Текст книги "Между двух войн"

11

Франсуаз склонилась над дервишем, чье тело бессильно распростерлось на треугольном паланкине.

– Он будет жить, – сообщила она. – Надо только восстановить силы.

Жрицы Розового храма окружили меня. Их теплые пальцы касались моей груди, гладили по лицу. Голубые одеяния девушек вблизи казались воздушными. Они открывали каждый изгиб обнаженных тел.

– О, прекрасный эльф, – проговорила одна из красавиц.

Золотая диадема, возлежащая на ее голове, выдавала в ней верховную жрицу.

– Мы обязаны оказать тебе почести…

Она взмахнула рукой, и остальные девушки расступились. Они продолжали ласкать меня, но стояли теперь по бокам.

Верховная жрица провела рукой по моему подбородку.

– Можно прямо здесь,… – проворковала она.

Красавица отшатнулась, когда в горло ей уперся кончик меча.

– Трахнитесь лучше с бычками, девочки, – произнесла Франсуаз.

Жрицы Розового храма не спешили. В силу своей профессии, они нередко встречались с ревнивыми женами и любовницами.

– Ты тоже можешь присоединиться к нам, сероглазка, – ласково произнесла верховная жрица. – Тебе понравятся наши ласки.

– «Тебе понравятся наши ласки», – передразнила Франсуаз, хлопая по столу деревянной кружкой. – Это бордель какой-то, а не город.

– Ты едва не порубила их на части, – проговорил я. – Френки. Ты такая неконтактная.

– Неконтактная? – Франсуаз взвилась так, что остальные посетители таверны стали на нас оглядываться. – Я должна была трахаться с шестью шлюхами – это значит, быть контактной?!

– Френки, – произнес я. – Но стоило ли махать мечом. Ты напугала их до полусмерти. Можно было просто дать пару оплеух.

– Они только этого и ждали, – мрачно процедила красавица. – Видел, как они смотрели на хлыст на моем поясе.

– Что делать, Френки, – вздохнул я. – Ты пробуждаешь в людях самые низменные эмоции.

Девушка пнула меня ногой под столом.

– Как ты закрыл астральную щель? – спросила она. – Дервиш чуть копыта не откинул, а все равно не смог.

– Я эльф, – произнес я.

Франсуаз отхлебнула из кружки, ожидая дальнейшего, но я не стал ничего больше говорить.

– Это – все? – спросила она.

– Этого достаточно, – заверил я.

– Майкл, – Франсуаз склонила голову, рассматривая меня. – Хлыст все еще при мне.

Я полуразвел руками.

– Как я могу объяснить то, что происходит само собой. Просто я могу закрывать двери между мирами – и все. Я не служу Свету, я вообще никому не служу. Моя душа мне не принадлежит. Я отказался от всего, что мог иметь, ради того, что хотел иметь. Закрывать двери для меня так же естественно, как для тебя хлебать эту неимоверную гадость.

Франсуаз ткнула нос в свою кружку и помотала головой.

– Нет, Френки, он нас не узнает, – произнес я.

– Все равно, – упрямо ответила девушка. – Мы должны пойти к нему и спросить, вместо этого – маскарада.

Франсуаз с отвращением дернула за край купеческого платья.

– Да, – подтвердил я. – Молотить его головой об алтарь, пока он не расколется. Дервиш, его череп или алтарь. Он нам не скажет, сколько ног у собаки, если его не обмануть.

– Только обманывать ты и умеешь, – прорычала девушка.

В глубине души Франсуаз понимала, что я прав. Это и было причиной ее негодования.

Я всегда прав; порой я сам немного от этого устаю.

– Дервиш потерял сознание прежде, чем мог нас увидеть. Жрицы давно в своем храме, на коленях перед прихожанами. Нас могут узнать разве что священные буйволы.

– Пусть попробуют.

Услышь божественные быки, каким тоном произнесены эти слова, они сами содрали бы с себя шкуру и запеклись на вертеле.

Веселый народ вновь толпился на широких улицах Курземе. Ужас, охватывавший их несколько часов назад, прошел так же быстро, как свежий ветер проносится над шпилями минаретов.

Жрицы Розового храма позаботились о том, чтобы вернуть дервиша в его покои. Останавливаясь на площадях, люди рассказывали друг другу о случившемся, расцвечивая свои истории все новыми подробностями. Детали эти были тем более невероятны, что почти никто не видел, как разворачивались события.

