Текст книги "Кровавый след"

42

Обычный человек при наличии практики и опыта может развить в себе навыки следопыта, но для того, чтобы стать по-настоящему выдающимся следопытом, нужно обладать врожденными способностями.

Настольная книга следопыта.

Обучение

Прежде чем начать, он снова выдержал паузу.

– Это только гипотеза, но я почти уверен… Позвольте рассказать вам все с самого начала…

Он сказал, что современная обстановка в Зимбабве напоминает цирк. Два года назад арестовали двух егерей из национального парка «Чизарира». Их взяли с поличным, с двадцатью двумя слоновьими бивнями. Последовали громкие протесты со стороны «зеленых», но когда под угрозой международного бойкота оказалась единственная отрасль, приносящая деньги в страну, правительство Мугабе вынуждено было отреагировать. В знак примирения они согласились провести перепись слонов, на которой настаивал Всемирный фонд охраны дикой природы. Представители этой организации связались с Эрлихманом, так как знали его прошлое. В составе группы волонтеров, которые приезжали к ним в лагерь в апреле, была и Флеа ван Ярсвелд.

Эрлихман обратил на нее особое внимание после того, как она затмила трех других следопытов.

– Она настоящий феномен, я никогда не видел ничего подобного. Шестое чувство… она отлично понимает вельд, животных, насекомых, птиц… Я начал к ней приглядываться. Тем более что смотреть на нее приятно… – Он улыбнулся ностальгической стариковской улыбкой.

Флеа работала от рассвета до заката как заведенная. А по вечерам участвовала в общих мероприятиях. Активно общалась со всеми – представителями Фонда дикой природы, егерями, другими волонтерами, рабочими, охранниками… Однажды она оказалась за одним столом с Эрлихманом и двумя весьма энергичными молодыми ветеринарами, голландцем и австрийцем. Они заспорили о том, как лучше усыплять слонов. Европейцы сыпали цитатами из научных трактатов, названиями разных теорий. Флеа заставила их замолчать единственным словом: «Чушь!» И подробно, хотя и несколько раздраженно, поведала им, как усыпляют слонов в Африке.

– Я подумал: очевидно, она ветеринар. Спросил ее, не училась ли она в Ондерстепорте. Нет, ответила Флеа, она три года проработала с Дау Гроблером. Надо вам сказать, Дау раньше возглавлял службу отлова в парке Крюгера. Он, наверное, лучший из лучших. И все равно ее познания отличались… необычайной глубиной. Она очень умная девушка. Но я отклоняюсь от темы…

– Значит, она – не ветеринар?

– Нет. Но способна заткнуть за пояс любого дипломированного специалиста. У нее глубокие познания во всех областях. Когда речь зашла о перевозке диких животных, оказалось, что она знает гораздо больше тех двух ветеринаров. Вот почему, столкнувшись с необходимостью переправить Дидерику двух носорогов, я сразу вспомнил о ней и вызвал ее…

Я едва не пропустил важную деталь, задумавшись над его словами. Как ловко Флеа нас всех провела! «Ты ветеринар», – с почтением сказал Сванни, когда мы грузили носорогов. В ответ она пальнула в него очередью медицинских терминов: анемия, желудочно-кишечные заболевания… Очень изящно ушла от ответа. Потом до меня дошло, что сказал Эрлихман.

– Вы ее вызвали? Как вы с ней связались?

– Она оставляла свою визитную карточку всем, кто так или иначе был связан с переписью. Я позвонил ей по мобильному.

– Карточка еще у вас?

– Конечно. Я найду ее вам. Но сначала позвольте поделиться своими предположениями насчет того, что произошло. Выводы можете делать сами. Первое время меня восхищала ее способность ладить буквально со всеми. Она всех околдовывала, зачаровывала своим обаянием. Позже я понял, что она придерживается некоего принципа. Некоторых людей она начала игнорировать, даже относиться к ним свысока, зато другим уделяла гораздо больше внимания.

