Текст книги "Дневники мотоциклиста"

На каблуках моя спутница была гораздо выше, и теперь мне не приходилось наклоняться, чтобы вновь ощутить её нежные губы.

Наша прогулка закончилась через три дома, когда мы решили присесть на старую дворовую лавочку, и в этой дремотной тишине мы вновь погрузились в изучение друг друга. Прижимаясь, ласкаясь, и глядя друг на друга с расстояния в несколько сантиметров. Мы потеряли счет времени и пытались удержать этот момент, насколько это было возможным, но голос из-за наших спин согнал нас с нагретого места, усмотрев в наших действиях совершенно иное, чем это было на самом деле.

Если бы не торжественный вид Виктории, то нас смело можно было бы назвать уединившимися школьниками, хотя, в какой-то момент, мы были именно такими.

– Совсем стыд потеряли! – прозвучал старческий женский голос, заставивший нас оторваться от ласк.

Обернувшись, мы увидели сгорбленную женщину лет шестидесяти, с седой, кое-как убранной головой, в растянутой мужской кофте и темно-синих тренировочных штанах, держащую в руках пакет с непонятным содержимым.

– Совсем обнаглели! Идите в свой двор и занимайтесь там, чем хотите! – зло смотрела она на нас, окруженная двумя дворовыми котами, обвивающими ее ноги.

На это заявление нам нечего было ответить, и, скинув с моего колена свои ноги, Вика смутилась, окрасив свои щеки румянцем.

Через несколько секунд мы убегали из этого двора, держась за руки и слушая вслед проклятия, но эта женщина, принявшая нас за подростков, только развеселила нас, ведь у нас не было права обижаться на ее старость.

Я почувствовал, как Вика замерзает, и мы поспешили обратно, усевшись в машину и включив горячую печку.

– Совсем стыд потеряли, – пытаясь изобразить старческий голос, произнесла она, все еще дрожа от холода.

– Хулиганы, – изобразив такой же голос, поддержал ее я.

Залившись громким смехом на свой маленький спектакль, мы и вправду напоминали двух влюбившихся школьников, чувствуя себя беззаботными юнцами, и тогда между нами открылась еще одна сторона наших чувств, сторона легкости, открывающая перед нами любые границы.

На наш город незаметно спустилась ночь, и с каждой новой минутой я видел в глазах Виктории нежелание, чтобы она заканчивалась.

– Тебе когда надо домой? – спросила она, откинувшись с малой долей грусти на сиденье.

– Послезавтра, – отшутился я.

С секунду помолчав и взяв меня за руку, она продолжила.

– К сожалению, мне пора, – произнесла она, не убрав эту грусть из своих глаз. – У меня завтра с утра важная встреча.

– Так завтра воскресенье, – удивился я.

– Для меня это ничего не значит, – с досадой пояснила она. – Ни день недели, ни время.

– Ясно, – не требуя у нее более полных объяснений, согласился я, переведя свой взгляд перед собой. Но вдруг она сжала мою руку, обратив мое внимание обратно.

– Я придумала! – звонко выкрикнула она, расплываясь в улыбке. – Вчера провожал меня ты, сегодня провожу тебя я!

– Хорошо, – согласился я, не понимая, как это можно воплотить в жизнь. – Но как ты себе это представляешь?

– Ты на мотоцикле, а я рядом с тобой на машине, – радуясь своему открытию как маленький ребенок, пояснила она, но, поменявшись в лице, добавила. – Или ты медленно ездить не умеешь?

– Ради тебя, научусь, – подмигнул я ей.

– Тогда поехали, а то мне осталось спать совсем чуть-чуть.

– Поехали, – улыбнулся я этому новому факту, который подарил нам еще несколько минут.

Вскоре наш дуэт выдвинулся в сторону Рязанского проспекта, и поначалу мне пришлось очень постараться, чтобы не исчезнуть от нее среди потока попутных машин.

Я прокладывал нам путь сквозь немногочисленные ряды машин и украдкой поглядывал в свои зеркала, боясь, что белый ксеноновый блик может исчезнуть, но он не исчезал, держась позади меня в нескольких метрах. Останавливаясь на светофорах, я старался занять всю полосу, а следом откатывался на разделительную, чтобы Вика встала со мной в один ряд, и у меня была возможность еще раз взглянуть на неё.

