Текст книги "Дневники мотоциклиста"

Старый друг

Зима…

Зима – это самое прекрасное время года для мыслей о смысле жизни, ведь только в это время она приобретает совершенно другой ритм, когда скорость уходит на второй план, призывая нас к спокойствию и размеренности. Дом становится ближе улицы, а каждый прожитый день приближает нас лишь к одному, к новому сезону. На некоторых мотосайтах даже существует отдельная строчка, под названием «До сезона осталось», нажав на которую вы увидите дни, часы, минуты, секунды и даже милисекунды до заветного дня. Вместе и по раздельности, крупно и мелко, всеми возможными цветами и на весь экран – они все созданы в виде обратного отчета, словно бомбовый механизм, заведенный на ближайшую весну. И эти цифры тают на наших глазах, унося секунды наблюдения за ними в своё вечное прошлое.

Кто-то скажет, что это лишь баловство, а кто-то назовет это болезнью, но ни один из любителей двух колес не сможет сказать, что ни разу не смотрел на этот обратный отчет. Из любопытства или просто перейдя по скинутой другом ссылке, даже самый высокомерный и считающий только себя настоящим мотоциклистом, на это мгновение из утекающих на его глазах секунд превращается в того, кто впервые, когда-то давно, сел на два колеса. Наверно, в этом и есть наша самая главная странность, такая непонятная для окружающих, ведь стоит нам лишь задуматься о своих железных друзьях, как мы становимся детьми в полном смысле этого слова. Чем взрослее, тем серьезнее игрушки, и чем мы старше, тем у нас больше понимания себя и всех своих потенциалов. Вряд ли вы встретите пятидесятилетнего любителя двух колес, купившего себе новенький литровый спорт, конечно, и такие в наше время попадаются, но это один из ста, и даже среди нас он будет выглядеть белой вороной.

Как говорится, всему свое время, и то время было как раз для моего литра.

Прошедшим летом я ушел из своей семьи без долгих проводов, без слез и мудрых напутствий, собрав пару сумок вещей я переехал на другой конец Москвы, обещая звонить и навещать своих стариков. Только в тот момент, когда я стоял в проеме двери и говорил своим родителям очередное «пока», я понял, чего же все-таки хочу от этой жизни, то, что хочу видеть через десять лет, и то, что сможет принести мне огромную радость, потому что только при мысли об этом, моя душа заполнялась всеми красками радуги.

В своих мечтах я видел огромный загородный дом с большой беседкой, в которой летними вечерами собираются все, кто мне так дорог, и пьют горячий чай, смеются и улыбаются, не желая расходиться до самого утра. Я отчетливо видел своих детей, и почему-то их было трое: два мальчика восьми и шести лет и трехгодовалая девочка, не слезающая с моих рук. Я видел своих счастливых стариков и ту самую, которая заставила задуматься обо всем этом.

Мечты – на то они и есть у нас, чтобы в них не оставалось места для грусти.

«Но как же моя, такая любимая и желанная свобода?..» – промелькнуло у меня в голове, когда дверь была захлопнута.

Две жизни картинками мелькали в моих мыслях, и мечты перемешивались с реальностью, спутывались и разлетались в разные стороны без вариантов на дальнейшее существование.

Смогу ли я совместить в себе этих двух людей: любящего мужа, хорошего отца и любителя адреналина скорости? Или к тому времени я уже успокоюсь и оставлю свое увлечение?

Я не знал ответа на эти вопросы, да и думать обо всем этом было пока рано. То, что я вынес после таких размышлений, можно было подытожить одним словом «выбор», к которому я был совсем не готов.

Перед тем как выбрать взрослую жизнь, реши для себя, успел ли ты наиграться в свои игрушки, либо это станет мученьем не только для тебя, но и для тех, кого ты любишь.

Я не наигрался и совсем этого не отрицал, впереди была весна и мой третий сезон, третий сезон повзрослевшего мальчика, уже далеко не юноши, но еще и не мужчины, потому что эти два слова разделяет лишь одно, но очень весомое, без которого никуда, это слово «мудрость». Мудрый всегда сделает правильный выбор, и если даже ошибется, то обязательно оставит для себя краешек времени, в которое можно всё исправить.