Ему нетрудно было догадаться о ее цели: она проводила все больше времени с теми, кого считала полезными для себя. С людьми, которым ее услуги могут пригодиться в будущем, или с людьми, которые могут познакомить ее с важными шишками. Но самым примечательным оказался последний вечер, заключительное мероприятие.

– Мы устроили огромное барбекю, спиртное лилось рекой. Старались не ударить в грязь лицом перед важными гостями. К нам тогда в самом деле слетелись большие люди: министр по делам окружающей среды и туризма, три главы департаментов, глава министерства национальных парков, местный директор Фонда дикой природы…

Эрлихман быстро оглянулся через плечо, оперся о стол и понизил голос, словно делился с нами тайной:

– Но больше всего времени в тот вечер Корнел проводила с Джонсоном Читепо…

Он увидел, что это имя не произвело на нас никакого впечатления.

– Вы никогда не слыхали о Джонсоне Читепо?!

– Нет, – ответил Лоттер.

– Лучший друг Мугабе. – В голосе Эрлихмана недовольство смешивалось с восхищением. – Он возглавляет зимбабвийскую разведку… Команду совместных операций. С его ведома в Зимбабве можно совершить любое преступление и выйти сухим из воды. Если верить слухам, он еще и подделал результаты последних выборов. Кандидат номер один на пост следующего президента.

Как и в своих охотничьих рассказах, Эрлихман умело подводил свой рассказ к кульминации.

– Но дело даже не в том, чем Читепо занимается сейчас. Ключ ко всему – в его прошлом и в прошлом всего региона. Видите ли, в девяносто восьмом году президенту Конго Лорану Кабиле срочно потребовалась армия. Его бывшие союзники, Руанда и Уганда, тогда обернулись против него; вражеские войска дошли до пригородов крепости Кабилы в Киншасе, и он отчаянно нуждался в помощи. Тогда он вспомнил о своем старом приятеле Мугабе и позвонил ему. И Мугабе послал в Конго Джонсона Читепо с четкими указаниями: пойди и выясни, чем это выгодно для нас. Как оказалось, помощь Кабиле в самом деле сулила многие выгоды. Кабила предложил Мугабе концессию на шахты в Мбуйи-Майи в обмен на то, что Мугабе временно предоставит в его пользование свою армию. Знаете, что добывают в Мбуйи-Майи?

Мы покачали головами.

– Алмазы, – прошептал Эрлихман.

– Ага! – воскликнул Лоттер.

Эрлихман глубокомысленно кивнул:

– Да, алмазы! – Он допил коньяк. – Вот что, по-моему, вывозила отсюда Корнел.

Он дал нам время переварить услышанное: потянулся за бутылкой, вопросительно посмотрел на Лоттера.

– Нет, спасибо, мне завтра лететь.

Эрлихман кивнул и налил себе еще.

Его рассказ не до конца убедил меня.

– Война в Конго была десять лет назад…

– Забудьте о войне. Тогда все только началось. А теперь пораскиньте мозгами. Что происходит сейчас? На шее Зимбабве затягивается петля. За год из Мбуйи-Майи выкачивают алмазов на несколько миллионов американских долларов, а покупателей все меньше и меньше. Изоляция Зимбабве усиливается. Приняты международные санкции, ЕС заморозил все зарубежные активы зимбабвийских министров, а «Кимберлийский процесс»[8]8
  «К и м б е р л и й с к и й процесс» – созданное в 2000 г. сообщество стран – добытчиков и стран – потребителей алмазов с целью исключения из алмазного товарооборота так называемых конфликтных (нелегально добытых) алмазов. В ходе Кимберлийского процесса была выработана программа сертификации алмазов перед продажей.


[Закрыть] все больше препятствует им находить рынки сбыта для своих «грязных» камушков. Нельзя забывать и о международном терроризме. Видите ли, иностранные владельцы Мбуйи-Майи напрямую связаны с «Аль-Каидой».

– Вы шутите! – сказал Лоттер.

