Текст книги "Дневники мотоциклиста"

– А ты не боишься, что в Москву увезем? – включился в этот разговор Большой.

– Нет, – рассмеялся наш собеседник, и, обойдя наши мотоциклы, пытаясь рассмотреть номера, которых не было, опять изменился в лице.

– А где номера? – озадачено посмотрев на нас, проговорил он.

– Таким как мы, не дают, – пошутил Женька в ответ, и это было принято за чистую монету.

– Но может… Все-таки… Прокатите? – уже без энтузиазма в голосе повторил он свой вопрос, и у меня сложилось впечатление, что от нашего ответа зависит дальнейшая его ночь, да и вся жизнь в целом.

– Нет, без шлема не катаем, – уже изменив свою дружелюбную интонацию, оборвал Большой, предсказывая последующий вопросы. – А свой никто не даст, тоже примета.

Нашему случайному, разочарованному собеседнику ничего не оставалось делать, как окинуть всех печальным взглядом и, попрощавшись, удалиться. Он еще долго оборачивался и отставал от своей девушки в надежде, что мы передумаем, но решение было неизменным, и так и не дождавшись, они скрылись за поворотом.

Мы снова остались одни и продолжали разглядывать эту площадь, кишащую понедельничными бездельниками, которых с каждой минутой становилось все больше. Молва о нашем ночном приезде уже облетела ближайшие дома и подъездные лавочки, и на площадь стала подтягиваться слегка подвыпившая молодежь. Окидывая нас изучающими взглядами, она присоединялась к уже присутствующим компаниям.

– Пока нас не замучили вопросами и снимками, надо выдвигаться, – выдал Пашка, оценивая вновь пришедших.

– Ну да, – поддержал его Андрюха, быстрым движением натянув подшлемник, сквозь который он продолжил: – Еще часик здесь постоим и станем местными знаменитостями.

– Или новыми постояльцами местного УВД, – с ухмылкой подметил я, и был поддержан всеобщим смехом.

– На самом деле пора выдвигаться, а то через пару часов уже рассвет, – подметил Женька, и через несколько секунд мы разбрелись по своим блестящим болидам.

Каждый из нас посмотрел на темное ночное небо, которое тогда даже не хотело намекать на солнечное утро, быстро накинув шлемы. Ключи были вставлены в замки. Я всё никак не мог привыкнуть к своей D-образной застежке, и когда все уже сидели на своих мотоциклах, я всё еще пытался заплести её у себя на подбородке. Это потом всё происходило на автопилоте, тогда же даже такая мелочь доставляла некоторый дискомфорт.

Еще несколько секунд, и я, как и все, сидел на своем черном красавце. Ключ, зажигание, гром. И так же шумно и быстро, как мы здесь появились, так же мы исчезли, оставляя за собой лишь быстро удаляющиеся красные огни стоп сигналов.

Для меня путь домой был всегда дольше, чем он был на самом деле, и только на подъезде к Москве мой затылок стало догонять проснувшееся солнце. Мой город начинал вставать, вылезая из своих теплых кроватей и долго потягиваясь, и первые «жаворонки» уже начинали захватывать дороги, пытаясь обмануть пробки. В окнах с хаотичной очередностью стал гаснуть уже никому не нужный электрический свет, и всё в нем медленно захватывалось понедельничной суетой. И мы вернулись в этот город, уставшие, но довольные, автоматически становясь неотъемлемой частью этой суеты.

Это была незабываемая поездка, о которой мы потом очень часто вспоминали, рассказывая о ней во всех красках и ловя на себе уважительные взгляды.

Она была безумна и многим непонятна – без всякого плана, без логики, без причины, но в этом и была её прелесть, в этом и была вся наша суть. Мы были измотаны, но счастливы, каждый по-своему, но та ночная поездка добавила каждому из нас ещё уверенности и еще несколько слов за правильность своего выбора, ведь мы были самими собой, а это многое значит.

Вернувшись домой и налив себе горячий чай, я еще долго смотрел утренние новости, в которых меня волновал только прогноз погоды, и, дождавшись этих цифр, я со спокойной душой пошел спать, ведь вечер обещал быть жарким.

