Текст книги "Между двух войн"

23

В первые несколько мгновений человеческий глаз не был способен распознать то, что копошилось во влажных объятиях топи.

Только полосы света, то распадающиеся, то вновь сливающиеся из голубоватых огоньков, волновались во Мшаре, словно пенистые гребни над поверхностью моря.

Я отступил назад, к бегемоту Седрику. Я знал, что ему и его беззащитной подопечной потребуется охрана.

Пелерина взметнулась над моими плечами, когда я перепрыгивал с островка на островок.

Выбросив вниз правую руку, я позволил выкатиться на ладонь энергетическому шару. Взмахнув им, я обратил его в короткую трость с загнутым набалдашником.

Голубоватые огни приближались; казалось, что сотни ползающих светлячков роятся под корнями темного тростника. Они двигались все медленнее, когда стали чувствовать близость друг друга.

Я дважды размахнулся тростью, жестом игрока в крикет, проверяя устойчивость островка; бегемот Седрик настолько переполошился, что едва не бултыхнулся в воду.

– Внимание, – отрывисто произнесла Франсуаз. – Сейчас они нападут.

Радужные гребневики действовали бесшумно. Сияющая полоса начала подниматься над мглой болота, словно восходящее соцветие звезд. Первое из хищных нетварей воспаряло перед моими глазами.

Тело гребневика, удлиненное, венчалось округлой шапкой шевелящихся щетинок. Два глаза цвета серого морского песка направлялись ко мне, из-под извивающихся усов.

Существо поднималось в воздух, и ни одна часть его тела не двигалась при этом; он взлетал вертикально вверх, пока не остановился на высоте человеческого роста.

Серые глаза Франсуаз зажглись алым пламенем, и языки огня отразились в лезвии поднятого меча.

Гребневик устремился вперед. Слоистая бахрома, обрамляющая его тело, поднялась, и начала волнообразно изгибаться, словно бескровная тварь ползла по влажной земле, а не парила во влажном воздухе.

С каждой секундой гребневик ускорялся; темный песок начал сыпаться в его глазах, когда тысячи зрачков смотрели одновременно повсюду.

Болотный хищник приблизился ко мне на шесть футов, когда я взмахнул тростью. Легкий ее конец ударил в брюхо радужного гребневика, и отшвырнул прочь несущуюся тварь.

Энергетические разряды пробегали по телу монстра; он запекался на лету, как каштан между пальцами повара-трилобита.

Отброшенный гребневик разорвался в воздухе, капельками сверкающего фейерверка.

Водопад искр посыпался по темной синеве неба; и навстречу ему устремились полосы холодного сияния.

Десятки гребневиков, нетварь за нетварью, воспаряли над Верхним Болотом и на несколько мгновений замирали, изучая нас тысячами песчинок глаз.

– Нельзя было их будить, – воскликнул дервиш. – Мы должны были пройти тихо…

Рожденная среди магмовых потоков Преисподней, демонесса знала, что невозможно обмануть радужного гребневика.

Их можно только убить.

– Они уснут, – сказала она. – Навеки.

С криком ярости девушка взмахнула короткой кожаной плетью. Сапфировые молнии отразились в темной воде болота. Разрубленные куски гребневиков посыпались в топь, разбивая дрожащее отражение.

Без разбега, Франсуаз перескочила на соседний островок. Безмолвные твари, которым удалось избегнуть сверкающих ножей, ринулись на нее.

Заостренные звезды провернулись в воздухе; они возвращались назад, чтобы занять свои места на поясе демонессы.

Они изменили траекторию, когда демонесса оказалась на другом островке.

Каждый из несущихся к девушке гребневиков смог ощутить, как между внутренностями его тела проходит сапфировое острие.

Франсуаз сбросила с руки упавший туда ошметок бескровной твари.

– Не стоило им просыпаться, – произнесла она.

Радужные гребневики, молчаливые сторожи Мшары, поставленные сюда Владыками Сумерек, когда те еще не пали, под ударами сцилл – тысячезрачные твари были теперь мертвы.

Франсуаза снесла высокий тростник несколькими ударами меча; полые внутри стебли закачались на темной воде.

