Текст книги "Кровавый след"

27

…Следопыты также должны уметь по следу определять, чем занимается животное, чтобы заранее предвидеть и предсказывать его дальнейшие шаги.

Настольная книга следопыта.

Толкование следов

Дороги в провинции Лимпопо гравийные, время от времени попадается участок, залитый гудроном; среди ночи движения практически нет. Фары «мерседеса» высвечивали участки жухлой травы на обочине, иногда деревья, коров, осликов, деревни, бедные поселения, погруженные в темноту. В кабине царило молчание, потому что ветеринарша спала.

Она заснула как-то незаметно. Потом рука вдруг упала вниз, и она встрепенулась: вытянула ноги под приборную панель, досадливо вздохнула, устроилась поудобнее. Голову положила на край сиденья Лоуренса.

Только однажды, когда мы свернули на юг, на дорогу R561, Лоуренс шепнул мне:

– Дядюшка, не могли бы вы достать кофе?

Стараясь не разбудить ее, я осторожно достал одну фляжку.

– Кружки вон там. – Лоуренс показал, где у него хранятся кружки, и бросил взгляд в зеркало заднего вида.

Я сунул руку в очередную емкость для хранения и нашел кружки.

– И вы себе налейте.

Я налил кофе, передал ему кружку. Он взял ее, робко покосился на Флеа и сказал:

– Представьте, как она устала. Неужели она едет с ними всю дорогу через Зимбабве?

– Наверное, – ответил я.

– Ну и поезд очка…

Он был прав. Наверное, я предвзято к ней отнесся. Семьсот километров по Зимбабве с нелегальным грузом… Такая поездка кого угодно доведет до белого каления.

– Интересно, где дядюшка Дидерик ее нашел? – спросил Лоуренс. Потом снова посмотрел в зеркало, чуть притормозил, попробовал кофе – не слишком ли горячий – и снова посмотрел в зеркало заднего вида. – Почему он нас не обгоняет?

Я налил кофе во вторую кружку.

– Едет за нами с самого Олдейза. – Он по-прежнему говорил тихо, чтобы не разбудить Флеа. – Это сколько?

– Километров пятьдесят.

Раньше мы ехали по гравийной дороге, где обгон проблематичен, но сейчас под нами гудрон, и мы сбросили скорость – чуть больше семидесяти километров в час.

– Что он сейчас делает?

– Немного отстал.

– Тебе самому второе зеркало нужно? – Я показал на зеркало со своей стороны.

– Нет, дядюшка, можете пока настроить его под себя.

Я опустил стекло. С тех пор, как мы грузили носорогов, сильно похолодало. Я поправил зеркало, чтобы видеть дорогу за нами. Поток свежего воздуха разбудил Флеа.

– Что случилось? – спросила она, вытирая губы рукой.

Я закрыл окно.

– Поправляю зеркало.

Она села, потянулась, насколько позволяло тесное пространство, и провела пальцами по волосам.

– Кофе хотите? – предложил Лоуренс.

Она кивнула, потерла глаза, посмотрела на часы.

Я передал ей кружку и посмотрел назад в боковое зеркало. Позади, примерно в полукилометре от нас по-прежнему светили фары.

– Почему мы так медленно тащимся? – буркнула она.

Лоуренс понемногу прибавлял скорости.

– Зеркало поправляли, – ответил он.

Наши с ним взгляды встретились; он заговорщически подмигнул.

Машина сзади по-прежнему держала дистанцию. Это не обязательно что-то означало. Некоторые водители предпочитают ночью не идти на обгон; едут и едут за впереди идущей машиной, используя ее задние фонари как маяки.

Когда кружка наполовину опустела, Лоуренс спросил Флеа:

– Трудно было ехать через Зимбабве?

– А вы как думаете?

Он не позволил себя отвлечь.

– Как вы познакомились с дядюшкой Дидериком?

– Я его не знаю.

– Вот как?

– Зато я знаю Эрлихмана. – Она как будто пошла на уступку.