Никогда не надо бояться своих страхов, с ними нужно жить каждый день, доказывая им, кто тут главный…

А что, если…

А что, если?.. А что бы было, если?

Этот вопрос нас мучает чаще простуды, но мы не перестаем себе его задавать, такова наша сущность, ведь для ответов нас наградили фантазией.

А что, если я бы не стал смотреть этот скучный фильм и пошел с друзьями в ночной клуб, ведь им было весело? А что если я бы не забыл завести будильник и вышел из дома вовремя, не опоздав на собеседование? А что, если я бы полетел отдыхать в мае, а не в июле, и сел бы на тот несчастный рейс?..

Эти вопросы можно продолжать бесконечно, оставляя лишь начало и подставляя слова в конец, но всегда они прямое следствие нашего выбора, стоит нам хоть на секунду в нем засомневаться. Наш разум играет с нами в сложные игры, рисуя картинки того, как могло бы быть, но на самом деле мы этого уже никогда не узнаем, ведь выбор уже сделан.

Середина и конец августа того года, выдались на редкость дождливыми, предрекая этой небесной водой скорый закат лета. Быстрый, не такой теплый, каким он был всего месяц назад, этот дождь, хоть и быстро испарялся под лучами еще летнего солнца, но доставлял огромную неприязнь и неудобства, особенно, если шел под вечер.

За два с половиной месяца скитаний, постоянных недосыпов, шумных вечеров и быстрых ночей, я прилично окреп, сидя в своем седле. И, познав эйфорию огромной скорости, что перевалила за двести шестьдесят, я готов был повторять ее на своем спидометре в любом удобном случае. Углы, наклоны, повороты, быстрый разгон и резкое торможение, узкое междурядье и определение из толпы автолюбителей потенциальной опасности, всему этому я учился сутки напролет, и таких суток мне оставалось все меньше. Как любой новичок, я приходил от этой учебы в восторг, каждый день устанавливая свои новые рекорды, но и у них был свой предел, и то, что вчера у меня не получалось, сегодня я сдавал на отлично. Я всё чаще стал выезжать в город один, пуская себя во весь этот железный хаос, который становился частью меня и моей жизни и, вырываясь из него на короткий отдых, я наблюдал за всем происходящим вокруг меня.

И вот, в один из таких вечеров, изрядно вымотавшись от дневных поездок по городу и наблюдая скрывающееся солнце за горизонтом, я направил свой мотоцикл к обочине, разглядев вывеску магазина, что твердила о его круглосуточной работе.

Мне всего лишь надо было сделать пару звонков и купить что-нибудь от жажды, но жизнь распорядилась иначе, и мне предстояла неожиданная встреча.

Я всегда знал, что наш мир тесен, а уж тем более наш мегаполис с его миллионами жителей, который иногда казался просто большой коммунальной квартирой.

Я припарковал свой мотоцикл, не доехав до дверей магазина какие-то десять метров, и быстро спрыгнув, параллельно стягивая с себя шлем, я огляделся по сторонам. Мой взгляд упал на безумно знакомый силуэт девушки, которая небыстрым шагом двигалась в мою сторону.

Это был центр нашего города, и, казалось, что эта встреча могла произойти с вероятностью один к миллиону, но с приближением этой фигуры я отчетливо понимал, что не ошибся.

Мы не виделись практически вечность, хотя жили в двух минутах ходьбы друг от друга, на соседних улицах, мы не созванивались и не списывались, мы не узнавали как дела через общих друзей, мы просто забыли о существовании друг друга, но вот оставалось всего несколько метров, и мы вновь напомнили о себе.

Она шла неспешной походкой снизу улицы, так непринужденно, словно закончила свой рабочий день и решила прогуляться перед сном. Редкие лучи заходящего солнца пробивались сквозь распущенную зеленую листву, оставляя на ней оранжевые следы, которые появлялись и тут же исчезали на ее одежде, словно кто-то сверху пускал множество солнечных зайчиков, пытаясь привлечь ее внимание. Но она не реагировала, и в этой вечерней суете, среди спешащих прохожих, шума дороги и множества голосов она словно плыла, не обращая ни на кого из присутствующих абсолютно никакого внимания.