– А потом земля разверзлась, – с жаром рассказывал торговец сладостями. – И высыпли из нее всадники – все в золоте, а вместо глаз у них были жуки – вот такие огромные.

Прохожие, обступившие его прилавок, завороженно кивали головами. Не пройдет и пяти минут, как кто-нибудь из них станет пересказывать эту побасенку, переиначив ее на свой лад.

– Дервиш узнал в тебе демона? – спросил я.

Франсуаз презрительно изогнула губы.

– Они всегда говорят, что могут это. Но еще ни один священник не мог отличить меня от дочери Света, если я сама не хотела. Нет, Майкл – он ощутил, как раскрывается астральная дверь.

Ответ девушки понравился мне еще меньше, чем знакомство с ее семьей.

– Это плохо, помадка, – проговорил я.

– Почему еще?

– Френки. Астральная дверь открылась в тот миг, когда мы дервиш поравнялся с нами. А не могла ты это вызвать?

Франсуаз терпеть на может, когда я предполагаю, что в какой-либо неудаче есть ее вина.

Но, право, не моя же.

– Все, что я могу вызвать, так это твою эрекцию, – прорычала девушка. – Что я, дура. Будь хоть один шанс, что такое возможно – стала бы я рисковать.

– Нет, – согласился я. – А про дуру я подумаю.

12

Грифоны, раскрывающие крыла, охраняли подножие минарета. По всей видимости, делали они это не слишком усердно. Добрая половина скульптур, которыми обросла парадная лестница, были разрушены, и только знание берберского королевского стиля могло подсказать, кого изображали обсыпавшиеся торсы.

– Дервиш-то жадничает на ремонте, – произнесла Франсуаз с веселым злорадством.

– Это не совсем так, Френки, – проговорил я. – Когда колдун впадает в мистический транс, он не только накапливает магическую силу. Одновременно он разрушает структуру своего организма. Более могущественные волшебники, как дервиш, черпают энергию не в себе, а в окружающих предметах. Тысячи памятников искусства погибли, разрушенные таким образом… Попутно достается и минарету.

– Вот как.

Франсуаз, проходя мимо, щелкнула пальцами по изображению крылатого пса. Голова невезунчика отвалилась, и погромыхала вниз по ступеням.

– Упс, – произнесла девушка, и сделала вид, что это не она.

Толстый бегемот встречал нас у раззолоченных дверей. Жирные телеса слуги прикрывала лишь тога, крепящаяся на одном плече; и ей следовало быть усердней в этом занятии.

– Не знаю, сможет ли великий дервиш принять вас, – проговорил бегемот. – Он так истощен, и погружен в полуденную медитацию.

Не говоря ни слова, Франсуаз вынула из-за пояса круглую золотую монету. Девушка вручила ее бегемоту, прижав койн ладонью к его отвисающему брюху.

Демонесса сделала это так энергично, что чуть не прошибла гиппопотаму желудок. Желудочный сок вскипел у бедняг так, что чуть не полился изо рта. Франсуаз отодвинула бегемота, слово то была дверь, и прошла мимо.

– Прости, приятель, – проговорил я лакею. – Тебе еще повезло. Она могла врезать и без монеты.

Изнутри минарет выглядел так, словно над ним потрудились скальные термиты. Глубокие щели прорезали его стены. Плиты пола покачивались, стоило наступить куда-нибудь, кроме как точно в их середину.

Одна из залов, сквозь которые мы проходили, когда-то была мозаичной. По следам, оставшимся на сером цементе, я определил, что она изображает казнь последнего из принцев Карпашских. Значит, минарет был выстроен не дольше, чем пять лет назад.

Дервиш сидел в просторных покоях; если в других помещениях и оставались какие-нибудь предметы мебели, то здесь их не было вовсе. Единственное исключение составлял треугольный топчан, в точности повторяющий форму паланкина.

– Эти люди пришли просить вас о помощи, господин, – произнес слуга. – Они приехали издалека, чтобы повидать вас.

Гиппопотам не мог этого знать, поскольку мы не принесли с собою багажа с наклейками. По всей видимости, Франсуаз придала ему живости.

Правда, я не мог быть уверен – благодарить за это монету или удар в живот, поэтому чуть было не предложил поставить несколько экспериментов.

