди, наводить туман для собственной защиты учат даже самых юных магов, даже простецов. А он был отпрыск княжеской семьи, в которой способы магической защиты хранились и передавались от поколения к поколению.

– Так вы желаете, чтобы туман сокрыл стигийский флот? – недоуменно уточнил Ца Ю.

– Не весь флот, – улыбнулась принцесса. – Вот тот кораблик можете оставить без защиты.

Она указывала на небольшую низкобортную шхуну, плывущую в арьергарде эскадры.

Красавчик Варгас взволнованно теребил свою щегольскую бородку. Без малого час его каравелла преследовала чужую шхуну. Та изо всех сил удирала на восток, к побережью, однако Красавчик нисколько не сомневался, что в течение следующего часа настигнет ее. Шхуна была стигийской. Судя по одежде моряков, владельцы того корабля явно не относились к числу нищих. Бывалый морской волк предвкушал богатую поживу.

И вот суда столкнулись. «На абордаж!», – прозвучал приказ капитана. Закаленные морскими сражениями пираты попрыгали на палубу захваченного корабля, готовые перегрызть глотку любому, кто откажется отдать им их добычу. Однако Варгаса и его людей ждало некоторое разочарование. Эти стигийцы оказались трусами. Едва пираты вступили на палубу шхуны, ее команда побросала оружие и взмолилась о пощаде, готовая отдать все, что угодно, лишь бы спасти жизнь.

Причину такой покладистости Красавчик Варгас узнал вскоре. Не от самого капитана шхуны, а от его рабыни. Рабыня эта, по имени Ни Ляо-Минь, родом из Уттары, оказалась смазливой и словоохотливой девицей. Она была несказанно рада, что доблестные корсары освободили ее из лап этих ужасных змеепоклонников, которые только и могут, что призывать своего мерзкого Сета и насиловать несчастных девиц. Радость Ни Ляо-Минь была столь искренна, что в Красавчике Варгасе проснулись, казалось бы, давно забытые благородные чувства и он пообещал себе, что не тронет эту наивную девицу против ее воли, по крайней мере в ближайшую ночь.

Так вот, словоохотливая уттарийка поведала своему освободителю следующее. Некий стигийский князь, не то барон, баснословно богатый, бежал из Кеми от новой королевы. В самом этом факте Варгас не усмотрел ничего подозрительного: легенды о женщине-демоне, дочери Сета, гуляли среди Морского Братства не один десяток лет, и нынче барахцы благодарили Митру за то, что Стигия, где воцарилась демоница, лежит достаточно далеко от их свободного архипелага, а злобный Сет над морем не имеет власти. Итак, стигийский князь (имени его Ни Ляо-Минь не знала) погрузил свои сокровища на корабли и отплыл на север. Он намеревался пристать к берегу где-нибудь в районе Нижнего Ванахейма и обосноваться там со своими людьми. Это также не удивило Красавчика: многие стигийские изгнанники прятались в северных землях, где из дружин воинственных рыжебородых ваниров набирали себе надежную охрану.

– А много ли кораблей у твоего князя? – спросил Варгас уттарийку.

– Не знаю, господина, – с девичьим восторгом глядя на него, ответила та на ломаном зингарском. – Я видела вот столька, – она показала ему раскрытую пятерню. – Может, еще есть.

– И где же эти корабли? – нетерпеливо воскликнул корсар.

Ни Ляо-Минь указала рукой на юг.

– Тама. Тиха идут, однако. Наша шхуна самый быстрый был.

Красавчик Варгас расхохотался. Если эта дырявая посудина – самое быстроходное судно беглого князя, далеко ли уйдут остальные?

– А разве твой князь не боится барахских пиратов?

Ответ девушки восхитил его своей наивностью:

– Он очень-очень боится королева. Очень-очень страшный королева. А пирата – нет, не боится. Говорит, могучая стигийца одолеет грязный пирата. Говорит, трусливый пирата нападай на глупый аргосский или зингарский торговец, а на гордый вельможа из Стигии – нет, не нападай, не осмелится.

Заметив, как побагровело лицо капитана, уттарийка беззаботно рассмеялась и, преданно глядя в глаза Красавчика, воскликнула:

– Но ты не трусливый пирата, мой господина! Ты сияющий светильник храбрости! Ты Серебряный Дракон Океана! Ты одолел злой стигийца! Стигийца золота стала твоя золота, господина!

Это было сущей правдой. Сундуки с золотом, серебром и драгоценностями не поместились в каюте капитана, их нашли даже в трюме. Только очень богатый человек, не знающий истинной цены сокровищам, прячет золото в трюме.