Моя жизнь перешла на новый уровень, и теперь мы жили вдвоем с Викой, засыпали и просыпались, готовили вместе завтрак, расставались и мчались домой, ожидая друг друга, радовались и так и не смогли по-серьезному поругаться. Мы были по-настоящему счастливы, без всякой, так присущей и заполнившей многие дома, фальши, понимая друг друга с полуслова, мы стали одним целом, с общими мечтами и планами на наше общее будущее. Но в этих переменах помимо плюсов присутствовали и определенные минусы, минус в общении с теми людьми, которых я мог, не кривя душой, назвать своими друзьями. Встреч с ними стало меньше, компенсируя это телефонными звонками, я понимал, что каждый день отдаляюсь от них. В этом, конечно, была заслуга моего теперешнего места жительства, но и не только, помимо этого мой выбор теперь останавливался на вечерней комедии, нежели на так поднадоевших мне шумных барах. Они никуда от меня не исчезли, просто моё появление в них стало намного реже, чем было предыдущей зимой, и теперь оно практически всегда сопровождалось одной и той же девушкой. В мои редкие визиты она стала таким привычным дополнением меня, что при ней могли обсуждаться любые темы – от нового увлечения Романа до показателей последнего мотора литрового Сузуки. Эти редкие посиделки расслабляли её и даже нравились ей, и несмотря на то, что днем она решала вопросы совершенно другого уровня, теми вечерами она становилась самой настоящей, какой только могла быть. Она отлично умела оставлять все свои маски надменности и высокомерия за нашим порогом, а я уже и забыл, как они выглядят, видя в ней только безграничное спокойствие и такую теплую нежность в её глазах.

Ждал ли я теперь весны, как предыдущих?.. Конечно, ждал, но совсем не так, как раньше.

Сезон приближался, отрывая листы календарей весеннем теплым ветром, и смывал со всех дорог нашего города так надоевшую всем грязь. Смотря из наших окон на еще холодный асфальт и пробивающуюся сквозь стаявший снег зелень, я ловил на себе редкие взгляды Вики, которая всем своим видом пыталась показать мне, что ничего серьезного не происходит. Лишь однажды, заметив, как я улыбаюсь этому плавящему и зарождающему новую жизнь солнцу, она не смогла сдержаться и выдала себя.

– Ждешь? – спросила она с ноткой ревности в своем голосе.

Я взглянул в её глаза, и мне стала всё ясно. Она боялась предстоящей весны и того, что вернется к ней с первым теплым днем, когда я вновь заведу своего стального друга и разрежу это зимнее затишье ревом его мотора. Она боялась той тревоги, которая родилась в её мыслях тем летом и дала ей забыть о себе на долгие холодные месяцы. Я не знал, что ответить ей, ведь часть меня хотела закричать «Да!», но другая часть ничего не ждала и уже полюбила это жизненное спокойствие.

– Не так, как раньше, – ответил я, подойдя к ней и прижав её к себе, пытаясь показать, что еще немного, и она станет намного важней того, что я так лелеял все эти годы. Я лелеял обычное слово, которое было матерью всех двух колесных созданий с железными моторами, единственное слово, обозначающее независимость – слово «свобода».

Оставаться свободным можно было и на чоппере, и на спорт туристе и даже на неуправляемом красивом кастоме, это дело вкуса каждого, но только не в моем случае. Матерью моих двух колес, как и у всех, да, была свобода, а вот отцом стал адреналин, беспощадный и безжалостный адреналин, готовый сожрать при первой же возможности меня изнутри, он всегда был невидимым пассажиром, выглядывающим из-за моих плеч.

Нет, я не ждал того сезона, как это было раньше, но свыкнуться с мыслью, что рано или поздно мне придется отказаться от этого ожидания с продолжением, я тоже не мог.

Я еще не наигрался, уже давно забыв о том, что играя с собственной жизнью, я совсем не всесилен.