В эти секунды на меня смотрели счастливые глаза влюбленной девушки, которая сияла так, что если бы этот свет можно было бы перенести в фонари нашего города, они бы осветили каждый темный угол нашей огромной столицы. Глаза цвета бескрайнего синего моря, в чем отражении я видел себя.

Я не заметил, как в таком легком режиме мы въехали в мой район, где всё окна занял черный цвет, погрузив их обитателей в сон. Я остановился рядом со своим домом и заглушил мотор, стараясь сделать это как можно быстрее, чтобы не привлекать к нашей паре внимание.

– Вот здесь я живу, – подойдя к раскрытому окну, из которого свесилась Вика, указал я на свой дом.

– Теперь я вижу, где ты проснулся сегодня днем, – улыбнулась она, бегло оглядывая дом.

– Ты выйдешь? Я поделюсь с тобой курткой.

– Да, конечно, – улыбнулась она, и через секунду я укрыл ее красивое платье мотоциклетной курткой, что совершенно не подходила под ее туфли.

Она не спешила меня покидать и, прижавшись ко мне, обвила своими руками мою спину, держа свое лицо перед моим.

– Я не хочу тебя отпускать, – произнесла она после недолгого молчания.

– Так не отпускай, – улыбнулся я.

Между нами повисла тишина, и в следующую секунду я увидел, как на лице Виктории стал проглядываться вопрос.

– А ты уверен, что ты этого хочешь? – внимательно посмотрев на меня, тихо спросила она, откинув голову назад, чтобы лучше разглядеть мою реакцию.

– Уверен, – искренне ответил я, почувствовав, как ее пальцы сжали мою спину.

В следующий миг я вновь ощутил тепло ее губ, страстно показывающих мне, что только такой ответ она ждала. Сменяя свою неудержимую страсть мягкой нежностью, а аккуратные прикосновения крепкими, иногда даже жесткими объятиями, мы простояли под звездным небом, не замечая, как прошел еще один час, и только дом напротив, в котором уже погасли все огни, рассказал нам о том, что пора расставаться.

– Мне пора, – нехотя произнесла Вика, по телу которой давно блуждала легкая дрожь от ночной прохлады, и после того как я отступил, давая снять ей мою куртку, она добавила. – Я завтра тебя обязательно разбужу, когда закончу свои дела, так что жди.

– Я буду… – начал я, но оборвал себя на полуслове. – А как же сообщить мне о том, что ты доехала до дома и уже лежишь в кровати?

– Я напишу тебе сообщение, – улыбнулась она этой заботе. – Или позвонить?

– Я буду ждать… звонка, – подмигнул я ей, накинув на себя куртку и галантно открыв ей дверь.

– Не уснешь? – хитро сузив глаза, продолжила она уже из своей заведенной машины.

– Нет, – уверенно произнес я, потому что знал, что после этих часов, ощущений ее тела, мне будет сложно думать о сне.

– Тогда жди, я скоро, – произнесла она, и через мгновение я уже видел скрывающиеся от меня красные габаритные огни ее машины, уходящие в поворот.

Проводив ее взглядом, я не спеша дошел до мотоцикла, и, надев шлем и перчатки, повернул ключ, разорвав ночную тишину звуком своего мотора.

Быстро исчезнув от проклятий спящих людей, я загнал мотоцикл в бокс и вскоре стоял на своей кухне, ожидая, как щелкнет кнопка чайника.

Она обманула меня, и той ночью я больше не услышал ее голоса, а получил лишь сообщение.

«Я дома, лежу в кровати, думаю о тебе… Не могу уснуть… Твоя Виктория…» – прочитал я на белом дисплее своего телефона, усевшись в кресло на балконе и наблюдая, как пар из моей кружки подымается и испаряется в воздухе.

«Самых сладких снов…» – ответил я без подписи, пытаясь представить, как она читает это, укутавшись в одеяло и улыбается, радуясь тому, что происходит в ее жизни.

