Текст книги "Между двух войн"

16

Черный железный столб глубоко погрузился в болотную почву. Найвая возлежала на нем, и оковы Мрака, размыкаясь, струились по ее телу. Цепи двигались, словно потревоженные змеи. Они выползали из отверстий в ее коже, освобождая ее, и тугие кандалы раскрывались, опадая высохшими лепестками зла.

Я наклонился над девочкой, и мои пальцы коснулись ее лица… Веки Найваи поднялись, и взгляд ее голубых глаз вновь стал небесно-ясным. Это длилось не дольше, чем одно мгновение. Глаза ее сомкнулись, а тело расслабилось, погружаясь в сон.

Тени высоких тисов ложились на розовый песок, позволяя снова обрести спокойствие и уверенность. Найвая распростерлась передо мной, и ее полные груди размеренно поднимались и опускались. Лицо девочки стало безмятежным; а пальцы, свидетели душевного состояния, расслабленно погружались в нежные волны песка.

Дервиш смотрел на Найваю, взглядом обеспокоенным и собранным. Врач, наблюдающий за только что излеченным пациентом, он не позволял радости замутить его разум.

– Седрик, – негромко позвал он.

Одетый в короткую тогу бегемот появился из садовой аллеи. Он стоял там все время, пока проходил обряд очищения, и ждал, когда дервишу потребуется его помощь.

Святой учитель поднес смуглые пальцы к лицу Найваи, но не дотронулся до нее; его узкая ладонь проскользила над телом девочки.

– Отнесите ее в покои, Седрик, – произнес дервиш. – Она проспит два или три дня.

Не говоря ни слова, бегемот опустился на колени перед девочкой. Его огромные лапы бережно обхватили Найваю. Седрик поднял ее, словно она была невесомой. Только теперь бесстрастное лицо бегемота сменило выражение. Он смотрел на девочку с трогательной заботой, и что-то бормотал ей, на наречии северных гиппопотамов.

Дервиш отряхнул ладони, сбрасывая с них пуль астрального скола. Его темные глаза смотрели вслед удаляющемуся бегемоту.

Лишь когда буйные заросли ирги скрыли Седрика от наших взоров, святой учитель обернулся к нам. Взгляд его стал острым, без того худое лицо очертили жесткие складки.

– А теперь, – произнес он. – Объясните, кто вы, черт возьми, такие.

Лицо Франсуаз стало мрачным. Словно грозовая туча нависла над прогневавшим ее миром, готовая разразиться молниями и раскатами грома.

Дервиш собирался повторить вопрос, но он не успел этого сделать. Стремительным движением демонесса выхватила кинжал, и высоко стоящее солнце скатилось лучами по острому клинку.

Черты святого учителя застыли, вздрагивая капельками пота. Франсуаз подцепила лезвием свое платье, у горла, и вспорола материю до подола.

– Наконец-то, – произнесла девушка, выступая из разрезанного платья.

Толстая ткань опала за ее спиной, вздымаясь холмами буфов. Красавица вновь оказалась в куртке из кожи дракона, и коротких полуштанах. Единственное, чего недоставало ее облику – заплечных ножен с обоюдоострым мечом.

– Я – демонесса Франсуаза, – сказала она. – Это эльф Майкл. У нас свои счеты с вашим похитителем душ.

Лицо дервиша было сухим, как осенний лист, что остается на облетающем дереве и, искривившись и застыв, ловит первые снежинки зимы.

– Значит, вы – демон, – произнес он.

Взгляд, которым он окинул девушку при этих словах, лучше слов говорил: «Ничего удивительного».

Дервиш не был фарисеем; он не производил впечатления человека, падкого потакать толпе. Чувство долга было единственным, что он позволял себе испытывать, не заглушая в часы медитаций.

Франсуаз не нравилась дервишу не потому, что оказалась демоном; она ему не нравилась.

– Демон не может войти в святой минарет, – произнес дервиш. – Если его не впустят.

Слова учителя были констатацией; но прозвучали они иначе. «Вас впустили, – говорил дервиш. – А теперь извольте уйти».