– Почему не так, как раньше? – переспросила она, вжимаясь в меня все сильнее и сильнее, словно через секунду я должен был исчезнуть в её руках.

– Потому, что у меня есть ты, – ответил я, понимая, что сравниваю несравнимое, и это может легко её обидеть, но это было правдиво.

Она откинула свою голову, чтобы посмотреть в мои глаза, и ласково улыбнулась мне.

– А у меня есть ты, – произнесла она, смотря в них так, словно я должен был куда-то уехать на несколько месяцев и сообщил ей об этом в самый последний момент.

– Я знаю, а может, на открытие поедем вместе? – осознавая, что хочу услышать её отказ, произнес я.

Но отказа не последовало, она лишь обрадовалась такому предложению и даже несколько раз подпрыгнула на месте, словно ребенок, которому только что пообещали поездку в парк развлечений.

– Я, за! – не раздумывая, ответила она, но словно считав мои мысли, переспросила. – А ты точно этого хочешь?

Сказать ей в тот момент правду я не мог, потому что ей бы она не очень понравилась, и я ответил так, как все мы часто делаем вопреки своей воле и желаниям.

– Я буду только рад, если ты проведешь этот день со мной, – сказал я, рисуя на своем лице безграничную радость. В этом я её не обманул, и на самом деле был бы рад провести этот день, уходящий в ночь, вместе, только вопрос – как. Вождение с кем-то, сидящем сзади, какая бы пушинка это ни была, всё равно не то, и чем человек тебе дороже, тем аккуратнее ты будешь, а в скоростном темпе моих друзей это становилось сложнее вдвойне. Тем более я уже знал, что никто из них не будет брать своих вторых номеров, дабы не мешать самим себе получить удовольствие от одиночной езды. А я буду с Викой, и этого мне уже было не изменить, ведь я сам ей пообещал.

Всё изменила за меня погода, отодвинувшая мой первый выезд аж на три недели. Проливая с неба безумное количество воды и не давая солнцу пробиться сквозь тучи, Москва словно вновь окунулась в осень, так не желая расставаться с серыми лицами своих жителей. Половину апреля давно ушедшая зима пыталась захватить снова наш, так уставший от неё, город, ранним утром можно было увидеть замерзшие лужи и легкую изморозь. Но как бы ей этого ни хотелось, её история была закончена, и солнце с каждым днем прорывалось все чаще, пока не осталось насовсем, уничтожая любые её остатки.

Наступила долгожданная весна.

Как же она прекрасна в своем исполнении, нет, не её мокрое и мерзкое начало, а её разгар, когда всё вокруг наполняет солнце, и ты просыпаешься не по звонку своего будильника, а от света, проникающего повсюду.

Мой железный застоявшийся друг уже успел покрыться слоем пыли за эти долгие месяцы ожидания теплого асфальта, но для нас всё только начиналось, и впереди нас ждали ночи и дни вместе, пускай и не так часто, как раньше, но их у нас оставалось достаточно.

Я приехал в гараж поздно вечером, в течение нескольких часов пытаясь пробиться сквозь многокилометровые пробки, которые так хотели развернуть меня обратно, но еще утром я знал, что сегодня, что бы мне это ни стоило, я выкачусь на просторы наших проспектов. В этом бетонном квадрате оказалось пусто, и видимо все разъехались, дорвавшись до хорошей погоды еще задолго до моего появления, ведь теперь посадить моих соседей в машины было не под силу даже дождю. Одиноко стоял лишь один, запыленный, уставший от этих серых стен, мой молчаливый друг. Черный, как смоль, он всегда умел ждать и всегда понимал меня так, как никто другой, друг, который получал столько же удовольствия от скорости, сколько и я. Создания человеческих рук, они, для многих просто куски железа, но в этих кусках все же есть немного души, и эта душа – маленькая часть нашей.