На мой ответ я получил эту улыбку в виде повернутой скобки в следующем письме; подтвердив свои мысли и отложив телефон, я больше не стал лишать ее еще нескольких минут сна.

Побродив по темной квартире, еще несколько минут, я рухнул в свою холодную кровать, не в состоянии стереть со своего лица улыбку, и, засыпая, я не переставал думать, о том, что произошло со мной за несколько часов моей жизни, открыв для меня то, что люди назвали любовью.

Когда ты счастлив, ты перестаешь существовать, окружив себя прозрачной стеной… Но никогда не забывай, что за ней… Тебя ждет твоя реальность, которая всегда настороже… И стоит ей увидеть в этой стене маленькую трещину, как маленький шанс… Она обязательно заползет обратно… Вернув тебя к себе… Любыми способами…

Летний дождь

Следующий день выдался пасмурным, прижимая мою голову к подушке, так что когда я открыл глаза и увидел серость улицы сквозь щель темных задвинутых штор, отрываться от нее у меня не было никакого желания.

Пребывая в этом дремотном состоянии, я провалялся около часа, перекатываясь с бока на бок и каждые пять минут заставляя себя встать, но чем я больше уговаривал себя на этот подвиг, тем меня больше одолевала лень, и я продолжал лежать, закрывая и открывая глаза. Цифры на настольных часах уже давно перешли за полдень, и если бы не громкая трель моего телефона, вполне возможно, я бы встретил обед и ужин именно в таком положении.

– Просыпайся, соня, – прозвучал звонкий голос Виктории, радость которого слышалась в каждой букве.

– Да я уже давно… – начал я, пытаясь изобразить голос бодрым.

– Я слышу, – рассмеялась она, остановив это вранье. – Какие планы?

– Пока не придумал, – откинув голову на подушку и изучая потолок, проговорил я, еще раз взглянув на часы.

– Понятно, – все так же звонко произнесла она. – Я уже освободилась и через полчаса буду у тебя, так что собирайся.

На заднем фоне ее голоса было шумно, и сквозь него до меня донесся лязг посуды.

– Ты какой кофе будешь? – спросила она, словно стояла рядом с моей кроватью и пыталась меня давно поднять на ноги.

– В смысле? – переспросил я.

– В прямом, – вновь рассмеявшись, продолжила она. – Латте, американо, экспрессо или просто черный?

– Я буду… – вспоминая все эти вкусы, задумался я. – Я буду двойной экспрессо.

– Хорошо, – передав куда-то дальше мой заказ, ответила она, и вновь вернувшись ко мне, добавил. – Через полчаса твой двойной экспрессо будет ждать тебя на том месте, где мы вчера расстались, так что поторапливайся.

На этих словах наш разговор закончился, и воодушевленный чувством новой встречи, я вскочил с кровати.

Подойдя к окну и раздвинув шторы, я увидел, как серое небо заложило все вокруг, и недавно прошедший дождь умыл всю улицу, оставив на асфальте лужи. Еще вчера ничто не предвещало такой перемены, и солнце выжигало на наших лицах загар, а сегодня оно исчезло за стеной серого дыма под небесами, и если бы не радостный голос Виктории, я бы наверно расстроился, оставляя отдохнуть два своих колеса, но теперь у меня были совершенно другие планы.

Ровно через тридцать минут я стоял на том месте, откуда проводил Викторию, успев только умыться и накинуть на себя уже ставшие непривычными джинсы и рубашку, и через мгновение на горизонте показалась машина, чей цвет в такую погоду стал цвета кофе с молоком, который приближался ко мне, светя ярким ксеноном.

Двухдневная щетина на моих щеках и взъерошенная голова выдали меня Вике с первых секунд, и отпираться уже было бессмысленно.

– Ваш кофе, – произнесла она, протягивая мне большой бумажный стакан, как только я уселся рядом с ней.

Но я остановил ее руку и нежно поцеловал.

– Привет, – сказал я, открыв глаза и отодвинувшись от нее на несколько сантиметров.

Мое движение заставило ее вновь смутиться и томно выдохнуть.

– Привет, – с глазами, полными нежности, ответила она, все также держа перед собой стакан, из пластиковой крышки которого вытекала маленькая струйка пара.

