Текст книги "Дневники мотоциклиста"

Ночь в парке

Город постепенно погружался в вечернюю дремоту, и, пробыв дома несколько часов, я начал готовиться к своему вечернему рандеву. Адрес, по которому она меня будет ждать, я получил в следующею минуту после нашего прощания, и, видимо, это сообщение она писала, все-таки угодив в одну из московских пробок. Сухое, ничего не подразумевающее под собой сообщение, в котором была лишь улица и дом с подписью «Виктория».

Я гладко выбрился, сходил в прохладный душ и привел себя в полную готовность для того, чтобы произвести положительное впечатление, и последний час уже не знал, чем себя занять дальше, как мой телефон вновь напомнил о своем существовании.

Это был Андрей, в планы которого входило то же самое, что и всегда, и он звонил еще раз уточнить, во сколько и откуда мы должны стартовать.

– Здорово, чем занимаешься? – прозвучал его веселый голос.

– Привет, я дома, – ответил я, предвкушая его реакцию на мой последующий ответ.

– Я тоже, – продолжил он, постепенно подходя к главному вопросу. – Видел твой мотоцикл из окна. Дома давно?

– Пару часов назад приехал, – взглянув на часы и увидев на них двадцать ноль-ноль, сказал я, прикидывая, что в моем запасе еще есть несколько часов.

– Во сколько встречаемся? – прозвучал вопрос, который не заставил себя ждать.

– Я сегодня не с вами, в одиннадцать у меня встреча.

– С кем? – не скрывая любопытства в голосе, заинтересовался он.

– С девушкой, но ты её не знаешь, – обрубил я его дальнейшие догадки.

В трубке повисла секундная пауза, после которой Андрей все же не сдержался и продолжил свой блиц опрос. Но на это ему всегда была огромная скидка, так как если речь заходила об очередной девушке, его любопытство увеличивалось в два, а то и в три раза.

– Симпатичная? – просмаковал он, предвкушая мой рассказ.

– Да, – согласился я, не заставляя себя ждать и, немного помедлив, добавил. – Я бы сказал даже очень.

– Так, а в чем проблема? – не скрывая своей заинтересованности, продолжил он. – Бери её и присоединяйся к нам.

– Не сегодня, – вымолвил я, уже зная, что такой ответ его не устроит. И исправляя это, мне пришлось соврать: – Хотя, может быть, присоединюсь.

– Понятно, – растянул он, не думая останавливаться. – А когда успел познакомиться?

– Сегодня, за обедом, – пытаясь изобразить безразличие, ответил я, надеясь, что он отстанет. Но я ошибался.

– На байк, наверно, клюнула? – тут же высказал он своё следующее предположение.

– Не совсем, – слукавил я, в душе понимая, что если бы не мой черный друг, то, наверно, мне пришлось бы приложить больше усилий для этого свидания.

– Всё с тобой ясно! – видимо, услышав нотки безразличия к этому разговору, обрубил он.

– Что именно? – возмутился я.

– Всё! – выдавил он сквозь свой заразительный смех, не собираясь что-либо объяснять. – Ладно, будет желание познакомить, увидимся, а сейчас могу тебе сказать только «Пока»!

– До встречи, – попрощался я и отбросил телефон на кровать.

Такое ревностное отношение с издевкой было мне знакомо, ведь как только у кого-нибудь из нас появлялась очередная пассия, и он с ней начинал пропадать, на него тут же выливалось шутливое: «предатель».

Не успел я выйти из комнаты, как мой телефон снова заиграл мелодию звонка и вернул меня обратно. На этот раз это был Большой.

– Здорово, что творишь? – громко начал Пашка.

– Привет, сижу дома, жду десяти, потом еду на встречу с девушкой, – быстро проговорил я, понимая, что сейчас я услышу точно такие же вопросы, как слышал минуту назад, и чтобы он не смог опомниться, добавил:

– Симпатичная, ты её не знаешь, к вам, может быть, присоединюсь.

– О, как, – немного помедлив, растерянно произнес он. – А зачем сразу так много информации?