Разговор с неодушевленным предметом это первый признак, что у нас не все дома, но я уверен, что каждый из нас хотя бы раз, пускай и про себя, но обращался к своим двум колесам, получая в ответ лишь их неизменный вид. Единственное слово, что произнес тогда я, когда на секунду задержался, включив свет и раскрыв настежь ворота: «Застоялся!», и это оказалось правдой, так что после того, как я выкатил его из гаража и попытался завести, он наотрез отказался это делать, указывая мне всеми звуками на разряженный аккумулятор. Поставив его на зарядку, мне ничего не оставалось, как взять в руки тряпку и начать приводить его внешний вид из серого в блестящий черный, наполировывая каждую его деталь до зеркального блеска.

Через час все было готово, я повернул ключ, панель приборов резво отозвалась, украсив мое лицо желтым светом. Кнопка зажигания, и словно прокашливаясь, мотор вновь ожил, заполняя своим ревом весь гаражный пролет. Мне оставалось лишь облачиться в свою защиту и вырваться из этого замкнутого пространства, сдерживая свои эмоции, чтобы сохранить свою голову холодной, ведь я очень отчетливо помнил, как начался мой сезон год назад. Я быстро переоделся, взглянул еще раз на опустевший гараж, думая о том, где могут быть мои друзья, натянул шлем и, громыхая, выехал из этого забетонированного пространства.

Я не стал никому звонить, потому что хотел провести тот вечер в одиночестве, и, выехав на дорогу, я думал только о ней, получая безграничное удовольствие от одинокой езды. Никуда не торопясь, я хотел разрезать своим ревом Рязанский проспект, чтобы уткнуться в центр, и одиноко проскочив по Садовому, остановиться у ближайшего кафе, чтобы заказать чашку горячего чая, а потом обязательно свернуть на шоссе и выложить всю свою застоявшуюся дурь, уходя от всех присутствующих в точку.

Тем вечером я поступил именно так, исправив маленькие нюансы.

Выехав из гаража, я проехал мимо своего дома и, сделав круг по улицам своего района, вернулся к нему обратно. Я остановил свой мотоцикл со стороны, куда выходили мои окна, где я за всю свою жизнь провел так много времени, а последние месяцы так редко навещал. Из них на меня смотрела холодная темнота, оставленная мной около года назад, и уже совсем забывшая о моем существовании, ведь только мы делаем свои дома теплыми.

Только наше присутствие способно оживить место, где мы проводим свое время, а когда мы исчезаем, то вместе с нами исчезает и вся теплота, покрывая слоями пыли еще вчерашние полки, на которых отлично умещался маленький беспорядок из ключей, документов и бумажника.

В моей комнате ничего не изменялось спустя месяц, два и даже полгода после того, как я покинул её, переехав к Виктории, и всё оставалось на своих местах, словно уходя, я повесил на свою дверь кодовый замок. Но меня мало волновало не это, меня волновали те люди, которые скрывались за этими окнами.

Как же сложно, порой, для наших стариков отпустить свою кровь, которую они растили приличный отрезок из своей жизни, вкладывая все самое лучшее, что есть в самих. Они всегда будут нас ждать, даже когда говорят, что полностью поддерживают твой выбор и совсем не скучают, в их потускневших глазах всегда можно увидеть именно то, что становится заметно только тогда, когда долго в них не смотришь, это то, чего мы не осознаем в своем детстве и стесняемся в своей юности, но так дорожим, становясь старше. Родительская любовь – она всегда разная, бывает сильной или не очень, бездумной и готовой оправдать даже самого жестокого убийцу или обдуманной, начертившей таблицу пустых полей с заголовком «достижения нашего чада» еще в твоем детстве. Иногда она смешная, а иногда грустная, бывает тоскливая и непредсказуемая, а есть и чужая, но у каждого она своя.

Мне повезло и любовь моих родителей была ровно посередине, без преувеличений, и у меня не было желания выбрать новых, получше, как многие подростки не думая говорят, глядя на удачливых сверстников. Середина, вот что самое удачное, но каждому своё, и я не вправе их осуждать.

Я остановился лишь на несколько секунд, зная, что не увижу в своём окне света, но всё же ожидая его там увидеть, и посмотрев на этот черный зашторенный проем, выдвинулся дальше.