Франсуаз дьявольски красива, и умеет быть настолько очаровательной, что сердца людей градом сыплются к ее ногам. Но у девушки свои представления о том, что значит не отступать от своих принципов. Поэтому Френки нередко оказывается нежеланным гостем.

Иногда я думаю, что сам виноват в таком ее поведении. Мне следовало объяснить Франсуаз, как ведут себя благовоспитанные девочки. Меня останавливает лишь то, что сам я тоже никогда не кривлю душой, чтобы кому-то понравиться.

Нелюбезность дервиша не обескуражила демонессу. Сбить с толку ее вообще сложно, а если что, она всегда может выбить собеседнику пару зубов.

– Вы могли сразу провести обряд очищения, – произнесла она. – Когда девочка только оказалась у вас.

Френки мало беспокоило, что она проникла в священный минарет обманом. Она ни минуты не сомневалась, что имеет полное право потребовать у дервиша объяснений.

Дервиш понимал, что такого права у нее нет. Но, будучи человеком порядочным, он не мог ей этого сказать.

– Девочку привезли ко мне слишком поздно, – хмуро произнес он.

Святой учитель знал, что в произошедшем нет его вины; но он не мог не чувствовать ее.

– Я должен был погрузиться в транс, чтобы собрать необходимую силу.

– На девочке был астральный ошейник, – произнесла Франсуаз. – Я поняла это по тому, что вы надели на нее ожерелье. Это как повязка на ране. Почему вы не использовали ошейник против демона?

Я не мог с уверенностью судить, какие чувства испытывал святой учитель к демонам до того, как повстречал Франсуаз. Но я не сомневаюсь, что теперь его мнение сильно ухудшилось.

– Госпожа Франсуаза, – произнес он. – Я не разделяю предубеждения против демонов. Хотя они свойственны большинству людей и даже некоторым из моих коллег.

Воспитанный человек понял бы, что написано между строк. «Но тем не менее, – говорил дервиш. – То, о чем вы спрашиваете – не ваше дело».

Френки не воспитана.

– Я полагаю, у вас больше нет этого ошейника, – произнес я.

– Да, – сказал дервиш.

Он весьма охотно помог бы мне избавиться от Франсуаз. Но, раз уж я настолько глуп, что связался с ней добровольно, то и поделом мне.

– Ошейник исчез из минарета в тот же день, когда Найваю привезли ко мне. Я не знаю, кто взял его. Демон не проник бы под святые стены, без ведома меня или Седрика.

Было очевидно, что дервиш полностью доверяет своему слуге.

– Я подозревал, что демон нанял воров. Я объявил награду каждому, что сможет вернуть ошейник, или хотя бы подскажет, где он находится. Но все было тщетно. Спустя два дня я убедился, что ошейник не попал в руки демона. Я бы это почувствовал. Куда он исчез, я не знал, но не мог больше ждать. Я погрузился в транс, и предполагал пробыть в нем еще две недели.

Пока дервиш рассказывал, Франсуаз бросала на меня осуждающие взгляды, ибо я вмешался в разговор и не дал ей надавить на своего собеседника.

То, что мы получили ответы, в расчет не принималось.

– Вы очнулись, когда я дотронулась до ошейника, – произнесла она, рассматривая свои ногти.

Дервиш встрепенулся, как большая хищная птица.

– Он у вас? – спросил святой учитель.

Большая часть астральных кандалов, удерживавших Найваю, была теперь разрушена. Но, получив в руки ошейник демона, дервиш мог гораздо быстрее победить его.

– Да.

Франсуаз не собиралась делать собеседнику одолжений. Она ответила ему только потому, что и сама собиралась.

– Мы нашли его в…

Я ткнул Франсуаз пальцем, в полуштаны, в точности между крепкими ягодицами. Возможно, джентльмен не должен поступать так с дамой, но Френки не дама.

– В лагере разбойников, – произнесла Франсуаз.