Глаза дервиша раскрылись. Они растворялись с трудом, словно были то тяжелые врата, и вели они в совершенно иной мир, нежели окружал святого учителя.

– Вы хотели видеть меня? – спросил дервиш.

Проговорил он это таким тоном, словно собирался добавить: «Ну вот, посмотрели – а теперь валите».

Франсуаз положила мне руку на плечо – так показывают маленького котенка.

– Мы приехали из Эль-Канары, – произнесла она. – Я – Мармеладия из семьи Джерада, мы купцы. А это – мой брат, Хусейн.

Я энергично закивал головой, желая развеять все сомнения, если таковые окажутся.

Завершив процедуру представления, Франсуаз подошла к дервишу и уселась на его топчан с той бесцеремонностью, которая не подозревает о существовании приличий.

Дервиш отодвинулся; никто не должен был устраиваться на его священном ложе, но святой учитель был слишком хорошо воспитан, чтобы делать замечания. Тем более, речь шла об иноземке, не знающей его обычаев.

– Мой брат связался с демоном, – продолжала Франсуаз.

Она подтолкнула дервиша локтем.

– Вы же знаете, как это бывает. Увидит парень красивую мордашку – и раз, его мозги проваливаются в штаны. Я-то тоже хороша; должна была с первого раза просечь, что это за штучка.

Франсуаз прищелкнула пальцами.

Я не мог не признать, что Франсуаз великолепно изображает богатую купчиху, каковы они бывают на Пальмовых берегах. В глазах дервиша читалось: «Если не от демона, то от сестрицы этого беднягу точно надо спасать».

– Короче, одно за другим, и вот он остался без души. Спрашивается, как вернуть ее назад.

Дервиш постарался принять позу медитации. В ней он чувствовал бы себя более комфортно, а в обществе Мармеладии это было ему необходимо. Но данное положение требовало всего топчана, и святому отцу пришлось отказаться от своей затеи.

– Вам необходимо просто попросить ее, – проговорил он.

Он обращался не к Франсуаз, а ко мне.

Люди воспитанные, обладающие врожденным аристократизмом, всегда безотчетно поступают так.

– Вы должны помнить, что душа принадлежит вам. Кому бы вы ее не отдали, вы можете вернуть ее, в любой момент. Вам надо только этого захотеть.

Франсуаз мрачно взглянула на меня, как смотрят на семейного оболтуса.

– В том-то и беда, – произнесла девушка, не оставляя у дервиша сомнений, что говорить с ним будет она. – Он-то хочет от нее избавиться, да силы воли ему не хватает. Только он базетку эту увидит, как все.

Франсуаз осуждающе поглядела на меня, уперев руку в бок.

Несколько мгновений дервиш хранил молчание. Затем он встал и подошел ко мне, не столько потому, что на самом деде в этом нуждался, сколько желая отдалиться от купчихи Мармеладии.

– Чаще всего, – негромко проговорил святой учитель. – Человек отдает душу демону добровольно. Если он не может вернуть, значит, на самом деле этого не хочет.

Он провел ладонью перед моим лицом.

– Да, – подтвердил дервиш. – У вас на самом деле не осталось души. Очень редко, – продолжал он. – Демоны прибегают к астральным цепям, чтобы удержать человека. Разорвать такую связь невозможно без постороннего вмешательства.

Он повернулся, собираясь вернуться на свой топчан, потом увидел на нем Мармеладию и передумал.

– Я приглашу вас остаться в минарете, – произнес он. – Уединение поможет вам понять, что мешает освободиться от демоницы. Ее кандалы или ваше нежелание.

Он остановился в нескольких шагах от купчихи.

– Седрик проводит вас в ваши комнаты. Они не настолько изысканны, как вы наверняка привыкли.

Последние фразы являлись предложением купчихе, как можно скорее освободить его топчан. Франсуаз встала, взмахивая перед собой пальцами, и засеменила к выходу.

13

Вороная лошадь прокладывала себе дорогу, через заполненные людьми улицы. Всадник почти не заботился о том, чтобы направлять ее. Животное, чья шкура во многих местах была покрыта боевыми шрамами, само умело напугать зазевавшегося прохожего и заставить его уступить путь.

Человек, возвышающийся в седле, смотрел поверх голов людей, и казалось, что его пронзительные глаза видят каждое движение, каждое лицо.