Пускай это странность, но я знал, что каждый день в мою комнату входит моя мама, чтобы раздвинуть и закрыть эти шторы, пускай в ней и давно не было того, кто нуждался в свете или темноте, но она это делает изо дня в день, и думает о том, как быстро летит время.

Именно такие мысли были со мной тогда, добрые и немного грустные, так что я даже захотел отложить свою поездку, разбудить весь двор ревом своего мотора, поднявшись домой, чтобы просто сказать моим недоумевающим родителям «привет».

Всегда поступайте так, как вам велит сердце, и моё сердце тогда велело сделать именно это, но разум твердил, что уже поздно, и что сказать «привет» я смогу завтра. Взглянув еще раз на свое окно, я отъехал от обочины, успокаивая себя тем, что правильно сделал и не стал никого будить, но завтра обязательно заеду пораньше.

Я не заметил, как Москву захватила ночь, и все дороги стали мечтой любого мотоциклиста. Наполненные поредевшими автомобилистами, они будто бы становились на несколько полос шире, что придавало мне уверенность при откручивании ручки газа. Через полчаса я уже был на Садовом и так увлекся, что сделал по нему целый круг, впитывая в себя смытый после зимы и не очень удачного начала весны дорожный дух. Ускоряясь и притормаживая, я успевал разглядеть красоту своего расцветающего, так хорошо освещенного города, и насладиться так дурманящим мою голову чувством свободы, проникающим в меня с каждым новым потоком воздуха. Та весенняя ночь была чем-то особенным, улочки и дома, освещенные фонарями и всевозможными вывесками, музыка, доносящаяся из проезжающих машин, влюбленные парочки, гуляющие в столь поздний час – всё вновь ожило, впитывая в себя новые приключения и создавая на своих каменных просторах новые истории.

Как я и задумал, я остановился около одного, приготовившегося к лету и мигающего яркой вывеской кафе на Садовом, и заехав на невысокий бордюр, поставил свой мотоцикл рядом с его натянутым прозрачным шатром, который словно вырастал из старого невысокого здания. С моим появлением люди, сидящие внутри этого полиэтиленового аквариума, оживились, обращая на меня свои взгляды и о чем-то открыто переговариваясь. Скинув с себя шлем и повесив его на руку, я медленным шагом вошел вовнутрь, где только что рассматривающая меня компания, уже не обращая на меня никакого внимания, продолжала громко веселиться. Не успел я сделать несколько шагов, как ко мне подбежал небольшой худенький официант с заискивающим видом.

– Здравствуйте, – произнес он, смотря мне в глаза и льстиво улыбаясь. – Вас ожидают?

– Нет – сказал я, увидев, что все же из той маленькой толпы, где мужской пол преобладал в своем количестве, с меня не сводит глаз светловолосая девушка.

Обращая вновь всё мое внимание на себя, официант продолжил свой стандартный блиц опрос.

– Останетесь здесь или пройдете в основной зал? – указывая рукой на высокие стеклянные двери, спросил он.

Я только недавно вырвался из всех этих кофейно-накуренных помещений, и самовольно возвращаться туда я не собирался.

– А вы можете сделать кофе капучино в большом стакане, как делают в Макдональдсе? – спросил я, понимая, что вполне могу получить отрицательный ответ.

В глазах этого соискателя больших чаевых на мгновенье был виден гнев, что меня только позабавило, и теперь улыбался я.

Секунду помолчав и полностью стерев со своего вытянутого лица все признаки дружелюбия, он очень хотел ответить мне «нет», но стоявший за моей спиной охранник не дал ему этого сделать.

– Что стоишь? – рявкнул он через моё плечо в сторону официанта. – Сходи, узнай!