– Ты скучала? – продолжил я, забрав свой завтрак из ее руки.

– Безумно, – искренне, но в следующую секунду словно удивляясь своей откровенности, ответила она, заставив меня улыбнуться.

Сделав глубокий глоток горячего кофе, я откинулся на сидение, чувствуя, как его запах заполняет наше пространство.

– Ну и какие у нас планы? – продолжил я, заглядывая в ее глаза.

– Прогуляться, – обхватив руль и переведя свой взгляд перед собой, ответила она. – Один раз ты отвозил меня в парк, теперь моя очередь, – и отъехав от обочины, она добавила. – Я тут одно прекрасное место знаю, там мало людей и много зелени.

Через несколько минут мы перемахнули через мост, и как только за нашими спинами остался знакомый мне светофор со стрелкой, я понял, куда она меня везет. Повернув в первый поворот на небольшую заасфальтированную площадку, она остановила машину и, взглянув на меня, произнесла.

– Мы прибыли, знаешь это место?

– Да, – ответил я, потому что отлично знал этот парк, находящийся от моего дома в паре километров.

Она привезла меня в Кусково, что породило в моей голове еще один вопрос.

– А откуда ты знаешь это место? – поинтересовался я, выйдя из машины и взяв Викторию за руку.

На мгновенье ее глаза переменились, и я увидел в них грусть.

– Меня сюда приводил мой папа, когда я была маленькой, – ответила она, пытаясь спрятать от меня свой взгляд. – Раньше, я жила здесь, неподалеку, но потом… – взяв паузу, в которой я увидел безумную грусть. – Его не стало… он погиб… – поправилась она. – И наша с мамой жизнь круто изменилась.

В этот момент я увидел, насколько она хрупка, и прижал ее к себе, обхватив за талию.

Я не стал спрашивать: «Как?», «Почему?» и «Отчего?» не стало ее родителя, и, продвигаясь вглубь по заасфальтированной дорожке, мы какое-то время шли молча, лишь изредка встречаясь глазами.

Только потом, когда я увидел черно-белую фотографию, стоявшую у нее дома на полке, с которой на меня смотрел мужчина лет тридцати пяти с пышной шевелюрой и усами, облокотившийся на крыло «Москвича 412», и держащий в руке подобие шлема, она рассказала мне эту историю, которая до сих пор была для нее вчерашней трагедией, заставляющей ее глаза наливаться слезами.

Ее отец был знаменитым на весь Советский Союз автогонщиком, колесившим по всей огромной стране, с двадцати лет ежегодно пополняющий свой список наград. Опытный пилот экстра-класса представлял нашу страну на международных подиумах, и все шло великолепно: государственная квартира, личная машина, молодая жена и красавица дочь, но тут в нашей стране был взведен механизм перемен. Огромная машина под названием «Перестройка» пережевала и выплюнула его, как ненужную деталь новой системы, и все его завоеванные титулы в один миг стали никому не нужны, поставив его перед выбором, что же делать дальше. Каждый день угасая, он пытался вернуться в большой спорт, но все его попытки были тщетны, и чтобы прокормить семью, он устроился обычным таксистом. Он, звезда мирового класса, объехавший всю Европу, теперь довольствовался ночными поездками по Москве на желтой Волге, развозя по своим домам абсолютно разных персонажей.