– С Андрюхой только что разговаривал, – объяснил я ему свой обширный ответ, и тут же услышал короткий смешок.

– Тогда понятно, – хмыкнул Пашка.

Большой и сам иногда становился невольным участником Андреевых расспросов, и теперь мой длинный ответ стал для него более чем понятным.

– Я сейчас только домой приехал, но через тридцать минут буду на площадке, если время есть, то присоединяйся, – продолжил он после нескольких секунд смеха.

– Я как раз думал, чем себя занять ближайшие два часа, так что подъеду, – согласился я.

– Вот и славно, там всё и расскажешь, – произнес он, и на этом мы попрощались.

Все мы в какой-то степени любопытные, кто больше, а кто меньше, но все без исключения. Просто некоторые задают вопросы тихо, про себя, чтобы никто не услышал, а некоторые рубят прям в лицо, забывая про такие слова как «тактичность» и «личное», и им приходится об этом напоминать. Пашка в отличие от Андрея любопытством не страдал и имел одну из очень важных черт в своем характере. Черту под названием: «поговорили и забыли», которая не позволяла ему распространять дальше услышанную им информацию.

Я еще побродил по своей опустевшей квартире, подошел к окну и раздвинул пальцами жалюзи, посмотрев на оживленный двор.

Дети, еще не отправленные в пионерские лагеря и не развезенные по дачам и бабушкам с дедушками, играли на детской площадке под присмотром своих, расслабившихся после трудовых будней пап и мам. Семья, загружающая припаркованную рядом с соседним подъездом машину многочисленными баулами, готовилась к отъезду на дачу или в деревню, редкие прохожие, медленно продвигающиеся по двору, две грузные женщины, сидящие на лавочке в затемненных очках как агенты спецслужб – всё здесь говорило о том, что лето уже наступило, и впереди множество солнечных дней, которые даже закоренелого меланхолика с вечно грустным лицом заставят улыбаться.

Через несколько минут, спустившись к ним и натягивая шлем, я стал неотъемлемой частью этой картины, ловя на себе взгляды дворовых соседей.

Доехав до площадки, на которой вовсю продолжались уроки вождения и обнаружив, что из двухколесных я здесь единственный, я медленно докатился до её края и припарковал свой мотоцикл. Большой опаздывал, что было очень на него не похоже, и мне ничего не оставалось делать, как стянуть с себя свое облачение и ждать, наблюдая за этим хороводом инструкторских машин.

В наше время права хотят иметь, все, кому не лень, и даже те, кому это не дано. Восемнадцатилетние, только избавившиеся от юношеских прыщей маменькины сынки, девушки, с вечным бардаком в своих сумочках и таким же бардаком в своих головах, великовозрастные дамы, немного поднявшиеся в статусе и так уставшие от толкотни в общественном транспорте – абсолютно все, и мал и стар, теперь хотят иметь машину и права. Как многочисленный конвейер, выпускающий не очень качественный материал, наша Госавтоинспекция выпускает все это великолепие на наши дороги, продавая им карточки с фотографиями без зазрения совести и совсем не думая о последствиях. Но пока они заперты на этом пятачке и находятся под присмотром своих инструкторов, они не опасны, а даже в какой-то степени забавны. Медленно кружась и пытаясь исполнить змейку или заехать в искусственно созданный из конусов гараж, они напоминают компьютерную игру с несколькими уровнями и неограниченным количеством жизней. В ней, если не получилось с первого раза, то сто первый будет удачным, хотя бы потому, что ничего здесь не меняется – не нарисованный ландшафт, не то, где надо перепрыгнуть или просто присесть, и даже тот монстр, который очень мешает, появляется в один и тот же момент, строго по расписанию. Но это бывает только в игре – в жизни и на дороге все совершенно по-другому, и у тебя нет множества жизней, она всего лишь одна, тебя не встретит одна и та же дорога с одинаковым сценарием, ведь все меняется каждую секунду, так что даже зазубренный наизусть маршрут до дома не спасет тебя от резко выскочившего из двора лихача. Здесь надо думать, предугадывать, смотреть на триста шестьдесят градусов и уметь пользоваться своими полученными знаниями, а вот именно это дано далеко не каждому.