После этого приказного тона фигура официанта, молча, поспешила за стеклянные двери, и обернувшись, я увидел огромного улыбающегося здоровяка в черном строгом костюме и рацией в руках. Его круглое лицо было мне знакомо, но я никак не мог вспомнить, откуда. Глубоко посаженные глаза, маленькие уши и поломанный в нескольких местах вдавленный нос – все это я уже где-то видел, только вот вопрос – где. Он же напротив, смотрел на меня глазами столетнего друга, который был очень рад этой случайной встрече.

– Здорово, – громко произнес он, выкинув в мою сторону правую руку и, глядя на мою легкую растерянность, добавил. – Не узнал?

– Нет, – не скрывая своего непонимания, ответил я, нерешительно пожав его руку.

– Ха, – рассмеялся он. – Вот так вот значит, забыл, кто тебя по рингу гонял? – сжимая мою руку и пытаясь изобразить грозное лицо, произнес он. – Ну… вспоминай, – продолжил он. – Кто из-за тебя на соревнованиях в другой вес перешел, лишь бы наш клуб всё золото собрал?

Этот вопрос расставил всё на свои места, и я не мог поверить своим глазам – это был Сашка. Сашка, с фамилией великого маршала Ворошилов, тот, с кем я виделся три раза в неделю в пропахшем потом спортзале на протяжении нескольких лет, это был именно он, с кем каждый спарринг заканчивался либо моим, либо его увечьем, с кем я дружил и соревновался за лучшие места, и кого я не видел последние десять лет.

Говорят, что жизнь меняет людей, заставляя их взрослеть, она меняет не только мысли, но и внешний вид, но к таким изменениям своего старого друга я не был готов. Он был старше меня всего на пару лет, и к своим восемнадцати годам при росте около двух метров, он был семидесятикилограммовым жилистым дохляком. Сейчас же на меня смотрел буйвол весом в два раза больше, и такое я узнать не мог.

Но все встало на свои места, и теперь я был рад этой случайной встрече не меньше его.

– Сашка, – произнес я, не скрывая своей радости.

– Ну, неужели, – выдохнув, сказал он. – А я уж думал, не узнаешь, – раскинув руки в разные стороны, тем самым демонстрируя мне свои объемы, продолжил он. – Вот я тебя сразу узнал, ты еще шлем не успел снять.

– А я тебя при входе не видел, – вспоминая, что в стороне стоял этот огромный силуэт, сказал я и, не сдержавшись, добавил. – Тем более в новом облике ты неузнаваем.

– Что есть, то есть, – кивая, ответил Сашка. – Ну ты понимаешь, семья, жена, дети, да еще и работа малоподвижная, – словно на приеме у диетолога продолжал он. – Вот ты в столь поздний час, наверно, тоже из дома сбежал?

– Не совсем, – немного стесняясь, ответил я, ведь у меня не было жены, не было детей, и моя жизнь, скорее, напоминала жизнь заигравшегося подростка, пытающегося научиться играть во взрослую игру. – Но я работаю в этом направлении, – поправился я.

– Я заметил, – ухмыльнулся Сашка, переведя свой взгляд с меня на стоявший за прозрачной стеной мотоцикл. – Давно на нем?

Наш разговор оборвал тихо вернувшийся довольный официант, который, не скрывая своего злорадства, произнес:

– Кофе, как вы просили, мы не подаем, какой столик вы займете? – словно получая от своей значимости и своей работы огромное удовольствие, быстро проговорил он.

Такой ответ я вполне ожидал и недолго думая попросил его принести мне банку содовой и вынести её вместе со счетом на улицу, указав на свой мотоцикл. Официант хотел было этому возразить, но строгий взгляд Сашки с добавлением кивка вновь удалил его за стеклянные двери. Сашка тут же по рации попросил подменить себя, и через секунду в стеклянных дверях появился силуэт в черном костюме такого же внушающего вида. Я еще раз оглядел эту возведенную для летних посетителей теплицу, и снова встретившись с той светловолосой взглядами, увидел резко проступивший на её щеках румянец. Она была смущена и, отвернувшись к своей, рядом сидевшей, подруге, что-то шепотом сказала ей, что заставило ее подругу придвинуться ближе. Это смущение и тихие переговоры напомнили мне мои институтские пары, когда в огромной аудитории собирали весь курс, чтобы рассказать юным головам, в которых огромное место было отведено под развлечения и совсем чуть-чуть под знания, что-то новое. Именно на таких собраниях нередко можно было увидеть такие взгляды смущенного флирта, правда, если тогда я не пропускал ни одного такого намека, сейчас мне было просто приятно от того, что это не исчезло, ведь дома меня ждали те глаза, с которыми я так любил просыпаться.