Люди столпились возле разбитого паланкина, словно опушка леса, в котором деревья переговаривались друг с другом и взмахивали ветвями в такт произнесенным словам.

Доррос Бланко подъехал к ним; ни одного человека собравшиеся бы не согласились пропустить, уступив тем самым лучшие места на этом невыдуманном представлении.

Но при виде молчаливой фигуры на вороном коне зеваки почтительно расступались, словно не было у них обязанности почетней, чем уступить дорогу Дорросу Бланко.

Сощуренные глаза охотника за головами окинули городскую улицу. Они скользнули по белым перьям ибисов, испачканным кровью. Золотым шестам, вывороченным из паланкина дервиша. Цветочным лепесткам.

Взгляд его остановился там, где ничего не было. Доррос Бланко соскочил с коня и широкими шагами направился к краю улицы. Люди, стоявшие там, почтительно отступили; Доррос остановился, и руки его приподнялись, проводя по воздухе.

Королевский стражник, что покорно ехал за Бланко от самого дворца, не мог понять поведения наемника. Отчего тот не обратил своего внимания на следы сражения, которое развернулось здесь всего несколько минут назад. Почему не осматривает убитых минотавров. Не задает вопросов очевидцам.

Пальцы Дорроса Бланко замерли в воздухе, и на долю мгновения он выпрямил их, словно стремился коснуться того, чего уже не было перед его глазами.

– Астральная дверь, – пробормотал он. – Кто-то раскрывал ее здесь.

Королевский стражник попытался воспользоваться молчанием наемника, чтобы задать ему какой-то вопрос; но по выражению лица Бланко понял, что лучше хранить молчание.

Речь действительно идет не о простой краже из королевского дворца, думал Доррос.

Но какие бы события не происходили в столичном городе Курземе, в данный момент они его не касались. Для Дорроса Бланко не имело значения, пусть хоть все границы астральных сфер рухнут, и мир наполнится детищами Мрака и Преисподней.

Он выполнял свою работу, и никогда не задавал лишних вопросов – ни миру, что окружал его, ни себе.

Королевский стражник отстал было от него, смешавшись с толпой. Теперь он вновь подошел к Дорросу.

– Я расспросил людей, – проговорил он. – Они видели, что здесь произошло. Правда, показания путанные. Одни говорят, что здесь побывала стая драконьих лягушек, и…

Доррос Бланко опустился на одно колено, перед мертвым минотавром.

– Здесь не было драконьих лягушек, – произнес он.

Королевский стражник в растерянности замолчал.

Рука Бланко коснулась горла убитого человекобыка. Погрузив пальцы в остывающую кровь, он нащупал короткое отверстие от сапфирового сюрикена.

– Франсуаза, – негромко проговорил он. – Значит, ты здесь.

14

– Скоро солнце подойдет к зениту, – произнес я.

Серый песок шуршал между конусами песочных часов. Взглянув на то, сколь быстро перетекает невесомая пыль времени, человек мог подумать, что песка в хрономере хватит от силы на несколько часов. Но минуты склеивались, и невозможно было их разделить; и тогда у наблюдателя, гуляющего в запущенном саду подле минарета, создавалась иллюзия, что песок в часах вечен.

Он заканчивался на исходе дня.

Такова и человеческая жизнь. Вначале кажется, что летит она чересчур быстро; потом человек осознает, что время для него остановилось. С ним ничего не происходит, один день не отличается от другого, и новое утро не приносит с собой ничего, что уже не было бы похоронено вчера.

Потом наступает смерть.

– Солнце поглощает тени, – проговорил я. – Лучшее время, чтобы начать обряд очищения.

Никто не ухаживал за садом, над которым весь день кружила тень минарета, стрелкою солнечных часов. Я не мог представить себе бегемота Седрика, стоящим на коленях возле клумбы.

Кроме него, ни одного человека не встретили мы в доме дервиша; но прямоствольные ирги, тисы и аукубы пышно росли, словно корни их не были погружены в иссушенную почву, лишенную подкормки и влаги.

Сад минарета выглядел, как влажные субтропические джунгли, где воздух пропитан каплями воды, а почва так богата, что воткни в землю копье – и деревянное древко покроется зелеными побегами.

Земля здесь была тверда, словно камень; а воздух, сухой и жаркий, было сложно вдыхать.