Купаясь в лучах восхищения прекрасной женщины, Красавчик Варгас с трудом заставлял себя думать о деле. Видать, сам Пресветлый Митра послал ему эту сладкую красавицу. Интересно, будет ли она так же хороша в постели, как хороши слова ее, подумал корсар. Ладно, выяснить это никогда не поздно. Судя по всему, девицу не придется даже просить. Что пожелает «господина», то и сделает. Грех отказывать Серебряному Дракону Океана. А золото может убежать. То бишь, уплыть из его рук!

– Сколько золота на тех кораблях?

– Каких кораблях, о светильник храбрости? – вопросом на вопрос ответила Ни Ляо-Минь.

Вот ведь глупая девица попалась, раздраженно подумал корсар. С другой стороны, это даже лучше. От нее многого и не требуется. Красавчик терпеливо повторил свой вопрос, уточнив, что имеет в виду корабли князя, плывущие с юга.

– Многа-многа, – она широко развела руками, давая понять, что все золото в ее руках не поместится. – Золота, серебра, платина, нефрита, брильянта, кость этих… нусо…

– Носорогов, – подсказал Варгас.

– Да, да, – закивала уттарийка, затем смешно посмотрела на корсара и тихо прошептала: – Еще рубина. Многа рубина. А еще любимая рубина старая короля. Большая рубина! Как твоя кулака, господина.

Красавчик ошеломленно глянул на свой кулак. Никакой рубин не мог быть с его кулак величиной, как бы ни жаловал тот рубин этот самый «старый король».

– Рубин как твой кулак, да? – уточнил он.

– Нет, господина, – сияя от счастья, проговорила девушка. – Рубина как твоя кулака. Большая-большая рубина, говорю!

Дрожа от возбуждения, Красавчик Варгас вылетел из капитанской каюты. Он собрал команду и обратился к своим головорезам.

– Сундуки вытащить и погрузить на «Медузу». Стигийцев – в трюм! И там запереть, пускай пока сидят, мы после продадим их в рабство. Шхуну спалить. Возвращаемся на Барах, псы! И коли кто проболтается о добыче, – Красавчик свирепо оглядел морских разбойников, – то, клянусь кишками Нергала и задницей Иштар, этого безумца я скормлю акулам лично!

Таковых безумцев сыскалось едва ли менее половины команды. Конечно, никто из пиратов сознательно не собирался подставлять свое брюхо под клинок свирепого вожака. Однако кружки доброго пенистого эля, без меры вливаемые в себя по случаю славной добычи, развязали языки. Той же ночью уже весь Барах знал, что давеча Пресветлый Митра широко улыбнулся Красавчику Варгасу, и что добыча действительно оказалась более и более чем славной, и что на радостях Красавчик прикупил еще один большой корабль – карак «Веселый Дельфин», заплатив за него настоящими стигийскими золотыми денариями, – и что для нового корабля срочно подбирается команда из самых надежных и отчаянных головорезов, и наконец, что сам Красавчик строго-настрого приказал обо всем об этом держать язык за зубами.

Так что, когда ранним утром из гавани Тортажа, негласной столицы Бараха, вышли «Голубая Медуза» и «Веселый Дельфин», следом за ними Острова покинули еще более шести десятков каравелл, галеонов, бригантин, галер, шхун, вельботов и шлюпов. Их команды надеялись, что милостей Пресветлого Митры на всех хватит. А не хватит – так верный меч и верная абордажная сабля для того и существуют, чтобы заставить кого угодно поделиться сокровищами.

Если бы адмиралы многочисленных зингарских и аргосских эскадр, в течение многих сотен лет безуспешно пытавшихся покончить с барахской вольницей, увидели в то утро гавань Тортажа, они снова умерли бы от изумления и досады. В гавани стояли всего три корабля. Команда первого была мертвецки пьяна и потому проспала главные новости. Второй корабль стоял пустым, так как его команда разбежалась, примкнув к другим искателям сокровищ. Третье же судно, пузатый галеон аргосца по прозвищу Одноногий Конь (истинного имени его никто не знал), жадно глотал океанскую воду через пробоину, добросовестно пробитую чуть ниже ватерлинии кем-то из конкурентов. Теперь Одноногий Конь скакал по палубе галеона, бренча своей деревяшкой и посылая самые цветистые проклятия вослед другим кораблям, чьи очертания расплывались в плотном тумане, подступавшем к Бараху с юга.

Одноногий Конь оказался первым, кто увидел, как приземистые, длинные и узкие черные галеры, внезапно возникшие из этого тумана, стремительно подходят к берегу, и как с галер рассыпаются во все стороны угрюмые бронзовокожие люди с мечами, луками и арбалетами. Затем черная стрела попала в горло аргосца, и он больше ничего не увидел.