Через неделю он должен был вести свою дочь в первый класс и уже купил ей красочный портфель, который припрятал до этого события, но та ночь изменила все, и первое сентября для него так и не наступило. Когда он не вернулся утром со смены, мать Виктории сразу позвонила в его парк, ведь он никогда не опаздывал и всегда сообщал, если где-то задерживался, но там были так же удивлены, потому что машина, выехавшая на линию еще вечером, пока не вернулась. Она также не вернулась и днем, и не появилась вечером, и на следующее утро о ней тоже не было никаких вестей, заставляя всех предлагать разные версии. Ни в больницах, ни в моргах, ни в милицейских сводках не значилось ничего такого, что можно было привязать к этому исчезновению, и быть может, эта тайна просуществовала бы еще дольше, если бы через два дня отставной военный, любитель природы и походов за грибами, не наткнулся бы на желтый автомобиль, стоящий в лесной чаще за сто пятьдесят километров от Москвы. Он стоял в километре от дороги, небрежно присыпанный недавно обломанными ветками, и на его заднем сидении был усажен мужчина с правым виском черного цвета. Это был отец Вики, смерть которого, как написали судмедэксперты, наступила мгновенно, от тупого удара в височную часть, и его, уже остывающего, привезли сюда, чтобы скрыть преступление. Создав папку с надписью «Дело», милиция еще долго искала двух подозреваемых, подсаженных, по словам очевидцев, около Курского вокзала в районе двух часов ночи, но так никого не найдя, она ушла в следовательский стол, а потом и в архив со штампом «Не раскрыто». Это было обычное ограбление, жестокость которого еще долго держала в напряжении многих сослуживцев отца Виктории, но то, что оно принесло в их дом, было еще ужасней, ведь кроме него у маленькой девочки и ее мамы больше не было никого, и им нужно было учиться жить с этим.

В молчании мы прошли несколько летних кафе и дошли до озера, присев на лавочку, разглядывая, как по воде гуляет легкий ветер.

– Как встреча? – оборвал я эту, давящую на уши тишину, пытаясь вернуть мысли Вики к себе.

– Нормально, – улыбнулась она. – Зато мне завтра не придется рано вставать.

– Да, – согласился я. – В этом есть определенные плюсы.

– Угу, – кивнула Вика и, заглянув в мои глаза, спросила. – А твой подъем во сколько завтра?

– Мой… – задумался я, осознавая, что завтра начало рабочей недели. – Мой в восемь, если не будет дождя, – подметил я, замечая, как ветер усиливается.

– Ясно, и как относятся в офисе к твоему летнему увлечению? – спросила она, внимательно посмотрев на меня.

– Отлично! – соврал я, вспоминая все эти провожающие меня взгляды.

– Да? – удивилась Вика. – И даже Дмитрий Сергеевич?

– И даже он! – снова соврал я, вспоминая его напутствия перед нашей встречей.

– Понятно, – улыбнувшись моей наигранной уверенности, произнесла она. – То-то он сегодня так интересовался, в каком виде ты прибыл на нашу встречу.

– Ты сегодня с ним встречалась? – удивился я.

– Да, – сказала она, снова взглянув в мои глаза. – Вчера у меня возникла еще одна мысль о нашем дальнейшем сотрудничестве, и сегодня мы обсудили эти планы, – и, взяв паузу, не отрываясь от моих глаз, она добавила. – Но ты не бойся, я тебя не выдала и сказала ему, что ты был великолепен в бабочке.

– В бабочке? – рассмеялся я. – Как такое пришло тебе в голову?

– Да, именно в бабочке, – состроив серьезный вид, еще раз повторила она. – Или ты думаешь, что убедительно обманывать получается только у тебя?

– Я не хотел, – чувствуя, как мои щеки наливает стыдливый румянец, ответил я, понимая, что еще секунда, и она его увидит.

– Да ладно, я все прекрасно понимаю, – положив руку на мое колено, успокоила она меня. – Тоже несколько раз шокировала тем летом своих партнеров. Так что, их осуждающие взгляды мне знакомы.

После этих слов от моего румянца не осталось и следа, и, откинувшись на спинку скамейки, я взял ее за руку.

– И о чем вы говорили? – поинтересовался я, не понимая причину воскресной утреней встречи.

– О тебе, – сквозь смех ответила Вика, но вновь одев на свое лицо таинственную маску, она продолжила. – Я шучу, не только о тебе. У меня к нему было одно очень выгодное предложение, но об этом ты узнаешь позже, если он примет правильное решение.

Заставив меня задуматься, что же это за предложение, она изучала мое лицо, улыбаясь своей загадочности и недосказанности, но вскоре я перестал перебирать в своей голове все возможные варианты, почувствовав, как тело Вики захватывает озноб.

– Пойдем, прогуляемся? – спросил я, прижимая ее хрупкие плечи к себе.

– Да, пойдем, – согласилась она, и вскоре мы скрылись, уходя вниз по заасфальтированной велосипедной дорожке.