– Вот она, – негромко произнесла демонесса.

То, что открылось перед моим взором, было до сих пор скрыто зарослями болотных растений. Астральный узел, в котором душа плененной девочки сплеталась с путами, наложенными на нее иблисом.

Маленькие уши Седрика прижались к его плоской голове.

Огромное сердце, очень похожее на человеческое, билось и сжималось над черным зеркалом Мшары.

Оно превышало мой рост в несколько раз; и, хотя кровь наполняла его тончайшие капилляры, было оно не алым, но темно-фиолетовым, какими бывают вены.

Стенки его были покрыты глубокими морщинами; словно билось оно здесь, под тусклым небом скола, тысячи и тысячи лет; сложно было поверить, что заточенная в нем душа принадлежит молоденькой девочке, не встретившей еще и шестнадцатую луну.

Там, где дуга аорты поднимается над человеческим сердцем, здесь изгибался тугой ствол, уходящий вниз и тонущий в топях Мшары.

Удар за ударом, в такт биению огромного мешка крови, поток астральной энергии протекал сквозь прозрачный сосуд, и наполнял собою сердце Верхнего Болота.

Две артерии исходили из него, погружаясь в вязкую глубину болота. Через них жизненная сила покидала Найваю.

Вовсе не во дно Мшары уходили эти полые, гибкие трубки; они израстали из пустого чрева иблиса, и благодаря им он наполнял себя.

Здесь, между темным небом и светящейся землей астрального скола, человеческая душа представала во плоти.

Чувства облекались в кипящую и холодеющую жидкость, а страдания духа змеились морщинами на нездоровой коже.

Одна из двух артерий была влажной; алая кровь вытекала из трещин в ее поверхности, и масляные круги расплывались в том месте, где стебель сосуда касался зеркальной воды.

Другая – напротив, высохшая, и почти полностью омертвевшая, она не пульсировала от потока горячей жидкости, а стенки ее стали тверды настолько, что астральная кровь более не просвечивала сквозь них.

Сложно было поверить, что хоть единая капля живительной силы способна просочиться сквозь этот одеревеневший стебель; но дух покидал Найваю через обе артерии, истекая с равно высокой скоростью.

– Энергетические жилы, – процедила Франсуаз. – Вот что не дает Найвае покинуть демона. Первая – сострадание к нему; вторая – страх остаться без него.

Темные глаза дервиша были подобны зеркалу Верхнего болота.

– Протяните свой меч, – произнес он.

Франсуаз повернулась; светящаяся полоса клинка пролегла между демонессой и святым учителем.

Смуглые пальцы дервиша прикоснулись к поверхности лезвия; большой, полный в своей завершенности мир сорвался с их кончиков.

Был он столь велик, что помещались в нем тысячи звезд и мириады планет; огнекрылые кометы проносились между скоплений астероидов, и море огней рассыпалось на глаза смотрящих.

Мир окунулся в поверхность меча и утонул в нем; свет звезд прокатился от кончика лезвия до фигурной гарды.

Древние руны, вытесненные на клинке, зажглись и растворились в металле, сделав его на пару мгновений ровным, как небо, которого не существует.

– Теперь, – произнес дервиш. – Ты готова.

24

Франсуаза провернула лезвие перед своим лицом; и круг астрального света зажегся в воздухе, пропитанном испарениями Мшары.

Темные стебли тростника, озаренные мистическим сиянием, почернели и обуглились, растекаясь капельками пустоты.

Найвая тихо вздрогнула на руках Седрика; лишенная сознания, девочка все же чувствовала происходящее.

Франсуаз направилась вперед, не заботясь более о том, чтобы выискивать островки твердой земли. Астральное священство клинка позволяло ей свободно перемещаться по астральному сколу.

Демонесса высоко подняла заговоренный клинок, готовая разрубить им черное сердце Мшары и освободить девочку.

Пространство выгнулось, как под напором воды раздувается кожаный бурдюк. Промозглое ничто вспучивалось между демонессей и ее целью. Нечто входило в астральный скол, продавливая границы реальности.