Большой не заставил себя долго ждать, и опережающий звук от его выхлопа появился раньше, чем его Джиксер. Смело залетев на площадку, распугав и заставив резко вдавить педаль тормоза всех учеников, он прогремел сквозь неё и остановился рядом со мной.

– Ну, здравствуй, Ромео, – разоблачившись и подойдя ко мне, скрипя своими ботами, произнес он. – Кто на сей раз?

– В смысле? – не поняв вопроса, уточнил я.

– В прямом – блондинка, брюнетка или вовсе рыжая? – опираясь рукой на бак моего мотоцикла, продолжил он. – А самое главное, когда успел? Давай признавайся, ведь вчера вечером новое увлечение в твои планы совсем не входило.

– За обедом, днём, – даже слегка смутившись такой заинтересованности, ответил я. – Она – брюнетка, и кое-что смыслит в мотоциклах.

– О, это плюс, а может, и минус, смотря с какой стороны посмотреть, – округлив глаза и покачав головой, высказал он, и вскинув руку, посмотрел на часы. – Во сколько, говоришь, к ней?

– К одиннадцати надо быть на Кутузовском, – кинув свой взгляд на его часы и понимая, что с обеда и до этого момента время тянется как жесткий резиновый жгут, ответил я.

– Может, проводить? – заулыбался Большой. – Произведешь еще больше впечатления.

– Нет, не стоит, – сказал я, представляя её изумление от меня и моего эскорта, а самое главное – от звуков, которые точно разбудят всех соседей.

Во многих предыдущих вариантах меня это нисколько не смущало, и мы могли появиться среди ночи в очередном спальном районе вдвоем, втроем или даже всемером, но сейчас я был не готов к такому представлению.

– Как знаешь, если быстро надоест, пересечемся, раньше утра всё равно никто по домам не разъедется, – слегка расстроенно, произнес Пашка.

– Хорошо, – ответил я, вспоминая несколько случаев, когда именно так и случалось. Когда для скучной спутницы находилось придуманное на ходу неотложное ночное дело, и она быстро покидалась.

Дальше Пашкины расспросы закончились, и мы, как обычно, углубились в воспоминания.

Мы так и остались стоять на этом поприще учеников вплоть до десяти часов, и к этому времени к нам присоединились вечно веселый Ромка, задумчивый, еще не отошедший от Славкиной трагедии Женька, и Андрей, который не обронил ни одного слова в мою сторону.

– Мне пора, – сказал я им и начал собираться.

Написав Виктории сообщение, что я выезжаю, и получив в ответ только многозначительную улыбку, я быстро натянул шлем, завел мотор и выскочил из своего района, подгоняемый этой округленной черточкой.

Мой город полностью захватил пятничный летний вечер, в теплом воздухе которого пахло распустившейся зеленью, вперемешку с газами и выхлопами всей московской техники. Солнце, уходившее за горизонт, таяло на моих глазах как шарик мороженого, переливаясь от ярко-алого до огненно-желтого, и, отражая этот шар в своих окнах, мой город постепенно готовился ко сну. Зажигая огни для тех, кто спать не собирался, и в этом числе был я. Город постепенно преображался, превращая свои улицы в вечный праздник.

Проносясь по уже родному мне маршруту в сторону Третьего транспортного кольца, перед съездом я на секунду замешкался, выбирая, с какой стороны мне будет ближе, но, так и не найдя правильного ответа, я выбрал правую. Я выбрал эту сторону на подсознании, желая еще раз пролететь по Лефортовскому тоннелю, который я уже успел так полюбить.

