Текст книги "Дневники мотоциклиста"

Это можно объяснять как угодно, докапываясь до правды в сервисах, с их многочисленными диагностиками, а можно увидеть в этих мелочах маленькие знаки, и все будет зависеть только от того, как ты к ним отнесешься.

Всю жизнь мы выбираем, ищем получше, покрасивее, понадежней, а найдя, сомневаемся, быть может, мы ошиблись и надо было еще поискать, но в тот день я не сомневался, я знал и был уверен в том, что делаю правильный выбор.

В дверном проеме показался Макс с тряпкой в одной руке и канистрой для бензина в другой.

– Сейчас протрем, зальем бензина и заведем, – громко заявил он, разорвав своим голосом эту повисшую тишину. И через мгновение он уже смахивал пыль с мотоцикла.

– А то они пустые приходят в целях безопасности, – добавил он, поясняя мне, почему рядом с нами стоит канистра.

– Хорошо, – ответил я. – Не знал, что наполненный бак может как-то влиять на безопасность.

– По мне тоже, но американцы щепетильны в этих вопросах, – сказал он с долей укора, держа в руке открытую канистру, из которой полилась живительная машинная жидкость.

– А, по-моему, просто снобы, экономят, у них-то бензин по доллару, – подытожил я, тем самым развеселив Макса.

Он залился громким смехом, а его щеки вмиг раскраснелись.

– Тоже верно, одним словом, бюргеры, – продолжил он мою мысль, наполняя бак дальше, который и вправду оказался пуст.

Издаваемые звуки напоминали жадное хлюпанье на водопое, с каждой секундой становясь все реже и глубже. С каждым новым литром бак заполняла жизнь, он жадно пил, как будто и вправду весь этот долгий путь проделал сам. Вскоре он был наполнен, и Макс, щелкнув горловиной, отставил канистру в сторону.

– Готово, – сказал он и, вставив ключ в зажигание, повернул его, запуская двигатель с кнопки на руле. В воздухе прогремели раскаты грома, мотор взвыл, издавая звук похожий на рычание сотни тигров, даже пыль поднялась в заполненный горючим воздух. После этого раската и секундной работы на высоких оборотах, движок ушел в монотонное урчание, и теперь он не ревел, он пел, пел песню моей свободы. Клубы пыли, поднятые под потолок, медленно спускались обратно, окутывая в свое одеяло стоявшие рядом мотоциклы, а виновник такой быстрой уборки все так же урчал, блистая своим черным пластиком. Только теперь я смог разглядеть всю красоту и необузданный нрав своего избранника.

Краска местами хоть и была обшарпана, но это придавало еще больший колорит его персоне. И среди своих собратьев он походил на уличного сорванца со всей своей неудержимой дерзостью и агрессией.

Ребята из этого мотосалона продавали вещи такими, какими они были на самом деле, не приукрашивая и не наводя ненужный марафет, что, несомненно, шло в их зачет, и человек, пришедший сюда, прекрасно видел то, что покупает.

– Ну как? – с улыбкой спросил меня Макс, дотирая тряпкой те места, где еще оставался слой пыли. – Красавец?

– Да, – коротко, но вполне информативно ответил я, и без раздумий сразу добавил: – Я его забираю.

Такой быстрый ответ обескуражил моего продавца, но, судя по лицу, Макс уже с таким сталкивался и, заглушив мотор, быстро нашелся.

– Нравится мне ваш брат, те, которые за «спортами» приезжают, – пояснил он. – Простые до беспамятства – приехали, послушали, и вопрос решен. Не то, что эти бородатые дядьки на чопперах, пока продашь, все соки из тебя выпьют. А кто до этого ездил? А что это? А что то? А как я на нем смотрюсь? Бестолковых вопросов уйма. Только что такого Ваське сбагрил, за пару минут весь мозг вынес. Кстати, какой он по счету у тебя?

– Первый, – продолжая рассматривать мотоцикл, ответил я, и, понимая, что могу попасть в очередь на бумажную волокиту, сразу добавил:

– Давай оформлять.

Макс слегка замешкался, заглядывая в мои глаза – было ясно, что я не передумаю, но все же он сделал такую попытку.

– Ого, а ты хорошо подумал? – оценивая меня с ног до головы, монотонно проговорил он и, пытаясь предостеречь, добавил: – Все-таки сто двадцать лошадей на одно колесо. Дурноват он для первого. Может, четырехсотки посмотришь?

Видать ему уже попадались такие экстремалы как я, и он уже отточил манеру своего поведения на них, но я был не они, и сломить мое мнение было не реально, но он все равно попытался.