Я застыл в замешательстве, хотя расстояние позволяло мне зайти в магазин и раствориться в толпе домохозяек, я все же остался, уложив шлем и перчатки на бак.

Она приближалась всё ближе, и теперь я мог легко рассмотреть её черные локоны, плавно опустившиеся на её плечи, ее фигуру, обтянутую в черное классическое приталенное платье, что отлично подчеркивало её осиную таллию, и ее глаза, которые уже смотрели в мою сторону, обрубив мне все варианты побега. Стройные ноги на высоких каблуках передвигались настолько легко, что создавалось такое впечатление, будто она передвигается по воздуху. Маленькая кожаная сумочка на тонком ремешке, повисшая на плече, дополняла ее образ, который легко бы принял любой офис или даже театр. И теперь ей оставалось всего несколько шагов, чтобы его принял я. Наши взгляды встретились, вмиг выключив все происходящее вокруг нас, и она, замедлив шаг, остановилась в метре от меня.

– Привет, – вымолвил я, не скрывая своего удивления.

Как я понял по её взгляду, она тоже давно заметила мой силуэт и, не свернув, продолжала свой путь к этой случайной встрече. Может, она подумала, что я уйду, сделаю то, что обычно я делал, ведь в нашей истории я всегда уходил первым. Но этого не произошло, и встреча состоялась.

Когда мы были вместе, а на это у нас ушло несколько лет, я всегда уходил молча, с гордо поднятой головой, не оставляя ей никаких надежд, уходил, но она всегда возвращала меня. Я смотрел в её глаза и понимал, что без них мир вокруг становится невыносимо пуст, без них всё теряло значение, и, с каждым новым разом утрачивая эти чувства, я возвращался, возвращался, пока не понял, что с ними я перестаю быть самим собой.

– Здравствуй, – ответила она, так же как и прежде улыбаясь мне своими темными, как приближающаяся ночь, глазами.

В этом вечернем солнечном свете они становились еще темней, поблескивая двумя маленькими искрами, и прочитать в них что-либо становилось менее реальным, ведь к нам приближалась ночь.

Повисла секундная пауза, в которой я замолчал, как растерянный школьник, только что встретивший красивую девушку и совершено не знающий, о чем с ней говорить. Но я знал ее, я засыпал с ней и просыпался, я любовался ею и разочаровался, я сказал ей множество тысяч слов, и теперь мне просто нечего было ей сказать.

Создалось такое впечатление, что нас перенесли далеко назад, в прошлое, где наша первая встреча была точно такой же, но с того момента прошло множество лет, и мы повзрослели, пройдя небольшой путь вместе, и теперь мы познали друг друга и просто не могли молчать.

– Как ты? – оборвав эту повисшую тишину, спросил я, подмечая, что она совсем не изменилась, будто мы расстались вчера, и только ее слегка раскосые глаза добавили макияжа.

– Нормально, – окидывая меня изучающим взглядом, ответила она, и вновь остановившись на моих глазах, добавила: – А ты, я смотрю, всё никак не успокоишься?

– Что ты имеешь в виду? – прекрасно понимая, о чём она, улыбнулся я.

– О твоем новом увлечении, – как будто имея на это право, осуждающе посмотрела она, но, видимо, поймав себя на этом, тут же сменила осуждение на искусственную улыбку.

Она всегда боялась двухколесной техники, не садясь со мной даже на мотороллер, а теперь перед ее глазами стоял настоящий спортивный мотоцикл, с разницей лишь в том, что его хозяин был для нее уже чужим.

Мы всегда были разными людьми, и нам всегда нравились разные вещи. Я был школьным хулиганом, а она отличницей, идущей на золотую медаль, я выбивал себе пальцы на тренировках, а она тем временем штудировала конспекты, я говорил ей спокойной ночи и пропадал по ночам с друзьями, а она укутывалась в одеяло и ждала моего звонка. Да, мы были совершенно разные, но в нас было что-то такое, что нас безумно притягивало друг к другу, пока я не разгадал это притяжение и не вырвал его из своего сердца.

– Как видишь, – улыбнулся я с видом нашкодившего мальчишки. – Нравится?

– Симпатичный, – растерянно, словно не ожидая такого вопроса, сказала она и, пытаясь заглянуть за мои глаза, будто в душу, лукаво прищурилась. – Так что же тебя подвигло сесть на эти два колеса?