Дервиш шел по садовой аллее, и его простые сандалии гладили нежную траву. Рядом с ним следовала девушка; совсем еще юная, она вступила в тот возраст, когда созревающее тело опережает душу и разум, и влечет человека туда, где мечты обращаются в реальность, и теряют свое очарование.

Тело ее, полуобнаженное по обычаям Берберы, уже принадлежало женщине; и по тому, с каким достоинством шла она, покачивая полными бедрами, как несла она свои груди, почти полностью свободные от объятий шелка – я понимал, что кто-то уже открыл в ней женщину и научил ее, что это означает.

Но душа незнакомки была полна смятений. Они приходят к человеку, когда одно колесо его жизни начинает вращаться быстрее других, и нет способа, чтобы вновь выровнять несущуюся колесницу.

Глаза девушки были опущены, плечи поникли. Она шла рядом с дервишем, как ходят сумасшедшие или поэты, глубоко погруженные в мир своих фантазий.

Бриллиантовое ожерелье возлежало на шее незнакомки. Три нити сверкающих диамантов скатывались по смуглой коже, и я знал, что две такие же струи стекают по ее спине.

Девочка не замечала, сколь великолепны надетые на не драгоценности. Сам дервиш возложил их на ее обнаженные плечи, и стремился он не украсить юную красавицу, но защитить ее от сил зла.

Святой учитель приветствовал нас, подняв руку. Девочка, казалось, не видела, что теперь они не одни в саду минарета.

Франсуаз сорвала спелый плод аукубы, и теперь жевала его, изредка вытирая рот тыльной стороной ладони.

– Это Найвая, принцесса Петры, – произнес дервиш. – Простите, что она не замечает вас; ее душа отдана опасному демону, и теперь она не властна над своими чувствами.

– Вы собираетесь провести обряд очищения? – спросил я. – Можем ли мы присутствовать?

– Разумеется, – согласился дервиш. – Я сам собирался пригласить вас.

В руках Франсуаз оставалась только косточка от плода аукубы; девушка швырнула его себе за спину, он скрылся в листьях ирги.

– Ожерелье на ее плечах, – произнес я. – Оно имеет магическую силу?

– Да, – подтвердил святой учитель.

Он положил руку на плечо Найваи, и увлек ее дальше, по аллее заброшенного сада.

– Случайно я обнаружил его в королевской сокровищнице. Признаюсь, наш король Гельминт без особой охоты позволил мне его взять… Но я убедил его, что для принцессы оно значит гораздо больше, чем простая кучка бриллиантов.

Алея, выложенная кусками окаменелой секвойи, привела нас к широкой площадке. Солнечные лучи водопадом низвергались на розовый песок. Тисы росли по краям магического круга, но ни одна крона не отбрасывала в этот час тень в его пределы.

– Хорошо, Найвая, – произнес дервиш. – Теперь стань в середину круга.

Девочка повиновалась ему; голос святого учителя был единственным, что проникало в ее сознание из внешнего мира.

Франсуаз взяла меня за руку.

– Сила обряда очень велика, – негромко сказала она. – Мы воспользуемся этим. Вы войдем в астральный скол, в котором находится Найвая.

Темные глаза дервиша обратились в нашу сторону. Он не мог расслышать нашего разговора, но в его взгляде я прочитал нечто, что могло оказаться недоверием.

15

Невысокая фигура девушки рождала короткую тень, что ползла по золотому песку. Зеркальное солнце, шествующее по небосклону, подходило к точке, в которой путь его переставал вести вверх и начинал спускаться.

Взгляд святого учителя был прикован к тени Найваи. Тонкие пальцы дервиша были подняты перед грудью, и только ничтожная доля дюйма разделяла их кончики.

Зеркальное солнце провернулось на небесах, словно шестеренка часов Вселенной. Руки святого учителя соединились, и тень Найваи исчезла с розового песка.

Вытянутое тело минарета застонало. Бриллианты вспыхнули, окружая шею Найваи сияющим кольцом. Тело девочки стало стремительно темнеть, словно она стояла не на освещенной солнцем площадке, а с каждым мгновением погружалась в ночную мглу.

Дервиш развел руки; мир погас, обратившись в ничто, и лишь тело Найваи озарялось потоками света. Потом солнце возгорелось вновь; но это было уже другое солнце.