– Кто такой Эрлихман?

Флеа преувеличенно шумно вздохнула, показывая, что ее терпение на исходе, и спросила:

– Вы вообще знаете, откуда взялись носороги?

– В общих чертах.

– Эрлихман нашел их в Чете.

– Значит, это он раньше работал егерем в заповеднике?

– Да.

– А-а-а… – И с восхищением: – А его-то вы откуда знаете?

Снова вздох.

– В прошлом году Всемирный фонд охраны дикой природы проводил в «Чизарире» перепись слонов… «Чизарира» – это национальный парк в Зимбабве. Я работала там волонтером. Эрлихман входил в группу переписчиков.

– Ясно, – сказал Лоуренс.

Позади по-прежнему светили фары.

Флеа допила кофе, протянула мне кружку, села в позе лотоса, скрестила руки под грудью.

– Расскажите о Дидерике Бранде.

– Дядюшка Дидерик… – начал Лоуренс. – С чего начать? В Кару он личность легендарная…

– Он богат?

Интересный вопрос.

– Кто, дядюшка Дидерик? Да, он богат.

– Откуда у него деньги?

Лоуренс расплылся в улыбке.

– Что это значит?

– Как сказать… Дядюшка Дидерик, он… – Он запнулся, подыскивая подходящий эвфемизм.

– Черный лебедь, – произнес я по наитию.

Оба развернулись ко мне.

Все дело в том, что весь последний час, до того, как Лоуренс попросил кофе, я думал об Эмме.

– Черный лебедь – аномалия, непредсказуемое явление, способное коренным образом изменить ситуацию, – начал я, пытаясь вспомнить, что говорила мне Эмма шестнадцать часов назад в «Красном гранате». Она все выходные читала ту книгу и часто отпускала замечания: «Невероятно!» и «Как интересно!». Наконец, утром в субботу, я не выдержал и спросил у нее, что ее так поражает.

Лоуренс и Флеа с нетерпением ждали моих разъяснений.

– Примерно до конца XVII века считалось, что лебеди бывают только белые. Так устроен наш мозг: мы учимся, наблюдая, делаем заключения, основываясь на очевидности, и твердо верим, что это единственно возможный вариант. Если несколько сотен лет видеть только белых лебедей, становится очевидно: других просто не существует. А потом в Австралии обнаружили популяцию черных лебедей.

– При чем здесь Дидерик Бранд?

Хотя ее манера поведения раздражала, пришлось признать, что вопрос не лишен оснований.

– Все мои знакомые из Кару – в высшей степени честные, порядочные, достойные люди. У них есть свои принципы, которые гласят: хлеб насущный можно зарабатывать только честным путем… Вот почему мне и в голову не приходило, что Дидерик совсем другой.

– А он другой?

– Очевидно. – Я покосился на Лоуренса, ища поддержки.

– Он другой. – Лоуренс притормозил и включил поворотник. – Здесь нам поворачивать. – Он показал на дорожный знак: D579, направо поворот на заповедник «Лапал ала».

Флеа схватила карту, развернула ее.

– Вы уверены?

– Да, – кивнул Лоуренс, продолжая снижать скорость.

Скоро мы свернули с гладкого покрытия на довольно широкую гравийную дорогу. Лоуренс покосился на меня, и мы дружно посмотрели в боковые зеркала. Он медленно прибавил газу.

Дорога за нами оставалась темной.

Лоуренс еще увеличил скорость.

По-прежнему темно.

Флеа оторвала взгляд от карты.

– Не могу понять, где мы сейчас, – сказала она.

– Нам нужно ехать через Валватер, – сказал Лоуренс. – Потом в Бела-Бела. Объезд небольшой…

Вдруг он замолчал, потому что в зеркале ярко сверкнули лучи фар.

28

…Если вы – увлеченный натуралист и много времени проводите в поле, нельзя сбрасывать со счетов вероятность того, что рано или поздно вы будете укушены – особенно если вы наблюдаете за змеями.

Настольная книга следопыта.