– Начинать лучше с четыреста, а потом уже и шестьсот можно, – продолжал он, и как бы зондируя мою подготовку добавил: – Ты ездить то умеешь?

– Нет, – с легким равнодушием в голосе ответил я. – Вот на нем, и буду учиться.

Еще раз взглянув в мои уверенные глаза и прочитав в них всякое отрицание другого выбора, он еле сдержался, и из его уст только выскочило неоднозначное: – Хм…

После маленькой паузы он продолжил: – Ну как знаешь. Сам поедешь или эвакуатор вызвать? – с долей маленькой издевки кинул он, ожидая продолжения моих экстремальных ответов.

Да, видок у меня был совсем не для мотоцикла, и мои легкие джинсы с мокасинами были тому подтверждением, так что продолжения не последовало.

– Я думаю, эвакуатор, – сказал я, разглядывая озадаченного Макса, который после такого ответа лишь слегка выдохнул.

Меня рассмешило это облегчение, и создалось такое впечатление, что он был готов и к ответу «Сам».

– Ну, тогда пошли в офис, оформим бумаги и выпьем кофе, – одобряюще похлопывая меня по плечу, пробормотал он. – Эвакуатор все равно раньше чем через полчаса не приедет.

Мы направились в офис за соседней дверью, который был похож на перевалочный военный пункт с разбросанными по столу многочисленными бумагами и спартанской обстановкой. Стол, два стула и одинокий шкаф, своей старостью и обшарпанностью рассказывающий о череде частых переездов. Макс вызвал эвакуатор, налил кофе, и мы буквально на пару минут углубились в заполнение всех документов. Перед тем как зайти в офис я заметил того, о ком с такой нелюбовью говорил Макс. Это был лощеный бородатый мужчина лет сорока, в кожаной жилетке и солнцезащитных очках, задранных на голову, совсем не похожий на пропахших бензином лихих байкеров. Его загар говорил о том, что недавно он парил свой пивной животик где-нибудь на берегах Таиланда, а белоснежная улыбка – о недавнем посещении дантиста. Весь холеный, он сидел на никелированном чоппере и красовался перед своей юней спутницей, всем своим видом показывая полное безразличие к Василию, отбивающего перед ним чечетку. Веселая картина: толстосум и его юный аксессуар, любящий дорогие подарки, ублажаемый и ублажатель в виде суетливого Васи – сейчас там все кружилось вокруг одной персоны, и эта персона была несказанно рада такому положению дел.

Мы с Максом наблюдали за всем этим действием через приоткрытую дверь офиса, пили растворимый кофе и, молча, не затрагивая этой темы, глазами соглашались друг с другом, считая этот экземпляр очень важным. Помимо этого самовлюбленного «байкера» Максу было о чем мне рассказать, и его истории, связанные с мотоциклами, отлично скрасили мое ожидание. «Интересная жизнь у интересного рассказчика…» – подумал я в ожидании еще одного захватывающего рассказа, но нас оборвал Василий, присоединившийся к нашей компании с грустным лицом. По нему и отсутствию бородача за дверью было видно, что тот уехал без покупки, и Василию ничего не оставалось, как виновато посмотреть на Макса. Он хотел, было, что-то сказать, но его опередил телефонный звонок, который разбавил своими трелями повисшую тишину.

– Да, слушаю, – сказал Макс, подняв трубку, и взглянув на меня тут же добавил: – Я понял, сейчас выкатим.

Из вышесказанного мне стало ясно, что эвакуатор уже подъехал, и мне с моей покупкой пора выдвигаться дальше.

– Ну что, пойдем, закатим уже твоего красавца, – ухмыльнулся Макс, пододвинув ко мне документы, оставленные мной на столе.

– Пошли, – с нескрываемой радостью вскочил я со стула, быстрым движением смахнув их со стола и убрав во внутренний карман куртки.

Мы быстро спустились вниз и вышли через задние ворота павильона, закатили мотоцикл в кузов транспортера, и водитель стал аккуратно крепить его ремнями к бокам, словно инструктор парашютного спорта перед моим первым прыжком. Это был пожилой тучный мужчина в кепке как у таксистов и выражением лица как у ответственного за стеклянную вазу.

– Ну что, удачи, – с выражением глаз старшего брата протянул мне руку Макс. – Будь аккуратнее.

– Счастливо, еще увидимся, – крепко сжав его руку, ответил я, услышав за спиной щелчки захлопнутой двери транспортера.

Водитель выдержал паузу и, кивнув Максу как старый добрый приятель, слегка поторопил меня, пригласив рукой в кабину, хотя я спешил не меньше его.