Выйдя на улицу, я подошел к мотоциклу и уложил шлем на бак. Сашка, молча, проследовал за мной и сделал круг, обойдя моего красавца.

– Классный, – произнес он свою оценку, закончив свой обход, и несколько раз похлопав по блестящей в свете фонарей его пластиковой морде, добавил. – Так ты так и не ответил, ты давно на нем?

– Конкретно на нем второй сезон, а так уже третий год, – на секунду задумавшись, как все-таки быстро бежит наше время, ответил я.

– Молодчик, а присесть за руль позволишь? – с лицом ребенка, увидевшего карусель, спросил Сашка.

Что я мог ответить этому круглому тяжелому дружелюбному комку, резко впавшему в детство.

– Конечно, да.

Он еще раз быстро обошел мотоцикл и, подойдя к нему с правильной, левой стороны, замешкался, пытаясь взять его за ручки и не задеть мой шлем. Осознав, что это будет нереально, он взял его в руки так аккуратно, словно это был не шлем, а месячный младенец, и передал его мне. После чего он резко перекинул свою ногу через хвост так, словно он делал это каждый день и, обхватив обе ручки, выровнял мотоцикл, оторвав подножку от асфальта.

– Как я смотрюсь? – позируя, произнес он, усаживаясь и привставая.

– Смешно, – увидев эту картину, ответил я.

Мой литр под этим громадным телом напоминал скорее мотороллер, чем серьезным мотоцикл, и это вызывало только улыбку.

– А тебе удобно так ездить? – покачавшись на ногах и попытавшись прижаться к баку, спросил уже серьезный Сашка.

– Мне да, это дело привычки, – пояснил я.

– Разве на таких, у которых переднее колесо впереди на длинной вилке, не удобнее?

– Не знаю, мне не очень, – вспоминая, как по ощущениям сидеть на таком чуде, ответил я. – Но тебе, я думаю, будет в самый раз.

– Смеешься, меня жена сразу из дома выгонит, – засмеялся Сашка, и посмотрев куда-то за мою спину, повторил свой вопрос. – Ну, как я смотрюсь?

Увидев сквозь стекла эту картину, охранник сменивший Сашку, вышел на улицу и давно стоял за моей спиной, молча наблюдая за этой примеркой. Подошедший и составивший ему компанию официант, не решался прервать это самолюбование, пока Сашка сам не обратил на себя их внимание.

– Что молчите, как я вам? – выкрикнул он, снова исполнив на своем лице полную сосредоточенность.

– Слезай, а то еще раздавишь, – расхохотался его такой же тучный напарник и тут же добавил. – Тебе он не идет.

– А ты что скажешь? – с надеждой в голосе на хорошую оценку Сашка спросил официанта.

– Красиво, – с серьезным видом ответил он и, переведя взгляд на меня, выдвинулся в мою сторону.

– Ваш заказ, – произнес он, вытянув поднос с банкой колы и кожаной папкой с моим счетом.

Получив деньги, он быстро удалился вовнутрь, как и подобает людям его профессии: быстро появился, быстро исчез, без лишних вопросов и лишних фраз. Напарник Сашки последовал за ним, и мы остались вдвоем.

– Ладно, а то, правда, сломаю, – с той же легкостью перекинув ногу обратно, с серьезным видом сказал он и, отойдя на несколько шагов назад, улыбнувшись, добавил. – Прокатиться дашь?

– Когда станешь стройнее, обязательно, – рассмеялся я, представляя, как этот здоровяк с бритым затылком, в костюме и галстуке проносится мимо поста ДПС.