Эрлихман покачал головой:

– Нет, не шучу. Еще в девяносто восьмом Мугабе и Читепо столкнулись с огромной проблемой. У них не было оборудования для добычи алмазов. Но в Африке на мертвечину всегда слетаются стервятники. На сцену выходит некий Саид Халид бен Алави Мэки, бизнесмен и нефтяной магнат из Омана. У него есть необходимое оборудование… Через неделю подписали соглашение о создании совместного предприятия. Учредителями стали вооруженные силы Зимбабве, правительство Зимбабве и Мэки. Очевидно, связь с «Аль-Каидой» наладил именно наш мистер Мэки. Через свои многочисленные компании он не только отмывает деньги для террористов, но также занимается прямыми поставками. Помогает своим друзьям деньгами и оружием. Ну а в последнее время… вы, наверное, понимаете, как трудно стало Читепо избавиться от бриллиантов. За ними следят все, в том числе ЦРУ. Все обычные каналы заблокированы, все погранпосты просматриваются. Если верить слухам, Читепо готов продать алмазы на любых условиях, а время на исходе. Для него, для Мугабе, для Зимбабве. То есть… кто знает, куда приведет новая правительственная коалиция? Сейчас каждый за себя, и даже они следят друг за другом, как коршуны… В общем, в последний день на приеме Джонсон Читепо много времени провел с Корнел. Помню, я пошел спать незадолго до полуночи, а они сидели рядышком, сблизив головы, и вели какой-то серьезный разговор. По-моему, я догадываюсь, о чем они говорили. Она наверняка показалась ему идеальной кандидатурой – южноафриканка, белая, которую никак нельзя заподозрить в связях с контрабандистами. А воспользоваться носорогами… Да, это очень, очень разумно.

Я спросил его о носорогах.

Эрлихман сказал: больше года назад до него дошла весть, что Дидерик Бранд, благодетель зимбабвийских фермеров, очень хочет приобрести пару носорогов для разведения. Когда он в июне случайно набрел на двух подходящих животных – километрах в двадцати, не дальше, от того места, где мы сейчас сидим, – он понял, что в Зимбабве животные вряд ли выживут. Браконьеры активно охотятся на черных носорогов; полиция не препятствует браконьерам, а, наоборот, часто покрывает их. Вот почему он сразу же уведомил Дидерика о находке. Они договорились: Бранд финансирует операцию, а Эрлихман делает все возможное для того, чтобы носороги в целости и сохранности добрались до границы. Начав обдумывать операцию, Эрлихман сразу подумал о Корнел ван Ярсвелд, потому что она знала, как усыпить животных во время перевозки. Он нашел ее визитную карточку и позвонил ей…

– Когда это было? – уточнил я.

– В начале июля. Через два дня после того, как я ей позвонил, она приехала сюда. Нам с ней почти не пришлось ни о чем договариваться. Если я предоставлю рабочих, которые проведут погрузку животных, она обещала устроить все остальное – грузовик, наркоз для животных. Правда, просила она за свои услуги довольно много. Двести пятьдесят кусков…

У Флеа было почти три месяца и четверть миллиона рандов, чтобы все организовать. И скорее всего, она заручилась помощью Джонсона Читепо и зимбабвийских властей. По ее поручению кто-то сконструировал контейнеры особой формы, ей помогли миновать блокпосты, благополучно доставить драгоценный груз на границу. Если Эрлихман прав…

– Я наблюдал за носорогами; мы назначили дату отлова и провели операцию на той неделе. Корнел усыпила животных, мы погрузили их в машину, и она отправилась в путь. На самом деле все прошло достаточно прозаично.

И когда она скрылась за поворотом, оба носорога пребывали в добром здравии. – Эрлихман жестом показал в сторону колеи джипа, которая уводила прочь от лагеря.

– Когда… она скрылась за поворотом? – переспросил я.

– Совершенно верно.

– Одна, без водителя?

– Она сказала, что сменщик-водитель ждет ее в Квекве. Это примерно в ста пятидесяти километрах отсюда.

43

Походка каждого человека индивидуальна; человек оставляет на земле своеобразный «автограф».

Настольная книга следопыта.