С Максом мы больше не встречались, и когда мы отъезжали, он продолжал стоять, задумчиво смотря в небо, которое было нежно-голубого цвета и без единого облачка. Его фигура скрылась в боковом зеркале, стоило нам уйти за поворот, и я, развалившись на пассажирском сидении, подумал, что он отличный парень, и побольше бы таких.

Дорога заняла около часа, и почти весь путь мы молчали. Водитель перевозчика оказался довольно молчаливым человеком, а я был настолько поглощен мыслями о том, как уже совсем скоро я буду проноситься мимо этих машин со скоростью ветра, что мне было не до разговоров.

По дороге нам встретилась пара мотоциклистов, внезапно появившихся и за секунду исчезнувших в точке горизонта. Рисуя на дороге своими перестроениями геометрические фигуры, они как жужжащие пчелы, не оглядываясь, неслись в свой улей. Это даже слегка напугало водителя, он в обоих случаях подпрыгнул на своем сиденье, и если в первом он сдержался от брани, то во втором уже не смог:

– Вот, черти, не поймешь, откуда появляются, и не пойми куда исчезают, носятся как очумелые, – сплюнув в окно, чертыхнулся он.

– Наверно, так же гоняешь? – оторвав свой взгляд от дороги, с осуждением посмотрел он на меня.

– Нет… пока не гоняю, это первый, – вспомнив реакцию Макса и в ожидании таких же изумленных глаз, ответил я.

Но водитель лишь настороженно посмотрел на меня, оценивая, и, слегка задумавшись, вновь переключил свое внимание на дорогу.

– М-да… – выдавил он после затянувшейся паузы и, сменив задумчивость на равнодушие, принялся вести перевозчик дальше, вглядываясь в горизонт.

– Как приедем, выгрузи меня на мойке, хочу помыть красавца, – обрывая кромешную тишину, воцарившуюся в машине, обратился я к нему.

– Хорошо, покажешь где, – прозвучало мне в ответ с тем же безразличием.

Так и не найдя, о чем поговорить, мы продолжили свой путь в молчании, лишь изредка пересекаясь изучающими друг друга взглядами.

На мойке собралась целая толпа ожидающих свою очередь зевак. Они окружили меня и это творение инженерной мысли, выгруженное из транспортера как спортивный болид. Разглядывали и негромко что-то обсуждали, пока не нашелся самый смелый из них и не оборвал все эти обсуждения своим вопросом:

– И сколько интересно эта дура едет? – спросил он со знанием дела, но по его глазам можно было прочесть, что так близко он видит мотоцикл впервые.

– Не знаю, – оглядываясь вокруг, ответил я, понимая, что интерес к моей персоне среди этих зевак быстро растет.

– Ну, точно за двести, – вырвалось из толпы.

– Даже за двести пятьдесят, – сказал я, сам того не зная.

По толпе пронеслось нескрываемое восхищение, и в глазах у каждого из них появился азартный огонек, как будто они стояли не на мойке перед мотоциклом, а в казино перед колесом удачи и судорожно ждали, на какой цифре оно остановится. Их глаза блестели в ожидании зрелища, а вокруг посеялось молчание.

«Надо сесть и показать эти отцам, что такое мощь…» – пронеслось у меня в голове. Пусть вечером они придут домой и расскажут о ней своим детям и женам, а проснувшись утром будут долго разглядывать себя в зеркале и, наконец, разглядят в нем тусклость своих уставших глаз… И если хотя бы одному из них станет невыносимо горько из-за того, что молодость прошла, а с ней канули в лету все их мечты и желания, погрязшие в суете и бесконечной гонке за богатством, то все это не зря!

На этой мысли меня позвал мойщик, указав мне на свободный угол по соседству со стареньким седаном, и я без труда вкатил свой мотоцикл в этот водяной ангар. Выйдя из него, я уже не был такой интересной персоной, и мое окружение ожидавших своей очереди, расселось по своим машинам. Через несколько минут я вновь стоял на том же месте, смахивая остатки воды после мойки плохо отжатой тряпкой, что мойщиков совершенно не смущало, лишь владелец тряпки ждал, пока я закончу его работу. Но мне было в радость сделать ее, ведь только сейчас, своими же руками, я мог ощутить все изгибы своего приобретения, Я повернул ключ зажигания, и двигатель взревел, распугав всех птиц, которые, не ожидая опасности, звонко чирикали и щебетали совсем рядом. Этот звук прогнал их, как бы намекая, кто тут хозяин, и даже рассевшиеся по машинам вновь окружили меня.