Получилось весьма убедительно. Эти разбойники – они то и дело таскают астральные предметы. Вот сорванцы.

– Как вы понимаете, – произнес я, стремясь скрыть неловкость ситуации.

С Френки мне постоянно приходится это делать.

– Мы не могли обнародовать находку до того, как будем уверены, что она попадет в достойные руки.

– Вы убедились? – спросил дервиш.

– Да, – сказал я.

– В таком случае, принесите мне астральный ошейник, как можно скорее.

Святой учитель развернулся и пошел по садовой аллее, более не взглянув на нас.

17

Король Гельминт сидел перед высоким окном, слушая пение птеродактилей. Пергаментный свиток находился в руках монарха. Король пытался вчитываться в него, но глаза скользили по строчкам, не в силах удержаться на них.

Он думал о том, что произошло на улицах Курземе. Старость принесла с собой опыт; а опыт был записан на двух восковых табличках. На одной из них сохранялись знания о людях и их мотивах; на другой – умение терпеливо ждать и не отступать от намеченной цели только потому, что что-то пошло не так.

Легкий шорох раздался позади Гельминта; король не оборачиваться. Он знал, кто стоит позади него, и как это существо смогло проникнуть в его покои, не раскрывая парадных дверей.

– Здравствуй, нечистый, – произнес король.

Вряд ли он смог бы ответить, о чем написано в свитке, что держит в руках. Но при появлении демона Гельминт сделал вид, что глубоко погружен в чтение; он не отрывался от пергамента до тех пор, пока, по мнению его собеседника, не успел полностью прочесть.

Одно из первых, чему научился он за свою жизнь короля – заставляя других ждать, ты подчеркиваешь свое превосходство.

Свернув свиток, Гельминт наконец отвернулся от окна. Первый же взгляд на иблиса удивил его; порождение Мрака выглядело больным.

Широкий ожог расплывался на его теле, словно иблис несколько часов провел, пытаемый горящим факелом. Кожа демона, которую король привык видеть красной, словно огонь, теперь приобрела неприятный зеленоватый оттенок.

– Вижу, – с добродушной насмешливостью произнес король, – что ты не очень хорошо провел последнюю ночь.

– Не очень хорошо, – огрызнулся иблис.

Он подковылял к королевской постели и опустился на нее. Демон надеялся, что хотя бы в сидячем положении сможет умерить пронзавшую его боль.

– Меня чуть не прикончила эта сумасшедшая, – произнес он.

– Принцесса Найвая? – голос Гельминта звучал еще более насмешливо. – Это с тобой сделала семнадцатилетняя девчонка? Та, чья душа, как ты говорил, уже была твоей?

– Да нет же, король, – ответил иблис. – Я говорю о демонессе Франсуазе – той стерве, что украла мой ошейник.

Король Гельминт сложил перед собой руки, в жесте добродушной задумчивости.

– Разве ты не говорил, что тебе повинуются астральные планы? – спросил он. – Ты, кажется, обещал мне вечную молодость, если я отдам тебе свою душу. Мне все больше кажется, нечистый, что ты перехвалил свой товар.

Иблис отнял пальцы от раны на животе; расплавленная плоть осталась на его пальцах, словно желе.

– Мне нужна помощь, – негромко произнес он.

– Помощь, – согласно кивнул король. – Помнится, ты предлагал мне отдать тебе душу сразу, обещав молодость только потом. Ты еще и обиделся, когда я не поверил тебе на слово; а теперь выясняется, что я был прав.

Иблису потребовалось глубоко вздохнуть, несколько раз, прежде чем он вновь смог начать говорить.

– У меня почти получилось, – произнес он. – Я уже открыл астральную дверь.

– Тогда что же? – невозмутимо осведомился Гельминт. – Ты твердил, что твари Мрака богато тебя наградят, когда ты откроешь им дорогу в мир Света.

Он критически осмотрел иблиса.

– Что-то не похоже, чтобы эта награда пошла тебе на пользу.