Введение

Мне не спалось. Я лежал в палатке, прислушивался к ночным звукам Африки, но узнавал только вой шакала. Остальное оставалось неразборчивым: птицы, насекомые, ночные животные жили во тьме своей тайной жизнью. Как и многие из нас.

Прежде чем мы, наконец, разошлись, я задал Эрлихману еще два вопроса. Первый был о том, упоминала ли когда-нибудь Флеа о своем доме, о своем прошлом.

– Странно, что вы спросили, – ответил он. – Ночью, накануне того дня, как мы отловили носорогов, я спросил ее, откуда она родом. А она показала на свою красную дорожную сумку и ответила: «Вот мой дом». Я решил, что она меня не поняла. Где она выросла? Она как-то странно усмехнулась и ответила: «В чистилище». Я так и не понял, что она имела в виду.

Второй мой вопрос относился к Дидерику Бранду и ящикам фирмы «Квернер».

– Что ж… – он посмотрел на свой стакан, как будто в нем можно было обнаружить что-то важное, – это Африка!

В курсе ли он, что в тех ящиках было оружие?

– Да, я в курсе.

Куда они подевались?

Эрлихман встал; я заметил, что он уже не слишком твердо держится на ногах.

– Пошли!

Он взял с соседнего стола керосиновую лампу и зашагал вперед. Я потопал за ним, Лоттер остался у костра.

Эрлихман повел меня вверх по склону холма. За темными акациями и каменистыми осыпями, спрятанные в тени деревьев, стояли два низких строения из рифленого железа. В таких ангарах строительные компании часто устраивают временные мастерские. Ангары были кое-как, небрежно выкрашены в грязно-зеленый цвет. Двойные двери одного ангара стояли нараспашку. В слабом свете лампы я увидел внутри два «лендровера» – один стоял на деревянных блоках – запчасти, старые покрышки, инструменты. Эрлихман подошел ко второму ангару, передал мне лампу, вынул из кармана связку ключей, повозился с ними и отпер дверь. Взял у меня лампу, вошел. Откинул брезент, и в тусклом свете заплясала пыль.

– Вот они.

Под брезентом оказались ящики.

Я наклонился над ними. Два ящика оказались открыты, остальные остались нетронутыми. Эрлихман открыл крышку, и я увидел ружья, упакованные в пузырчатую пленку… В ящике я заметил несколько пустот – нескольких ружей недоставало.

– Вы ими торгуете?

– Хотите?

– Зависит от цены.

– Выбирайте. Это бесплатно!

Я молча уставился на него. Досадливо поморщившись, словно мое недоверие его обижало, Эрлихман достал из ящика MAG7, а из соседнего ящика – коробку с патронами. Сунул подарки мне в руки. Снова накрыл ящики брезентом и вышел. Пока он запирал ангар, лампу поставил на землю. Мы пошли назад. На пол пути Эрлихман остановился, поднял лампу и посветил мне в лицо.

– Вид у вас прекрасный… Прямо праведник! – Он не упрекал, просто констатировал факт. Отвернулся было, но потом передумал и снова повернулся ко мне лицом. – Мне кажется, у вас есть свои демоны. – Поднял вторую руку; долю секунды мне почему-то казалось, что он хочет меня ударить. Но он лишь распустил свой конский хвост и легко встряхнул головой. Волосы рассыпались по плечам. Он сказал: – Оружие я раздаю бесплатно. Своим друзьям-фермерам. Немногим, кто у меня остался. Так хочет Дидерик. Поэтому он и сделал мне такой подарок.

Потом он медленно развернулся и зашагал к костру. Лоттеру он сказал:

– Желаю вам спокойной ночи. – Эрлихман взял свой посох и вразвалку, как гамадрил Рафики, направился к палаткам.