Всего долю секунды длилось искривление мира. Потоком мутной вод, переливаясь и меняя очертания, на землю Мшары выхлестнулось темное тело.

Иблис распрямился, разводя руки, и дыра в реальности затянулась за его спиной.

Демонесса остановилась, и меч дважды просвистел в ее руке.

– Ты хочешь освободить ее, Франсуаза? – спросил иблис. – Как это мерзко. Ты – демон, и должна помогать своим.

Маленькие толстые рожки поднимались из висков иблиса. Красная кожа его точно состояла из кипящей воды; она пенилась и бурлила, ни на мгновение не оставаясь неподвижной.

Серые глаза Франсуаз вспыхнули, она сверкнула улыбкой.

– Ты не сможешь помешать мне, – произнесла девушка с жестоким смехом. – Пока не переместишься во Мшару весь. А тогда я убью тебя.

Губы иблиса растворились; внезапно они стали большими и длинными, раза в три превосходя человеческие. Красные ломти плоти свернулись, закрутившись в тугие свитки – сверху и понизу черных зубов.

– Я сделаю по-другому, – произнес он.

Его глаза развернулись в противоположные стороны, словно он был человеком-ящерицей. Затем они стали выпучиваться, выходя из отверстий в черепе.

Глаза иблиса обратились головами гусениц; и их маслянистые тела выползали из мозга отпрыска Темноты. Демон поднял руки, разводя их и отворяя тем самым окна миров.

Франсуаз отшатнулась.

Рябь пробежала по границам реальности. Хрустальные своды скола начали растворяться; темное сердце забилось быстрее, и кровь с новой силой хлынула из трещин ее артерии.

Очертания высоких тисов стали прорисовываться в зарослях тростника. Мазки голубого неба легли на темный, пронизанный дырами купол над моей головой.

Воздух испещрился короткими дуновениями зноя; они вливались между холодными, влажными глотками Мшары, но не смешивались с ними.

– Ублюдок, – в бешенстве процедила Франсуаз.

Иблис засмеялся; одна из гусениц вывалилась из его глаза, оставив позади себя глубокое отверстие.

Один мир накладывался на другой; сад минарета, в центре столичного города Курземе, проявлялся в Верхнем Болоте скола.

Иблис соединил ладони.

Десятки людей натягивали тетиву луков; их руки замерли, напряженные столь же сильно, как и их изогнутое оружие. Королевские солдаты в оцепенении смотрели на Мшару, появляющуюся перед их глазами.

Король Гельминт стоял позади своих людей; седой старик, с гордой осанкой человека в расцвете сил, он держал руки сложенными на груди и, без сомнения, знал, что происходит перед его взором.

Черная фигура приближалась по песчаной аллее, и сухой ветер развевал волосы над головой человека. То был Доррос Бланко.

Голубая молния пронзила Мшару, широкой трещиной пройдя по хрустальной грани универсума. Узкие глаза Дорроса Бланко встретились с моими. Наемник перешагнул границу миров.

Я выбросил вниз руку, обращая энергетическую трость в лезвие клинка. Бланко положил ладонь на эфес меча.

– Теперь, офицер, – процедил он сквозь сомкнутые в ярости зубы. – Это между тобой и мной.

– Боюсь разбить тебе сердце, Доррос, – произнес я. – Но между нами ничего не может быть.

Тонкие молнии пряли шипящую ткань между ладонями иблиса.

– Добро пожаловать в реальный мир, Франсуаза, – торжествующе прокричал он.

Демонесса в бешенстве бросилась вперед. Иблис отшатнулся; заговоренное лезвие разрубило пространство на два широких куска, но не причинило вреда отпрыску Темноты.

– Ты не сможешь добраться до меня, – воскликнул иблис.

Рогатое существо находилось, кажется, в нескольких дюймах от девушки; и в то же время демон был неизмеримо далеко.

Желтая гусеница, выпавшая из глаза иблиса, извивалась под ногами демонессы. Франсуаза наступила на нее, и растерла носком сапога.

– Ты разбрасываешься, – процедила она.