– Дверь снова закрылась, – произнес демон. – Этот святоша, эльф, что таскается с Франсуазой, смог ее затворить. Помоги мне, король. Мне нужна чья-нибудь душа.

– У тебя есть твоя принцесса, – возразил Гельминт.

– Я давно выпил бы Найваю, но если она умрет, астральная дверь больше не откроется. Придется начинать все с начала, и дервиш поймет, что мы используем его. Чью-нибудь душу, король.

Гельминт позвонил в серебряный колокольчик.

– Я не буду говорить тебе сгинуть, – произнес он. – Я просто вызову стражу. Мне известно, что в этом измерении ты уязвим. Ищи себе души сам; я помог тебе выкрасть ошейник у дервиша, этого довольно.

Когда трое стражников вбежали в покои государя, король Гельминт вновь был один в просторной опочивальне. Он передал солдатам разобранные свитки, и велел принести новые документы.

– Ты даруешь мне вечную молодость, иблис, – пробормотал король, когда двери закрылись за дворцовыми караульными. – А свою душу я оставлю при себе.

18

Франсуаз потянулась, подставляя солнцу полуобнаженное тело.

– Ненавижу тяжелые платья, – сообщила она.

Девушка отстегнула ножны от седла, к которому они были приторочены.

– Похоже, Седрик не пойдет с нами, – произнес я. – Странно, что дервиш вдруг начал нам доверять.

Франсуаз мрачно изогнула губы.

– Он не хочет оставлять Найваю одну, – сказала она. – Боится нападения. И он прав.

Демонесса вскочила на лошадь, и мы направились к воротам минарета.

Франсуаз оглядывалась с таким мрачным удовлетворением, словно ее собирались поместить в закрытый религиозный интернат, где бы она научилась готовить, сервировать на стол и заготавливать впрок овощи; но в последний момент ей удалось укусить директрису и спастись бегством.

– Зачем ты тыкал меня пальцем? – осведомилась девушка. – Ты бы еще штаны с меня снял.

Я обернулся, желая убедиться, что любопытные уши не стелятся по уличной мостовой.

– Не стоило говорить дервишу, где мы нашли ошейник, – произнес я.

– И ты нашел другого способа сказать об этом. Но откуда такая скрытность? Дервиш не умеет себя вести, но видно, что он хороший человек.

Я не стал вдаваться в подробности о том, кто именно не обучен манерам.

Френки глубоко уверена, что она душка.

– Ни к чему обременять хороших людей проблемами, – ответил я. – Кто, по-твоему, украл у него ошейник.

Франсуаз мрачно взглянула на меня.

– Я не стал заострять на этом внимания, иначе дервиш мог догадаться. Но вспомни, что он говорил об ожерелье.

– Он увидел его в сокровищнице. Майкл. Открыл Америку. Бриллианты должны были быть в казне – король же их украл.

– Да, – согласился я. – Дервиш увидел их в тот же день, когда был похищен ошейник. Пока Седрик подготавливал Найваю к обряду очищения, король пригласил святого учителя во дворец. Он обещал показать ему сокровищницу, и дервиш ухватился за это предложение, так как знал, что сможет найти там магические предметы. Вот как воры смогли проникнуть в минарет.

Франсуаз недоверчиво посмотрела на меня.

– Когда ты это рассказываешь, – произнесла она. – Звучит очень убедительно. Но если подумать…

– Не старайся, – предупредил я. – Это не твой конек.

Гнедая неторопливо ехала по запруженной людьми улице.

Франсуаз, привыкшая к большой скорости, не могла без раздражения смотреть на неповоротливые повозки и людей, что, казалось, вышли из домов только для того, чтобы заступать другим дорогу.

Френки взирала на городскую толпу, сверху вниз, словно ее лошадь шла наполовину в отбросах.

Мне приходилось сдерживать поводья верхового дракона; ему тоже не удавалось развернуться на узких улочках Курземе, но пусть Френки думает, что задерживает меня.

– Дервиш все же послал за нами следить, – негромко произнесла девушка, не поворачивая ко мне головы.