Найвая стояла возле черного металлического столба. Изогнутые цепи охватывали ее обнаженное тело. Обручи кандалов сжимали ее запястья. Концы оков погружались в тело принцессы, и, пронзая его насквозь, сливались с черным столбом.

Голова девочки была опущена; из-под полузакрытых глаз не пробивалось ни лучика взгляда. Пурпурная воронка кружилась в воздухе, высоко над головою Найваи. Она круглилась, уходя в бесконечность – то жизненные силы покидали плененную девочку, насыщая демона.

Смрадное болото раскинулось вкруг черного столба. Гниющие широкие листья плавали на его поверхности. Маленькие уродливые гекконы ползали по ним, и их тройные хвосты свешивались в мутную воду.

Темные листья поднимались из глубины болота. Они толпились на редких участках твердой земли, и изгибались над неподвижной водой.

Время от времени пузыри болотного газа поднимались к поверхности топи; они лопались с чавкающим, утробным звуком, и троехвостые гекконы прятали голову под кожаный панцирь.

Франсуаз направилась через болото. Ее целью был черный столб, с прикованной к нему Найваей. Стройные ноги демонессы безошибочно выбирали безопасный путь. Мутная вода булькала, проваливаясь озерцами в мягкой земле, и заливала сапоги из крокодиловой кожи.

Гекконы поднимали головы, и сдавленно шипели, провожая демонессу взглядами выпученных глаз. Франсуаз пнула одного из них, раздавив ящерице череп.

Человеческий крик вырвался из пасти умирающего геккона, и кровавая лужа растеклась под ногой девушки. Более от твари не осталось ничего – ни костей, ни кожи.

– Не надо было болтаться под ногами, – бросила Френки.

Увидев смерть своего товарища, троехвостые ящерицы заскользили в воду. Пузыри болотного газа заспешили к поверхности топи, словно в ответ на их бегство.

Франсуаз остановилась возле черного столба. Найвая не реагировала на наше приближение. Тонкие пальцы демонессы пробежали по телу девочки, но прикованная даже не шевельнулась.

– Астральные кандалы, – произнесла Френки. – Скверно.

– Почему Найвая не освободилась сама? – спросил я. – Она ведь этого хочет.

– Все сложнее, – ответила Франсуаз. – Она девочка. Желания еще не слились с ее волей. Ей легко управлять.

Демонесса упала на колени, и ее рука глубоко опустилась в мутную топь болота. Плечо девушки коротко дернулось, и Френки торжествующе засмеялась.

– Ага! – воскликнула она.

Девушка вытащила из болота ящерицу, удерживая добычу сразу за два хвоста. Геккон извивался, и его желтые, усеянные черными пятнышками глаза широко раскрывались.

– Хотел прогулять уроки, – произнесла Франсуаз.

Размахнувшись, она размозжила череп геккона о черную темноту столба. Алые брызги разлетелись вокруг демонессы, словно она раздавила бурдюк, полный крови.

Голубые молнии пробежали по металлу цепей, и, шипя, растворились в них.

– Мы нашли того, кто пытался раскрыть астральную щель, – произнес я.

– Когда я его найду, – произнесла Франсуаз.

Девушка медленно обернулась вокруг себя, устремив взгляд в свинцовое небо.

– Я его убью.

Океан брызг поднялся над темным болотом. Тысячи дрожащих капель вырвались из поверхности топи и, вздрогнув в холодном воздухе, вновь растворились в ней. Ледяная влага коснулась моего лица.

Плоская, покрытая тяжелым панцырем голова показалась из глубины болота. Она была размером с добрую лошадь, а тело твари все еще оставалось скрытым под темной водой.

Череп чудовища удлинялся вперед, и два маленьких глаза виднелись в отверстиях панцыря. Круглые, темные, не имеющие зрачков, они не знали не только разума, но даже простых эмоций.

Это был зелифон – гигантская панцырная многоножка, обитающая в болотах Мрака и питающаяся человеческой беспомощностью.

Троехвостых гекконов выбросило из болота одновременно с водой. Они кувыркались в воздухе, словно господь внял их молитвам и наделил их крыльями. Франсуаз поймала одного из них за хвост и швырнула в голову зелифона.