Я лежал прислушиваясь, размышляя о ночных животных и тайной жизни. О том, какое впечатление мы производим на окружающих. И какие придумываем сказки, стремясь приукрасить свое прошлое. Мы наносим на себя многочисленные слои камуфляжной раскраски, ловко меняя фасады, а наша сущность часто остается невидимой. Дидерик Бранд. Шакал. Фермер-контрабандист. «Тот еще тип», как называют его Лоуренс Лериш и Лоттер. И совсем не «черный лебедь», каким считал его я. Его цвет – серый; оттенок вполне безобидный. При упоминании Бранда жители Бо-Кару расплываются в добродушной улыбке: «Ох уж этот Дидерик!» Значит, он намеренно надел на себя личину рискового парня, который ходит по краю, оставаясь все же на относительно безопасной территории и не теряя доброго имени. Как говорит Эмма о своих клиентах и их продукции, «это его уникальная особенность реализации», качество, которое выделяет его в толпе. То, что он предпочитает рассказывать о себе сам.

Нарочно ли он скрывает от Локстона свою роль благодетеля, который помогает в нужде фермерам из Зимбабве и бесплатно раздает им оружие? Может, думает, что его образ принизится, сделается не таким интересным?

Как странно! Настоящий Дидерик Бранд, прошу вас, встаньте… А может, он на самом деле такой, какой есть? Человек есть сумма всех своих противоречивых черт. А больше всего на свете ему нравится стоять у ворот загона, наблюдать за мирно пасущимися носорогами и знать, что их спасли его деньги, его труд, его заботы, его невинная ложь, его мошенничество?

И Эрлихман со своими седыми волосами, браслетами и длинным посохом. Еще один бренд, имидж, подкрепленный его глубокомыслием, характерными жестами, хорошо рассчитанными паузами, поставленным голосом, очаровательными сказками. Я по натуре привык остерегаться таких, как Эрлихман, так как подозреваю, что они что-то скрывают. Или, по крайней мере, живут в мире фантазий. И то и другое при моей профессии сулит крупные неприятности.

«Мне кажется, у вас есть свои демоны». Что он имел в виду? Все что угодно. Что демоны есть и у него. Что он проявил проницательность – и интерес – и заметил моих. Что он меня не осуждает. Все это делает его образ гораздо глубже и интереснее, чем его тщательно расписанный фасад. Невольно возникает вопрос: зачем ему это надо?

Ответ, как и в случае с Дидериком, возможно, кроется в его желании быть замеченным.

Эмма любит рассуждать, что потребность выделиться отличает любую крупную компанию. В основе всего лежит простое человеческое желание быть не таким, как все, бежать от однородности, монотонности. Мы создаем свой образ с помощью всего, что мы покупаем. Мы словно хотим показать себя миру, сказать: «Вот он я». Эмма любит подобные гипотезы. На меня же они нагоняют тоску. Я думаю по-другому. Мне кажется, сейчас нас определяют уже не только и не столько наши поступки. Нас определяет то, чем мы владеем. Страсть к излишествам и жадность – движущая сила общества потребления, источник лжи и отговорок.

То же самое относится и к Флеа ван Ярсвелд. Она тоже нашла лекарство от трагического прошлого, многочисленных травм и унижения. Я вспомнил наш разговор о богатых африканерах. Флеа тогда сказала: они не все такие. Все дело в том, что ей самой больше всего хочется стать богатой. Она искренне верит, что богатство смягчит ее боль.

Ее измышления отличались продуманностью, безжалостной сосредоточенностью. Я отлично представлял себе, как она вела себя здесь, во время переписи слонов. Одежда подчеркивает ее красоту; она трудолюбива и деловита. Она неустанно ищет для себя новые возможности, завязывает знакомства. Презрительно отталкивает бесполезных, тепло обхаживает нужных людей.

Она ловко обвела нас вокруг пальца – и меня, и особенно Лоуренса. Наверное, она сразу поняла, как с нами следует обходиться. Хуже всего ей пришлось, когда ее положили на землю перед грузовиком. Пока Инкунзи и его подручные обыскивали «мерседес», ее планы висели на волоске. На карту была поставлена не только ее жизнь… Но как быстро она пришла в себя и приспособилась к новым обстоятельствам!

Она украла мой «глок». Наверное, после моей второй встречи с «Рыцарями Харли» поняла, что я это так не оставлю и постараюсь ее найти… И заранее позаботилась обо всем.