Истолкование следов

– Что случилось? – спросила Флеа. Она была не дурой.

– Не волнуйтесь из-за маршрута, – сказал Лоуренс.

– Почему вы все время переглядываетесь?

– За нами уже целый час едет какая-то машина, – сказал я, потому что она тоже имела право об этом знать.

Она взглянула на меня так, словно впервые меня заметила. Потом с ее губ сорвался короткий, грубый смешок.

– Вы шутите!

– Смотрите сами. – Я показал ей зеркало.

Она перегнулась через меня, увидела фары.

– Говорите, он уже час едет за нами? – Она недоверчиво хмыкнула.

– Повернул, когда и мы повернули.

– Подумаешь. – Она пожала плечами. – Можно мне еще кофе? – И потом: – Думаете, я куплюсь? Думаете, я дура?

– Нет, – искренне сказал я.

Мой ответ ее как будто удовлетворил.

Я посмотрел вперед. Дорога шла то вверх, то вниз, извивалась между невидимыми холмами. Я подозревал, что мы уже в Ватерберге. В свете фар сбоку от дороги высвечивались густые заросли акации; время от времени попадались скалистые утесы. Не идеально.

– Лоуренс, давай убедимся наверняка. Подождем, пока будет долгий спуск, и там попробуй плавно затормозить. Не спугни их, тормози двигателем. Постепенно… И не выключай фары.

– Хорошо.

Флеа не обращала на нас внимания; она сидела и дулась.

Дорога резко вильнула влево, через километр – вправо. Наконец, впереди показался прямой участок дороги, который шел немного под уклон. Лоуренс убрал ногу с педали газа, переключил передачу, поставил рычаг на нейтралку. «Мерседес» замедлил ход. Мы все время наблюдали в боковые зеркала. Фары показались из-за первого поворота; по мере того как машина приближалась, они светили все ярче. Потом машина остановилась, выжидая.

Я заблокировал выключатель в кабине, чтобы свет не выключался, когда открывается дверца.

– Проверь, насколько хорошо ты помнишь, где повороты, а потом выключи дальний свет.

Лоуренс немного выждал и выключил фары. Нас внезапно окутала тьма. Светили только фары идущей за нами машины; свет делался все ярче.

– Когда остановимся, глуши мотор и поставь машину на ручной тормоз. Но из кабины не выходи, держи руль.

– Ладно. – Молодец, он спокоен. То, что нам и требуется.

Я вынул «глок» из тайника, подождал до полной остановки, открыл дверцу, выпрыгнул, обежал грузовик сзади с пистолетом в руке. Лоуренс заглушил мотор.

Фары сзади – всего в двухстах метрах. Неожиданно они погасли.

Плохо, очень плохо!

Звезды, луны нет. Пока глаза не привыкли к темноте, я с трудом видел лишь очертания того, что находилось вблизи: дорогу, высокую траву, длинные тени от акаций на той стороне. Прислушался. За спиной тихий скрежет – от охлаждаемого металла. Хруст шагов по гравию.

– Возвращайтесь в кабину, – негромко велел я.

Она подошла ко мне.

– Когда действие транквилизатора закончится, носороги начнут буянить.

Я вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть наших преследователей.

– Как-то у меня на глазах носорог разбил в кровь голову о прутья, – продолжала она.

Я приложил палец к губам, предупреждая ее о молчании.

– На следующий день он умер. Делать уколы в темноте я не умею… Можно нам ехать дальше?

Я все понял. У нас неприятности. Кто-то сел нам на хвост; они знают наш маршрут. И они не хотят, чтобы их видели. Пока им хватает лишь того, что они следуют за нами.

Я развернулся, подошел к пассажирской дверце и подождал Флеа. Она подошла не сразу; и здесь пыталась настоять на своем. Протиснулась мимо меня, скрестив руки, опустив голову; садясь, наградила меня злобным взглядом. Я влез за ней и сказал Лоуренсу:

– Поехали. Пока можешь, не включай фары.

Она сказала:

– Это не шутка.