Некоторым в нём становилось плохо, и они объезжали его любыми другими дорогами, лишь бы не видеть эти нависшие над ними стены, но со мной была совершенно другая история, мне они добавляли адреналина. Кто-то окрестил его дорогой смерти из-за многочисленных аварий, а те, кто провели в нем множество часов, стоя в мертвой пробке, выезжали оттуда с новой болезнью под названием «клаустрофобия». А мне он нравился, мне нравились эти три полосы драйва и экстрима, с плавными поворотами и не очень ровным асфальтом. Там, как нигде, можно было проверить всё, на что ты способен, чувствуя эту тонкую грань между твоим разумом, затуманенным безумным количеством адреналина, и страхом, страхом остаться в его стенах навсегда. Огромное табло, висящее над моей головой, за несколько метров до въезда, выдавало на всеобщее обозрение мою скорость, и каждый, кто имел два колеса, одетые в пластик, старался, чтобы это значение было как можно больше.

На старт… внимание… марш! – и вот я уже мелькаю между машин неплотного тоннельного потока, по его скользким линиям разделительной полосы. Уходя слева направо и обратно и сливаясь с мотоциклом воедино. Мой грохот отражался от его стен, заставляя водителей рыскать по зеркалам.

Вот она – тонкая грань между жизнью и смертью, не дающая тебе права на ошибку, и дающая тебе то, ради чего стоит жить. Длинный коридор, в котором перед тобой может внезапно, без всяких обозначений вырасти многотонная преграда, переворачивает все смыслы твоей жизни, заставляя тебя как акробата, идущего по тонкому канату без страховки, балансировать между узкими проходами, прогнозируя и предсказывая каждый свой последующий шаг. И это только завораживает.

Ловя миллиметры от зеркал моих попутчиков, я быстро преодолел все участки этой извилистой прямой, и через несколько минут спустился на Кутузовский.

Темнота, осветляемая включенными фонарными столбами и огромными вывесками, полностью опустилась на все улицы моего города, преображая его в совершенно другой, красочный, живой и праздничный. Он выглядел совершенно по-иному, убрав со своих улиц многочисленных людей и создаваемую ими суету, и теперь он стал тише, и именно эта тишина мне так нравилась.

Блуждая по дворам длинного проспекта, я с трудом нашел обозначенный в сообщении дом и вскоре был у его границы.

Как же в нашей жизни все контрастно, параллельно и погранично. Вот, секунду назад, я шелестел по освещенному проспекту с множеством блестящих витрин, шумному и динамичному, и через несколько минут я ушел в его еле освещенные дворы, где все уже спят. Я словно попал в другую реальность, где шик измеряется только адресом, записанным в паспорте, ведь казалось, здесь жизнь должна кипеть двадцать четыре часа в сутки, а нет, все совсем наоборот, и жизнь наших спальных районов такая тихая днем, ночью была куда интересней и светлее этих черных дворов.

Я подъехал к единственной, недавно построенной высотке, обнесенной со всех сторон огромным забором, преграждающим мой путь к подъездам, и остановился. Сомнений не было, я приехал точно по адресу, и об этом мне говорила выглядывающая из-за деревьев машина Виктории. Первый раз, за много лет, я приехал на свидание раньше, чем договаривались, и мне ничего не оставалось делать, как выждать эти двадцать минут, стоя рядом с автоматической калиткой.

Конечно, я мог позвонить и сказать что уже на месте, но это рассказало бы ей только об одном, что я очень спешил, а значит, хотел быстрей увидеть её. В этом не было ничего плохого, но и хорошего я подчеркнуть в этом не мог, ведь если я приехал раньше, значит, сильно заинтересован, а это никогда не шло в зачет. Я выжидал в этой дремотной тишине, что окутала здесь каждый свободный метр, скрыв себя и свой мотоцикл от тусклых пучков света придорожных фонарей, в листве деревьев.

Я стоял, сняв с себя шлем и перчатки и, молча, ждал, вспоминая её притягательный взгляд, ее застенчивую улыбку и всё то, что так гнало меня сюда, и что я так хотел увидеть вновь. Дождавшись одиннадцати, я набрал её номер, и после недолгих гудков я услышал милый голос.

– Привет, – прозвучало в моём динамике. – Ты уже приехал?

– Да, только что, – обманул я. – Стою внизу перед воротами, но как проникнуть сквозь них, пока еще не придумал.