Эрлихман сказал: «Она такая способная». Флеа не просто способная. Она задумала всю операцию, спланировала ее и провела.

Интересно, что она будет делать, когда поймет, что деньги не исцелят ее раны?

44

Отстрел опасных животных следует предоставить опытным загонщикам, которые знают, что делать.

Настольная книга следопыта.

Опасные животные

Завтракали мы в одиночестве. Чипиндука, водитель «лендровера», сказал:

– Шамба пошел на прогулку. Он передал вам привет, просил попрощаться с вами и сказать, что вам всегда здесь рады.

– Он много ходит пешком? – спросил Лоттер.

– Каждое утро и каждый день после обеда. – Чипиндука достал что-то из нагрудного кармана рубашки: – Вот что Шамба просил передать вам.

Я взял визитную карточку песочного цвета с изображением звериной лапы. «Корнел ван Ярсвелд». Адрес электронной почты в Гугл-мейле, номер мобильного телефона. Не тот, какой она дала Лоуренсу.

Лоттер спросил у Чипиндуки:

– Что значит «шамба»?

– На языке шона это значит «лев». У него грива, как у льва.

– Ты умеешь читать звериные следы? – спросил я.

– Умею.

Я показал Чипиндуке карточку Флеа:

– Вот это чей след?

Он долго разглядывал отпечаток.

– По-моему, бурой гиены.

– Бурой гиены? Почему именно бурой?

– Бурая гиена не похожа на других гиен.

– Чем?

– Она охотится в одиночку.

Пока Лоттер отвязывал самолет, он спросил:

– Ну, что будем делать дальше?

Я осмотрел короткую взлетную полосу, холмы вокруг.

– Шаг первый: постараться выжить после взлета.

– А если мы каким-то чудом выживем?

– Пожалуйста, забросьте меня в Йоханнесбург.

– Думаете, она там?

– Может, и нет. Зато туда ведет последняя цепочка следов. Инкунзи, который прижался к Флеа и что-то прошептал ей на ухо.

– И еще вам хочется расквитаться.

– С этим, скорее всего, придется подождать.

Лоттер удивленно поднял брови. Я пояснил:

– Мне приходится выбирать между удовлетворением и информацией. Трудный выбор.

– Я уже заметил, – сказал он и начал проверять приборы. Оба шона следили за ним с большим интересом. – Хочешь прокатиться? – спросил Лоттер у Чипиндуки.

Оба заулыбались, показывая белоснежные зубы, покачали головами:

– Мы не сумасшедшие!

– Вот именно, – сказал я.

Они расхохотались.

Как только Лоттер все проверил, мы попрощались и сели в самолет.

Лоттер был по-прежнему раздражающе бодр.

– Когда-нибудь видели чудо?

– В общем, нет.

– Тогда для вас настал великий день…

Чудо произошло, только я не понял, как это случилось, потому что плотно зажмурил глаза.

Когда мы набрали высоту и Лоттер закончил болтать на своем летном жаргоне с диспетчером, я спросил, отождествляет ли он себя с каким-нибудь зверем.

– Это в каком еще смысле? – спросил он, подражая выговору Арнольда Шварценеггера.

– Мне кажется, сейчас пошла такая мода. Шамба – лев, Флеа – бурая гиена, у бандита, который погиб ночью, того типа, была кличка Змей, а я собираюсь навестить Инкунзи – Быка. Что стряслось со всеми ними?

– Наверное, это часть нашей культуры, – философски заметил Лоттер. Через несколько минут он спросил: – Когда-нибудь читали Лауренса ван дер Поста, натуралиста?

– Нет.

– Он описывал встречу маленького суриката и огромной кобры…

– Ну и что?

– Очень на вас похоже… Я не кобру имею в виду.

– Сурикат победил?

– А знаете, я не помню.

В начале первого мы приземлились в международном йоханнесбургском аэропорту Лансерия.

– Придется высадить вас у ангара, мне нужно заправиться. Кстати, у вас там, в сумке, ружье?