Лоуренс сосредоточился на дороге; он ехал медленно.

Я сидел и думал обо всем сразу.

Они знают, что мы знаем. В темноте наверняка видят так же плохо, как и я, но мотор у них не работал. Они наверняка слышали, как отъехал «мерседес». Наверняка знают, что нам рано или поздно придется включить фары, если только мы не планируем ползти с черепашьей скоростью до самого рассвета. Если они подобрались близко, они могут следовать за нами, даже не включая свет; до тех пор, пока не взойдет солнце, они будут пользоваться нашим грузовиком как маяком.

Что им нужно? Глупый вопрос. У меня за спиной рога носорога стоимостью в несколько миллионов рандов. Вопрос скорее в том, чего они ждут. Одна машина, причем небольшая, седан или пикап. Или микроавтобус, который вмещает восемь – десять человек. Их больше; если мы остановимся, нас нетрудно одолеть. Но мы только что остановились, а они ничего не предприняли.

Знают ли они, что мы вооружены? Или просто предполагают? А может, мои предположения в корне ошибочны. Что бы сделал я, если бы собирался угнать двадцатитонный грузовик?

Все зависит от цели. Я сомневался в том, что нашим преследователям нужно еще что-то, помимо рогов. Задача несложная: вынудить нас остановиться, не подвергая себя излишней опасности, нейтрализовать людей, отпилить рога и смыться. И это лишь один способ из многих без труда покончить с делом.

Я обернулся так, чтобы легко можно было залезть в сумку и достать MAG7.

– Какой ужас! – сказала Флеа.

Я пристегнулся и спросил у Лоуренса:

– Для нее ремень есть?

– Нет, дядюшка.

Я покосился на Флеа. Высокомерие ушло, но на его месте появился упрек. Впервые я вблизи увидел ее левый глаз. Еще один едва заметный шрам начинался в складке нижнего века, спускался на сантиметр по щеке – тонкий, как волосок.

– Когда скажу «ныряйте», вы спуститесь сюда. – Я показал на выемку для ног перед своим сиденьем. – Я оставлю вам место.

– Зачем?

Терпение мое начало истощаться, но Лоуренс меня опередил:

– Корнел, он – профессиональный телохранитель. Делайте, как он говорит.

– Телохранитель?

– Слушайте, – сказал я, – надеяться на то, что носороги нужны им живыми, почти не стоит. Слишком много возни в пути. Придется постоянно колоть им транквилизаторы, следить за их состоянием, на что способен только специалист. Допустим, им нужны только рога. Значит, они должны вынудить нас остановиться. Единственный надежный способ – заблокировать дорогу впереди. Нам придется прорываться вперед, сбивать все, что попадется на пути…

– Нет! – воскликнула она. – Носороги…

– Носороги достаточно надежно защищены. Если мы остановимся, в опасности будут все: и животные, и мы.

Она задумалась. Потом, к моему удивлению, кивнула. Глубоко вздохнула и посмотрела мне в глаза:

– Чего вы хотите от меня?

– Дайте мне время подумать.

Она села неподвижно.

Я проверил зеркало. Дорога за нами оставалась темной. Снова взял карту, чтобы проверить свое новое предположение.

Лоуренс сказал, что они сели нам на хвост в районе Олдейз. На втором длинном отрезке гудронированного шоссе. До того мы километров пятьдесят ехали по гравийной дороге. Не люблю гадать, но пришлось. Догадка номер один: они знали, где мы взяли груз. Просто в Северном Лимпопо очень разветвленная дорожная сеть, и они не могли наткнуться на нас случайно. Значит, по крайней мере одна машина шла за нами с самого начала. Но, как только они поняли, что мы не всегда будем ехать по большим дорогам, им пришлось сократить дистанцию преследования, чтобы не потерять нас на какой-нибудь раздолбанной проселочной дороге. Вот почему Лоуренсу так долго не удавалось их вычислить.