Я отошел метров на пять и стал разглядывать уже чистого, блестящего, своего нового друга.

После мойки он походил на беспризорника, которого только что отдраили мочалками, высушили и причесали. Он весь сиял, переливаясь в лучах весеннего солнца, а его черные бока отражали наши силуэты. Вся его пыльная усталость была смыта водяным пистолетом и машинным шампунем, преображая его истинную красоту четких линий в целую конструкцию. Металлические детали блистали так, что пускали солнечных зайчиков на не совсем чистые машины, а вода, оставшаяся на его разогретом двигателе, стала испаряться, поднимаясь над ним белым облаком. Вот оно, творение человека, нарисованное сначала на бумаге, а потом отчеканенное на станке; вот она, задумка инженеров, вставшая на конвейер. Испарившееся облако окончательно исчезло в воздухе, и я быстро протер запотевшие части. Двигатель ушел в свое привычное монотонное звучание, а я сел на кожаное сиденье и всем своим телом ощутил всю его мощь, дернув пару раз ручку газа до отсечки. Эта мощь сопровождалась громогласным рыком, что привлекало к себе всеобщее внимание, но это внимание меня не интересовало, тогда я был целиком поглощен изучением этого пластикового монстра. Зеваки уже ждали, когда я верну им их мнимую тишину и удалю свою персону с их глаз, но на это я не обращал никакого внимания, я пытался сосредоточиться.

«Это тот же велосипед… – проговаривал я про себя… – только побольше, и потяжелее… – продолжал я успокаивать, заколотившее быстрым ритмом сердце… – Все просто… Так… привыкни к ручки газа… Да!.. Хорошая реакция, а тормоз все же жестковат, хотя, может, он такой и должен быть, откуда мне знать… Так… Сцепление… Коробка передач… Все просто…» – продолжал я этот монолог, понимая, что чем больше я думаю, тем больше сомнений появляется в моей голове, и с каждой секундой сделать первый шаг мне становится сложнее… «Ведь с машиной было так же… – вспомнив свой первый опыт, убеждал себя я… – Сел… Порулил… И поехал… А чем это сложнее?!..» – но я ошибался, и это было не так просто, как мне тогда показалось.

Все эти мысли шли параллельно с вырезками из роликов про мотоциклистов, где они проносились с ошеломляющей скоростью по шоссе, где они падали, попадали в аварии и просто что-то бурно рассказывали, сидя верхом на своих байках. На секунду я напомнил себе летчика испытателя, прослушавшего полугодичный курс лекций, и прогулявшего всю практику на тренажерах, посаженного в кабину боевого истребителя, со словом «Дерзай!».

Время тянулось, как вязкая смола, и мне показалось, что это вечность, и я уже приобретаю глупый вид в глазах столпившихся, но прошло всего несколько минут.

Все! Последнее повторение… И поехали! «А ты уж меня не подведи…» – представив, что мотор это огромное сильное стальное сердце, к которому я обращаюсь, прошептал себе я.

Я обвел всю свою публику улыбчивым взглядом и выжал сцепление.

«Первая вниз… Остальные наверх…» – повторил я про себя один из увиденных уроков и опустил лапку передач. Раздался щелчок, и на табло перестала гореть буква N.

«Скорость включили, теперь медленно отпускаем сцепление и трогаемся…» – слова звучали у меня внутри как заученные теоремы, и вот я уже двигаюсь, оставив зевак без зрелища.

Все мое тело напоминало разогнутую рессору, хоть это было и не совсем удобно на «спорте», но по-другому сидеть я просто не умел. Мышцы были напряжены как перекрученные канаты, а в голове бегущей строкой пробегала вся моя теория, но я улавливал лишь какие-то отрывки.

«Так… Надо успокоиться…» – сказал я себе, уже выехав на только что политую дорогу и медленно остановился, выжав сцепление и нажав на передний тормоз.

«Все заново… Но спокойнее, и все получится!» – продолжал я, вновь трогаясь от обочины… А теперь домой, за экипировкой!

Мой путь до дома составлял метров восемьсот по прямой с одним светофором и заездом в арку, но тогда восемьсот метров были для меня восемью километрами, и я медленно катился по дороге, практически не открывая глаз. Обдуваемые теплым ветром мои мышцы стали расслабляться, а голову понемногу заполняло безмятежное спокойствие.

«Все получится… Все уже получается!..» – мелькало в моих мыслях, и я медленно въехал во двор, подъехал к подъезду и остановился.