Её голос по телефону звучал несколько иначе, я бы сказал, более молодо, и в какую-то секунду мне показалось, что я разговариваю не с ней, а с её младшей сестрой.

– Я сейчас сообщу охране, и она тебя пропустит, – оценивая мою шутку своим смехом, ответила она. – Мой подъезд… второй.

– Хорошо, – пряча перчатки в шлем, и натягивая его на свой локоть, приготовился я, отталкиваясь ногами.

– Пять минут подождешь? – уточнила она, перед тем как положить трубку.

– Конечно, подожду, – чуть, было, не проговорившись, что жду ее уже двадцать минут, и лишние пять никакой роли не сыграют, ответил я, услышав в ответ стук закрывающегося шкафа.

– Я уже бегу, – быстро добавила она и положила трубку.

Запустив двигатель, я подкатился к двухметровой калитке, и через секунду механические ворота распахнулись, чтобы пустить меня внутрь безлюдного двора.

Ни одного прохожего, спешащего домой, ни одного охранника, ни голосов, ни лиц – вокруг меня была пустота, и только коридор из припаркованных машин.

Я докатился до подъезда, поставил мотоцикл на подножку и быстрым движением заглушил мотор, которым я и так уже успел здесь прилично пошуметь. И принялся снова ждать, но это ожидание было приятным.

Мы всегда кого-то ждем, ждем своих женщин, ждем место на парковке или свободную кассу, мы ждем очередной выпуск новостей или новое телешоу, мы постоянно находимся в режиме ожидания, и если подсчитать всё это время, то оно окажется ровно половиной нашей жизни.

Она вышла из своего подъезда, как и обещала, ровно через пять минут, и если бы я стоял дальше, я бы ее не узнал. Это была совершенно другая Виктория, без каблуков и красивого платья, оставившая свой статус за дверьми своего офиса, ко мне шла невысокая девушка в мотоциклетной бело-голубой куртке, голубых порванных джинсах и белых мотоботах. Её черные волосы были убраны в хвост, а красочный шлем, висящий как лукошко в руке, даже со стороны выглядел огромным.

– Не заждался? – спросила она, уже стоя рядом со мной и укладывая шлем на моё сиденье.

Тогда я увидел совершенно незнакомую мне девушку, и такое перевоплощение немного меня обезоружило.

Вся тактика поведения, написанная на нескольких листках в моей голове, за мгновение была скомкана и выброшена в урну, и теперь мне надо было писать всё заново.

– Не успел, – ответил я, с видом глупого школьника зависнув вновь.

Она стояла напротив и улыбалась, поймав мое выражение лица, в котором легко читалось изумление, а два синих моря её глаз блестели в этом искусственном свете, не отрываясь от моих.

В тот момент я поймал себя на мысли, что хочу сделать шаг навстречу к ней и прикоснуться к её губам, но это была бы ошибка.

– Куда поедем? – будто прочитав все мои мысли и остановив их дальнейшее развитие, спросила она, сделав короткий компрометирующий шаг.

Этот маленький шажок в мою сторону повесил между нами молчаливую паузу, в которой я теперь выжидал, что будет дальше, и сделает ли она еще один шаг, или, напротив, отодвинется назад. Но вопреки моим ожиданиям, она оставалась неподвижна.

– А куда хочешь ты? – перекладывая этот выбор на её хрупкие плечи, спросил я, оборвав эту тишину и нерешительность.

Она на секунду задумалась, переведя свой взгляд от моих глаз куда-то вверх, и посмотрев на засыпанное звездами темное небо, заулыбалась своим мыслям.

– Куда хочу я? – повторила она мой вопрос вновь, игриво заглядывая в мои глаза. – Об этом я обязательно тебе расскажу, но в другой раз, а сейчас, давай просто поедем, и дорога нас обязательно куда-нибудь приведет.

В тот момент я бы многое отдал, чтобы хотя бы на секунду заглянуть в её мысли и прочитать их все, увидев то сказочное место, о котором она мечтала, но, к сожалению или к счастью, у нас нет этого дара, и нам остается только догадываться.