Догадка номер два логически следовала из первой: они знают, каким маршрутом мы поедем. Наверное, изучили карту и, как Флеа, предположили, что мы двинемся по шоссе N1 или по дороге R521 на Полокване. Будь я на их месте, я бы отправил еще несколько машин – три, а лучше четыре – на перехват у Мокопане. Удобное место – у въезда на платную дорогу. Там не составит труда напасть на стоящую машину, быстро спилить носорогам рога и исчезнуть.

Догадка номер три: после того как мы отклонились от предполагаемого курса, им тоже пришлось менять планы. Они взяли карту и сейчас успели вычертить прямую линию нашего запланированного маршрута – через Валватер, Рюстенбург и Вентерсдорп. Конечным пунктом на их плане был наш последний поворот, который мы сделали двадцать минут назад.

Догадка номер четыре: черные дела творятся во мраке. Они нападут на нас до рассвета. И действовать им придется быстро, не дожидаясь, пока мы доберемся до полицейского участка.

Я измерил расстояния до Полокване и Мокопане, прикинул среднюю скорость и все возможные варианты. Всякий раз я приходил к одному и тому же выводу: Валватер. Им придется действовать до Валватера. То есть в пределах следующих пятидесяти километров.

Я сложил карту и убрал ее. Положил «глок» на сиденье между собой и Флеа, a MAG7 взял в руки.

– У тебя кенгурятник крепкий? – спросил я у Лоуренса.

– Как сказать…

– Выдержит, если нам придется спихнуть с дороги легковушку или пикап?

– Дядюшка, три недели назад за Мидделбургом мы сбили винторогую антилопу, и кенгурятник погнулся так, что выбил лобовое стекло.

Не слишком обнадеживающая новость.

– Но мотор-то здесь? – Я похлопал по выпуклости, на которой сидела Флеа.

– Да, дядюшка, зато радиаторы впереди. Если что-то сильно нас ударит, будет плохо.

Флеа вдохнула воздух, явно собираясь что-то сказать, но потом покачала головой и продолжала молчать.

Я подумал и сказал:

– Если прорваться не удастся, придется остановиться. Лоуренс, они попытаются заблокировать дорогу. Попробуй объехать их сбоку и прорваться. Пусть изгороди тебя не пугают. Если по другую сторону изгороди земля выглядит твердой…

– Понял.

– Но времени, чтобы принять решение, у тебя будет мало.

Он кивнул и с решительным видом сжал руль.

Мое внимание привлекло зеркало. Фары снова горели сзади. Гораздо ближе, чем раньше.

– Вернулись, – сообщил Лоуренс.

– Значит, уже скоро, – ответил я и открыл MAG7.

В двухстах метрах впереди на дороге вспыхнул яркий свет.

29

…Следы бегущих животных – явный признак тревоги, а если поблизости нет хищников, скорее всего, животных спугнули люди.

Настольная книга следопыта.

Введение: браконьерство

Нас слепили фары четырех машин; мы ничего не видели, кроме каменистого утеса, вздымающегося слева, и черного обрыва справа. Идеальное место для засады.

Лоуренс резко затормозил, я велел Флеа пригнуться, а сам подвинул ноги, чтобы ей хватило места в нише, и стал соображать, что делать: выпрыгнуть из грузовика и отвлечь преследователей на себя или остаться и защищать Лоуренса и Флеа?

Она сделала то, чего я не ожидал. До того, как забиться под приборную панель, она схватила «глок». Я ухватился за него, но было поздно. Вдруг снаружи, справа, появилась темная фигура. Она вышла словно из ниоткуда: человек с ружьем махал нам рукой, призывая остановиться. Лоуренс крутанул руль, чтобы не наехать на него.

Грузовик занесло; какое-то время мне казалось, что машина потеряла управление. Мы столкнулись с человеком; послышался глухой удар.

Я решил выйти. Рассредоточить их внимание. С трудом, преодолевая перегрузку, отстегнул ремень безопасности, распахнул дверцу и выскочил в надежде, что свет наших фар меня укроет.