Я слез с мотоцикла и только тогда смог окончательно расслабиться. Оглядевшись по сторонам, как ни странно, я не увидел вокруг себя ни одного знакомого лица; мой двор будто вымер, и лишь с детской площадки доносился заразительный детский смех. Мне не терпелось скорее облачиться в «латы» и продолжить знакомство с моим новым другом. Я вбежал в подъезд и быстро поднялся на свой этаж по лестнице, на ходу доставая ключи от квартиры. Лучи солнца, пробиваясь через окна, оставляли на подъездных, обшарпанных стенах мозаики из рисунков, и под это освещение я быстро открыл дверь в квартиру, прислушиваясь к звукам.

Звуки доносились с кухни, где мои родители что-то бурно обсуждали, заглушая своими голосами работающий телевизор. Их голоса смешивались, и создавалось впечатление, что я попал на собрание депутатов думы. Я прошел в свою комнату и плотно прикрыл дверь. Быстро облачился в купленный еще зимой комбинезон и достал спрятанные мотоботы, схватил шлем и выскочил в коридор.

Вся моя новая экипировка ждала меня аккуратно сложенная в шкафу, и даже если бы в моей комнате проводили обыск, ее бы вряд ли нашли, потому что, складывая ее, я сохранил все условия конспирации.

На мгновение, стоя в своем новом обличии, я замешкался и, прислушиваясь к звукам, доносящимся с кухни, думал только об одном, как мои уже немолодые родители отнесутся к такой перемене.

Надо сказать… кружилось в моей голове… «Пойти и показать им нового меня…» – все так же прислушиваясь, повторял я, боясь осуждения, но об этом я думал меньше всего и, сделав несколько шагов к их голосам, вошел на кухню с единственной мыслью… Пусть они порадуются за меня, порадуются за то, что я могу исполнять свои мечты, а остальное неважно…

Мой отец сидел напротив двери и сразу обратил на меня внимание, оторвав свой взгляд от разложенной на столе газеты, мама стояла ко мне спиной и заваривала душистый чай, чей аромат уже наполнил пространство кухни и начал вырываться в коридор через распахнутую дверь. На лице отца сразу отразился вопрос, и по его глазам я понял, что если я промедлю, то он его задаст, но я оборвал его.

– Ну как я вам? – произнес я, делая шаг вперед и всем своим видом показывая свою важность.

– Отлично, – все с тем же вопросом в глазах ответил отец, переведя свой взгляд на мать.

Услышав меня, она обернулась, не выпуская чайника из рук, и застыла как каменное изваяние, разглядывая меня с ног до головы. И в этом взгляде я увидел страх и непонимание всего происходящего.

– Это что? – наконец произнесла она, отставив чайник обратно на кухонную стойку.

– Это моя новая одежда, – немного стесняясь, и в то же время, гордясь самим собой, ответил я. – Так сейчас модно. Посмотрите в окно, там моя новая игрушка.

Отец перевел взгляд от меня к маме и направился к окну. Быстрым движением он раздвинул жалюзи пальцами и бегло стал вглядываться во двор. Мама же так и осталась стоять на своем месте, разглядывая мой новый наряд.

– Мать, ты посмотри, что твой сын называет новой игрушкой, – окликнул он её, тем самым вернув ее к способности говорить. Она медленно подошла к окну, и отец раздвинул жалюзи пониже, чтоб и она смогла посмотреть.

– Где? – быстро оглядывая улицу, спросила она, видимо, от растерянности не замечая то, что стояло перед ее глазами.

– Да вон, под подъездом, черный, – подбородком показал, куда смотреть, отец, и взгляд мамы остановился.

– Это что? – пыталась, было, возмутиться она, но, предвкушая последующий разговор, я тут же перевел их внимание на себя.

– Ну, я помчался, – обрывая всякое продолжение, заявил я, переведя их взгляды обратно в квартиру. – Буду вечером, не скучайте.

– А… как же… обед? – смотря на меня как растерянный ребенок, произнесла мама и хотела что-то добавить, но и тут я опередил ее.

– Потом поем, как вернусь… Всё, пока, – сказал я и, развернувшись, направился к двери.

«Лучше побыстрее исчезнуть, пока не опомнились…» – промелькнуло в моей голове, и уже закрывая дверь, услышал голос отца.

– Аккуратнее! – воскликнул он, словно это слово могло что-то изменить, но единственное, что мне оставалось, это согласиться.

– Хорошо, – ответил я, уже захлопывая дверь, и вряд ли это услышал мой отец.

Иногда, слова, которые мы говорим, улетают в пустоту, и мы убегаем дальше, по спирали своих судеб, без возможности повторить их снова…