Туловище чудовища начало показываться из болота. Позади черепа панцырь твари более не был сплошным. Он состоял из длинных, поперек всего тела, щитков. Каждый из них прикрывал пару коротких, выгнутых лап, и соединялся с соседним подвижными суставами. Длинное тело монстра могло изгибаться, словно древесная ветвь.

Геккон вращался в воздухе, растопыривая хвосты и лапы. Он был похож на огромную снежинку. Ящерицу ударило о прочный череп монстра, и разнесло на тысячи кровавых капель.

Правый глаз зелифона был теперь залит кровью. Монстр остановился, не в силах сразу сориентироваться в пространстве.

– Что, – воскликнула Франсуаз. – Не протер одну фару?

Треххвостые гекконы спешили вернуться под защиту болота. Франсуаз с силой подфутболила одного из них, и верещащая ящерица полетела в сторону гигантского чудовища.

Кровавое пятно закрыло второй глаз зелифона. Огромная сороконожка хлопнула головой о поверхность воды, поднимая широкие волны.

Франсуаз разбежалась и вспрыгнула на спину твари. Из оружия девушка имела только короткий клинок. Демонесса вонзила его в шею чудовища, между первым из щитков и плоской головой.

Короткие лапы сороконожки забили по темной воде.

– Я открою тебя, как консервную банку, – пообещала девушка.

Один удар, даже нанесенный в шею, не смог бы убить огромное чудовище. Но Франсуаз не вытаскивала кинжала. Упав на колени, она обхватила рукоятку ножа обеими руками. Девушка пропарывала длинную рану, взрезая зелифона поперек всей шеи.

Гигантская сороконожка была обречена. Но она все еще пыталась бороться. Тело чудовища начало погружаться. Он мог увлечь Франсуаз на самое дно топи, где водились другие, гораздо более опасные твари.

– Куда же ты, – процедила Франсуаз, вгоняя кинжал все глубже. – Мы не так знакомы, чтобы купаться вместе.

Мутная вода окатила голову зелифона, и смыла кровавые пятна с его глаз. Я встретился взглядом с чудовищем, и приказал ему остановиться.

Другое существо не поддалось бы моему внушению, когда речь шла о его жизни. Но огромный зелифон был слишком примитивен, чтобы сопротивляться. Невыносимая боль сделала его восприимчивым к моим командам.

Я заставил его оставаться на уровне воды. Франсуаз коротко засмеялась, когда ей удалось перерубить твари шейные сухожилия. Тело чудовища сотрясалось от боли, и непрерывная завеса брызг вставала над темным болотом.

Франсуаз вогнала кинжал глубоко под череп зелифона. Девушка налегла на рукоятку, и верхняя пластина панцыря отошла, с глухим скрежетом.

– Прости, бедняжка, – произнесла девушка. – Придется покапать тебе на мозги.

Мозг чудовища был теперь обнажен. Темно-коричневый орган раздувался и опадал, и потоки крови омывали его. Толстые стебли нервов подходили с разных сторон к головному мозгу.

– Мальчонка, – произнесла Франсуаз, рассматривая его вскрытую голову. – А если я тебя кое о чем попрошу?

Демонесса вогнала кинжал в мозг зелифона, на треть длины лезвия. Огромная сороконожка превратилась в бьющийся сгусток боли. Хвост чудовища, вырвавшись из черной воды, описал в воздухе широкую дугу. Треххвостые гекконы разлетались в обрамлении брызг.

Острые пластины венчали тело чудовища. Они вонзились в основание черного столба, и обрубили его. Он обрушился, и пурпурная воронка, что проворачивалась над головой Найваи, начала исчезать.

– Что же, мальчонка, – произнесла Франсуаз. – Достаточно для первого свидания.

Девушка надавила на рукоять кинжала, и короткими взмахами рассекла мозг твари на шесть долек. Поток крови хлынул из разорванных артерий, заполняя черепную коробку монстра.

Зелифон больше не слушался моих команд. Его глазные нервы были перерезаны, а мозг превратился в заготовку для бутербродов. Франсуаз плавно вскочила на ноги и перепрыгнула на островок, где стоял я.

Содрогаясь последними движениями, издыхающий зелифон погружался в пучину топи. Его хвост еще долго хлопал по черной воде, убивая попавшихся под него гекконов.

– Кажется, – обеспокоенно произнесла Франсуаз, вытирая лезвие кинжала. – Я сделала ему больно.