Секунда полета… вот и земля. По инерции я покатился в заросли травы на обочине. Я крепко прижимал к себе короткоствол, не обращая внимания на острую траву и мелкие камешки. Колючая проволока оцарапала спину – врезалась глубоко и больно. Тяжело дыша, я вскочил на ноги и увидел, как в облаке пыли тормозит наш «мерседес». В десяти метрах от меня из травы поднимаются две фигуры с автоматами в руках. Они бросаются к грузовику.

– Гаси свет! – кричат они. – Гаси свет!

Один встал на колени за кабиной и прицелился в водительскую дверцу, второй подпрыгивает, распахивает дверцу, пригибается рядом с напарником.

– Гаси свет! – громко вопят призрачные тени на фоне фар и крутящейся пыли.

Лоуренс выключает фары.

– А теперь выходи!

Пыль оседает медленно. Я увидел, что оба нападающих – чернокожие, вооружены АК-47. Перед «мерседесом» возникают еще трое с автоматами. Все целятся в ветровое стекло. Флеа с «глоком» затаилась в нише. Я надеялся, что она окажется сообразительной и не подведет меня.

– Руки вверх! – кричит кто-то с другой стороны. – Спускайся!

Лоуренс выходит.

– На землю!

Сначала я вижу только его ноги под грузовиком. Потом он падает на колени.

– Ложись!

Он ложится в пыль, положив руки на затылок.

– Эй, ты! – кричит один из тех, что стоят с моей стороны. – Выходи!

Я медленно приподнимаюсь, встаю на колени, поднимаю короткоствол, снимаю с предохранителя, целюсь в ближайшего ко мне автоматчика, надеясь, что Флеа его послушается.

– Я сказал, выходи! – орет он.

В кузове проснулись носороги: затопали, забеспокоились. По гравию шаркают подошвы; стволы «Калашниковых» стучат в дверцу. Я вижу в окне сначала руки Флеа, потом ее голову. Лицо перекошено от страха.

Холодный ствол прикасается к моему затылку. Я слышу совсем рядом спокойный голос:

– Бросай ствол!

Я опускаю MAG.

Должно быть, наши преследователи заметили, как я выпрыгнул.

Медленно, не вставая с колен, я кладу ружье на землю. Он обошел меня, очутился в поле зрения. Чернокожий здоровяк; обеими руками держит большой серебристый револьвер. Руки прямые. Целится мне между глаз.

Неожиданно он улыбается:

– Ах ты, каскадер!

Он резко нагибается и бьет меня ногой. Я закрываюсь руками, стараюсь заблокировать удар, и он попадает низко, в живот. Я падаю на спину, перекатываюсь, но он не отходит, снова бьет меня по почкам. Я меняю направление, качусь к нему, дожидаюсь, пока он снова замахнется ногой, хватаю его за сапог и изо всей силы дергаю на себя. Он грохается на спину, орет. Я вскакиваю на него, коленом бью его в живот. Он широко разевает рот, хватает воздух. Левой рукой я перехватываю его револьвер, правым локтем бью его в лицо. На меня брызжет кровь – наверное, у него сломан нос. Он разжимает руку, я выхватываю револьвер, приставляю к его виску, спускаю с предохранителя, бью его со всей силы.

– Амасимба![5]5
  Черт! (зулу)


[Закрыть] – шипит он, трогая нос обеими руками. Губы у него разбиты. – Придурок чертов!

К моему затылку приставляют ствол; я слышу сзади голос:

– Инкунзи, хочешь, чтобы я убил его?

Здоровяк раздраженно отводит от своего виска револьвер.

– Пока нет. Если будет умничать, прострели ему ногу.

– Назо-ке[6]6
  Ну вот (зулу).


[Закрыть], Инкунзи!

– Слезай с меня! – говорит Инкунзи.