Сегодня она была одета в строгий брючный костюм темно-синего цвета, который очень сильно подходил под цвет ее глаз, но все равно он не мог спасти ее от прохладного ветра, и я шел, прижав ее к себе.

Мы прошли несколько метров, за нашими спинами скрылось озеро с редкими прохожими, и вскоре нас настиг сильный ветер, заставляющий зашуметь окружающую нас листву. Небо вмиг было затянуто черным, и как только мы сделали шаг в обратную сторону, нас настиг ливень, прогоняющий всех, кто встретился нам на пути.

Подхватив Викторию на руки, я почувствовал, как ее руки обвили мою шею, и, пробираясь сквозь эту стену из дождя, я видел, как капли падают на ее лицо, но она не переставала смотреть на меня. Неся ее на руках, я совершенно не чувствовал, как вода, проливающаяся с небес, вымочила мою спину, и, прикрыв Вику своим телом, я внес ее под шатер местного кафе, где люди, спрятавшиеся от дождя, встретили нас удивленными взглядами.

– Переждем здесь, – сказал я, поставив Вику на ноги и увидев, как по ее лицу стекают прозрачные капли, смывшие краску с аккуратно подведенных глаз.

– Я согласна, – улыбнулась она и сняла с себя промокший пиджак, оставшись в легкой блузке, под которой я смог разглядеть цвет ее нижнего белья.

– Ты проголодалась? – спросил я, отодвинув пластиковый стул и предложив ей сесть.

– Да, – повесив свой мокрый пиджак на спинку и достав из своей сумочки платок и небольшое зеркальце, ответила она, усевшись за пластиковый стол.

– Я буду то же самое, что и ты.

Дойдя до небольшого окошка, обставленного со всех сторон всевозможными товарами, я не нашел в меню этого кафе ничего лучшего, чем черный чай и порция шашлыка, и вскоре я стоял перед Викой, держа в своих руках два пластиковых парящих стакана и тарелку, на которой лежали куски прожаренного мяса.

Пока я отсутствовал, она доделала работу дождя, и теперь на меня смотрело ее чистое лицо, без намека на макияж, и на секунду замерев, я понял, насколько она прекрасна.

– Ух ты, шашлык, – заулыбалась она как маленький ребенок, которому только что принесли сахарную вату. – Сто лет не ела, особенно из такой посуды, – разглядывая пластиковую тарелку, добавила она, взяв у меня из рук нож и вилку.

– Все, что было, – несколько смутился я.

Но в следующую секунду, когда она разрезала сочный кусок и с аппетитом стала его пережевывать, я понял, что зря так отнесся к ее высказыванию.

– Великолепно! – произнесла она, сделав глоток чая. – Такого вкусного мяса я уже давно не ела, надо подойти к повару и сказать ему спасибо.

– Я думаю, не стоит, – улыбнулся я, вспомнив этого большого волосатого мужчину, что творил за окошком и вряд ли хорошо знал русский язык.

Через несколько минут наша тарелка была пуста, и, откинувшись на спинку стула, Вика допивала свой чай.

Дождь, начавшийся так внезапно, перестал барабанить по шатру, и из-за туч стало проглядываться солнце, лучи которого все сильнее отблескивали в лужах.

– А какие у тебя планы на вечер? – отставив пустой стакан, с лицом полным загадочности, спросила она.

– Пока не решил, – улыбнулся я. – Но уверен, что этот план будет обязательно с тобой.

Выдержав паузу, она продолжила.

– Хочу пригласить тебя на ужин.

– О… – произнес я, вспомнив прошедший вечер. – Еще на один?

– Нет, – уловив мои мысли, ответила она. – Я хочу тебя пригласить на домашний ужин.

Мой ответ не заставил себя ждать, и, добавив к кивку своей головы слово «согласен», я почувствовал, как под столом она сжала мое колено, впиваясь в него своими тонкими пальцами. Эту неприкрытую страсть увидел каждый, кто смотрел на нас в тот момент, и, поймав на себе эти взгляды, мы решили удалиться, быстро исчезнув за горизонтом, двигаясь по высыхающим лужам.