– Согласен, – кивнул я. – Дорога всегда нас куда-нибудь приводит.

– Ну что, мы едем? – оборвав эту начавшуюся философию и вновь посмотрев на меня, спросила она.

– Да, конечно. Собирайся.

После этого легкого приказания, она еще раз взглянула на меня уже оценивающим взглядом, и перевернула свой шлем, из которого достала подшлемник и перчатки.

Отвернувшись от меня, она стала облачаться, и мне ничего не оставалось, как сделать то же самое.

Надев шлем и обойдя мотоцикл, она наклонилась к зеркалу и быстрым движением пальцев выпрямила линию подшлемника. Только после этого отточенного обряда, она вновь повернулась ко мне и еле слышно сказала:

– Я готова.

Увидев ее глаза в разрезе разрисованного шлема, я замер в оцепенении, утратив способность говорить. Сомнений не было, это была она.

Я увидел ее первый раз около года назад, встретившись взглядом в тот прохладный вечер осени, когда вокруг нас было множество мотоциклов. И не решившись остановить ее, я ее потерял, продолжая думать о ней, мечтая о новой встрече. Да, это была именно та девушка, из шумного заведения под названием «Церковный сторож», что исчезла, сев на спортивную шестисотку, не сказав мне своего имени.

Но теперь я его знал, ее звали Виктория, и глаза цвета синего моря сейчас смотрели на меня так же, как и тогда.

Странная штука эта наша жизнь. Проделывая с нами такие совпадения, давая и забирая самое дорогое, знакомя и разводя по разным дорогам самых близких, она всё это делает не ради своей забавы, а ради того, чтобы каждый понял свой смысл в каждом ее дне, и в конечном итоге нашел самого себя.

Эмоции, вперемешку с теми минутными воспоминаниями, захлестывали меня, мне хотелось прокричать: «Я нашел тебя!», но если бы я тогда поступил именно так, ничего, кроме испуга, я бы не увидел.

Мне было интересно, а помнит ли она ту встречу, или для неё она уже давно затерта тысячами других? А может, я ошибся, и она просто похожа на ту, кого я не смог забыть, даже не зная?

Множество вопросов и маленькая доля сомнений рвались из меня наружу, но я усмирил их, не давая им снова стянуть с меня шлем, ведь они так легко могли всё разрушить.

Я уселся на мотоцикл, почувствовав, как Вика отщелкнула задние подножки, выровнял его и зажал передний тормоз. Еще мгновение и эта маленькая хрупкая девушка движением гимнастки перекинула ногу через хвост и оказалась позади меня. Прижав свои колени к моему телу и обхватив меня руками, она уткнулась в мое плечо своим шлемом, показывая мне, что готова ехать.

А готов ли был я?.. Готов ли был я узнать её, влюбляясь в каждую черточку её лица, в её запах, в теплоту её тела? Готов ли был я подпустить ее ближе к своей душе?.. Готов ли был я измениться ради нее?

Тогда я этого не знал, ведь образ, который нарисовал мой разум, единожды повстречав эту незнакомку, был мне дорог лишь в моих мечтах, а теперь она сидела за моей спиной, прикасаясь ко мне и сжав мою спину так, что я мог почувствовать, как бьется ее сердце.

Я повернул ключ и, не задумываясь, тронулся в сторону своего будущего, где до этого момента не было места ни для кого, кроме меня, где моя история ушла в новый поворот событий, приведших меня к этому рассказу.

Я выехал на Кутузовский проспект, так и не найдя в своей голове того места, где было бы красиво и немноголюдно, как вдруг я вспомнил о том, откуда всё началось, и направил свой мотоцикл на ВДНХ.

Там, где днём было не протолкнуться, а ночью всё исчезало, прикрываясь огромными черными воротами, нас ждали пустые лавочки и тишина, и это было единственное, чего я хотел в тот момент.

Я знал, что на эти ворота вешаются огромные замки только для отвода глаз, и за ними легко найдется место для нас троих.