– Не думаю, что он знается с такими проходимцами, – отвечал я. – Скорее, это кто-то, с кем ты училась.

Намек на ее происхождение наполнил Франсуаз кротостью и миролюбием. Жертвой, на которую предстояло излиться этим чувствам, оказался один из соглядатаев.

Франсуаз вдруг пустила гнедую вскачь, заставив ее перепрыгнуть через высокую арбу. Несколько человек испуганно присели, не понимая, как не лишились голов.

Подковы ударили о булыжник мостовой, и кончик меча девушки уперся в тощую шею одного из прохожих.

Он как раз держал в руках бурдюк; когда темная тень мелькнула перед его глазами, а шея ощутила холодное жало меча, человек выпустил свою ношу, и дешевое вино разлилось по его шароварам.

– Я еще не задала вопрос, – сказала Франсуаз. – А ты уже испачкал штаны. Зачем ты следишь за нами?

Специалисты по риторике утверждают – если человек хочет произносить слова громко и внятно, его горло ничто не должно стеснять. Лезвие меча, приставленное к шее соглядатая, успешно доказало обратное.

– Меня послали, – сообщил он. – Мне заплатили.

Франсуаз взглянула на человека так, что он сам понял свою ошибку.

– Королевские лучники, – проговорил он. – Я служу страже.

Франсуаз в бешенстве обернулась.

Люди вокруг начали идти быстрее. Они вдруг вспомнили, что у них есть и более важные дела, чем делать узкие улочки города еще более узкими.

Франсуаз пнула человека сапогом в голову, и он надолго отправился в царство Морфея.

Или же, если череп у него оказался не настолько крепок – туда, откуда ему вряд ли позволят вернуться, даже за самое хорошее поведение.

Франсуаз провернула меч перед лицом, и ее гнедая загарцевала на месте.

Из всех разбойников, которые делают опасными путешествия по Бербере, самыми беспринципными являются королевские лучники.

Правитель этой страны знает, как подбирать слуг себе под стать, а сиятельный штандарт наполняет бандитов ощущением неуязвимости.

Я пустил верхового дракона в небо, желая осмотреться. Поблизости не начали собираться стражники; но это мало меня обнадежило.

В пестрой толпе, что обтекала нас, как речной поток огибает пороги, могли оказаться десятки соглядатаев.

Говорят, что порок кладет печать на лицо человека; в какой-то степени это так. Но такое клеймо носила чуть ли не половина жителей города.

Вселенная церковь учит, что все люди грешны от рождения.

Френки ударила сапогами по бокам лошади. Гнедая заржала, и широкие белые крылья начали вырастать у нее из спины.

Франсуаз – демон, поэтому ни один пегас, уважающий себя и свое стойло, не позволит девушке на себя вскарабкаться. Но гнедая под седлом девушки, была необычной лошадью.

Пара сильных крыльев, отливающих белоснежными перьями, расправилась по обе стороны прекрасной всадницы. Франсуаз тронула поводья, и гнедая оторвалась от земли.

– Давай, лягушка, – поторопил я. – Нечего красоваться перед толпой.

Нельзя сказать, что Франсуаз боится летать.

Моя партнерша не боится почти ничего. Это делает ее либо очень приятным спутником, либо абсолютно невозможным – в зависимости от ситуации.

Но Франсуаз терпеть не может, когда она от кого-то зависит; даже от своей лошади.

Гнедая имеет крылья, а Франсуаз – нет, и это заставляет девушку относиться к полету с некоторым уважением.

– Когда я только познакомился с тобой, – произнес я. – Меня очень удивило, что сама ты не летаешь. Я считал, что все суккубы имеют огромные, перепончатые крылья.

Френки обиделась.

– Найди себе летучую мышь, – посоветовала она.

– А еще, – проговорил я. – Я думал, что ты романтическая особа. А ты считаешь, что свечи на столах нужны для садомазохизма.

Убедившись, что я не дал-таки Франсуаз возгордиться, несмотря на крылатую лошадь, я позволил дракону взмыть высоко вверх, и мог теперь коснуться крыши самого величественного из минаретов.