Солнце вновь вернулось в наш город, и когда я стоял напротив своего дома, прощаясь с Викторией, мои ноги окружал уже просушенный асфальт.

– Я буду ждать тебя в десять, – сказала она, взглянув на часы и поцеловав меня на прощание.

Вскоре я стоял в своей комнате, разбавляя эту тишину своим одиночеством, но теперь я знал, что это временно.

Через несколько часов я разрезал нагретый вечерний Московский воздух пластиковой мордой своего мотоцикла, приближаясь к зеркалам своих случайных попутчиков со скоростью ветра и исчезая от них, не давая им шанса досчитать до пяти.

В этот раз я не блуждал по темным дворам, и ровно без пяти минут десять стоял напротив черных ворот, привлекая к себе внимание случайных прохожих. В следующую секунду эти черные двери распахнулись, и я въехал на огороженную территорию, медленно продвигаясь по ряду машин. Остановив мотоцикл рядом с подъездом и заглушив мотор, я выпрыгнул из седла, заметив, как ко мне подошел взрослый мужчина в черной робе, с надписью охрана.

– Классный аппарат, – подметил он, глубоко затягиваясь сигаретой. – И сколько такой стоит?

– Минимум деньги, максимум жизнь, – ответил я, стянув с себя шлем и достав телефон из кармана.

– Интересный ответ, – ухмыльнулся он. – А если серьезно?

– А если серьезно, то пару вагонов печенья, – отшутился я, поймав его пытливый взгляд.

По этому взгляду было понятно, что такой ответ его тоже не устраивает, и как только он захотел задать еще один вопрос, его остановил звонок моего телефона.

– Ты уже подъехал? – услышал я голос Виктории, нажав кнопку ответа.

– Да, стою внизу, какой у тебя этаж и номер квартиры?

– Этаж у меня пятнадцатый, а номер квартиры… номер квартиры – максимальное число твоего спидометра, – загадав мне еще одну загадку, произнесла она, добавив к ней. – Я тебя жду.

– Хорошо, – ухмыльнулся я и положил трубку с уверенностью, что знаю ответ. Оставив охранника без ответов и пройдя сквозь выпущенные им клубы дыма, я проследовал в распахнутые двери подъезда. Но как только я сел в лифт, нажав заветный этаж, я стал сомневаться.

«Двести девяносто девять или триста… – промелькнула у меня в голове часть, созданной самим собой головоломки… – Ведь если она округлила, то триста, а если говорила по факту, то двести девяносто девять, и если на ее этаже окажутся обе квартиры с такими номерами, то так легко можно попасть к соседям, кому вид парня в комбинезоне и со шлемом в руках может не понравиться».

Выйдя из лифта, я оказался в нестандартном коридоре, где передо мной были расставлены двери квартир, на которых я нашел подтверждение своей опаски в виде обоих номеров.

Секунду постояв и переминаясь с ноги на ногу, скрипя своими ботами, я изучал каждую из них, пытаясь найти ответ, как вдруг он сам пришел ко мне в голову, стоило мне опустить глаза пониже.

На коврике под квартирой с номером триста, был изображен маленький, еле приметный мотоцикл, который окончательно развеял мои сомнения, и в следующую секунду я нажал на кнопку звонка.

В следующее мгновение передо мной распахнулась дверь, за которой стояла Виктория, сияющая своей улыбкой.

– Проходи, – произнесла она, окинув меня с ног до головы и улыбнувшись еще сильнее, когда я проскрипел, зайдя в ее квартиру. – Раздевайся и будь как дома, – выхватив из моих рук шлем, сказала она. – А я пойду кое-что закончу.

Я проводил ее фигуру с распущенными волосами, обтянутую в легкое платье, по коридору, откуда доносились приятная музыка и вкусный запах, снял с себя мотоботы, расстегнув комбинезон и опустив его верхушку на талию. Вокруг меня открывался ее маленький мир, в который я был приглашен как гость.

Перед моими глазами в приглушенном свете открылся большой холл, стены которого были выкрашены в бежевые тона. Он плавно переходил в гостиную, с аккуратными, развешанными полочками и выглядывающим из-за угла пышным диваном, пройдя вперед по небольшому коридору, за поворотом которого исчезла Виктория, я увидел кухню, разделенную с ним несколькими колоннами.