Всю дорогу Вика сидела как опытный пилот, ни разу не помешав мне управлять мотоциклом, и ни разу не постучав мне по бокам, даже когда скорость переваливала за двести. Сливаясь со мной и моим мотоциклом воедино, она оставалась неподвижной, и я чувствовал её крепкие объятия сквозь пластиковые пластины своей защиты всем своим телом.

Мог ли я подумать об этом днём, сидя напротив той недоступной особы?.. Мог ли я подумать, что её платье сменит мотокуртка, и она прижмется ко мне?.. Мог ли я предугадать этот вечер?..

Нет, еще несколько часов назад я этого не знал, и то, что было для меня, казалось, невозможным, сейчас стало реальностью.

В ту ночь я не ошибся, и ворота ВВЦ были всего лишь прикрыты. Преодолев этот мнимый рубеж и поймав изумление Виктории, через несколько минут мы оказались на опустевшей территории, где заасфальтированные дорожки были усеяны одинокими лавочками, над которыми свисали зеленые листья деревьев. Монотонно бурча двигателем, я устремил свой мотоцикл вглубь, и проехав до первого поворота, остановился, скрывая нас от ненужных глаз.

– Как тебе такое место? – спросил я Вику, стягивая с себя шлем.

– Классное, – с застенчивостью и какой-то опаской ответила она. – Я тут пару раз всего была, – и, оглядываясь по сторонам, добавила. – А разве ночью здесь можно находиться?

– Нам можно, – с уверенностью, что наш ночной визит сюда остался никем не замечен, произнес я. – Единственный минус – отсутствие доброй тети с лотком сахарной ваты.

– А откуда ты знаешь, что я люблю сахарную вату? – усевшись на скамейку и полностью расслабившись, сдвинула брови Вика. – Я тебе об этом еще не успела рассказать.

– Сам догадался.

– Значит, догадливый, – прищурив глаза и пытаясь состроить гримасу пойманной на чем-то хулиганки, продолжила она. – И о чем ты еще догадался?

Говорить ей о своих догадках, и о том, что я вижу в ней, было совсем не нужно, и я решил отшутиться.

– Еще о том, что ты любишь смотреть комедии в присутствии симпатичного молодого человека, который своим видом если не распугает, то точно привлечет половину кинотеатра – Это ты про себя? – понимая, что я имею в виду появление экипированного мотоциклиста в общественных местах, рассмеялась она.

– И про тебя, – решив, что смысла скрывать свою симпатию нет, ответил я, пытаясь уловить в её взгляде согласие на поход в кино.

Но темная улица с ее редкими тусклыми ночниками и опущенная перед ними листва, скрыли от меня то, что я так хотел увидеть.

– Самоуверенно, – констатировала Виктория и многозначительно добавила. – Думаешь, соглашусь?

В следующую секунду я вновь увидел ту, с кем днем сидел над кипой бумаг, ту, которая такое предложение расценила бы как минимум нахальным.

– Думаю, да, – уверенно произнес я, потому что с резко изменившейся серьёзной Викторией мог разговаривать только серьезный, уверенный я.

– Я согласна, – вновь улыбаясь, как будто и не было этой деловой секунды, немного смущенно ответила она.

Только тогда я понял, что передо мной обычная девушка, показывающая всем свой холодный взгляд, с безумной теплотой внутри, добраться до которой она позволит лишь тому, в чьих глазах увидит то же самое. Ведь каждый любит только себя и способен по-настоящему полюбить лишь себе подобного, а остальное – это просто очередное увлечение, способное на перерождение в привычку.

Тогда я так и не осмелился задать ей вопрос, с которым отъехал от ее дома, и так и не спросил, есть ли у неё мотоцикл, и откуда такая подготовленность к двум колесам, тогда, с каждой минутой, проведенной вместе, эти вопросы становились менее важными, и я просто наслаждался. Мы сидели на обшарпанной лавочке, укрытые пышными кронами деревьев, и разговаривали обо всем, что приходило в голову: о кино и книгах, о театрах и ночных клубах, о своих путешествиях и о тех людях, которые окружают нас в жизни. Серьезность в ее глазах сменялась улыбкой на мою очередную шутку, а молчаливое внимание сменялось её смехом, который, мне казалось, я знал всю свою жизнь. Нам было хорошо вместе, и мы оба это понимали, и оказавшись на этой безлюдной площади без ярлыков и статусов, мы просто радовались жизни и тому, что с ней сейчас происходит.