С громким визгом иблис сложился пополам; его красные лапы, увенчанные черными перстнями, прижались к пустой глазнице.

Демон не заметил, как часть его выпала из щели между мирами, служившей ему убежищем. Толстый бурав боли провертел глубокое отверстие в его голове.

– Кажется, ты потерял зрение, – усмехнулась Франсуаза.

Холодный ветер болота коснулся верхушек тисов. Темное сердце стучало все быстрее и быстрее.

Клинок Дорроса Бланко вырос в его руке.

– Посмотрим, как хорошо ты фехтуешь, офицер, – проговорил он.

Лезвие меча обрушилось на меня, словно падающая звезда. Я поднял свое оружие, парируя удар; вспышка энергии осветила искаженное злобой лицо Дорроса Бланко.

Наемник не отводил меча. Он с новой силой продолжал надавливал на него, стремясь сбить меня с ног. Влажная почва булькала под моими ногами; болотный тростник хлестал по спине, взволнованный налетевшим ветром.

– Меньше надо было молиться, – прохрипел Доррос. – И больше тренироваться.

Я собрал вес своего тела; вначале на уровне живота, а потом поднял к груди и скатил по рукам.

Мой меч заставил Дорроса Бланко потерять равновесие. Наемник взмахнул руками, и я ударил его гардой по голове.

– Я никогда не молился, – ответил я.

Доррос Бланко опрокинулся; он полетел в заросли тростника, поднимая облака черных брызг. Тугой рой болотных москитов поднялся над ним.

– Убейте их, – приказал король Гельминт.

Одна за другой распрямлялись натянутые струны тетивы. Оперенные стрелы свистели в воздухе, и скатывались к ногам растерянных стрелков.

Франсуаз засмеялась.

– Все надо доводить до конца, бедняжка, – произнесла она.

Иблис понял, что произошло; он не успел полностью сопрячь оба мира, не находясь ни в одном из них. Раскаленный прут агонии, погрузившийся в него в месте раздавленного глаза, не позволял демону завершить задуманное.

Отпрыск Темноты поднял правую руку, пытаясь нащупать двери астральных сфер. Но в то же мгновение заговоренный клинок пронзил хрустальные волны, и рваная молния разреза появилась на лапе демона.

Доррос поднялся. Вода струями стекала с его кожаного доспеха. Бланко поднял лезвие своего меча, и прыжком через голову вновь оказался на болотном островке.

Град стрел ударил в тонкую перепонку меж двух миров. Но четырехгранные острия не могли пронзить миллиарды миль, что разделяли планы реальности.

– Давай же, – в бешенстве прокричал король Гельминт. – Краснорожий урод. Делай то, что обещал.

Доррос Бланко наносил удары с ожесточением, словно вся жизнь его должна была обрести смысл благодаря исходу этого поединка – или бесповоротно утратить.

Иблис смог выпрямиться. Черная, вязкая слизь вытекала из его выбитого глаза. Вторая гусеница вернулась в мозг демона, и только ее округлая голова виднелась на поверхности черепа.

– Ты не сильнее меня, Франсуаза, – прохрипел он. – Я черпаю силу из нее.

Тело Найваи вздрагивало на руках Седрика. Дервиш стоял, широко разведя руки, и смотрел внутрь себя.

Он не давал распахнуться Вратам и сойтись им снова; смуглыми ладонями учитель разделял миры, которые не должны были соединиться.

Франсуаз подпрыгнула. Носок ее сапога прошел по лицу иблиса, сминая черты и разглаживая их.

Жидкая плоть демона обратилась в широкий мазок. Его рот раздался неровной линией; сквозь отверстие выбитого глаза виднелось небо.

– Вот поэтому ты слаб, – сказала девушка.

Демонесса швырнула заговоренный клинок; проворачиваясь на лету, он стал серебряным диском луны, и стремительно катился по темному небосводу.

– Бездны Нитхарда, нет! – закричал демон.

Его раздавленное лицо исказилось тысячами морщин.

Меч, оперенный священным дыханием, прошел между половин огромного сердца.