В этом вопросе читался совершенно иной, но я был не намерен на него отвечать, и сказал, как было на самом деле.

– Скучно стало.

– А, ну да, совсем забыла, ты у нас любитель поскучать, – с маленькой издевкой продолжила она, но вновь осеклась.

– Не начинай, – понимая, что это слегка начинает смахивать на нравоучения, остановил её я и, как ни в чем не бывало, спросил: – Ты мне лучше расскажи, что у тебя нового?

Она на секунду задумалась, понимая, что уже не вправе меня осуждать, и проговорила эти мысли, вслух: – Да… чего это я… ты же всегда искал новые, незабываемые ощущения, – сделав акцент на слове «незабываемые» сказала она и, возвращаясь к моему вопросу, растерянно добавила: – У меня… У меня… – повторила она несколько раз, словно ища в своей голове то, о чем может рассказать. – У меня новая работа, как раз тут недалеко, – и вновь перевела тему на меня: – А у тебя?

– У меня всё хорошо, – произнес я, вспомнив ее нелюбовь говорить о себе и ее застенчивость.

Мы простояли и проговорили около часа, иногда теряясь в молчании, но, так и не сдвинувшись с места. Мы рассказывали друг другу абсолютно всё, словно боялись вновь друг друга потерять, и забивали повисшую между нами тишину очередной историей, и, наверно, мы бы простояли так всю ночь, если бы в глубине души каждый из нас не понимал, что мы – это прошлое. Мы оба понимали, что это не нужно, и у нас было множество шансов все исправить, но мы их не использовали, разойдясь по разным дорогам.

– Ну что, был очень рад тебя встретить, – оборвал я очередную повисшую паузу. – Мне пора, я и так уже опоздал.

– Я тоже была очень рада, – сказала она, придвинувшись ко мне, и поцеловала меня в щеку.

На секунду я почувствовал её запах, и все заборы и ограды, которые я невольно воздвигнул от неё, стали рушиться.

Прошлое, все эти несколько лет, проведенные рядом с ней, стали проплывать перед моими глазами, как старый любимый диафильм, что давно пылился на антресоли и был показан мне случайно.

Мое замешательство сыграло тогда за меня эту проигрышную партию, и за это я потом сказал ему спасибо.

Я посмотрел в её глаза, начиная видеть в них снова своё отражение, и увидел, как её охватила маленькая дрожь, которую она очень хотела скрыть. И снова повисла пауза, требующая от меня действий, но я так и не сдвинулся с места.

Я не знаю, как бы я поступил в другой ситуации, но тогда я поступил именно так. На её поцелуй я просто улыбнулся ей и подмигнул, и она улыбнулась мне в ответ, закончив на этом нашу встречу.

Неспешно удаляясь от меня в сторону метро, она несколько раз обернулась, встречаясь с моим провожающим взглядом, и как только наши глаза пересекались, она быстро отворачивалась, словно не хотела, чтобы я это видел. Я проводил ее силуэт до переулка, который скрыл его от моих глаз, и после этого я еще несколько минут стоял, облокотившись на мотоцикл, пока не вспомнил, зачем здесь остановился.

Тепло, оставшееся у меня внутри, зашло со мной в магазин, подняв уголки моих губ наверх, так что продавщица, сидевшая за кассой, решила, что это адресовано ей, но она ошибалась, и, быстро расплатившись за воду, я оставил ее, выйдя на потемневшую улицу.

Жадно отпив половину банки, я еще раз посмотрел в сторону скрывшего причину моей теплоты переулка, и, выкинув булькающий остаток, я снова сидел в седле, вставив ключ в зажигание.

Уже тогда я знал, что мы больше никогда не встретимся, и тогда я понял, что всё сделал правильно.

«Спасибо тебе, моя милая Ада… – проговорил я про себя в закрытом шлеме… – Спасибо тебе за то, что не воспротивилась моему последнему в нашей истории, выбору… Спасибо тебе за то, что дала понять, кем я не хочу быть…»

Поворот ключа, кнопка Пуск – и грохот вновь оглушил мои уши. Через секунду от моего присутствия не осталось и следа, ведь вся ночь была впереди, а мне так многое надо было успеть.