Я оборачиваюсь. Оба стоят сзади, держа «Калашниковы» наготове. Я медленно встаю. Револьвер Инкунзи – «смит-и-вессон» пятисотой модели, два килограмма нержавеющей стали. Я бросаю его в траву. Инкунзи ругается на каком-то африканском языке, нагибается, подбирает свой револьвер, замахивается, метит мне в голову. Но такой тяжелой штукой разве можно замахнуться быстро? Я без труда уклоняюсь, хватаю его за руку, сбиваю с ног. Приклад «Калашникова» бьет меня по спине. Я падаю ничком. Инкунзи тут же бьет меня носком сапога по ребрам. Глухой удар, острая боль. Другие двое бьют меня сзади. Они в кроссовках, поэтому удары не такие мощные. Я даю сдачи, одному попадаю по колену, пытаюсь встать. Это мой единственный шанс. Инкунзи хватает меня за воротник, дергает. Я снова падаю на спину. К ним присоединяется еще один, теперь их четверо. Меня бьют ногами, я перекатываюсь на спину. Главное – защитить позвоночник. Подтягиваю колени к животу, руками закрываю голову. Меня швыряет туда-сюда, все тело болит. Глухой удар по голове, еще один. Сжатыми кулаками защищаю череп, слабо улыбаюсь, ускользаю в укрытие у меня в голове, слишком поздно замечаю подошву, которая метит мне в лицо.

В голове звон, я чувствую запах пыли, слышу отдаленные звуки, в неверном свете пляшут тени. Мое тело – море боли.

Один глаз заплыл. Стараюсь сосредоточиться.

Смутные фигуры.

Постепенно они обретают форму.

Оказывается, я лежу на боку перед «мерседесом», одна рука подо мной, подогнута неудобно. Должно быть, меня сюда приволокли.

Слева от меня на коленях стоит Флеа; руки на затылке. Рядом с ней Лоуренс, он тоже на коленях. К его затылку приставлен револьвер Инкунзи. Между нами на дороге валяются наши пожитки. Моя спортивная сумка, медицинский саквояж Флеа, фляжки с кофе, кружки, подушки, одежда, инструменты. Рядом со мной тело человека, которого мы сбили. Он лежит тихо, как мертвый.

Время как будто остановилось; никто не двигается.

Постепенно в уши проникают звуки. Со стороны кузова слышится металлический скрежет; потом удары молота. Переговариваются мужские голоса.

Флеа плачет.

Я понятия не имел, долго ли пролежал так.

Мимо меня проходят двое. Сильный запах солярки.

– В баках пусто, – говорит один.

– В кузове ничего нет, – отвечает другой.

Инкунзи громко ругается.

– Где они? – спрашивает он у Флеа.

– Не знаю, – испуганно ответила она.

Я медленно поднимаю голову. Меня бьют прикладом в спину.

– Этот очухался.

– Хорошо, – отвечает Инкунзи и смотрит на меня. – Я застрелю твоего приятеля, если не скажешь.

– Чего не скажу? – Голос меня не слушается. Я пытаюсь заговорить снова, но из горла рвется только хриплое сипение. Грудная клетка как будто горит.

– Ты знаешь, что нам нужно. Где они?

– О чем он говорит? – В голосе Флеа отчаянный страх.

– Ты знаешь, – говорит Инкунзи.

– Я не знаю! – умоляющим тоном говорит она.

– Тогда я его пристрелю! – Он спускает револьвер с предохранителя.

– Нет!

Кто-то наклоняется над неподвижной фигурой, лежащей рядом со мной, перекатывает его на спину.

– Инкунзи, Змей умер.

– Черт… Точно?

– Похоже на то.

– Идиот несчастный… Проверь… Погоди. Где ее пистолет?

Второй подходит к тому месту, где валяются наши вещи.

– Вон там.

Инкунзи подходит ближе.

– Дай мне! – Он засовывает большой «смит-и-вессон» за пояс, выхватывает у своего подручного оружие – мой «глок».

– Зачем дамочке такая пушка?

– Он мой, – с трудом сиплю я.

– Что?

– Он мой.