Растворяясь в глазах друг друга, мы не заметили, как к нашему городу подобрался рассвет, и чтобы не быть застигнутыми врасплох выспавшимися сторожами, мы удалились обратно, громко заявив о себе нашему ночному парку, в котором мы провели всю ночь, ни разу не посмотрев на часы.

Проносясь обратно в сторону ее спящего дома, я чувствовал, как ее тело еще сильнее прижимается ко мне, и это чувство было великолепно – мне не хотелось останавливаться. Но плюс, который тем вечером превратился в минус спортивного мотоцикла в том, что как бы ты медленно ни ехал, через несколько минут ты будешь в желаемой точке. Так и случилось, и через несколько минут мы вновь стояли около ее подъезда, сняв с себя защитные шлемы.

Я никак не мог решиться, боясь испортить то, что уже было между нами, и переступить через невидимый барьер, который отделял нас с расстоянием в метр, ведь только он мешал мне прикоснуться к ней. Всё и так было понятно без слов, без умных цитат, без игры во взглядах, без ширм и масок, ведь я был самим собой, а она была той, которую знали только её близкие.

Первую половину шага сделала она, и вечером я это расценил как выпад, как маленькую провокацию, но сейчас я понимал, что был не прав, и мне оставалось только закончить этот приятный путь.

Вы хотя бы раз находились в полуметре от того, к кому вы хотели приблизиться больше всего на свете? Что вы чувствовали в тот момент?.. Возбуждение?.. Легкую дрожь?.. Непреодолимую тягу?.. А может быть, страх?..

Я думаю, что человек, хоть раз испытавший эти чувства вместе, вперемешку с частыми ударами сердца, никогда этого не забудет, ведь это великолепно. Наверно, это и есть то, ради чего стоит прожить целую жизнь, и этот момент истины, когда всё вокруг перестает существовать, а секунда длится целую вечность, становится для нас самым важным из того, что есть на этом свете.

Той ночью все эти чувства испытывал я, не веря тому, что эти слова могут существовать вместе. Но оказалось, что это так, и вокруг меня не было больше ни домов, ни звуков, никого вокруг, я видел только ее, а все остальное было не важным.

Как только наши глаза пересекались, я переставал думать о том, кто я, и зачем был рожден, для чего проделал такой, казалось бы, короткий, но в то же время сложный путь, и почему не встретил ее раньше.

Все случается тогда, когда мы к этому готовы, и, значит, я, делая все свои многочисленные выборы, привел себя к ней, чтобы испытать эти чувства.

Я сделал шаг вопреки всему, что ждало меня дальше, ведь желание почувствовать её было намного сильнее желания оставаться таким, каким я был. Я всегда был с кем-то, и в то же время я был один, не умея грустить, когда этот кто-то исчезал из моей жизни. Но теперь все изменилось, и я чувствовал эти изменения каждой частичкой своего тела.

Та, кто стояла передо мной, была другая, и с каждой минутой, проведенной с ней, я понимал, что начинаю зависеть от её улыбки, от её взгляда, от её смеха и нахмуренных линий бровей, я начинал зависеть от человека, которого я никогда не знал, но которого хотел познавать каждый новый день, не думая, что будет дальше.

«Решение принято, а дальше будь что будет… – промелькнула последняя мысль перед моим шагом… – Исчезнет, значит, так должно было быть… ну а если останется, я постараюсь сохранить этот свет, бьющий в моей груди…»

Шаг, и я наклонился к ней, обхватив её узкую талию руками и ощущая её приятный запах, на секунду застыл, пытаясь разглядеть в её глазах ответ.