– Знаешь, Френки, – произнес я. – Посмотрим, кто быстрее.

Франсуаз посмотрела на меня так, словно точно знала, что я опять сжульничаю.

Однако внезапный крик, раздавшийся с одной из площадей, заставил меня отказаться от пари.

19

Человек стоял возле огромной статуи, что должна была изображать Согдана-освободителя, легендарного героя, что прилетел в Курземе на трехголовом коне и спас город от иноземных захватчиков.

На самом деле, каменный истукан предъявлял взору пузатого человечка, с физиономией, которая свидетельствовала либо о хроническом пьянстве, либо о врожденном дебилизме.

Толстяк растопыривал руки, то ли желая проверить, усидит ли таким образом на лошади, то ли возомнив себя, в парах алкогольного бреда, птицей.

То, что находилось под ним, скорее напоминало корову, у которой уши были заткнуты двумя охапками сена.

Скульптор и сам признавался, что боковые головы вышли не так удачно, но, уверял он, «не могу же я каждый день создавать шедевры».

Никто не помнил того дня, когда он создал хотя бы один шедевр, но, надо полагать, ему еще надлежало прийти.

Рассказывают, что сам Согдан-освободитель, увидев себя в камне, плюнул на городскую мостовую и горько пожалел, что спас когда-то этот жалкий городишко.

Статуя была препогана, и одно это могло заставить прохожего, узревшего ее впервые, остановиться, запрокинуть голову и расширить глаза в крике ужаса.

Однако старичок, стоящий возле каменного толстяка на корове, имел и еще один, столь же убедительный повод.

Лезвие кривого ножа упиралось ему в горло, и тот, кто стоял за спиной бедняги, мало походил на брадобрея.

– Проклятье, – пробормотал я. – Я думал, такое бывает только в книгах.

– Спускайтесь! – громко закричал человек.

Поскольку в воздухе вокруг него не парили сотни грифонов, он не стал утруждать себя уточнением, к кому обращается.

– Или я перережу горло вашему приятелю.

Я с радостью обнаружил, что старичок на площади вовсе не был моим приятелем. Это позволило бы мне отпустить поводья дракона и продолжить путь.

Франсуаз выругалась так, что если бы каменная статуя могла ее расслышать, то тут же рассыпалась бы в песок.

Жители Курземе были бы за это благодарны.

Гнедая Франсуаз ринулась вниз стремительней, чем падает настроение у человека, понявшего, что если жизнь и вертоград, то он угодил прямо в бадью с удобрениями.

Я последовал за девушкой, хотя я и не вступал в общество спасения старичков от кривых ножей.

Только что я спрашивал себя – кто из людей, что украшали Курземе своими немытыми физиономиями, может быть королевским шпионом. Теперь я мог получить ответ на этот вопрос.

Прохожие разбежались; перспектива попасть на кинжал городскому стражнику нравилась им ничуть не больше, чем черные щупальца, высовывавшиеся из астральной щели.

На площади стояли только восемеро человек; все они смотрели в небо, и ни один не был синоптиком.

Четверо из лучников поднимали свое оружие, направляя длинные стрелы в нашу сторону.

В старичке, который так невовремя оказался возле городского стражника, я узнал торговца магическими кувшинами.

Либо у бедняги не осталось больше ни одного джинна, либо те были столь же непригодны для использования, как и бритва из чешуи зеркального окуня.

Лучники следили за тем, как мы спускаемся; это мало бы меня взволновало, если бы их стрелы не делали то же самое.

Два из королевских шпионов держали в руках кандалы. Возможно, они захватили их с собой случайно, так как по дороге собирались зайти к кузнецу.

– Бросайте оружие, – приказал один из лучников. – Иначе мы убьем старого придурка.

Эпитет, которым соглядатай наградил неудачливого торговца, весьма к нему подходил. Я сам бы расписался под этими словами, не будь мои руки заняты поводьями.