Почему, я вспомнил, об этой встрече? Почему я рассказал о ней вам?

Все дело в том, что этот человек из моего прошлого был моим: «А что, если…», и когда мой разум нарисовал мне картинку моего несбывшегося будущего, я понял, что сделал свой выбор правильно, не став тем, кем не хотел быть.

Сделав свой выбор, никогда не сомневайся в его правильности, ведь сомнения – это первый шаг к краху…

Случайности не случайны

Осень – отличное время для мыслей и самое лучшее время для воспоминаний. Если бы той осенью мне дали школьную тетрадь в двадцать листов и предложили написать сочинение «Как я провел это лето», я бы исписал её всю и попросил бы еще одну. За эти несколько месяцев, сланцев и шорт произошло многое, правда, свои шорты я одел всего несколько раз. Новые друзья, новые приключения, новые ощущения – для меня тогда все было новым. Ночные продубасы по заспанной Москве, новые лица, новые дороги и новые скорости.

Первый сезон, я думаю, для каждого из нас остаётся в памяти чем-то особенным. Вот и для меня он был особенным, даже с аварией и больницей, даже со всем тем плохим, что случилось со мной, он всё равно продолжал радовать меня, накручивая метр за метром моей красочной пленки.

Сентябрь выдался на наше счастье сухим и очень солнечным, с теплыми вечерами и такими же теплыми ночами, что полностью компенсировало потерянный месяц моего восстановления.

С каждым новым днем я становился уверенней, управляя своим болидом, и к концу сентября мне казалось, что теперь я умею все, теперь я, практически, «Валентино Росси». Это сейчас я понимаю, насколько я был глуп, тогда же только случай и какое-то непонятное везение не отправили меня на еще один операционный стол. Эта уверенность пропадала лишь тогда, когда срабатывал здравый смысл, который автоматом закрывал ручку газа, но я учился, учился у своих новых друзей. Я учился безумству, учился не терять свою голову, учился правильному расчету и каждый день набирался бесценного опыта.

В нашем виде экстремального спорта опыт был одним из главных составляющих, и получать его на улицах моего мегаполиса было важнее вдвойне. Мне это нравилось, мне нравилось познавать этот мир, смотря на него из другой плоскости, горизонтальной плоскости скорости, что была совершенно иной, не попадающей под привычные законы нашей ежедневной физики. Но и как у всего в нашей жизни, у этого времени был свой срок, который постепенно заканчивался.

Нас ждала холодная осень, и каждый день, пытаясь уцепиться за это беззаботное время, на наших лицах начинала проглядываться некая грусть. Грусть по тем незабываемым дням и ночам, грусть по адреналину, грусть по тому, без чего многое в наших жизнях теряло всякий смысл, грусть ожидания новых теплых дней. Но и в этой грусти было что-то важное, то, без чего мы не были бы такими жадными на секунды, ведь если бы нас перенесли на другой континент, где круглый год царствует лето, все бы превратилось в обыденность и каждодневную рутину, от которой вряд ли можно получать удовольствие. Так что, в том, что мы были только летнем явлением, был некий колорит, некая загадка наших характеров, что придавало нам еще большую тягу к нашему увлечению.

Тот, мой первый сезон, уже расправлял свой занавес, и погода неумолимо говорила мне об этом, делая рассветы холоднее, а дни короче. Ночи без теплого белья, под нашей толстой кожей становились невыносимыми, и всё говорило только об одном, о том, что еще несколько дней, и всё закончится, и мы поставим своих железных друзей в боксы.

Я не знаю, кто это придумал, и думаю, что об этом не знают многие, но так было заведено, и первые выходные октября считаются официальным закрытием сезона, после которого многие из нас уже не выезжают, даже если погода это позволяет.

Меня разбудило очень настойчивое пиликанье моего телефона, и после тщетных попыток не реагировать, он всё же поднял меня с кровати. Потирая глаза, я увидел на дисплее эту настойчивую персону, и это был Большой.

– Алло, – еще заспанным голосом ответил я этому утреннему раздражителю.