Закаленное лезвие разрубило гнилую плоть. Сердце Мшары сжалось в последний раз, проталкивая в артерии поток астрала, и развалилось надвое.

Мутная кровь хлынула из обеих его половин; она смешивалась с болотной водой, и та вскипала, клубами восходя к двоящемуся небу.

– Черный Нитхард, спаси меня! – закричал демон.

Алая струя крови поднялась над злым зеркалом болота. Две половинки сердца разваливались по обе стороны от него, сминаясь и опадая. Они таяли, растворяясь в безднах тринадцати измерений, и ни в одном из них не оставалось ни следа болотного паразита.

Доррос Бланко вложил всю свою силу в удар, направленный в мою голову. Жилы вздулись на лице наемника. Казалось, небо обрушилось на меня вместе с искривленным мечом.

Дамасская сталь скрестилась с силовым лезвием. Звон встретившихся клинков, раскатами грома, прокатился над верхушками тростника и затих где-то за горизонтом.

Долю мгновения Доррос Бланко смотрел прямо в мои глаза. Сухой треск прочертил линию в нескольких дюймах от его пальцев. Загнутый меч наемника обломился, и только неровный обрубок поднимался над его сжатыми руками.

Взгляд Дорроса опускался одновременно с тем, как отломанный клинок падал в заросли цианей. Я ударил его гардой в правый висок. Глаза Бланко остановились. Он обнял влажную землю Мшары, пряча под собой остатки своего меча.

Я ждал, когда он поднимется, но он так и не смог.

Две артерии, через которые демон пил жизненную силу Найваи, встопорщивались над водой болота. Они изгибались, словно тетива королевских лучников, пока не лопнули и разлетелись на тухлые ошметки.

– Выпусти меня! – закричал демон. – Выпусти!

Но было поздно.

Хрустальные сферы, бывшие его защитниками от заговоренного меча демонессы, стали теперь его палачами. Сердце Мшары, разрубленное на две половины, более не кормило иблиса астральной энергией.

У него не было сил, чтобы удерживать открытыми границы миров. Я услышал скрежет, с которым проворачиваются шестерни вечности. Невидимые стены смыкались вокруг демона, сдвигая щель, в которой он прятался.

– Нитхард! – выкрикнул демон. – Я же служил тебе…

Хрустальные грани сомкнулись вокруг него и начали расплющивать. Они не были ровными; миллиарды сколов усеивали их, и теперь вонзались в тело иблиса.

Рот отпрыска Темноты раскрылся; но слова уже не доносились оттуда; они терялись в извилинах мирозданий, чтобы носиться там еще тысячи и тысячи лет, пока не замолкнут навеки в тех уголках, где нет ни времени, ни пустоты.

Пальцы демона, упертые в хрустальные стены, изогнулись, и перестали двигаться. Холод сковал его тело и навсегда заморозил в нем боль.

Выбитый глаз, растертый по островку болота, рассыпался ледяной крошкой.

– Мальчуган умер от стеснения, – произнесла Френки.

Волны астрала разглаживались. Черные топи Мшары таяли, протекая в щели между мириадами мирозданий. Голубых бликов все больше становилось на куполе неба. Астральный скол закрывался, оставляя в себе Дорроса Бланко и разрубленное сердце Верхнего Болота.

Найвая пошевелилась на руках Седрика, и веки ее, с длинными черными ресницами, начали вздрагивать. Добрые глаза бегемота следили за тем, как его подопечная приходит в себя.

Дервиш опустил руки, и сложил их под талией. Хрустальные грани больше не колебались; вокруг, тисовыми аллеями, раскрывался сад минарета, в центре города Курземе.

– Хватит мистических фокусов, дервиш, – глухо произнес король. – Вы все арестованы по обвинению в измене.

Городские стражники подняли луки. Четырехгранные стрелы вздрагивали на струнах тетивы. Темные глаза дервиша вспыхнули, и это было первым сильным чувством, которое я увидел на его лице.

Король Гельминт сложил руки на груди.

Франсуаз выбросила вперед руку, и сапфировая звезда наполовину ушла в горло короля Гельминта.