– Думаешь, нас ищут из-за кражи в королевском дворце? – спросил я. – Или потому, что мы помогаем дервишу?

Франсуаз пожала плечами, не понимая, какой смысл от любознательности.

Ветер свистел, разрубаемый мощными крыльями дракона.

– Предупреждаю вас, – прокричал королевский шпион.

Дрожащая звезда сюрикена вонзилась ему в горло. Это прервало нить его речи; а вместе с ней и несколько артерий. Человек поднес руку с шее и выдернул сюрикен; не знаю, зачем ему это понадобилось.

Возможно, от природы он был любознателен.

Ему не удалось как следует рассмотреть звездочку. Струя крови, хлынувшая из разрубленного горла, окатила его пальцы; к тому времени, как кровь в нем закончилась, любознательность тоже прошла.

Четыре лучника отпустили тетиву.

Королевская армия Берберы славится своими стрелками. Они составляют ее ядро, и пользуются большим уважением, чем пехотинцы или наездники боевых слонов.

Все четыре стрелы должны были попасть в цель, и только очень рискованный маневр мог спасти от их черного жала.

Оперенные древки сломались в воздухе, перебитые метательными звездочками.

Королевские лучники не дожидались, пока долетят их стрелы. Они уже потянулась к колчанам, и новые смертоносные стебли выросли на стволах их луков.

Сапфировая звезда вонзилась в лоб капитану их отряда, а через мгновение такая же зажглась в голове трех его солдат.

Это не привело их к просветлению, как можно было ожидать. Или истина, которая им открылась, оказалась слишком глубокой.

Все четверо умерли и, уверен, хотя бы один из них перед смертью пожалел, что не пошел в наездники боевых слонов.

Франсуаз носит на поясе тринадцать сюрикенов, и может швырнуть их одновременно.

Это не так уж сложно, но необходимо много тренироваться, чтобы каждая из звезд попала в ту цель, которая ей предназначена.

Френки предпочитает для тренировок живые мишени.

Старичок-торговец вжал голову в плечи, когда сюрикены прочертили над ним строки смертного приговора. Королевский лучник, что угрожал горшечнику ножом, откинулся навзничь.

Сапфировые звезды нанесли на его лбу кровавые иероглифы.

Заговоренные подковы гнедой взвякнули о булыжник улицы. Франсуаз соскочила с лошади, мрачно рассматривая валяющиеся на площади трупы.

– Неужели, – пробормотала она, – они думали, что я послушаюсь.

– Френки, – проговорил я. – Посмотри, что ты наделала.

Один из сюрикенов дрожал в голове Согдана-освободителя.

– По-моему, – ответила девушка. – Так лучше.

Франсуаз коснулась застежки на своем поясе, и все тринадцать сюрикенов, вращаясь, вернулись на кожаный ремень.

Старичок-торговец присел еще в тот момент, когда сапфировые звезды едва не подправили ему прическу.

Он так и не смог принять ровного положения; поэтому Франсуаз, ухватив горшечника за шиворот, выпрямила его сама.

Ноги человечка взболтнули в воздухе.

– Ты второй раз влипаешь в неприятности, – произнесла Франсуаз.

Она оправила старичку одежду, и сделал это столь энергично, что едва не выбила из бедняги дух, вместе с жизнью.

Торговец согласно закивал, хотя, могу держать пари, он не воспринял ни слова.

Он просто был рад, что ему еще есть, чем кивать.

Демонесса подтолкнула его в спину; это напомнило старичку, что пора идти.

Едва не потеряв своего пыльного тюрбана, который наполовину развязался и грозил упасть с головы, он поспешил прочь с городской площади.

Франсуаз вернула меч в ножны; ей даже не пришлось обагрить клинок кровью королевских лучников.

– Поехали, – отрывисто сказала она. – Надо вернуться в минарет.

Стук копыт прогремел над площадью; вороная лошадь захрапела, осаженная на полном скаку.

Гордый скакун остановился напротив Франсуазы. Человек с холодными глазами восседал на нем, положив правую руку на рукоять меча.