– Ловлю на слове, – подхватив мой смех, расхохотался Сашка. – С завтрашнего дня сажусь на диету и через месяц жду тебя с твоим красавцем в гости.

– Не вопрос, – согласился я.

Вдруг наш смех оборвал раздавшийся голос из его рации.

– Александр… Вернитесь на пост… Как слышите?.. Прием…

– Слышу… – немного раздраженно ответил этому шипящему голосу Сашка, – сейчас буду.

– Ну что, рад был тебя видеть, – протягивая мне руку, с некой досадой в голосе произнес он. – Теперь ты знаешь, где меня искать, будет скучно – обязательно заезжай.

– Заеду.

– А вообще надо будет как-нибудь собраться всем вместе, тренера нашего навестить, наверно, все там же, молодежь жизни учит.

– Наверно, – согласился я, смотря на своего уставшего от своей однообразной жизни повзрослевшего друга.

На его лице можно было легко прочитать, как бы он хотел скинуть с себя этот официальный наряд и оказаться на моем месте.

– Значит, увидимся, – подытожил он, крепко сжав мою ладонь.

– Обязательно.

Каждый выбирает сам, кем хочет быть в этой жизни, и он сделал свой выбор, а я сделал свой, а кто из нас был по-настоящему счастлив, это еще вопрос.

Посмотрев на удаляющийся от меня силуэт, я вспомнил, что за целый вечер не получил ни одного звонка от Вики, а на часах уже было начало второго. Я достал телефон и позвонил сам.

Стоя той ночью на том тротуаре, смотря на проезжающие мимо меня машины и на тех редких прохожих, я безумно захотел увидеть её рядом с собой, и от этого безумства мне сводило пальцы, которым хотелось прикоснуться к ней.

Номер набран… Гудок… Еще один…

– Алло, ты где? – услышал я её заспанный, тревожный голос. – Что-то случилось?

– Нет, – осознав, о чем она могла подумать, зная, что я собираюсь сесть на мотоцикл, ответил я. – Я просто хотел тебе сказать, что скоро буду дома.

– Я уснула, – уже спокойнее произнесла она. – Сколько сейчас времени? Я взглянул на часы.

– Час двадцать.

– Мм… – замолчала она, и следующие несколько секунд я слышал только её дыхание. – С тобой точно всё нормально?

– Да, – улыбнулся я, представляя её заспанное милое лицо. – Я просто хотел услышать твой голос и сказать, что я скоро буду.

На том конце вновь повисла тишина.

– Хорошо, я жду тебя, – произнесла она после нескольких секунд молчания. – Целую.

– И я тебя, – ответил я и нажал кнопку отбоя.

Переполняемый теми чувствами, которые появились у меня год назад, что были затерты и замазаны ежедневными красками дней, что мы провели вместе, я поспешил собраться, чтобы очутиться у ее кровати как можно быстрее. С этими мыслями я натянул на себя шлем, но телефонный звонок заставил меня вновь его снять. На табло мигало имя Большого, и перенести разговор с ним на попозже, а значит на следующий день, я не мог.

– Здорово, – заговорил он с нотами маленькой издевки. – И где это мы всю ночь одни катаемся?

– Привет, – совершенно не удивленный такой манере ответил я. – Там же, где и вы.

– Правда, – продолжил он. – А я не заметил? Ты сейчас где?

– В центре, уже домой собираюсь.

– Ясно, хочешь, дождусь тебя в гараже, сам только приехал, – сказал он, сменив свой тон на нормальный.

– Я не туда домой еду, забыл? – зная, что он никак не может привыкнуть к моему новому месту проживания, пояснил я. – Но если хочешь, можешь меня дождаться, завтра вечером буду точно.

– Сострил? – вновь вернувшись к недавним нотам в голосе, проговорил он. – Вы тут адреса меняете, а мне запоминай, старый я уже для этого.

– Что есть, то есть, – позабавившись такому ответу, сказал я.

– Ладно, завтра будешь, позвонить не забудь, – оборвал он. – А то, как сегодня получится. Давай, аккуратней.