– Ну, ты и спишь, – уже, видимо, потеряв всякую надежду на мой ответ, сказал Пашка. – Ты вставать собираешься, на закрытие поедешь?

– Когда? – понимая, что он может ответить сейчас, я как солдат промчался в ванну.

– Да ты не торопись, мы только через час на площадке встречаемся, – успокоил меня он. – Ну что, тебя ждать?

– Да, я буду, – присев на ванну и переведя дух, сказал я, понимая, что спешить уже некуда.

– Ну… тогда увидимся, – произнес Пашка и положил трубку.

Я вернулся в комнату и раздвинул замкнутые шторы, сквозь которые пробивался солнечный свет. За моим окном кипела субботняя осенняя жизнь во всей своей красе спального района, и всё казалось таким беззаботным и медленным, что эта размеренность с легкостью передалась и мне.

Улыбаясь этим немногочисленным, праздно гуляющим прохожим, я подумал, что еще час, и по этой тишине пронесется стая железных сердец, с ревом будя всех тех, кто решил поспать в свой выходной до обеда. Некоторые, наверно, даже выглянут в окно, посылая нам вслед свои проклятия, ну а кто-то просто чертыхнется сквозь сон, переворачиваясь на другой бок.

В дни закрытия всегда было так, и со всех окрестностей слетались множество мотоциклов, пробуждая этот город своим ревом, который в конечном итоге заканчивался на горе.

Такой путь ждал и нас, и быстро закинув в себя пару бутербродов и запив их горячим чаем, я выскочил из дома, по ходу проверяя, всё ли взял. Ключи, документы, телефон и пару купюр – было самым необходимым для того, чтобы этот день остался в памяти.

Подъезжая к площадке, я увидел вдалеке всю нашу команду, стоявшую среди медленно двигающихся учебных машин, и это цветастое пятно как обычно весело шутило, посмеиваясь над субботними неумехами практикующих парковку.

Практически все, кого я знал, были здесь, не хватало тольк, Андрюхи и Женьки, которые так и не появились в наших рядах, объясняя своё отсутстви, работой и семейными хлопотами.

– Всем привет, – выкрикнул я, подходя к нашей немалочисленной толпе, в которой даже оказались ребята с Люберец, чьи пять «спортов», стояли в ряду со всеми.

Пожав руку каждому, я подключился к всеобщему вниманию, что было завлечено очередной Ромкиной историей про то, как в очередной раз он дубасил по центру и вдруг, откуда ни возьмись, появился шахид, грубо нарушающий ПДД. Таких историй у него было на целый юмористический журнал в твердом переплете, и всем нравилось слушать их, хоть и были они одинаковые. Мы простояли минут десять, и к нам присоединились еще двое, которых я не знал по имени и смутно припоминал, где мы могли пересекаться.

– Ну, вот, вроде бы все в сборе, – проговорил кто-то из толпы. – Пора выдвигаться, ну а кто не успел, тот опоздал, если что, догонят.

– Ну да, конечно догонят, – хмыкнул длинноногий, худощавый спортсмен в обшарпанном кожаном комбезе, обводя все мотоциклы взглядом – Крейсерская скорость не больше ста по ходу будет.

Всем, кто был на «спортах», оставалось только кивнуть на такую короткую, но очень правильную оценку этого долговязого, ведь вокруг нас собралась очень разношерстная компания. «спорты», дорожники, туристы и даже пару чопперов, а закрывал этот список парень в джинсовой куртке на макси скутере, так что долговязый был абсолютно прав.

– А кто колонну поведет? – раздался вопль из толпы.

– Пусть Большой ведет, – произнес Роман, окидывая всех изучающим взглядом и, подметив, что не все поддерживают этот выбор, добавил: – А так, мне без разницы, главное, что не я.

Как потом оказалось, всех этих людей собрал именно Большой, и многие были знакомы только заочно.

– Ну что, значит, рулит Пашка, – не услышав другой кандидатуры, сказал долговязый, в глазах которого появилась надежда, что скорость будет совсем не крейсерская.

– Я, так я, – согласился Большой, и как «Отче наш» произнес важные для всех слова: – Никто никого не обгоняет и без выпендрежей на заднем колесе, – пригрозил он пальцем длинному спортсмену. – Ну, а кому темп не понравится, может ехать отдельно, – добавил он, и через несколько секунд все сидели на своих мотоциклах.