Владыка Берберы пошатнулся. Он отступил назад, и заросли ирги приняли его мертвое тело.

Лучники замерли, не зная, как поступить. Франсуаза взмахнула мечом, что вновь ярко сверкал в ее руках.

– Ваш король мертв, – сказала она. – Кто хочет проводить его в Бездну?

Королевские лучники испуганно переглядывались. То, свидетелями чему они стали, вызвало в их душах священный ужас.

– Остановитесь, – произнес дервиш.

Стражники посмотрели на него; они опускали луки, и тетива ослаблялась в их побелевших пальцах.

– До того дня, как Диван изберет нового короля, – продолжал святой учитель. – Власть в Бербере переходит ко мне. Сложите оружие и разойдитесь.

Франсуаза не опускала меча; ее серые глаза настороженно следили за стражниками. Но королевские лучники повиновались словам дервиша. Они опускали луки на песчаные аллеи сада, и уходили прочь.

Бегемот Седрик опустил Найваю на землю; грудь девушки высоко вздымалась. Она еще не могла твердо стоять на ногах, и придерживалась за плечо своего стража.

Солнце замерло над границей тисовых крон; оно продержалось там несколько секунд, и начало таять, озаряя мир яркими красками заката.

25

– Я едва не изменил своего мнения о демонах, – произнес дервиш.

Франсуаз, руку которой пожимал святой учитель, насмешливо посмотрела на него.

– Вот как? – спросила она.

Ни черточки не изменилось в облике этого человека, когда он стал верховным правителем Берберы. Но теперь окружали его не храмовые минотавры, а королевские стражники, и я знал, что с этого дня в их стране многое пойдет по-другому.

Бегемот Седрик стоял поодаль, и небесная тога правительственного советника придавала ему такую же солидную важность, как и хрустальная звезда на груди.

– Я едва ли не подумал, что вы принесли нашей стране только пользу, – сказал святой учитель. – Но это не так.

Он не стал прощаться со мной; дервиш знал, что, будучи эльфом, я ненавижу рукопожатия.

Франсуаз приподняла одну бровь.

– Статуя Согдана-освободителя, – пояснил святой учитель. – Теперь она похожа на свинью-копилку, с прорезью в голове.

– Запретите пролетать над ней на драконах, – ответила девушка. – И никто не заметит.

Город Курземе погружался в ночную прохладу; я не знал, что в центре пустыни воздух может быть таким свежим и приятным. Ирга раскрывала ночные цветы, и они наполняли столицу ласковым ароматом.

– Вы уверены, что не хотите остаться? – спросил дервиш. – Многие в Курземе хотели бы выразить вам свою благодарность.

– Нам это ни к чему, – отвечала Франсуаз. – А купец все еще ждет свое ожерелье.

Стражники затворяли городские ворота; три взошедшие луны играли в хрустальной звезде бегемота Седрика.

Франсуаз ехала молча, и глаза ее, вопреки обыкновению, были опущены.

– Думаешь о словах дервиша? – спросил я.

Демонесса фыркнула.

– Мне нет дела до какой-то уродливой статуи.

– Я имел в виду другие слова… О том, что никто не имеет права забирать душу другого.

Глаза Франсуаз вспыхнули, пугая ночных мотыльков.

– Я не хочу об этом говорить, – сказала она.

– Одни люди живут для самих себя, – негромко произнес я. – Как король Гельминт. Для других это невозможно. Они нуждаются в том, чтобы отдать кому-то свою любовь; и слишком часто отдают ее не тем…

– Тогда пусть не отдают, – отрезала Франсуаз.

– В таком случае, остается только одно. Окружить себя высокими стенами минарета, и отдавать свою любовь и заботу всем, зная, что ничего не получишь взамен…

Демонесса задумалась.

– Ты говоришь о дервише, – сказала она. – А как же Седрик? Разве они не поддерживают друг друга?

Внезапная мысль развеселила ее.

– Думаешь, они любовники? – спросила она. – Бегемот и дервиш?

– Френки, – я покачал головой.

– А почему нет? Бывает и не такое.

Певчие птеродактили начинали издавать свои первые в эту ночь трели.