– Вот и отлично, – говорит Инкунзи, подходит к телу Змея, приставляет дуло к виску, стреляет. Повсюду кровь, мозги, осколки костей. Флеа тоненько, испуганно мяукает. Лоуренс кричит, сгибается пополам. Его выворачивает наизнанку.

– Теперь застрелим живого, – говорит Инкунзи и подходит к Лоуренсу. Встает над согнутой фигурой и приставляет мой «глок» к его затылку.

– Где товар? – Судя по выговору, он – наш соотечественник.

– Не знаю! – кричит Флеа.

– Раз…

– Прошу вас, не надо!

– Два…

– Берите рога! – в ужасе кричит она.

– На кой мне сдались твои вонючие рога?

– Так что же вам нужно? – хриплю я.

– Ты и сам знаешь.

Я понятия не имею, о чем он.

– Нет, – говорю я, пытаюсь покачать головой и понимаю, что напрасно это сделал.

– Вы же остановились – еще там.

– Потому что вы ехали за нами.

Он задумчиво оглядывает беззащитную шею Лоуренса Лериша. Нажимает на спусковой крючок. Грохочет выстрел; голова Лоуренса дергается. Флеа издает первобытный, животный крик. Лоуренс по-прежнему стоит на коленях, зато на дороге рядом с ним взметается облачко пыли. Инкунзи промазал нарочно.

Душераздирающий крик Лоуренса. Его снова выворачивает.

Флеа плачет, ее трясет.

Здоровяк оглядывает нас по очереди. Лоуренс жадно хватает воздух ртом, пытаясь остановить рыдания. Вдруг Инкунзи быстро подходит ко мне.

– Ты выбросил их в вельд!

– Что? – спрашиваю я.

Он издает какой-то звук – может быть, смеется, но губа у него разбита. Наверное, у него болит нос. Хоть какое-то удовлетворение!

– Нам все известно. – Он нагибается и кладет большую ладонь мне на затылок.

Сотрясение мозга не способствует здравому мышлению. Я не знаю, что сказать.

– Берите грузовик, – говорю я. – Берите все. Меня тоже. Их оставьте… пожалуйста!

– Нет, – рассудительно отвечает Инкунзи. – Ты только скажи: выкинул их в вельд? Где нам искать? За изгородью?

– Я ничего не выкидывал. Только хотел проверить, едете вы за нами или нет.

Перед тем как ответить, он задумывается.

– Ты профессионал, – говорит он. – Интересно, зачем ты здесь. Огнестрельное оружие, обходные пути… Для этого должна быть причина.

– Мы же везем носорогов.

Он снова издает странный смешок; лицо у него как маска.

– Рога стоят кучу денег, – объясняю я.

– Китайское колдовство, – говорит он и сплевывает в пыль. – Не мое дело.

– А твое дело какое?

Не обращая на меня внимания, он медленно отворачивается. Наклонив голову, задумчиво ощупывает нос, оглядывается на одного из своих подручных:

– Уверен, что здесь ничего нет?

– Да, Инкунзи.

– Ч-черт! – Он достает из кармана платок, вытирает им мой «глок» и швыряет пистолет на землю, к остальным нашим вещам.

– Мы пометили то место, где они остановились. Три камня по обе стороны дороги…

Вот почему они на время отстали!

– …возьми с собой людей, прочешите каждый сантиметр. Они должны быть там.

– А с ними что делать? Прикончим?

Инкунзи смотрит на меня:

– Хотя бы этого гада… Я сам его шлепну. Но сначала…

Он подходит к Флеа, за волосы вздергивает ее на ноги. Разворачивает к себе лицом. Она вырывается, но он держит ее конский хвост железной хваткой, прижимает ее к себе. Приставляет разбитые губы к ее уху, левой рукой лапает ее за грудь, что-то шепчет – я не слышу что.

Ее бьет крупная дрожь.

Он отпихивает ее, быстро оборачивается и возвращается ко мне. Достает из-за пояса «смит-и-вессон», встает надо мной, расставив ноги. Лицо его бесстрастно. Он поднимает револьвер.