Будто раскат грома в следующую секунду поодиночке взревели моторы, переходя в приятное бурчание. И начало было положено, обещав каждому, что всё будет весело и закончится, как часто бывало, в одном из байкерских клубов, на их огромных площадках.

Двигаясь за Большим, мне показалось, что наша скорость была практически автомобильной, но через каких-то полчаса мы всей своей свитой пересекали последний рубеж в виде светофора, что отделял нас от "балкона". Издалека было видно, что нашего брата оттеснили на обочину, а люди в синих комбинезонах и пестрых жилетках, с устрашающими буквами ДПС, контролируют весь этот процесс как фасовщики на рынке. Они перекрыли все подъезды к самому балкону и отгоняли всех подъезжающих дальше, к церкви или на другую сторону, оставив выбор за нами.

Вот и здесь, казалось бы, в совсем обычный выходной, пижамы из пыльных кабинетов сказали свое веское слово, давая свои подчиненным строгие указания: «Пресечь и не допустить», тем самым указывая всем на свою значимость и на своё отношение к нашим увлечениям. Мол, вот мы, ваша власть, и нам решать, где и когда вам собираться, а вы, отмороженные головы, со своими странными увлечениями и принципами, смотрите на это и негодуйте. Можете делать всё, что вам угодно, но только под строгим нашим надзором, ведь мы лучше спим от понимания своей значимости.

Многих из нас этот факт только развеселил и никак не обидел, ведь обижаться на ущербных это большой грех, а мы все верующие, каждый по своему, но верующие, кто в бога, а кто в черта, кто в семью, а кто просто в два колеса и нескончаемую дорогу.

Наша колонна под предводительством Пашки не стала пытаться прорваться сквозь этот человеческий абсурд с полосатой палочкой, и, развернувшись через первый поворот, мы припарковались на противоположной стороне, прильнув к собравшимся.

Подаренный нам день был безумно солнечным, точно как и наши настроения, и такая мелочь не могла его испортить.

Разоблачившись, мы разбрелись по площади в разных направлениях, кто-то пошел подкрепиться в ближайшую палатку с хот-догами, а кто-то встретил своих знакомых, затянув с ними беседу, кто-то остался рядом с мотоциклом, и только один направился к мотобатовцу, допытываться, почему нас не пускают на балкон.

Тогда их план сработал на все сто, и многие, видя преграду из людей в форме, проезжали транзитом.

Я сходил в ближайшую закусочную и взял себе большой стакан горячего чая, уселся на свой мотоцикл и стал разглядывать осеннею картинку, которая была повсюду. Осень, завладевшая нашим городом, обливала всё зеленое в ярко-желтый, раскрасив все деревья и кусты в цвет солнца, и только асфальт был неизменно серым.

Ко мне подошел Пашка и, стукнув по плечу, чуть не опрокинул на меня мой неостывший чай.

– Ну как тебе первое твоё, официальное, – сделав акцент на слове «официальное», – закрытие, – спросил он, прищуриваясь.

– Я думал, народу будет больше, – сказал я, вглядываясь в пустой балкон, который был таким только в самые холодные зимние дни.

– Было бы больше, если бы не товарищи с жезлами, – указывая на ДПСника, с которым стоял наш долговязый, рассмеялся он.

– Вон видишь, как дискутируют, видимо причина нас не пускать очень весомая, – продолжил он и, отойдя в сторону, добавил: – Скоро выдвинемся дальше, здесь как-то скучновато.

– Что есть, то есть, – кивнул я. – Даже, можно сказать, мрачновато.

Соглашаясь со мной, он кивнул в ответ, оставив меня лицезреть картину осени в одиночестве дальше.

Долговязый договорил с человеком в погонах и, чертыхаясь, направился в нашу сторону.

Проходя мимо меня и мотая головой от возмущения, он был настолько взбешен, что из глаз сыпались искры.

– Ты представляешь, – развел руками он. – Чинуша какой-то приехать должен, из-за этого всё и перекрыли.

– А я думал, английская королева, – улыбнулся я, понимая, что моя шутка только добавит эмоций.