Красавчик Варгас сновал по палубе «Голубой Медузы», сыпал проклятиями и бранил команду. Пристыженные корсары не осмеливались поднять глаза на капитана. Десятки парусов, точно воздетые плавники голодных акул, вырисовывались на северном горизонте. Корабли конкурентов шли по следу Варгаса. Призвав на головы болтливых разбойников всех злых богов и демонов, каких он знал (а знал он их немало и потому успел охрипнуть, прежде чем закончил), Красавчик заперся в своей каюте, чтобы в обществе прекрасной Ни Ляо-Минь обдумать сложившуюся ситуацию. Как добыть сокровища стигийцев, по милости Пресветлого плывущих прямо в руки, чтобы тут же эти самые сокровища не потерять?

Добрая уттарийка, как могла, пыталась успокоить своего Серебряного Дракона.

– Господина сильный, могучий, бесстрашный, – приятным певучим голоском вещала она. – Что сияющему светильнику храбрости маленький трусливый пирата? Господина убьет стигийца, убьет пирата, убьет…

– К Нергалу!! – взревел Красавчик, до боли вонзая кулак в столешницу. – Что могут три сотни моих бездельников и болтунов против тысяч и тысяч этих отпетых головорезов?!

Ни Ляо-Минь налила сладкого аргосского в красивую серебряную чашу стигийской работы и, опустившись перед корсаром на колени, поднесла ему чашу.

– Господина не только сильный, могучий, бесстрашный, – сказала она. – Господина хитрый. А трусливый пирата глупый-глупый! Почему бы хитрый господина не обхитрить глупый пирата?

Опорожнив чашу, Варгас притянул нежное лицо уттарийки своими грубыми ладонями и хмуро уставился на него.

– Что ты хочешь сказать этим, женщина?

– У нас в Уттаре говорят: гиена и шакала дерутся, а пантера приходит и получает добыча. Так пускай глупый пирата дерутся, а Серебряный Дракон Океана приходит, получает золота стигийца!

Небольшая лодка, во главе которой, гордо скрестив руки на груди, возвышался Красавчик Варгас, подплывала к стройной четырехмачтовой каравелле.

– Эй, там, в корыте! – раздался с каравеллы громоподобный бас. – Ты, что ли, Красавчик?

– Я, Эсварк, клянусь Митрой!

Красная рожа, заросшая рыжей бородой, свесилась из-за борта.

– Хо-хо! И за каким-таким Нергалом ты притащил сюда свою протухшую задницу, Красавчик? Где твое золото? – с издевкой, призванной скрыть алчность, справился Эсварк.

– Хочу заключить с тобой сделку, Рыжебородый, – прокричал с лодки Варгас.

– Во имя молота Тора и бороды Имира! – расхохотался ванир. – И что ты можешь мне предложить, зингарский щеголь?

– Четверть добычи, что везет с собой стигийский князь!

Эсварк оскорбленно погрозил Красавчику здоровенной лапой.

– Поднимай свои мослы и убирайся туда, откуда приплыл – к своей блудливой мамочке! Титьки Дэркето! Да я сам возьму золото твоего князя – столько, сколько поместится во всех моих трюмах!

Волосатая лапа обвела пять кораблей, принадлежавших Рыжебородому Эсварку. Красавчик Варгас, не обращая внимания на оскорбления, в свою очередь нагло рассмеялся в лицо ваниру и обвел рукой весь остальной горизонт.

– А что ты станешь делать с ними?

Эсварк омрачился лицом. А Варгас продолжал:

– Кроме всего прочего, ты не знаешь, откуда ждать корабли князя. Без меня тебе их не найти! Океан большой, приятель! Вдвоем мы прогоним тех блудливых псов, и вся добыча – наша! Как, идет?

На некоторое время Эсварк исчез, как видно, чтобы посоветоваться со своими командирами, затем рыжая борода снова возникла над бортом каравеллы, и ванир прокричал:

– Добычу делим на семь частей! Тебе – две, мне – пять.

– Это еще почему?! – рявкнул ошеломленный столько несправедливым раскладом Варгас.

– Да потому, что у меня пять кораблей, а у тебя только два, – ощерился Эсварк. – Ну, согласен, Красавчик?

Ухоженное лицо зингарского корсара потемнело. Казалось, он вот-вот взорвется от злости. Кроме каравеллы и бригантины, Эсварк владел двумя вельботами и одним шлюпом, и последние не шли ни в какое сравнение с каравеллой и караком Варгаса. Воистину, нужно родиться бесстыжим ваниром, чтобы посчитать эти прогнившие лоханки за настоящие морские корабли!