– Проходи, мой руки, и за стол, – скомандовала Вика, переходящая между этими колоннами с бутылкой вина. – Ванна слева.

Обернувшись, я увидел белую дверь и последовал этим указаниям. Оказавшись там, я увидел аккуратно разложенные полотенца, тюбики со всевозможными кремами и масками, и полную гармонию интерьера человека, который живет один.

Вернувшись обратно, я прошел до накрытого стола, который стоял посередине этого огромного пятачка, где совмещались угловая белая кухня, с мраморным полом, гостиная, с большим диваном, стеклянным столиком и двумя креслами, и холл, со встроенным в стену зеркальным шкафом.

– Вот здесь я живу, – произнесла Вика, которая принесла красиво оформленное блюдо, по запаху которого я уловил нотки курицы.

– Там спальня, а там кабинет, – указав на две закрытые двери, расположившиеся на противоположной от выхода стене, пояснила она. – А здесь у меня все – и комната отдыха, и комната для гостей, и кухня, правда, гости здесь редкость, а кухней я давно не пользовалась, – поставив блюдо на стол и еще раз оглядев, все ли на месте, произнесла она, взяв в руку бутылку и штопор. – Откроешь?

– Конечно, – перехватив ее, ответил я.

Откупорив бутылку и разлив содержимое по толстым бокалам на тонких ножках, я еще раз взглянул в сверкающие глаза Виктории, чей блеск был еще сильнее в свете расставленных по столу свечей.

– За случайную встречу, – произнес я, подняв бокал над столом.

– За нас, – прикоснувшись, к нему своим и разбавив тихую музыку лязгом стекла, ответила Вика.

Сделав небольшой глоток, я отставил его на стол, наблюдая за тем, как Вика сделала то же самое, и ее щеки наливаются румянцем.

– А почему так мало? – указав мне на практически полный бокал, спросила она, переведя взгляд на свой, который оказался наполовину пуст.

– Я за рулем, – смутился я.

– А ты думаешь, если ты выпьешь чуть больше вина, я позволю тебе сесть за него? – загадочно посмотрев на меня, продолжила она, но в следующий миг я увидел, как загадку сменяет страсть.

Привстав с деревянного стула, я приблизился к ее лицу, и словно прочитав мои мысли, она сделала то же самое, и через секунду мы слились в страстном поцелуе, зависнув над столом как две гипсовые фигуры. Ее ладони обхватили мою шею, не давая мне отступить, и в этом движении, не отрываясь друг от друга, мы синхронно передвинулись на край стола, освобождая себя от этого препятствия. Случайно смахнув с него чистую тарелку, я услышал, как она упала на пол и разбилась, но этот звук волновал нас меньше всего, ведь теперь мы могли чувствовать друг друга каждым сантиметром своего тела. Она прижалась ко мне, привстав на цыпочки, и в следующее мгновение, немного отклонившись, оторвалась от пола, обвив своими ногами мою талию. При этом движении треснуло ее платье, на что она лишь мило улыбнулась и вновь прильнула к моим губам. Поддерживая ее за спину, я чувствовал, как ее тело превращается в натянутую струну, и ощущая на себе ее безумную страсть, я наслаждался каждой секундой.

Она указала мне на ближнюю к нам дверь, и я пронес ее на своих руках в ее спальню, посередине которой стояла большая круглая кровать.

Опустив Вику на нее, я стянул с себя остатки комбинезона, улавливая в этой темноте зашторенной комнаты взгляд, полный желания. Я не стал искать хитрых застежек или ждать, пока Вика снимет с себя свое платье, я просто продолжил порванную линию и сорвал его с нее, отбросив на пол. В следующее мгновение я почувствовал, как в мою спину впились ее тонкие пальцы, опрокинув меня на себя, и когда мы вновь слились в страстном поцелуе, я почувствовал ее теплую дрожь. Ее нежные губы ласкали мою шею, не в состоянии ждать, когда наши тела скинут с себя остатки одежды, а ее запах сводил меня с ума, не давая мне опомниться.