– Да у нас тут!.. Каждая жена такого коридорно-кабинетного мыслителя таковой себя считает! – не сдержавшись, прикрикнул он, оборачиваясь на своего недавнего собеседника в фуражке.

– Не каждая, – подливая масла в огонь, продолжил я. – Наверно, через одну.

– Да каждая! – прокричал Долговязый, и словно испугавшись своей прямоты, сбавив тон, тихо вымолвил: – Пойду сигарет лучше куплю, а то нервы уже ни к черту с такими вот запретами. Едешь, настроение на пять, и тут на тебе, получай скандал.

– Не принимай все близко к сердцу – понимая, что это для него очень серьезно, попытался поддержать его я. – Зато, представь, как они бесятся, когда стоят в километровых пробках на своих машинах, мечтая поскорей попасть домой, а тут мы в междурядье – вжик и мимо них.

– Такие вряд ли в пробках стоят, они же с мигалками, – сменив гнев на печальные глаза, ответил он. – Им все можно, – сплюнув в сторону дороги, произнес он и, прошагав несколько шагов, обернулся. – Тебе что-нибудь взять?

– Нет, спасибо, – указывая на еще не допитый чай, ответил я, удивляясь резкой перемене его настроения, но потом все стало более объяснимо.

Мне был непонятен этот долговязый холерик со своим припадком гнева, но после одной истории, рассказанной мне Андреем, все встало на свои места. Речь шла об истории, случившейся пару лет назад, которая изменила веселого беспечного парня по имени Сашка на всю его оставшуюся жизнь; истории, о которой очень долго потом вспоминали случайные прохожие, и в итоге забыли, будто ее не было вовсе; истории, которая стала для кого-то трагедией, а для кого-то лишней проблемой с надиктованными показаниями на белых листках бумаги в тонкой папке с грозным названием «Дело». И это «Дело» было бы решено по справедливости, если бы не одно но, которое сразу появилось на месте аварии в холеном шелковом костюме на черном Мерседесе S-класса и джипом охраны позади. Эти молчаливые мужчины без особых церемоний, не обращая никакого внимания на представителей власти, сняли номера с красной помятой Вольво, сбившей перебегавшего дорогу ребенка, и препроводили сидевшую за рулем в машину покровителя, закрывая ее своими большими спинами от толпы. Девочка, лежавшая на асфальте под черным полиэтиленовым пакетом, была Сашкина сестра. Она была обычным десятилетним ребенком, которая хорошо училась и очень любила своего старшего брата, любила рисовать, и любила свою маму. Кроме Лизы, а так звали девочку, и престарелой мамы у Сашки больше никого не было. Отец умер, когда Лизе исполнилось пять, и Сашка, как подобает настоящему мужчине, взял всю ответственность за свою семью на себя. Ему было семнадцать, и ему пришлось очень быстро повзрослеть, так быстро, что если бы не он, то его маленькая семья вряд ли бы оправилась от утраты отца. И казалось, всё встало на свои места, как последовал еще один удар, удар по самому слабому, самому дорогому, что было у Сашки, по его малютке Лизе, что ждала его каждый вечер, противясь и не ложась спать, пока он не вернется домой. Это случилось весенним вечером, рядом с Сашкиным домом, до которого Лиза не дошла всего каких-то тридцать метров, когда на огромной скорости её снесла красная Вольво. Удар был такой силы, что девочку отбросило на пятнадцать метров от дороги, и приехавшие через десять минут врачи были не в силах что-либо исправить. Были свидетели, которые в один голос твердили, что девочка переходила дорогу по правилам; были очевидцы, говорящие, что скорость машины была превышена; были эксперты, снимающие показания, которые говорили за Лизу; было все, чтобы виновница ответила по заслугам, но как только появились две черные машины, все это стало не важными обстоятельствами. Женщина, сидевшая за рулем, даже не вышла из машины, чтобы оказать первую медицинскую помощь, и продолжала оставаться в ней, пока не исчезла в другой машине. Её подаренным правам оказалось всего полгода, но этого времени ей хватило, чтобы научиться нажимать на газ на своем новеньком авто, и совсем не бояться того, что может произойти, ведь сильный мира сего жил с ней в одном периметре.