Вчера ночью, когда я вернулся с прогулки с Эрлихманом с ружьем и коробкой патронов, он ничего не сказал.

– Да.

– Скажите, что мы прилетели из Мусины. Тогда вам не придется проходить таможню.

– Спасибо, Лоттер.

Он пожал мне руку:

– Путешествовать с вами было интересно и познавательно.

– Могу сказать почти то же самое, если убрать из уравнения посадочную полосу в Зимбабве.

Он расхохотался.

– Желаю удачи, приятель! Когда все закончится, позвоните. Ужасно хочется узнать, чем все закончится.

В фирме по прокату машин я спросил, есть ли у них «форды».

– «Форды»? – Я как будто сделал девице неприличное предложение.

– Да, если можно.

– Почему? – спросила она с подозрением.

– Я люблю «форды».

Пока компьютер искал в базе, она косилась на мою разбитую физиономию.

– Есть «форд-икон». Хотите?

– Большое вам спасибо.

Она поднесла к свету мое удостоверение личности, чтобы удостовериться, что оно настоящее. Вот какую цену приходится платить за верность любимой марке машин… Не считая телесных повреждений.

В Сандтон я поехал по шоссе, переполненному машинами; пришлось ползти с черепашьей скоростью. Интересно, когда запустят скоростной поезд «Гаутрейн»? Единственное, что мне не нравится в Йоханнесбурге, – вечные пробки. Они нагоняют на меня тоску.

В сандтонском «Холидей-Инне» мою машину не сочли чем-то предосудительным; мне дали номер на третьем этаже с видом на улицу. Поставив сумку на кровать, я вынул визитную карточку Флеа и по аппарату из номера позвонил ей на сотовый.

Звонок сразу переключился на автоответчик: «Говорит Корнел. Пожалуйста, оставьте сообщение». Голос деловитый, слегка поспешный. Флеа в роли модного ветеринара. Я нажал отбой и сразу же позвонил Жанетт, чтобы ввести ее в курс дела.

Моя начальница – женщина разносторонняя, но больше всего меня поражает ее неиссякаемая способность к употреблению выражения «…твою мать». В ходе моего рассказа она употребила его четыре раза, всякий раз с разной интонацией и в другом смысле. Услышав об алмазах, она воскликнула «…твою мать!» чуть ли не с восхищением. Я понял, что предприимчивость Флеа произвела на нее сильное впечатление.

– Вот почему мне обязательно нужно потолковать с Инкунзи. Он – последнее связующее звено.

– Потолковать, говоришь?

– Жанетт, я вежливо объясню ему, что сотрудников «Бронежилета» обижать не рекомендуется.

– Ха! Так я тебе и поверила!

– Жанетт, мы перевозили носорогов в грузовике моего друга Николы… Инкунзи мог списать регистрационный номер. Если они захотят нас найти, они нас найдут. Как бы у меня ни чесались руки по-быстрому сделать ему пластику всей морды, я понимаю, что это не самое разумное решение. Тогда нам с Лоуренсом до конца дней придется оглядываться через плечо.

– Ч-черт, – сказала Жанетт. – Жди крупных неприятностей: Леммер употребил слово «разумное».

– Если что-то случится с Лоуренсом или Николой… Локстон меня никогда не простит. Во всяком случае, для меня гораздо важнее отобрать «глок».

Она хмыкнула.

– С чего ты взял, что Инкунзи захочет с тобой беседовать?

– У меня есть план.

– Выкладывай!

Я изложил ей свои соображения. Когда замолчал, она презрительно осведомилась:

– И это ты называешь планом?

– А вдруг получится? Можешь предложить что-нибудь получше?

– Да, могу. Возвращайся-ка ты в свою глухомань, а алмазы и все прочее выбрось из головы. Но я ведь знаю, что ты этого не сделаешь. Ладно, добуду тебе его домашний адрес. Тебе нужно что-нибудь еще?

– Да. Мне очень нужен гример. Лицо у меня сейчас уж слишком заметное.

– Посмотрим, что удастся сделать.